На следующий день после весьма памятной мне пьянки в честь дня Конституции и последовавшей за ней не менее памятной ночи, Людмила пришла ко мне в бар. Как раз в это время в баре уже находилась моя постоянная пассия Ольга по фамилии Колодина, поэтому у девушек здесь произошла интересная встреча. Да, в баре находилась та самая Ольга, из 'великолепной четверки', которую все наши общие знакомые прочили мне в невесты. (И это при том, что моя законная жена была жива, здорова, весьма жизнерадостна, и главное, не собиралась от меня отказываться).
Случилось так, что девушки - Людмила и Ольга - успели
'познакомиться', если можно так выразиться, в те короткие пять минут, пока я отсутствовал в баре, находясь на складе; скорее всего Людмила, войдя, спросила, где бармен, и Ольга, сидевшая у стойки, чувствуя себя здесь хозяйкой, ответила, что я буду через пару минут и, в свою очередь, спросила, чего та желает. На что Людмила самонадеянно ответила, что нужен ей лично я. Тут Ольга, естественно, взъерошилась и девушки, слово за слово, схлестнулись в тут же завязавшемся между ними разговоре-поединке.
Словом, когда я вернулся в бар, они уже перебрались за один из свободных столиков, где, усевшись напротив друг дружки, стали заниматься словесной перепалкой, сопровождаемой энергичной жестикуляцией, и к моменту моего появления едва не переросшей в схватку физическую.
Картина эта, которую мне посчастливилось наблюдать, признаюсь, немало потешила мое самолюбие, еще бы: две столь хорошенькие женщины сцепились в 'битве' за меня!
Девятнадцатилетняя Людмила, не по возрасту развитая, умная и весьма самоуверенная особа, и при этом довольно рассудительная, явно брала верх в споре с восемнадцатилетней Ольгой, эмоциональной и страстной, и потому непоследовательной в аргументах.
По мне, так обе они были замечательно хороши, но преимущество Людмилы над ее оппоненткой было в том, что она со мной спала (впервые, по пьянке, вчера, а во второй раз сегодня утром, так сказать, на похмелье), а вот Ольга, которая провела около меня долгих шесть месяцев, нет. Причем, попутно замечу, я со своей стороны, естественно, очень стремился с ней сблизиться. Но... несколько моих попыток, предпринятых в этом направлении, были ею решительно пресечены, и в какой-то момент я решил, что с меня довольно, и теперь уже ей придется домогаться меня.
Людмила умело вела разговор: снисходительно улыбаясь, она то и дело называла соперницу 'девочка моя', и, в конце концов, своими аргументами и контраргументами довела Ольгу до отчаяния, намекая на то, что та не имеет на меня прав, - каким-то женским чутьем, видя девушку впервые в жизни, она догадалась какие именно у нас с Ольгой отношения.
Ольга распалилась, лицо раскраснелось, крылья ее носа гневно раздувались, что, следует отметить, девушку совсем не портило, а делало еще более привлекательной. Я, по-прежнему оставаясь незамеченным ими, решил не вмешиваться в этот отчаянный спор, понимая, что он или оттолкнет Ольгу от меня навсегда (что было маловероятно, и, по сути, нелогично), или же, что казалось более вероятным, бросит в мои объятия, что вскоре, о чем тороплюсь сообщить читателю, и произошло.
Разговор девушек в считанные минуты достиг апогея и прервался на полуслове: не выдержав словесного поединка, Ольга встала и, бросив поочередно, вначале на Людмилу, а затем и на меня испепеляющие взгляды, метнулась к двери, распахнула настежь и громко хлопнула ею на прощание. Надо отдать должное Людмиле, она спокойно, как будто ничего серьезного не произошло, с гордым видом подошла к стойке и спросила:
- Ты, может быть, хочешь, чтобы я сбегала и позвала эту девочку назад?
Я махнул рукой:
- Да ладно, я думаю, что через пару дней она остынет и сама вернется.
Людмила, выслушав меня, преспокойно уселась на Ольгин стул, заняв, таким образом, ее место за стойкой, а заодно и место около меня.
- Она вернется сюда только тогда, когда меня здесь не будет, - твердо заявила она, глядя мне прямо в глаза, затем добавила: - Теперь я буду твоей единственной женщиной.
- Да, но... - пробормотал я, сраженный столь самоуверенным заявлением, - для этого тебе, моя милая, придется продемонстрировать самые разнообразные таланты...
Ее предупреждающе поднятая рука и многообещающий взгляд были мне ответом, причем столь исчерпывающим, что я смолк.
Наш бар в этот, так сказать, установочный период, работал без постоянного графика, так как ресторан открылся официально всего несколько недель тому назад. Поэтому первое время руководство разрешило нам поработать как бы экспериментально, ориентируясь на посещаемость, но закрывать его было велено не позже двенадцати, а если клиентов не было, то и вовсе в половине одиннадцатого. Воспользовавшись этим пунктом нашем договоренности с администрацией общепита, я дождался, когда мои прежние клиенты разошлись, а новые еще не появились, закрыл предприятие, повесил на обе двери - внутреннюю и наружную - таблички 'Закрыто' и мы с Людмилой вновь, как и нынче утром, едва успев постелить на ковре матрас, целуясь и срывая друг с друга одежду, ринулись навстречу друг другу.
