Двое сидели за столиком небольшого кафе. Имена их называть не буду -они ни о чем вам не говорят. Назову их Старший и Младший, этого довольно. Еще скажу, что хоть для того, чтобы считаться миллиардерами каждому не хватало немногим менее миллиарда, однако же их материальное состояние позволяло без особого для себя ущерба осуществить эту идею.
Итак, двое сидели за столиком небольшого кафе и вели беседу. Старший что-то объяснял Младшему и это что-то вызвало у Младшего умиление.
- Да тебе, блин, памятник нужно при жизни ставить! - воскликнул он
- Ловлю на слове. Вот ты и поставишь. Вспомни: кто тебя в люди вывел? Можешь и раскошелиться.
Возможно, сказано было и в шутку, но Младший принял это всерьез.
- А бюстом не обойдемся? - осторожно осведомился он.
- Че, бабок жаль? Да ладно, я ведь не настаиваю, чтобы слишком большой.
Тут их внимание привлек ползущий по дороге странного вида автомобильчик, судя по всему, плод творчества какого-то автоумельца.
- Нет, ты глянь-ка на это чудо - Младший показал на автомобиль - ну точно броневик, еще бы только Ленина сверху!
- Маловат он для броневика - возразил Старший.
- Маленького Ленина.
Старший призадумался, что-то прикидывая.
- Маленького Ленина, говоришь... Да, так о чем это мы только что? А, о памятнике. В общем, так. Знаешь, здесь рядом в сверике плешатый стоит? Вот такого же размера и закажешь.
Тут в голове Старшего мелькнула озорная мысль, заставившая его улыбнуться, и он продолжил.
- Кстати, поставишь на его место. А че: у меня такая же лысая бородатая физиономия, как у него, но, думаю, моя будет смотреться получше.
Идея оформилась. Обговорив детали, они разошлись
То, о чем шла речь было небольшой фигуркой Вождя мирового пролетариата. Старожилы сказывали, что она некогда украшала собой фойе кинотеатра. Впоследствии ее выволокли и взгромоздили на невысокий постамент в скверике перед зданием пожарной части. Ленин стоял с непокрытой головой в довольно нелепой позе - несколько откинувшись назад, с протянутой к небесам кверху ладонью рукой и напоминал то ли стропальщика, отдающего команду "вира" то ли нищего, просящего подаяние. Считалось, что это он указывает путь к светлому будущему. Левая рука бессильно протянулась вдоль туловища.
Некогда памятничек был предметом культа - к его подножию возлагали цветы, возле него, даже еще и в конце девяностых, собирались на немноголюдные митинги пролетарии - те, кто пролетел при расхвате общественного достояния, стыдливо прозванного приватизацией. Да, знавал памятник лучшие для себя времена.
Настали девяностые годы. Распалось некогда нерушимое государство. Бывшие братские народы, вспомнив прежние обиды, принялись выяснять отношения, иной раз с оружием в руках. На смену отвергнутым ценностям пришли другие. По-прежнему безучастно взирал со своего постамента бетонный Ильич и его простертая десница все так же указывала дорогу к светлому будущему - туда, в облака, где витают мысли всех мечтающих осчастливить человечество, в небеса, лучшую жизнь на которых обещали многие задолго еще до него. Но ряды почитателей понемногу редели, покуда совсем не иссякли. О памятнике забыли. Краска пооблупилась, в особенности на брюках, и казалось, будто вождь обмочился. У него отвалилась рука и уж больше Ильич ни команду "вира" не отдавал, ни дорогу к светлому будущему не указывал. И уже называли его иной раз "одноруким бандитом", но это редко, так как мало кто из проходящих мимо сквера помнил о стоящем в глубине его памятничке, будь он с рукой или без нее. Вместо цветов на его постаменте валялась груда обломанных сучьев и ведущая к нему узкая тропка заросла сорняком.
Изваяние поверженного кумира, почитаемый некогда истукан стал тем, чем по сути своей и являлся - нелепой человеческой фигуркой на пьедестале. Как было сказано в давние времена, в дни свержения идолов: "Велий еси, Господи, чюдна дела твои. Вчера чтим от человек, а днесь поругаем!".
Через какое-то время о памятнике вспомнили. Пришпандорили кое-как недостающую руку, свежей краской выкрасили всю фигурку, заодно перекрасили и тумбу под ним. И хоть сквер, где стоял он, оставался заросшим бурьяном и замусоренным, возле подножия пьедестала стали появляться цветы.
