!НОСКИР

љ A. SAMARIN, 2001

СНОСКИ К ГЛАВАМ НАХОДЯТСЯ В КОНЦЕ ГЛАВЫ

СЫНОВЬЯ ПАПЫ КАРЛО

“Речь в частности пойдёт о Буратино -

наиболее топорной работе папы Карло...”

Выдержка из рецензии

“Плотник Джузеппе напивался до того, что

дрова на кухне начинали разговаривать.”

Итальянская нар. сказка “Пьяноккио”

ГЛАВА НОЛЬ

"Ключ на старт!"

Команда

Один мужик всем говорил, что работа для него - праздник, но работающим нашего мужика видели редко. Какая мораль? Простая: каждый день праздников не бывает.

Мужика звали Хват и был он из тех, кто вечно чего-то ждёт: то лето - с отпуском, пляжным флиртом, шоколадным загаром, пикниками. То зиму - со снегом, лыжами, баней с прорубью, подлёдным ловом, коньяком на морозе. То весну - с кипением крови в сосудах, робкими надеждами разбогатеть, открытием дачного сезона на чужих дачах, посевной на шести сотках, которых у него отродясь не было.

А вот осень Хвата просто бесила: денежки прогуляны, загар смылся, врач, частным порядком лечащий последствия курортных романов, ободрал, как липку...

Примерно так же к смене сезонов относился один его знакомый по фамилии Рыбкин, который прорисуется в нашей картине чуть позже.

История, интересующая нас, приключилась в октябре того самого года, когда почти все потеряли почти всё.

А ещё бабье лето тогда выдалось холодное и неказистое. Какие, извините, бабы, такое и лето.

И милиционеров сильно обидели... Их урезали в правах, издав знаменитый приказ, упразднивший ношение золотых серёг в мочке левого уха младшими и средними чинами.

Аналогичный документ, обнародованный, скажем, в июле, осложнил бы жизнь лишь внешне, не затрагивая основ, но осенью, вкупе с затяжными дождями и умирающей листвой, запрет тяжелым молотом ударил по психике новых центурионов. Тех же Хвата и Рыбкина, в частности: оба служили в одном из подразделений МВД.

В городе началась кутерьма. В общественном транспорте появился и легко размножился вирус склоки. Слова "спасибо", "пожалуйста", "будьте любезны" в одночасье исчезли, вероятно, эмигрировали с Третьей волной предателей Родины.

Прямая речь упростилась до кратких сообщений о, якобы имевшей место, интимной близости говорившего со всеми пассажирами автобуса, остановками, водителем, а так же и с самим автобусом.

Майор столичного ОБХСС Михаил Сергеевич Пронин - однофамилец героя, изобретённого писателем Львом Оваловым, и тёзка грядущего политического деятеля, - встретил приход осени бесстрастно. Он, как собаки и влюблённые, прекрасно чувствовал себя в любую погоду, а похолодание и первый снег мало что меняли в годами выверенном ритме жизни.

Водоворот дел, далеких от героизма и романтики кружил майора в замкнутом мирке борцов с частным предпринимательством, свято веривших в то, что их работа “и опасна и трудна”.

Одолев горы служебных обязанностей и скалы общественных нагрузок, Михаил Сергеевич лёгкой рысцой, переименованной капиталистами в трусцу, бежал домой: там дожидались кормёжки очаровательные зверушки - питон Кузя и горилла Кварк. Их подарили в загранкомандировке под видом декоративного ужика и карликовой мартышки.

Аппетиты двух обжор давно отбросили товарища Пронина за черту бедности. Пока обезьяна уминала грозди бананов, импортированных, вполне вероятно, с её же родины, а змея глотала жирных мышей, приобретённых на Птичке у спекулянтов - у тех самых, с которыми майор боролся по долгу службы, - хозяин экзотического зверинца наживал себе язву желудка, питаясь слабо заваренным краснодарским чаем.

Майорское терпение всех удивляло - среди своих он слыл человеком твердым, несентиментальным, и даже угрюмым, а бесполезные попытки избавиться от африканских подарков, в рекордные сроки загадивших крошечную квартиру, кого угодно ожесточили бы до крайности. И хотя майор практически перестал улыбаться, природный оптимизм и, невесть откуда взявшаяся, телесная лёгкость, помогали преодолевать жизненные трудности.

Упомянутая легкость, как бич средневековья - чума, пришла незваной гостьей: в недрах ослабленного чайной диетой организма нежданно-негаданно прорезалось семнадцатое чувство - прыткое, непонятное по природе, загадочное по происхождению, невероятно коварное по своей сути. В чувственной иерархии оно с ходу заняло главенствующее положение, подавив несогласие в ячейках с первой по пятую и заполнив собою пробел от номера 6-го и далее. В ожидании великих дел, достойных занесения на мемориальную доску, отметим проныру заглавной буквой - напишем: Чувство - и проследуем к началу сюжета, в прошлое.

ГЛАВА 1

"Осенью, в дождливый серый день..."

Песня

Рабочий день три с четвертью часа, как начался, а, значит, продрать глаза следовало четыре часа назад. Майор озлобился прежде, чем стряхнул остатки тяжёлого сна.

Почему не звонил будильник?!

Будильник, оказалось, молчал в связи с отсутствием. Всё, буквально всё, пропадало!

Наличие оборудованного свистулькой гедеэровского чайника когда-то расценивалось, как несомненный намёк на интеллигентность. Отмечаю исторический факт особо, поскольку чайник в майорском хозяйстве имелся, но - увы! - чужой, выклянченный для парадной сервировки стола, и задержавшийся навсегда. Бывший владелец довольно часто напоминал о дорогой вещи, но майор лишь многозначительно поглаживал по плоской голове змея, чей несносный характер успели изучить все: друзья, случайные гости, соседи.

К чему это я? Ах, да! Паровой свисток бесследно исчез неделю назад.

Майор реагировал просто: гориллу выпорол, питона загнал щеткой под шкаф. Без толку! Быт скудел на глазах!

Сгинули электроприборы, способные издавать хоть какие-то резкие звуки: дверной звонок "Трель", телефонный зуммер, электрокофемолка и, наконец, магнитола с концертной записью команды "Рубиновая атака".

Михаил Сергеевич легко вычислил домашнего вора. Им, конечно, оказалось Чувство. Нежная природа Великого Чу, видите ли, угнеталась шумом. Сегодняшнюю провокацию организовало оно же, в подтверждение чего мерзко заухало, неплохо копируя известного всей стране пародиста.

"Ах, ты...", - выругался про себя Пронин, быстро усвоивший: мысли подопечного - достояние опекуна. Чувство, сознавая свою недосягаемость, ответило взрывом смеха: нуте-с, доберитесь!

Поковыряешь вилкой в глазах - потеряешь зрение, заткнёшь нос смолой, а уши ватой - и лишишься обоняния и слуха, полностью содрав кожу, покончишь с осязанием, выплюнув к чертям собачьим язык, расстанешься со вкусом, инъекциями наркотиков, психотропными средствами и алкоголем разгонишь претендентов на роль шестого чувства.

Но чем прижать семнадцатое? Выйти в открытый космос в одних подтяжках?

Майор почувствовал себя лучше лишь на улице: там незваный друг на неопределённое время отключился, предварительно посоветовав хорошенько смотреть под ноги.

"Хрен тебе", - подумал майор, порядком выбитый из колеи безнаказанным издевательством. Он даже закатил глаза, симулируя интерес к троллейбусным проводам - токопроводящей разновидности верёвок.

Сейчас с ним приключится... Постараюсь выразиться поточнее. Ладно, выразиться я успею позже! Вы вот мне пока ответьте: имеет ли человек, упавший в пропасть, основания сказать, что он глубоко удовлетворён?

Интерес к проводам, вызванный насильственным путём, тихо угас, внимание переключилось на деревья и птиц. Сидевший на ветке тополя растрёпанный тощий воробей из породы городских нахальных (urbanus vulgaris nahalus) громко, предупреждающе зачирикал. На свою беду птичьим диалектом Михаил Сергеевич не владел.

Чуть замедлив шаг, говоря: "Цып-цып-цып!", он отсалютовал рукой. Исчезла опора. Слабо донёсся свисток постового и - предельно громко - вопль Чувства: "Куда, идиот?!!!"

Неприятность (назовём событие так) приключилась. Лязгнув зубами о чугунный край, майор сгинул в канализационном люке, оставив вопрос о глубине удовлетворения открытым.

Досужая старушка, по воле случая наблюдавшая исход, рассказывала позже: "Касатика черти унесли!". Возражу: черти сейчас совершенно ни при чём, о них речь пойдёт в своём месте. Никто не уносил: сам навернулся. И, наконец, не касатика, а Михаила Сергеевича Пронина - вечного героя детективной литературы.

ГЛАВА 2

"Дна нет. Просто глубже не пускают".

Ст. Е. Лец

Городская канализация, конечно, не пропасть, но, допустим, люк необычный, а с некоторыми техническими дополнениями. Одна высокоразвитая цивилизация напортачила в нашей, простите, сточной системе. А вот загреметь в нужный, дооборудованный люк, а не как остальные - прямиком в дерьмо, а оттуда в реанимацию - вопрос элементарного везения. Повезло: вляпался по самое не балуйся в чудо. Не повезло - просто вляпался.

Первое время надежда коснуться дна упорно жила. Но долго ли, коротко ли, захирела и испустила дух. Вверх со скоростью экспресса “Хикари” уносились окаменелые ландшафты, обозначающие концы и начала Эры Новой Жизни, Мелового, Юрского и прочих Богом забытых периодов.

Резкий свист, сопровождающий падение, лишил Чувство возможности брюзжать, что в свою очередь примирило Пронина с его, мягко говоря, неопределённым положением. Остаток пути майор скоротал напевая вполголоса старые шлягеры.

Ощущение полёта внезапно исчезло, вернулся вес. В наступившей полной темноте ярко-розовыми мазками мелькнула вереница цифр от 9 до О. Медленно посветлело. Освещение напоминало зимний закат.

Мешая сосредоточиться, свербел в голове вытрясенный из периферийной извилины "детский" вопросик: чем отличается стреляный воробей от неубитого медведя? "Ведь нелепость же", - вздохнул майор. "На всех лепостей не напасешься!" - быстро отозвалось Чувство.

Местечко показалось неуютным, поскольку пределов не имело; блестящая горизонтальная поверхность убегала в загадочные дали, постепенно теряясь в синеватом сумраке. Эха не возникало, звуки отсутствовали.

Человек, треть жизни проскитавшийся по коммуналкам и общагам для одиноких, совсем недавно получивший отдельную малогабаритную квартиру гостиничного типа, растерялся в помещении, состоящем из одного пола. На высоте двух с половиной метров захотелось увидеть потолок, срочно потребовалась, пусть даже ничем не оклеенная, одинокая стеночка в поле зрения.

Ноги сами понесли Михаила Сергеевича.

"Давай, давай", - подбодрило Чувство, - "Побегай, разомнись. Конца-края тут нету. О Мёбиусе, слышать приходилось?"

“Фамилия редкая, после пороюсь в архиве...”

Впустую отшагав верных два километра, пришлось остановиться. Чувство не соврало: картина оставалась прежней.

Тотчас сверху, словно нарочно ждал, ахнулся некто в промасленной телогрейке и высоких резиновых сапогах. А вдогонку - потасканный фибровый чемоданишко, попавший вновь прибывшему в голову.

"Много у нас ротозеев на улицах, не один я", - с лёгким злорадством подумал Пронин, а вслух спросил:

- У вас всё в порядке, гражданин? Двигаться можете?

- И двигаться, и даже двинуть! - проворчал мужчина, приоткрыв один глаз.

- Грубить прекратите, - посоветовал майор и перешел в атаку, - Вы кто такой?

Мужик открыл второй глаз, зыркнул мутным оком, поскучнел и сразу раскололся:

- Слесарь я. Женат. Двое детей. Работой горжусь. Очень люблю повидло.

- Говорите слесарь? И, говорите, повидло любите?

- Очень! Очень люблю!

- Неувязочка получается. Ни в какие ворота не лезет.

- Во-во, все, падлы, сомневаются. А я люблю. Честно! Видать, мама меня родила нестандартным.

- Надо бы обмыть... аномалию, - задумчиво обронил Пронин.

- Обмывать мы тоже любим, - простодушно сознался слесарь. - Лишь бы без последствий. А то вот одни на новоселье квартиру "обмыли" - третий год отмыть не могут.

- Кузя - змеёныш мой...

- Сынок, что ли? - перебил мужик.

- С-сынок, - решил не спорить Михаил Сергеевич, - Жилплощадь мне уделал знатно и, на удивление, быстро. Плохо спалось гаду ползучему зимой, покуда я по командировкам мотался.

- Всяко бывает. Жалко, облокотиться или присесть некуда.

- Стало быть, придётся нам сидеть по-турецки.

Любитель варенья покивал и, гримасничая, запустил руку в чемоданное нутро. Появилась поллитровка, газетный свёрток с осьмушкой ржаного хлеба, сомнительной чистоты гранёный стакан и банка рыбы в томате: толи "мировой закусон", толи "братская могила" *.

"А знаешь", - полюбопытствовало Чувство, - "Накой столько места пропадает?"

"Ну?", - осторожно спросил подопечный сквозь сжатые губы.

"На покрытие разницы в масштабах", - сообщило Чувство и коварно умолкло.

"В масштабах чего?" - уточнил Пронин, во всём любивший полную ясность.

"Представь, к примеру, свою комнатёнку. Ходишь - тесновато, а на диван присядешь и, вроде, просторнее делается. Это твой масштаб, человеческий. А после вообрази тутошнего... жителя. Который тоже присел, но того и гляди встанет, на кухню жрать потопает или в сортир по нужде. Заодно прикинь, какой у него размер обуви, если место, где вы расселись, коридор весьма тесной, по здешним меркам, прихожей.

______________________________________________________________

* - Речь идёт о популярных некогда консервах "Бычки в томате" и "Кильки в томате".

ГЛАВА 3

"Перестань я пить, я бешеный сделаюсь".

Бомарше

"Женитьба Фигаро"

- Ты чего?! - в голос заорал майор, - сдурело, Семнадцатое? Ежели здесь кто живёт, я ж ему, как клоп матрасный - хрустну и всё! Говори, зараза, жилец далеко? Наверняка ведь знаешь!

Некоторое время Чувство безмолвно ликовало, а нарадовавшись подобрело и согласилось разведать обстановку. Тотчас майор почувствовал себя большой губкой, впитывающей всевозможную информацию, имевшую характер успокоительный и мирный. Полный порядок повсюду, заверили нежные, почти человеческие голоса, никого, мол, дома нету. Не позволяйте, мол, страху глодать вашу душу.

Слесарь, даром что имел противоестественную тягу к сладкому, оказался человеком тёртым: ничему не удивлялся и про "клопа матрасного" вроде бы прослушал. Пока играли на нервах, он ножом из рессоры взрезал жестяную крышку, накромсал хлеб и твёрдой (раз уж начались чудеса!) рукой набулькал в мутный стакан.

Процесс питья, экономный, как сборка автомобиля японским роботом, занял у каждого по секунде с мелочью вместе с ритуальным самурайским выдохом. Слесарь успел за двоих помотать головой и за двоих же крякнуть. По быстрому повторили.

"Пошла реакция", - схохмило Чувство. И точно - зрение здорово откорректировала розовая оптика алкогольного опьянения. Чуть позже тело избавилось от лишних костей, а речь - от связности. Реакция, набирая обороты, пошла самым полным вперёд.

Слесарь и майор, сидевшие, скрестив на восточный лад ноги, весьма скоро запросто разлеглись на чужом полу. Но если второму новая поза совершенно не повредила, то первый внезапно потерял основные признаки гуманоида.

Чувство страшно закричало. Громко, но маловразумительно - слов разобрать не удалось. К тому же слушатель временно оглох.

Специфические условия существования разума, на котором Чувство паразитировало, не успели раскрыться в полной мере. Последняя неделя выдалась удивительно трезвой и внезапный поворот событий изрядно озадачил паразита. Проще говоря, милое Чу окосело за компанию с Прониным. Недальновидность и высокомерие вышли захватчику боком.

Майор, цепенея, поставил себе диагноз: "У меня белая горячка! Или надо к окулисту!" На его глазах нестандартный труженик коммунхоза распадался на атомы. Из рукавов сыпался серый порошок, а штаны оседали, как пломбир в жару; на месте головы совсем ничего не осталось, кроме горки мелкого песка или, возможно, пепла.

