Аннотация: История одной войны глазами многих её участников. Вероятно, в процессе написания продолжения, концепция будет слегка изменена, но это произойдёт ещё очень не скоро.
Механизм
Всадник разглагольствовал уже добрых двадцать минут. Всё население небольшой деревни Броды стояло у дома местного старосты и слушало пламенную патриотическую речь столичного гостя. Тот, вопреки своему напыщенному виду, производил впечатление, скорее, комичное: королевский представитель был невысок и кругл, коротенькие ножки находились в напряжённом состоянии, чтобы не выскользнуть из стремян, а упитанное брюшко тот старался компенсировать горделиво выпрямленной спиной и очень узким чёрным камзолом. Как можно было надеть тёмную одежду в такой день - неясно. Жара в августе установилась просто невыносимая, от полудня до шести вечера из дома лучше было не выходить. Даже привычные к тяжёлым погодным условиям юга королевства местные сервы падали в обморок от солнечного удара, работая на полях.
А тот всё надрывался высоким голосом, изредка поправляя свою шляпу, да натягивая удила лошади, чтобы стояла смирно:
-...и время настало, когда долг ваш отринуть косы и серпы и взяться за оружие, достойное мужей и истинных защитников! Готовы ли вы встать грудью на защиту своих жён и детей, не отдать вероломным прихвостням герцога де Кортесса ни клочка вашей земли? Той земли, которую вы и ваши отцы поливали своим потом на протяжении многих лет? Ваш господин готов защищать ваше право на свободу до последнего солдата, но без вашей поддержки мы не выдержим удара полчищ захватчиков!
Крестьяне стояли вокруг всадника и хмуро слушали. На ближайшем заборе повисла стая мальчишек. Кто поменьше, те уже, пользуясь тем, что родители не смотрят, принялись кататься на калитке. Сначала двое, затем ещё один. Маленькая девчушка в синем платьице никак не могла допрыгнуть до калитки и уже готова была расплакаться от бессилия. Положение спасла старшая сестра, подсадившая маленькую. Та радостно захихикала и принялась вместе со всеми отталкиваться ногами от забора и ездить взад-вперёд.
-...для Его Величества решение отправлять на войну мирных землепашцев было очень нелёгким! Но, приняв во внимание сложившуюся ситуацию, они издали специальный указ! - коротышка полез во внутренний карман камзола, достал оттуда свёрток, развернул и огласил: - Каждая деревня, предоставившая на службу мужей в количестве трети от дееспособных, освободится от налогов на пятилетний срок!
Эта новость была встречена уже не тишиной, а негромким бурчанием. Кое у кого загорелись глаза, кто-то уже представлял себя верхом на боевом коне, те же, у кого жизненного опыта было побольше, ворчали между собой вполголоса, выискивая подвох. Но молодёжь уже азартно обсуждала ту судьбу, к которой их склонял посланец короля.
Всадник, по-видимому, не удовлетворился такой реакцией. Собираясь поразить собравшихся последним аргументом, он громко кашлянул, привлекая к себе внимание. Затем ещё. Дождавшись, наконец, реакции окружающих (для этого агитатору пришлось изобразить чуть ли не приступ астмы), он продолжил:
- Каждый из вас, кто будет с честью и славой отстаивать нашу землю и знамя Его Величества, получит надел вблизи столицы! Казна уже выделила деньги на постройку домов!
Замолкнув и дав время обдумать поступившую информацию, всадник обвёл взглядом собравшихся вокруг. Он посмотрел на детишек, подмигнул девочке на калитке и вновь заговорил:
- Я оставлю вам бумаги с информацией! Грамотные есть?
Несколько человек подняли руки.
- Отлично. Я вернусь завтра и возьму список с именами тех, кто будет защищать нашу страну.
Он протянул стопку выцветших бумаг старосте и направил лошадь прочь. Вдруг он услышал грохот за спиной. То отвалилась калитка, и дети попадали на пыльную землю. Девочка ударилась в слёзы, сестра подбежала к ней и принялась отряхивать и дуть на разбитую коленку. Всадник уже не наблюдал за разворачивающимся действом, он пришпорил коня и, подняв облака пыли, ускакал на запад.
- Никакой гражданской сознательности, никаких мыслей, - бормотал он себе под нос. - Всё просто: обещай что-то конкретное и ценное. Но не золотые горы, иначе подозрительно...
-...и то, выживите ли вы, зависит от того, сможете ли вы воевать по-новому! - сержант третьей королевской роты шагал вдоль линии солдат, которые, пыхтя, рубили затупленными алебардами манекенов, обряженных в мундиры войск герцога. - Прошли те времена, когда бой превращался во множество отдельных схваток! Пехотинцы должны защищать артиллерию, кавалеристы должны объединяться с пехотой, а маги прикрывать сражающихся воинов! Только вместе мы сможем объединиться в единый кулак и ударить по противнику!
Пехотинцы, естественно, большую часть слов пропускали мимо ушей. Жара, усталость, а тут ещё и контролировать надо серию ударов: шея, закрыться, нога, печень, отбить вероятную атаку справа, опять заново.
Сержант вскоре и сам устал говорить. Теперь он, изнывая от палящего солнца, ходил взад-вперёд по полигону и лишь поправлял тех, кто ошибался в движениях.
Вдруг все звуки перекрыл громкий залп из нескольких десятков мушкетов одновременно. Рота мушкетёров начала огневую подготовку на соседнем полигоне. Сержант мысленно поблагодарил Бога, что артиллеристов перевели в гарнизон у Литии, чуть севернее столицы. Иначе бы грохоту здесь было...
Солдаты, отвлёкшиеся на секунду, заработали с удвоенной силой. Дело в том, что королевские гвардейцы всегда считались элитой войск до появления отдельного мушкетёрского полка. И вот уже несколько лет два полка постоянно соперничали друг с другом за право называться лучшим и образцовым боевым соединением. За алебардщиков выступали опыт и слава, за мушкетёров - эффективность и более новые виды оружия. Там, где не могли справиться лучники и пращники, мушкетёры работали великолепно. Правда, поскольку этот род войск появился в распоряжении короля совсем недавно, то и поучаствовать в настоящих военных действиях им пока не довелось. Стычки на границе, бунты да миротворческие операции. А полк алебардщиков служил трону верой и правдой уже сотню лет, на его счету было немало славных битв. В мирное время выполняющая роль полиции, бронированная пехота могла занять любой плацдарм и оборонять его до последнего человека, не страшась ни стрел халифатских янычаров, ни ударов тяжёлой кавалерии герцогского рода де Кортессов.
"Но будущее всё же за мушкетёрами", - размышлял сержант, поглядывая на своих ребят. - "Кому нужны будут алебарды, если придумано такое оружие? Пушки, аркебузы, мушкеты, бомбы - эти адские вещи невероятно изменили облик современной войны. Ни один маг не в силах одним ударом уничтожить пять десятков человек, а ядро с картечью - запросто. Говорят, что в империи Сян, откуда был привезён порох, количество калек после войн увеличилось втрое. Ведь эти маленькие снаряды слепы! Было время, когда благородный мечник ловил умоляющий взгляд поверженного противника с отрубленными ногами и отдавал ему последнюю дань уважения, сделав милостивый coup de grace, удар сочувствия. Нет. Теперь, если тебе оторвало руку ядром, изволь валяться в грязи как пёс, которого переехала телега".
