Обе главные газеты Лас-Вегаса - Sun и Review-Journal - на следующий день вышли со Стю на первой полосе, под заголовком "Камбек Мелкого". Не столько факт, что он выиграл свой третий чемпионат мира - через шестнадцать лет после предыдущего - захватил воображение публики, а сама мысль, что нищий, бездомный, считай, человек сумел выиграть миллион и выкарабкаться.

- И тогда все решили - по фигу, какие у него там личные проблемы - главное, что этот сукин сын, лучший, блин, игрок в покер, - сказал Билли Бакстер.

Окрылённый своей победой, Стю пригласил Мэдлин и Стефани в Вегас и поселил их на неделю в "Мираже". Стю уже исполнилось четырнадцать, она стала юной красоткой, и Стю любил брать её с собой в казино на Стрипе, ходить с ней по магазинам и обедать в лучших ресторанах.

- Он был на седьмом небе от счастья из-за победы, - сказала Мэдлин. - И он так гордился дочкой. Всем её показывал. К тому моменту они не виделись по крайней мере полгода, может, больше, и эту неделю они хотели провести только вдвоём.

Отношения Стю с Мэдлин часто бывали бурными, но она всегда была рядом, когда он больше всего в ней нуждался, и из-за добрых чувств, которые переполняли его всю неделю, однажды вечером, на скамейке у "Миража", он заглянул ей в глаза и сказал: "Хотела бы вернуться сюда?"

Это был не романтический призыв - по крайней мере, не в явном виде. Это было больше похоже на: "Давай будем жить в одном городе и снова будем друзьями, потому что у нас есть эта связь, которая нас объединяет, в том числе и наша дочь". Стю клялся и божился, что покончил с наркотиками, и Мэдлин ему поверила. Она сказала Стю, если он поможет и выплатит все алименты, которые должен, она подумает о его предложении. Но когда они рассказали об этом Стефани, которая училась в старшей школе во Флориде и которой там были все её подруги "она сразу взбеленилась", по словам Мэдлин. Поэтому они отступили.

К тому времени, как Мэдлин и Стефани вернулись во Флориду, шумиха вокруг Мировой серии утихла и телефонные звонки от журналистов прекратились. Но были и другие люди, которые не прекращали попыток связаться со Стю - все, кому он задолжал денег, длинная очередь кредиторов, в которую входили коллеги-покеристы, ставочники, буки и даже некоторые наркодилеры. После того, как Стю расчитался с долгами (а со многими так и не расчитался), включая алименты, у него из полумиллиона осталось меньше 200 тысяч долларов.

Тем не менее, это был банкролл, Стю снова был в игре, во многих смыслах этого слова. Он возобновил связь с привлекательной молодой женщиной по имени Ким Карл, с которой, с перерывами, имел отношения в течение нескольких лет. Ким была высокой блондинкой с вьющимися волосами и прелестной фигурой, работала на скачках и в букмекерской конторе Golden Nugget. Яркая и весёлая, она обладала острым ироническим умом и, кроме того, имела, как позже выяснилось, серьёзные проблемы с алкоголем. По словам Стефани, которая познакомилась с ней позже, Стю "её любил, потому что любил челленджи, и, можно сказать, она и была для него челленджем ". Стю ночевал в квартире Ким несколько недель, купаясь в лучах своей возрождённой славы. Многие годы он ходил по улицам, заходил в казино Лас-Вегаса, не привлекая особого внимания. Теперь же он снова стал местной знаменитостью, такой же узнаваемой личностью, как игорные магнаты, вроде Стива Уинна, Боба Ступака и Джека Биниона.

Его новый статус - действующего чемпиона, как предполагалось, должен был принести и другие дополнительные выгоды. Некоторые из известных игроков, такие, как Амарилло Слим и Джонни Чен, регулярно получали приглашения о преуспевающих бизнесменов и богатых любителей, которых привлекала сама идея сыграть против чемпиона. Стю относился к такому с опаской, так как однажды уже обжёгся на Роджере Кинге, но дал понять, что рассмотрит такую возможность, если она появится. Однако обладая банкроллом всего в 200 тысяч, он нуждался в бекинге для игры с по-настоящему высокими ставками.