Михаил Сергеевич силился подняться. Качнулся, встал на карачки, и резко выбросил вперёд руку, целя в стадо фибровых чемоданчиков, топтавшееся вокруг. Вожак попался, остальные брызнули в никуда.

Чувство, пьяно бубнившее на втором плане, вылезло вперёд и, жуя слова, сообщило: "Чуж-ж-ж-жая в-в-вещ-щ-щь."

- Цыц, - беззлобно сказал майор, откидывая крышку.

"Уметь на-а-а-адо", - остерегло Чувство.

Михаил Сергеевич быстро поверил, что умение великая вещь. Вместо ожидаемой водочной добавки из чемодана появился питоно-удав Кузя, вернее голова и около метра красивого тела. Остальное - шесть метров с хвостиком - выползло само.

"Надувной?! Нет? Натуральный! И - мой! У меня всё же белая горячка! Зачем шарил?!" - гремело в перегретом мозгу.

Останки собутыльника подхватил сквозняк и, закрутив, пребольно врезал песком по физиономии. Соображалось туго, но вопрос "откуда дует?" созрел вовремя. Ответило Чувство: "Жилец-ц д-дверь отвор-рил. Вхо-о-о-одит... Смекаеш-ш-шь?"

Батюшки, что началось!

Почему-то первым отреагировал змей. Пёстрая кожа окрасилась в цвет давно скисшего молока; с удивительной скоростью Кузя рванул вслед за пыльным смерчем. Майор, похожий на пьяного кенгуру, большими прыжками кинулся догонять. В голове - синхронно с прыжками - проскакала мысль: "Сейчас окочурюсь! - далеко ли до стены? - под плинтус забьюсь!"

"Нету никаких стен!" - утешило Чувство. - "Тем более плинтусов! Понял? Выход один - вниз!"

"Я не крот!"

БУМ-М-М!!! Словно в колокола всех церквей ударили одновременно. ("Мама!" - пискнул тоненький голосок, не ясно чей.) Подбросило на половину собственного роста.

"На Кузю посмотри!"

На поверхности от Кузи осталось совсем мало, головная же часть расторопно внедрялась в довольно узкое отверстие, напоминавшее заброшенную нефтяную скважину.

- Стой, гадюка!

БУМ-М-М-М!!!!! Встряхнуло ещё сильнее.

- Землетрясение! - прокукарекал сорванным голосом майор, отпихивая пол, норовивший ударить в лицо.

"Хуже", - поправило Чувство, - "Шаги жильца!"

Плохо контролируя свои действия, Михаил Сергеевич ухватился за холодный хвост и попытался вытащить пресмыкающееся назад. Кузя завертелся, как детская скакалка, продолжая втягиваться в дыру; майор, получив пару звонких ударов змеиным телом, потерял сознание.

"Ничего", - утешило Чувство себя (заметив, что Пронин в утешениях больше не нуждается), - "Руки тебе, даже мёртвому, я разжать не позволю!"

ГЛАВА 4

"Вход для выхода публики

во время пожара".

Табличка из старого театра.

"Помогите!!!" - голосило нетрезвое Чувство.

Мы забежали вперёд, а вернёмся-ка к моменту, когда змей уволок майора... куда-то, куда нормальный человек, даже в бессознательном состоянии, добровольно не полезет. Протянув Пронина по недрам, Кузя выскочил из чужой, и вряд ли кроличьей, норы и здесь же, у выхода, избавился от полумёртвого груза - говоря языком уголовной среды, стряхнул мусор с хвоста.

Хотя выбрались они в незнакомой сельской местности, миляга-удав (или питон - пойди их разбери?) повёл себя непринуждённо, совсем как в сквере у родного дома: не теряя даром времени подполз к одинокому (точнее - единственному) дереву, со столь же одиноко-эндемичным плодом, взвился вверх по стволу и без лишних церемоний слопал беднягу.

Фрукт походил на яблоко, а вот дерево вне всяких сомнений было дубом; восхитительный гибрид эпохи тов. Лысенко следовало бы назвать "дубоябом".

"Помогите!!!" - заорало отравленное ректификатом Чувство.

Кузя, эдемским сюрпризом висевший на ветвях, дёрнулся, роняя листья и кору: тело разрывали конвульсии. Разбухая точно в середине, змей сверзился на траву. Гада словно накачивал компрессор.

Майор очнулся вовремя: у дутой змеи прорезались ножки. Первым делом в нижней части шарообразного туловища вылезли четыре отростка. Судороги, сотрясавшие монстра, напоминали предсмертные.

"Интересно, почём обойдётся рытьё могилы траншейного типа?" - прикинул практичный Пронин. (Чувство, мучимое абстинентным синдромом, ничего не ответило. Возможно, впало в кому.) Несмотря на вычтенные транспортные расходы, ненужность цветов, оркестра и чаевых могильщикам, сумма получилась огромной. Кремация дела не меняла: сожжение огромной туши предполагало аренду доменной печи.

Хвост рептилии выколачивал поляну, как коврик у порога, причём сила ударов равнялась по мощи паровому молоту.

- Сначала слесарь, следом змейка моя... За какие грехи наказанье? - восклицал майор, стоя в безопасном отдалении.

Кузя удлинился - хвост, перестав охаживать лужайку, дотянулся до сомнительного дуба, намотался на него и, до поры, потерял активность. Ноги - те лезли наружу, пропорционально растущему объему и весу тела. Скоро брюхо оказалось в добрых трёх метрах от земли.

У существа, горой высившегося посреди поляны, исчезла змеиная чешуя, появились морщины, складки и бородавки, жирный блеск на боках; новая шкура приобрела болотно-серо-коричневый оттенок. Почти прежней осталась голова на длинной шее. Сохранились основные удавьи замашки. Характер, по позднейшим наблюдениям, оказался агрессивным, с патологической ненавистью к шлангам. Кузя-удав уступил место Кузе-диплодоку.* Рост зверя в холке достигал полных девяти метров, а длина приближалась к тридцати.

Хвост отпустил дерево, вяло шевельнулся и изящным взмахом переломил ствол у корней. Опробовав новые и некоторые старые органы, динозавр, косолапо переступая, двинулся к хозяину.

- Наверно, кушать захотел, - предположил майор с беспокойством в голосе.

Громада стремительно закрывала небо.

- Эй! Ку-кузя, или кто ты теперь, стой! Нельзя! Фу-у-у-у!!! - прокричал майор улепётывая.

Отбежать удалось недалеко: сильные челюсти, клацнув, ухватили за шиворот, оторвали от земли. Сразу вспомнился Парк имени Культуры и горького с дурацкими каруселями и "американскими" горками - верх и низ многократно поменялись местами. Чувство успело в восемнадцатый раз позвать на помощь...

Кувырок закончился на удивление мягкой посадкой посреди необъятной спины бывшего комнатного животного, чья голова, проглотив остатки воротника, отдалилась на приличное расстояние.

Посоветоваться с Чувством не удалось - после совершонных кульбитов, речь псевдодруга напоминала песенное творчество олегофренов.

- Тогда попробуем отдышаться, - решил майор, оставив надежду понять хочет Чувство помешать, либо наоборот - поспособствовать чему-то. Он погрустнел, жалея новый, в прошлом квартале купленный, пиджак.

Мотор мощностью в одну динсилу** повлёк Михаила Сергеевича в традиционное для приключенческой литературы неведомое.

______________________________________________________________

* - Один из видов динозавров, вымерший около 15О млн. лет назад от собственной тупости.

** - Сила 1 (одного) динозавра.

ГЛАВА 5

"Одним Гималаи, другим - геморрои".

А. Кнышев

Хват лягал дверь квартиры Љ137, настойчиво тряс ручку и уговаривал:

- Откройте! Именем закона, откройте!

В квартире гремели железом, но отпирать явно не собирались.

- Михал Сеич, впусти! Свои! - упорствовал сержант, начиная, впрочем, догадываться, что шум производят домашние животные, чей хозяин некстати отлучился.

“Куда можно слинять ни свет, ни заря?” - лениво подумал Хват. “Может сейчас восемь вечера, а не утра? Может и к лучшему, что никого нет? А то я вроде бы сейчас в любимом колхозе. Эх!”

Похмелиться никак не получалось.

Шляться опротивело и Хват решился, за отсутствием иных вариантов, зайти по-тихому в служебный гараж, стрельнуть денег у водил. Топая по Кисельному переулку он сочинял легенду, убедительность, а главное простота, которой объяснили бы его внезапное появление на работе. То есть там, где сержанта удавалось увидеть раз в месяц - в день выдачи жалованья.

Обычно просьбу о бессрочной ссуде он начинал словами: "Представляешь, просыпаюсь на чужой жене, в карманах ни копейки...", но сегодня истёртый зачин не годился. Попутно Хват в тридесятый раз крыл себя за то, что пошёл заниматься хищениями соцсобственности, а не бандитизмом и кражами со взломом - до Петровки, в отличие от улицы Огарёва, было рукой подать.

Сержант хронически не дотягивал до получки, клянчил мелочь на дорогу, просил угостить сигаретой, словом - числился в неблагополучных, но если у него спрашивали, долго ли он собирается сидеть на своём мизерном окладе, то слышали в ответ жизнерадостное: "Если я встану - из-под меня же последнее вытащат!" Одалживать становилось всё труднее.

(Кстати о жаловании: служащие Конторы, получив свои денежки, всегда жаловались друг другу на их малое количество, и старорежимное слово обретало второе дыхание и новый смысл.)

Стержневая идея вскоре возникла, однако отсутствовали детали, способные разжалобить и открыть чужие кошельки. Ещё требовалась вводная часть, нечто вроде "Братья и сестры!", раздающееся в дальнобойных электричках.

Из подвальной пивной на углу Пушкинской и Столешникова - известной пиволюбам "Ямы" - шибануло скисшим пивком и очень дохлыми членистоногими. Иссушенный похмельем организм ответил на раздражитель желудочным спазмом. Но работа мысли не прекратилась: с лёгким скрипом голова комбинировала варианты и искала верные пути. Сержант пересёк улицу, оказавшись напротив шеренги таксофонов.

Один громко зазвонил.

Погружённый в раздумья Хват, машинально цапнул трубку ближайшего телефона и поставленным голосом гаркнул:

- Алло! Говорите!

- Это... кабинет... Разлив-Заливако? - донеслось сквозь треск и гудение.

Хват уставился на аппарат, со скоростью немых комедий покрутил кочаном головы, вылупил глаза, и, утратив дикцию вместе с напускной весёлостью, просипел:

- Вы ошиблись... больше, чем на километр к... северо-востоку. И вообще...

- Ну, считай... не ошибся... вовсе! Единственная... непоправимая ошибка... полтора метра в землю... - собеседник рассмеялся и по смеху, редкому, а потому особенно запоминающемуся, Хват узнал наконец майора Пронина, чей голос страшно исказила плохая связь.

- Михал Сеич, не могу понять...

- И не надо... Слушай сюда... Приключилась со мной одна... история...

"И со мной", - подумал сержант, липкой ладонью прижимая трубку к уху.

- Попал я...

- В кого?!

Скрежет и грохот достигли апогея, забив тихий голос Пронина. В разговор встрял тбилисский Вано, торгующийся с московским Ашотом из-за какого-то там ковра, размером, судя по всему, с хрестоматийную картину "Пахан Иван мочит киндера Ванюшку". Майор и сержант легко угадали источник дохода обоих спекулянтов и пообещали одному побить стёкла в теплице, а второму - морду, а так же растоптать гвоздики вместе с чемоданами. Местный торгаш огрызнулся "козлами", иногородний очистил линию молча.

Связь наладилась, но поговорить толком не удалось.

- Вы где, Михал Сеич? - торопился сержант.

- Кабы знать... Очевидно, в Азии...

- Вазия? Где такое? Какой области? Очень плохо слышно! - Барабанную перепонку атаковали помехи, визг, скрежет и гул. Далеко-далеко тараторило на доброй сотне языков сразу. Звук пропал. Появился снова. Затухая донеслось какое-то слово или, возможно, малая часть длинного слова. Что-то с "ж" - жара, жир, жопа?

Хват усиленно дул в мембрану, словно она жгла ему губы, иногда алёкал, но через секунду-другую понял - разговор окончен.

- Как я могу ударно трудиться, раз бугор незнамо где? - прошептал он себе под нос.

"Название определённо знакомое. Позабыл я, дурак, всю географию. Калугу одну помню. Калуга всё же колыбель космонавтики. А Вазия? Вазия... Какой губернии? Записать надо название, пока не вылетело... Голова совсем плохая!"

ГЛАВА 6

"...падение с тридцати тысяч футов,

когда, отыскивая в самолёте уборную,

ошибаешься дверью..."

В. Набоков "Ада"

"...пока не вылетело". Зря волновался: события хранились в закромах памяти до почётной пенсии. С именами и с названиями и со всем прочим. Вот как вышло: совершенно забыв про болезнь "бодун", Хват пошёл в ближайшую библиотеку. Следует оговориться, что в среде военных, милиционеров и пожарных слово "библиотека" означало нечто совершенно иное, а именно - ближайший винный отдел.

Слово "книга" в этом контексте подразумевало бутылку водки, "брошюрами" именовали слабые напитки, типа портвейна, а разговор о "рукописях" означал, что родственники из деревни прислали самогонку.

Так вот Хват, имея под ногтями Нечерноземье, а в каждом глазу по шкалику энтузиазма, отправился в настоящую библиотеку. Шансы встретить знакомых были невелики. И хорошо - зачем доводить людей до инфаркта.

Перерыв книгохранилище в районе буквы "В", основательно пропитавшись пылью и уронив на ногу увесистую папку с картами, сержант не обнаружил даже намёка на существование искомой Вазии.

Газетные подшивки своей бесполезностью вызвали изжогу. А вот том энциклопедии пригодился: им почти удалось "накрыть" самую нудную библиотекаршу, попытавшуюся отчитать помятого молодого человека с местечковым выговором и трупным запахом изо рта.

(Кстати о запахе! Давным-давно, в армии, Хват видел, как в часть с проверкой приехал полковник и сразу, едва вылезши из "газика", заявил: "В роте плохо". Офицеры забегали, как вши под гребнем, пытаясь выяснить в какой именно. Так бы и бегали... А полковник стоял в холодке и знай себе приговаривал, мол, плохо в роте, ой как плохо в роте. Наконец нашелся один смекалистый капитан - поднёс полковнику пол стакана коньяка и спелое яблочко. Тут-то и дошло до командиров в чьём "роте" было плохо.)

Покинув кладбище человеческой мысли, Хват унывал не долго. Пошептавшись со знакомым сандуновским банщиком, чьи плавные речи оживляли многие вялые умы, он выведал адрес бабки, обладавшей даром ясновидения, жившей, в силу острых разногласий с ортодоксальной наукой и властями, за пределами Москвы.

Запомнилась беседа с редкостной старухой, а особенно момент, когда она, хихикая, велела представить, да поточнее, начальника, обещав показать края, где оный обретается.

Разомлевший сержант, утомлённый долгим разговором, вместо Михаила Сергеевича, представил себя - в возрасте восьми лет, выписывающим допотопными коньками лихие кренделя на деревенском катке. Пока Хват, привалившись к облезлому холодильнику, увяз в малоинтересном прошлом, бабуля сконцентрировалась, изготовившись пронзить пространство.

- Порядок! Вижу! - И по-гагарински скомандовала: - Поехали!

"Уже?! Ой! Ой-ё-ёй! Ё! Ё моё!"

Неведомая сила подхватила, крепко стиснула и рванула в пустоту, во мрак.

Провожаемый хохотом старой ведьмы - лучше называть вещи своими именами - Хват взлетел, превращаясь в бестелесный фантом, совершенно растаял на уровне чердака, легко пройдя сквозь перекрытия, и материализовался вновь вровень со вторым этажом, но вне дома.

Дом здорово отличался от старухиного, время года тем более - здесь стояла зима. Зависнув на мгновенье в воздухе, Хват в чём был - в тоненькой, искусственной кожи курточке, дрянных болгарских брючках и спортивных туфлях - полетел в снег, чей холод проник в тело до самого спинного мозга.

Жалкое подобие грозы завмагов выбралось из белой каши и засеменило к дому, в котором к счастью ярко светилось окно.

- От-от-отк-кр-кр-крой-те-те!!! - прозвенел дешевыми коронками сержант.

- Входите, входите, - пригласил спокойный бас, - не заперто.

ГЛАВА 7

"У меня зазвонил телефон..."