Нерадостные мысли посещали голову солдата. Он покосился на чёрно-зелёное знамя мушкетёрского полка и вновь принялся командовать:
- Жак, поправь шлем! Сползает! Какого дьявола, сколько можно вам говорить, затягивайте ремни нормально, собачьи дети!
Проходящий мимо офицер мушкетёрской роты покосился на своих друзей-соперников, утёр пот, струящийся со лба, и натянул на лицо широкополую шляпу, чтобы солнце, находящееся в зените, не било в глаза. Гвард-лейтенант Бернард Бовилль направлялся к штабу, находящемуся в километре от полигона. В такую погоду даже выйти на улицу тянуло на подвиг, а бедному офицеру предстояло целый километр идти под палящим светилом и глотать пыль, которую поднимали проносящиеся телеги с экипировкой.
Позавчерашнее объявление войны превратило столичный гарнизон, обычно степенный и величавый в своей важности, в разворошенный муравейник. Туда-сюда сновали бесконечные курьеры, капралы и сержанты гоняли новобранцев по одиннадцать часов в день, начальник гарнизона, барон Гре, уже третий день как уехал в летнюю резиденцию Его Величества, и теперь всей этой сворой вояк, жаждущих крови своих восточных недругов, командовал князь Жакен. Человек хороший и настоящий профессионал в том, что касается купли-продажи, но полный профан во всём, что связано с боевыми действиями. Одна надежда - барон поскорее вернётся.
Гвард-лейтенант огляделся по сторонам: никого из старшего офицерского корпуса нет. Тогда он с наслаждением расстегнул форменный камзол до середины и принялся яростно чесать взопревшую грудь. Если бы ещё воды во фляжке хоть немного осталось...
Но по закону подлости на горизонте почти сразу же заклубилась пыль. Прищурив глаза и надвинув шляпу на лоб, своим острым зрением мушкетёр различил ярко-зелёный мундир драгунского полка с эполетами капитана. В военное время приставка "гвард" давала Бовиллю право командовать даже обычными майорами, но судьбу лучше не искушать. Да и такой вид недостоин офицера гвардейского мушкетёрского. Поэтому Бовилль быстро застегнулся и принял бравый и решительный вид.
Драгун, поравнявшись с офицером, притормозил. Двое поклонились друг другу:
- Куда направляетесь, капитан? - спросил мушкетёр.
- Собственно, никуда. Объезжаю новую лошадку.
- А, Бог в помощь. Что-нибудь слышно с границ?
Драгуны были самой мобильной частью королевской армии. И поэтому они, помимо своих основных задач, выполняли функции армейских сплетников. Лёгкая кавалерия почти всё узнавала первой, ведь за неделю эти ребята могли сменить десяток мест дислоцирования. Главное - подвижность и неожиданность, вот основной принцип драгунов. Они имели мерзкую с точки зрения противника привычку появляться там, где их меньше всего ждут, а затем оказываться уже за десять с четвертью льё. А уж снабжение для врага превращалось в сущий кошмар - кавалеристы грабили обозы не хуже самых настоящих разбойников.
- Кавалерию уже загоняли. Мы летаем по трём соседним графствам как пчелой под хвост ужаленные. Я за эти три дня в седле насиделся больше, чем за последний месяц. Слезаю только чтобы поспать, и то не всегда. Даже старая кобыла уже пала.
- А де Кортесс? Он перешёл границы?
- Пока нет. Разведчики докладывают, что его основные силы пока даже не подходят к рубежам. И вот это меня настораживает.
- Странно. Зачем объявлять войну, если не собираешься воевать?
- А это вы у герцога спросите. Мне, уж прошу прощения, пора. Через двадцать минут должен быть готов и с лошадёнкой успеть познакомиться.
Лошадёнка попалась сноровистая. Когда капитан уже говорил последние слова, она вдруг ни с того ни с сего поднялась на дыбы и чуть не выкинула офицера из седла. Тот рассыпался в проклятиях "чёртовой кляче" и принялся усмирять животное. Бовилль же пошёл дальше, изредка пиная со скуки камни на дороге.
Жара накрыла все южные земли. В отличие от солдат, солнцу было всё равно, кого испепелять. И в то время, когда воины Его Величества безуспешно искали хоть клочок тени, чтобы спрятаться в ней от всепроникающих лучей, в палатке генералов герцога де Кортесса также царили духота и пекло.
Архимагистр чародейского прикрытия явно находился не в лучшей форме. У старика было слабое сердце, которое пошаливало и в более спокойной обстановке. А уж в тесной палатке, вдали от родного дома, волшебник уже чуть не терял сознание. Он навис над столом, чуть прикрыв глаза и широко раздувая ноздри, молясь про себя, чтобы никто не заподозрил, что всемогущий архимагистр не склонился над картой, а оперся на стол, чтобы позорно не упасть в обморок. Стрелки и фигурки перемешивались перед глазами и сливались в одну массу. Старик уже не пытался что-то рассмотреть, он просто прислушивался к обсуждению, боясь того, что может пропустить момент, когда к нему обратятся.
Но не только пожилой волшебник был на грани обморока. Почти весь генеральный штаб чувствовал себя не слишком уютно в полевой обстановке. В отличие от пограничных гарнизонов, столичный цвет военного сословия привык пережидать такую погоду в своих загородных виллах с раскидистыми садами и прохладными купальнями.
- Сеньоры, предлагаю выйти на улицу. Там хотя бы можно дышать, - наконец не выдержал кто-то.
Судя по всему, все набившиеся в маленький шатёр только и ждали этого предложения, но никто не осмеливался высказать эту мысль. Воодушевлённые люди начали, толкаясь, вылезать из палатки, щурясь на ярком свету после полумрака помещения. Архимагистр слабо цеплялся за стол, пытаясь выйти вместе со всей толпой, но его оттесняли, отталкивали, пихали, и, в конце концов, старик просто завалился на стол, тяжело дыша. В суматохе генералы не замечали беднягу, стремясь лишь побыстрее выйти.
У старика предательски закружилась голова, перехватило дыхание. Он уже готов был всё-таки упасть без сознания, как вдруг ощутил на своём плече чью-то руку. Неизвестный приподнял худощавого волшебника и потащил прочь.
Сквозь сощуренные веки архимагистр уловил яркий свет, а затем на его лицо кто-то стал брызгать тёплой водой. С усилием открыв глаза, он увидел генерала разведки Гарсиаса, который отобрал у одного из солдат фляжку и теперь поливал водой морщинистое лицо старика. Он попытался поблагодарить своего спасителя, но сумел издать лишь тихий стон. Но глава разведки понял его. Он махнул рукой, подзывая двух солдат, показал им на архимагистра. Те споро подхватили его на руки и унесли в тень, а вскоре на голове чародей ощутил кулёк со льдом. Солнечный удар уже ему не грозил.
Генералу от инфантерии графу де Ромеро адъютант заботливо протянул бутылку вина, второй же услужливо подставил раскладной стул. Граф присел, откупорил бутылку, сделал глоток и скривился: вино было почти горячим. Раздражённый генерал запустил бутылку в сторону, она упала на пыльную дорогу, а дорогое вино красной лужей растеклось по земле.
Кто-то неодобрительно покачал головой, но вслух высказывать своё мнение было невероятно лень. Солнце разморило военных, и они лишь лениво щурились от его лучей да пытались переползти в тень, где приходил в себя старый волшебник.
