Йоханнес и Элиас проживали в особняке господина Уиттакера уже три с половиной недели. В десятых числах мая они покинули свой дом, оставив племянников и сына на попечение слуг и Кертту. Это так нелепо: в их распоряжении четыре человека слуг, но в то же время они сами прислужничают! Однако, какое бы ты не занимал место в обществе и кем бы не был, во времена нужды приходится забывать о своем положении. Странно, что во время войны и голода этот лорд живет в роскоши. Наверное, он успел нажиться за годы на женской обуви, которую производили на его заводе, что достался ему в наследство от отца. Но это не сильно волновало братьев. Они просто выполняли свою работу и получали за нее деньги. В один из дней Йоханнес, угрюмо выходя из своей спальни и вспоминая события прошлой ночи, когда ему вновь явилась во сне Жанна, встретился на лестнице со старым лордом. Господин Уиттакер шел из ванны в свои покои, одетый в шелковый халат и источающий приятный запах мятного мыла.
- Добрый день, мой господин, - приветствовал его Йоханнес, чувствующий себя униженным. Он привык, что так обращались к нему и Йоханнесу было больно душить свою гордость во имя средств к существованию.
- Привет, Йоханн, - добродушно улыбнулся ему старый лорд. - Нет ничего восхитительнее, чем понежиться среди дня в горячей ванне с травами. Глядя на вас с Элиасом, я немного завидую вам, ведь мне никогда не доводилось париться в настоящей сауне.
- То, что мы финны не обязывает нас посещать сауну. Скажу даже больше - я смутно представляю себе ее строение, - холодно, но не отступая от этикета, проговорил он.
- Йоханнес, пройдем в мой кабинет, - позвал Уиттакер. - Мне нужно поговорить с тобой.
- Да, мой господин, - Йоханнес, повинуясь, пошел за ним.
Кабинет лорда представлял собой богато обставленную комнату с шелковыми портьерами синего цвета и гобеленом с диковинным узором на стенах. Уиттакер располагал большой библиотекой и коллекцией антиквариата. Усевшись в кожаное кресло, старик предложил присесть и Йоханнесу, но тот любезно отказался.
- Йоханн, я вижу, что ты носишь обручальное кольцо, - заметил лорд. - Ты женат, и мне как-то неудобно говорить с тобой об этом...
- Вас смущает то, что я женат? - уточнил Йоханнес. - Что ж, не стесняйтесь, говорите. Быть может, если я скажу вам, что я вдовец, вы перестанете смущаться?
Его тон был дерзким, но это ничуть не оскорбило Уиттакера.
- Тогда я еще больше смущен, - проговорил лорд, заерзав в кресле. - Но моя дочь совсем плоха. Расставание с мужем убило ее морально, и в отчаянии она решила утешиться влюбленностью... Я думаю, ты понимаешь, к кому она неровно дышит.
- Да, чувства девушки голубых кровей к простому фокуснику - это так романтично. Мне очень приятно, но чем, собственно, я могу быть полезен? - в недоумении спросил Йоханнес.
- Ты не мог бы сделать вид, что тоже неравнодушен к ней? - попросил лорд, шокировав своего слугу. - Поухаживать, проявить внимание и сочувствие. Даже если этот фарс зайдет слишком далеко - я, узнав об этом, не покараю тебя. Только прошу, Йоханнес, облегчи страдания моей Фионы! Я заплачу тебе любые деньги.
Йоханнес, едва представив себя с ней, пришел в замешательство. Нет, никакая сумма денег не сможет окупить его вечной боли. Он не предаст ту, которую любил... Йоханнес не омрачит ее светлой памяти и не нарушит клятву верности, данную у алтаря.
- Тот факт, что я ваш подчиненный, не дает вам права просить меня о невозможном, - проговорил Йоханнес с тенью злобы в глазах. - Еще одно такое предложение, мистер Уиттакер, и эпоха иллюзий в вашем доме закончится. Во всяком случае, в нашем с Элиасом лице.
Йоханнес понимал, что дерзость не доведет его до хорошего, но ему уже было все равно. В порыве негодования, он забыл о том, что у него есть Артур, детство которого не должно закончиться, едва начавшись. Йоханнес думал, что его ультиматум станет предтечей увольнения, но, к его удивлению, старый лорд заговорил с ним доброжелательно.
- Твоя гордость вызывает уважение, - проговорил Уиттакер. - Я слышал, что все скандинавы горды, как ястребы, но мне казалось, что это лишь сложившийся стереотип. Извини, я не должен был даже заводить этот разговор. Прими мои соболезнования, ведь я тоже однажды потерял жену...
Откланявшись, Йоханнес ушел. Сейчас его ждет очередная встреча с Фионой, ведь он обещал вчера вечером показать ей трюк с превращением воды в вино. Уже все готово, оставалось лишь красиво это обыграть... Но видеть ту, которая посредством своего отца могла занять место Жанны в его душе, вернее, в его материальном пространстве, Йоханнесу теперь было откровенно противно. Благо, послезавтра заканчивается срок его службы в имении Уиттакера, и они с Элиасом возвращаются домой, в Лиственную пустошь.
