С приходом осени положение в окрестностях Нью-Роута улучшилось. Уже не палили из пулеметов близ деревушки Плейг, сражаясь за шахты. Деревню Литтон, что расположилась близ Грин-Хилла, все-таки удалось отбить у противников. Немецкие цеппелины продолжали летать, но, благо, далеко от Лиственной пустоши. А недавно пришла весть от Ильмари. Он писал, что был переведен в пехоту еще в прошлом году и участвовал в операции по захвату Константинополя через Дарданеллы, правда это было еще тогда, когда Ильмари служил во флоте. Сейчас он воюет где-то на берегу реки Соммы, это во Франции. Ильмари рассказывал о достижениях военной техники, проявляющихся во введении в войну танков. То, что они, англичане, впервые в истории применили в бою танки, звучало очень гордо. На какой-то момент, Ярвинены, забыв о том, что они не англичане, возгордились Британской империей. "Да прибудет сила с Антантой! - воскликнула Кертту после прочтения письма. - Ведь рухнул Тройственный союз!"
Ответ воину писала вся его семья. Кроме Йоханнеса и Артура. То ли им было все равно, то ли они предпочли, молча, переживать за своего родственника. К тому же у них было не мало и своих забот, ведь в сентябре Артур пошел в школу. Мальчик умолял отца отдать его в Дом Изяществ города Нью-Роута. Йоханнес и не собирался ему отказывать. Сначала он хотел, чтобы его сын учился игре на фортепиано, но оказалось, что преподаватель был убит год назад осколками снаряда, упавшего на Грин-Хилл, где он тогда был. Артур, увидев в углу концертного зала одиноко стоящую виолончель, воскликнул: "Отец! Я хочу играть на этой большой скрипке!" И Йоханнесу ничего не оставалось, как добыть для сына виолончель и устроить его в Дом Изяществ в класс струнно-смычковых инструментов. Вот уже два месяца Артур прилежно посещает школу города Нью-Роута и Дом Изяществ.
Элиас и Йоханнес работали в театре. Пользуясь расположением мистера Роппера к своим персонам, братья устроили туда и своих племянников. Малютки Эйно и Пертту, едва выучив уроки, заданные им Николь, шли в театр, чтобы в очередной раз выйти на сцену. Нет, братья вовсе не хотели, чтобы их малолетние племянники приносили в дом деньги. Они желали сделать из них настоящих артистов, ведь Эйно и Пертту, как оказалось, не проявляли особых способностей в учении. Если Йоханнес и Элиас не приложат все свои усилия, чтобы укрепить положение своих племянников на сцене, то они рискуют вырастить никчемных людей. Пертту, например, даже если и поступит в школу, не сможет после нее поступить в педагогический колледж, ведь он совсем ничего не понимает в философии и арифметике. И вряд ли станет разбираться в них через девять лет. Эйно тоже не силен в естественных и точных науках, да к тому же, он слаб физически - его не возьмут работать даже на железную дорогу. Поэтому единственный выход для них - это театр. Кертту долго не разрешала им эксплуатировать своих детей, но Йоханнес убедил ее, что если они с ранних лет не приучатся к труду, то Эйно и Пертту к семнадцати годам просто сядут им с Ильмари на шеи.
- А почему же тогда твой сын не идет работать?! - возмущалась Кертту. - Бережешь своего Артура, да? А с моими, значит, как угодно можно?!
- А мой Артур и не плачет, когда решает арифметику, - защищал своего сына Йоханнес. - К тому же он учится в Доме Изяществ. Ему некогда работать.
В перерывах между учебой и игрой в театре, сыновья Ильмари учились у Йоханнеса и Элиаса фокусам. Это им особенно нравилось, и они даже делали определенные успехи. Йоханнес был доволен тем, что ему и его братьям, возможно, будет кому передать свое ремесло. После того, как Пертту изобрел свой собственный трюк, а потом продемонстрировал его своему младшему дяде, Йоханнес изумленно проговорил: "Да, хоть ты и не силен в учебе, в тебе определенно что-то есть... Если ты захочешь, то из тебя вырастет отличный иллюзионист, который еще даст фору самому Гудини".
В октябре Роппер отправил Йоханнеса в Литлфорд. "Извини, мой друг, но тебе придется отучиться в театральном колледже. Видишь ли, у нас слишком мало профессиональных актеров. Талантливых я отправляю учиться, а посредственностям даю эпизодические роли. Всего-лишь три года ты будешь ездить туда раз в неделю, а потом ты станешь обреченным на главные роли" - сказал тогда руководитель театра. Йоханнесу, взрослому человеку, ничего не оставалось, как снова стать чьим-то учеником. Однако, преподавательский состав приглянулся ему с самого начала, и учеба Йоханнеса в театральном колледже задалась с самого сентября. Единственное, что огорчало его - это тот факт, что он учится, а Элиас - нет. Значит, Роппер посчитал его брата посредственностью?
