Агнешка и Камил сидели рядом и разговаривали. Камил жестикулировал и, должно быть, рассказывал забавные истории, потому что Агнешка всё время смеялась. Но Виктор не разбирал ни слова из их разговора. Его заглушал грохот всех костей, стук зубов и сотрясение внутренних органов. Виктор трясся от страха, как желе.

И так же, как до того его мучил грязный страх, черпаемый из мёртвого моря собственного сознания, теперь его изводил мандраж перед грядущим событием. Насколько надо быть тупым, чтобы предложить решающую битву в подвале? Почему он вообще пытался быть вожаком этого стада? Вчера он мог бы стоять у стены вместе со всеми, слушать какого-нибудь лохопета, несущего с каменной ванны бредятину о привидениях в подъезде, и отпускать ехидные комментарии. Надо ж быть таким кретином, таким дебилом, таким идиотом. Вот так всегда и было. Он всегда боялся больше всех и всегда почему-то выдвигался на передовую. Он был похож на героя из американских фильмов, который соглашается принять участие в уличных гонках, а когда девушка берёт его за руку, говоря: "Послушай, Джордж, тебе не нужно ничего доказывать", - он отталкивает её и говорит сквозь зубы: "Никто не назовёт меня трусом." Гррр, грррр, - слышал он в голове рёв форсированных двигателей.

И-ДИ-ОТ. Виктор И. Сукенник. Виктор Идиото Сукенник, enchanté mademoiselle¹, всегда к вашим услугам. Моя специализация? Бег впереди паровоза, но я также весьма хорош в неразумном выборе и в поспешных решениях. Да-да, знаю, дело не из лёгких, но зато никто, барышня, не назовёт меня трусом.

Соловей завёл свою пронзительную трель (впрочем, в этих часах все птицы издавали пронзительную трель). Два. Ещё пять пять часов до рассвета, восемь часов до начала операции. Восемь часов. Это будет так же тянуться, как рабочий день за офисным столом. Но, может, это не так уж и плохо. Может, кто-нибудь выдвинется вперёд. У нас же нация улан и гусар, страна Рацлавицы и Радзымина, место действия "Канала" и "Лётны"². Наверняка кто-нибудь выдвинется вперёд.

Смех в другом углу комнаты утих.

- Эй, Виктор, только не засыпай!

Ха, ха, ха. Очень смешно. Было бы мне столько лет, сколько вам, тоже б до сих пор смеялся. Боже, я бы отдал годовую зарплату и полпальца за стакан алкоголя. Любого. Может быть, даже за апельсиновый ликёр, амол или шведские травы³. Es ist mir ganz egal⁴. Столько всего хорошего, что спать совершенно не хочется.

Ушастая сова. Три. Четыре часа до рассвета, семь часов до начала операции. Ха, молодёжь уже тоже перестала смеяться. Что, закончились темы для разговоров? Так я думал, хорошо смеётся тот, кто смеётся последним. Жаль, что нет ничего сладкого. Кажется, шоколад в первый момент действует на нервную систему, как алкоголь.

Воробей. Четыре. Три часа до рассвета, шесть часов до начала операции.

- Как дела, Виктор, огонь?

- Это, ты меня не раздражай, ладно?

- Ты про что, чел?

- Всё про то же, нахалёнок. Ты сейчас можешь вспомнить свой сон или у тебя до сих амнезия?

- Виктор, успокойся, ты сейчас ему сам грубишь...

Чёрный дрозд. Механизм часов звучал так, будто кто-то насиловал их суковатой палкой. Пять. Два часа до рассвета. Пять часов до начала операции.

Виктор встал и начал ходить по комнате, от стены к стене. Его одолела сонливость, луч фонарика снова появился под веками, разрезая темноту. Виктор боролся с этим, но его тело отказывалось функционировать без сна. Он с трудом поднялся, стоял, шатаясь. Припомнил, что на кухне должно быть что-нибудь сладкое. Вероника всегда была сладкоежкой, наверняка у неё где-то осталась заначка. До сладостей он охотником не был, поэтому до сих пор не искал.

