( по страницам книг и журнальных публикаций - 2003 ).
*******
Давно и хорошо сказано: "Времена не выбирают - в них живут и умирают...". Осип Мандельштам время тоже не выбирал, но это не значит, что он не делал выбора - ему пришлось выбирать между свободой и конформизмом, между творчеством и немотой, между жизнью и смертью. И за свой выбор он заплатил высокую цену. Об этом думаешь, читая его книгу "Шум времени", выпущенную московским издательством "Олма-пресс" (2003). В книгу включена мемуарная проза, воспоминания и очерки поэта, письма, записные книжки. Кроме того, в ней содержатся приложения - стихотворения разных лет, воспоминания современников о поэте.
Из всего обилия и разнообразия материалов перед нами словно вырастает, выкристаллизовывается цельный образ талантливого поэта, незаурядного человека трагической судьбы. Музыка родного Павловска, "хаос иудейский", концерты Гофмана и Кубелика, люди, краски и звуки Армении, Киева, Феодосии, московской Сухаревки - вот только некоторые из множества "шумов времени", которые умел слышать и запечатлел Мандельштам в своей поэзии и прозе. Перед читателем проходит его яркая и короткая, как у многих русских поэтов, жизнь - ее отблески, отдельные эпизоды мы находим в письмах к матери, Ю.Тынянову, К.Чуковскому, другим адресатам. Может быть, особенно искренние и страстные, взволнованные и проникновенные строки сохранились в письмах к любимой жене Надежде Яковлевне, которая уже после смерти мужа, словно отдавая душевный долг, ярко и убедительно расскажет о его творческих замыслах и свершениях, поисках, страданиях .
"Центральное звено всей импровизации судьбы, приближения Мандельштама к идеальному образу поэта-подвижника и его крестного страдальческого пути, -конечно. поэтические исповеди 1917-1918 годов, - пишет составитель и комментатор книги Виктор Чалмаев.- Ни единой мысли о бегстве из России, о том, чтобы искать особой судьбы, отдельной от России, - при полном понимании, что "темен жребий русского поэта"...". Вот он, момент истины, момент решающего жизненного выбора. Никто бы не упрекнул Мандельштама, если бы он уехал , эмигрировал - как уехали многие его коллеги по литературе и тем самым сохранили свою жизнь и самую возможность творить. Но тем более важно оценить выбор Мандельштама - ведь вполне могло статься, что без этого выбора не было бы такого поэта, каким мы его знаем, - со всеми его метаниями и художественными открытиями, выношенностью, выстраданностью его лучших стихов и прозы, обеспеченностью своего творчества судьбой, самой кровью...
О том, что бывает, когда писатель бежит от своей судьбы, пытается обменять ее на "нормальную" жизнь за границей, мы уже знаем немало из рассказов и воспоминаний тех, кто по тем или иным причинам - часто вполне объяснимым и оправданным - покинул Родину. Еще одно свидетельство такого рода мы находим в рассказе Бориса Хазанова "Музыка бдения, или Вполне тривиальный рассказ" (Дружба народов. Љ 11, 2003).Его герой -русский эмигрант, писатель, уехал из России , "уехал без ничего, не уехал, а бежал; жена, дом , друзья, книги, жизнь в родном языке, жизнь под немигающим взглядом тайной полиции - все брошено". Он пытается найти оправдание своему бегству, обвиняет во всех своих бедах страну, которая поставила его перед выбором "изменить себе или "изменить родине" - он выбрал последнее. "Если такая родина. Гордись, что тебя вышибли". Но вместо гордости он ощущает усталость и пустоту, творческую неудовлетворенность. Писатель всегда пишет о себе, но чтобы делать это, надо быть "личностью, "персоной", рассуждает герой. И поэтому он не может отделаться от чувства, что он " в состоянии изобретать лишь пошлые тривиальные истории", что его литература не имеет ничего общего с жизнью, а жизнь, в свою очередь, подменяется литературой. Кстати заметим, что герой Б.Хазанова не случайно боится "литературы" - у самого автора в рассказе она нет-нет да проскользнет, обнаруживая откровенную красивость и вторичность ( "додекафоническая музыка бессонницы", "экран струился серебряной рябью", "барабан бессонницы" и так далее).
Герой рассказа немало размышляет о творчестве, о жизни в эмиграции, об отношениях мужчины и женщины. "Квалификация писателя измеряется...его умением сочинить женщину. О мужчине сумеет написать всякий", - читаем мы в рассказе. Барбара, с которой сходится герой Хазанова,- это "недотрога и шлюха в одном лице". "Еще немного , и вся их история окажется литературой". Отчасти она такой и оказывается. Герой боится "пошлятины" : "так и потонешь с этой бабой в пошлятине". Между тем эта "пошлая баба" задает ему вполне резонные вопросы, высказывает вполне трезвые мысли, вроде таких : "Все нормальные люди скучают по родине...": или : "А тебя не тянет?"-"Куда?"- "Домой, куда!". Но то, что способна понять и почувствовать эта простая женщина, недоступно писателю, который не может простить обиды своей родине , не думает о том, чтобы вернуться домой. Его дом теперь на чужбине, здесь он наконец-то свободен, может писать о чем хочет, - но как холоден этот дом , каким одиночеством оборачивается свобода, с каким трудом он находит сюжеты и своих героев для своих произведений. Действительно "вполне тривиальная" история, но и вполне поучительная.