Одно из подобных предложений поступило через Дэвида Рабби, известного высоколимитного игрока. Мол, есть богатый любитель, который уже играл с победителем прошлого года, Геком Сидом, и он сказал Рабби, что хочет сыграть со Стю фриз-аут в безлимитный холдем.

Рабби вышел на Дока Эрла, а тот передал приглашение Стю.

- Установи минимум 25 тысяч, - проинструктировал Стю Эрла. - Если всё уладите, я дам тебе и Рабби по двадцать процентов от того, что выиграю.

Богатого чудака известили, что со Стю можно договориться. Но по какой-то причине, когда предоставилась возможность, которую он сам искал, тип струсил и отказался от переговоров.

Затем Стю попытался получить приглашение на частную игру Ларри Флинта, но и в этом потерпел неудачу. Никто - по крайней мере из тех, кто мог стать лёгкой добычей - не хотел играть с ним ни в джин, ни в покер.

В самый дурной период своей жизни Стю оборвал связь почти со всеми, включая Фила Тарталью. Так что теперь Стю потратил часть своего нежданного дохода на покупки Филли нового "кадиллака". Кроме того, он подарил ему свой золотой браслет Neiman Marcus WSOP. Даже когда Стю был на самом дне, он всегда знал, что может рассчитывать на Филли - по крайней мере, на несколько долларов, на крышу над головой или на совет - и хотел выразить ему свою признательность.

Как и во многих его романтических связях, отношения с Ким Карл то разгорались, то охладевали. Хоть он иногда и жил в её квартире, она выгоняла его всякий раз, когда они ссорились, и в середине лета 1997 года, в то время очередного разрыва, Стю вернулся к обсуждению с Мэдлин идеи о возвращении в Лас-Вегас. На этот раз Стефани уже не так противилась, и мать с дочерью начали строить планы переезда.

- Я думала, Стю чист как стёклышко и что всё настолько хорошо, насколько возможно, - сказала Мэдлин, - и что у нас может быть прекрасная, настоящая дружба.

Мэдлин следовало понять с того момента, как они со Стефани приехали и поселились в квартире в загородном клубе Лас-Вегаса, что её муж ещё далёк от решения своих проблем.

- Мы сошли с самолёта, взяли такси до того дома, который обговорили, и попытались связаться со Стю, - сказала Мэдлин. - Три дня мы просидели в пустой квартире, без мебели, без машины, и не могли до него дозвониться. Я даже не знала, где он живёт. Наконец, мы до него дозвонились, и Стефани сказала: "Папа, мы здесь". Он спросил: "Где?" И она ответила: "Здесь. Здесь, в Лас-Вегасе. Мы приехали."

Мэдлин по сей день утверждает, что даже после этой первоначальной странности она не заподозрила, что Стю снова употребляет наркотики.

- Я правда верила, что он завязал, - сказала она. - А что мне ещё оставалось делать?

Когда Стю пришёл с ними повидаться, она попросила у него денег на покупку мебели.

- Вот пять тысяч, - сказал Стю.

- Этого недостаточно, чтобы обставить квартиру, - сказала Мэдлин.

В конце концов сошлись на 6 тысячах, Стю достал их из кармана брюк и передал Мэдлин. При этом присутствовал Рэй Уорчайзер, и по пути домой он сказал Стю:

- Вместо того, чтобы просто швырять им деньги, почему бы тебе не дать им то, чего они действительно хотят - твоё время и внимание?

Стю ошеломлённо уставился, как будто никогда не задумывался, чего же от него хотят. Но он должен был это понимать, как никто другой. В конце концов, никто не ценил деньги меньше, чем он.

Когда в конце августа Стефани начала ходить в школу, Стю почти каждый день отвозил её домой и каждый день разговаривал с ней по телефону. Но даже при дочери он, похоже, не находил в себе сил бороться со своими демонами. Когда сияние победы перестало согревать, Стю обнаружил себя перед той прежней пустотой. Ничего не радовало в достотаточной степени или радость длилась недостаточно долго. Это был порочный круг. Собственная слабость, побуждения, с которыми он не мог справиться, наполняли его ненавистью к себе. А ненависть к себе, в свою очередь, заставляла его хотеть покарать себя, что он и делал, поддавшись слабости.

Он снова начал обдалбываться, употребляя крэк в опасных количествах. У него начала развиваться тяжёлая паранойя, которая часто встречается на поздних стадиях серьёзного злоупотребления. Однажды вечером Рэй Уорчайзер сидел со Стю в квартире Ким Карл, смотрел бейсбол, и увидел, как Стю преобразился после похода в туалет.