Расшвырял кастрюли и столовую посуду в шкафах на кухне.

- Виктор, что ты ищешь?

- Что-нибудь сладкое. Кажется, это действует как алкоголь. По крайней мере, в первый момент.

Он потянулся к проволочной корзине, стоящей в углу и нащупал упаковку из фольги, полный твёрдых шариков. Конфеты. Он вытащил кулёк и вскрикнул от радости. Кукульки! Мало того, что конфеты, так ещё и с алкоголем!

Вернулся в комнату и бросил кулёк на стол.

- Берите и поедайте. Провидение нас не оставило.

Камил не хотел, Агнешка съела две, Виктор жадно взялся за остальное, жадно запихнув в рот целую горсть. Раскусил карамельную оболочку и застонал от удовольствия. Алкоголь. Микроскопическая доза, но алкоголь. Он быстро проглотил и положил в рот ещё горсть. Потом третью.

- Знаешь, Виктор, я не уверена, что это тебе на пользу, - Агнешка с беспокойством наблюдала за его действиями. - Может, ты лучше как-нибудь частями, а?

Виктор её не слушал. На столе ещё оставалось десятка полтора конфет. Как раз на два раза. Он быстро доел их и, довольный, сел у стены, ожидая, пока алкоголь подействует. Однако вместо благотворного воздействия ликёра, он почувствовал, как что-то переворачивается у него в желудке. После долгой и неприятной отрыжки у него во рту появился привкус кукулек и желудочной желчи.

- О боже, милостивый, только не это, - простонал он.

И он всё выблевал на ковёр. Не успел даже вскочить.

А вот и старая знакомая, птица Писька. Шесть. Час до рассвета. Четыре часа до начала операции.

Они выглядели, как три призрака. Агнешка покачивалась за столом, изо всех сил борясь со сном. Её голова упала на грудь, но Агнешка тут же встрепенулась, моргая опухшими глазами.

- Эй, давайте поговорим, - промямлила она. - Слышишь, поговори со мной. - Она потолкала Камила, который сидел на стуле, как манекен, широко расставив ноги, и всю свою силу воли бросил на борьбу с опускающимися веками.

С ней пробовал поговорить Виктор, но в конце предложения забыл, с чего оно начиналось. Он пытался опять и снова, и однообразие одних и тех же слов ещё сильнее вгоняло его в сон.

Лишь бы до рассвета, - думал он. - Лишь бы до рассвета. Когда светло, труднее заснуть, меньше тянет спать. Лишь бы до рассвета. А сейчас самое тяжёлое время. Если сейчас не уснём, дальше будет легче. Ещё немного, сейчас самое тяжёлое время, надо его пережить. Пережить это тяжёлое время. Потому что, если переживём, всё будет в порядке. Самое тяжёлое время, и надо надо его пережить . До рассвета, и всё в порядке.

Дрозд. Семь. Рассвет. Три часа до начала операции.

Его голова болталась на шее, он не мог сосредоточиться, чтобы удержать её на одном месте. Его глаза скользнули по размытой мебели и остановились на часах. Он моргал, моргал, но стрелки всё расползались в разные стороны. Он взял себя в руки, подумал о том, как сейчас в Гималаях. Несколько дней без сна, а там метель и минус пятьдесят градусов. Он глубоко вздохнул, нахмурился и сконцентрировался на часах.

Десять минут восьмого.

Как это - десять минут восьмого? Шок от этого открытия мгновенно привёл его в чувство. Как это - десять минут восьмого? Так почему же так темно? Сейчас ноябрь, не приходилось ждать, что из-за многоэтажки напротив выскочит весёлое солнышко, но кругом должно быть хотя бы серо. Даже если, что не исключено, сегодня будет установлен рекорд Польши по количеству пасмурных ноябрьских часов, не должно быть настолько темно.

Настолько темно.

