Тирр опять смотрела в его зелено-золотистые, такие печальные глаза. Прошлое любит приходить ночами, под покровом тьмы, когда любая тень многозначна и может казаться чем-то иным. Любит приходить незваным гостем, стучась в приоткрытые форточки подсознания.
Этот взгляд... Открытый, доверчивый, невинный, добрый, и такой грустный. Взгляд, в котором нет надежды, он ведь уже знает, знает все, что будет потом. Но почему надежды не было никогда, даже самый первый раз? Неужели, он и тогда - знал?
Сейчас во всей вселенной существуют только они - Тирр и Котенок. А весь мир вертится вокруг них сумасшедшей каруселью полуреальных теней, так словно сама земная ось прошла где-то между ними, навсегда разделяя их во времени и в пространстве. Тирр почти не замечает окружающего, она видит только его: маленького, серо-полосатого с совсем еще мягкой и нежной шерсткой, с тоненьким, беззащитным и немного дрожащим хвостиком, смотрит на его слабые лапки, на которых еще и ходить получается с трудом, не говоря о том, что бы бегать и прыгать. Лапки, на которых нельзя убежать, мягкие коготки, которыми нельзя защитится.
Краем глаза Тирр различает окружающие тени, они все время меняются как картинки в калейдоскопе. Вот они стоят на вершине смой высокой горы и вокруг них носится холодный и жесткий ветер, которого они не чувствуют, потому что видят только друг друга. Вот они в горящем здании, но огонь - лишь призрак, который можно не замечать. Вот они на псарне, и по сторонам прыгают лающие в бешеной злобе огромные псы, но собачьи тени свободно проходят сквозь них, пока их не замечать, они не существуют, они - не настоящие. Нет, настоящие, но они там, а Тирр с Котенком - здесь, совсем в другом мире. И совсем не важно, что она не знает, где находится это удивительное место, в котором можно смотреть в глаза своему прошлому.
Каждый раз снятся новые тени, но Тирр всегда чувствует, когда приближаются Они. Они, ненависть к которым пересилит ее тоску и она будет видеть их, а не Котенка. Она уже знает, что как только она перестанет видеть только его, Котенок уйдет в их мир. Он станет реальным для них, а они - для него, а Тирр останется здесь, в этом странном месте одиноким, безвольным наблюдателем. Наблюдателем, который ничего не может изменить.
Или - не так? Или она опять путает причину и следствие? Или она просто уйдет, веря что призраки не могут причинить зла им - реальным ? Забывая или не помня, что они реальны, только пока вместе? И Котенок останется сам... Сам, потому что она ушла?
Что было раньше? Что было потом? Какая разница, почему она уходит? Чтобы мстить за свою ненависть или просто не зная, к чему приведет ее уход? Неважно - круг замыкается. И она знает, что и ее прошлый уход, и ее теперешняя ненависть - ячейки этого бесконечного круга. И одну из них можно изменить, но она просто не в состоянии этого сделать, у не просто не хватает сил. А, может, любви? Почему каждый раз она перестает видеть Котенка, а видит - лишь Их?
Сменяется очередной раз картинка в калейдоскопе. Это опять Они. Тирр Их еще не видит, но уже чувствует запах, запах бессмысленной жестокости и разгульной злобы. Запах, который пробивается даже сквозь начинающие заполонять пространство пары алкоголя и перегара. Вот они появляются на границе видимости, мир буквально пронизывают волны трусливой, угарной, бессердечной агрессии, которая ищет на ком бы сорваться. Кого раздавить или уничтожить, чтобы потешить свою воспаленную страсть к разрушению.
Тирр уже смотрит только на Них, в последний миг замечая становящийся прозрачным силуэт Котенка. Кошки не умеют плакать, но в его глазах светится едва заметная слезинка. Нет!!! Для Тирр внезапно становится совершенно неважным, кто или что к ним приближается. И насколько это Что не имеет права на существование. Пусть происходит что угодно, лишь бы она могла стоять и просто смотреть в его глаза. Видеть его взгляд. Этот взгляд... Открытый, доверчивый, невинный, добрый, и такой грустный.
Мир меняется, тени опять становятся тенями. А они с Котенком стоят на вершине самой высокой в мире горы, и пусть с нее невозможно спуститься, но они могут стоять и смотреть друг на друга хоть вечность. И пускай в его взгляде никогда не появится радость, но из него исчезает эта щемящая безнадежность вечного безумного бега по одному и тому же замкнутому кругу. И Тирр, знает, что теперь уже - навсегда...