Родился я не там, где жили родители.

Поясню: мама моя поехала рожать меня из Средней Азии на Украину, где была ее и папина родина (ну и моя тоже, получается).

Не знаю, насколько комфортно мне ехалось туда рожаться, но знаю точно, что обратная дорога в ТуркВО (Туркестанский Военный Округ - именно там служил отец) чуть не стоила мне жизни. Возраст мой был что-то около месяца, и меня, спеленатого, положили спать в спецлюльку на борту ИЛ-18, где потоки кондиционированного возраста сделали с моими легкими воспаление. Я метался в горячке и, наверное, клялся больше не подходить близко к авиатранспорту.

По мере укрепления силы воли, а также при помощи родителей и в силу обстоятельств, мне пришлось побеждать нелюбовь к Аэрофлоту в течение следующих 7 или 10 лет. Дальше стало полегче, в какой-то момент я даже полюбил авиацию, и сегодня меня, как и любого нормального человека, воздушные перелеты беспокоят только с той точки зрения, что какой-нибудь гадский Бен Ладен и его приспешники могут разнести эту халабуду в самый неподходящий момент. Сволочи. Но это уже, как говорится, совсем другая история, страна.

Из Ташкента в Одессу сегодня можно долететь, наверное, часа за 3. Я так думаю. Я не проверял.

В дни же моего детства полет занимал 7 с лишним часов, если не считать времени, проведенного в Кавказских Минеральных Водах, где самолет делал остановку, чтобы отдохнуть и дозаправиться. Геройский перелет Ташкент-Одесса-Ташкент - геройский не для красного словца, а на самом деле, ибо надо было видеть мое зеленое лицо после каждого приземления! - я совершал ежегодно. И, поскольку маленькие дети отличаются любознательностью, а у некоторых из них папы имеют отношение к авиации, я хорошо разбирался в типах самолетов, много знал о правилах поведения на борту, порядке запуска двигателей четырехмоторных лайнеров, устройстве взлетно-посадочных полос и аэропортов и много еще о чем.

Давайте же вспомним (если кто знает, о чем я) те далекие времена, когда авиабилеты резали ножницами, составляя бахрому, из которой было ясно, сколько за билет уплачено; когда бирки привязывались к чемоданам и сумкам, поскольку мир еще не знал клейкой бумаги; когда воздушные ямы в полете были частым явлением, а их амплитуда порой создавала полное впечатление, что это последняя яма в вашей жизни и когда пакеты для пассажиров были не формальностью, а использовались часто и по назначению.

Что сохранила моя память?

Я хорошо помню, как много времени уходило на подготовку ко взлету. Летом в Ташкенте обычно жарко, и, пока один за другим запускались двигатели, пока тягач тянул крылатую машину по рулежным дорожкам, пока сам самолет катился как автомобиль по замысловатой траектории к началу взлетной полосы, солнце успевало прокалить и расплавить фюзеляж, а с людей в салоне успевали сойти литры пота. На некоторых пассажирах одежда промокала насквозь, будто они только что купались, не снимая одежды.

Потом все грохотало и ревело, самолет, набычившись и словно наливаясь кровью, вдруг срывался с места и, покрыв по неожиданно накренившейся бетонке положенное расстояние, поднимался в воздух. И еще очень долго я, прилипнув к иллюминатору, удивленно наблюдал за машинками, ставшими в мгновение ока игрушечными, за нитками дорог и миниатюрными домиками.

Помню, как поражал меня толстый ковер из белых облаков, расстелившийся прямо под крыльями. Помню, как неуютно я себя чувствовал над морем: почему-то мне казалось, что если самолет будет падать, то в море упасть гораздо неприятнее, чем на сушу. Помню, как я нетвердыми ногами выходил из самолета в прохладу одесского аэропорта, как меня, измочаленного и вялого, подхватывали руки моей жизнерадостной тетушки (Ой, та шо ж он у вас такой бледненький?!), после чего из меня начинали делать человека (еда-море-еда-море-еда-море-еда...)

А спустя вечность (в мире взрослых это - от месяца до трех), я возвращался домой. Если вы думаете, что ребенок не способен испытывать острейшую ностальгию и таять от счастья, подъезжая на такси к дому, то или вы не были ребенком, что вряд ли, или вы не возвращались домой после длительного отсутствия, или просто не помните свои ощущения. Все вокруг было до боли знакомым, но что-то происходило за время моих путешествий с пропорциями и цветом, как будто все становилось немножко взрослее вместе со мной. И я совершенно сознательно старался запомнить эти счастливые мгновения, сохранить их в памяти, неизвестно для какой цели...

Хоть я и любил физику в старших классах школы, мне и сейчас не совсем понятно, как удерживается в воздухе огромная и тяжеленная махина, называемая самолетом. То есть, конечно, понятно, но... Со среднего школьного возраста и по сей день во мне живет какое-то первобытное восхищение перед этой вершиной технической мысли. Был в моей биографии даже такой момент, когда я в течение недолгого времени думал о том, не поступить ли в авиационный институт. Это было, без сомнения, продиктовано эмоциями, а не здравым смыслом, который, в конечном счете, победил и направил меня по гуманитарной стезе.

... Не знаю, удастся ли мне это сделать, но я постараюсь помочь своим детям найти их собственные, незабываемые, дорогие сердцу впечатления, увидеть вокруг себя что-то, чего не замечают другие. Я не в силах внятно объяснить, в чем именно я вижу свою роль. Знаю только, что обязан дать им то, что было у меня (и даже больше), то, что потом с благодарностью вспоминаешь, то, на основе чего возникает уникальная характеристика каждого человека - индивидуальность. Надо наполнять их жизнь СОБЫТИЯМИ. Вы меня понимаете?