Он подошёл к окну, прислонился лбом к стеклу и прикрыл глаза руками, чтобы не мешал свет из комнаты. Ничего не было видно - будто он заглянул в колодец пасмурной ночью.

- Эй, Камил! - крикнул он, не отрывая лба от гладкой поверхности. - Выключи на минутку свет, я хочу кое-что проверить.

Позади него раздался звук отодвигаемого стула, и Камил, шаркая ногами, направился к выключателю.

Щёлк.

Их охватила абсолютная, непроглядная тьма. Виктор сразу понял, что чувствуют герои романов, которые приходят в сознание в собственном гробу, в двух метрах под землёй. Агнешка вскрикнула. Камил щёлкнул выключателем. Не сработало. Поклацал несколько раз. Опять ничего. Они стояли среди тьмы. Виктор вздрогнул, когда кто-то схватил его, вцепился ему в руку. Агнешка.

Натыкаясь на мебель, он подошёл к комоду, молясь про себя, чтобы налобный фонарь - его старый спутник в горных походах - оказался там, где был всегда. Оказался. И чтоб работал. Он повернул кольцо на корпусе. Работал. Белый свет выхватил из тьмы смертельно бледные лица Агнешки и Камила.

Он вернулся к окну, повернул ручку и широко распахнул обе створки. Что он ожидал, то и увидел. Колеблющаяся, непроницаемая, матовая плёнка, поглощающая весь свет. Агнешка и Камил одновременно застонали.

Виктор закрыл окно.

- По крайней мере, у нас есть тьма, - сказал он. - Сегодня всё закончится. Так или иначе. Но это закончится. Сейчас нам нельзя спать. Нельзя спать как никогда. Я поищу свечи, лампы и фонарики. Надо, чтобы было как можно светлее.

Они молча расставили по всей квартире свечи, чайные лампы и даже найденные в шкафу лампады и странные свечи в форме куфий, которые Вероника когда-то привезла из Мюнхена.

Когда зажгли всё, что можно было зажечь, они сели вместе за стол и взялись за руки.

- А теперь поговорим, - сказал Виктор. - Пусть даже о совершеннейшей ерунде, но поговорим. Уже недолго осталось.

Камил как раз закончил рассказ о своём безумном заезде с приятелями по улицам Варшавы. Он рассказывал забавно, в красках, в порыве вдохновения имитируя даже звук двигателя, и Виктор слушал с настоящим удовольствием, но не дал бы и гроша за правдивость этой истории. Зато Агнешка жадно хватала каждое слово, смешно подпрыгивая в самых драматичных моментах.

- И что? И что? - спросила она, когда он закончил. - Ты встречался с этой девочкой?

- Да как? Женщина, ты чего? Меня ведь заперли. Я ж уже говорил. Школа, дом и дорога между ними в папкиной машине.

- А она обалденная?

- Ещё бы! - Камил откинулся на спинку стула, сложив руки на груди. - Обалденная ли она? Об этом ты спрашиваешь? Когда она проходит по коридору, за ней остаётся след вакуума, потому что воздух не смеет заполнить пространство, которое она занимала. Когда я смотрю на неё, мне кажется, я могу любоваться ей непрерывно всю оставшуюся жизнь. Когда она исчезает в дверях своего класса, мне хочется свернуться на коврике возле двери. А когда она смахивает волосы со лба, я бы мог умереть в этот самый миг, считая, что мне уже ничего не надо от жизни. Она такая... хммммм... ну вот да. Именно такая.

- Дитятко, где ты научился владеть таким языком? - Виктор громко рассмеялся. - Ты это заучил наизусть, чтобы произвести на нас впечатление?

Камил покраснел.

- А что? У меня такой стиль, нельзя, что ли? Ночью кую, днём оттачиваю искусство слова. Тёлкам это нравится. В последнее время держу "Падение"⁵ под подушкой. Вам бы понравилось. Кайфовые фразы. Главному герою вы бы с радостью дали пятюню.