Спустя некоторое время, отдав должное первому порыву страсти, мы передохнули, выкурили по сигарете, а затем Людмила, хищно вытянувшись всем своим гибким телом, вновь привлекла меня к себе; ее маленькие крепкие груди легли прямо в мои ладони, легко уместившись в них, а нежные сосочки, столь трогательно беззащитные, буквально напрашивались на поцелуи. Восторженный, я ласкал и целовал ее аккуратный животик с милой ямочкой пупка, а моя ладонь, опускаясь все ниже, опустилась на то место, где ее узкая талия плавно переходила в стройные и крепкие, дивной формы бедра, обещающие мужчине неземное наслаждение; казалось, можно было без устали созерцать эту совершенную красоту, и любить хозяйку такого великолепного тела.
Мы предавались любви долго и прочувственно, а потом усталые и влажные от любовного пота, лежали в обнимку, шепча друг другу всякие милые глупости, и, наконец, уже глубокой ночью, уснули.
Признаюсь, эти постоянно улучшающиеся отношения не на шутку увлекли нас обоих: используя любую возможность вырваться из студенческого городка, Людмила стала приходить ко мне в бар почти каждый вечер, и тогда время от полуночи до утра было только нашим. В общей сложности у нас было не очень много встреч, может быть с десяток, или чуть более того, и в каждой из них Людмила раскрывалась как женщина постепенно, как бы порциями, словно боясь спугнуть меня своей сексуальностью и жадностью до любовных утех. Я, естественно, как и любой другой мужчина на моем месте, ставил это себе в заслугу, считая, что именно со мной постепенно пробуждается ее чувственность, в моих руках расцветает этот еще совсем недавно закрытый бутон, раскрываясь в зрелый цветок любви, и вскоре вдруг осознал, что увлекся Людмилой не на шутку, практически позабыв о существовании других женщин.
Мы бы, наверное, вскоре достигли пика, то есть совершенства в наших сексуальных отношениях, но к несчастью, а может, кто знает, и к добру, наступило 25 октября, - это был день, разлучивший нас. Утром этого дня студенты Кишиневского мединститута, закончив свой трудовой семестр, покидали наш город и возвращались в свою альма-матер, чтобы продолжить дальнейшие занятия.
От предстоящей разлуки с Людмилой я был сам не свой, и любой мужик, который хотя бы раз видел мою милую женщину, понял бы меня. Я это говорю столь уверенно вот почему: как-то раз мы с ней имели удовольствие прогуляться вместе по городу, и, надо сказать, во время этой прогулки я едва не испытал шок: мужики, буквально все, независимо от возраста - и подростки, и мужики за сорок, не говоря уже о моих сверстниках, встреченные нами, буквально немели при виде моей Людмилы и потом еще долго провожали ее восхищенными взглядами, так как кроме великолепной фигуры, девушка обладала царственной осанкой и красивой походкой.
Я в шутку называл Людмилу 'моя гордая римлянка', так как она носила римскую императорскую фамилию, которая, как она считала, ей досталась от весьма далеких предков, а потомки пронесли ее словно стяг, сквозь тысячелетия - нигде и никогда больше, кроме как в книгах по истории древнего Рима, я подобной фамилии, где четыре согласные буквы соединены посредине одной гласной, не встречал.
И вот, поздним утром 25 октября, когда я, думая только о своей возлюбленной, и уже заранее переживая предстоящую разлуку, занимался в баре уборкой, Людмила, сумев каким-то образом вырваться за час до отъезда, забежала ко мне. Я открыл дверь на условный стук, и Людмила, шагнув внутрь, упала в мои объятия.
- Я пришла специально, милый, - прошептала она, приподнимаясь на носочки и подставляя губы для поцелуя, - чтобы сказать тебе, что я буду ужасно скучать и ждать, когда ты ко мне приедешь. А сейчас я объясню тебе, как и где в Кишиневе меня можно разыскать.
Не в силах больше слышать о предстоящей разлуке, я захлопнул дверь, нежно прижал к груди эту обожаемую мною женщину, глаза которой в этот момент безвинно глядели на меня снизу вверх, и, не удержавшись, стал целовать ее, на ходу срывая джинсовый комбинезон, который так удачно подчеркивал ее великолепные и весьма соблазнительные формы.
- Савва, любимый мой, милый, сумасшедший, - шептала она, помогая мне расстегивать пуговицы на комбинезоне, - мне же нельзя, автобус не будет ждать, и если я вовремя не приду, мне влетит.
