Машину трясло по оврагам и в глаза солдатам била беспощадная русская метель
- Seeehr kalt,- послышался хриплый голос из кабины. Солдаты сидевшие на заднем сиденье тяжело вздохнули, а один из них, его звали Вилл спросил:
- Herr Ofizer,Wo ist Dorf?(господин офицер, где деревня?)
Лейтенант, сидевший впереди на правом сиденье, достал карту, и радостно вскрикнул:
- Jetzt(сейчас),- трое солдат, сидевших сзади, оживленно начали какой-то разговор и закурили. Иногда в их разговор вмешивался и офицер. Вот о чём они говорили:
-Прошлой ночью из той деревни вышел русский пленный. Сегодня он пытался прорваться к партизанам, но случайно попал в нашу засаду, и мы взяли его живым. Теперь деревня расплатится за своё предательство,- говорил Вилл.
- Нет,- сказал офицер,- полковник приказал расстрелять только ту семью, которая его приютила. У нас в этом году зимой велика опасность голода, и мы не можем полностью выжигать деревни, как в прошлом году.
- Но как мы узнаем, где он жил? - спросил Вилл. Фрид с интересом слушал разговор, а Иоганн (третий солдат) задумчиво смотрел на дорогу.
- Русский был раненый. Он там лежал, наверное, с месяц, так что кто-нибудь нам расскажет.
На этом разговор закончился, потому что впереди показалась русская деревня.
-Приглуши двигатель и выключи фары, русские не должны о нас знать, - снова своим хриплым голосом приказал офицер, и водитель сбавил скорость.
Вот уже показались плетёные изгороди и бревенчатые избы. В деревне сейчас все готовились ко сну. Немцы остановились у крайней хаты и бесшумно подошли к дому. Постучали они тихо, и вскоре им открыли. Побыв там около 20 минут, они вышли и пошли в следующий дом. Тут им уже открыли не сразу, и очень довольные они вышли оттуда минут через 7. В этой хате, как и в первой, немцы пригрозили жителям смертью, если они не раскажут, где жил партизан, но только здесь им уже всё рассказали.
- В машину,- хриплым голосом скомандовал офицер. Включили фары, заревел двигатель, и, проехав на полной скорости половину деревни, машина остановилась и подбежав к ближайшему дому, Вилл и Фрид изо всей силы принялись бить прикладами по двери.
Подошёл офицер, и, достав бумажку, закричал:
- Имянем великой Германии, открыть дверь!- внутри послышался шорох, и солдаты ещё сильнее принялись бить прикладами по двери. Наконец раздались чьи-то усталые шаги, и послышался скрип засова. Немедля солдаты бросились внутрь, и, грубо оттолкнув в сторону женщину лет 40, оказались в избе.
- Wo ist Kinder? (Где дети?)- прохрипел офицер, но никто ему не ответил. Солдаты принялись обыскивать дом. Мама детей зарыдала и начала о чём-то просить офицера, но он пригрозил ей прикладом, и плача, она отошла к печи.
Фашисты переворачивали кровати и в ярости трясли кулаками, пока наконец один из них не нашёл мальчика и девочку лет 9, и вместе с мамой их повели во двор.
Офицер приказал Виллу и Фриду выгнать всё население деревни на улицу и расстрелять у всех на глазах семью, приютившую партизан.
- Alles, Alles gehen aus Alles!- вскоре раздались крики немецких солдат над деревней, и полусонные жители , которых ещё и побили прикладами автоматов, пошли к хате.
Иоганн выходил из хаты последним и вдруг, случайно бросив взгляд на стол, он увидел четыре тарелки.
- Sehte!- машинально сказал он офицеру, и показал на четвёртую миску. Офицер взревел от ярости (во второй избе ему сказали, что тут живут только трое, а теперь он понял, что есть ещё кто-то четвёртый) и бросился обыскивать дом, но так ничего и не найдя, достал пистолет и подошёл к бедной женщине. Но по дороге страшная мысль пришла ему в голову, и хлопнув Иоганна по плечу, он дико захохотал и позвал Фрида и Вилла (те к этому времени как раз привели всю деревню).
Наклонившись, он дал им приказ, оцепить хату с задней стороны, а сам встал с Иоганном у входа. Тут-то и началось самое страшное. Офицер сходил в машину, взял там немножко бензина, и вылив на крышу, поджёг...
