Йоханнес собирался идти на вокзал, чтобы уехать оттуда на поезде до Саме-Тауна, где он намеревался пересесть в кэб и доехать на нем до Шеффилда. В Нью-Роуте в поезд зайдут его братья с племянниками, и оставшийся путь они проделают вместе.
- Николь! Где мой концертный костюм?! Ты его погладила, надеюсь? - крикнул он из своей спальни служанке, которая приехала на несколько дней из Лиственной пустоши со своими родителями, чтобы прислужничать Артуру, который оставался в Мэринг-Лайне.
- Вот, мистер Ярвинен, только что из-под утюга, - прошептала девушка, принеся ему на вешалке черный костюм с красной сорочкой. - В этом костюме вы, прошу прощения, будете похожи на вампира.
- Да, хорошее сравнение для того, кто в последние пару лет ведет ночной образ жизни, - проговорил Йоханнес, задумчиво расчесывая у зеркала волосы.
Артур все утро был рядом с отцом. Мальчик, проснувшись на рассвете, не отходил от него ни на шаг, стараясь наглядеться на родного человека перед расставанием. Артур проклинал профессию отца, которая обязывала его постоянно находиться в разлуке с ним.
- Адели, Алвар, слушайте меня внимательно: я уезжаю на два дня и ваше дело - беречь моего сына и не давать ему скучать, - говорил Йоханнес, надевая у порога плащ. - Двадцать пятого декабря, послезавтра, вы должны выключить свет и занавесить окна, после чего нужно покинуть дом и отправиться на вокзал, чтобы купить билет до Нью-Роута. Я, не заезжая в Мэринг-Лайн, поеду с братьми в Лиственную пустошь. Там все вместе мы и встретим Рождество. Деньги на билет и на проживание я оставил.
- Хорошо, мой господин, мы все сделаем так, как полагается, - обещала Николь, касаясь рукой горла, чтобы говорить.
Видя, как печальный Артур склонил голову, чтобы скрыть внезапно подступившие слезы, Йоханнес подошел к нему и, склонившись над сыном, проговорил: "Ну, ты чего, Артурри? Я же ненадолго..."
- Отец, я знаю твои фокусы и мне страшно, - произнес мальчик, бросившись к нему с объятиями. - Я прошу тебя: не забирайся на высоту в десять ярдов и не поджигай трос, на котором сам же балансируешь. Умоляю, не лезь в куб, наполненный водой. Я видел, как умирала мама и боюсь, что твоя гибель меня убьет. Папа, береги себя, пожалуйста...
- Что ты такое говоришь, Артур? - Йоханнес, стараясь его утешить, гладил волосы сына. - Ничего со мной не случится, я проделывал это тысячу раз. Я уезжаю совсем ненадолго и уже в среду мы встретимся вновь.
Он уехал, оставив Артура с тяжестью на сердце. Да, маленький ребенок всегда должен быть рядом с родителем, но не все могут постоянно жить дома. Зато Эйно и Пертту определенно повезло, ведь все эти дни они будут с Ильмари. Если бы Артур смог поехать с ними...
Шоу братьев Ярвиненов в Шеффилде обещало быть грандиозным. За полтора месяца до него братья стали разрабатывать программу, в которую должны были войти лишь самые зрелищные фокусы. Они лихорадочно репетировали целыми днями, прерываясь только на выступления в Мюзик-Холле. Для двенадцати выходов братьев были сшиты самые разнообразные костюмы, и на их службу встал камерный симфонический оркестр, который должен сопровождать выступления иллюзионистов. Также в магическом действе участвовала небольшая театральная труппа из десяти человек, которая помогла бы воплотить в жизнь их сценарии. Готовы были и декорации, над которыми трудилась дюжина художников. "Похоже, власти этого города выделяют много средств на культуру..." - заметил Ильмари, узрев красочные афиши со своей фамилией на въезде в Шеффилд.
- Как ощущения, мои юные коллеги? - спросил Элиас племянников, которые ловко орудовали колодой карт, находясь в пути.
- Чувствую себя племянником Гарри Гудини, - признался Пертту, оторвавшись от своего занятия. - И сыном Джона Маскелайна.
- Неплохо, - усмехнулся Ильмари, взглянув на сыновей. - А как же я? Зачем тебе чувствовать себя сыном недавно умершего Маскелайна, если у тебя есть живой и здоровый я?
- Не знаю, но я просто поверить не могу, что прославленные братья Ярвинены - мои близкие родственники, - смеялся Пертту.