К. Чуковский

Позвонили далеко за полночь. Рыбкин накрылся подушкой, но впустую: аппарат надрывался, ясно давая понять, что набравший номер не отвяжется.

С закрытыми глазами Рыбкин нащупал трубку и, сорвав её, с ненавистью крикнул: "Слушаю!"

В ответ изумлённо присвистнули: "Нормальные люди в три часа ночи должны не слушать, а спать".

"А я - ненормальный!!!" - заорал Рыбкин таким страшным голосом, что сомнения в его правдивости отпали сами собой. Он вознамерился приложить телефон об стену, но сволочной голос вдруг быстро спросил: "Без вести пропавшими майорами интересуетесь? "

"Где Михаил Сергеевич?" - моментально просыпаясь вскричал лейтенант.

Неизвестный внятно объяснил, как следует поступить, а затем, не дожидаясь ответа, сгинул: гудков, щелчков или иных сигналов не последовало. В комнате воцарилась давящая тишина.

"С работы звонили?" - спросила Анна, приходящая жена лейтенанта. Возглас Рыбкина и последовавшее за ним напряжённое молчание, проникли в её красочный многосерийный сон, начавшийся в прошлый четверг, при исполнении обязанностей жены на конспиративной квартире другого слуги закона, рангом повыше.

"Нет. Мама о здоровье справлялась".

"Матери у тебя никогда не было!" - отрезала Аня переворачиваясь на другой бок.

"Ну да, никогда! Это исключено", - обиделся Рыбкин. На кухне он открыл финский холодильник "Розенлев", скрутил голову бутылке польского спирта, разбавил один к одному отечественной водопроводной водой, с отвращением выпил, занюхал в коридоре рукавом монгольской кожанки и отправился в ванную - умываться с индийским мылом.

Взяв документы и ключи от "копейки" он крикнул из прихожей в спальню: "Если дожрёшь без меня икру - лучше в моём районе не показывайся. Поняла?" Вчера лейтенант праздновал свой день рожденья и много чего ещё осталось на столе.

"Никакая икра из тебя мужика не сделает!"

"На твоё счастье я уже в ботинках!" - огрызнулся Рыбкин, тихо надевая обувь.

"Скорее, на твоё счастье", - возразили ему и велели: - "Обутый или в носках - катись к чёрту, не мешай спать честной девушке".

Лейтенант тяжело вздохнул: последнее слово всегда оставалось за боевитой девахой.

А ещё кто-то повадился ежедневно писать мелом на стене "АНЯ Б.", предлагая всему подъезду решать, фамилия или профессия ментовской сожительницы имеется в виду. С течением времени Рыбкин начал склонялся ко второму толкованию бессмертной надписи.

"Вернусь - получишь у меня!" - пообещал он зеркалу.

"Ты сначала вернись," - отозвалась Анна.

Словно в воду глядела: возвращение получилось трудным.

ГЛАВА 8

"Лекарства поддерживают болезнь".

Р. Андре

"Дитя-Зеркало"

В пятидесяти верстах от столицы находился секретный санаторий для начальствующего состава милиции "Мухтар-2", построенный на месте "Мухтара-первого", сгоревшего во время новогодней гульбы товарищей офицеров десяток (или два) лет тому назад.

Справившись у дежурного по этажу, проснулся ли полковник Разлив-Заливако, лейтенант узнал, что не проснулся, никак нет, поскольку спать не ложился: заигрался в преферанс с лицами из контингента отдыхающих. За солидное (по тем временам) подношение

- пачку отнятого у малолетних фарцовщиков "Кэмела" - держиморда согласился выяснить, сможет ли полковник увидеться с Рыбкиным по срочному и конфиденциальному делу.

На слове "конфиденциальное" служивый, видимо, запнулся - дружным хором начальники объяснили, куда надо идти, и велели не останавливаться.

Рыбкин, скрепя сердце, вручил побледневшему дежурному остатки сигарет и посоветовал напирать на слово "срочное".

Осчастливленный страж сделал новый заход и ему исключительно повезло: полковник, естественно, его послал, но вместе с тем вышел в коридор - послать заодно и назойливого визитёра.

Увидев Рыбкина, полковник смягчился.

- А-а, ты... А я думал - Хват. Чего надо? Поздно ведь.

- Фёдор Эдуардович, виноват, но сейчас 7.30 утра.

- Да? Быстро время пробежало. Отпуск незаметно кончился. С чем пришёл?

Хват склонился к волосатому уху и, шаря глазами по вестибюлю, выложил свеженькую информацию о пропавшем майоре.

- Сбёг, значит, сука, - процедил полковник. Настроение у него заметно ухудшилось.

- Сказали "похищен".

- Да, держи карман, Мишку сопрёшь. Сука он. Страна-то, как бишь её..?

- Делирия.

- Бенилюкс? Тропики? Похоже на Лимонию. Бамбуковый занавес, что ли?

- Не в курсе я, но самолёт, сказали, завтра, в 23.30.

- Из Шереметьево?

- Точно так.

- А кто сообщил?

- Возникли сложности. Я звонил на станцию: отследить источник не сумели.

- Нельзя слепо доверяться технике: в экстремальных ситуациях она подводит.

Ночной звонок от доброжелателя едва ли подходил под определение "экстремальной ситуации", но Рыбкин, быстро придавил вредную мыслишку, решив лучше обдумать, что полковник велит сделать в первую очередь.

- ...главное, значить, упущено! - Разлив-Заливако, оказывается, давно и страстно говорил. - Сам-то что обо всём думаешь?

- Ничего! - отчеканил заматеревший во лжи лейтенант. - Жду указаний! - Указания он действительно любил. Причём знал наверняка - когда-нибудь на свою задницу чего-нибудь этакого он дождётся.

ГЛАВА 9

"Ты понимаете что или совсем ошалели?"

А. и Б. Стругацкие

"Сказка о тройке"

- Когда валенки получать пойдёте, не забудьте...

- Какие валенки?

- Обувь такая.

- Сам знаю, что обувь. Мы-то тут при чём?

- Разве вы не на спецрейс?

- На него.

- Вот я и говорю...

- Петрович, говори поменьше: у них разрешения на провоз оружия нету.

- Какого разрешения?

- Ну, на оружие же, ну!

- Что "ну"! Удостоверений тебе мало!?

- Вот вы как! Смотрите все: сотруднику угрожают!

- Впервые, товарищ полковник, вижу на таможне клоуна. Вы бы генералу-то позвонили...

- Если нас не пропустят, обещаю лицам, замеченным в саботаже, крупные неприятности. Предупреждаю: у нас задание особой государственной важности.

- А почему же тогда валенки не получены?

- Что ты привязался? В гробу я тебя видал в этих валенках!!!

- Уважаемые, не нервничайте! Всё улажено! Только что получено указание сверху! Звонил сам Андрей Артемьевич Колоссалов! Пропустите обоих товарищей! Не ровен час кого-нибудь ухлопают по запарке...

- Мало было одного клоуна - появился второй. Мы в Шереметьево-2 или на Цветном бульваре, 13?

- Молчи, лейтенант. Второй - из Первого отдела. Большое спасибо!

- Петрович, займись товарищами лично.

- Ещё раз большое спасибо.

- Я ж им говорил, получите, мол, валенки... Скоро, мол, вылет...

- Вы готовы к полёту?

- Хотелось бы уточнить маршрут...

- Маршруты пусть уточняют штурмана. Моё дело - снаряжение. Идёмте.

- Куда?

- Сначала на склад. За валенками и фуфайками.

- Насчёт маршрута, Рыбкин, можешь больше не спрашивать.

- Северное направление.

- Морозы впереди, а сейчас пустяки - градусов тридцать пять-сорок. Да я вам всё равно телогрейки выдам новые, с пуговицами.

- А обычно какие выдаёте?

- Рыбкин, не умничай.

- Вот! Примерьте! Чудесно! Ателье Генштаба! Теперь вы, молодой человек...Ничего страшного! Чем вещь больше, тем теплее!

- А вот если...

- Нет, нет и нет!!! Вынужден сразу отказать! Унты положены только лётному составу! У вас же командировка краткосрочная!

- Бессрочная...

- Рыбкин, повторяю: брось умничать!

- Погода лётная почти всегда... Обратный борт раз в неделю, плюс-минус ещё неделя... Распишитесь за одёжу! Внизу, здесь!

- Ну, а валенки-то где?

- Отгружены на борт, всех размеров... Там подберёте по ноге! До скорого! Делов полно!

- Стойте, э-э-э...

- Называется, обул.

- Вот именно - "обул". Бардак!.....

- Я вижу, вещи вы получили!

- Как же их можно видеть?

- Рыбкин! Молчать!!!

- Теперь посмотрите в дальний угол зала. Там вся партия в полном составе... Что значит "какая партия"? Ваша, старательская. С тростью - ихний начальник. Советую не ссориться! Характер у него лесной, тяжелый. Имеются на него сигналы. Чуть что - орёт, а то палкой норовит заехать - молча. Зато работает, как зверь... Дальше, значит, сами. Как у нас говорят в разведке... недр - ха-ха! - покедова!

- Слава Богу, циркачи разбежались! Аж башка от них заболела.

- Поройся там, в своей больной башке, вспомни приметы.

- Ищем хромого. Пароль: "Гив ми плиз", отзыв: "От плиза и слышу!"

- Та-ак, кто в артели хромой?

- Если все налицо - никто...

- Действительно.

- ...либо начальник - он единственный сидит сиднем.

- Смотри: кто-то хромает мимо...

- Вообще одноногий. Накой он в экспедиции нужен! И я, кстати, тоже... Я холод плохо переношу.

- Ничего! Потом сразу в отпуск пойдешь, а если чего отморозишь - дадут прибавку к пенсии, как за ранение, или премию. Времени совсем мало осталось. Где этот ха-у-и-краткое?

- О! Главный вскочил! И - видите? - ногу волочит... Куда он? Добежал до грузчика... лупит клюшкой! Орёл-мужчина!

- Чего стоишь? Иди знакомься.

- Он ещё с работягой не закончил.

- Сейчас закончит. Быстренько пошёл, да слова не спутай. И не бойся! В случае чего я на этого самодура жалобу напишу, а тебя в хороший госпиталь устроим - к ветеранам...

- Внимание! Пассажиры рейса эс триста тридцать приглашаются на посадку! Повторяю...

ГЛАВА 1О

"Сейчас поедешь на курукуй, если патрубок

галеманный не сгнил к фуруруям."

В. Аксёнов

"Поиски жанра"

Майор Пронин, сидя на гладкой, удобной спине обновлённого Кузи, с вполне понятным любопытством, озирался по сторонам. Взгляд почему-то со всего соскальзывал, будто маловыразительный пейзаж хорошенько отполировали, да прошлись по нему лачком в три слоя и халявной защитной смазкой без счёту.

Всевозможные отклонения обнаружились очень скоро: странные цвета, незнакомые запахи. Михаил Сергеевич занервничал. Получалась глупость: здешнюю атмосферу, что ли, создала жизнь, отличная от земной? Или богатое воображение, получившее допинг в виде последней книжечки "Искателя"?

Открытие повергло в панику. Майор потянулся за сигаретой - самой верной спутницей жизни.

Внутренний голос упорно молчал и вдруг Чувство подало голос - вроде хмыкнуло: прямо по курсу появилось яркое пятно.

Шагал Кузя широко. За считанные секунды пятно превратилось в пляжный зонт весёленькой расцветки, в слабой тени которого нежился Жук, удивительно крупный, закованный в панцирь из нержавейки, с усиками-локаторами, словом - типичный персонаж space opera.

Первым делом динозавр съел зонтик. Жук, определённый на второе, проворно отбежал, поднял переднюю пару лап и закричал. ("Началось!" - подумал майор.)

- Не тронь, скотина! - сердито кричал Жук, глядя почему-то на седока, слегка, от неожиданности, привставшего.

Всесторонне, но быстро, рассмотрев ситуацию, Михаил Сергеевич "скотину" на свой счёт не принял: жукообразное могло страдать косоглазием. Он вежливо сообщил многоногому крикуну, что Кузя команд не слушается, а, скорее всего, не понимает их вовсе. Кстати: динозавр, пытаясь полакомиться жуком, шагал по-прежнему широко - длинная шея позволяла искать пропитание далеко на обочинах.

Жук увернулся, и Кузя, позабыв о нём, уставился вперёд.

Вернув выпавшую сигарету на место, Михаил Сергеевич нашарил спички.

Перед носом щёлкнула зажигалка: Жук, уцепившись за пиджак частью своих ног, остальными протягивал огонёк к помятой "Яве".

- Спасибо, - пробурчал майор, пуская дым.

- Вы, кажется, удивлены? - осторожно спросило насекомое.

- Утром бы удивился, а сейчас - фигушки, - отрезал майор.

- Утро давно отменили. Теперь всегда день.

- Всегда?

- Освещение искусственное. Над нами рассеивающий купол.

- Следовательно, мы под колпаком, - с грустной иронией подытожил майор.

- Безусловно, - закивало рогатой и усатой головой насекомое, одарённое, начитанное, но едва ли, смотревшее сериал о Штирлице. - Объясните пожалуйста, сможет ли ваше животное участвовать в Миссии? При полной, если я верно понял, неуправляемости?

Вопрос повис без ответа; майора ослепила короткая вспышка.

- Э-а, там блестит... - махнул он окурком.

Жук задумался.

- Да, конечно... С думеями одни хлопоты, но, если вам угодно, я принесу.

Он распустил плёнчатые крылья и басовито жужжа слетал за добычей - большой серебряной монетой. На аверсе красовался раскрытый фолиант, а на реверсе - нечто мифическое, с крыльями. Экзотическая птица-дракон при боковом освещении походила на летательный аппарат.

- Ничего себе... - прошептал майор, взвешивая на ладони находку. - Старинная.

- Едва ли - слишком блестящий металл. Впрочем состарить или омолодить любой предмет дуктянам проще простого, - объяснил Жук. - Вообще-то, майор...

- Стоп! - рявкнул Пронин. - Я не представлялся и звания не называл!

- Ну, вы шутник! Я же умею считать до пяти!

- Только до пяти? - тупо переспросил Михаил Сергеевич.

- И дальше. Но на ваших погонах ровно пять звёздочек, как на хорошем коньяке. Следовательно, вы - майор. Полагаю, шестая звезда появится довольно скоро.

Михаил Сергеевич с возрастающим недоумением оглядывал себя, вернее, облегавшую тело форму цвета жёлтой охры, с густо-синими петлицами и большими, золотого плетения, погонами, на которых изящной дугой, напоминая бутылочные кольеретки, устроился пяток аккуратных бриллиантовых - никаких стразов - звёздочек. Подлинность камней была очевидна; майор килограммами изымал ювелирные изделия у подпольных миллионеров.

Обалдевший, он внимательно осмотрел тёмно-коричневые, крокодиловой кожи, казаки до середины икр, из того же материала ковбойскую кобуру на широком ремне с золотой (583-й пробы) пряжкой, именной кольт 38-го калибра, точную копию подаренного в одной соцстране, только с платиновой бляхой на рукоятке и инициалами "М.С.П.".

"Подспудная тяга к сладкой жизни. Потребительское отношение... Разлагающее влияние..." - обрывки политически верных фраз роились в горячей голове. - "Срочно прекратить! Нельзя! Надо что-то делать!"

"Дело надо делать," - заговорило Чувство, - "А монетку вышвырни к чёртовой матери, иначе думея эта натворит делов... Жучило прав: с ними хлопот полон рот".

Советы давать легко - умному каждый дурак норовит присоветовать!

Бросок не получился: деньга круто забрала в сторону и, что твой бумеранг, вернулась прямёхонько в руку.

"Орёл или решка?" - усмехнулся майор и метнул монету через другое плечо. Послышался шелест.

"Обменяли на бумажные", - решил Пронин.

"Скорее пригнись!" - велело Чувство.

Над головой, чуть задев, пролетела огромная книжища, шлёпнулась Кузе на спину, раскрылась. Густо чернели неведомые науке письмена, похожие на мак шестикопеечного бублика. Картинки отсутствовали. Страницы напоминали ртутную фольгу и шуршали мерзко, до мурашек.

Майор тяжело вздохнул. С плеча эхом донёсся вздох Жука и иные звуки: кажется, болтуна одолела икота.

- Я поражён... вашей смелостью... Предметы с Дукта чрезвычайно, чрезвычайно... опасны.

- Угу.

- Я догадался, едва увидел текст.

- Ага.

- Книга-ловушка. Ужасно!

- Прочитать-то её можно?

- Для чтения дуктской письменности нужны два отдельных словаря - высоких и низких звуков, а так же преобразователь магнитоимпульсов.