- Ты не опоздаешь, - хрипел я, разворачивая ее к себе спиной и подталкивая к низкому креслу на одной ножке. Людмила взобралась на него коленями и передо мной открылась ее великолепная попка, на ощупь тугая, как резиновый мяч. Я с рычанием набросился на нее. Стул от наших движений внезапно заходил, весело заплясал под Людмилой, - как потом выяснилось, из-за ослабевшего болта, скрепляющего ножку с сиденьем, он оказался сильно расшатанным. Моя пассия лишь покрепче вцепилась руками в спинку стула и теперь виляла, балансируя задом, охая от восторга и легкого ужаса, боясь, что он опрокинется, а я был уверен, что она охает от удовольствия. Конечно, при таком запале не стоило надеяться на сколько-нибудь продолжительный половой акт - я приплыл в считанные минуты, - но Людмила после него выглядела вполне довольной и даже счастливой. Натягивая трусики, она шептала мне:
- Ты просто ненормальный, Савва, на прощание устроил такой сексуальный фейерверк!.. И почему мы не знали этого фокуса со стулом раньше, я бы вообще отсюда не уходила, не покидала твой бар.
Не переставая бешено целоваться, мы покинули здание ресторана, затем я поймал попутную машину, а еще через несколько минут мы уже добрались до небольшого пустыря перед студенческим городком, где увидели стоявшие в ряд десятка два автобусов, предназначенные для отправки студентов домой. К нашему приезду погрузка почти завершилась, все автобусы были заполнены.
Подтолкнув Людмилу к ее автобусу, я присоединился к кучке провожающих, среди которых обнаружил немало знакомых мне городских парней. Оглядываясь по сторонам, я с удивлением отметил, что девушки, прощаясь с ними, плачут. Моя Людмила тут же вернулась, выяснилось, что у нас есть еще несколько минут для прощания, так как ожидали еще какого-то главного распорядителя, задерживавшегося в райкоме партии. В отличие от других девушек моя Людмила не плакала, лишь повторила еще раз, что будет ждать. Последний поцелуй, - и Людмила, не стесняясь, повисла у меня на шее, - затем прозвучал сигнал к отправке, и она побежала к своему автобусу.
2.
Следующая наша с ней встреча состоялась в Кишиневе, куда я специально приехал, чтобы повидаться с милой моему сердцу женщиной, - странно, но разлука в пару месяцев не заглушила, а лишь усилила мою тягу к ней.
В Кишинев я прибыл рейсовым автобусом вместе с моим другом Кондратом: наметив встретиться вечером в назначенном месте, мы с ним разъехались каждый по своим делам.
Такси доставило меня на 'Малую малину' - микрорайон, где размещались общежития мединститута. Найдя нужный мне корпус и убедившись по журналу проживающих в нем студентов, что Людмила должна быть именно здесь, я, оставив свой паспорт в залог, поднялся на нужный мне четвертый этаж.
А в это самое время в комнате, которую я разыскивал, меня будто специально поджидали: когда я постучал, дверь немедленно открылась, и уже в следующую секунду я оказался в объятиях моей милой Людмилы. Почти не удивившись моему появлению, она завела меня внутрь, где я тут же был представлен двум девушкам, ее соседкам по комнате, а также женщине лет шестидесяти, сидевшей за столом, по внешнему виду явно иностранке. Людмила сообщила присутствующим, что я ее двоюродный брат, приехавший навестить любимую сестренку из ее родного городка Сороки. Я, помнится, успел шепнуть ей на ухо, что бывал в этом городе лишь проездом, на что она махнула рукой, сказав мне, что эти девушки вообще там не бывали.
- Тогда скажи им, что меня зовут Тиберий, и все поверят, что мы родственники и у нас одна фамилия, - сказал я, и вместо ответа получил дружеский тычок в бок. Познакомились, девушки оказались иностранками, и к тому же двоюродными сестрами, приехавшими учиться в Кишинев из братской Болгарии и изучающими здесь медицину. (В Молдавии - к сведению тех, кто, может быть, этого не знает, - проживают свои, молдавские болгары).
В ходе разговора выяснилось, что моя Людмила, являясь старостой группы, еще в начале учебы получила от руководства института общественное задание, согласно которому обязана была проживать вместе со студентками-иностранками в одной комнате, тем самым осуществляя над ними шефство. (Всего лишь через час мне предстояло узнать, к чему это 'шефство' в итоге привело).
На столе, стоявшем в центре комнаты, в литровой бутылке из-под молока стояли цветы - пять красных гвоздик. Поймав мой вопросительный взгляд, Людмила пояснила, что у одной из девушек сегодня день рождения - ей исполнилось 20 лет. А пожилая женщина оказалась тетушкой именинницы, приехавшей накануне из - откуда вы бы думали? - Румынии! Вот так: племянница живет в Болгарии, а ее тетушка - в Румынии. (Таким вот образом, сегодня, в этой маленькой комнатке волею судеб и случая собрался эдакий малый интернационал; не правда ли, любопытное стечение обстоятельств?!).
Сразу после знакомства все присутствующие были приглашены за стол. Я, как единственный в комнате джентльмен, занялся его сервировкой, внеся свою скромную лепту в его украшение - бутылку коньяка и коробку конфет. Тетя из Румынии, мадам Габриела, опорожнив свою большую кожаную сумку, дополнила сервировку богатым набором импортной провизии и, самое главное - блоком сигарет 'Кент'. Я разлил по граненым стаканам коньяк, затем Людмила произнесла тост, и веселое празднование дня рождения началось.