Правда, такое пренебрежение делами продлилось недолго. Один из тех бедняг, которые ввиду низкого звания не могли позволить себе плюнуть на все в мире войны и отправиться пить прохладную воду, вдруг заметил кордон приближающихся всадников под герцогскими знамёнами. Его Светлость приближался к ставке.
Естественно, все высшие военные чины тут же перестали предаваться пороку лености и отчасти уныния. Кто-то дал приказ солдатам вытащить стол из палатки, те бросились выполнять приказ. Менее чем через минуту стол уже стоял на пыльной земле, карта была расстелена, а командный состав сгрудился над ней, вспоминая те мысли, что были высказаны ещё в палатке.
Цокот копыт становился всё громче, и вот всадники уже подъехали к генеральному штабу. Юный герцог де Кортесс ловко спрыгнул с лошади и слегка пружинистым шагом направился к своим генералам. Те отсалютовали господину, и расступились, давая ему возможность занять самое удобное место. Хотя среди присутствующих были и дворяне более титулованные, чем герцог, но так уж повелось в этой земле, что номинальным главой этой небольшой страны был именно герцог рода де Кортессов. Уже два столетия над Капитолием герцогства развевался флаг с изображением вставшей на дыбы лошади - гербом рода де Кортессов.
- Итак, сеньоры, как вы знаете, ситуация сложилась для нас достаточно благоприятная, - начал герцог, вглядываясь в разноцветные пометки на карте. - Трон нашего соседа неустойчив, дряхлый правитель не является сильным лидером своей страны.
- Его окружение ему верно, - заметил кто-то.
- Только потому, что это окружение имеет определённую долю от расходов казны, а также получает ежегодные приглашения на бал Зимнего солнцестояния. А вот на настроениях простолюдинов мы можем и сыграть.
Молодой герцог мечтательно улыбнулся, потирая тонкие, почти мальчишеские, усики. Как непредсказуема порой судьба: после гибели его отца двадцатичетырёхлетний юноша сумел не только удержать тяжкий груз власти, но и укрепить свои позиции. Молодой герцог считал, что государственные интересы превыше морали и правил. Так что те, кто каким-то образом попадал в ряды "неблагонадёжных", подчас не возвращались из тёмных подворотен, на охоте в них случайно стреляли до сих пор меткие егери, а на пирах именно им доставался кубок с вином и странной заморской приправой, после которой попробовавший уже не вставал с постели.
Так что королевству угрожал серьёзный и беспринципный соперник.
- Каким образом?
- Об этом я скажу позже. Пока, сеньоры, поведайте мне о ваших идеях.
Генерал Гарсиас чуть отошёл от стола, пока речь взял граф де Ромеро. Тот стал стучать указкой по карте, рассказывая о возможных путях наступления и перехода через границу. А Гарсиас подошёл к волшебнику, приподнял его:
- Вставайте-вставайте. Герцог уже здесь. Понадобится ваша помощь.
- Конечно-конечно, молодой человек, - слабым голосом ответил архимагистр. Он протянул генералу руку и оперся об него. - Не смогли бы вы...
- Несомненно, архимагистр. Пройдёмте.
Двое снова подошли к импровизированному месту для совещания. Де Ромеро уже заканчивал:
- ...и таким образом наилучшим вариантом развития событий я считаю именно превентивный удар по этим поселениям. Здесь находится опорный пункт королевских сил в восточных районах. Именно с ним нам придётся иметь дело на первых порах. Парни там серьёзные, в основном уже видавшие виды солдаты. Поэтому следует занять эти места до прибытия драгунов и мушкетёров короля.
На языке вертелось "мы и так потеряли три дня, выжидая неизвестно чего и давая им прелестную возможность перебросить все мало-мальски боеспособные части к границе", но де Ромеро отнюдь не прельщала перспектива получить отравленный кубок на приёме. С таким правителем параноиком станешь.
- Да, это известно, - заметил герцог, и граф поморщился. Чего же спрашивать тогда? - Этот район впечатляюще укреплён. Нападать на него в лоб бессмысленно. Если мы не увязнем там, то дальше пройдёт дай Бог половина боеспособных частей. А перед нами ещё и столица.
- Разрешите, Ваша Светлость, - раздался дребезжащий голос архимагистра. Он склонился над картой, что-то рассматривая. - Боюсь, что на этом участке магическое прикрытие будет бесполезно. Здесь нет никаких естественных преград, мы не сможем растянуть щит на триста шестьдесят градусов. То есть, сможем, конечно, - тут он поспешно поправился, - но пользы от него...
- И это учтём, - кивнул де Кортесс. - В общем, по вашему мнению, позиция невыгодная, да, уважаемые генералы?
Реакции не последовало. Уважаемые генералы напряжённо пытались угадать правильный ответ. Герцог оглядывал их исподлобья, слегка улыбаясь.
- О выгоде тут даже речи не идёт, - рискнул один. - Форсировать реку Же-Тур - это исключительная авантюра. Мы можем, конечно, подвести на наш берег артиллерию (поклон в сторону генерала в тёмно-синем мундире), но пользы от этого будет немного. Ядра просто не долетят до целей.
- Это уже, предположим, наша забота, - кашлянул совсем очнувшийся архимагистр. - Долетят, голубчик, не волнуйтесь.
- Но даже если и долетят, половина уйдёт в молоко! Артподготовка здесь бессмысленна, - упрямо повторил генерал. - Это ведь не учения, когда мы холостыми шмаляем по холмам. Ядра - они не бесконечные.
- Верно, - герцог кивнул головой, делая знак генералу продолжать. Тот принялся развивать свою мысль.
- Перебрасывать войска через реку, в общем-то, возможно. Течение слабое, глубина небольшая. Кто не на лодках, тот вплавь. Плюс два моста. Но я готов съесть свою шляпу, если их солдаты не взорвут их при первых же знаках нашего приближения. И нам ещё повезёт, если на них не будет наших солдат.
Де Кортесс задумчиво кивнул.
- Ваше имя?
- Генерал кавалерии Эскудеро.
- Я запомню вас.
Генерал нахмурился, пытаясь сообразить, как отнестись к этому заявлению, а герцог тем временем выпрямился и принялся барабанить пальцами по столу. На поле с жёлтой выгоревшей травой бродила одинокая галка, пытаясь найти что-то между сухими стеблями. По-видимому, труд был тщетным, потому что уже спустя несколько секунд птица взлетела и направилась куда-то на юг. Герцог провожал её взглядом, пока галка не превратилась в чёрную точку. Тогда де Кортесс моргнул и сказал:
- Итак, пока ясно, что чёткого плана действий мне мой штаб представить не в состоянии. Хорошо.
У многих непроизвольно расширились глаза, а где-то внутри похолодело. Герцог напоминал сейчас только что проснувшегося и оттого сердитого тигра. Но, как оказалось, тигр пока не алкал крови. Вместо этого он проворчал под нос какое-то ругательство и произнёс:
- Гарсиас, пройдёмся?
Разведчик сделал глубокий вдох, кивнул и, держа спину неестественно прямо, пошёл следом за своим повелителем. Молодой де Кортесс же заложил руки за спину, насвистывал мотивчик популярной опереточной песенки последнего театрального сезона и, казалось, на спутника внимания не обращал. Как выяснилось, ждал, пока они окажутся достаточно далеко.
Телохранители герцога также остались позади. Он махнул им рукой, приказывая остаться у стола, и только тогда повернулся к генералу.
- Я, конечно, понимаю, война, никаких удобств, обдумывание важных стратегем ежеминутно, но находить время следить за собой надо. Побрейтесь, Гарсиас.