В пятницу вечером, в последний раз порадовав дочку лорда своими чудесами, братья двинулись на север королевства. Йоханнес умолчал о разговоре с лордом, решив избежать откровений даже с братом. Вскоре неприятное впечатление о лорде забылось, а осадок, оставшийся в его душе после той беседы, растворился в бесконечности бесплотного. Ему некогда было накручивать себя мрачными думами и самоистязательством, ведь в их доме намечается череда праздников. Завтра Артур вступает в отрочество, а сегодня он встретит очередную годовщину со дня своего прихода в этот мир. Йоханнес по поводу предстоящего дня рождения сына решил подарить ему то, о чем мальчик так грезил. Артуру очень нравилось творчество норвежского композитора Эдварда Грига, и он мечтал разучить на фортепиано что-нибудь из "Пер Гюнта". Но в Лиственной пустоши были лишь ноты Шопена, горячо любимого Йоханнесом. Было очень сложно разжиться нотами, но он умудрился выкупить у одного нью-роутского старьевщика потрепанный сборник нот. Чего не сделаешь, чтобы порадовать того, ради которого живешь. К тому же Артур этого и в самом деле заслужил - он, в отличие от непоседы - Пертту, прилежно учился и отлично себя вел.
- Сегодня и у Ильмари праздник... - проговорил Элиас, вспомнив о брате-воине. - Он, наверное, и забыл, что такое веселье...
- Как-будто мы помним, - равнодушно сказал Йоханнес. - Бегаем, как крысы, от постоянной угрозы. Сегодня мне исполняется двадцать семь, а я сомневаюсь, доживу ли я до следующих своих именин. Вернуться бы на десять лет назад, во времена, когда мы еще не знали бед и смертей...
- Скоро все закончится, Йоханнес. Я чувствую сердцем, что однажды в наш дом придет покой и благополучие, и все вернется на свои круги.
- Конечно, скоро в наш дом придет покой, ведь в июне восемнадцатого года к нам вернется живой и почти здоровый Ильмари, - проговорил Йоханнес. - А в конце августа следующего года у тебя родится дочь. Я знаю, кто станет твоей женой, но, боюсь, что мое заявление ошарашит тебя.
- И кто же? - в его разум закрадывалась догадка.
- Лилия, - совершенно спокойно сказал Йоханнес. - Она давно любит тебя, а ты еще в смятениях. Но будь уверен, в конце июля тебе все станет ясно и случится то, что должно было случиться.
- Но откуда ты все знаешь? - удивленно произнес Элиас. - Я начинаю бояться тебя. Такое ощущение, что ты - не от мира сего.
- Я и сам не понимаю, что заставляет меня говорить этот абсурд, - равнодушно проговорил Йоханнес. - Все началось еще тогда, когда была жива наша мама. Я угадываю и оказываюсь прав. Интуиция и ничего более.
В середине дня братья достигли моста через Литл. Уже по истечению двадцати минут они оставили в стойле Викинга и Штиля, направившись в сторону дома. Там уставших путников ожидал богато накрытый стол. Да, хоть и унизительно было работать на лорда, приятно теперь пожинать труды своего предыдущего пребывания в его доме. На первое блюдо было подано калаккейто не с дешевой путасу, а с жирным лососем. Финский суп был заправлен не жидким молоком, а настоящими сливками! Экреоря с жареным картофелем и селедочный салат заняли место на старом дубовом столе, который давно забыл те времена, когда Ярвинены сыто жили. Калалаатикко подали перед холодным блюдом в виде селедочного салата. Здесь было слишком много рыбы, почитающейся в этом доме, и ее обилие было разбавлено десертом, представляющем собой кровяные блинчики.
- Боже мой, наверное, я сплю... - проговорил Йоханнес, когда перед ним предстал стол, который изобиловал вкусной пищей. - Где вы добыли лосося и сливки? И кого зарезали, чтобы напечь блинов?
- Мы полгода откладывали деньги на то, чтобы накрыть стол в честь ваших с Ильмари и Артуром именин, - призналась Кертту. - В июле исполнится семь лет Эйно и Пертту. Я решила, что сегодня можно поздравить всех вас, а заодно и Элиаса, которому в апреле исполнилось тридцать два года.
- Тогда я поздравляю и тебя, Кертту, ведь у тебя День Рождения будет в августе, -смеясь, проговорил Элиас.
Женщина так и не сказала им, где сумела достать редкие в эти годы продукты. С брусничным вареньем и куриной кровью для кровяных блинчиков было все просто - она выкупила это у одного фермера из Плейг равно так же, как картофель, яйца, молоко и другое. А вот за сельдью и лососем пришлось ехать в приморский Мэринг-Лайн... Как бы то ни было, даже во время войны душа требовала праздника.