В самый разгар торжества, когда мы, выпив коньяку и наевшись всяких вкусностей, все дружно впятером закурили, в дверь постучали, а секундой позже в комнату кто-то вошел. Вошедший бестелесный невидимка из-за сизого облака, плотно наполнившего небольшую комнатку, уверенными движениями разогнал рукой дым, и, возникнув перед нами уже во плоти, оказался мужчиной представительного вида лет сорока с посеребренными сединой висками и благообразной бородкой клинышком.
Внимательно оглядев всех по очереди, он, повернулся к нам - мадам Габриеле и ко мне, и учтиво, но с достоинством представился и оказался, - к моему легкому ужасу, - преподавателем девушек, профессором. Спросив кто мы такие, - я, естественно, продолжал придерживаться версии брата, - он выслушал мой исчерпывающий ответ, и сказав: 'Очень приятно, вы здесь оказались очень кстати', - присел за стол. Еще в момент его появления девушки натренированными движениями успели пригасить свои сигареты. Но вот дым нельзя было как-либо спрятать, поэтому мы с Габриелой в один голос, только на разных языках, стали извиняться за курение и причиненное тем самым неудобство. Профессор не отказал себе в удовольствии и с ходу прочел нам лекцию о вреде курения. (Хорошо хоть я движением фокусника успел сунуть под стол бутылку коньяка, а то лекция бы заняла вдвое больше времени, включив в себя также сообщение о вреде алкоголя). Закончив с этим, он перенес свое внимание на девушек. Призвав нас с Габриелой, как родственников своих студентов в свидетели, он стал распекать девушек-болгарок за слабую учебу и... плохое поведение. Людмиле тоже досталось - она получила нагоняй за плохой контроль над соученицами, а затем профессор пообещал студенткам-болгаркам, что и вовсе выгонит их из института уже к началу следующего семестра, если они, соответственно, к тому времени не исправятся и не подтянутся.
Покончив с нравоучениями, профессор вновь обратил свое внимание на меня. (О приезде румынской тетушки его, очевидно, уведомили заранее, потому он, скорее всего, и пришел, а вот мое появление здесь ему, судя по всему, было подозрительно). Я успокоил профессора, продолжив уже обкатанную мною накануне тему 'брата из Сорок' и заверил его, что объектом моего внимания и ухаживания сегодня будет исключительно тетушка-иностранка. На этом наш разговор исчерпался, и профессор ушел.
После его ухода настроение в нашей компании упало до нуля, девушки сидели расстроенные и притихшие, и от скуки я стал было выказывать знаки внимания болгаркам (они были таки ничего себе, общительные, и довольно симпатичные внешне. И к тому же иностранки!), но Людмила не дала мне здесь ни единого шанса, единолично и полностью завладев моим вниманием, а вскоре мы с ней, еще раз поздравив именинницу и поблагодарив остальных за компанию, откланялись и отправились в город.
Время клонилось к вечеру, когда такси привезло нас к гостинице 'Турист', где я собирался снять номер на сутки. Войдя в полутемный вестибюль, мы с Людмилой увидели у окошка администратора обычную для советских гостиниц картину: десятка полтора командировочных, разнообразно одетых, и по разному выглядевших - тут были мужчины маленького, среднего и высокого роста, полные, худые и нормального сложения, но все с одинаково унылыми лицами, сжимающие в руках паспорта и дешевые шоколадки, предназначенные, очевидно, для ублажения администратора, переминались с ноги на ногу, и с тоской и подозрением поглядывали друг на друга - вдруг сосед получит койко-место раньше него.
Администратор, сидевшая за стойкой, женщина средних лет и приятной внешности, сохраняла неподвижное в своей официальности лицо, которое вкупе со строгой табличкой над ее окошком 'Мест нет', составляло, казалось, единое целое.
Я с улыбкой обогнул очередь, подошел прямо к окошку, протянул строгой даме два паспорта (паспорт жены я на всякий случай всегда ношу с собой) и негромко сказал:
- Здравствуйте. У меня имеется бронь, вы сверьтесь, пожалуйста, со своими записями, а мы с женой подойдем сюда попозже, через пару часов.
Очередь зашевелилась, командировочные стали вздыхать, с завистью поглядывая на меня, 'счастливчика с бронью', затем вполголоса начали переговариваться между собой, - от долгого стояния в очереди они все здесь уже успели перезнакомиться.
Администратор, профессионал своего дела, оказалась догадливой: не меняя выражения лица, она взяла паспорта, открыла их, полистала, затем посмотрела в свой журнал, и кивнула мне утвердительно, дескать, все в полном порядке.
Сочтя дело решенным, я взял Людмилу под руку и отправился на выход. В паспорт, между листочками, я заранее вложил 25 рублей - это была самая надежная в нашей стране бронь, которую ничем не разрушить.
Людмила удивилась такому молниеносному оформлению, но на вопрос 'как?' я только поцеловал ее в щечку, а тут как раз около нас остановилась свободная 'волга' с шашечками, мы сели в нее и укатили в названный мною таксисту мотель 'Стругураш'.