Тот провёл ладонью по зарослям недельной щетины.
- Слушаюсь.
- Не сию секунду, - казалось, герцог изволил веселиться. Глаза у него, во всяком случае, смеялись. - Мне хочется с вами кое-что обсудить.
- Я готов служить знамени.
- В этом я не сомневаюсь. Вам никогда не приходила в голову мысль, что разделение труда в некотором смысле пагубно сказывается на самом процессе?
- Виноват?
- Суд покажет, - де Кортесс явно развлекался. - Так вот, с одной стороны, это очень удобно - один отвечает за сборку, второй за материал, третий - за первых двух, четвёртый... Удобно ведь?
-Несомненно. В этом и есть суть прогресса и именно благодаря разделению обязанностей мы достигаем таких высот в производстве.
- Как по университетским конспектам отвечаете, Гарсиас. Только всегда есть одно но... несмотря на красивые слова о разделении обязанностей, выходит так: никто ни за что не отвечает.
Так как генерал сейчас мало что улавливал, единственно разумным выходом для себя он счёл молчание и теперь просто слушал герцога.
- Да. И особенно ярко это проявляется у нас здесь, в штабе. Вы же помните тот кошмарный случай с Лангофлузом?
Гарсиас помнил. Конечно, такое забыть сложно. Столь разрушительного и унизительного поражения армия де Кортесса, отца нынешнего герцога, не знала никогда. Из-за внутренних распрей генерального штаба (тогда все командующие были сплошь дворяне, и межклановые ссоры иногда становились причиной неэффективного взаимодействия разных частей) армия де Кортессов понесла невероятные потери и была вынуждена отступить. Только из-за того, что какой-то самовлюблённый болван решил получить славу командира, первого перешедшего брод. А второй такой же кретин не мог дать соперничку шанса на такой триумф и сам ринулся на форсирование речки. В итоге воцарился хаос, лошади путались уздечками, шпорами, солдаты падали и тонули, а потом всю эту массу накрыл огонь вражеской картечи. Обоих честолюбцев повесили, словно простолюдинов, но что это дало?..
- Вот. И, как вы помните, артиллерия говорила, что маги не заколдовали ядра правильно, маги оправдывались, что без прикрытия пехоты они не действуют, пехота туда не шла, потому что такой приказ вроде бы был отдан кавалерии, а у кавалерии лошади пороха боятся.
- Смею предположить, что здесь проблема не в разделении обязанностей, а всё же в том, что между командующими не было согласия, понимания и связи.
- Продолжайте, - де Кортесс сразу же оборвал свою начавшуюся было речь и пристально взглянул на Гарсиаса.
- Это напоминает мне шестерёнки в механизме. Их взаимодействие помогает механизму функционировать. Но кончится смазка или заржавеет одна - всё, работа встанет. Но эти маленькие шестерни нельзя заменить одной большой.
- Я понял вашу мысль, - сухо заметил де Кортесс. - Откуда ассоциация?
- Вам не показывали ещё саперы своё новое изобретение?
- В этом-то и дело. Я думал, они показывали его только мне. Ладно, разведка, хорошо работаете. Шестерёнки и механизм - это замечательно, всё понятно и красочно. Но проблема в другом. В тот день между шестерёнок попала тысяча человек, и их так перемололо, что...
Сравнение не придумывалось, и герцог махнул на него рукой. Он горько усмехнулся и продолжил.
- Шестерёнкам нужен инженер. Если хочешь что-то сделать хорошо - сделай это сам. Вот они, - жест в сторону генерального штаба, - мои шестерёнки. А эта армия - механизм. И я хочу, чтобы он работал как вот эти часы.
При этих словах он поднял на ладони блестящие медные часы, нажал на кнопку и со щелчком раскрыл их и закрыл. Улыбнулся:
- Вот, кстати, мирные шестерёнки. Но порох Сян тоже сперва применяли лишь для фейерверков. Не обольщайтесь, Гарсиас, вы - тоже шестерёнка. Но сейчас я хочу, чтобы вы стали именно той шестерёнкой, которая приведёт в действие весь механизм.
Гарсиас не обиделся. За что? Он знал, что он - орудие. Инструмент. Зачем обижаться на правду? Тем более, у него есть право на один выходной в мирное время, а также семья, с которой он проводит всё свободное время. Так уж плохо быть шестерёнкой?
- Вот конверт. - Гарсиас машинально взял свёрток, даже не раздумывая. - Малик всё ещё в столице?
Как и многие из тех, которые достаточно повоевали на своём веку и не понаслышке знакомы с самой грязной и кровавой стороной войны, Доминик Ивар это занятие искренне ненавидел. Ненависть к войне появилась в нём в тот момент, кода он убил своего первого врага.
Об этом Ивар лишний раз не любил вспоминать, но подчас его память против его воли подсовывала картинки тридцатилетней давности.
Тогда молодой лейтенант был заброшен в самый настоящий ад, о котором так любили кричать на площади сумасшедшие. Когда в часть прибыл уставший полковник, объявивший о мятеже в одной из недалёких деревень, это звучало банально и не пугало. Солдаты, посланные усмирять мятеж, весело шутили по дороге, никто и не помышлял о том, что крестьяне могут сопротивляться. Ивар тогда был уверен, что само появление королевского офицера в блестящей кирасе на великолепной лошади усмирит бунтарей. Максимум, что от них потребуется: выстрелить пару раз в воздух, а затем провести в деревне пару дней на свежем воздухе, вдали от полигонов и в компании прелестных селянок.
Но эти иллюзии рассеялись вместе с дымом от аркебуз бунтарей. Никто из солдат не погиб, стреляли землепашцы отвратительно, но одна пуля задела незащищённое предплечье одного из всадников. Царапина, пустяк, но кровь была пролита.
Деревню сожгли за десять минут.
Крестьян рубили с лошади, расстреливали в упор. Бежавших прочь догоняли и сбивали с ног, а затем лошади топтали несчастных. Мятежники пытались спрятаться и стрелять из-за угла, но боевой чародей без труда вычислял укромные места, крестьян вытаскивали на улицу и так же топтали.
Тогда-то Ивар и убил впервые. Кто-то прыгнул на него с крыши сарая и свалил с лошади. Доминик не смог дотянуться до своего кинжала, но, падая, как-то ухитрился выбить нож противника. Они покатились по земле, мятежник совершенно неожиданно и против всяких правил впился зубами в плечо. Кое как высвободив левую руку, Доминик принялся бить мятежника в висок, но то всё не отпускал. Лишь после четвёртого удара тот разжал зубы и как-то обмяк, а Ивар сумел достать кинжал. Автоматически он всадил лезвие куда-то пониже затылка врага, затем ещё, и ещё... Но уже после первого удара, когда на блестящую кирасу офицера брызнула горячая кровь, рука Доминика ослабела. Третий удар оставил лишь глубокий порез на шее уже мёртвого врага: кинжал скользнул вдоль шеи и выпал из руки лейтенанта.
Странное чувство накрыло его. Этот незнакомый человек сейчас хотел его убить, и если бы Доминик не сумел выбить его нож, ещё неизвестно, кто бы сейчас лежал здесь мёртвым. Но теперь Ивар испытывал жалость к этому незнакомцу. Он сейчас лежал ничком, а Доминик понял, что так и не разглядел его лица, пока они пытались убить друг друга.
Где-то за углом слышались выстрелы, кто-то кричал. Ноздрей Ивара достиг запах горелой соломы. Солдат приподнялся на локтях, бросил последний взгляд на мертвеца и направился к своей лошади.