Но Элиасу было и не до учения. Ведь в феврале семнадцатого года Лилия обрадовала его тем, что у нее скоро родится сын или дочь. Йоханнес в тот день сдавал экзамен по вокалу, а вечером, приехав домой, он услышал от брата с порога: "Ты не актер, Ландыш... Ты колдун".
- Ты это сейчас к чему сказал вообще-то? - недоуменно спросил Йоханнес, отряхивая с волос снег.
- Как ты и говорил много лет назад... - светясь улыбкой, говорил Элиас. - Моему одиночеству пришел конец. Скоро ты снова станешь дядей!
- Так я знаю, - спокойно сказал Йоханнес. - Я в этом и не сомневался ни дня.
- Но как к тебе приходят твои видения? - спрашивал Элиас. - Откуда ты знал о том, что будет, за четыре года до этого?
- Я не могу объяснить, - Йоханнес был искренним. - Но скажу лишь то, что у вас родится дочь и ты навсегда останешься с Лилией, хоть и обвенчаешься с ней не скоро.
Посмотревшись в зеркало, Йоханнес спросил: "Артурри в Доме Изяществ?"
- Да, Николь скоро пойдет в Нью-Роут за ним, - сообщил Элиас.
- Сегодня есть спектакли с Эйно и Пертту? - спрашивал Йоханнес, причесываясь.
- Нет, завтра будут, - ответил Элиас и собрался идти к Лилии.
Йоханнес был голоден и он, решив не задерживаться с братом, направился прямиком на кухню. У него был бесшумный шаг и поэтому Эллиоты, сплетничавшие на кухне о нем, не услышали, как он приближается. Адели стояла спиной к дверной арке, рассказывая своим родственникам небылицы. Йоханнес, поняв, что речь идет о нем, притаился за углом.
- Да я готова поклясться на Библии, что эта Лилия каждую ночь выходит из своей комнаты и шагает в сторону его спальни. А бывает и так, что его тяжелый шаг раздается на пути в ее спальню, - говорила Адели. - У меня чуткий сон, я все слышу.
- Через стену с Йоханнесом спит его брат, - прошептала Николь. - Я бы не стала на твоем месте говорить о нем то, в чем ты, возможно, не уверена.
- Но я уверена! - утверждала Адели. - А вы не думали, почему этому Элиасу тридцать два года, а он до сих пор не женат? Скорее всего у него не может быть детей и все его подруги, узнав об этом, бросают его, так и не дойдя до венца. А вот Йоханнесу нет еще и тридцати, а у него сын уже ходит в школу. Он, в отличие от Элиаса, здоров и скорее всего ребенок Лилии - его работа.
- Тебя это сильно волнует? - спросил ее Алвар. - Кем бы ни приходился Йоханнес ее ребенку - дядей или отцом, нас это не касается.
- Эта девчонка жила с ним еще до того времени, как мы стали работать на него, - говорила Адели. - А пришли мы в эту семью довольно давно. Как думаешь, будет ли молодой вдовец, молча, созерцать красоту своей служанки? Вот, наверное, как все было: умерла у него жена, он нашел молоденькую девчонку, вскружил ей голову, а потом использовал. Вот вам и результат. Этому Йоханнесу, наверное, и одного сына много. Он от нее отрекся и навязал Лилию своему одинокому брату, отчаявшемуся иметь своих детей.
В этот момент Йоханнес, решив залить сплетницу красной краской, бесшумно показался в дверях. Николь и Алвар, увидев его, ужасно смутились, а их жена и мать, стоявшая спиной к двери и не видевшая его, продолжала: "Ты, Николь, будь осторожна, -напутствовала Адели. - Этот Йоханнес не такой безобидный, каким кажется..."
- Ну, а что дальше было с тем парнем, который воспользовался своей служанкой? - Йоханнес, войдя в кураж, решил устроить госпоже Эллиот пафосные разборки с ноткой креатива. - Его брат потом женился на ней, и они были счастливы?
- О, мистер Ярвинен... Это я не о вас... - побагровев от стыда, начала выкручиваться леди Эллиот. - У меня есть знакомый, он тоже из Норвегии... Ой, из Финляндии. Его зовут Йоханнес, что по-нашему значит Джон.
- Николь, принеси мне кружку пива и вяленого леща! - воодушевленно просил Йоханнес, вальяжно устроившись в кресле. - Сейчас меня ждет захватывающий рассказ о моем земляке и тезке, который во многом копировал мою судьбу. Прошу вас, миссис Эллиот, расскажите же эту историю на "бис" персонально для меня!