- Жаль. Куда бы её пристроить? Тяжесть большая...

"Держи крепче!" - Поздно: громоздкий том вывалился из рук. - "Сейчас, кретин, сработает вторая ступень!" - взвыло Чувство.

Человек, упавший со спины диплодока, успокоился бы навеки, а вот фолиант, грянувшись оземь, подскочил, хлопнул обложкой и медленно взлетел. Крылья-страницы еле махали, задевая в полёте плешки дюн. Причём сразу стало понятно: книга вернётся - она сильно забирала вбок - и с разгону нокаутирует ездока.

Следовало уносить ноги.

Пронин прикидывал, как половчее сползти по виляющему хвосту на песок. Тем временем книга повернула назад - шелест усилился.

Чувство заорало: "А-а-а-а-а-а-а!!!", опустив объяснения.

Впрочем, общая тональность позволяла угадать страшное слово - "амба".

Или любое аналогичное, например, "хана".

ИНТЕРМЕДИЯ

"Они вас жалеют, - поддерживал

благородный шпион".

Б. Окуджава

"Путешествие дилетантов"

- Ха, валенки! Всих размэров! Разбежался! От же ж брэшуть! А пару на трёх ходоков не хошь?

- Но ведь холодно же, товарищи! Разве можно шутить по такому поводу!

- До шуток ли, голуба?! С обувкой ты, генерал, пролетел.

- Я - полковник и буду жаловаться кому следует!

- Под нами 6ООО метров. Кому здесь пожалуешься?

- Безобразие!

- Ах, ах, який грозний! Хиба ж це дило? Сели на шею!

- Плюнь на них, генерал! Они поизгилялись бы, а сапоги-то дали, но обувки и впрямь нету. Припасов завезли в обрез. Может, парню твоему повезёт: у него, я смотрю, нога маленькая, а нам попались лишние сорокового размера... Если Жракин-младший с Понтяревичем продать не успели.

- Слыхали? Инженер плотно взял на грудь: наши главные секреты чужим дядям выбалтывает!

- Мерзиян, отставить разговоры! Лучше пересчитай консервы в энзэ!

- Кто такой Жракин? - шепотом спросил Рыбкин у соседа в очках.

- Новый повар. До него Сплюев был. Хроник. Ушёл в отпуск. И водкой захлебнулся, как актёр Даль.

- А Жракин-старший который?

- Ты на младшего глянь - вон, на тюках харю давит * - он за казённый счёт летит помирать на родину, а ты говоришь "старший"! Старший сейчас с Богом беседует! Теперь у нас главный вор - Понтяревич. Он и раньше был парень не промах, но нынче совершенно обнаглел: недавно целый прииск по миру пустил - драгу пропил.

- Пришить бы тебя, брехуна, - лениво процедила сонная личность, до подбородка ушедшая в кепку.

- Совсем распоясался! Угрожает! Сколько тебе, Сидор, в прошлом году за убийство сулили?

- Тебя, барана, даром зарежу!

- В смысле - лет...

- Устанешь считать. А насчёт секретов - забудьте... Маленькие секреты у нас. Братишки их с собой унесут. Работка у братишек опасная, всякое случается на ихней работке. Героические ведь личности по сути. Завидую чужой смелости, - окончание прозвучало невнятно. Понтяревич погрузился в сон и ещё глубже ушёл в кепку.

Хотя Рыбкину достались новёхонькие валенки, он почему-то опечалился. Более того - от ног к голове стал подниматься смертный холод и он часто приглаживал норовящие вздыбиться волосы.

______________________________________________________________

* - Давить (харю, клопа, на массу и т.д.) - спать.

ГЛАВА 11

"Чем я его отвлеку?

По морде ему дам?"

А.Аверченко

"Функельман и сын"

- Послушайте, Понтяревич, ваше предложение - типичный нонсенс! При такой высоте парашют не успеет раскрыться!

- Естественно! А кто говорил о парашюте? Есть же проверенный спецотрядами метод заброски без парашютов!

- Нет, увольте! Можете прыгать сами!

- С какой стати? Высадка у вас.

- Я буду жаловаться!

- Сколько угодно - в нашей бригаде вы оба на птичьих правах!

- Это не повод выталкивать живых людей из летящего самолёта!

- Вы отказываетесь? Отлично! Полетели с нами к алмазодобытчикам в Уйск! Чудный, между прочим, город. У тамошних женщин удивительная походка: идут, как пишут...

- Левой пишут - правой зачёркивают...

- К херам собачьим ваш чудный город!

- У нас операция в другом квадрате... Около... как там?!

- Шахтный посёлок Ковыряевка-северная.

- Плевать! Парашюты только у экипажа, поймите! За здорово живёшь их не отдадут! Самолёт военный, за штурвалом от майора и выше; возникнет перестрелка!

- А куда делось полётное задание?! Почему ничего не подготовлено?

- Операция с грифом “совершенно секретно”. Конверт вскрыли в воздухе!

- Что теперь прикажете делать?

- Понтяревич, что делать?

- А Понтяревич причём?!

- Не увиливайте, Платон Сизифович! Что вы там пытаетесь припрятать в тёмном углу?!

- Ой, да что от вас можно припрятать!!! Ну, нате, нате парашюты! Вот они. Подавитесь!!

- Факт кражи найдёт отражение в рапорте!

- Отметьте, по крайней мере, что имущество вам вернули добровольно! Обязательно отметьте!

- Ха! "Добровольно"! Если бы полковник не расколол вашего паука-завхоза...

- Осторожно: открывается грузовой люк.

- Товарищ полковник, пора прыгать!

- Помогите хоть ремни застегнуть! Без валенок я могу сигануть, но без парашюта...

- Да чего там... Щёлк и готово!

- А кольцо?

- Обручальное? Можно не снимать! Обычно оно не мешает...

- Кольцо, которое надо дёргать!!!

- Чему вас только в ваших разведшколах учат?! Вот карабин, а вон трос - пристегнитесь и фал вытянет купол автоматически!

- Кто тут спецгруппа из двух человек? Вы? А какого рожна топчетесь? Прошу на выход! У нас горючего тютелька в тютельку и аппарат перегружен! Ходить кругами не будем! Пожалте! Всех благ! Возможен ветровой снос порядка трёх километров! Ниже опуститься нет возможности! Сильная болтанка. Первый готов? Пошёл! Второй... Как же не готов? Пошёл! Я те побалую! Пошёл-пошёл!!! Вот! Поуперайся у меня! Куполов не видать... Задание выполнено или нет? Чего докладывать?..

- Амба, Потапыч, закрывай люк, железо простудишь.......

- Понтяревич, странные фалы у ваших парашютов: пятимиллиметровая верёвка и альпинистские карабины с маркировкой районного спортторга.

- Что вы имеете против нашего спортторга?

- Ты что натворил, кровопийца?! Душегуб!

- Откуда я достану два парашюта, если не осталось ни одного?

- Вы хотите сказать, что наши доблестные разведчики...

- Да ведь грузили же парашюты! Именно две штуки! Понтяревич отдал оба Жракину! Я видел!

- Закройся, стукачина!

- Убери руки, харя каторжная!

- Жракин, где то, что ты получил от Понтяревича?!

- Мешки-то? С мучкой или другие, полегше?

- О! И мука налево пошла! Во умельцы!

- Идиот! Из-за тех мешков и мы пойдём! К стенке! Всем составом!

- Могет обойтиться...

- Где парашюты, ирод?!

- Иде, иде... в эропорте! Я их...

- Вышка! Однозначно!

- ...работягам наземной команды за ящик "Посольской" впарил.

- А водку сменял на сало, а сало сразу съел?!

- Не-е, водку счас притараню! Так бы сразу и говорили! Вышкой зазря перепугали, я сам мозговал делить приварок по честному.

- Выпьем за наших доблестных чекистов.

- Жаль...

- Да, безвременно, так сказать...

- Жаль мне, Сизифыч, своих носков из шерсти мамонта - генерал у меня их в картишки дорогой выиграл. Как чувствовал: не помогут они старому хрену! Молодого-то жальче - мог бы всяких дел наворотить, а его вот земля приняла.

- Если лёд пробил, то приняла, а ежели разгон малый оказался, то, как мамонт Дима - вмёрз навечно.

- Помянем героев стоя.

- Стукачи могут не вставать!

- Чего им вставать: им не наливали!

ГЛАВА 12

"Лучше ужасный конец, чем ужас без конца".

Частное мнение.

Михаил Сергеевич сказал "батюшки!". Вместо летучего фолианта от горизонта заходил устрашающего вида летательный аппарат, чей рёв истязал слух сильнее книжного шелеста.

"Вот птица-дракон-самолёт с проклятой монеты", - щёлкнуло в голове, - "Такой бандурой полгектара накроет! Плюс меня с Кузей!"

Аппарат приближался, а хладнокровный диплодок вышагивал, как ни в чём не бывало.

Чувство подало голос: запредельный звук сбил Кузю с шага и уложил брюхом в песок, где он замер, как послушная овчарка по команде "умри". Майор обхватил голову руками - что бы не лопнула, раскрыл рот, оберегая от разрыва барабанные перепонки, а глаза, не позволяя им вылезти, зажмурил. Едва вопль стих, он скатился с неподвижного монстра, лихо дёрнул из кобуры пистолет и побежал, на ходу досылая патрон.

Под крыльями дуктского истребителя часто замигали оранжевые огни: исчезающая в пламени чахлая растительность, вскипающий песок и вязкий дым двумя строго параллельными вихрями понеслись к майору.

Внутри черепа построились колонки цифр, высветилось подобие графика, мелькнули две точки, соединённые пунктиром, засеменили стрелки, указующие вперёд и вправо.

"Перевожу!" - затарахтело Чувство. - "Бегом марш! Напра-во! Стоять! Здесь мёртвая зона. Курс им менять поздно. Целься в левую половину днища ближе к середине. Беглый огонь!"

Отличник боевой и политической подготовки превосходно справился с поставленной задачей. Пули, выпущенные в темпе вестерна, попали по назначению: вспыхнул разом весь фюзеляж. Аппарат, похожий на прогулочную лодку, перевёрнутую кверху килем в огромной селёдочнице с зубчатой бахромой по всему ободу, потерял управление. Визгливый двигатель заглох почти сразу.

Машина взорвалась за ближайшей дюной, брызнув расплавленным металлом и выпустив струю перегретого пара.

Огненная капля, долетевшая сюда, чадила на шикарном сапоге. Майор с разинутым ртом, потухшим взором и дрожащими коленями, не реагировал на происходящее.

За миг до падения случайно удалось разглядеть людей в открытой кабине: яростно крутившего пальцем у виска пилота, в котором майор узнал Рыбкина, и раззявившего рот пулемётчика, оказавшегося Хватом.

Обоих разнесло на атомы.

Станиславский мог бы позавидовать Михаилу Сергеевичу, который топал ногами и орал, словно его обвесили в гастрономе:

- Не вер-р-рю!!!

- И правильно делаете, - согласился Жук, пикируя на майорское плечо. Он обмахнул крыльями пыль с погон и пояснил:

- Забудьте всё. Монета - типичный метаморфоид с ПИР-2О2-С, проще говоря, с Дукта. Других таких любителей морочить голову нет во всей галактике. Туристы из дальних уголков понавезут барахла, а на поверку барахло ихнее - разнообразные метаморфоиды. Въездных пошлин не платят, бедокурят, иные просто опасны.

- Я хорошо видел своих друзей.

- Никакие они вам не друзья. Даже не люди - так, андросимулянты: хорошая имитация с обратной связью. Между нами говоря, данная форма жизни признана разумной с перевесом всего в один голос. Серьёзно! Образы из глубин подсознания - из подкорки, по вашей терминологии - всплывают и материализуются в реальном для нас мире. В реальном для нас, поскольку мир образов для самих образов ничуть не менее реален. Вам понятно?

- М-м-м...

- "Динозавр" ваш, если угодно знать, тоже ПИРянская поделка, но тихая, с узкой программой и непригодная для Миссии, я уже выяснил...

- Где?

- В Справочной, разумеется. Лучше бы отвести так называемого Кузю на сдаточный пункт.

- Да пошёл ты! - резко бросил несчастный майор. - Всё отнимаете! Никакой он не дуктовец! Ну, подрос слегка...

- Скажите, у вас дома утюг хоть раз вырос до размеров парохода? - поинтересовался Жук.

- Хочешь увидеть, что я делаю, если меня довели?!! - вопросом на вопрос ответил майор.

- В другой раз! - пискнул Жук.

А вспомнилась Пронину безымянная госдача, где теплая компания пуляла из нагана со сбитым номером по шустрым рыжим тараканам, специально завезённым из ближней деревни. Чувство, взбудораженное сверх меры, телепатировало забавный, по сути, эпизод с многократным усилением, превратив офицерскую забаву в Варфоломеевскую ночь.

Умное насекомое, от греха подальше, свечой ушло в небо.

Оставалось вложить пистолет в кобуру и плестись к обломкам. Торопись не торопись, - "друзья" превратились в плазму и пепел. Вне зависимости от происхождения.

Отсутствие Жука помогло быстрее уразуметь сказанное им насчёт метаморфоидов.

Майор ударом пятки поднял поддельного диплодока.

Последний, глотнул чёрного дыма, мерзко квакнул и бодро зашагал в прежнем направлении. Пронин поспорил сам с собой и, оглянувшись, убедился, что выиграл: Кузины следы образовывали идеальную прямую.

По еле слышному жужжанию Михаил Сергеевич догадался о возвращении Жука и громко извинился за несдержанность. Тот услышал, но решил держаться на расстоянии.

Чувство, сказав: "До скорого!" погрузилось в спячку.

"Велики ли шансы покинуть чуждый, расположенный Бог знает где, мир верхом на фальшивом динозавре - бывшей комнатной змее, с проводником из среды образованных короедов и хитрым, засевшим прямо в организме, агрессором, происхождение и цели которого покрыты, как говорится, мраком неизвестности?" - спросил в пустоту Пронин.

ИНТЕРМЕДИЯ 2

"А, впрочем, я не первый,

Не стоит портить нервы".

С. Чёрный "19О9"

"Жить по горло во вранье, среди фуфла и туфты* невыносимо! Рушатся устои! Теряются ориентиры! В конце концов, могу я знать, брюлики** на погонах всё-таки настоящие?! Или высококлассная работа умных мальчиков с... обратной связью? А сапоги? Сапоги?! Из подложного крокодила? Пойманного в фальшивом Ниле? Но, честно говоря, крокодилов я видел всего один раз и то в кино. Называлось "Ба...", "ба...", "Барабаны судьбы" по-моему.

Барабаны, барабаны. Моя жизнь в настоящий момент очень напоминает барабан, по которому безостановочно лупят. Удары сыплются со всех сторон.

Взять, хотя бы, сегодняшний день... О чём я, собственно, толкую? Здешний "день" - понятие весьма расплывчатое.

Возможно, следует уговаривать себя, дескать, всё нормально, Миша? Но откуда взялась хорошая импортная одёжа, явно на заказ пошитая? А именное оружие, о котором только мечталось? Отменное качество, совсем не та дрянь, что дали на память о работе в Африке, с приложением в виде питона и обезьяны.

Уговорить, наверно, можно... Каков будет результат?

Вспоминается случай, когда я уверил своего приятеля, что он талантлив. Приятель долго отмахивался и отнекивался, потом поверил, зазнался, ушёл в запой. Талантливость для него была синонимом алкоголизма.

Собственно, в скоростном поглощении этила и заключался его настоящий дар. В итоге его скосил цирроз, и он помер обвиняя во всём меня.

А раньше во всеуслышанье заявлял: "Оставляю за собой право никогда не пить или выпить один разочек!" Последний его "разочек" начался 1 января, а закончился 31 декабря. Уговоры бросить воспринимались, как покушение на свободу творчества.

Нет, себя уговорить не удастся!

Категорически не устраивает игра, в которую меня против воли втянули. Кто игроки? А самое главное - каковы ставки? Ждать всегда скучно. Или время работает на меня? Или и время отменили?

______________________________________________________________

* - Синонимы подделки, мошенничества, обмана.

** - Бриллианты, самоцветы (сленг).

ГЛАВА 13

"Не важно, верите ли вы в Бога,

а важно, верит ли Он в вас".

К. Мелихан

Хват, со стуком мороженой говядины, грохнулся на пол едва переступив порог.

- Осторожнее, осторожнее! - с опозданием посоветовал басовитый голос.