Бунт был подавлен, деревня сожжена. Заблудшие души из соседних деревень вернулись в лоно закона, изгнанные из наделов помещики вернулись, сожжённые усадьбы были отстроены, а король решил наказать смутьянов не сталью, а золотом: следующие пять лет крестьяне платили налоги выше процентов на двадцать.
Только вот Доминик, вернувшись, подал прошение о переводе его из кирасирского полка в части снабжения. Около полугода он убеждал командиров, что не может оставаться здесь, и, в конце концов, его просьбы были выполнены. Всю свою последующую службу он провёл в тылу, подписывая бумаги и распределяя фураж и снаряды. Сражаться, конечно, ещё довелось, и не раз. И ещё с десяток человек нашли свою смерть от руки Доминика. Но все они были убиты на расстоянии. Ивар не вонзал больше кинжал в шею врага, не протыкал насквозь пикой, не разваливал ударом палаша череп. Доминик Ивар боялся смотреть в глаза тем, кого он убивал. А мушкет и аркебуза давали прекрасную возможность спасти свою жизнь и при этом даже не знать, кого именно ты убиваешь: старика или юношу, светловолосого или брюнета, мужчину или женщину, в конце концов.
Ивар по долгу службы много просиживал на складе, разбирая бумаги, раскладывая пасьянсы и просто ничего не делая. Но если у него была возможность, он брал новенький мушкет и разглядывал его, чистил, смазывал, полировал. Эти смертоносные вещи притягивали его взгляд и будоражили его ум. Бывало, он сидел и часами чертил что-то у себя в тетради, бросая взгляд на мушкет, лежащий в это время на столе, с которого Доминик убирал всё остальное. Свои чертежи он никому не показывал: стеснялся, сам не понимая чего.
Но несколько дней назад в его тайну самым бесцеремонным образом проникли. Один из его сослуживцев, майор Люсьен, разыскивая что-то на складе, задел локтём тетрадь Доминика. Та упала на пол и раскрылась как раз на странице, где Доминик попытался изобразить нечто совсем уж невероятное.
Любопытство тогда пересилило правила приличия, и заинтересованный солдат принялся листать тетрадь и удивлённо разглядывать самые причудливые и невероятные эскизы ружейных моделей. Доминик присоединял второй ствол снизу первого, разбирал фитильный замок, пытался подставить вместо него какую-то шестерёнку. Сбоку бисерным почерком были написаны какие-то комментарии, но солдат не смог разобрать ни слова: Доминик активно использовал специальные термины не только из родного языка, но и из древнего всеобщего, на котором излагали свои мысли древние и современные учёные и философы. На одном из листов к мушкету сверху было прикреплено новейшее изобретении учёных из Таллии: подзорная труба. Ивар явно пытался увеличить эффективность использования мушкетов, хотя чертёж был до конца не доведён: в углу листа сохранились остатки каких-то расчётов, видимо, результат не удовлетворил Доминика, и все цифры были жирно перечёркнуты.
Солдат увлечённо перелистывал страницы и не замечал стоящего в дверях Доминика, молча наблюдавшего за своим сослуживцем. Наконец тот кашлянул, привлекая к себе внимание. Люсьен от неожиданности уронил тетрадь не пол, нагнулся было подобрать, но Ивар первым взял её, не говоря ни слова, открыл ящик секретера и положил туда тетрадку, заперев секретер на ключ. Солдат тогда посчитал нужным тихо исчезнуть, пробормотав извинения: ситуация была отвратительная. Поэтому он постарался загладить свою вину, зайдя к Ивару на следующий день с двумя бутылками красного и белого вина, а так же корзиной, полной всевозможных закусок. После третьего тоста Доминик слегка подобрел и простил своего любопытного товарища. После пятого тоста Доминик уже сам достал злосчастную тетрадь и увлечённо стал объяснять какие-то технические тонкости ничего не понимающему, но внимательно слушающему Люсьену. Дальше пили уже без тостов, как сказал бы командир отряда мушкетёров: "огонь по усмотрению". Теперь больше говорил уже собеседник Ивара, а тот пытался уловить нить рассуждений. Получалось неплохо: интенданты - они привычные к алкоголю. Собеседник же в это время пытался растолковать Доминику, что никак не можно таким идеям прозябать в безвестности. Доминик соглашался и сосредоточенно ковырял печать на горлышке второй бутылки. Его друг вытряхнул последние красные капли к себе в стакан и продолжил уговаривать Ивара показать чертежи кому-нибудь высокопоставленному. Жаку Груа, например - полковнику Королевских Внутренних войск - он очень дружен с главой Службы безопасности, и по странному совпадению является братом мужа сестры Люсьена. Родственник всё же! А от главы Службы безопасности недалеко и до... но на этих словах вино попало майору не в то горло, и Ивару пришлось усердно стучать по его спине. Удар у интенданта был будь здоров, к тому же Доминик решил немного отомстить. Получив такую неожиданную трёпку, Люсьен жестом показал, что ему на сегодня хватит, на что Ивар лишь пожал плечами: ему больше достанется - и принялся чистить апельсин. Люсьен же продолжил доказывать, что просто нелепо держать такие светлые идеи, которые никто не может оценить. "Так что, в министерство?", - съехидничал Ивар. " А хоть и в министерство!", - отрезал майор и встал из-за стола, направляясь, по-видимому, именно что к министру развития технологий. Здраво рассудив, что в таком виде и его, и Люсьена не пустят дальше крыльца, Доминик насильно усадил сопротивляющегося Люсьена на стул.
На следующий день, немного поумерив пыл, Люсьен всё-таки понял, что просто так к министру никто не попадёт. Поэтому пришлось пробиваться окольными путями. Выпросив с утра пораньше увольнительную, майор отправился из части в город, нагрянул с неожиданным визитом в гости к сестре, просидел у неё до обеда, дождался прихода Жака Груа. Усатый жандарм мало заинтересовался новыми ружьями, но родственнику решил помочь. Как раз в этот день он назначил деловой ужин с генералом Службы безопасности. Как и положено хорошему работнику подобной службы, тот заинтересовался возможностью создания нового оружия. Но так как подобная вещь не проходила по его департаменту (вот если бы Доминик попытался бы продать эти чертежи куда-нибудь за границу), то он просто, пожимая руку министру развития технологий при краткой встрече во дворце, рассказал тому о перспективном деле. На следующее утро Доминик Ивар получил приглашение на аудиенцию в министерство. Ещё через час его часть получила приказ о немедленной мобилизации.
С началом войны министру развития технологий уже было не до аудиенций. Как и всех остальных глав отраслей хозяйства страны, он день и ночь находился при дворе и вместе со своими коллегами пытался не дать стране рухнуть куда-нибудь особенно глубоко. И политик решил убить двух зайцев одним ударом. Он перенёс встречу в королевскую летнюю резиденцию и пообещал Его Величеству Филиппу, что представит перед ним доказательство успешной работы его департамента. Доказательство, естественно, слегка разволновалось от перспективы оказаться не просто перед высокопоставленным чиновником, но и перед самим королём, но неунывающий Люсьен разве что не прыгал от восторга и подбадривал Доминика, мол, такой шанс выпадает раз в жизни! Будешь внукам рассказывать! "У меня и детей-то нет", - огрызнулся тогда Доминик, застёгивая мундир и поправляя шейный платок перед зеркалом.
