Аннотация: Прадед мой, донской казак, дожил до ста лет, воевал дважды, в Гражданскую награжден Георгиевским крестом, был другом Саши Черного. Я до сих пор помню рассказы прадеда о детстве в станице Каменской на Дону. Вот несколько из них.
Отец был очень добрым и чутким человеком, но очень вспыльчивым, и терпеть не мог когда просьба или требование повторяется. Чай мы пили из большого медного самовара, приданое мамы. Кран этого самовара подтекал. Отец не раз его исправлял. Вот как-то мама взяла его и понесла в мастерскую, где папа с молотобойцем отковывал какую-то деталь. В этот момент жена подошла, стала требовать, чтобы он исправил. Он сказал: "Мне некогда!" Она начала настойчиво требовать. Он выхватил самовар из ее рук, положил на наковальню и приказал напарнику: "Бей!" Тот начал его колотить. Мама с ужасом наблюдала, как отец подворачивал самовар, пока не сделал из него лепешку. Схватил эту лепешку за торчавший кран и отдал маме и сказал: "Уходи, не мешай!" Мама, горько плача, несла эту лепешку и причитала: "Да, мои деточки, из чего же я буду поить вас чаем?" Папа продолжал работу, улыбаясь смеющемуся молотобойцу: "До чего же мне надоел этот самовар! Сколько я с ним возился! Хорошо, что принесла вовремя. Мы с тобой его ловко починили!" Собрали инструмент и детали и ушли делать, вернее, заканчивать в центре станицы работу. Мы видим плачущую маму, несущую эту самоварную лепешку за торчащий кран. Смеясь, стали ее уговаривать не плакать. Я забрал у нее эту лепешку и бросил в мастерскую в металлические отходы. Сестренки были очень довольны, им надоело его чистить, так как мама требовала, чтобы он всегда блестел. Ожидали с нетерпением, чем же кончится эта комедия, возвращения папы с работы. Вернулся поздно. Мы все сидели настороже. Папа вошел в комнату и, обращаясь к маме, сказал: "Почему у тебя такой беспорядок? В коридоре что-то валяется" и пошел переодеваться. Мама с возмущением глянула на него и пошла в коридор. Возвращается со свернутой коробкой. Мы все бросились к маме, поставили коробку на стол и начали разворачивать. И были все в восторге от заблестевшего никелем красивого самовара. А папа наблюдал за нами и улыбался. И говорит маме: "Ну что, мать, теперь ты не будешь меня терзать с самоваром?" А мама в ответ: "Спасибо тебе отец, а то я замучила детей с чисткой медного самовара" Мы пили чай и любовались красивым самоваром.
У моей сестры Груняши была подружка Валя Алексеева. Принесла цыпленка маленького, дохлого, коробку конфет, шоколадных булочек и с Груняшей решили его похоронить и помянуть. Я сидел около окна и видел, как они поставили табуретку, выложили из коробки на табуретку конфетки, положили в коробку и пошли хоронить цыпленка. Я забрал булочку и конфеты и решил помянуть. Пошел с другой стороны сада, где они его схоронили. Они ушли из сада. Ногой выбросил их покойника, забрал эту красивую коробку. Я только вышел из сада, они увидели меня и бросились за мной. Я забрался на дерево и продолжаю поминать. Они кричат на меня, и Груняша называет меня: "черт, черт", а тут мама вышла из кухни, услышав их крик. "Ты на кого чертом обозвала?" Взяла ее за ухо, а мне приказала слезть с дерева. Привела в комнату, поставила нас перед иконой Божьей Матери: "Проси прощение!", и, захватив по пути хворостину, хлещет по голым пяткам. "Кланяйтесь и читайте молитву" Я, нагнувшись, Груняшке показал кулак. Вот так нас учили.
Мама занималась нашим воспитанием. Родителей мы называли на Вы. Если проявлялись непослушания, достаточно было маме сказать: "Скажу отцу!" и все становилось на место. Отец обладал большой физической силой, но не позволял себе применять ее в семье в порядке наказания. Единственная его угроза - постучать пальцем по столу и сказать: "Чтобы это было в последний раз".
Родители были религиозными, а мы,молодежь, корчили из себя атеистов, но этого не проявляли. Родители чувствовали и старались нет нет да высказать, а мы подчинялись, но иногда нарушали догматы. Особенно я отличался, несмотря на то, что пел в церковном хоре. Был такой случай. Это было под сочельник. Отпел я в церкви вечерню, пришел домой, переоделся. Мама напекла пирожков и еще что-то, так как в комнате пахло очень приятным и вкусным. Я спросил маму, можно ли скушать пирожок. Она сказала: "Вот появится звездочка и будем все кушать" Мама все, что напекла, спрятала в зале под иконостасом. Я стал на колени перед иконостасом и начал молиться: правой крещюсь, припаду к полу и левой рукой достаю пирожки и благополучно жую. Мама открыла дверь и увидела, что я молюсь, тихонько позвала Ванюшу и говорит: "Видишь, Саша прозрел и так усердно молится" А Ванюшка глянул и говорит: "Я бы тоже так прозрел, чтобы пирожков наесться" Мама подбежала ко мне, сообразила в чем дело, надавала мне подзатыльников, приговаривая: "Так вот ты как прозрел и стал таким богомольным" Когда собралась вся семья, помолились и сели за стол, мама рассказала как я молился. Все от души посмеялись моей выдумке. Я сказал, что увидел звездочку и стал усердно молиться. А папа добавил:"и закусывать пирожками". Сестра к этому случаю рассказала, что видела во сне Иисуса Христа. Он стоял такой светлый и грозил пальцем и говорил: "Горе будет вам учащимся".