Около ресторана с одноименным названием к этому часу нас должен был дожидаться Кондрат, который обещал появиться там со своей новой девушкой, жительницей города Кишинева, с которой я был еще не знаком.
Мы подъехали к интуристовскому комплексу, когда на часах было около восьми вечера, и очень скоро обнаружили ожидавшую нас пару: Кондрат и его новая пассия, рослая светловолосая девица с открытым симпатичным лицом, оба одетые в похожие коричневые кожаные куртки спортивного покроя, прогуливались под растущими вдоль аллеи оголенными деревьями, потерявшими свою последнюю листву во время недавних первых заморозков. Мы поприветствовали друг друга, затем познакомили, представив друг дружке наших дам - девушка Кондрата назвалась Ириной, - и уже вчетвером, проголосовав куда пойти - в бар или ресторан, подчиняясь мнению большинства, направились в бар.
Подарив швейцару-распорядителю наши трехрублевые входные билеты, на которые клиенты обычно получают тут свой первый коктейль, мы прошли внутрь этого вместительного, но едва освещенного - разумеется, в целях интима - помещения.
Круглые, закрытого типа кабинки этого самого любимого мною в Кишиневе бара также были весьма удобны в смысле интима, и мы, вооружившись стаканами с напитками, заняли одну из них. Людмила, как всегда, предпочла пить водку, я заказал коньяк, а Кондрат со своей девушкой - шампанское. Настроение у всех было отличное, мы без конца шутили и смеялись, а наши девушки быстро сдружились между собой.
Ирина была студенткой университета, и кроме того спортсменкой, гандболисткой, и, несмотря на свой совсем еще юный возраст - то ли 18, то ли 19 лет, уже была членом сборной молодежной СССР, а также чемпионкой Европы среди юниорок.
На протяжении всего вечера в нашу кабинку (она рассчитана на 8 мест), то и дело заглядывали вновь прибывающие в бар посетители но я всем делал отмашку рукой, давая понять, что мы к себе никого не желаем. Пару раз к нам приходил парень - тот самый распорядитель, и умоляющим голосом просил принять к себе румын, или, для разнообразия, финнов или норвежцев, объясняя это тем, что народу сегодня приперла тьма-тьмущая и мест на всех не хватает. Наконец я шепнул ему на ухо: 'Да ну их всех на х...', сунул в руку десятку, и он отправился искать места для своих иностранцев в другом конце бара. Спустя некоторое время к нам в кабинку заглянул с тем же, видимо, вопросом, бармен Жорик. Однако он, едва заметив наши уже знакомые ему физиономии, кивком поприветствовал всех, после чего, безнадежно махнув рукой, удалился.
Танцевали мы, выбираясь из кабинки по очереди парами, чтобы посторонние не смогли покуситься на нее и занять в наше отсутствие.
Танцуя, я обнимал Людмилу, сжимая в своих объятиях ее милое мне и столь желанное тело, и от предчувствия предстоящей нашей близости уже загодя трепетал от возбуждения.
В самый разгар гулянья в нашу кабинку сунулись двое 'бездомных' японцев, к этому моменту уже прилично подвыпивших, и мы, глядя на их умильные физиономии с глазами-щелками, - от выпитого, казалось, почти совсем уже закрывшимися, - пригласили их к себе. С японцами, знавшими по-русски всего несколько слов, мы быстро нашли общий язык, и уже спустя несколько минут я 'заговорил' по-японски - это, конечно, были исключительно команды из дзюдо и каратэ, которые я знаю достаточно полно, добавкой к ним были также несколько десятков фраз на английском, которых для дружеского контакта оказалось вполне достаточно. Вскоре наши японские друзья уже вовсю заказывали шампанское для всей компании и целовали нашим дамам ручки - они были очень симпатичные и забавные, и мы не пожалели что пустили их к себе.
Вечер был великолепен, время протекало весело и незаметно, однако ближе к полуночи мы с Людмилой были вынуждены попрощаться с друзьями и откланяться - настало время отправляться в гостиницу. Кондрат с Ириной решили еще немного задержаться в баре, так как в общежитие, в котором они планировали заночевать, явиться было чем позднее, тем лучше, чтобы избежать любопытных чужих глаз.
Мы с Людмилой оделись в гардеробной и, не переставая целоваться, выбрались на свежий воздух. Такси на стоянке не оказалось, лишь несколько в стороне от гостиничного комплекса, примерно в сотне шагов от него, стоял одинокий 'москвич'. Решив, что это по всей вероятности частник, желающий подзаработать, мы направились к машине. Когда мы с Людмилой, не размыкая объятий, приблизились, у машины уже крутились двое каких-то типов, почему-то сразу вызвавших во мне неприязнь, они о чем-то переговаривались с водителем, молодым парнем в зеленой болоньевой куртке и берете.
Завидев нас, один из парней, одетый в черную меховую куртку, с непокрытой головой, сказал:
- О, а вот еще двое попутчиков. Вам куда, ребята?
- В гостиницу 'Турист', - ответил я.
- Ну, так это же выходит по пути, давайте сбросимся бабками и поедем вместе, нам с другом как раз на Рышкановку.
- Так чего же вы до сих пор не поехали? Не сговорились? - кивнул я на водителя.