Через три дня Доминик Ивар уже стоял в зале для приёмов, теребя в руках свою родную тетрадку и отчаянно краснея.
У Его Величества Филиппа сегодня явно был занятой день. Мало того, что без его утверждения не мог обойтись ни один мало-мальски значимый приказ, так ещё и министр монетного двора настойчиво требовал аудиенции. За два дня цены на продукты взлетели вверх, а почти всё железо и изделия из него потихоньку исчезают из массовой продажи. К счастью, правительство учло ошибки прошлых лет, и теперь не было нужды следовать тексту старой патриотической песни и "переплавлять плуги на мечи". Но, тем не менее, скоро приобрести обыкновенный серп где-нибудь в периферии будет проблемно. Если боевые действия затянутся, а они по всем признакам затянутся, то поставки железа в отдалённые уголки королевства станут большой редкостью. Придётся землепашцам обходиться старыми запасами, невзирая на то, что при форс-мажорных обстоятельствах большую часть урожая будут перераспределять в пользу военных формирований. По закону "о компенсации убытков" государство, естественно, возместит часть экспроприированного товара, но, во-первых, не раньше чем через месяц после окончания войны, во-вторых, успешного окончания войны, а в-третьих - этих денег хватит максимум чтобы покрыть одну восьмую всех потерь. Вся надежда на то, что поверженный противник выплатит достойную контрибуцию. Да даже в этом случае большая часть золота осядет в карманах Филиппа, а на поддержку деревень уйдут сущие крохи. Но крестьяне уже привыкли: что уж, сдюжим, не впервой. Хотя нет-нет, да слышались недовольные шёпотки в соборных домах деревенских старост: герцог де Кортесс к подданным в карман не лезет, то есть лезет, конечно, без этого ни один правитель не обходится, но вот для военных нужд он заставляет раскошеливаться собственных благородных сеньоров. Правитель соседней страны в глазах некоторых непатриотично настроенных и не слишком образованных граждан превращался в образ сильного и жёсткого правителя, не дававшего дворянам игнорировать распоряжения дворца и заботящегося о своих простых людях, полную противоположность старому Филиппу. Насколько это соответствовало действительности - об этом задумывались немногие, да и сравнивать было тяжело: коррумпированная столица - вот она, а жестокий, но справедливый де Кортесс, который рубит головы ненавистным "благородным", далеко, поэтому овеян дымкой загадочности.
Его Величество сделал знак Доминику подойти, тот приблизился к трону, преклонил колени. До этого ему не доводилось видеть монарха вживую и так близко, поэтому Ивар был слегка разочарован тем, что на троне восседал не величественный старец с проницательным и пронизывающим насквозь взглядом, а усталый сухонький дедушка, с такими худыми руками, что можно было представить, будто сквозь тонкую морщинистую кожу видно косточки пальцев. На кистях рук в синие узелки были связаны сосуды, а ещё одна ярко-голубая вена неритмично пульсировала на шее правителя. Когда Доминик Ивар поднялся с колен, он не осмелился смотреть в глаза своему королю, это показалось ему дерзким и невежливым, а вместо этого он стал наблюдать за этой сокращающейся жилкой. Она своей яркостью неестественно выделялась на фоне стариковской кожи, цветом напоминавшей то ли пыльную полуденную дорогу, то ли осенний пожухлый лист. Если бы у Ивара был выбор, он предпочёл бы никогда не встречаться с дряхлым правителем своей страны, а продолжать уважать и восхищаться символом державы издали.
Филипп протянул руку:
- Дай мне записи.
Его голос, вопреки ожиданиям Доминика, был достаточно чётким и бодрым. Он так резко контрастировал с внешним обликом короля, что интендант даже замешкался на какой-то момент. Тетрадка перекочевала в руки монарха, тот принялся листать её и разглядывать чертежи.
- Луи, думаю, мне понадобится твоя помощь. Из физики я помню лишь формулировку закона вращения планеты, - Филипп сухо улыбнулся.
Министр сразу же подошёл к трону, встал рядом с солдатом и заглянул в записи. Потёр подбородок, произнёс:
- Здесь надо долго разбираться. Может быть, конструктор сам прокомментирует?
Король поднял взгляд на Доминика, тот скосил глаза на страницу.
- Это? А-а... Это колесцовый замок.
- Прости, что? - Филипп чуть улыбнулся, подбодряя интенданта. Тот, к несчастью, улыбки не заметил, так как от волнения не отрывал глаз от чертежа. Да и в горле слегка пересохло.
- Дело в том, Ваше Величество, что фитильный замок себя изживает. Солдату очень неудобно постоянно носить с собой трут и огниво. Оно занимает достаточно места в сумке, лучше бы там лежал дополнительный рожок с порохом.
- А для вот этого, - монарх царапнул ногтем бумагу, - огонь не нужен?
- Огонь нужен всегда, - Доминик немного осмелел. Сейчас он находился в своей стихии, его голос даже зазвучал немного увереннее, - но способ воспламенения порохового заряда различается. Когда мушкетёр поджигает фитиль, слабую искру может задуть любой порыв ветра. К тому же горящий фитиль создаёт определённую опасность для стрелка.
- Бой вообще опасен, - наклонил голову министр.
- Так точно, ваше благородие. А нельзя ли... - тут Ивар смутился, - для небольшой демонстрации дать мне мушкет?
Министры переглянулись. Кто-то среди них отчётливо хмыкнул. Доминик понял всю нелепость своей просьбы и поспешил исправиться:
- Хотя бы одного из ваших охранников попросить?
Все взоры обратились к королю, тот задумчиво барабанил пальцами по подлокотнику:
- Симон, подойди.
Из отряда вышел широкоплечий верзила с алебардой наперевес и двумя пистолетами за поясом, заткнутыми по моде таллийских флибустьеров. Многие солдаты между собой подсмеивались над внутренней стражей дворца, прожжённых вояк забавила цветастая униформа с множеством украшений, надменный вид, строго регламентированные причёски. Предметом для насмешек (а скорее тихой зависти) были и привилегии, которые получал каждый офицер внутренней стражи: титул баннерета, а с выходом на пенсию - барона, право на владение землёй в самых плодородных регионах страны и возможность передать эту землю (но не титул) по наследству.
Симону принесли мушкет, он принялся заряжать его. Доминик комментировал в это время:
- Во-первых, фитиль крайне зависим от погоды, я уже сказал про ветер. Также при большой влажности порох может просто отсыреть. Капля дождя может затушить фитиль. А это всё - драгоценные секунды. Перезарядка, вытряхивание пороха - на данный момент эта конструкция настолько ненадёжна, что многие диву даются: как она вообще может стрелять! Слишком большую роль играет фактор случайности, - произнёс свою заранее приготовленную фразу Ивар.
Король чему-то улыбнулся.
- Во-вторых, в отличие от арбалета, мушкет может выдать местоположение стрелка. И дело даже не в звуке выстрела, - продолжал Доминик. - Ещё до того, как человек спустит курок, внимательный противник заметит тлеющую искру фитиля.
- Поэтому наши разведчики вооружены арбалетами, - заметил министр обороны.
- Так точно, ваше благородие, - склонил голову Доминик.
Тем временем процесс заряжания закончился, и Симон перехватил мушкет поудобнее. Кто-то подал ему сошку, солдат закрепил на ней тяжёлое ружьё и встал в боевую стойку.