- Он вышел, - сказал Уорчайзер, - и я с ним такого ещё не видел. Он выглядел как лунатик. На него нахлынули стародавние нью-йорские флешбеки, он начал переживать, что люди из прошлого охотятся за ним. Он стал совершенно невменяемым, потерял всякий интерес к матчу, на которую поставил, и просто продолжал бредить в той пугающей, параноидальной манере. Я такой сижу и думаю: "Господи, надо валить отсюда!"

По стандартам любого игрока - даже после покупки машины, для Филли, мебели и других вещей для дочери и бывшей жены, даже после спуска денег на наркотики - у Стю был приличный банкролл, намного больше 100 тысяч долларов. Но для него это - стопка фишек, едва возвышающаяся на сукном. Не зная, что предпринять, он решил вернуться к столам для блэкджека. Он побродил по казино в центре города в поисках одноколодной игры, и нашёл таковую в Lady Luck.

Несмотря на оплату проживания у Ким Карл вперёд на шесть месяцев, он решил получить люкс в Lady Luck, чтобы было полегче добираться к столам. Стю заверил менеджеров, что предоставит им достаточно активности в залах в обмен на полный компенсационный пакет, включающий номер, еду и напитки. Порешили на том, что Стю будет играть в блэкджек с лимитом от 2500 до 7500 долларов, что нейтрализовало его способность считать карты, не давая делать ставки покрупнее, когда колода ему благоволила. Однако казино разрешало ему играть пять мест одновременно, то есть он мог теоретически поставить до 37500 долларов на любую раздачу - другими словами более 30 процентов своего банкролла.

Несмотря на навыки Стю в подсчёте карт, это был верный путь к катастрофе. В первый вечер после соглашения он сел за стол для блэкджека и запросил фиолетовые фишки. Стю, сидящий с 500-долларовыми фишками в дешёвом заведении в центре города¹, таком, как Lady Luck, больше привыкшем к грошовым слотам и 5-долларовым столам - это всё равно как если бы Никлаус размахивал биг-бертой² на поле для мини-гольфа. Стю на одну руку ставил больше, чем все остальные игроки в казино вместе взятые. В первый вечер он проиграл 50 тысяч долларов, половину всего своего стэка. Во вторую ночь отыгрался - выиграл 200 тысяч.

Камеры наблюдения фиксировали каждое движение Стю. В какой-то момент к нему подошёл пит-босс и сказал:

- Поздравляю, мистер Ангер. Команда наверху сказала, что вы играете с точностью в девяносто восемь процентов.

После второго вечера Стю спустился вниз, чтобы поговорить с владельцем казино. С такими оборотами в Lady Luck, как у него, он мог просить практически всё, что хотел.

- Мне нужен ещё один люкс, - сказал Стю.

- Но, мистер Ангер, мы уже обеспечили вас прекраснейшим люксом в отеле. Зачем вам второй номер? - спросил хозяин, раздираемый любопытством.

- Эй, я недавно проиграл полтинник и ничего не просил. Сейчас я их отыграл, даже с лишним. Если хотите, чтобы я продолжал крутить, предоставьте мне ещё один люкс. Лишь бы только он не был прямо по соседству.

Второй номер выделили. Пока Ким Карл спала в первоначальнаном люксе, Стю прокрался по коридору в новый. Вскоре в дверь поцарапалась девушка из службы эскорта. Стю пропустил её. И вот так он, всегди идущий на риск, наслаждался привелегиями хайроллера, пока его ничего не подозревающая девушка, сопела в ста футах от него.

Стю завершил своё шестинедельное пребывание в Lady Luck, проиграв большую часть своего шестизначного банкролла. В какой-то момент ему удалось наколотить больше чем 300 тысяч, но затем, в течение следующей недели, он постоянно проигрывал и вернулся к прежнему уровню. После нескольких дней передышки, он вернулся к столам и увеличил банкролл до 175 тысяч - затем ставками на спорт проиграл почти половину этой суммы. Ежедневные шестизначные колебания стали обычным явлением. При таком небольшом праве на ошибку то, что вероятности настигнут его, было только вопросом времени. Понадобилось всего лишь три порядочно проигрышных дня подряд, чтобы свести всё к нулю, с которого Стю и начинал Мировую серию 1997 года.