Перед тем, как сесть вместе с семьей за стол, Йоханнес поднялся наверх и прошел в спальню Артура. Он застал сына как всегда опрятно одетого: недавно Кертту, перекроив с разрешения Йоханнеса три его рубашки, нашила одежды для своего племянника. Артур носил белую шелковую рубашку с кружевным жабо от старой блузки Николь, разбавляя ее ослепительно белый цвет черной жилеткой. Его классические черные брюки были в тон жилетке, а белоснежные мягкие волосы Артура спадали ему на спину. Артур носил на шее серебряный кулон с кельтским рисунком, который Жанна перед смертью завещала ему. Йоханнес замечал, что год от года мальчик все больше и больше становится похожим на него. "Боже, ну за что ему такое наказание? - думал Йоханнес, глядя на сына. - Неужели все мужчины моего рода будут настолько женоподобными?" Артур в это время любовался собой у зеркала, расчесывая деревянным гребешком свои восхитительные волосы. Заметив стоящего в дверях отца, который по своему обыкновению любил появляться так же внезапно, как и исчезать, Артур оставил все свои дела и бросился к нему.
- Отец! - воскликнул он, сжав Йоханнеса в своих слабых детских объятиях. - Я так скучал по тебе и даже не надеялся увидеть тебя в день своего рождения...
- Что бы ни случилось, я бы все равно был бы с тобой в этот день, Артурри, - проговорил Йоханнес, по привычке поцеловав ему ладонь. - Ты видишь, что я не с пустыми руками?
- Ой, а что это? - с детским восторгом от предвкушения чего-то приятного, воскликнул Артур. - Эд-вард Григ. Пье-ссы для... - он пытался прочесть по слогам.
- Не утруждайся, это пьесы для фортепиано, - Йоханнес с улыбкой вручил сыну сборник нот. - Здесь же ты найдешь некоторые вещи из горячо любимого тобой "Пер Гюнта". Учи это, Артур, и наслаждайся прелестью музыки.
- Я об этом так давно мечтал, отец! - мальчик ликовал. - Ты осуществил мою мечту, и я счастлив! Спасибо тебе огромное! Я люблю тебя!
Артур еще долго не разжимал своих объятий и осыпал отца поцелуями, после чего произнес: "А у меня тоже для тебя кое-что есть..."
И Артур надел ему на шею маленькую, но очень аккуратную подвеску в виде паука, сплетенного из черного бисера. Йоханнес знал о страсти сына к различного рода рукоделиям, но он и представить себе не мог, насколько красиво это получается у Артура. При этом ему никто помочь не мог, ведь, насколько было известно Йоханнесу, ни одна женщина из его дома никогда не имела дело с бисероплетением.
- И тебя с Днем Рождения, отец! - проговорил Артур, снова прижавшись к нему.
- Спасибо, мой мальчик. Ты очень красиво плетешь... Я бы не поверил, что это ты, если бы сам не видел, - проговорил Йоханнес. - Мне очень приятно.
Вскоре они прошли к столу. На кухне уже собралась вся семья. Кертту разливала по кубкам сваренный сегодня глёг.
- Именинники пришли позже всех, - с доброй улыбкой заметила она. - Но вам сегодня можно все, мои дорогие.
Едва пригубив глёга, все члены семьи накинулись на еду. Когда они на славу наелись, снова заплескалось вино в кубках. У братьев сложилось такое впечатление, что им довелось вернуться в далекий 1908 год, когда еще их не коснулись беды, пошатнувшие их счастливое существование. Тогда каждый вечер был праздником... В этот день Йоханнес впервые за все время не грустил. Ему некогда было грустить в этом теплом семейном кругу. Когда взрослые, подняв кубки за здоровье именинников и счастье клана Ярвиненов, осушили их, маленькие Пертту и Эйно с разрешения матери вышли из-за стола и подошли к Артуру. Дальше случилось то, чего не ожидал никто. Тихий и равнодушный к своему кузену Эйно обнял его, после чего примеру брата последовал и Пертту, который до сегодняшнего дня игнорировал Артура.
- С Днем Рождения тебя, Артур, - искренне улыбнулся ему Пертту, поздравив брата заранее. - А давай с сегодняшнего дня дружить?
- А разве мы не дружили раньше? - удивился Артур.
- Я всегда чувствовал тебя только другом, но я хочу быть твоим братом, - сказал Пертту. - Так мы будем дружить как братья?
- Еще спрашиваешь? Конечно же будем! - воскликнул Артур и снова обнял его.
Это было так трогательно, что некоторые присутствующие за столом взрослые прослезились. Кертту, вытерев слезы, произнесла: "Так пусть же братья дружат, их отцы будут живы, здоровы и так же молоды, а война пусть изживет себя..."