По прибытию в город, братья остановились в гостинице, расположенной в двух шагах от Театра оперы и балета, где им предстояло выступить. Как полагается, дети, пообедав, ушли спать, а взрослые предпочли отведать красного вина, заказанного Элиасом.
- Только бы не напиться допьяна, - проговорил Ильмари, опустошая второй фужер.
- Тебе это не страшно, - сказал Йоханнес. - Ты имеешь опыт выступлений в пьяном виде.
Вечером, с пяти до семи, самая чародейская семья королевства проводила генеральную репетицию уже на сцене театра. Все прошло как нельза лучше, и братья были уверены в своем превосходстве.
В восемь часов начиналось шоу. Первым выходил Ильмари в образе лондонского денди. Братья заковали его в цепи, и Йоханнес обошел вокруг Ильмари, закрывая его ширмой. А потом! О, чудо! Из-за ширмы вышел совершенно свободный Ильмари, который, раззанавесив столб с цепью, показал публике уже Йоханнеса, лишеного свободы движений. Потом был фокус с прохождением сквозь зеркало, где Элиас и его юная ассистентка предстали перед почтенной публикой в образе вампиров. Это был первый случай в истории, когда вампир отразился в зеркале. Когда из-за кулис вышел Эйно, публика рассыпалась в аплодисментах. Больше всего, как показывал опыт, людям нравились дети иллюзионистов и Йоханнес без рубашки, демонстрирующий фокус с чернильной галочкой. Но самый любимый трюк фокусника, который уже давно вышел за временные рамки юности, решили оставить на десерт. Эйно, спустившийся в зал под "Венгерский танец" Брамса, подошел к солидному господину, сидящему в шестом ряду.
- Сударь, не найдется ли у вас купюры в пятьдесят фунтов? - спросил мальчик. - Если есть, дайте, пожалуйста - я верну.
Сумма была огромной, но такая банкнота все-таки нашлась у зрителя. Он дал ее Эйно, и тот, свернув ее в маленький квадрат, получил в итоге десять фунтов.
- Мое аnteeksipyyntö, - сказал Эйно по-фински. - Но ваша сумма уменьшилась в пять раз. Не бойтесь, даже если я не сумею превратить эти десять фунтов в ваши пятьдесят, то я могу обратиться в своему дяде. Он тоже волшебник, помочь нам - в его силах.
Однако, Эйно проделал все с точностью ювелира и вернул господину его деньги, сорвав при этом восхищенные возгласы зрителей.
После шести выходов братьев и их племянников, был сеанс гипноза от Йоханнеса. Он за несколько лет отлично освоил это искусство и мог творить невозможное.
- Леди, я прошу вас написать на этой доске любое слово, - просил он случайно выбранную ассистентку.
Женщина написала слово "Кошка". Другая его случайная помощница начертала: "Дом".
- А теперь посмотрите, какое предсказание я составил сегодня утром перед тем, как уехать из дома, - Йоханнес достал из кармана пиджака записку и показал ее людям. Там было написано то же, что и начертали женщины.
В завершении шоу был трюк с чернильной галочкой. Он эффектно поставил точку в зрелищном мероприятии. В тот день братья, много лет находящиеся в забвении, скрывая свой талант в стенах Мюзик-Холла, ощутили, как все возвращается на свои круги. Все это уже было... Давно...
- За возвращение в иллюзии! - произнес тост Элиас, отмечая с братьями триумф в гримерной комнате.
Ночью они выехали из города и двинулись в Лиственную пустошь. Братья планировали изначально переночевать в Шеффилде, но Йоханнес хотел вернуться домой на день раньше, зная, как страдает без него Артур. Элиас скучал по дочке, а Ильмари просто поддержал общее желание братьев. В Нью-Роуте Ильмари и Элиас сошли на перрон, а Йоханнес поехал в Мэринг-Лайн, обещая приехать к ним вечером.
В это время дом в Лиственной пустоши был почти пуст. Слуги ночевали в Мэринг-Лайне с сыном Йоханнеса, братья дремали в поезде, Анжелика спала в колыбели, а Лилия ушла в Плейг, чтобы встретиться в канун Рождества со своей приятельницей. Она была образцовой женой и матерью, но раз в год даже монашки выходят в мир. И Лилия, поручив дочь Кертту, ушла со спокойной душой веселиться. Кертту, уложив в колыбель племянницу, стала ждать прихода Филиппа, который, конечно же, знал о планах жителей дома Ярвиненов на эту ночь. Он явился в полночь, тихо пройдя в спальню Кертту и Ильмари через черный ход.