Поняв, что хозяин откровенно издевается над ней, Адели, опустив глаза, произнесла: "Извините... Грешна. Клянусь, что впредь буду держать язык за зубами. Только не увольняйте ради бога мою Николь... Она не виновата - Николь молчала..."
- Не благородно, леди Эллиот, распространять сплетни о человеке за его спиной, - сказал Йоханнес, умерив свой пафос, приобретенный за годы работы в театре. - Мне ли, простолюдину, напоминать об этом супруге лорда.
- Вы ведь не уволите меня? - с надеждой в глазах смотрела она на него.
- Разумеется, нет, ведь кто же, как не вы, станет работать на меня лишь только за проживание в моем доме. Но учтите - я потерял к вам доверие навсегда, - холодно проговорил Йоханнес. - Да, и если уж это так беспокоит вас... Увы, Артуру не суждено иметь родных братьев и сестер. Зато скоро мой брат ощутит сладкий вкус отцовства. У них с Лилией все серьезно - Элиас много мне говорил о своих отношениях с ней. Надеюсь, я утолил ваше любопытство.
И он ушел, оставив слуг, сгорающих со стыда, на кухне. Совсем перехотев есть, Йоханнес решил лечь спать. Сегодня был бешеный день; рано утром, в половине седьмого, он, устроившись в поезде, отправился в Литлфорд, куда прибыл в десять утра. В двенадцать он уже разогревал связки на пении арий из известных мюзиклов, находясь в театральном колледже. Лишь в половине третьего до него дошла очередь к сдаче экзамена. Йоханнес, никогда не учащийся в школе, плохо адаптировался в колледже среди студентов, которые были моложе него лет на десять. Как показал его опыт, домашнее обучение вредит процессу социализации. Йоханнес с облегчением подумал о том, что не зря он отдал своего сына в школу. Однако, он быстро сдружился со своими юными коллегами, которые однажды насмешили его тем, что с чего-то взяли, что ему двадцать лет. Узнав, что Йоханнес приближается к порогу тридцати, юные актеры смутились и даже отстранились, но он утешил их тем, что их возраст для него непринципиален. Так он и обрел новых приятелей в лице совсем еще молодых парней, можно даже сказать, мальчиков. Им нравилось общаться с ним, ведь Йоханнес уже набрался жизненного опыта и мог многому научить их. Едва сдав экзамен по вокалу, Йоханнес двинулся на вокзал, откуда уехал в Нью-Роут.
Едва ли не с разбегу запрыгнув в кровать, он, зарывшись в подушках, собрался уже уснуть. Только вот не тут-то было. Дар, то ли от Дьявола, то ли от Бога, снова нарушил его покой. Йоханнес, не открывая глаз, услышал чей-то голос.
- Вот еще бы чуть-чуть и ударился бы затылком о спинку кровати! - с ним говорил какой-то мужчина. - Ох уж эти юноши, до чего нетерпеливые! Не мог, что ли, спокойно лечь?
"Второй раз за день меня принимают за мальчика... Как приятно!" - подумал про себя Йоханнес, не открывая глаз. Он уже догадывался, что к нему снова явился кто-то сверхъестественный. Да что же это за наваждение? Ему слышатся голоса и видятся несуществующие люди. "По-моему, я болен..." - снова подумал Йоханнес.
- Ну здравствуй, очередной визитер с того света, - раздраженно проговорил Йоханнес, взглянув на него. - Что, в феврале под землей холодно, и вы все решили до лета прописаться в нашем доме, да? Или, подожди, дай я угадаю... Ты одна из жертв моей мамы и ищешь выход из этого дома? Я вставать сейчас не буду, чтобы тебя проводить - мне лень. Скажу только, что дверь прямо по коридору и направо.
- Сынок, ты меня не узнаешь? - опечаленно проговорил Некто. - Ах, да, ты же был совсем малюткой, когда я ушел с Мариттой и Аннели... Откуда тебе помнить меня...
Йоханнес после его слов ошарашено стал оглядывать пришедшего. Перед ним стоял Аапо Ярвинен, его отец. На вид ему было не более сорока лет, и он был красив. Густые светлые волосы спадали на его плечи, а в ухе он носил золотую серьгу - почти такая же была у Йоханнеса. Но Аапо вовсе не был женоподобным - напротив, в нем было слишком много мужского и брутального. Видимо, в него угодили Ильмари и его сыновья, а Йоханнес, скорее всего, пошел в мать. Его отец был одет совершенно не по моде двадцатого века - этот бархатный жилет поверх белоснежной рубашки в дополнении узких брюк выглядел сейчас совершенно нелепо. Трость и устаревшая шляпа из фетра - тем более. Йоханнес так одевался лишь при выходе на сцену, когда играл каких-нибудь денди. Выйдя из ступора, он произнес: "Извини, но я и вправду плохо тебя помню, - проговорил Йоханнес. - Скажи лучше, зачем пожаловал ко мне?"