Деревянные балки начали медленно разгораться, когда та женщина, которая жила в этом доме, вдруг взвыла от ужаса и бросилась к дому. По дороге она споткнулась о камень и упала, потеряв сознание. Это спасло ей жизнь. Мальчик и девочка девяти лет бросились к маме, и увидев, что она жива, со страхом принялись смотреть на ярко-красные язычки пламени. Девочка плакала.
Офицер раздражённый тем, что разгорается слишком медленно, приказал Иоганну сходить ещё за бензином. Через минуту дом заполыхал. Крепко сжав автоматы, фашисты встали вокруг дома и молча, принялись смотреть на красное пламя.
Иоганн долго смотрел на разгорающиеся язычки огня, а потом его глаза начали медленно затуманиваться, крики кругом стихать и далёкая картина детства вспомнилась ему с предельной ясностью:
Он был ещё шестилетним мальчиком и возвращался из разрушенного замка. Кругом была весна, пели птички, и, увидев вдалеке у ручейка свою маму, он что есть силы помчался к родничку.
-Матушка, матушка...послушай, как поют птички...Они поют о папочке, он скоро вернётся, он уже, наверное, совсем рядом...
-Нет сынок, папа на война и далеко- далеко от нас,- мама тяжело вздохнула, а потом вдруг улыбнулась и потрепала мальчика по головке.
-А вообще-то папа скоро вернётся малыш!
-Я знаю мамочка, он придёт к Рождеству и сделает нам подарок. Представляешь, как мы будем счастливы мамочка!
-Это будет самым лучшим подарком малыш!- лучи солнца играли на озере и крыше их уютненьково домика. А птички... как только поют птички в Баварии весной!
-Мамочка, посмотри какой красивый, какой добренький цветочек...когда он вырастит я подарю его папочке...
А потом мрачное вспомнилось Иоганну. Осенью им пришло последнее письмо от папы. Он пропал без вести где-то в Бельгии и больше маленький Иоганн о нём ничего не слышал. Он только ждал вместе с матушкой каждый вечер, что сейчас кто-то постучит в дверь и появится папочка. Но ни под Рождество, ни потом он больше никогда не пришёл.
Вдруг Иоганн вздрогнул и снова отчётливо различил перед собой горящую хату и услышал ещё что-то такое тихое и жалостливое. Он не сразу понял, что это такое, но потом тихий и грустный плач послышался где-то впереди. С той стороны раздались довольные восклицания Фрида, и сердце Иоганна сжалось. Детский плач всё глубже и глубже проникал к нему в душу. Автомат начал слегка дрожать в его руках...Раньше, когда ему давали невыносимо жестокий приказ, он его исполнял, и хотел сделать это как можно скорее. И тогда в Варшаве, а потом и в Киеве, это было мгновенье, несколько секунд, и как страшный сон Иоганн это забывал. А сейчас даже не надо было нажимать на курок, а просто стоять в стороне и ждать... Несколько десятков мыслей пронеслись в его голове, которые проносились и раньше, когда он это делал. Многие из них оправдали его перед собой и на мгновенье он успокоился. Но новый, ещё более надрывающий душу плач , раздался в доме и сердце Иоганна сжалось ещё сильнее прежнего. И совесть, как огненный шар обожгла его дущу. Иоганн уже хотел было бросится в огонь и спасти девочку, но только он дёрнулся вперёд, как страшное разочарование ударило его в душу, и он ещё крепче сжал свой шмайсер. Сквозь поднимающийся дым, он вновь и вновь вспоминал того сержанта, который когда-то учил его строевой подготовке, и особенно его лицо, когда надрывая своё горло, он порою целый час мог орать:
- Л-ее-вой, Л-ее- вой, Л-ее-вой...
И новобранцы, которым только-только исполнилось по 18 лет, как машинки поднимали и опускали ноги, невольно вкручивая себя безмолвной гаечкой в возрождающуюся военную машину германской армии. Иоганн хотел по-другому, он клялся себе всегда думать над приказом, а не слепо его исполнять, но марширую каждый день на плацу с 30-ю такими же ребятами, он начинал чувствовать, как теряет власть над собой и его душа словно растворялась в массе, слитой из таких же растерянных человеческих сознаний.
И сейчас, вечером, у хаты белорусской крестьянки, он вновь почувствовал себя частью той огромной военной машины и понял, что не сделает иначе, как просто простоит здесь ещё 10 минут или сколько прикажет офицер. Ему стало безразлично и невыносимо грустно. Иоганн думал, что вот сейчас на той стороне дома раздастся автоматная очередь и всем мучениям будет конец. Сжав зубы, Иоганн стал ждать.
