Виктор, с тех пор, как Вероника ушла, забрав Матильду, ничего не менял в детской. Кровать в наклейках, вытащенных из всяких чипсов - самое большое сокровище пятилетнего ребёнка - крохотный жёлтый столик, испачканный мелками, несколько игрушек (интересно, скучает по ним?) и множество рисунков на стенах. Большинство из них авторства Матильды, но некоторые его и Вероники. Любимый рисунок Виктора - тот, который малышка нарисовала, когда ей было чуть больше трёх лет. На рисунке - большая голова, довольно улыбающаяся, с четырьмя радостно торчащими толстыми волосками. Подо ртом ещё кривое платье, с торчащими руками и ногами. Понятное дело, очень маленькими, потому что после изображения головы ни для чего другого не осталось места.

Он вспомнил, как Матильда принесла ему этот рисунок, положила ему на колени и ушла с грустным лицом, не сказав ни слова. Догнал её в комнате.

"Что такое, малышка, почему ты такая грустная?"

"Потому что у меня не получился рисунок для тебя", - по-детски проворчала она и до того низко опустила голову, что её тёмная чёлка касалась колен.

"Да ты, наверное, шутишь, рисунок потрясающий. Что на нём?"

"Ну не видишь, что ли?!"

"Вижу, девочка," - ответил он, задаваясь вопросом, что же имееет в виду Матильда.

"Это я, только какая-то странная."

"Почему странная?" - Ему с трудом удалось сдержать смех.

"Потому что в зеркале я другая."

С того времени у них в семье прижилась поговорка "это я, только какая-то странная" и воспроизводилась каждый раз, когда речь заходила о чьей-то работе, славной, но не настолько идеальной, как хотелось бы автору.

Он не мог поверить, что так жизнь ушла. Нет ни Вероники, ни Матильды, ни совместного рисования, ни жарких споров о том, стоит ли смотреть футбольный матч, когда уже пора спать. Осталось несколько игрушек и рисунки на стене.

Как это возможно? Почему всё это исчезло? Виктор потёр виски пальцами. Он снова почувствовал непреодолимую усталость. Теперь, когда он не пил, он спал по шестнадцать часов в сутки. Что угодно, лишь бы не вспоминать. Сегодня опубликовали его третий очерк. Невозможно, чтобы она не читала, невозможно, чтобы она не знала, что он теперь нормальный и пишет, к тому же, неплохие тексты. Почему же не звонит? Может быть, они с Матильдой поехали отдыхать куда-то. На три недели? Это невозможно. А может, она просто не читает газеты? Это тоже невозможно, ведь она сама работает в газете, ей приходится читать другие, хочет она или нет. И его очерки всегда анонсируются на обложке, а сегодняшний ещё и с фотографией. Томек говорит, что читатели довольно живо реагируют на то, что он пишет, поэтому стоит это делать чуть заметнее.

Зазвонил телефон. Виктор сразу взял трубку.

- Привет, ты так быстро ответил на звонок. Держишь телефон на коленях?

- Здоров, Том. Случайно оказался неподалёку. У меня же не особняк в сто комнат, ты, наверное, помнишь.

- Не бойся. Скоро всё изменится. Ты станешь известным очеркистом, затем известным писателем, а я стану твоим издателем, и мы построим себе великолепные особняки с бассейнами и пальмами. То есть я только себе построю, потому что буду тебя обманывать и обдирать, как всякий издатель.

- В нашем климате? Пальмы? Не сходи с ума. Удивительно, что ещё сосны растут.

- Ты совсем, что ли? Особняки надо строить на берегу Адриатического моря, а не Балтийского. А там у них, то есть у меня, пальмы растут у самого входа даже не спросясь. Слушай, я звоню, чтобы сообщить, мне очень понравился твой последний материал, про детскую площадку. Мы уже получили больше ста писем по электронной почте, пишут, про то, что ты всё правильно написал, что "у нас во дворе тоже такие погнутые, ржавые трубы" и что это надо исправлять. Ещё из вашей администрации позвонили и сказали, что эта детская площадка в списке на реконструкцию и что в этом году она обязательно будет отремонтирована. Ты могуч, парень.

- Потрясающе. В таком случае, в следующий раз напишу про бабу из продуктового магазина. Возможно, её уволят.