- Я должен попросить тебя о том же, о чем тебя просил господин Бредберри, - сказал Аапо, присев на край его кровати. - Помоги нам обрести покой, сынок. Я уже много лет здесь. Этот дом опостылел мне, но я не могу выйти отсюда, ведь меня все равно не пустят за Ворота.
- Они убили тебя... - опечаленно проговорил Йоханнес. - Удивительно, как жив еще мой сын - мама тоже покушалась на него...
- Да, умереть от рук собственной дочери - это самое ужасное, что могло постичь меня... Они ведь опоили меня и завели в лес. Дальше я помню лишь то, как увидел себя со стороны и все понял... - рассказал ему отец. - Я думал лишь о том, чтобы ничего не случилось с вами. Пока вы росли, я ходил за вами, но не дальше Лиственной пустоши. Я закреплен за этим местом до тех пор, пока не уйду на свет и не обрету покой... Здесь, кроме меня, еще твоя мать, сестра и Жанна - твоя супруга. Хорошая девчонка, кстати. Но я завидую ей - она может ходить куда угодно, ведь ее пускают за Ворота. А ее отца, господина Бредберри, не пускают... А с остальными ребятами я не общаюсь - они молоденькие, с ними скучно.
- И сколько вас здесь? - спросил Йоханнес, подозревающий себя в сумасшествии.
- Не считая тех, кого я перечислил, душ тридцать, - сообщил Аапо, протянув к нему руки, чтобы обнять. Но Йоханнес, словно обожженный ужасом, резко отстранился. - Не бойся меня, Йоханн. Я ведь не холодный труп, а бестелестное существо... Позволь, я коснусь тебя... Ты же разрешаешь сделать это Жанне, когда она приходит.
Йоханнес, слабо веря в то, что происходит, все же поддался. Аапо нежно прикоснулся к нему и Йоханнес, как ни странно, ощутил тепло. Внезапно голос Аапо задрожал, и Йоханнес ощутил, как ему на шею упала слеза отца.
- Мне было так больно осознавать, что я больше не смогу обнять вас перед сном... - говорил Аапо. - Но по-настоящему я страдал, когда вы надолго уехали из дома учиться, будучи подростками. Все, что я видел в те годы - это опостылевшие пейзажи Лиственной пустоши и место, где я встретил смерть... А когда от скуки я заходил в дом, мне приходилось видеть Аннели, которая, подобно императору Нерону, убившиму мать, лишила жизни родного отца...
В этот момент сердце Йоханнеса замерло, и он сам ощутил, как глаза его налились слезами. В последний раз он был так сентиментален в тот день, когда его покинула Жанна. Слова Аапо не были давлением на его жалость. Нет, отнюдь. Это была реальная трагедия из жизни одного, ныне не существующего в этом мире человека. То, что случилось с ним - чудовищно. Действие сумасшедшей Аннели не поддается оправданию и, тем более, прощению. Какие же ужасные тайны хранит его семья...
- Я очень хотел бы вам всем помочь и особенно тебе, папа... - уже не скрывая слез, говорил Йоханнес. - Но я не знаю, что я должен сделать для того, чтобы вы смогли обрести вечный покой...
- Пойдем со мной в лес. Я покажу тебе свою могилу, - с надеждой на его доброту, звал Аапо. - Я прошу тебя лишь о немногом - похорони меня по-человечески, по-христиански...
- Но сейчас зима, лед сковал землю... Я не смогу добраться до нее через слой снега, - говорил Йоханнес. - Ты сможешь подождать до весны? Или тебе совсем плохо здесь?
- Я подожду сынок, я подожду... - послушно ответил отец. - Если ты не будешь против... Я стану оберегать твою служанку, ведь она носит дочь моего старшего сына.
- Нет, папа, я не против, - попытался улыбнуться Йоханнес. - И я обязательно помогу тебе и всем, кто здесь... Только весной.
Аапо еще немного побыл с ним, после чего ушел, решив не докучать своему взрослому сыну. А Йоханнес, оставшись один, конечно же, не смог уже заснуть. Он думал о том, что явление его отца в это время и в этом месте - не случайно. А что если это была вовсе не проказа его помутившегося от горя рассудка? Кто знает... Но в Мэринг-Лайн к психиатру Мартину Берроузу, что живет на Лорд-Стрит, съездить надо. И желательно бы еще побеседовать об этом со священником. Скептик Йоханнеса до сих пор не мог покинуть его душу. Но, похоже, в его случае, ни доктор, ни священник не помогут. Помочь себе может только он сам.