"Попробуй поосторожничать, ногу свело! Помог бы лучше подняться", - подумал Хват, жадно, каждой порой, впитывая тепло. - "Ну и дубак! Северная Земля, что ли? Вот удружила старая, век не забуду".

Простучали и приблизились легкие шаги, словно шла мелкая антилопа. Сержант тяжело перевалился на бок, всмотрелся.

Совсем рядом стоял... стояло?.. стояло существо ростом приблизительно в два локтя, с головы до пят заросшее густой тёмной шерсткой, блестящей, очевидно расчёсанной гребнем, одетое поверх своей поросли в вязаную безрукавку с примитивным рисунком и деревянные башмачки без задников.

На голове растительность напоминала недельную небритость; щетина ровно покрывала и лицо, и уши, и макушку; выделялись более густые комочки бровей. Обезьяний носик забавно морщился, а вывернутые негроидные губы, похоже, улыбались.

Окинув взглядом удивительную фигуру, Хват пообещал себе наведаться, коли останется жив, в психдиспансер и перейти со "Столичной" на минералку. Благо "Барзан" или "Наржом", из славного Кисловодовска, имеется в любой занюханной аптеке.

Сесть удалось с трудом.

- Совершенно очевидно, вы - не местный, но откуда вас занесло - ума не приложу. Любопытная история: вы уж стояли на пороге, а я и ухом не повёл. Обычно я исчезаю: раз - и след простыл!

При слове "простыл" Хвата одолел кашель. Оттаяв он прохрипел:

- Хватит с меня фокусов, исчезнуть всегда успеется.

- Вы так думаете? - улыбнулся хозяин дома, приглашая к огню. - Одёжка ваша для другого климатического пояса. Садитесь поближе.

Хвата била дрожь.

Пока он устраивался перед ревущей печкой, на столе объявилась кружка горячего чая. По скатерти её, что ли, пустили из темноты?

Комната лишь наполовину освещалась ярившимся в топке пламенем и эта ближняя половина, с юркими, скачущими тенями, жила бурной, весёлой, но непонятной жизнью, а дальняя, в пику ей, словно утонула в битуме.

Оттуда, гостю выставили свежезаваренный, крепкий, очень сладкий чай. При мысли о неведомой силе, скрывающейся на другом конце стола, Хват поперхнулся.

Его заботливо похлопали по спине широкой, плотной ладонью.

"Да ему же не дотянуться!" - сообразил Хват, нервно оглядываясь. Коротышка стоял с совковой лопатой и застенчиво улыбался:

- Извините, я рукой не достану.

- Огромное спасибо, - поблагодарил сержант, покосившись на лопату. - За чай особенно.

- Пустяки, - махнул чёрной рукой хозяин и вдруг спросил весело: - Вы, вероятно, комсомолец?

- Предположим. А это имеет какое-то значение?

- Мне любопытно: в Бога вы веруете?

- Ну-у-у-у, как бы поточнее...

- Понятно. А в чёрта?

- А вы, случайно, не чёрт? - оживился Хват.

- Отнюдь нет. Я - средний домовой, - скромно, но с достоинством ответил лохмач.

- Средний в смысле чего?

- Не из-за роста или веса, а по должности и возможностям, - пояснил домовой.

"Вот те здрассте: нечистая сила!" - подумалось сержанту. - "Впрочем, ведьма, домовой или леший приблудный - чего теперь бояться? Поздно!"

- А вы домовой, простите, по призванию или, ну, по совместительству?

- По рождению, - с сарказмом в голосе объяснил домовой, несколько раздосадованный тем, что приходится говорить об очевидных вещах. - Совместительство у меня в другой области. Сами-то вы чем занимаетесь?

- Ищу одного знакомого, - осторожно ответил сержант.

- Если ищут в наших краях, значит знакомый не хочет быть найденным, - заметил домовой, крутя жилетную пуговицу.

- Почему?! - опешил Хват.

- Население такое: любого возьмите - всех кто-нибудь где-нибудь разыскивает.

- Удивительный край, - тихо проворчал отогревшийся пришелец, а про себя решил: "Если и не сама Колыма, то её филиал".

ГЛАВА 14

"Это было тоже, что говорить летучей мыши

про солнечные часы".

В. Набоков

"Истинная жизнь Себастьяна Найта"

Нет-нет! Никакая не Колыма! Впервые слышу... Известный край? Всё равно не слышал. Наш край, между прочим, тоже известен достаточно... Вазия?.. Ах, вроде вашей любимой Колымы?.. Ах, нелюбимой? Извините великодушно!.. Зимы здесь очень суровые. Сами, наверное, почувствовать успели... Вы в Делирии! Понимаете? В Де-ли-ри-и!

Я свой участок на отлично знаю... Не дачный участок, совсем запутали! Из меня дачник, как из ежа - верховая лошадь! Участок, о котором речь идёт, получен мною по распределению... Естественно, учиться приходится! Полжизни, без малого, на ученье уходит... Мне-то? Если перевести на ваше летосчисление получится... хм... пятьдесят с половиной лет. А всего мы живём, выходит, ровно 277 лет...

Ну зачем, зачем, скажите, мне врать?! Бросьте! Вас почему-то пустяки удивляют. По-моему, каждому необходимо знать, сколько на всё про всё отпущено. Иначе напланируешь с избытком, да не осилишь - отойдёшь в самый разгар... Себя дурнем выставишь, да и других подведёшь. Красивый уход сорвётся. Получится безобразие.

Смерть - любой факт вообще - можно толковать по-разному... Кто вам сказал, что навсегда? Имя можете назвать? Нет? И правильно: очевидец собственной смерти ничего не расскажет... Ошибаетесь! Клиническая смерть так же сильно отличается от окончательной, как первая репетиция от спектакля. В общем, навсегда - только глупость, а смерть - надолго. Пройдет положенное время, и я смогу перевоплотиться, если, конечно, заслужу, в доброго лесного духа... Всяко может повернуться судьба; лучше ли станет, хуже ли - увидим.

Кому хуже домового? Умный вопрос. Например, здешним лешим туго приходится... Но самое ужасное, если в снежного человека превратишься... Будешь тогда по горам бродяжить... Раз в полвека кого-нибудь случайно встретишь, да ведь велено от всех шарахаться... Бессрочная одиночка, а я общение люблю. Нельзя мне йети становиться.

Леса в округе нашими заселены слабо: две бабы-яги, лесная русалка, сосланная за безыдейность в интимных вопросах, лешаков полупартизанского толка с десяток, ну и по мелочи - лесовички всякие, кикиморки - дуры набитые... Речных русалок сюда не заманишь: вода десять месяцев кряду пребывает в твёрдом виде. Прикажете вмёрзнуть на вечное хранение? И с водяными та же проблема - их вовсе нет.

Опять вы с глупостями! Змеев Горынычей не существовало! Драконы, да, имели место, однако по разным причинам околели, причём очень, очень давно, и правильно сделали.

А сравнительно недавно перемёрли последние, кто в нашу братию верил. Я, когда учился, в городе обитал - знал очень многих старушек с большим, на наш счёт, понятием. Однако, ритм нынешней жизни извёл их под корень: почили они в бозе, одна за другой. Оно и понятно: там то дают, а там - это; во все места сбегала, всё достала, домой допёрла и готово дело - инфаркт миокарда или другая хворь с летальным исходом. Мало ли что может случиться с пожилой авосечницей?

Молодое поколение на нас плевало! Ни во что не верят, а в нас и подавно! Да и выжить в бетонной коробке мало кто сможет. Я-то в городе на окраине жил, в деревянном бараке на чердаке...

Безобразная история приключилась с моим соплеменником Шуней. Внучок опекаемой им бабули, привезённый в деревню на каникулы, почти сделал Шуню инвалидом. Обстрелял из рогатки, хулиган. Принял за кошку...

А ещё... Постойте-ка... Точно! Зовут!! Я сейчас исчезну - уж вы потерпите! Скоро вер...

Загремело: миниатюрная шаровая молния сиганула в топку. В трубе лязгнуло и взвыло...

Стал слышен треск занимающихся поленьев и гул налетевшего с востока урагана - зимней особенности довольно приятной в целом страны.....

Найти Делирию Хват не смог по одной простой причине - в библиотеке все карты были двухмерные. Искать же следовало среди четырёхмерных. Индекс Д, разделы К и А, номер 579/3225.

Сержант, многократно оглянувшись, быстро придвинул табурет к печке.

ГЛАВА 15

"Если какая-нибудь неприятность

может случиться - она случится".

Законы Мэрфи

Полковник очнулся от жгучего холода, успешно атакующего второсортный ватник. Бессмысленным взором обведя окрестности, он, само собою, ничего не понял.

А вот оглядев себя, отметил пропажу обуви. Ноги мороза совершенно не чувствовали - толи отмёрзли напрочь, толи носки из шерсти ископаемого слона всё же прилично грели.

"Почему я сплю в сугробе", - спросил себя полковник, - "Босой и совершенно один?"

Дальше мысли застучали, подобно крупному граду.

"Куда пропала экспедиция, то есть Рыбкин? Почему столько снега? Где обещанная тайга? Кто спёр ботинки, то есть сапоги?"

Вокруг на многие километры, вёрсты, а чего доброго - мили, раскинулась уникально-белая равнина.

"Аляска? Сибирь? Угадал - нет? Тепло - холодно? Холодно, ох, холодно! К чёрту угадайку!"

Спасительные мысли не рождалось, лишь трепыхнулся инстинкт самосохранения, требуя волевых решений.

Полковник заорал.

Шансы в пустыне, залитой мёртвым белым светом, голой, как стол прозектора по выходным, равнялись нулю, а, вернее, даже отрицательной величине, но Разлив-Заливако занял полковничью должность почти сказочным образом и твёрдо рассчитывал на дальнейшее вмешательство высших сил. Прямо сейчас.

- Рыбкин!!! - орал он. - Рыбкин, мать твою! Р-р-р-р-ы-ы-ыбкин!!!

И вот где-то, выжившая из ума фея, взмахнула волшебной палочкой и - будьте любезны! - замогильный голос отозвался:

- Здесь.

Обладатель голоса находился рядом. Твердь под полковником заколебалась. Он оступился, с перепугу сел на задницу, стал отъезжать на ней, а внезапно появившийся под ногами волдырь, шевелясь, рос. Из снега высунулась рука, замерла в раздумье, потом смахнула верхушку сугроба, и наружу высунулась голова Рыбкина с заиндевевшими волосами и синими ушами, которые он сейчас же принялся растирать, не дожидаясь отторжения промороженных хрящей.

- Ну, - грозно спросил полковник, - что будем делать?

"Ждать указаний", - едва не ляпнул Рыбкин. Он дождался очень больших неприятностей, чего всегда и боялся, и предложение подождать чьих-то "указаний", могло только усугубить безнадёжность ситуации. Ведь когда виноваты все, находят единственного невиновного и вешают в назидание остальным.

Роль крайнего светила именно лейтенанту, но ему показалось, что ушей, отмороженных за общее дело, вполне достаточно.

Вместо глупостей он твёрдо сказал:

- Идти надо, Фёдор Эдуардович.

- Куда? - тоскливо спросил полковник, кривясь, словно от зубной боли.

- Туда! - бодро ответил Рыбкин, взмахами обеих рук отсекая огромные куски пространства по обе стороны от себя. И веско добавил: - Скоро ведь стемнеет.

Полковник с сомнением посмотрел на свои, тронутые стужей, носки. Рыбкин тоже опустил глаза: пытался вспомнить, сколько длится полярный день. Стемнеть могло через полгода. Открыл рот и... осёкся.

Полковник чихнул.

- Так! Куда, говоришь, идти-то?

Рыбкин справился с отвисшей челюстью. Далеко, на пределе видимости, появились пять чёрных точек, слишком маленьких, чтобы оказаться людьми. Несколько километров разделяло две группы. Те, вторые, не спешили; на равнине разминуться трудно.

- Вон туда пойдём! - показал лейтенант.

- Почему туда? - решил поартачиться Разлив-Заливако.

- К нам приближается волчья стая!

ГЛАВА 16

"Волки хороши в сказках".

Б. Стокер "Дракула"

"Если всё-таки стемнеет, чем это грозит?" - думал на бегу Рыбкин. В обуви он скакал шибче молодого лося, почуявшего ягель. Пригодилась разница в три размера: иначе полковник отнял бы валенки. А так, помня личные дела и прочие данные сотрудников наизусть, даже не попросил примерить - знал, что не налезут; сопя бежал рядом, изредка отхаркивался, держал хвост пистолетом.

"Пока светло погоню отлично видно - легче держать дистанцию. Ночью мы видеть ни фига не будем, а серые нас найдут запросто, что им нас рассматривать, - учуют. И вот тогда... Брр... Хорошо бы сейчас был разгар лета!"

Опережая сумерки явилась вторая интересная мысль: без компаса и карты ориентироваться невозможно. Всё-таки стемнело.

Темнота сгустилась до абсолюта, звёзды только мерещились. Зато, оглянувшись, Рыбкин увидел совершенно реальные желтые глаза, пары которых образовали малую, опасно близкую туманность.

Оба наддали, но бег по колено в снегу вымотал милиционеров; бежалось всё труднее, словно начался бесконечно долгий подъём. Дыхание перешло в хрип. Рычание, доносившееся до них всё чаще, перестало оказывать тонизирующее действие. Ноги переставлялись автоматически; завод внутренних пружин явно подходил к концу.

Разлив-Заливако еле слышно что-то просипел. Рыбкин обернулся: "Не понимаю". Полковник чугунной рукой схватил лейтенанта за негнущиеся, похожие на кристаллы кварца, волосы, повернув голову в желаемом направлении.

В стороне, по-видимому в низине, дрожал слабый огонёк.

Бесшумно появился волк. Целя в полковничью шею, прыгнул. Старшой, взвизгнув, полетел вверх тормашками. Встать даже не пытался: под ногами оказался замаскированный тонким слоем снега гладкий лёд.

Несколько волков набросились на Рыбкина. Оба покатились; барахтанье лишь убыстряло спуск в котловину. Зверьё отстало.

Загадочный путеводный знак, тлеющий уголёк надежды, разгораясь, нёсся им навстречу.

ГЛАВА 17

"Чёрных Пеликанов сбили чайки ПВО".

Д. Кенни, Г. Бэрд

"Тошнит от колец"

Вот местечко!

У кого-то художественный свист в фановой трубе, а у кого-то надрывно кашляют в дымоходе. В плите закружилось странное белое пламя. Отскочила заслонка. Задремавший Хват с перепугу упал с табуретки.

Из печки вывалился домовой: мех в сосульках, глаза еле видно. Подобрал слетевший башмак, усадил на место столбнячного сержанта и занялся отдиранием от ладони вязальной спицы, украшенной зловеще-багровым светодиодом.

Отогрев руку, он бросил загадочный предмет на полку. Потом долго, мелкими глотками, пил крутой кипяток.

Хват оправился от испуга, но продолжал изображать статую с острова Пасхи.

- Вот ведь работёнка перепала, - подал голос домовой, - Одно расстройство. Знал про ураган - нет бы загодя одеться потеплее. Вызывают же внезапно. До смешного доходит: сплю, значит, сплю, вдруг - раз! - позвали. Просыпаюсь в тучах. Вчера потерял одеяло из верблюжьей шерсти - выронил спросонья.

- Куда лётаешь-то? - разлепил губы Хват.

- Куда скажут! На посылках я, вроде курьера. По контракту.

- Если ты домовой, то и сидел бы дома. Или тоска заела?

- В доме, по хозяйству все дела переделать - часу хватает. Друзей, опять же, меньше, чем на руке пальцев...

- Конечно: глухомань... Ресторанов нет, музыки нет... Чего только нет! Летаешь-то... как дирижабль?

- Вряд ли - я тяжелее воздуха. Мне наниматели объясняли, да я плохо понял. Гравитация-левитация... Набираю высоту - хоп! - бытиё переходит в иную плоскость...

- А сознание? - поинтересовался Хват, больше допустимого предела вдохнувший библиотечной пыли.

- Сознание можно потерять, если переход к параллельщикам придётся на квадрат, в котором одновременно с вами окажется самолёт или, хуже того, летающая тарелка.

- Таре-е-елка? - протянул сержант. - Ажажи от безделья начитался? - Пренебрежение далось с трудом: всё-таки Хват был ярым, но тайным - уфология находилась под запретом - поклонником кандидата тех. наук.

Укуша поднял брови; допил горячую воду, накинул на плечи драную овчину и достал из ларя пару широких лыж-снегоступов.