- Да ладно, это я так, просто. Тебе повезло, что тебе нравится только одна, - прокомментировал Виктор. - Я слышал историю про человека, который не мог выбрать между тремя идеальными женщинами. Каждая из них была красоткой и каждая в него была влюблена до безумия.

- И что он сделал? - полюбопытничала Агнешка.

- Он решил провести тест. Дал каждой довольно большую сумму и сказал, что они могут распорядиться с деньгами на своё усмотрение. А затем прийти к нему и отчитаться. Первая вернулась подобная богине - на те деньги она превратила своё тело в совершенство, она вложила средства в модистку, визажистку, стилистку и в других всевозможных -исток. "Я поступила так, потому что хочу, чтобы рядом с тобой была прекраснейшая из женщин", - говорит она.

- Хорошо. Одобряю, - буркнул Камил.

- Не перебивай. Вторая вложилась в образование. Языковые курсы, повышение квалификации, познавательные поездки, книги, словари, альбомы живописи, итэдэ, итэпэ. "Хочу быть умной, чтобы тебе никогда не было со мной скучно", - говорит она любимому. Третья выучилась инвестировать, многократно преумножила выданные ей деньги и говорит: "Со мной ты никогда не впадёшь в нужду". Задумался наш герой, потому что выбор, раньше просто трудный, теперь превратился в архитрудный. Думал он, думал, долго прикидывал, и наконец выбрал ту, у которой были самые обалденные сиськи.

- Бесстыжая морда! Кажется, я уже так говорил, когда ты блевал кукульками.

Синица. Восемь. Всё время середина ночи. Два часа до начала операции.

Глаза Агнешки и Камила походили на глаза призраков. В сине-фиолетовых опухших впадинах , тускло поблескивали красные, налитые кровью, белки, радужные оболочки и зрачки непроизвольно двигались во все стороны, не в силах более задерживаться ни на одном предмете. Виктор не сомневался, что он выглядит точно так же. От свечей, конечно, было светлее, но становилось и душно, запах расплавленного стеарина заставлял их чувствовать себя ещё более измотанными.

- Включите музыку, - попросил Камил. - Какую-нибудь такую, как для ночной езды в автомобиле. Пободрее. Ну, например... - и тут спохватился. - Совсем я, что ли, света же нет.

- Есть батарейки. Извини, но я не думаю, что у меня есть какое-нибудь диско, которое могло бы прийтись по вкусу.

- Во-первых - ставь что угодно. Во-вторых, Род Стюарт - это же не диско.

- Так, понятно, что нет. Это мощный, сочный, гитарный рок-н-ролл.

Камил слез со стула, подошёл к этажерке и некоторое время покопался в дисках. Вскоре комната наполнилась музыкой.

- Специально для вас, дорогуши, песенка Arabian Disco. Ваш любимый стиль - по крайней мере, в названии.

- Что это за группа? - спросила Агнешка.

- Faith No More. На этом диске есть ещё несколько песен со знаменательными названиями. Как вам такое: Falling to Pieces, Digging the Grave, Last Cup of Sorrow, Ashes to Ashes и, наверное, самое нормальное From Out of Nowhere. Специально для Виктора Midlife Crisis, а для остальных что-то пооптимистичней - A Small Victory. Отличный диск для такой ночи.⁶

Ему ничего не ответили, слушали своеобразный голос вокалиста.

- Что касается нормальной музыки, мне тут вспомнилась одна нормальная историйка, раз уж мы рассказываем друг другу анекдоты, - сказал Камил. - В незапамятные рыцарские времена была где-то тихая местность, в которой внезапно объявился дракон. Зверь как зверь - сжигал, пожирал, уничтожал и насиловал, без единого дня передышки. Жители роптали и просили помощи у трёх рыцарей, живших в предместье.

"Сжалься, пан, убей страшного зверя", - просили они первого.

"Хм, это дело серьёзное, поход на дракона, - ответил он, нахмурив рыцарские брови. - Я подумаю и дам ответ примерно через два дня."

Они разрыдались ещё сильнее и бросились к другому.