- Надеюсь, что твой деверь не станет наезжать на меня, застав нас вместе, как в прошлый раз, - прошептал Филипп, заключая ее в свои объятия.
- Нет, дорогой, Йоханнес с моими сыновьями и мужем сейчас в другом городе, - уверяла Кертту. - Они приедут завтра только после полудня.
Но Ильмари, вопреки ее ожиданиям, прибыл на рассвете. Кертту и Филипп в это время крепко спали, согреваясь теплом друг друга. Несчастный ее муж, смертельно устав, хотел предаться сну в их постели, но, тихо приоткрыв дверь, Ильмари увидел то, что убило его душу. В лучах рассвета нежились его супруга и человек, которого он видел впервые. Этот безмятежный сон не нарушило даже его присутствие.
Ильмари тихо покинул комнату и, скрывшись в спальне Йоханнеса, которая теперь пустовала, упал на его ложе. Много лет назад в комнате, где он теперь неслышно плачет, чувствуя себя раздавленным и униженным, Ильмари застал свою невесту в объятиях брата. Здесь ему дали понять, что неприступную крепость, которую он не взял даже штурмом, смог с легкостью покорить другой. Но тогда Ильмари, почти ежедневно предававший ее, и в самом деле был грешен перед Жанной, и несчастная просто нашла утешение с верным Йоханнесом. Но чем он провинился теперь? Тем, что хотел быть искренним, раскрыв все козыри своей души Кертту? Ильмари вспомнил всех своих любовниц, в его памяти всплыли воспоминания ощущений от измен. Он был подлецом, а его бедняжка-невеста была потерпевшей. Теперь же Ильмари в спектакле жизни сыграл собственного антагониста: обманутого, униженного и преданного. Спустя много лет изменили ему. Что же, выходит, что колесо Сансара сделало свой оборот? Зло, причиненное однажды Жанне, вернулось к нему в лице Кертту и этого негодяя, который спит теперь в его кровати? Ильмари, смахнув с лица слезы, вспомнил о своей внезапно пробудившейся ненависти и решительно направился в сторону спальни, где видела свои волшебные сны Кертту. Он, стремительно ворвавшись в комнату, вскричал: "Доброе утро, господа! Доброе и последнее в вашей жизни!"
Кертту, увидев разъяренного мужа, немедля, спряталась под одеялом. Филипп же невозмутимо проговорил: "Вы ее муж? Приятно познакомиться, меня зовут Филипп".
- Знаешь, Филипп, недавно я вернулся с войны и еще не разучился убивать, - проговорил Ильмари, достав из кармана перочинный нож, который со времен юности носил с собой, как талисман.
- Беги, дорогой, - прошептала Кертту, в глазах которой бесновались искры ужаса.
- Через пять дней исполнится десять лет с тех пор, как я застал свою невесту в объятиях моего брата, - говорил Ильмари, приближаясь к ним. - Я хотел его тогда придушить, но мне было жаль нарушать численность своей семьи. Но ты, мерзавец, не мой брат и бонуса не будет!
Ильмари стащил Филиппа с постели и поднял его над полом. Он плохо соображал, что делал, но Ильмари чувствовал лишь, что этот Филипп не тяжелее взрослой женщины. Ильмари со всей силы размахнулся и бросил сопротивляющееся тело в окно. Стекла с дребезгом рассыпались, и был слышен лишь пронзительный крик мужчины, испытавшего дикую боль, и женщины, молящей о пощаде.
- Убирайся из моего дома, дрянь! - заорал Ильмари, стащив одеяло с Кертту. - Забирай барахло этого гада и проваливай вместе с ним, если он, упав со второго этажа, остался жив.
- А как же дети, Ильмари?! - кричала Кертту, заливаясь слезами.
- Надо было раньше о них думать!
Он, вне себя от ярости, выгнал неверную жену из дома в тот же час. Элиас, видя происходящее, пытался как-то утихомирить брата, но Ильмари едва не ударил его. Пространство дома заполнил крик проснувшейся Анжелики. Эйно и Пертту сразу все поняли, но не побежали за матерью, поскольку еще надеялись, что она вернется. Элиас догнал Кертту, когда она оказалась за воротами, почти обнаженная и прикрывающаяся только рубашкой Филиппа, который, к слову, еще легко отделался, сломав ключицу и изуродовав осколками стекла лицо. Он дал ей свое пальто и немного денег.
- Тебе лучше и вправду больше сюда не возвращаться, - сказал Элиас, сочувствуя ей в душе. - Ильмари и в самом деле умеет убивать. А насчет сыновей не беспокойся - о них есть, кому позаботиться.