- Дорого просит, - ответил парень. Во все время нашего разговора второй из парней, одетый в серое пальто и с кепкой на голове, исподтишка бросал на Людмилу недвусмысленные взгляды.
- Ну, так что - нетерпеливо спросил меня первый парень, - едем?
Какое-то шестое чувство подсказывало мне, что что-то тут не так и эти двое каким-то образом могут быть опасны нам, поэтому я сказал водителю:
- Шеф, не теряй зря времени, заводи шарманку, дорогой назовешь свою цену, я хотел бы поехать вдвоем со своей девушкой. Я думаю, мы при любом раскладе договоримся, торговаться не стану.
Водитель посмотрел на меня каким-то странным отсутствующим взглядом, передернул плечами, и... ничего не ответил. С этой секунды я еще больше насторожился; я был уже почти уверен в том, что дело здесь нечисто - водитель, который, казалось, находился тут именно для того, чтобы заработать, закалымить, как у нас выражались, денег, на мое заманчивое предложение никак не отреагировал, пробормотав после минутного молчания, что он-де собирается ждать какого-то мифического клиента, о встрече с которым якобы договорился заранее. При этом он в глаза нам не глядел, бестолково топтался вокруг машины, все время курил и явно нервничал. А тут еще и второй из парней, тот, что в кепке, тоже стал уговаривать меня ехать всем вместе. Почуяв во всем этом подвох, я, стараясь действовать незаметно, нащупал и обхватил пальцами находившуюся за поясом под кожаным пиджаком и курткой японское оружие - нунчаку, и сказал парню, который мне уже надоел своими приставаниями:
- Все, земляк, отстань, я с тобой делов не имею, мне - в одну сторону, а тебе, как ты сам сказал - на Рышкановку.
- Да че ты в натуре, братан, давай скинем башли пополам и поехали, - вновь стал нажимать он, прибавляя к своему лексикону жаргонные словечки.
- Чего ты меня уговариваешь, словно девку? - разозлился я. - С вами вместе я никуда не поеду. Разговор закончен.
Парень сразу же после моих слов смолк и, отвернувшись, отошел в сторону. Людмила, кутаясь в свою куцую искусственную шубейку, жалась ко мне, а я, бросив взгляд на ее демисезонные легкие ботиночки, в нетерпении стал вглядываться в пустынное шоссе, надеясь увидеть там огни едущих в сторону ресторана машин, которых, как назло, все не было.
В какое-то мгновение я, наверное, сверхчувством уловил за своей спиной движение и резко обернулся - один из парней, тот, что был в черной куртке, и о существовании которого я совершенно позабыл, подкрадывался к нам сзади! При этом мне показалось, что в руке у него что-то тускло сверкнуло. Уточнять что, как и почему, у меня уже не оставалось времени, и я, резко развернувшись к нему и одновременно отталкивая в сторону Людмилу, зарядил парню в голову мгновенно выхваченными из-за пояса нунчаками, нанеся в течение двух-трех секунд пять-шесть ударов средней тяжести. Продержавшись под градом ударов несколько мгновений, парень мешком свалился мне под ноги, и только уже лежа схватился за голову и завизжал, будто его режут. По ходу, продолжая движение, я достал нунчаками и второго товарища, сексуально озабоченного, которой, в растерянности дико вытаращив глаза, взирал на мои действия. Все это оказалось нетрудно проделать, я уже лет десять этими японскими игрушками балуюсь, но второму парню я, все же, кажется, по голове не попал, а только по рукам, и он, развернувшись, с криком сиганул в кусты.
Пока я глядел ему вслед, водитель 'москвича', чего уж я совсем не ожидал, тоже бросился наутек.
'Надо же, все они, оказывается, заодно, - понял я, прижимая к себе правой рукой ничего не понимающую Людмилу, а левой все еще вращая нунчаками, чтобы быть готовым к отражению возможной атаки. - Ну, кто бы мог подумать, а, это же банда грабителей на нашу голову' Страха у меня не было совсем, с пистолетом в наших краях бандиты и хулиганы не ходили, а ножа я не боялся.
Я все еще озирался по сторонам, ожидая нападения, когда вдали, на шоссе, показался свет фар, затем приближающаяся машина свернула к мотелю, а несколькими секундами позже мы увидели, что это такси с приветливым голубым огоньком наверху.
Мы с Людмилой энергично замахали руками, затем побежали машине наперерез, тут же, не спрашивая цену, прыгнули в салон, и, торопя водителя, укатили в город. Моим желанием было поскорее покинуть это место, как знать, с кем мы здесь связались, в любом случае лучше бы нам быть подальше от места событий.
- Послушай, Савва, - сказала Людмила, когда огни ресторана исчезли, скрывшись за одним из холмистых поворотов дороги, - а ведь нас могли убить. И ты - мой герой, и одновременно ангел-хранитель, ты защитил нас обоих.
- Бог с тобой, что за глупости ты говоришь, милая, - наклонился я к ней и поцеловал в прохладные губы. - Эти ребятки простые хулиганы или карманники, ты же сама видела, они ждали, чтобы я достал деньги, а до этого первые не начинали. - Я фальшиво засмеялся, а девушка, успокоенная этими словами, прижалась ко мне, и до самой гостиницы сидела не шевелясь и не выпуская меня из своих объятий.