"Охотно одолею чудовище, которое сеет смятение и страх в ваших домах, о бедные люди, - прогремел второй рыцарь. - Думаю, за неделю решу, когда мне к этому приступить."

У них осталась только одна надежда, один только храбрый муж мог положить конец бесчинствам свирепствующего без роздыху дракона. На коленях, все в слезах они просят помощи у третьего рыцаря. Тот не ответил ни единым словом, надел доспехи, приторочил меч к поясу и оседлал коня.

"Как так, пан, - заохали изумлённые мужики. - Тебе не нужно времени на раздумья?"

А рыцарь: "Раздумывать нечего - пора съёбывать".

Жаворонок. Девять. Ночь без рассвета как тянулась, так и тянется. Один час до начала операции.

- Господи, остался всего час, - неосознанно пробормотал Камил. - Пора седлать коней.

Виктор не ответил. Он пытался загипнотизировать взором длинную стрелку часов, чтобы она остановилась. Вместо этого, если долго не закрывал глаз, он видел, как медленно и неумолимо приближается следующая минута. С каждым тиканьем стрелка уменьшала расстояние до двенадцати, приближала Виктора к часу П. П - это подвал. Его неудержимо трясло, каждый мускул танцевал пляску святого Вита. Он закрыл лицо руками и начал раскачиваться взад и вперёд, как мальчик с синдромом брошенного ребёнка.

Агнешка положила ему ладонь на плечо, потом прижалась к нему.

- Понимаешь, ты не обязан туда идти, - прошептала она.

- Как это: не об... об... об... обязан?! Конечно, обязан! - ответил он, заикаясь, как это бывало с ним в детстве.

- Не обязан. Никто не может заставить тебя это делать. Кроме тебя самого. Это только твоё решение и больше ничьё.

- З... з... з-знаю, - ответил он. - Но я уже решил, поэтому так боюсь. Как же я боюсь этого подвала. Я даже никогда туда не спускался.

- Серьёзно? - оживился Камил. - Как и я. По ходу, никто из нас даже не знает, как он выглядит. Прикол.

- Я там была, - сказала Агнешка. - И клятвенно пообещала себе, что никогда туда больше не сунусь. Ужасное место.

Она рассказала о том, как они с Робертом ходили по странным подземельям. О длинном коридоре, конец которого терялся во тьме, о втором нижнем уровне, о том, как Роберт заблудился и как они без причины начали ссориться.

- Роберт там очень перепугался, - рассказывала она. - Говорил, что бродил по коридорам в поисках нашей кладовки, но ему попадались только какие-то бессмысленные номера. Они, главное, не располагались в каком-то порядке. Некоторые из них повторялись. В одном из коридоров были только нижние - два, три, шесть, и дверцы маленькие. Глупость, правда? Роберт удивлялся, почему для первого этажа кладовки меньше, чем у других.

- Эти числа, - сказал Камил, - скорей всего, не номера квартир.

- А что? - спросила Агнешка.

- Годы. Если бы ты смотрела столько фильмов ужасов, сколько я, ты бы сейчас не сомневалась. Годы, прожитые теми, кто там похоронен. И дверцы эти - не кладовки жильцов, а могилы. Потому у кладовок с небольшими числами дверцы и маленькие. Детские могилы всегда маленькие.

- Л... л... л-ллучше бы я этого не слышал, - выдавил Виктор.

Дятел. Десять. Тянулась самая длинная ночь на этих широтах. Пришло время.

Когда дятел закончил отстукивать своё выступление, Агнешка и Виктор встали, не говоря ни слова. Взяли налобный фонарь, несколько свечей, спички. Виктор стыдливо положил в карман иконку Матки Боски Ченстоховской. Камил наблюдал за их действиями одним прищуренным глазом. Встал только тогда, когда они уже стояли у двери и выжидающе смотрели на него.

- Уже идём? - риторически спросил он. - Жаль. Я думал, ещё успею подрубить Fear of the Dark Айронов⁷.