************
Борис Васильев в своей книге, главы из которой опубликованы в журнале "Октябрь" (Љ6, 2003) , "оглядывается" на свою жизнь, чтобы с высоты прожитых лет ( а ему в этом году исполняется восемьдесят ) лучше оценить пройденный путь. Он занят поиском своих семейных корней - родовых, воинских ; эти поиски нужны ему, как можно предположить, для более глубокого осознания себя, своего места в окружающем мире, для лучшего понимания истории страны, наконец, как нравственная, психологическая опора в жизни. Повествование писатель ведет неторопливо, зачастую отвлекаясь от основной сюжетной линии, размышляя на различные "посторонние" темы, - будь то вопросы культуры, морали , власти, интеллигенции. Свою авторскую задачу он видит не столько в том, чтобы возможно полнее рассказать о фактах своей "прожитой жизни", сколько дать обстоятельные "комментарии" к ней. Забегая вперед, отметим, что все же "рассказ" зачастую бывает интереснее, чем "комментарии"...
Тридцать пять лет назад я работал в московской "Вечерке", и мы давали подборку из нового номера журнала "Юность"; помню то яркое впечатление, которое произвела на меня повесть неизвестного еще никому Б.Васильева "А зори здесь тихие" своей свежестью темы, лирическим настроением, наконец, отчетливо выраженным советским патриотизмом. Позже вышел фильм по этой повести, и он лишь подтвердил высокие художественные - и идейные - достоинства первого произведения Васильева. Потом были и другие вещи, но "Зори", на мой взгляд ,так и остались лучшим произведением писателя. И разве можно было тогда подумать, что в будущем Б.Васильев- впрочем, не он один- так резко изменит свои взгляды на жизнь, на советское прошлое, в котором у него были и война, и вступление в компартию в 1952 году, и писательское признание, и награды и премии.
"Мы обязаны говорить об умерших лучше, чем они были на самом деле" (39), - провозглашает автор. Однако сам он не выполняет этого обязательства по отношению к тому, что стало историей и которую он также призывает помнить и уважать. С настойчивостью, достойной лучшего применения, проклинает Б.Васильев ту власть, которую он сам и его лучшие герои защищали, не находит ничего светлого и позитивного в недавнем прошлом. В своих "размышлениях" он доходит до того, что власть большевиков (не иначе, как "захвативших", "узурпировавших" эту власть) хуже и страшнее татаро-монгольского ига, которого вроде бы и вообще не было. Он привычно перечисляет всех, кого "уничтожила" кровожадная советская власть: церковь, крестьянство , интеллигенцию, кадровых военных т.д. Разумеется, ничего заслуживающего положительной оценки за долгие годы советской "оккупации" сделано не было. Да, да, писатель так и заявляет: "Россией восемь десятков лет правили оккупанты", выделяет эту фразу крупным шрифтом, чтобы читатель в очередной раз проникся ее важностью и "новизной". Б.Васильев буквально выбивается из сил, чтобы лишний раз подчеркнуть свое неприятие власти "оккупантов". Так, в год семидесятилетия писателя выбирают почетным гражданином города Смоленска, где он родился, а он при этом "комментирует", что город пережил "семь осад" , и одна из них - "растянутая на десятилетия осада большевиков". Завершается же этот абзац пассажем: "То, что сегодня их последователи правят бал в моем городе, - явление временное, поскольку само их время уже давно прошло..." (69). Это называется - отблагодарил...
********
У коллеги Б.Васильева по литературе Леонида Бородина куда больше оснований для резкого неприятия советской власти, однако при чтении его автобиографического повествования "Без выбора", опубликованного в журнале "Москва" в ушедшем году, создается ощущение большей объективности и самокритичности в оценке прошлого. Это было не сталинское, а сравнительно либеральное, "вегетарианское" время правления "дорогого Леонида Ильича", однако для Л.Бородина оно обернулось необъяснимо жестокими преследованиями и гонениями.Когда в наших тюрьмах по политическим мотивам сидели лишь единицы, а числившиеся в диссидентах либералы почти свободно ездили за границу либо меняли гражданство, - Л.Бородин был осужден как особо опасный преступник на десять лет . Было от чего сломаться и ожесточиться, а сегодня проклинать свою судьбу и обвинять всех, кто жил и думал тогда иначе.