- А я думал, ты социалист. Поразмысли, не хочешь ли ты немного пообщаться с людьми и написать большой материал о психологии жилых комплексов? Модная тема в последнее время. Немного аналитики, немного информационности. Примерно двадцать, двадцать пять тысяч знаков.

- К какому сроку? - Виктор сказал это настолько, будто ему по два раза в день поступали подобные предложения, а внутри у него всё бурлило. Да, да, он сделал это! Он вернулся к своей профессии, он пишет, у него заказывают тексты, он не пьёт. Он нормальный человек. Ура!

- Выдашь за три недели? Я бы хотел опубликовать до Рождества.

- Выдам.

- Супер. Ещё один вопрос: ты пьёшь?

- Ни капли.

- Тогда ты твёрже, чем я думал. Может, заскочишь к нам в следующую субботу? Моника хочет тебя поздравить и лично поддержать. Я, правда, не знаю, как к этому относиться.

- Посмотрим, - сказал Виктор. В гости ему не хотелось, но, возможно, надо было заставить себя и начать восстанавливать товарищеские связи. - Позвоню на неделе.

- Номер знаешь. До связи.

Томек повесил трубку. Виктор свою ещё немного подержал, а после почтительно положил её обратно на рычаг. Вернее, на пластиковую кнопку, рычаг - это доисторическое прошлое.

Ладно, подумал он, ждать нет смысла. Не хочет звонить, сам ей позвоню. Сейчас самое время. Он взял трубку, набрал три первые цифры её мобильного телефона и повесил трубку. Во рту у него было так сухо, что он не мог проглотить слюну.

- Спешить некуда, - сказал он себе, - я как раз собирался попить чаю. - Однако на полпути к кухне он вернулся и набрал весь номер. Какие гудки он услышит? Быстрые, как его пульс - значит, она разговаривает, может даже с кем-то, кто ей небезразличен, они смеются и обмениваются уверениями в любви. Или долгие, прерываемые мгновениями тишины, говорящие о том, что она скоро возьмёт трубку? Или, может, телефон выключен, и послышится голос, предлагающий оставить сообщение? Наверное, так было бы лучше всего.

Ещё до того, как послышался какой-либо гудок, трубка щёлкнула, и женский голос сказал:

- Извините, вызываемый абонент временно недоступен, повторите попытку позже...

Виктор положил трубку. Окей, - подумал он, ничего страшного - может, у неё села батарейка или она сейчас проходит через туннель, а может, поменяла номер.

Он позвонил ещё раз, но ему отозвалось то же безличное сообщение. Ничего не поделаешь, придётся звонить на работу. Он не помнил номер телефона на её рабочем столе, поэтому позвонил на коммутатор.

- "Газета", слушаю.

- Добрый день, с дежурным редактором "Столички", пожалуйста. - С голосом у него было всё нормально, чего уж там, но он на всякий случай откашлялся.

- Соединяю...

"Газета Столечная", Амелия Шлубовская, слушаю. - Не знал такой.

- Добрый день, могу я поговорить с Вероникой Сукенник? - Он был уверен, когда он повесит трубку, на его пальцах останутся вмятины, так сильно он сжимал ладонь. Он чувствовал, как пот стекает по его лбу, и наделся, что на другом конце провода не слышно, насколько часто и нервно он дышит. Он хватал ртом воздух.

- Извините, она здесь больше не работает, то есть я здесь только с июля, и когда вышла на работу, её здесь уже не было, но, может, я сейчас найду кого-то, кто работает дольше, хорошо?

- Да, конечно, спасибо большое. - Он почувствовал одновременно облегчение и разочарование. Он ждал, пока "кто-то" приблизится, и слушал редакционный гомон, улавливаемый трубкой. Этого ему тоже не хватало. Трубка зашуршала.

- Да, слушаю, чем могу помочь? - сказал знакомый женский голос.

- Марта?

- Да, а кто говорит, позвольте поинтересоваться? - Марта, давняя подруга Вероники, всегда любила определённость.

- Привет, это я, Виктор, разыскиваю Веронику...

- Виктор? - Он уже знал, что будет дальше. Голос подруги превратился в кусок сосульки, которая резко застряла у него в ухе.. - У меня для тебя только три слова: отъебись, сукин сын!

- Марта, умоляю...