- Ветер стих. Пойду антенну прилажу, - пояснил он.

- Чего ж пешком? Полетел бы...

- Одного моего хотенья мало, - Домовой улыбнулся Хватовой недогадливости. Потоптался на пороге, но всё же спросил: - Ажажа - он кто?

- Один учёный мутило. Про НЛО врёт складно.

- А-а-а. Ну, отдыхайте, набирайтесь сил, я скоро.

ГЛАВА 18

"Минимум партийного образования -

знать, что такое динамит".

Дон Аминадо

Детские воспоминания покинули полковника давно и навсегда. Да речь и не о том, как он в нежном возрасте, делал в штанишки или ковырял пальчиком в... Нас интересует детство, плавно пересекающее размытую границу отрочества, когда в ходу появляются деревянные пистолеты, рогатки и, натюрлих, велосипеды с салазками, намечая взрослую любовь к оружию и машинам. Напряги строгий полковник свою огромную - без преувеличений - память, ему вспомнилось бы, верно, слово "горка", причём не мебель, набитая богемским хрусталём, на дому у очередного советского Ротшильда, а спортивный снаряд ребятни, пулей слетающих с неё на расхлябанных санках.

А от ключевого слова было бы рукой подать до понимания эффекта ускоряющегося движения.

Рыбкин соображал быстро и всегда проявлял завидную гибкость. Он сделал кувырок через голову и поехал с некоторым даже комфортом, выставив длинные ноги.

...Путешественники с разгона пнули человеческое тело, лежащее поперёк спуска.

- Чемергес кокнете, гудки мешакные!!! * - хрипло возопил ушибленный.

Дальше поехали втроём; очень скоро случайный попутчик, толкаемый впереди вместо бульдозерного ковша, нагрёб туловищем огромную снежную кучу, смягчившую удар, когда троица врезалась в бревенчатую стену.

Хрипатый заохал:

- Закалечили, суки. В окончаловку требуху отмяли!**

- Интересное у тебя, дядя, здрасьте, - обиделся Рыбкин, ещё даже не постигнув тайного смысла дикой речи. Он напоминал кота, ходящего кругами вокруг крынки, придавленной тяжёлым камнем. Понятным оказалось одно слово - "суки".

- Нарахался я, затруха, - бубнил мужик. - Усёк? Ссыпались, козлы, на бестолковку. Ни за фуй на уши поставили.***

- Чиво-чиво? - вытаращился лейтенант, перестав отряхиваться.

- В музаке не кемлишь? Фраер дешёвый!**** - донеслось в ответ.

Последнее словосочетание придало разрозненным знаниям Рыбкина определённую стройность и он верно построил ответную фразу:

- Чую, пора тебе, хер моржовый, накласть доверху!*****

- Отвянь!****** - попятился мужик.

По раскатанному льду им под ноги вынесло клубок волчьих тел, воющих, тявкающих, занятых грызнёй. Милиционеры шарахнулись в разные стороны, а абориген, не моргнув глазом, полез в кучу.

- Ну, бля, воще! Никак сыскались, шайтаново племя! - дурашливо крикнул он.

Выдернув из кучи-малы самого крупного зверя, человек принялся валять его и дубасить кулачищем по башке, заставляя скалить ужасные желтые клыки.

- Эх, Лабзик, Лабзик, облажался ты, сучье вымя: срыл, да кукана заделал изрядного! Знаю, знаю! Бешеной собаке двадцать вёрст - не крюк! Индия, брат, по тебе плачет!******* Но я добрый седни - гости, вишь, к мине приперлись!

Волк виновато заскулил.

Хищники оказались ездовой упряжкой, удравшей от хозяина, перекусив становой ремень. Прочие постромки они грызть поленились, или им не чужд был определённый вид коллективизма, и они держались плотной пятёркой во главе со своим вожаком. Лабзик, получив воспитательную взбучку, притих, покосился на сторонних людей и улёгся рядом с хозяином.

- Холодно чертовски! - заметил Разлив-Заливако, притопывая носками, похожими на больничный гипс.

- Небось, папаша, охота муху зашибить?******** - подмигнул владелец упряжки. - Пошли на хазу, неча на гопу маячить. Дорогой в лавуху заскочим - бациллы зацепить.*********

- Разве магазины по ночам работают? - подозрительно спросил полковник, понимавший мужика много лучше чистюли-лейтенанта, учившего феню по истрёпанным словарям с грифом "ДСП".

Погонщик запнулся, но лишь на мгновенье.

- Ну! А то! - весело крикнул он и, криво ухмыляясь, добавил загадочную фразу: - Если лаве стычет.********** - И уверенно потопал в темень. - Туточки близко, - махнул он на ходу рукой.

______________________________________________________________

* - Чемергес - самогон. Гудки мешакные - оскорбительный намёк на мужскую несостоятельность. Дословно - пассивные гомики.

** - Закалечить - напасть на пьяного. Требуха - живот.

*** - Нарахался - перепугался. Затруха - болван.

**** - Музака - воровской жаргон. Кемлить - понимать.

***** - Доверху - сильно (избить).

****** - Отстань!

******* - Облажаться - допустить промах. Кукан - "крюк" (лишний путь). Индия - карцер.

******** - Зашибить муху - выпить спирта.

********* - Хаза - жильё, квартира. На гопу - в поле. Лавуха - магазин. Бациллы - продукты.

********** - Лаве стычет - избыток денег (при загуле).

ГЛАВА 19

"...хмурое грязное хайло мировой знаменитости".

А. и Б. Стругацкие

"Обитаемый остров"

Сразу за углом приземистого здания висел фонарь, работавший маяком в пустыне: проще говоря, голая лампочка, прилаженная к шесту.

Скудный свет позволял увидеть стену без окон, с добротной, обитой железом, дверью, запертой на амбарный замок. Замок, правда, свисал с одного ушка, ничего не замыкая.

- Открытка, * - картинным жестом показал абориген, а обследовав запоры промолвил:

- Серьгу сковырнули. Чужие взяли на шарап.** Обошли, значица. Ан может чего и позабыли...

Балагуря, собаковод решительно толкнул дверь и вошел внутрь.

Донёсся звук удара. Лабзик, рванувший на подмогу, кувырком вылетел обратно.

Дверь изнутри притворили, оставив узкую щель, и противным голосом пообещали перебить всех по очереди или скопом, если полезут кучей.

- Дикция, товарищ полковник, кое-кого напоминает, правда?! - прокричал Рыбкин, перекрывая лай осатаневшего пса.

- Допустим. Очень даже напоминает, - согласился Разлив-Заливако. - Но первым я не пойду!

- Понял, Фёдор Эдуардович! Разрешите мне?

- Иди, а лучше беги, а то холодно очень. И поосторожнее. Один я точно пропаду.

Распахнув дверь ударом ноги, Рыбкин галантно посторонился, пропуская вперёд грозно рычащего кобеля. За порогом выросла фигура - последовал второй, пугающей силы, удар, рассчитанный, похоже, на всю команду. Гвалт, как отрезало и, в зябкой тишине, лейтенант торопливо сказал:

- А вот меня эдак лупить не следует, - и встал под свет пятисотваттной лампы.

Виртуоз ударного жанра, вооружённый увесистым мешочком, которому при помощи верёвочной накрутки придали форму дубинки, недоверчиво вглядывался в заиндевевшего Рыбкина.

- Ты-ы! Откуда ты взялся?!

- А сам-то как сюда попал?

- Лучше не спрашивай... Кто с тобой?

- Разлив, - понизив голос, ответил лейтенант и в свою очередь поинтересовался: - Что у тебя с лицом? - Правда, ответа не дождался.

- Насколько я понимаю, переговоры прошли успешно, - заметил втихаря подошедший начальник.

- Так точно! Видите, как мы и думали, это действительно Хват.

- Да. Вижу. И его самого и тех кого он хватил. Пошли внутрь, на дворе, если вы успели заметить, не май месяц...

______________________________________________________________

* Открытка - незапертый магазин.

** Серьгу ковырять - ломать замок. На шарап - смело, с ходу.

ГЛАВА 2О

"Разумеется, обезьяна единственное

мыслящее существо, наделённое душой".

П. Буль

"Планета обезьян"

Динозавр ровно, как бревно на пилораме, шёл вперёд, лишь изредка отвлекаясь на поедание клубков перекати-поля или колючек, глотаемых на ходу. Сожрав очередной корявый куст, Кузя икнул, а потом, изогнув лебединую шею, посмотрел прямо в глаза майору.

- Ну, чего уставился? - поинтересовался тот. - Сколопендру проглотил?

Разумеется, узко запрограммированный кузевидный дипло-удав смолчал, поддерживать беседу его, в целях экономии, не обучали. Говорить учили Жука и он (замаскированный под бородавку после памятной вспышки гнева, знакомой любому контактёру с отсталыми цивилизациями) деликатно порекомендовал Пронину обратить внимание на "любопытное атмосферное явление", видимое на севере.

"Мох на ёлках растёт с северной стороны", - вспомнил кстати майор. - "Север? Север... показал бы пальцем. А, вижу..."

Горячий воздух, похожий на сахарный сироп, плыл к небу плотной массой, отгородив словно ширмой, часть панорамы. Определить на глаз размеры пустынного дива не получилось. Вязкое колыханье могло оказаться на пути приблизительно через час, если здешние миражи любят дожидаться путников безотлучно стоя на месте.

"Интересно", - кольнуло беспокойство, - "На что нарвусь?"

"Ничего интересного", - без обычного фиглярства ответило Чувство. - "Закрой глаза, убедись!"

Михаил Сергеевич опасливо зажмурился - внезапная доброта нахлебника настораживала.

Забегали колонки цифр и строчки символов, но вместо унылых графиков сложилась из шестигранных сегментов яркая картинка с видом на бесконечные пески, снятая, по всей видимости, со спутника. Или, скорее, с птичьего полёта. Непривычный ракурс объёмного изображения ошеломлял; майор почувствовал лёгкую тошноту, сообразив, что видит во всех направлениях одновременно.

Парило над железнодорожной колеёй. Рельсы, идеально чёрные, без намёка на блеск, впитали, видимо, слишком много тепла. На юге сиял округлой крышей большой павильон: станция, или депо, или оазис. Ещё майор увидел себя - бравого космического кавалериста - верхом на диплодоке, бредущем мимо постройки.

"Эй, Чу, мы же промажем", - встревожился майор.

"Пара пустяков!" - утешило Чувство. - "Сделаем поворот! Траекторию прикинем и..."

"А откуда ты смотришь?"

"Жук смотрит", - созналось Чувство. - "Мы втихаря к чужому зрению присосались".

"Мы?! Или, всё-таки, ты?!" - разозлился майор. - "Тебе бы только в посторонней башке пошарить! Своей ведь нет".

"Полегче", - осадило Чувство. - "Где тебе понять! У насекомого "друга", между нами говоря, с серым веществом что-то неладно... Или обделили при рождении или, что намного хуже, сознание заблокировано не известным мне способом. Очень плохо...

Чувство доходчиво выразило огорчение на странном наречии, переполненном гласными.

Изображение слегка размазалось. Яйцевидных обводов Кузина спина, с букашкой-майором на загривке, приблизилась.

"Ага, снижается! Обнуляем входы! Успеть бы развернуться!"

"Куда успеть?"

"Куда надо! Стреляй!"

"Кого?"

"Зачем так сразу! Скотине своей пальни под ноги! Смотри, ранишь - пойдёшь пешком! Быстрее! Пли!!!"

Хлопнуло и сразу загудело.

Свет потёк в обратном направлении, картина пустыни развалилась, косяком умчались сумасшедшие цифры. Майор открыл глаза: черные сгустки неслись в голову, как в центр вселенной. Эфирные потоки пронизывали тело. Холод космоса лез в штаны. Фрагментами проступило негативное, а следом - позитивное изображение, набрало нужную яркость и цветность.

"Эдак и глаз можно лишиться!" - с запозданием понял Пронин.

"Пришлось рискнуть. Зато повернули".

Майор оглянулся: следы рептилии выкладывались в ровную дугу, загнутую в сторону станции.

- Получилось... - согласился Пронин, пряча кольт.

- Феноменально!!! Примите поздравления!! - кричал еще издали Жук. - Вы научились управлять чуждой особью, к тому же искусственного происхождения! Я уверен - Миссия выполнима! Гениально просто: один выстрел! Бах! И готово! - От волнения Жук описывал широкие круги, создавая приятный сквознячок.

- Трудностей, конечно, много, - сообщил майор, - но постепенно все преодолеем.

"Что я несу? Вроде, на партсобрании..."

"Неси чё хошь", - ободрило Чувство, - "Всё будет к месту. Жучило на Миссии подвинутый, как парторг Караулов на взносах".

"Парторга, оккупант хренов, оставь в покое!"

"Оставил, успокойся! Нужен он мне!"

- Вы идёте верной дорогой! А ведь шансов было один на десять миллиардов! Я подсчитал.

От похвал бестолкового Жука Михаил Сергеевич опечалился, почувствовав себя полным идиотом, пешкой в игре гигантов, обманутым всеми одиноким стариком и самым примитивным человеком во вселенной.

Почему Чувство скрывает своё присутствие? Чему удивляется железный Жук? Отчего после вмешательства во внешнюю жизнь, Чувство словно бы уходит на время? Восстанавливает силы? Следит за реакцией? Отсиживается, боясь попасться с поличным?

Где заветный ключик от дверки, за которой можно оставить с носом наглого вторженца?

Последнюю мысль следовало припрятать поглубже, на самое дно, что бы Семнадцатое, включившись, не наткнулось на неё ненароком.

"Ума-то у нас полно, а вот защитить духовные ценности нечем".

ГЛАВА 21

"Мы проделали путь от лампочки Ильича,

до лампочки Ильича".

А. Кнышев

Полковник и Рыбкин, перешагнув порог, увязли в тряпье, раскиданном по полу.

- Темно! - подосадовал полковник. - В дверях будем стоять? Занесите-ка сюда светильник, шнура хватит.

- Слушаюсь! - гаркнул сержант, стремительно выскакивая на улицу. Хват попытался вмешаться, но опоздал, и лишь молча пожал плечами.

Рыбкин, довольный, вернулся и почти сразу лампа взорвалась, осыпав всех мелкими, горячими осколками. Сержант хранил молчание, пока восстанавливался слух. Потом пояснил:

- Работают исключительно на морозе. В помещениях сразу лопаются, надо думать, от перегрева. Спички у кого-нибудь найдутся?

- У меня - точно нет, - мрачно сказал Рыбкин, - Следствие борьбы с перекурами.

- Есть возражения? Или пожелания? - прищурился полковник.

- Избави Бог! Ни возражений, ни пожеланий, ни спичек.

- И меня - октябрёнком - за спички ох, как гоняли, - словно бы про себя, но достаточно громко, припомнил Хват.

Разлив-Заливако сделал бесшумный шажок к насмешнику, легко, по рысьи переступил, идя на голос, но запнулся о Козоева, придавленного меньшим братом; Лабзик слабо поскуливал, шевеля лапами, - явно собирался очнуться.

- Лейтенант! Унеси-ка собачку на холодок, освежиться. А собачника, пожалуй, следует оставить...

- Отличная мысль! - одобрил беспардонный сержант. - У него наверняка самогонка с собой. Пошмонать надо.

- Знакомый? - с нажимом спросил полковник.

- В любой канаве такие знакомые! - зло рявкнул Хват.

Отделавшись от лайки, Рыбкин захлопнул дверь и застыл, чувствуя себя, как хомяк в посылочном ящике. Полковник исследовал свои карманы, а Хват обшаривал мужика, весьма тщательно припрятавшего заветную баклажку. Поиски на ощупь затянулись, наконец Разлив-Заливако без энтузиазма потряс коробком с последней спичкой.

- Только не говорите, что сегодня худший день в вашей жизни! Дождитесь завтрашнего! - утешил Хват, чем-то гремя на полу. - Я здесь консерву надыбал. Открываю. Посветите... ладно, потом.

Слова сопровождались подозрительным чмоканьем и чавканьем.

- Товарищ полковник, зажгите! - взмолился Рыбкин, уставший стоять пнём, в то время, как по избе пошла волна возбуждающего запаха водорослей и машинного масла из открытой банки. - Это дальневосточная сайра!!!

Он угадал, но хилое пламя осветило вопиюще пустую жестянку, да щелястый пол, на котором она стояла: содержимое перекочевало в утробу наглого сержантика. Сбивая со следа Хват хотел задуть огонь, однако смог лишь оглушительно рыгнуть, а спичка догорела и погасла сама.