Войдя в знакомый вестибюль, мы обнаружили у стойки цепочку командировочных все в том же составе, только некоторые из них, уже потеряв, видимо, надежду получить номер, свои шоколадки сами сжевали.
Я назвал администратору свою фамилию, и оказалось, что 'бронь' моя в порядке, в силе и действует, и даже листики прибытия заполнены чьей-то заботливой рукой и нам осталось лишь расписаться в них.
Дежурная денег с меня не взяла, сказав вполголоса 'там хватит', и мы, получив ключи от нашего полу-люкса, поднялись на второй этаж.
В эту ночь Людмила была со мной особенно нежна, а в меня словно вселился бес - я был агрессивен и неутомим, и вертел Людмилу в постели как хотел, не давая ей опомниться.
Во время одной из коротких передышек в неярком свете ночника я увидел, как она полотенцем вытирает со своего живота... пену. Это наша любовная жидкость смешалась, и мы ее взбили до состояния пены, с восторгом подумал я.
И все же моя милая медичка и на этот раз не удержалась и поставила, как обычно, свой диагноз, назвав то, что происходило между нами в постели, сладкой экзекуцией. Каково, а? Выслушав Людмилу, я счастливо рассмеялся, после чего вновь сжал ее в своих объятиях.
Зато, когда я ее, наконец, отпустил, она так и осталась лежать, закатив глаза, слабо шевеля губами; мне даже показалось, что она молилась.
Было около четырех утра, когда мы, обнявшись, наконец уснули, и как раз в это самое время в дверь постучали. Я вскочил с постели, вынул из кармана пиджака пять рублей, собираясь уже, было, просунуть их, приоткрыв дверь, в образовавшуюся щель, когда вспомнил, что Людмила находится здесь со мной вроде как на законных правах, 'официально', то есть по документам моей жены. Что-то здесь не так, подумал я, замерев у двери, несмотря на то, что в нее вторично постучали; теперь и Людмила приподнялась в постели, она тоже не на шутку обеспокоилась. Я шагнул к ней, поцеловал, велел, пока я не разрешу, из-под одеяла не высовываться, затем вернулся и отпер дверь, очень надеясь на то, что хотя бы здесь и сейчас мне не придется использовать свои нунчаку.
За дверью обнаружились трое: дежурная по коридору, какой-то мужчина в гражданском, в котором мне сразу почудился гебист, и старший лейтенант милиции, который, завидев меня, гаркнул:
- Проверка документов.
Радостно вздохнув, я мгновенно успокоился и сказал:
- Ну, если и представитель власти здесь, то нам можно ни о чем не беспокоиться.
- Назовите вашу фамилию, товарищ, - буркнул милиционер, посветив мне в лицо фонариком. В руке у него были два паспорта - мой и жены, уже открытые на тех страничках, где были вклеены фотографии.
- Чуть потише, ребята, - называя свою фамилию и стараясь быть максимально вежливым, сказал я, - жена спит.
- Придется ее тоже побеспокоить, мы должны на вашу жену взглянуть, такой порядок, - сказал гражданский.
- Что ж, пожалуйста, посмотрите, - усмехнувшись, сказал я, делая шаг назад и впуская нежданных ночных визитеров в комнату, - я вот каждый день и каждую ночь на нее смотрю и никак не налюбуюсь.
- Гражданка Александрова, - позвал милиционер, осторожно касаясь ноги Людмилы через одеяло, и держа перед собой паспорт моей жены. - Прошу вас приподняться на минутку.
Людмила немного опустила простыню, и подслеповато взглянула на присутствующих, так как дежурная включила в номере верхний свет.
-Вроде это не она на фотографии, - вновь подал голос гражданский, заглянув в паспорт и сопоставляя лицо в нем с оригиналом.
- А вы посмотрите повнимательнее, товарищ, это она, - спокойно произнес я, лихорадочно перебирая в голове варианты выхода из положения, если наша ложь обнаружится, затем, решив, что в данной ситуации самое лучшее все же шутка, сказал с усмешкой: - Улыбнись, Марта, на тебя смотрят. - И, уже обращаясь к нашим нежданным гостям: - Разве что ночью мне ее незаметно подменили, тогда это не она. Впрочем, давайте поднимем вас в четыре утра посреди сна, и взглянем, будет ли ваше лицо соответствовать фотографии?
- Да нет, все в порядке, я пошутил, - сказал гражданский, делая в своем блокноте какую-то пометку. - Спокойной ночи, товарищи, отдыхайте, извините за вторжение.
Я закрыл дверь и полез к Людмиле под горячий бочок.
- Неужели я так похожа на твою жену, ведь я ее так ни разу и не видела? - прошептала она.
- Тебе незачем ее видеть, хотя недаром говорят, что все красивые женщины чем-то похожи между собой, - сказал я, добираясь рукой до самого горячего ее местечка, - ну-ка, живо встань на коленки, жена должна мужа слушаться.