А девочка плакала, и всё тише и тише становился её детский голос. Она звала мамочку и папочку, но никто не мог её спасти. Детские слезинки мгновенно испарялись
Иоганн совершенно точно понял, что девочка сейчас умрёт, совсем ещё маленькая девочка...
-Она же жить хочет...здесь, сейчас, на нашей земле ! И не где-то там, а только здесь, и нигде больше!
И вдруг жалость, чистая, светлая детская жалость проснулась в сердце Иоганна. Он снова вспомнил cвою матушку, садик у ручья и те далёкие снежные горы, которые так часто своей Тайной звали его далеко-далеко, вот прямо туда, где небо с землёй сходится и дальше, гораздо дальше...Мальчик думал, что он непременно сольётся когда-нибудь с этими лучами, и полетит в это далёкое. А потом рождество, огоньки в деревне, матушку наряжает ёлку...
-Матушка,- послышалось из дома.
Иоганн вскрикнул, и, отбросив в сторону свой автомат, распахнул дверь и бросился в огонь. Споткнувшись о порог, он упал, и, ударившись об пол, почувствовал, как теряет сознание. В клубах дыма ничего не было видно. Рывком руки он опрокинул на себя флягу воды, и пополз вперёд. Хотелось остановится, забыться и уснуть и никогда больше не просыпаться, но сжав зубы, он полз и полз вперёд. Плач был слышен уже совсем чуть-чуть, и шёл откуда-то сбоку. Иоганн пополз в ту сторону и вскоре увидел на полу маленькую девочку, лет семи. Она выползла из печки и не знала , что ей делать дальше. Девочка начала терять сознание. Иоганн тоже почувствовал, что долго не продержится, и последним усилием воли он взял девочку за руку и потянув её на себя поднял на руки и чувствуя, что уже совсем теряет сознание бросил девочку к двери...Упав у порога, девочка почувствовала свежий воздух с улицы( Иоганн открыл дверь) и через несколько секунд она уже скатилась с лестницы вниз.
А на улице шла страшная стрельба. Отряд партизан, возвращавшийся после очень важного задания, увидел в той деревне зарево пожара, и окольными путями они вскоре оказались около крайней избушки, и узнав, что там происходит, бросились на помощь. Лейтенант и Фрид были убиты, а Вилл добежав до машины не нашёл в ней водителя и сдался. Его потом отпустили, чтобы он рассказал немцам, что напали партизаны, а не разъярённые деревенские жители.(иначе немцы бы сожгли всю деревню)
Взяв в плен Вилла, партизаны бросились к горящему дому, но он уже обрушился. Вскрикнув от радости, они увидели девочку, лежавшую на траве. Местные жители поливали её водой, а кто-то пытался сделать искусственнее дыхание. Вскоре она начала махать ручкой и что-то шептать. Ужасные картины проносились перед её глазами, и она звала маму. Её брат и сестра тоже что-то ей говорили, а вскоре и мама пришла в сознание. Партизаны решили, что оставаться дольше им здесь больше нельзя. Маму с тремя детьми пришлось взять с собой, потому что жить в деревне им было уже нельзя. Для девочки быстро соорудили носилки, и немедленно тронулись в путь.
Могучий русский лес вскоре укрыл наш маленький отряд, а девочка ещё долго поднимала свою крошечную головку и смотрела на потухающие деревенские огоньки. Там навеки лежал Иоганн.
Прийди на помошь, помоги, даже если и знаешь, что это никак не поможет, но потом всё равно окажется что помог. Главное не пройди мимо.
Шёл 49 год. В тихом провинциальном немецком городке уже давно улеглись военные бури, и жители медленно возвращались в тоже мирное русло своей жизни, в котором они и жили до той страшной войны. Немецкие солдаты, вернувшиеся с фронта, упорно принялись за мирный труд . Их жестоко обманули, и теперь люди впервые начали это осознавать, и почти в каждом немце начало пробуждаться огромное чувство вины за себя и за свою страну. Семьям убитых евреев начали выплачиваться деньги, и очень многое в Германии начало меняться к лучшему.
Был тихий вечер, когда пожилая женщина вышла на площадь и направилась к городской ратуши. Дойдя до середины, она остановилась, чтобы перевести дух, и улыбаясь, долго смотрела на группу мальчишек, весело игравших в футбол, а потом о чём-то вспомнив, пошла дальше.
Дверь городской ратуши была открыта, и фрау прошла на второй этаж.