По мере приближения Мировой серии 1998 года, вдохновляющий камбек годом ранее и все надежды, которые это породило у друзей и болельщиков Стю, казались не более чем жестокой издёвкой. Но нельзя сказать, чтобы он оказался в том же положении, что и прежде. Несмотря на то, что он снова разорился, на это раз у него не возникло бы проблем с тем, чтобы получить бекинг от Билли Бакстера. А если бы Билли отказался, нашлись бы десятки людей, готовых вложить деньги в Стю.

Стю, по обычаям "Подковы", как действующему чемпиону, предоставили полностью укомплектованный номер на весь турнир плюс расходы. Он заселился в люкс на двенадцатом этаже за три недели до начала мейн ивента. Поскольку денег не было, он не играл в побочных играх с высокими ставками, которые проходили в покерном зале круглыми сутками. Большую часть времени он сидел один в своём номере.

Внизу расползались слухи. Некоторые предполагали, что он адаптируется к режиму турнира, чтобы набрать форму. Другие предполагали, что Стю, как другой известный своей эксцентричностью чемпион, шахматный гений Бобби Фишер, медитирует в номере и до мейн ивента не появится. Отсутствие Стю только усило его статус легенды в мире азартных игр. Чем дольше он отсутствовал, тем более дикими становились слухи.

Правда же была незамысловатой и печальной. Стю кайфовал, принимая наркотики, которые ему доставлял гонец из покерного зала. Несколько друзей, навещавших его, видели торчащим от крэка.

- Никогда не понимал, почему Стю не мог завязать хотя бы на одну неделю Мировой серии, - сказал Майк Секстон. - То есть, пожалуйста, употребляй весь остальной год, но почему бы не воздерживаться в этот короткий период? Этого я никогда не пойму.

Так как денег на наркотики не было, Стю пришлось хитрить и обманывать. Рэй Уорчайзер сидел в гостях у Стю, и под вечер явился наркоторговец.

- Стю сымитировал телефонный звонок, чтобы получить наркотики в долг, - сказал Уорчайзер. - Он сделал вид, будто позвонил мне домой и поговорил со мной.

Потом Стю рассказывал дилеру, что его богатый друг-стоматолог позже выплатит всё наличными, а Уорчайзер в это время сидел рядом с ними, выслушивая всю эту чушь.

- Это классический Стю, - сказал Уорчайзер. - Он блефовал. И с наркодилером это сработало!

Среди гостей, посетивших Стю во время его трёхнедельного пребывания в "Подкове", были Фил Эрл, Фил Хельмут, Боб Ступак и, конечно же, Билли Бакстер.

- Я действительно хотел работать со Стю в 98-м, - сказал Бакстер. - Я для себя решил, что, вроде как, выбрасываю деньги на ветер, но все знают, что у Стю талант к подобного рода ивентам, поэтому всякий раз, когда Стю был готов играть, я был готов его поддержать.

За несколько минут до начала финального ивента Бакстер поднял трубку домашнего телефона и позвонил в номер Стю.

- Ты где, чёрт возьми? - рявкнул Баксер. - Я уже заплатил деньги. Ты в игре!

- Сейчас спущусь, не переживай, - пробормотал Стю усталым голосом, и пошли гудки.

Прошло пять минут, он так и не появился. Когда все игроки расселись по местам, а директор турнира Джек Макклеланд уже подходил к микрофону, чтобы дать старт ивенту, Бакстер кипел от злости.

Он протопал к настенному телефону и чуть не выдернул его из крепления.

- Чем ты там, блять, занимаешься? - закричал он в трубку.

- Я уже просто весь вымотан, Билли. З-з-з-забери деньги. Я не буду играть.

- Что?

- Я сказал, что не буду играть. - Снова пошли гудки.

Бакстеру осталось только качать головой.

- Этот человек сказал мне, что ему нужно отдохнуть, - рассказывал Бакстер, - и он отдыхал три недели, а потом сказал, что слишком устал и не может играть! Я не мог в это поверить.

Бакстер подошёл к Макклеланду и сообщил ему, что Стю играть не будет. Вступительный взнос в размере 10 тысяч долларов ему вернули, так что проблема не в этом. У Бакстера не укладывалось в голове, как это Стю настолько испортился? - не мог заниматься даже тем, что любил больше всего. Это его ошеломило.