Однако писатель спокоен в своем рассказе о прошлом, он не склонен нагнетать страсти, искать виновных, хотя и не скрывает всей нелепости и убожества системы, которая преследовала слепо и жестоко, ставя человека в невыносимые условия. Перед нами проходят не только сподвижники и единомышленники автора, диссиденты, люди различных убеждений, судеб, но и работники КГБ , служаки разных рангов и характеров. Кстати сказать, среди последних , как мы видим, встречались и люди убежденные. "идейные", но чаще - механические исполнители недоброй воли.
Немалый интерес представляет позиция Л.Бородина по отношению к своим "братьям по разуму", по борьбе - как представителям левого , либерального фланга ,так и правого, патриотического. Отношение к леволиберальной интеллигенции у Бородина в основном негативное, порой неприкрыто презрительное. Несколько более неожиданным может показаться то, что писатель, как правило, вовсе не однозначно положительно относится и к диссидентам-патриотам. И он не согласен с теми, кто считает, что "честь" разрушения советской системы , развала Советского Союза принадлежит лишь либералам, западникам.. По мнению автора "Без выбора", "лодку" раскачивали как слева, так и справа; перевернув же ее, в смертельно холодном и бурном водовороте оказались и те, и другие; значительная часть интеллигенции стала ненужной "преобразователям". А главное , в этот водоворот попало большинство людей, которые не только не выиграли в результате шоковых реформ, а были выброшены из привычной колеи, потеряли работу, не смогли приспособиться к "рыночным" условиям. Вот почему Л.Бородин не склонен безоглядно радоваться "победе", которая во многом похожа на поражение и имеет горький привкус.
Сам Л.Бородин не относит себя к диссидентам, "русским националистам", а считает себя "просто русским". Эта самоидентификация чрезвычайно важна и характерна для человека, который свою судьбу , свое место в жизни не отрывает от общенародной судьбы. При этом писатель сторонится тусовок, прежде всего телевизионных, поэтому он не на слуху и не на виду. О его творчестве очень мало пишут критики. " ...не помню , когда была последняя критическая статья обо мне", - говорит он. Кто же он? Двух станов не боец? Но это далеко не так, просто он сторонится лишнего "шума", он боится всего внешнего, искусственного, избегает политиканства; это его человеческая и гражданская позиция, и она заслуживает уважения.
Он не входит ни в одну из партий ("я стою особняком"), ему всегда была чужда стайность, он торил свой путь, каким бы трудным тот ни оказывался, сколько бы ни приходилось потом платить за самость. Однако никакого мессианства Бородин никогда не ощущал; больше того, как он сам признает, в детстве и юности у него были "глубокие советские убеждения" и вера в то, что живет он в стране, которая лучше всех на свете, до поры до времени безоговорочно верил в мудрого и великого Сталина...Крушение веры, взросление, прозрение пришло не сразу и не из общения с либерально настроенными кругами, а как более нельзя естественно и органично - выросло из атмосферы интеллигентной учительской семьи, где ценили знание, демократическую литературу, русскую и зарубежную классику. Все это и заложило крепкий фундамент, который придавал ему силы и уверенность в своей правоте, помогал выстоять в трудные годы испытаний.
"Все зашифровано в детстве", - объясняет Леонид Бородин. В детстве было зашифровано главное - неприятие фальши , в каком бы виде она ни проявлялась. Сам он признается , что в юности его воспитывали книги "Овод" Войнич, "Молодая гвардия" Фадеева, "Мартин Иден" Д.Лондона, главными героями были путешественники и революционеры. В годы оттепели он читает не Пастернака и Ахматову, а Гегеля, Шеллинга и Канта, ходит не на поэтические вечера Вознесенского и Евтушенко, а увлекается религией, вступает во всероссийский Союз освобождения народа.
Будучи писателем, он тем не менее склонен признать, что часто литература "разлагает" человека, но не всегда "собирает" его. Его собственные произведения как раз и помогают "собирать" человека", вооружают его нравственно и идейно ; в них трудная и горькая правда о жизни, думы о России, вера в людей, в то, что даже на краю пропасти можно не просто выжить и выстоять, но и остаться человеком. Этого, к сожалению, не хватает многим произведениям современных писателей.
"Мне повезло не озлобиться" - говорит он несколько отстраненно, как будто его собственной заслуги в этом и не было. Меня "посадили за дело", признает он, ведь " я замахивался на свержение существующего строя".. Он не раскаивается и не считает, что "виноват" в крушении советской власти и Советского Союза; но осознает, что в этой "победе" , как уже говорилось, нет ни победителей, ни побежденных. Трезвая, самокритичная оценка своего жизненного выбора нисколько не уменьшает его значения, вызывает уважение и доверие к честной , гражданской позиции в наше смутное время. "Повезло не озлобиться"- сказано тихо и скромно, а ведь на самом деле за этими словами стоит так много....
Да, времена не выбирают, но выбирают свой жизненный путь, свою художническую, человеческую, гражданскую позицию. И этот выбор делает каждый.