-Добрый вечер, фрау Тинда!- послышался приветливый голос пастора,- Садитесь вот здесь пожалуйста. Всегда рад, когда вы у меня в гостях!
-Добрый вечер герр Марк...-фрау на мгновенье замолчала и собравшись с духом спросила,- Если какие-нибудь вести о Иоганне? Вы говорили, что вам пришло какое-то письмо...
-Да, приходило одно,- понижая голос сказал пастор- Я посылал запрос и мне ответили...
-Его убили партизаны?- упавшим голосом спросила фрау Тинда и на её глазах выступили слёзы.
-Нет...-ответил пастор, не решаясь, что же сказать дальше.
-Он жив? -с надеждой в голосе спросила фрау.
-Вы должны знать правду фрау Тинда. Если бы все солдаты погибали, как ваш сын, может и не было бы на нашей земле никогда войн!
-Он погиб,- прошептала бедная фрау и сквозь слёзы посмотрела в окно, где бегали толпы маленьких ребятишек. Фрау встала и собралась уходить.
-Подождите, я ещё не всё вам рассказал...
-Не надо пастор, спасибо! Всё и так понятно. Погиб, как добрый сын своей Родины.
Все так погибали, значит так было надо!
-Нет фрау, он погиб не как все...Он погиб за настоящую, за добрую Германию! Другие погибали за ту, которой никогда и не было, а которую всего лишь создал Гитлер, а он нет...
-Добрый вечер фройлян!- раздался тоненький-тоненький голосок из другой комнатки и оттуда выбежал мальчик годиков 4-5.
-Знакомьтесь фрау Тинда, это мой сынок.
-Да, я слышала! Весь город об этом говорил...-пастор приложил палец к губам и проводил фрау в соседнюю комнату.
-Извините, не хочу что бы мальчик знал , что его папа и мама погибли...
-Какой хороший мальчик! Так похож на моего бедного Иоганна...
- Мой сынок!- с гордостью сказал пастор,- представляете фрау, я тут собрался недавно на рыбалку, удочки прекрасные сделал, червяков самых лучших достал, но вижу что-то очень подозрительно на меня мой мальчик посматривает, а потом подходит он ко мне и говорит:- "Ты зачем папа рыбок идёшь убивать? И червячков мучить?"- я так удивился и начал говорить, что это-Рыбалка, мол, как приятно посидеть у прудика тихим вечером. Ещё много чего рассказал, а он дождался терпиливо пока я всё сказал и спрашивает:- "Папа, а зачем же их убивать? Можно и так у прудика посидеть, они ведь тожедобрые и хотят жить"-ну я совсем растерялся и говорю, что мол хорошо, теперь поймаю и сразу отпускать буду, а он тгда говорит:-"А червячки папа? Это же так страшно висеть и ждать пока тебя убьют..."- Ну уж тут я даже испугался, что не случилось ли что с моим мальчиком, а потом подумал, что и правда жестокое это дело-рыбалка. Все мы божьи твари и ради своего удовольствия их убивать...Нет, можно и по-другому провести тихий вечерок у прудика. Они ведь тоже хотят жить и расставаться с этим солнышком им ни чуть не легче, чем нам. Знаете фрау, открою вам одну тайну! Я взял этого мальчика из Беларусии. У них там сейчас голод после войны...страшно и вспомнить, как они живут, а особенно после того, что до этого сделали там наши солдаты...
-Он русский?- спросила фрау Тинда и задумчиво посмотрела в лицо Марка.
- Да, такой хороший мальчик... Он бы там наверное умер с голоду. Да и не любил мальчика никто. Детям-сиротам всегда не хватает просто человеческой теплоты. А теперь и его счастье детское спасу, да и мне веселей...Не зря всё таки теперь живу!
-Как вы его усыновили герр Марк. И почему вы не взяли нашего, немецкого мальчика? - и едва заметное возмущение и даже нотка жестокости промелькнули в голосе пожилой фрау.
-На глазах этого мальчика наши солдаты( среди которых были и наши сыновья) расстреляли всю его семью... Мы виноваты, очень виноваты!. Кому как не нам исправить грехи свои и грехи наших детей. Ведь мы дали Гитлеру прийти к власти, и не многие самые лучшие из нас поднялись против него.
-Что вы герр Марк, он обещал восстановить величие Германии, он так хорошо говорил...