Через пару мгновений Макклеланд произнёс: "Тасуйте и сдавайте", - и Мировая серия 1998 года пошла своим чередом.

Журналист Майкл Каплан (не родственник Гейба) стоял у зияющего пустотой места Стю, и услышал по системе громкой связи объявление Макклеланда, что Кид не будет защищать свой титул по причине плохого самочувствия. После того, как новость встретили смесью стонов и смешков, Каплан направился к ближайшему телефону. Он три недели пытался договориться об интервью со Стю. Задание, которое он получил от журнала Icon (ныне несуществующего) - написать о Стю, внезапно показалось ему одновременно более интригующим и менее вероятным для выполнения. К изумлению Каплана, Стю ответил на телефонный звонок в свой номер.

- Стю, меня зовут Майкл Каплан, и я прилетел сюда из Нью-Йорка, чтобы написать о тебе для журнала Icon. Как думаешь, мог бы я подойти и поговорить с тобой несколько минут?

- Журнал Icon? Никогда о таком не слышал, - сказал Стю. Его голос был хриплым и скрипучим, как у старика.

- Он новый, - сказал Каплан. - И очень... крутой. Я притащу последний номер. Джонни Депп на обложке.

- О? Они поместили [Донни] Браско³ на обложке? Если его разместили, то и меня разместят.

Каплан поднялся на лифте к номеру Стю на двенадцатом этаже. Когда постучал в дверь, Стю открыл, но не впустил. Сам вышел в коридор. В футболке и джинсах, и, по словам Каплана, он выглядел ужасно.

- Встреча с ним меня потрясла, - сказал Каплан. - Я хочу сказать, этот парень год назад выиграл полмиллиона долларов, а выглядел как отброс общества. Видал я наркоманов, но никто из них не выглядел до такой степени плохо. Он был маленьким, ростом меньше пяти футов пяти дюймов, и ста фунтов, наверное, не весил. Его тело просто усохло. Вдобавок ко всему он был небритым и у него отсутствовала пара передних зубов - полагаю, на это месте у него стоял мост. То есть, если бы ты решил пихнуть на то, что он проживёт больше шести месяцев, кэф бы на это предлагали повыше, чем на противоположный исход.

Журналист и герой его потенциального материала поговорили в коридоре несколько минут, а затем Стю сказал Каплану позвонить ему завтра - тогда они и договорятся об интервью.

- Я сделаю это ради своей дочери, - сказал он. - Если я покажу ей, что я был в том же журнале, что и Джонни Депп, это произведёт на неё впечатление... Ты должен поместить меня на обложку.

- На следующий день я позвонил ему, и он сказал "давай потом", - сказал Каплан. - Я звонил ему десятки раз в течение следующих нескольких дней. Отвечал или он сам, или кто-то другой, но он продолжал говорить "давай потом", пока мне наконец не пришлось уехать из города.

Через пять недель настойчивый репортёр вернулся, чтобы попытаться ещё раз. Стю больше не жил в "Подкове", и никто не знал, где он теперь. Каплан потратил несколько дней на то, чтобы выследить его и, наконец, с помощью Дона Макнами, Стю найти удалось.

- Когда я дозвонился до него, он так обрадовался! - рассказывал Каплан. - Он извинился за то, что отшивал меня, и сказал, что был не в себе. Сказал: "Я знал, что ты вернёшься. Я думал: этот парень, сука, вернётся. Этот Каплан, сука, настырный тип."

- Мы встретились в Arizona Charlie's, небольшом местечковом казино, вдали от Стрипа, и он стал как будто другим человеком. С аккуратно причёсанными волосами, немного поправившийся, побрившийся. Кроме того, он был одет в красивую одежду, рубашку на пуговицах, брюки, обут в дорогие мокасины. Весь его облик преобразился. Я мог понять, почему он нравился людям. Весёлый и забавный, странно сочетающий в себе ребёнка и старого мудреца, и ещё кого-то, не в своём возрасте.

После того, как Каплан написал материал для Icon, журнал захотел провести фотосессию со Стю. Редакторы знали, как трудно его поймать, и думали, что Каплан поможет фотографу Сиану Кеннеди присутствием на съёмке. Но Каплан не захотел.