- Так же мы видим, что мушкет неоправданно тяжёл, - Ивар встал рядом и провёл рукой вдоль ствола, - даже несмотря на внушительный вес оружия, мушкетёр абсолютно беззащитен в схватке с пикинёром или всадником. Хотя, если взять за ствол и размахнуться, то...
По залу прошёл смешок. Все присутствующие живо представили себе мушкетёра с яростным оскалом размахивающего тяжёлым ружьём словно дубиной. Доминик также улыбнулся.
- Если Ваше Величество перевернёт страницу, то увидит таблицу, в которой я сравнивал вес отдельных частей мушкета, а так же рассматривал возможность снижения его общего веса килограмма на три.
Было неясно, слушал ли Филипп интенданта: король лениво листал тетрадку не глядя на рассказывающего Доминика. Это немного задело солдата: если пять минут назад он уже отбросил стеснение в сторону и увлечённо рассказывал о недостатках действующей модели ружья, то теперь он снова стушевался и замолчал.
- Говорите же, - подбодрил его Луи, в отличие от короля внимательно слушавший доклад. Ивар вновь воспрянул духом и стал рассказывать, глядя на министра и лишь косясь время от времени на разглядывающего чертежи короля.
-У меня есть идея как сделать из мушкета славное оружие для ближнего боя. Это достаточно простой выход, меня удивляет, что об этом не подумал конструктор. Вы встречались когда-нибудь с плеслижскими стрельцами, ваше благородие?
Министр хмыкнул:
- Эти северяне мозолили мне глаза неделю, пока здесь пребывал их царь. А почему вы их вспомнили? Их пищали ничем не отличаются от наших мушкетов.
- Ведь именно мы продали им в своё время несколько образцов, - кивнул Доминик. - Но плеслижцы быстро поняли всю слабость дальнобойных соединений в случае, когда противник замахивается на тебя саблей. Вышли из положения они оригинальным способом. Взгляните на сошки, на которых стоит мушкет. Эта часть снаряжения не несёт в себе никакой роли кроме как поддержка для ствола. Иными словами, мушкетёр таскает лишний груз. Плеслижские стрельцы сделали из сошки страшное орудие ближнего боя.
- Бердыш, - вдруг сказал король, не отрывая взгляд от тетради.
- Ваше Величество совершенно правы, - Доминик с возросшим уважением посмотрел на монарха. - Они водружают пищаль на бердыш и ведут огонь, а в случае заварушки могут постоять за себя, не убегая за спины алебардистов.
Если бы слова Ивара сейчас услышал Бернард Бовилль - не миновать интенданту дуэли. Но на счастье изобретателя здесь присутствовали лишь солдаты внутренней стражи, а они в своём великосветском снобизме были выше распрей между разными видами войск.
- Предлагаете вооружить наших мушкетёров бердышами?
- Нет, - внезапно ответил Ивар. - В отличие от стрельцов наши части гораздо более мобильны и должны быть готовы к длительным марш-броскам по пересечённой местности. Плеслижцы испокон веков жили в лесах и болотах, это сказалось и на их военной доктрине, ориентированной сугубо на оборону и контрнаступления. Но возьмите нашего мушкетёра в полном снаряжении и их стрельца и пустите их наперегонки по пересечённой местности: к тому времени, как стрелец доберётся до финиша, мушкетёр уже успеет отметить победу с друзьями.
Филипп наконец оторвался от тетради:
- Вот мы и подошли к самому интересному. Что такое багонет? - он чуть наклонил тетрадь и постучал пальцем чертежу.
- Как я уже сказал, это очень просто. Берётся длинное и тонкое лезвие и присоединяется снизу ствола. Примерно вот так, - Доминик показал расположение предполагаемого багонета на мушкете, который держал Симон.
Министр почесал голову.
- Оригинально. Но почему бы просто не вооружить мушкетёров саблей?
- Потому что тогда они превратятся даже не в стрельцов Навограда, а в каких-то джаггернаутов. Нести на себе мушкет, сошку, сумку с боеприпасами и саблю - о какой мобильности может идти речь?
Министр снова представил себе солдата, теперь вооружённого до зубов, добавил к представленной картине кинжал в зубах, пушечный ствол под мышкой и пистолеты за поясом и тихо рассмеялся.
- Самым разумным выходом сейчас, как мне кажется, будет значительное облегчение мушкета, отказ от поддерживающей сошки и внедрение багонета.
- Что это за слово, багонет? - спросил министр.
Вот теперь Доминик покраснел до корней волос:
- Дело в том, ваше благородие... я... родом из провинции Багонь.
- Можно было бы догадаться, - Луи хмыкнул. - Вернёмся к колесцовому замку...
В дверь постучали. Хорхе поставил кружку с чаем, многозначительно взглянул на двух мужчин, сидящих за столом, и подошёл к двери. Посмотрел в проверченную дырочку: на улице стоял бородатый мужчина с угольно-чёрными волосами и угрюмым лицом. Хорхе вспомнил описание, которое он получил, приоткрыл дверь и выглянул на улицу.
Они встретились взглядами, Хорхе не затруднил себя приветствием, вместо этого он терпеливо ждал реакции пришедшего. Тот в свою очередь разглядывал хозяина дома, широко раздувая ноздри, отчего его и так не маленький нос казался ещё больше.
- Мне долго ждать? - левая рука Хорхе уже нащупала кривой нож.
И тут бородач наконец заговорил:
- Малик Джазал, послан от генерала Гарсиаса.
Хорхе не ответил ничего. Ждал ещё чего-то.
- Семнадцать двадцать два.
Только тогда Хорхе открыл дверь. Малик правильно назвал время, когда де Кортесс подписал приказ об объявлении войны. Это свой.
Бородач прошёл в дом, кивком поприветствовал двух мужчин за столом.
- Хуан, - приподнялся один мужчина.
- Фернандо, - представился второй.
- Малик, - в свою очередь назвал своё имя вошедший и, не дожидаясь приглашения, сел за стол.
Хорхе тщательно закрыл дверь, прошёл на кухню, выглянул на улицу. На небе пылал закат, он придавал стенам домов ярко-алый оттенок. Большая часть построек в столице была выкрашена в песочный цвет, а тротуар на центральных улицах имел благородный бронзовый оттенок.
Для Хорхе, искренне ненавидящего жёлтый цвет, пребывание во вражеской столице было подобно пытке. Он сидел здесь уже три месяца, скрупулезно собирая по крупицам всё, что могло быть полезно для герцога: слухи, новости. За это время разведчик успел люто возненавидеть этот город с обилием жёлтого. Хорхе раздражало всё: стены зданий, позолоченные статуи, тротуары, жёлтая пыль, летающая по улицам, пожухлые листья деревьев. Даже цветы на клумбах имели неестественно цыплячий оттенок, а про лимонные деревья с крупными плодами разведчик старался вообще лишний раз не вспоминать.
Как он надеялся, что война пройдёт успешно, что герцог войдёт в чёртов городишко и не оставит от него камня на камне! Хорхе, прищурившись, посмотрел на покрасневшее солнце и задёрнул шторы. Фернандо чиркнул огнивом и зажёг масляную лампу, Хуан и Малик достали трубки и прикурили от огонька.
- Пьёте чай? - гулким басом спросил Малик.
- Вина мы выпьем, когда Филипп подпишет акт о капитуляции, - проворчал Фернандо. - Слишком ответственная предстоит акция, чтобы идти на неё с похмельной головой.
- Я прошу прощения у нашего гостя, - сказал вдруг Хуан, - но я хотел бы знать, почему генерал Гарсиас порекомендовал именно его? Не лучше ли было бы использовать кого-нибудь из местных жителей?
