Что Шукур на новую продавщицу книжного магазина глаз положил, удивляться не стоило. Продавщица была молода, хороша собой, Шукур тоже в то время был молод и еще не женат. Тут уж сам Бог повелел. И не было ничего странного в том, что он вообще заглянул в книжный, который, если уж честно говорить, особой популярностью у основной массы обитателей микрорайона не пользовался - куда чаще посещали они расположенный невдалеке винный отдел гастронома. Но: должен быть книжный магазин в микрорайоне, он там и был, покуда не начались в государстве реформы и тогда он закрылся - одним из первых прогорел, ибо большинству постоянных его покупателей не то, чтобы книгу - хлеба порой бывало не за что покупать. Сейчас в помещении бывшего книжного магазина расположена рюмочная - уж этот-то товар завсегда пользуется спросом.
Но вернемся, однако, в то время, когда книжный еще функционировал как таковой, а за прилавком сидела симпатичная молодая продавщица, незадолго до этого принятая на работу. А Шукур, не будь дураком, к ней и подкатил.
Интересно, как он ей представился? Частенько при первом знакомстве он представлялся как Слава, хоть настоящее имя его было Шукур, что, впрочем, на русский язык и переводится как "слава". Не секрет, что многие из русских не утруждают себя запоминанием иноязычных имен, заменяя их более для себя благозвучными, посему, предлагая собеседникам привычный для их слуха смысловой перевод, Шукур избавлял тех от надобности подбирать по созвучию что либо вроде Шурика.
А вообще, что за имя такое - Шукур, которое переводится как "слава"? Обыкновенное имя. Азербайджанское, ибо Шукур был азербайджанец. Один из первых азербайджанцев, поселившихся в микрорайоне. Не первый - первым был его двоюродный брат Шамхал, с дипломом зоотехника направленный на подсобное хозяйство кожевенно-обувного комбината им. Коминтерна, он и проторил дорогу. Вслед за ним приехал Шукур, оформился электриком на комбинат. Какое-то время они были единственными азербайджанцами в микрорайоне.
Шамхал, как человек семейный и "при должностях" занимал отдельную комнату в кирпичном пятиэтажном общежитии. Шукуру же дали койку в двухэтажном деревянном бараке - не велика шишка, перебудет.
Шукур не разделял пьяного досуга соседей по общежитию, предпочитая коротать время за книгой. "Да и что с него взять - одно слово нерусь немаканая" - косо поглядывали соседи, но поскольку ксенофобия не свила еще на Вятке гнездо, то ему эту странность прощали, сами же предпочитая проводить свободное время привычным для себя образом. За новыми книгами он и забрел в магазин, а там - новая продавщица. Интересная, молодая - как тут было внимание не обратить?
И она на него обратила внимание. Да и как же иначе? Лицо Шукура моментально к себе внимание привлекало. Точнее, не само лицо, а наиболее выдающийся его элемент, который и впрямь выдавался преизрядно, поневоле заставляя вспомнить старый - с во-о-от такой бородищей! - анекдот о раздаче Богом носов в заключительной его части, когда представитель одного из кавказских народов (лицо кавказской национальности, как теперь принято говорить) узнав, что носы раздаются бесплатно, моментально потребовал: "мне - два!". Из Шукурового носа впрямь можно было выкроить пару обычных носов, еще, глядишь, и осталось бы про запас, но эта особенность вовсе не портила впечатления от его лица, воспринималась как нечто само собой разумеющееся. Ходят слухи, что величина носа прямо пропорциональна мужскому достоинству, но отнюдь не склонные к пуританству дамы коминтерновского микрорайона ни подтвердить ни опровергнуть соответствие товара витрине не могли. Что бы там о кавказцах не говорили, не был Шукур ни донжуаном ни бабником и приключений себе не искал.
И Шамхал донжуаном не был. Не потому, что женат - иные и от жены-то на сторону бегают, а вот не был и все. Среди их земляков, что позднее приехали - среди этих уж всякие попадались.
По набору приехали. Ведь с чего началось? Комбинат - орденоносный, во время войны армию сапогами снабжал - был "в прорыве" и назначили нового директора из прорыва его выводить. Из Баку тот директор приехал. И работников новых набрал - тоже с южных республик. В основном - азербайджанцев. Сам директор недолго на предприятии проработал, положение поправить не смог, комбинат из прорыва не вызволил и уехал. Даже квартиру не успел получить - так в гостинице до конца обретался за казенный-то кошт. Директор уехал, а работники, принятые им, остались.
Работяги они оказались аховые. Те еще мне работнички. Случалось: прибегает мастер поутру запыхавшись в общежитие. Почему на работу, мол, не выходите - времени вот уже сколько! А ему так спокойненько отвечают: сейчас чай только допьем, тогда и выйдем. Хоть рабочая смена час назад началась.
Трое вскоре сели за драку. Один - наркоман оказался. Сам в комнате жил - никого к себе не пускал, а откроет дверь иной раз - запашок какой-то странный попрет. И до чего же запах специфический!