- Я подумала: "Пусть фотограф делает свою работу. За это ему и платят."

В августе 1998 года Сиан Кеннеди приехал из Лос-Анджелеса в Лас-Вегас на своём новеньком Saab. Снял номер в El Cortez, в центре города, но когда попытался связаться со Стю, который, как предполагалось, остановился в "Подкове", не смог его найти. Каплан посоветовал ему связаться с Пагги Пирсоном, который мог знать, гда находится Стю, и Пирсон и правда привёл Кеннеди к Стю - тот жил в "Подкове", но зарегистрировался под псевдонимом.

Стю, как и тогда с Капланом, продолжал динамить Кеннеди, всё время откладывая съёмку на завтра. В это время Каплану в Нью-Йорк позвонил Майк Секстон.

- Секстон сказал, что ему звонил Стю. "Он думает, что ты охмурил Мэдлин, - сказал он. - Это его очень расстроило. Мэдлин изчезла, и Стю думает, что она с тобой." Что за бред? Я сказал Секстону, что это бред. Господи, я в Нью-Йорке. О чём вообще речь? Сектон сказал, он понял, что это бред, что это, вероятно, говорят наркотики. По сути, его просто забавляло поведение Стю.

В ту же ночь, в четыре утра, Стю постучал в дверь гостиничного номера Кеннеди, разбудил фотографа, тот его впустил. Стю ворвался в комнату ругаясь и неистовствуя по поводу Мэдлин, без всякой связи с реальностью. Внезапно он рухнул на кровать Кеннеди и крепко заснул. Не зная, что делать, что желая извлечь максимум пользы из странной ситуации, Кеннеди сделал несколько фотографий спящего экс-чемпиона мира. В конце концов, он разбудил Стю и сказал, что тому надо уходить.

На следующий день Кеннеди позвонил Стю и сказал, что собирается уезжать из города, и в этот момент Стю наконец согласился софтографироваться. С единственным условием - он хотел, чтобы на фотография была его дочь. Через пару часов фотограф повёз Стю в квартиру Стефани и Мэдлин. По дороге Стю сказал, что хочет есть, что ему нужно остановиться и съесть гамбургер. Кеннеди пытался отговорить его - ему хотелось уже просто покончить со съёмкой, пока Стю снова не передумал - говорил ему, что поесть можно и потом. Стю же был непреклонен.

- Мы только что проехали мимо бургерной! - рявкнул он на фотографа.

Кеннеди попытался развернуться, но во время поворота машина с другой полосы врезалась в них, разбив переднюю часть Saab. Все повыскакивали прямо посреди движения, и Стю начал кричать на людей в другой машине, обвинял их в столкновении, говоря: "Я Стю Ангер, чемпион Мировой серии - вы разве не знаете, кто я?"

Вскоре появилась полиция. Пока Кеннеди разговаривал с ними, пытаясь уладить ситуацию, он заметил, что Стю исчез. Попросту ушёл.

Так как дома до дома Стефани уже оставалось недалеко, Кеннеди, не зная, что делать, решил поехать туда. Стефани встретила его у двери и сообщила, что Стю только что ушёл. Они высказала Стю, что ей не нравится стиль его жизни, и они подрались.

Кеннеди наконец поймал свой объект съёмки в "Подкове", и там состоялась фотосессия - серия нелестных, в невыгодных ракурсах, снимков, на некоторых из которых, помимо всего прочего, заметен и примятый нос Стю.

Когда несколько месяцев спустя вышел номер журнала Icon, Стю там изображался, особенно на фотографиях, в качестве запуганного, беспомощного, забитого человека, который выглядел и вёл себя как наркоман.

Фотографии сильно задели Стю - возможно, потому, что были так близки к реальности. Ему не нравилось сталкиваться с правдой, выслушивать, что он наркоман. Он любил внимание публики, любить быть на виду, но когда он увидел себя в таком резком свете, он почувствовал себя преданным и сражённым.

Я позировал для всех этих фотографий, делал всё, что они хотели. А потом они выставили меня совершеннейшим лузером и уродом. Я не могу даже смотреть на это. Говорили, что я такой статьёй буду гордиться, но я даже не могу показать её своей дочери - срамота какая-то. После того, как я сам увидел ту фотографию, я больше никому её показывать не буду. Никогда! Это позор, что они сделали, эти уёбки. Я больше не доверяю людям. Они говорят одно, а делают другое.