- Не умоляй меня ни о чём! - она так кричала, что если бы им довелось встретиться в офисе, это было бы шоу. - Не умоляй меня ни о чём, потому что я тебе ничего не скажу, даже если бы захотела. И знаешь почему? Потому что я ничего не знаю! Потому что полгода назад она уволилась и пропала, а мне она даже ничего не сообщила, и всё это из-за тебя, чтоб ты сдох! - она продолжала кричать. - Я не знаю, где она, не знаю, чем она занимается, я ничего не знаю, понимаешь? Ничего не знаю, и виноват в этом ты, - сейчас она уже шептала. - Надеюсь, ты будешь страдать вечно, до свидания, - сказала она и бросила трубку.

Его всего трясло. Руки так сильно дрожали, что он не мог положить трубку. Он бросил её на пол и начал быстро ходить по комнате, пытаясь отдышаться. Она преувеличивает, преувеличивает, потому что ничего не знает, - лихорадочно повторял он в уме. - В конце концов, Вика ведь не должна ей во всём признаваться. Она решила сменить работу, избавиться от старых знакомых, сменить окружение, ничего страшного. А эта тупорылая разочарована тем, что она больше не чья-то лучшая подруга. Что ж, друзей у неё, наверное, не густо, так что её можно понять, хотя это её, конечно, не извиняет.

Как она могла?! Конечно, в разрыве этих отношений есть и его какая-то вина, но ведь кто кого тут бросил, чёрт возьми! Кто забрал у него дочь, единственное, что было важным в его жизни?

- Ну кто?! - закричал он и бросился на кровать. Он сунул голову под подушку и начал кричать, как сумасшедший, чтобы заглушить боль.

Это немного помогло.

Он вылез из-под подушки - красный, потный, тяжело дышащий. Есть ещё один телефон, на который надо позвонить. Родителям Вики. Там, наверное, будет ещё хуже, чем у Марты, но выхода нет.

Он поднял трубку с пола и несколько раз нажал кнопку на аппарате. Ничего, тишина. Он вытящил вилку из розетки, вставил обратно и попробовал ещё раз. Тишина.

- Ни фига, всё равно позвоню, - шепнул он самому себе. Взял кошелёк и, не надев куртку, побежал вниз по лестнице. В винном магазине, прямо рядом с подъездом, был телефон-автомат.

Засунул карточку и набрал номер. Пока ждал гудка, ему пришло в голову, что на звонок может ответить и Матильда. Что он ей скажет? "Привет, это папа?" А если Вероника сказала ей, что папа умер, что тогда? Нет, она не могла этого сказать, не может такого быть. Ладно, если ответит Матильда, он повесит трубку - по крайней мере, он будет знать, что они там.

Пиканье набора номера прекратилось. В трубке раздался женский голос: "Данный номер не обслуживается, данный номер не обслуживается, данный номер не обслуживается, данный номер..." Виктор выронил трубку из рук и сполз на пол. Всё кончено. Он посмотрел на витрину магазина "Утешение"; он сам когда-то выдумал это название для пана Яцека. "Татра" продавалась со скидкой. В конечном итоге, почему бы и нет, - подумал он, - ничего страшного не случится. Ты уже знаешь, что можешь бросить пить, если захочешь, зарабатываешь своим трудом, так что тебе ещё будет чем отплатить Томеку, а сегодня ты заслужил бокал. Пора уже на один день отдохнуть от писанины. А завтра снова начнёшь искать девчонок. Не могли же они провалиться сквозь землю.

Двумя часами позже он был пьян и недоумевал, из-за чего весь этот шум. Бедная Марта в истерике, разбивает телефоны - бывает. Придётся сделать несколько звонков, поискать, может, в интернете, и всё. Если всё пойдёт хорошо, уже завтра они поговорят по душам с Вероникой, в воскресенье, возможно он увидит Матильду, всё вернётся на круги своя. Разве жизнь не прекрасна? Всё что нужно, это немного доброй воли и усилий, и всё получится идеально.

С нетерпением ожидая выходных с женой и дочерью, он поплёлся в ванную. Обоссал стену возле туалета, пытаясь смыть бродившего по плитке таракана, который, напуганный светом, отчаянно искал укрытие.

- Съёбывай, старик, - сказал ему Виктор. - Девчонки возвращаются, насекомым в этом доме не место.