- Та-а-а-ак!!! - сказал полковник.

- Говнюк! - сказал Рыбкин.

- От такого же слышу, - донеслось откуда-то издалека. - С твоей фамилией можно питаться мотылём!

- А с моей? - полюбопытствовал, с пугающей вежливостью, полковник.

Послышалось приглушенное бульканье.

- Знаете, сивухи-то буквально пятьдесят капель. Честное пионерское! По глотку каждому. Ловите!

Фляга угодила Рыбкину в лоб; он сказал "ой". От массы доставшихся ему неприятностей из глаз брызнули слёзы.

Все трое хорошо понимали - искать в кромешной темноте бесполезно, проклятого хапугу удастся изловить только утром.

- Да, кстати! - подал голос неугомонный Хват. - Данилу-собачника советую связать. Коли удерёт - плутать нам придётся до морковкина заговенья.

- Нам?! - выдавил лиловый (жаль, темно - не видно) от бешенства полковник.

- Завтра обещает быть интересным! - развязно произнёс Хват. - Зачем же кричать на младших по званию? Они тоже люди. Вот Михаил Сергеевич никогда не повышал на меня голос.

Действительно, ограниченное число свидетелей могло припомнить историю, когда Пронин собственноручно отдубасил прыткого сержанта. Загнал наглеца в угол, спросил: "Слова не доходят? Объясняю жестами", - и навешал по полной программе. Бил майор молча, и говорил совсем тихо, словом, любой бы подтвердил - голоса он не повысил.

ГЛАВА 22

"Бедняге повезло

один-единственный раз -

когда он утонул."

Дж. Аббот

"Во влип: раздолбай динозавр пошёл на таран! А ведь ворот - какое ворот! - даже паршивенькой калитки нет и в помине. Щелей и то не видно! Ангар похож на заливное, если его вывалить из формочки прямо на стол. Ну и ну! Купол поставлен аккурат на рельсы. Где же вход?!"

Гладкая нейтрально-серая поверхность отлично отражала предметы. Диплозмеезавр завидев брата-близнеца реагировал на его появление, как молодой муж на внезапный приезд тёщи: издав звук, соединивший в одно целое кваканье допотопных жаб, скрип сотен несмазанных дверей и треск рвущейся от десятибалльного шторма парусины, зверь молниеносно атаковал противника.

"Всё кончено!" - решил майор. - "Сейчас это болотное чмо саданётся об стену и меня задавит склизкой тушей. Ужасная смерть, хуже чем отравиться в заводской столовке".

Но удивительное дело: голова ископаемого с пастью нараспашку беззвучно вошла в монолит, за ней провалилась шея, а следом спина. Динозавр, майор и Жук оказались внутри. "И никаких дверей. Хоп - и готово!"

Кузя, потеряв врага, слегка растерялся; протрусил к ярко-красному кубическому устройству, напоминавшему бензиновую помпу на АЗС, откуда не долго думая выдернул порядочной длины ребристый шланг, вцепившись в блестящий наконечник. Пока Кузя мотал глупой башкой, пытаясь оторвать кишку, из механизма донеслось нежное посвистывание и верхняя крышка налилась анилиновой голубизной. Чем заправляла колонка - значения не имело, но первый же глоток обездвижил хулигана навечно, а чуть позже динозавр окаменел от дёсен до кончика хвоста.

Майор, отерев влажный лоб, спустился на пол. К другим устройствам разных форм, цветов и размеров он решил не приближаться: их функциональное сходство бросалось в глаза.

Зато в соседнем ряду, за топливозаправщиками, прятался трамвай. Почти трамвай. Экипаж, ловко прикинувшийся трамваем. Словом, очередная имитация. С обратной, как водится, связью.

За рельсами плотной шеренгой, выстроились разнокалиберные, полые конструкции, чьё назначение могло бы остаться загадкой, если бы среди откровенной экзотики не стояла скромной сестрой телефонная будка. Она, правда, имела треугольное сечение и дырочки на диске соответствовали большому пальцу ноги сорок восьмого размера, а так будка, как будка. Кроме диска имелись две дюжины кнопок.

Пронин с понятным волнением шагнул вперёд.

- Желаете протелефонировать? - осведомилось насекомое, увлечённо полировавшее шершавым брюшком звёздочки на майорских суперпогонах.

- Если дозвонюсь, - сдавленным голосом ответил Михаил Сергеевич.

- Обязательно дозвонитесь. С кем вам угодно связаться?

"Действительно, с кем? Звякнуть на фатеру, спросить у гориллы, дома ли удав? М-да-а... На работу? Нарвусь на расспросы, если полковник сам возьмёт трубку. Попытаться голос изменить? Авось получится... Поговорить бы с поганцем Хватом: безоткатный вариант. Но он, кажется, собирался брать за свой счёт... Попробуем всё-таки. Решено!"

- Итак, - спросил Жук, - Кому?

- Коллеге Хвату, на Родину, на Землю, - сформулировал майор.

- Мы, собственно, на Земле, - сказал Жук, удивлённый даже больше иностранца, впервые посетившего столичный общественный сортир.

- Ничего похожего! - отрубил Пронин, заподозрив насекомое во лжи.

- Похожего, согласен, мало, - промямлил Жук, - Но мы абсолютно точно на Земле. Поменялись не планеты, а миры - место одного занял другой, параллельный.

- Намекаешь на миры капитализма и социализма? - Майор покосился на плечо.

- По-моему, в вашем языке чаще употребляют слово "лагерь"? - возразил дотошный Жук. - Я говорю о координатных параллелях. По осям пространства-времени.

- По каким?.. По каким осям? - всполошился Пронин.

Изложение общих сведений о многовариантной вселенной заняло при жучиной обстоятельности добрых полчаса. Михаил Сергеевич повторно взмок. Попытки определить исходный уровень окончились провалом. Майору, стремившемуся излагать мысли кратко, в идеале - одним жестом, оказалось не по силам описать своё местожительство, страну, эпоху. Любая деталь представлялась столь обыденной, что весь рассказ свёлся к нескольким междометиям, уклончивому мычанию и долгому "э-э-э".

К счастью Жука распирало от дельных предложений: он уговорил воспользоваться гипносправкой.

Из стенной панели выскочило телескопическое щупальце, нежно коснувшееся пронинского лба. Дорогого стоило постоять смирно, хотя трусливые мыслишки насчёт электрических разрядов, плазменных ударов, смертоносных излучений, губительных инъекций и иных фантастических пакостей довели до дрожи в коленях. Пришлось для успокоения нервов повернуться спиной к печальному памятнику дипломорфоиду, маячившему поблизости.

Тем временем трубка призывно пискнула. Бесполый синтезированный голос сообщил: "Прямое соединение невозможно. Связь с данным сектором осуществляется через курьера".

- Ну вот! - вздохнул Михаил Сергеевич. - Телеграмму, что ли, отбивать надо?

- Телегррр... - запнулся Жук, исполняя сложный танец усиками. - Ах да! То есть, ох, нет! Никаких депеш по проводам! Постоянная связь отсутствует? Соболезную. Придётся забросить через Барьер передатчик, а потом забрать устройство обратно.

- Вот канитель...

- К сожалению целых пятнадцать, а то и семнадцать минут вашего времени. Но кандидат на роль курьера, я слышу, уже найден.

- Уже? Во дают! А почему, собственно одни имеют прямую связь, а другие - нет? Сколько их вообще-то, перпендикулярных миров?

- Параллельных, - поправил Жук, опустив первую часть вопроса и сознался: - Точной цифры назвать не могу.

- Данные засекречены? - спросил Пронин.

- От кого? Подсчет потребует колоссальных затрат времени. Приблизительное количество - десять в пятнадцатой степени.

- Надо будет при случае на бумажке посчитать... С этими, значит, можно поговорить?

- Да.

- А которые с курьером - тех сколько?

- Десять, нет, простите, одиннадцать.

- В какой степени?

- Без степени, просто одиннадцать.

- Всего-то? Странно. На пустяк мощностей не хватило?

Жук довольно долго молчал. Майор демонстративно покашлял в кулак.

- Параллельный туризм отлично развит. Связь континуумов налажена великолепно, перенос массы изобретён больше двухсот лет назад. Техника давно отлажена. Но имеются области или целые сектора, где рекомендовано кратковременное пребывание или разрешен только бесконтактный вариант: наблюдение без вмешательства.

- Настолько велика опасность?

- Да. И есть особый случай...

- Какой?

- Мир, где смертельную опасность представляет даже наблюдение. Для непосредственного наблюдателя, например. А если тот поделится увиденным с другими лицами, то по цепочке далее.

- Вот ужас! Где же?

- У вас, майор. Речь идёт о вашем континууме.

- С какой стати?! - возмутился Пронин, брызнув слюной от обиды.

Молчание опять затянулось.

- Почему!!!?

Жук переполз на самый верх будки и оттуда растолковал:

- Ваша цивилизация суицидальна по своей сути.

- Ой!

- Однако сведения, которые я вам сообщил, никак не изменят вашу индивидуальную судьбу, поскольку она определяется судьбой всего вашего общества, вплетена в него, если угодно... - Жук тянул паузу, явно чего-то дожидаясь. - Вы молчите? Странно... Ваше мужество достойно уважения! Так я вызываю курьера или..?

ГЛАВА 23

"Случайность - логика Фортуны".

В. Набоков

- Курьера? Само собой, зови! Не теряй времени!

Жук, поглядывая на майора с затаённым восторгом, колдовал над приборной декой аппарата: спокойствие данного, отдельно взятого, индивидуума превышало отпущенное всему виду homo. Насекомое пользовалось слишком хорошим словарём, поэтому не поняло одного: конкретный sapiens впервые услышал термин, рисующий скверные перспективы родной цивилизации. Впрочем, профессиональная интуиция помогла-таки майору уловить запах покойницкой, испускаемый загадочным словом. Видимо, когда-то давно, что-то попадалось в прессе, книгах или конспектах.

Вообще особенности воспитания, обучения и существования заставляли Михаила Сергеевича смотреть на жизнь, как на торную дорогу от роддома до кладбища. Или, если угодно, как на массовый спринтерский забег, с дистанции которого различные психически неуравновешенные, малосознательные особи норовят сойти до срока. Опыты жалких одиночек не затрагивали устои общества (отчасти стараниями самих же экспериментаторов) поэтому майор мало интересовался проблемами суицида. По большому же счёту, попытки слинять до финального свистка Главного Судьи, расценивались им, как тунеядство или мелкое вредительство, а эти статьи рассматривало другое ведомство.

Дискуссию, правда, пришлось отложить, вся аргументация осталась, вроде фиги в кармане или пятого туза в рукаве.

Явился курьер.

- Ошибочка вышла, - заявил Пронин, внимательно оглядев лохматое, приблизительно двух локтей росту, существо в ботинках без задников. - Других широт житель.

- Всё в порядке - я свой, - успокоило волосатое недоразумение.

- Из пограничного района, - подтвердил Жук. - Ошибки исключены. Информацией заведует Гипермозг.

Странную картину перехватил нейросканер Жука: майор, пренебрегая грандиозностью объёма и нисколько не стесняясь, делал прямо на искусственный мозг, и напряжённо думал: всё ли, что не делается - не делается к лучшему.

(Послышался подавленный смешок: Великое Чу устало сдерживаться. Аппаратура Жука зафиксировала миллисекундный выброс агрессивных частиц. Автоматически включился дополнительный зеро-генератор, сделав полностью невидимой всю его электронную начинку.)

Насекомое, очевидно, врало на пару с лохматым. Пронин мог бы закричать: "Прибью брехуна!", или мог когтить гниду-энциклопедиста до полного искоренения, или мог прогнать коротышку пинками... Но сдержался и нейтральным тоном задал проверочный вопрос.

- А почём в пограничных районах “белая” в магазинах?

- Даже дети знают: три шестьдесят две, - сквозь смех прохрюкал курьер.

- Нестандартный штрих-код! - "угадал" Жук.

- А винцо?

- Смотря какое. Сухарь "Прибрежное" - два двадцать.

- А почему оно "Прибрежное"?

- Скорее всего потому, что при Брежневе делать начали, - заржал, скаля четыре ряда зубов, смешливый Укуша.

На душе полегчало. "Вид, конечно, у гражданина странноватый, но он безусловно наш... вот только слово “человек” опустим".

Инструктаж занял минимум времени. Донёсся обрывок фразы: "Воткнуть в коммуникационный кабель... Антенна радиотелефона...".

Жук вручил домовому булавку с рубиновой, слабо светящейся головкой. Укуша помахал майору рукой.

- Всего... - пожелал он, растворяясь в холодном белом огне.

В аппарате началось ритмичное позвякивание; Пронин вопросительно поднял брови.

Раздался гудок свободной линии, ровный голос речевого синтезатора оповестил:

- Временный канал открыт. Продолжительность работы - 5 минут после включения. Внимание! Соединяю!

- Слушаю вас! - гаркнул из мембраны искомый сержант.

- Кабинет Разлив-Заливако? - для верности переспросил майор изменённым голосом.

В ответ шутник Хват соврал в артиллерийском стиле про километровую ошибку. Майор с удовольствием ответно пошутил (а заодно и посмеялся). Слышимость имела изъяны и дефекты. По интонациям Пронин решил, что собеседник изрядно навеселе, а Хват просто одурел от возможности принять входящий звонок в уличном таксофоне, без предварительных хлопот о визе и загранпаспорте, поскольку за кордоном, по слухам, такая услуга в порядке вещей. И вообще он был не пьян, если помните, а с похмелья.

Качество связи оставляем на совести посредника. Домовые в технике разбираются слабовато: Укуша, например, перепутал силовой кабель с телефонным.

"Извините великодушно, айм сорюшки! Провод-то от трубы всё же отличил!" А иначе система поиска, угробив впустую гигаватты мощности, связала бы Михаила Сергеевича со всеми хватами Москвы и Московской области.

Попутно замечу: промашка, допущенная Укушей, указывает на истоки жестокой фобии, мучающей жителей мультиконтинуумного мира при случайном взгляде на туземцев одиннадцати миров-задворков.

Короче говоря: отпущенная энергия рассосалась, разговор вышел бестолковый. Попытка майора указать своё местонахождение, закончилась нервическим подёргиванием левого века; взгляд, случайно брошенный на каменного Кузю, спровоцировал выкрик: "Уберите чёртов жупел!", укравший ещё несколько драгоценных секунд, уворованных перед тем цветочниками и плохо понятый сержантом.

Мельница, впрочем, завертелась и смолола и Хвата, и всех прочих, "имевших касательство до этого дела". В светлом будущем скажут: "Процесс пошёл!"

ГЛАВА 24

"Добродетель вознаграждается, а порок

приятен сам по себе".

Е. Парнов

"Проснись в Фамагусте"

Нам следует приглядеться к Жуку. Точнее, к его действиям.

Подключив майора к телепатической справочной, умевшей рыться в памяти клиентов, - с их, разумеется, согласия, - выискивая факты, понятия, зрительные образы и прочие характеристики среды обитания, Жук помог себе больше, чем майору: всю добытую Гипермозгом информацию, в систематизированном и сопоставленным с четырёхмерным атласом виде, он скопировал, а полученные файлы до поры схоронил в своих запоминающих кристаллах.

Даже в эпоху всеобъемлющего гуманизма подобные действия наказывались, а разная хитрая механика на корню пресекала попытки поживиться частной информацией.

Обойдя технические и этические преграды, Жук торопливо сбросил слоёную защиту, использование которой законопослушные граждане вселенной всегда осуждали (что прятать честному обывателю?). Способ, а особенно скорость хищения исключали мысль, что экранировался он от стоящего рядом майора, однако и от него таинственное насекомое кое-что скрыло.

Дождавшись отбытия Михаила Сергеевича в хронокрафте, слегка похожем на трамвай, Жук влетел обратно в будку и сомкнул пространства, послав вызов Укуше. Пока домовой, выдернутый из своей реальности, входил в соседнюю, шестиногий интриган успел нажужжать новый текст в синюю бусину игольчатого передатчика.

Он очень торопился, но увидев Укушу с кружкой и чайником в руках, строго выговорил ему за халатное отношение к первому передающему устройству - помимо упомянутых выше ошибок, им размешивали сахар и заварку - и посоветовал аккуратнее выполнять задания. А самое главное, сказал он, через 8 часов отойдите от второго аппарата подальше. Данная модель одноразовая, с самоликвидатором, следовательно, возвращать её не придётся.

Жук страдал: всю работу он сделал бы лучше и быстрее, но имея резоны держаться вдали от Барьера, доверил часть сложного дела лохматому недотёпе...