Стю, может, и чувствовал себя преданным, но история с Капланом и Кеннеди иллюстрирует того рода дикие перепады настроения и намерений, которые близкие знакомые Стю хорошо на чувствовали на своей шкуре. Они исчерпал благосклонность многих своих друзей, другие же были на грани разрыва отношений с ним.

Летом 1998 года Стю снова переживал упадок, зависел от займов и подачек знакомых; он сперва на месяц остановился в Continental Motel с третьесортным игорным залом на Саут-Мериленд авеню, а затем на десять недель в Gold Coast, погружаясь в миазмы отчаяния - редко выходил из комнаты, большую часть времени употреблял наркотики, смотрел телевизор и спал. Через десять недель его счёт в Gold Coast составил 6600 долларов - и по крайней мере половина из этой суммы была потрачена на фильмы и обслуживание номера. Стю взял напрокат сотни фильмов - в основном, мягкое порно - по 7,95 долларов за штуку.

Секстон хотел помочь Стю, но до известной степени. Он оплатил счёт за отель, но наличных сверх того одалживать не стал, опасаясь того, на что эти деньги могут быть потрачены. Стю снова пришлось искать, где урвать.

В течение следующих нескольких месяцев он брал в долг у Рэя Уорчайзера, Пагги Пирсона, Дьюи Томко и, среди прочих, у Ноллана Даллы. Заём выглядел весьма невинно. "Поможешь мне выкрутиться?" - спрашивал Стю в своей наивной, неотразимой манере.

Если у тех, кто одалживал, и были какие-то сомнения, относительно того, на что идут деньги, 12 июля они получили довольно ясный ответ, когда Стю арестовали за перенос трубки с небольшим флаконом крэка. Его задержали в районе Нейкид-сити, к югу от центра города. Нейкид-сити, может, и находится всего в нескольких кварталах от неоновых огней Glitter Gulch⁴ и казино центра города, но это явно не то место, куда хотелось бы попасть беззаботным туристам, даже днём. Это захудалый район с запылёнными забегаловками, ветхими мотелями, порнотеатрами и секс-шопами, его потрескавшийся тротуар усеян отходами подобной коммерции - пустыми флаконами, иглами, разбитыми бутылками и использованными презервативами. Ночью приезжие, особенно те, кто шёл пешком, отправлялись туда по двух причинам - наркотики и секс.

Притоны, которых там несколько, открыты двадцать четыре часа в сутки, семь дней в неделю, даже на Рождество и Новый год. Большинство наркоманов, приходивших туда, приходили потому, что им больше некуда было идти, или потому, что они хотели скрыть свою зависимость от семьи и друзей. В некоторых местах разрешается курить на территории заведения, что создаёт необычайное ощущение уюта для тех, кто хочет атмосферы взаимопонимания и чувства общности вместо одинокого времяпредпровождения.

Но в большинстве заведений воспрещается употреблять наркотики на месте, и, как следствие, их клиентов часто можно видеть по сторонам здания, или на задворках, или где-нибудь в тёмном закутке - лицо или, может, два лица, освещённым красным светом горящей трубки.

После ареста на Стю надели наручники и сняли отпечатки пальцев - его посадили по обвинению в хранении накотиков. В отчёте о заключении его вес был указан как 110 фунтов. Ночь он провёл в тюрьме и его освобождили на следующий день после того, как Билли Бакстер внёс залог. Суд назначили на октябрь. Бакстер отвёз его обратно в Gold Coast, где Стю, в основном, безвылазно сидел в своём номере и часами разговаривал со Стефани, пытаясь наверстать упущенное за те недели, когда он не выходил на связь. Он навещал её несколько раз - обычно его возил Майк Секстон, хотя Стю пару-тройку раз даже ездил на автобусе, когда Сектон оказывался слишком занят.

С приближением нового учебного года Стю отчаянно хотел купить Стефани школьную форму, что было его символическим способом сохранить хоть какую-то степень родительсткой ответственности. Но все, у кого он просил денег, отказывали ему, опасаясь, что он потратит всё на наркотики. Днём 29 августа Стю взял телефон в своём номере в Gold Coast и позвонил Секстону.