- За свою жизнь фрау Тинда, я понял, что слова ничего не значат! Только дела! По ним и судят человека. Этой зимой после смерти жены я ездил в те места. Где-то там пропал без вести мой сын и я думал узнать о нём что-нибудь, но к сожалению у меня ничего не получилось. Уезжая, я повстречался там с одним человеком. Мы разговорились с ним на платформе. До войны он был учителем и преподовал немецкий. Он был старостой в одной русской оккупированной деревне. В 44 году её полностью сожгли, и никто из жителей не остался в живых. Он-то и рассказал мне о об этом мальчике...и о многих других таких же как он...Их там сейчас столько...Да их и всегда было очень много, но сейчас... Бедные дети, если бы вы знали фрау Тильда, как мне их жалко...Особенно маленьких...И ведь мы во всём этом виноваты...Только не надо тратить жалость впустую, она должна толкать нас на какие-то дела, а иначе это и не жалость, а что-то пустое, прикрывающееся добрым...
-Герр Марк, мне пора. Ещё бельё постирать нужно, потом в лавку...-начала говорить фрау Тильда, собираясь выходить.
Пастор грустно посмотрел ей в глаза, и так жалко ему стало бедную женщину:
-Как же вы теперь...фрау Тильда... Вы же теперь совсем одна!
-Многим и похуже чем мне! Буду доживать свой век. Спасибо, что искали моего сына герр Марк!
Пастор хотел сказать что-то ещё, но потом просто проговорил:
-Он был настоящим солдатом, а ещё больше человеком! Вы должны гордиться своим сыном! Он погиб за Добрую Германию!
Фрау последний раз грустно посмотрела на пастора и слегка кивнув, пошла к двери. Но тут вдруг из соседней комнаты выбежал тот мальчик-сирота и протянул ей игрушечную лошадку:
-Это вам! Она такая добрая лошадка. Она даже может утешить, если станет грустно. Лошадка мне всегда помогала в беде. Если бы не она, папа бы меня не нашёл... - пролепетал мальчик и фрау вздрогнув, сначала даже хотела не обратить на мальчика никакого внимания, сделав вид, что просто его не заметила, но потом вдруг что-то в ней вздрогнуло и глазами , блестящими от слёз она посмотрела на мальчика.
-Спасибо... Знаешь, ты такой хороший мальчик...Только лошадка тебе нужнее чем мне!- и грустно улыбнувшись, фрау пошла к двери. Герр Марк вышел её проводить.
-Заходите в гости фрау Тильда, мы с сынком всегда будем рады вашему приходу! И ещё фрау Тильда, вы должны это знать: Ваш сын Иоганн погиб, спасая русскую девочку...
-Девочку...-фрау вздрогнула и её глаза словно немножко заблестели от слёз,- И он её спас?
-Да. Но потом в партизанском отряде умерла её мама, и девочку отправили в приют. Может быть сейчас она умирает с голоду...- мгновенно воцарилось молчание, и не зная, что сказать, фрау начала медленно спускаться с лестницы. И так грустно ей было...
-А папа, ведь у неё должен был остаться папа?- в надежде спросила фрау Тильда.
-Папу убили,- ответил пастор.
-А что...-вдруг начала было фрау Тильда и тут же остановилась, но увидев взволнованное лицо пастора попыталась продолжить,- А вы знаете, где тот приют?
-Да, человек, который прислал мне письмо про вашего Иоганна, рассказал и об этом. Я сам хотел взять ту девочку или кого-нибудь ещё, но чувствую, что скоро умру, и теперь мой долг воспитать хотя бы одного мальчика. Стар я стал фрау, да и чахотка стала мучить, но если станет полегче, может ещё и...
-Герр Марк, а я...я хочу взять ту девочку...можно... Её спас мой сын! - пастор вздрогнул и внимательно посмотрел ей в глаза.
-Я...я вам помогу. Хотите, мы прямо завтра туда поедем?! -почти что закричал пастор и слёзы потекли из его глаз.
-Тогда я еду на вокзал!- улыбнувшись, сказала фрау Тильда,- Три билета? Ведь вы берёте с собой мальчика?- пастор кивнул и больше уже ничего не мог сказать. На крылечко выбежал мальчик, и гладя его по головке, пастор ещё долго-долго смотрел вслед удаляющейся фрау и благодарил бога, за то что живя на земле 58 лет, он увидел и этот прекрасный день.
-Ну что малыш? Идём собирать вещи? - наконец спросил пастор у своего мальчика,- Мы же едем с фрау Тильдой в Россию!
Мальчик с загоревшимся огоньком в глазах выслушал своего папу и, обрадовавшись, потянул его за рукав.