На Вятке не знали еще запаха марихуаны.
Всех, конечно, хаять не буду - попадались и хорошие, добросовестные работники, только мало их было. А вот бегать по бабам были все мастера преизрядные.
У необремененных географическими и тем паче этнографическими познаниями дам российского захолустья все приезжие из южных республик тогдашнего СССР почитались грузинами, вне зависимости от действительной национальности. Так, несовершеннолетняя учащаяся ПТУ, в комнате общежития у которой в неурочное время проверяющие застали двоих парней, в объяснительной написала:
"Зашли двое. Мой сокурсник Володя и грузин. Володя зашел хлеба попросить, а грузин я не знаю зачем."
Тот, кого она называла грузином, был на самом деле узбек. Расул его звали, а местные прозвали его Ромкой. Щуплый, небольшого росточка до Романа он явно не дотягивал. Впоследствии прижился в микрорайоне, женился на местной, детворы наплодил - я когда уезжал, у него уже трое их было. А вот звали его все по-прежнему Ромкой.
Далеко не все из приезжих намеревались строить серьезные отношения, предпочитая жениться, все таки, на своих. Вот, к примеру, Ягуп. Из новоприбывших азербайджанцев, в большинстве провинциалов, отнюдь на звание интеллектуалов не претендующих, он особенно выделялся своей пришибленностью, посему даже среди них почитался за дурачка и был постоянным объектом насмешек. Так вот этот Ягуп как то раз заявил:
- Мне нужна такая жена, чтоб она вот так ходила!
И показал, как должна ходить его будущая жена: склонив голову, опустив очи долу. Я, конечно, не удержался от комментария.
- Ну, понятно, - говорю я ему, - тебе, значит, нужна горбатая. Так бы прямо и сказал. Есть тут одна на примете - в самый раз тебе будет.
Оказавшийся рядом Шукур - заглянул к землякам в общежитие - сразу понял, кого я имею в виду. Была в микрорайоне семейка - как на подбор все горбатые и с головой нелады. Долго потом над Ягупом прикалывался, предлагая сосватать кого тому надо. Сам Шукур был лишен предрассудков. Лишь бы на сторону не гуляла, а своя, не своя - что за разница? Так вот он рассуждал, во всяком случае на людях.
Женился Шукур все таки "на своей". Но это потом. Когда распался Союз, многие из южан, что не уехали прежде, как, к примеру, Шамхал - он уехал с обидой: когда помер директор подсобного хозяйства - от водки,
вишь, помер, шибко любил он ее, а она его и сгубила - попросил Шамхал руководство, чтоб хозяйство передали ему и, пожалуй, он сумел бы дела повести, да ему не поверили, не отдали. Не русский, мол, человек, вот и
нет ему веры, а Шамхалу обидно. Никогда нареканий не имел и с работой справлялся, а тут вдруг заявляют такое. Да еще и хозяйство поручили тому, кто совсем в этом деле не смыслил, вскоре он его вообще до конца развалил. Шамхал же уволился и уехал. На родине, сказывают, переквалифицировался на врача. Вроде, странно: зоотехник и вдруг стал врачом, только кто его знает - может там сейчас у людей жизнь такая, что им впору не к лекарю - к ветеринару обращаться? Что же до прочих южан, те, что не уехали прежде, возвратились в свои республики, ныне ставшие независимыми государствами. Получили гражданство. Азербайджанцы еще и квартиры получили, что от армян убежавших остались. Да, как видно, несладко пришлось им на родине. Понемногу начали возвращаться.
Прописывались в общежития на прежних своих предприятиях, договариваясь через руководство жилищно- коммунальных отделов - сворачивающие из-за кризиса производство предприятия избавлялись от лишних рабочих и места в общежитиях пустовали, посему и квота на прописку была, жилищно-коммунальные же отделы, прописывая временно иностранцев и взимая с них плату за фактически пустующие койки, пополняли свой скудный бюджет, дабы хоть часть месяцами задерживаемой зарплаты выплатить своим оголодавшим работникам. Жили же кто как устроится. Кто сожительницу находил, кто квартиру снимал - с пропиской, хоть бы и временной, снять квартиру попроще, только прописку ту время от времени продлевать надо было. Как-то улаживали все, получая хоть какой ни какой официальный статус. И тогда открывали дело.
Подвизались в торговле - это дело у них хорошо получалось.
Первым Эдик приехал - прежде он на кожкомбинате пожарным профилактиком работал. Поседевший - воевал в Нагорном Карабахе. Приехал со товарищи, бизнес открыл. А вскоре и Шукур объявился. Женатый уже. Оставив дома семью поехал в Россию дело свое начинать. Открыл овощной киоск.