- Майк, умоляю, выручи. Мне надо всего лишь пару сотен долларов, - просил Стю.

- Не могу, - говорил Секстон. Стю уже столько раз его обманывал, что он уже усвоил горький опыт. - Я оплачу счёт за гостиницу, оплачу твоё питание, но наличных я тебе не дам.

- Майк, пожалуйста. Это правда на школьную форму для Стефани. Клянусь.

У Секстона у самого была дочь. Он знал, что значит быть ответственным родителем. Он понимал, что Стю подвёл свою дочь во многих отношениях и отчаянно хотел это исправить. Задумавшись о просьбе Стю, он рассудил, что гордость за обеспечение Стефани может стать положительным моментом. Но как убедиться, что Стю не спустит деньги на наркотики?

Секстон согласился дать Стю кредитную карту Dillard's, местного отделения сети, и сказал ему, что он может потратить до 300 долларов. Кроме того, заказал такси, чтобы отвезти Стю и его дочь в торговый центр и обратно.

На следующий день Секстон навестил Стю в Gold Coast, гадая, чего же ожидать. Окажется ли Стю на месте? Сделал ли он то, что обещал?

Когда Секстон вошёл, он сидел на кровати, смотрел фильм, в хорошем расположении духа.

- Майк, я хочу, чтобы ты знал, как много это для меня значило, - сказал Стю, и на его глаза навернулись слёзы. - Для меня возможность сделать что-то для Стефани значит больше, чем выиграть миллион долларов. Если ты прямо сейчас дашь мне миллион, это не будет значить столько же, сколько то, что ты уже сделал для меня.

Когда мы были в торговом центре, и я увидел, как Стефани разглядывает ценники, вот тогда мне в голову ударило. Что же я натворил? Что же я творю? Самая красивая девушка в мире, драгоценность, и она моя. И ей приходится смотреть на ценники? После тех денег, которые я выбросил и расшвывырял? Это какой-то позор. Стефани увидела, что что-то не так. Сказала: "О чём ты беспокоишься, папа? Всё в порядке." Когда я услышал, как она это сказала, у меня буквально разорвалось сердце. То есть, у меня просто дыхание перехватило. Мне стало так горько. То, что я транжирил деньги - говорю тебе, это просто какое-то злодейство.

- Я говорила ему, подумай обо всех людях, которые смотрят на тебя как на светило. Если бы ты смог одолеть это, людей, которые смотрят на тебя как на светило, у тебя было бы сейчас было ещё больше. Ты мог бы стать для них вдохновением.

Он обещал ей много раз, что одолеет, и какое-то время ему удавалось воздерживаться, но затем телефонные звонки прекращались на несколько дней, и Стефани понимала, что он снова сорвался.

Это восппринималось особенно болезненно потому, что когда Стю оставался трезвым, у них была исключительно тесная связь.

- Мы беседовали часами, - рассказывала Стефани, описывая разговоры, в которых они обсуждали всё, от школы и работы до любви и религии. - Папа никогда не проявлял нетерпения со мной, как с другими. Он оставлял мне сообщения на автоответчике: "Я знаю, что ты в школе, я просто хочу сказать, что я люблю тебя - что-то типа того."

В августе, однако, напуганная тем, как он выглядел и как себя вёл, уставшая и обиженная его частными исчезновениями, Стефани оставила сообщение на его голосовой почте в отеле. Она сказала ему, что не хочет его больше видеть, пока он не завяжет.

- Я устала от его бесконечных обещаний. Мне не хотелось действовать таким образом, но он пропадал по три недели, а он мне был нужен. Я не хотела, чтобы это продолжалось до конца наших дней. Я хотела, чтобы он был моим отцом.

Ультиматум оказал неоднозначное действие. Стю расстроился, он несколько раз пытался перезвонить Стефани, оставлял сообщения, на которые не получал ответа. Он сидел в одиночестве, в своём гостиничном номере, охваченный парализующим внутренним перетягиванием каната - его тоска по любви дочери и его страх потерять её одновременно тянули его к трезвости и отталкивали от неё. Когда он решал остановиться, этому не способствовало и то, что каждый раз при этом к его номеру приходили наркоторговцы с дозой "просто ещё на один разок".

Есть старая покерная поговорка: твой злейший враг за столом - это ты сам. К этому я добавлю только вот что: моём случае точнее и не скажешь.