- Есть, мой повелитель, - сказала Людмила, принимая столь любимую нами обоими позу. - Я вся твоя.
Наутро, еле шевеля истомленными в любовном запале губами, она прошептала:
- Савва, что это было? Я млею от счастья, я на вершине блаженства. Ты подарил мне лучшую ночь в моей жизни!
- Это тебе на память обо мне и о том городе, где мы с тобой встретились и познакомились! - сказал я, крепко целуя ее в губы. - Ты же знаешь, бармен - это своего рода визитная карточка города, поэтому я всегда должен быть на высоте.
На учебу Людмила отправилась на такси, правда с двухчасовым опозданием, то есть на вторую пару, а я, дождавшись на автовокзале Кондрата, рейсовым автобусом уехал вместе с ним в наш прекрасный южный город Кагул.
...С тех пор прошло около полугода, окончилась зима, незаметно пролетела весна, и лето вступило в свои права. Ритм жизни у меня был настолько насыщенный и напряженный, что лица новых людей и события мелькали передо мной, словно в калейдоскопе, и теперь лишь изредка, расслабившись под рюмочку коньяка, я с улыбкой вспоминал 'мою римлянку'.
Примерно в этот же период случилось так, что мой напарник, Саша Чумаков, перебравшийся к этому времени на постоянное место жительства в город Кишинев, встретил женщину, на которой решил жениться. Свадьбу намечено было праздновать в ресторане, расположенном вблизи поселка Новые Анены, потому что невеста, как выяснилось, была родом из тех мест.
Собираясь на свадьбу и подыскивая для этой цели себе партнершу на торжество, я вспомнил о Людмиле и решил, что лучшего варианта, кроме как, отправившись в Кишинев, найти там Людмилу и взять ее с собой, мне не найти; и кроме того, я все это время по ней скучал...
С этой мыслью в назначенный день я заблаговременно выехал в столицу Молдавии. В знакомом уже мне общежитии на 'Малой малине' я Людмилу не застал, и по совету крутившихся у здания студентов бросился ее искать в учебный корпус - естественно на такси, - потому что время уже поджимало.
Доехав до нужного мне места, я выскочил из машины у перекрестка, и охватил взглядом несколько десятков ближайших ко мне пешеходов, идущих по тротуару, - это была сплошь молодежь с портфелями или же пакетами в руках, наполненными учебниками. Вдруг я словно почувствовал толчок в сердце, и несколько секунд спустя, пробежав несколько шагов вперед, обнял сзади за талию идущую по тротуару девушку, одетую в расклешенное серое платье и с портфелем в руке. Ну конечно же, ни у кого в мире не могло быть такой классной фигуры и таких стройных ножек, как у Людмилы, а это, конечно же, была она.
Людмила, откровенно обрадовавшись мне, и все еще не веря в то, что это именно я перед ней, смеясь и теребя за руку, отвела меня в сторону, в небольшой скверик с четырьмя скамеечками, составленных квадратиком, и поминутно оглядываясь по сторонам, стала расспрашивать, как мои дела.
Я удивленно спросил ее:
- Ты что, кого-нибудь ждешь или торопишься куда-то?
- Мой муж должен сейчас подъехать за мной на машине, - с некоторой досадой в голосе сообщила она.
- М-у-уж?.. - удивленно протянул я.
- Да, не удивляйся, я уже два месяца как замужем.
- Бог мой, как же, однако, у вас, у женщин, все это быстро случается... - не удержался я. - Ну, да черт с ним, с мужем, поехали со мной вместе на свадьбу в Новые Анены, там мой напарник Сашка, которого, кстати, ты, конечно, помнить, женится. А мужу своему ты уже оттуда перезвонишь, скажешь, подруга, сестра, бабушка заболела, и тебе необходимо было, мол, срочно выехать и так далее, ну, в общем, вместе придумаем и наврем ему чего-нибудь.
- Нет, этот не поймет, - сморщив носик, с сожалением произнесла Людмила, глядя мне прямо в глаза, - он у меня дагестанец. Сам понимаешь, Кавказ, горячая кровь.
Едва она это выговорила, как от группы студентов, проходивших мимо скверика, отделился, направляясь к нам, какой-то парень, по внешности кавказец, который сказал с заметным, но красивым акцентом:
- Льюда, а я тъибя вэзде ишщу!
Она призывно махнула ему рукой, затем открыла свой портфель и достала из него какую-то папку (молодец, не растерялась), муж подошел, я протянул ему для приветствия руку, которую он автоматически пожал, а Людмиле, включаясь в игру, сказал:
- Если с курсовой помочь не сможешь, то дашь хотя бы контрольную списать, ладно?
Она кивнула, улыбнувшись мне одними глазами, - и этим было сказано все: люблю, помню, прости, прощай, - после чего я, повернувшись, побежал к шоссе ловить такси.
На свадьбу к напарнику мне пришлось отправиться самому, а на сердце легла легкая печаль и грусть от того, что я расстаюсь с одной из самых замечательных в моей жизни женщин, 'гордой римлянкой', и потом еще много-много раз за эти годы я вспоминал ее и думал о ней.