Малик нахмурился, но Хорхе поднял ладонь и ответил:
- Не лучше. Малик Джазал лучший конструктор адских машин, которого я и генерал знаем. Также он блестящий планировщик и очень опытный... - тут он замешкался, подбирая слово, - агент. Он не провалил ни одну операцию, и генерал склонен доверять Малику больше, чем нам троим.
- Ну ты скажешь тоже... - хмыкнул Фернандо, - я не любитель хвастать, но и ты должен понимать, если бы не мы, то у Его Светлости шансов победить было бы куда меньше.
- Мы отвлеклись, - прогудел Джазал, - расскажите мне о завтрашнем дне.
- Так ты ещё не знаешь? - деланно удивился Фернандо. - Герцог собирается вести грязную войну. Мы находимся здесь, чтобы помочь нашей доблестной армии воевать как можно более успешно.
- Я понял. Вы, - Малик специально выделил это слово, - собираетесь убить короля?
- Нет, - Хорхе помотал головой. - Мы собираемся убить их веру в короля. Мы заставим их верить в то, что они не могут чувствовать себя в безопасности даже в своей столице, когда бои идут за много километров от неё.
- Завтра воскресенье, рыночный день, - пояснил Хуан. - Людей будет много, стражи мало: почти все мало-мальски боеспособные отряды заняты не обеспечением порядка, а военной подготовкой. В городе пока остались лишь те необходимые части, которые будут пресекать мародёрство, беспорядки и восстания.
- Вы хотите взорвать адскую машину на рынке, - не спросил, уточнил Джазал. Он погладил свою окладистую бороду, размышляя о чём-то, затем произнёс:
- Я знаю, как это сделать. Рынок обещает быть крупным?
- Да, - сказал Фернандо, - даже более чем. Мы спрашивались у владельцев земли: участки под прилавки выкупаются по тройной цене. Назревает продовольственный бум.
- Они глупы. Если война пойдёт неудачно, то что они будут есть? Монеты?
- Думаешь, они этого не понимают? - хмыкнул Хорхе. - Просто-напросто деревенщины решили рискнуть. Если армия короля отбросит войска де Кортесса, то крестьяне озолотятся, ведь цены на продовольствие взлетели до небес.
- Как же помещики это допустили?
- Очень просто. Они и сами не прочь пополнить свои сундуки. Тут играет роль и тот факт, что в случае долгой войны Филипп заберёт зерно и мясо у помещиков силой, заплатив им не больше четверти от рыночной стоимости.
- И помещики согласятся?
- Мушкеты и обвинение в измене трону - аргументы веские. Вот поэтому те, кто посмелее и порискованнее, хотят получить барыш уже сейчас, обкрадывая своих же соотечественников и солдат.
- Отвратительно, - грустно сказал Малик. - Никогда бы в Халифате этого не произошло.
Хорхе оставил это утверждение без комментариев. Хуан демонстративно зевнул:
- Ну это же сервы, Джазал, что ты считаешь, у них есть мораль, честь или понятие долга? Оставим это, расскажи лучше, как ты собираешься взрывать адскую машину.
- Элементарно. Бочек на рынке много, никто не заподозрит среди разного товара ещё одну, только набитую порохом, гвоздями и картечью.
- Или же ящик. Вся проблема в другом. Нам нужно, чтобы эта бочка взорвалась именно тогда, когда нас не будет поблизости.
- Почему? - спросил вдруг Малик.
Хуан ошеломлённо замолк. Затем, словно объясняя ребёнку очевидные вещи, он произнёс:
- Мне не хочется получить порцию картечи в живот, я ещё поживу лучше.
- Ты не готов отдать жизнь за своего правителя и свою страну? - спросил в свою очередь, будто о само собой разумеющейся вещи, Джазал.
Вместо Хуана ответил Хорхе:
- Во-первых, нашего правителя и нашу страну, не забывай об этом, Малик, - он выждал мгновение, а затем добавил:
- А без нужды жертвовать жизнью просто-напросто глупо. Тебе не кажется, что живыми мы принесём больше пользы, нежели трупами, нашпигованными острыми кусочками металла?
- Тогда фитиль, - пожал плечами Малик.
Фернандо скривился:
- Слишком приметно. Нельзя считать противника идиотом, это чревато. Для того, чтобы акция имела успех, бочка или ящик должны находиться в людном месте. Но тлеющий шнурок будет выглядеть подозрительно, не находишь?
Джазал облокотился на стол и принялся накручивать бороду на палец. Солнце скрылось за холмом на горизонте, на столицу легли сумерки. Хуан оставил чашку с остывшим чаем, к которому так и не притронулся, поглядел в окно. Стена дома напротив постепенно серела.
- Итак, задача мне ясна, - барабаня пальцами по столу, сказал Малик Джазал, - дайте мне бумагу, перо и чернила. Я уже знаю, как должен выглядеть заряд. И свечи, пожалуйста.
Всё требуемое было предоставлено тот час, Хорхе даже поставил масляный светильник, а не свечи. Фернандо, которому их новый компаньон сразу не понравился, не стал сидеть на кухне и, пробормотав что-то вроде "завтра сложный день", отправился на второй этаж спать. Через какое-то время за ним отправился и Хуан. Хорхе же остался вместе с иностранцем, решив не оставлять конструктора одного. Он распахнул окно настежь и почти по пояс высунулся на улицу, вдыхая прохладный воздух летней ночи. Хотелось курить, мужчина нащупал в нагрудном кармане трубку и кисет с табаком. Хорхе подошёл к светильнику, поджёг кусок пергамента, раскурил. Дорогой табак с южных плантаций Халифата ароматно задымил, даже Джазал оторвался от бумаги на пару мгновений, чтобы вдохнуть дым, напомнивший ему о родине. Хорхе заметил это. Радуясь, что появилась возможность поговорить (мужчина не любил напряжённого молчания), он сел напротив и затянулся:
- Хороший табак на юге, не то, что наша гадость.
- В Герцогстве растёт табак? - не отрывая от чертежа глаз, спросил Малик.
- Прадед нынешнего герцога был любителем изысканных сортов, он покупал табак у вас, в империи Сян, скрещивал сорта, но в итоге прижилась только высокогорная разновидность из бывших колоний в Пбоу, которую могут курить разве что тамошние чёрные дикари. Отвратительное зелье. Не хочешь попробовать, кстати? - он протянул трубку.
Малик жестом отказался:
- Мой отец умер от этой дряни. В его последние дни я находился рядом с ним, он кашлял не переставая, а горлом у него шла кровь. Я в жизни не возьму в рот ни крупицы табака.
Хорхе причмокнул губами, обдумывая услышанное. Как бы невзначай, он не стал докуривать трубку, а выколотил её об тарелку и сунул обратно в карман.
- Я тебе не мешаю?
Джазал покачал головой.
- Мне вот что интересно, - сказал он, - почему вы не попросили какого-нибудь волшебника? Он бы наколдовал огненный шар, и мороки бы не было.
Хорхе пожал плечами:
- Слухи о могуществе магов сильно преувеличены. Я не думаю, что кто-нибудь из них способен вызывать огненные дожди и разверзать земную твердь.
- В Халифате не только маленькие дети, но и некоторые взрослые считают северных волшебников всесильными идеальными существами, - вдруг улыбнулся в бороду южанин, - я и сам так думал, пока не побывал здесь.