Тот киоск недолго продержался. У других, что с Шукуром приехали, на лад дело пошло, магазины иные не по одному содержали, а Шукур и двух лет не сумел продержаться - закрыл свою лавочку. Только вывеску на память оставил, что я ему рисовал. Красивая была вывеска. Вдруг когда пригодится, тем паче, что деньги за нее заплачены.
Унывать Шукур не привык - открыл новое дело. В самый раз в микрорайоне Коминтерн закрылась прачечная, услуги которой стали жителям не по карману. Совместно с двумя земляками Шукур арендовал освободившееся помещение и занялся сбором и отправкой на пищевые предприятия пустых бутылок, благо оставшиеся от прачечной ванны пригодились для мытья и отмачивания этикеток.
Новый бизнес Шукура продержался с полгода. И Шукур стал не тот. Обрюзгший, жалующийся на жизнь и на боли в сердце - кто признал бы в нем прежнего весельчака- балагура?
Тосковал по семье, что осталась на родине, хоть и жил на квартире сожительницы - приютила да обогрела одинокого мужика бойкая бабенка из местных: вишь, мужик при деньгах и на ласку отзывчив, а что где-то семья у него, так ведь где там она, та семья!
Но вернемся в тот день, когда Шукур, еще молодой и свободный, не познавший горечи банкротств охмурял молодую продавщицу. И - тут надо отдать ему должное - язык у него хорошо был подвешен, легкий же "кавказский" акцент только прибавлял ему шарма. Я застал его уже стоящим по другую сторону прилавка, рядом с продавщицей и, видать, ощущал он себя в магазине едва ли не хозяином, уж во всяком случае своим человеком.
- Слушай, - обратился Шукур ко мне, продолжая смотреть на продавщицу, - возьми лотерейный билетик.
И рукой указал на барабан.
Была, ежели помнит кто, в советские времена книжная лотерея - в барабане билеты лежали заклеенные и пока не раскроешь, не знаешь, то ли взял ты билетик без выигрыша, значит, плакали твои денежки, то ли выпала тебе редкая удача, выигрыш привалил, на который книжек можно было набрать - деньгами выигрыш не отдавали. Хорошие книги в продаже бывали редко, посему популярностью лотерея не пользовалась, хоть билет и недорого стоил - двадцать пять копеек всего, чуть дороже буханки хлеба.
Вот такой-то билет мне Шукур предложил, дабы лишний разок выпендриться перед продавщицей.
Я прикинул: один, пожалуй, возьму. Бог уж с ними, с двадцатью пятью-то копейками - мне обычно в таких делах не везет. Ну, да ладно, на худой конец Шукура порадую, поддержу реноме в глазах продавщицы, мол, помог ей в работе - мне билетик всучил.
Запустил я руку в барабан, развернул билет и глазам своим не поверил. С выигрышем оказался билет-то. Уж
не помню, сколько было того выигрыша, три рубля что ли, только я себе так прикинул: если следующий будет пустой, все равно я с прибылью.
Билет Шукуру показал - вот, мол, как я умею - четвертак продавщице выложил и по новой в барабан полез.
Уж как так оно получилось, а и в следующем билете та же сумма стояла. Удивительно, правда - мне всегда не везло в лотереях, а тем паче два раза подряд!
Показал я билетик Шукуру. - Вот, учись, - говорю, - в лотерею играть. Про себя же подумал: пора останавливаться. Если следующий не дай Бог без выигрыша окажется, то уж сколько бы не выиграл я потом, а эффект пропадет. Мне хотелось Шукуру носище его утереть - перед продавщицей сколь угодно можешь себе выпендриваться, но передо мной-то не надобно. Не надо передо мной - я ведь тоже выпендриться умею.
Пошел книги выбирать. Пока выбирал, краем глаза приметил, как Шукур включился в игру. Раскрутил барабан, запустил туда руку. Развернувши билет, тут же скомкал его и тотчас потянулся за следующим.
Выбрал я себе книги, хоть выбирать было особо и не из чего. Все же разыскал подходящие на выигранную
сумму - еще малость наличными доплатить пришлось. Выходя из магазина, оглянулся.
Смяв в комок и швырнув в корзину очередной билет, Шукур снова полез рукой в барабан.
Через несколько дней встречаю. Ну как, - спрашиваю, - успехи?
- Вот, блин - пять рублей проиграл!
И то счастье, что всего-то имел при себе он в тот день наличности, что пятерку эту злосчастную. А имелось
бы больше - и то б просадил, вплоть, пожалуй и до зарплаты. Вот такой он, Шукур.
И куда с этим южным его темпераментом было в дело-то лезть? Голова тут холодная нужна, тут расчет нужен точный, а не азарт. Ничего удивительного, что Шукур раз за разом на бизнесе прогорал. Не его это дело.
А электриком, надо сказать, он был очень неплохим.
Последнее, что я слышал о нем незадолго до отъезда, что скупает он мыло, вырабатываемое кожкомбинатом из отходов производства, продает его в розницу на базаре, и тем пробавляется, об огромных доходах не помышляя. Больше я о Шукуре не слышал.