Вернемся к нашим персонажам. Младший был человеком действия и не откладывал дела в долгий ящик, что всегда приносило ему успех. Он тут-же поехал домой, выудил из интернета фотографию Старшего, после чего заскочил в сквер и на глазок определил размеры. Затем зашел в мастерскую по изготовлению памятников, благо была она поблизости, буквально через дорогу, и оформил заказ.
В тот же день на постаменте появилось объявление, что памятничек забирают на реставрацию. Подъехал подъемный кран и убрал фигурку с каменной тумбы. Вопреки опасениям, это ничьего внимания не привлекло. Только дежурный по пожарной части выглянул из дверей, но, удостоверившись, что демонтаж фигурки ни пожар, ни наводнение. и иной какой случай, требующий немедленного вмешательства борцов с огнем не напоминает, тотчас скрылся обратно.
Недели с три пьедестал простоял пустой, тем не менее в один из дней кто-то украсил его цветами.
В означенное время фигурка была готова. Ее взгромоздили на место.
Старший стоял в классической ленинской позе, с воздетой десницей, однако пальцы обращенной кверху ладони были не раскрыты в ожидании милостыни, а крепко сжаты в кулак, за исключением среднего, нагло нацеленного в небеса, где витают мысли мечтающих осчастливить человечество. Опущенная вдоль туловища левая рука была сжата, как казалось при первом взгляде, в кулак, оказывавшийся при дальнейшем, более внимательном рассмотрении внушительным кукишем. Губы истукана кривила мефистофельская ухмылка.
Всем своим видом фигурка олицетворяла исключительный пофигизм и презрение к окружающему.
Как демонтаж, так и установка памятника не вызвала ничьего интереса. Так же выглянул дежурный по пожарной части и скрылся. В сей же час из разверзшихся ворот, словно чертенок из табакерки, выскочила пожарная машина, огласила окрестности оглушительным воем и умчалась куда-то, впрочем, к памятнику это отношения не имело.
Подбежавший пес невесть какой породы остановился у постамента, обнюхал его и сочтя вполне подходящим, что бы там не стояло сверху, для его собачьих надобностей, задрал заднюю ногу.
Младший достал мобильник.
- Ну, ты даешь! - только и сказал Старший, услышав отчет о проделанной работе - Я ведь так, в шутку все, думал, и ты прикалываешься, а ты, значит, серьезно. Ладно, вечерком подскочу. Где-то так часиков в восемь подъеду. Посмотрю, что ты там наварганил.
Встретились возле памятника.
- Хорош! - восхитился Старший. - Главное - с первого взгляда и не заметишь подмену.
Он еще раз осмотрел бетонную фигурку.
- Знаешь, мне нравится. Прижизненный памятник - это все-таки что-то.
Он стал рядом с истуканом и принял такую же позу.
Тут его внимание привлек лежащий на пьедестале букет. Скромный, такой, букетик.
- О, я вижу ты и с цветами расстарался!
- Это не я - отозвался Младший. - Видно, кто-то из почитателей лысого отметился. Когда я тебе звонил, его не было.
- Ну, неважно. На постаменте стою я, значит - мне.
Старший еще раз осмотрел памятник.
- И когда ты эту красоту в прежнем виде восстановить намерен?
- А зачем? Никто внимания не обратил, вот уже и цветы приносят. Пусть будет, как есть.
- А как заметят?
- Да что ты! Сколько лет без руки стоял и то не замечали. А здесь и рука есть и борода на месте и плешь в наличии. Чем твоя лысина хуже, чем у того? Какие могут быть претензии? Тем более, что и памятник-то бесхозный. Хоть сам становись на тумбу, никто возражать не будет. Лишь бы пустая не была. Хоть я не уверен, что будь она и пустая, кто-либо обратит внимание. Тут главное, чтобы тумба оставалась на месте.
Подмену так и не заметили. Почитатели бессмертного учения вечно живого по-прежнему клали цветы на пьедестал, при этом представители старшего поколения не смотрели на изрядно примелькавшуюся еще в советские времена фигурку. Молодое же поколение почитателей, родившееся после конца СССР и потому не особенно хорошо помнившее облик вождя, сочло, что именно так он и должен выглядеть, а неприличный жест адресуется мировой буржуазии. Ей же предназначен и кукиш.
Что же касается предшественника - бетонный истуканчик был установлен в усадьбе Младшего в центре клумбы и сейчас цветов вокруг его подножия больше, чем принесли к нему за все годы, пока он стоял на пьедестале.