...который в панике улетел, ожидая взрыва прямо в кармане.

Игла с синим светлячком торчала в телеграфном проводе, а под кустом, поодаль, распластался домовой, впопыхах не сообразивший, каких размеров область оставит без связи после уничтожения передатчика.

В положенное время вниз упали точки бенгальских искр и донеслось тихое, нежное "пуш-ш-ш-ш".

Ай, да Жук! Ай, да жучий сын! Укуша звонко рассмеялся.

Рыбкину, получившему телефонограмму в три часа по полуночи, хотелось спать, а не смеяться...

Разлив-Заливако по утру вообще взбесился: ему, полковнику, предписывалось лично возглавить поиски Михаила Пронина. Всего-навсего майоришки. К тому же вечного соперника.

Бедный, бедный полковник!

ГЛАВА 25

"Битиё определяет сознание!"

Народная мудрость

- Что сделать-то с тобой, сержант?! Вижу один глаз тебе люди добрые подправили. Может надо и второй? Для симметрии. Или лучше всю твою гнидскую харю разукрасить?!!!

- Не-е, Фёдор Эдуардович, зачем?! Во-первых, я знаю, как нам выбраться, а во-вторых, о своём поведении очень сожалею! Всю ночь убивался! Честное беспартийное слово! Клянусь здоровьем!

- Здоровьем? Здоровье мы тоже можем подправить, - сахарным голосом сказал карамельный полковник.

Помедлил и ласково спросил:

- А кто единственную порцию хавки умял? - И заорал, вызвав во всех углах звон, дребезжанье и скрип: - Кто?!!! Я тебя спрашиваю, кто?!!!!!

- Не единственная она! - завизжал Хват отступая. - В темноте одна попалась, а когда светло их... одна за одной!

Рыбкин и Разлив-Заливако блокировали коллегу в тупике между ящиками.

- Не испытывай наше терпение, - посоветовал полковник, глядя зверем.

- Да, не надо, - согласился подпевала-сержант, замахиваясь непонятной длинной хреновиной.

Хват вспрыгнул на поставленный торчком кофр, с него перескочил на штабель фанерных ящиков. Заскрежетали задвижки, петли, посыпалась пыль, откинулась ставня на крошечном оконце под последним венцом - и стал свет.

Дом напоминал большой аварийный паёк, упакованный в пятистенок. Этакая отечественная разновидность заграничного супермаркета, за вычетом излишеств в ассортименте, удачно скрытых отсутствием торговых площадей. Во всяком случае, наличествовало всё, в чём нуждалась сейчас экспедиция, организованная столь бездарно, что момент заброски так называемых спасателей, едва не стал их последним часом.

Вдоль одной стены кучковались коробки с консервами: судя по маркировке - классический северный рацион: тушёнка, сгущёнка, галеты, кофе, сахар, мука, концентраты, фруктовые компоты.

Хват торжественно обвёл рукой похожее на сон великолепие. Следуя за указательным перстом, полковник и лейтенант увидели у другой стены карабины Ремингтона и Винчестера, патронные ящики, охотничьи ножи, капканы, сети, манки, ракетницы, сигнальную пиротехнику, котлы, топоры, пилы, ледорубы, айсбали, титановые "ирбисы" и т.п.

Далее теснились спальные мешки на собачьем меху, из оленя, на вате, огромные чёрные комбинезоны, с надписью "Полюс" на спине, балахоны из броневидного брезента, народная одежда - телогрейки и начальничьи куртки набитые гагачьим пухом...

Под прилавком рядом с дверью горой лежали овчинные тулупы. Из крайнего торчали ноги в валенках с одной галошей и бесшумно сучили по полу, толкая тулуп к двери.

- Стой! Куда?! - рявкнул Хват, коршуном налетев на Данилу, частично развязавшегося за ночь и опоздавшего убраться восвояси.

- Я тебе, шакал, велел лежать смирно! Простудишся на морозе, сучий командир! - злобился сержант, отвешивая пинки и оплеухи, оплетая сабаковода альпинистской верёвкой-десяткой. Козоев, признавая своё пораженье, мычал под овчиной. Хват закончил упаковку, проверил узлы и застыл что-то обдумывая. Полковник, искоса посматривая на него, заряжал Ремингтон.

- Вы с какой стороны в деревню вошли?

- Там льда много... - начал Рыбкин.

- Я имею в виду, с какого конца.

- Точно по середине, - ответил полковник.

- Значит, где горка, но никто не катается.

- Нам, вообще-то, удалось.

- Да? Везёт же некоторым! А собачника где повстречали?

- Там льда мно... - опять завёл своё Рыбкин.

- Приблизительно там же, - перебил полковник.

- Тогда подождите меня, я мигом!

- Вернуться не забудь! - напомнил Разлив-Заливако, как бы рассеянно вертя в руках американскую как бы игрушку.

- Ну что вы! Само собой! Вы ж без меня здесь пропадёте на фиг! - бодро отвечал наглый Хват, проделывая вот что: топориком надрубил до половины две банки "яловичины" и одну выкинул на улицу. Лабзик, видно, ждал рядом, во всяком случае, почти сразу пёс подал голос и взялся трепать жесть, добывая ценный продукт.

Выждав с минуту Хват с оставшейся банкой выскочил на улицу. Лабзик фактически продал хозяина за жратву, припомнив тому частое рукоприкладство и многое другое.

Сержант, облаянный, но целый и невредимый вскоре вернулся, неся плоскую флягу объёмом около литра, точную копию изъятой вчера.

- Хмырь трепанул сдуру, что по две их носит, а я вчера шмонал-шмонал - одна единственная. Значит, думаю, выронил или нарочно в снег бросил, от чужих укрыл, - объяснил свою прозорливость Хват и погрозил Даниле кулаком: - У-у, холера косая!

Начисто ограбленный мужик завыл, и получил от Рыбкина, стоявшего ближе всех, половником, предназначавшимся первоначально для битья сержанта. А Хват без принуждения передал сосуд старшому и взялся кухарить - загремел мисками, кружками, банками, зашелестел пергаментом и фольгой.

Лёгкий завтрак из тушёнки, консервированной ветчины, тресковой печени, крабов, клубничного джема, маринованного перца, сухого печенья, шоколада и могучего самогона устранил перекос во взаимоотношениях сослуживцев.

- Жаль горячего нет, - вздохнул Рыбкин.

Хват глотнул из кружки и бросил отрывисто:

- Плита рядом. Через пять домов. Только я к ней не ходок. И вам не советую. Лучше взять припасов, да и убраться восвояси.

Говоря, он машинально потёр здоровенный синячище под глазом, происхождение которого отказался объяснять наотрез.

ГЛАВА 26

"Преступник не профессия,

но состояние души".

Эд. Лимонов

"Убийство Часового"

Хват умел говорить; повествуя о своих подвигах был напорист и неудержим. Иногда врал ради самого процесса. Попадая впросак немел. На том и стоял.

Сейчас молчал, как рыба об лёд. Пусть молчит! Певцов вокруг много - напоют про любого...

Дверь пнули. Ввалился закутанный мужик. Увидел Хвата, замер. Лиловая морда с отмороженной щекой, укороченная "тулка" под мышкой. Взгляд злой.

- Дела-а... Кот из дома - мыши в пляс, - проскрипел вошедший, - С каких будем?

- Не здешние мы, - сообщил Хват, умевший подать банальность, как откровение, - Пришлые, одним словом.

- Сам вижу, чиги пока не протаранили.* Промышляем чем?

- Разным, - доверительно сказал Хват, сохранив расслабленность позы в сочетании с почти голливудской - минус два передних зуба - улыбкой.

- Мил человек назовись, ксивой утереться можешь, а где чесной дом, и где дрянная яма** сам должен отличать. Кличут тебя как?

- Допустим, Иван.***

- Юзишь?**** Сходство слабое. Может, Семён?***** Верные слова говори!

- Слова - вода, - объяснил сержант.

- С иной воды и хвостом можно шаркнуть! - проскрежетал с раздражением укутанный.

- Кому хвостами шаркать, а кому хвостами бить - паханы решат******, - брезгливо оттопырил губу Хват.

Мужчина сплюнул под стол.

- Уел! Тягло умотало! Лучше газанём, а?*******

- Всегда пожалуйста, - согласился Хват.

Мужик опустился на лавку, брякнув рядом обрез. Пошуровав за пазухой, достал флягу из нержавейки и верхнюю корку от черняшки, с влипшим в неё лепестком свиного сала.

Выпили.

"Пойло жуткое!" - констатировал сержант, - "Глотка нужна драконья: ливер прожгло, аж до самой сиделки! Даже слезу вышибло! Ну, а хмырь, чую я, размечтался: сейчас у меня язык развяжется. Жди, жди..."

Ожидаешь одно, получаешь другое - почва для конфликта готова. Найдется доброхот - метнёт в ту почву семена. Стихия напоит. Полезли ростки. Долго ли? Бесконфликтны лишь примитивные амёбы. Делиться - не делиться? Какие проблемы, братан?! Делимся!!!

О чём бишь я? Ах да, о мужике - мелкого развеса бутлегере, накачивающим Хвата самогоном своей выделки.

Щеголял этот персонаж в тулупе, снятом с богатого покойника, эксплуатировал выигранную в очко упряжку, а деньги вымогал, угрожая ружьём, взятым для ремонта у дальнего родственника - кладбищенского сторожа Крупороева, по кличке Старик Хотябыч. Ремонт заключался в обратной установке украденной накануне пружины, спиливании стволов грубым напильником и вытравливании кислотой заводского номера.

Короче говоря, делиться он не умел с детства и выкладывая копейку, норовил урвать взамен рубликов этак двадцать пять, а лучше поболе, да в придачу отвертеть угол******** - на долгую память.

Время шло. Тулупчик по своему почину свалился на пол и бандит заметно помельчал: оказался длинноруким, тонкошеим человечишкой вне возраста, одетым по моде степных моряков, более известных, как гренландские крокодилы.

Сержант позавидовал: легкость собственного гардероба позволяла ему путешествовать только вокруг буржуйки.

- Бушлат у тебя знатный, - похвалил он, занюхивая дозу горлодёра малоаппетитным бутербродом.

- Свежего забоя*********, - кивнул собеседник.

Сержант, не вникая, продолжал:

- Телашка********** на мой рост не завалялась ли где?

- Завалялась навряд ли, а сыскать можно. Обносился, что ли?

- Самую малость.

- Кажись, осталась малость, а сносилось - всё, - оскалился спиртонос, - Шубейку-то моль*********** почикала?

- Шуб сроду не нашивал************, - обиделся сержант. - Чего бутылёк трясёшь? Горючка кончилась?

На страхолюдной роже отчётливо проступило сожаление, пожевав губами, мужик подмигнул, и полез в безразмерный тулуп.

- Тварей - и тех по паре, - сообщил он, доставая родную сестру опорожнённой фляги. - А со жрачкой нынче худо! Благодетель наш, товарищ Миттельшницель, продавца в город повёз - нары тому светят за растрату, а заместо никого не поставил...

- Миттеля вашего, может, Зенон Маркелычем кличут?

- Он самый. Слыхал об ём?

- Ну! И, выходит, он в торговлю подался?

- Над магазинами правого берега - главный начальник. А в Чухрымске и Подрайске евойные склады.

- Подрайск... назвали же! Почище Вазии.

- За Вазию не знаю, а с Подрайском всё просто. Рай где? На небе. А небо в аккурат над городом... Хе! А то ещё заливают наши, деревенские, будто ихние собаки городских когда-то давно сильно подрали... Хе! Брешут, поди, почище собак!

- Каких собак?

- Ездовых! Других нету... акромя разных сук! - слишком громко закончил мужик свою байку, с пьяной бесцеремонностью разглядывая Хвата в упор, чего тот терпеть не мог.

- Сук повсюду хватает, - согласился сержант, отвечая столь же магнетическим взглядом. Конфликт назрел и лопнул.

Бандит вскочил, опрокинув лавку, но опоздал: записной драчун Хват первым сцапал оружие. "Стреляю по ногам!!!", предупредил он, целясь, однако, в живот или, в лучшем случае, в гениталии. (Патроны, кстати говоря, набили на две трети дробью, перемешанной с одной третью рубленых гвоздей. Дыра бы получилась с форточку.)

Отчётливо рыча, зек рванул на груди ветхую ковбойку и надетую под неё шерстяную тельняшку. Тельняшка оказалась прочнее, чем хотелось, и ханыга озверел окончательно. Он выкрикивал жуткие угрозы, поминал неведомых авторитетов и сыпал оскорблениями, смысл которых ускользал от сержанта.

Ниагара слов иссякла внезапно: схватив занюханный бутерброд, обе фляжки и тулуп, пришелец выскочил на мороз, что есть силы хлопнув напоследок дверью.

Осталась пачка с двумя папиросами. Сержант кружил по избе, посыпая пол пеплом и отмёршими нервными клетками. Скорее бы возвращался бродяга-домовой; следовало порасспросить его о местных нравах. Всё-таки оскорбление хозяина в его же доме...

______________________________________________________________

* - Протаранить чиги - выбить глаза.

** - Яма - тюрьма. Яма дрянная - притон.

*** - Иван - имеет много значений: вор на нелегальном положении, бродяга, скрывающий имя, главарь, хозяин зоны и т.д.

**** - Юзить - уходить от темы, изворачиваться.

***** - Семён - инспектор угрозыска.

****** - Хвостом шаркнуть - умереть насильственной смертью. Хвостом бить - подхалимничать.

******* - Беседа утомила, лучше выпьем!

******** - Угол отвертеть - украсть чемодан (жарг. вокз. воров)

********* - Бушлат (чушкин) - не одежда, а свиное сало.

********** - Телашка - телогрейка.

*********** - Моль - мелкий воришка, крохобор.

************ - Шуба! - "тревога!" Не носить шубу - никого не звать на помощь, рассчитывать только на себя.

ГЛАВА 27

"Не спи в чужой тарелке".

Правила хорошего тона

- Данила Козоев приходил, - объяснил Укуша, словно назвал имя мировой знаменитости. - Дело с ним иметь хлопотно и опасно.

- Мокрушник?

- По-местному - "шесть-два".* По призванию - отпетый мошенник, а по жизни - редкостный гад. Советую скорее съезжать с квартиры, хотя я и потеряю больше вашего. Сейчас Данила пошел ябедничать в Ухтыйск - старательский посёлок ниже по реке. Пешком, без собак, ему до темноты не поспеть, а упряжка позавчера пропала. Обратно ночью с ним тоже никто сегодня не поедет: видите, метель начинается. Время на сборы у вас есть...

- Что собирать-то? Всей одёжи - трусы да панама. Я прямо с пляжа.

- Ну, кое-что я дам: на чердаке от прежних хозяев остались тёплые вещи.

- Сейчас-то дом чей? Данилы?

- У такого... свой дом?! - подивился сержантской глупости Укуша. - Хороших людей выгнал, а сам появляется наездами. Иной раз завернёт, переночует - и укатит недели на две. Естественно, мне одному намного спокойнее: за ним глаз да глаз нужен. Мигом жильё спалит, придётся в магазин перебираться... Советую именно там отсидеться, если в деревне застрянете. Припасов вдоволь. Печка, жаль, на бензине, ну, да вам-то безразлично...

- Да ведь заперто? Товары ведь?

- Наоборот. Местных сейчас нет никого - в город на праздники подались. Продавец под следствием. А на днях объявились двое залётных: в избы потыкались - где заколочено до лета, где секретных запоров наверчено - хрен пробьешься. Только сельпо при одном навесном замке. Они амбарник-то в пять секунд и сбили. Порылись, еды-питья набрали... Взяли мало - один рюкзак на двоих, сам видел.

- Каким образом?

- Обыкновенным - насовали в мешок...

- Ай, понятно, что насовали! Увидеть как удалось?

Укуша засмущался.

- Я, некоторым образом, домовой коллективного пользования.

- То есть?

- Персональный домовой в каждый барак? Во всякую тьмутаракань? Откуда нас столько? Мы - дефицит.

- А, и вы тоже?

- Да. Гостить у всех сразу приходится мне - единственному в округе.

- Даниле, кажись, и один ни к чему, - развёл руками Хват. - Чего он, собственно, разорался, как резаный?

- А пёсье слово на свой счёт принял, вот почему. Если всякого паскудства за тобой много числится, то и скрип половицы может показаться речью прокурора. Надо думать, наговорил он с гору?

- Ещё бы! И только хорошее, как о покойнике.

- Зачем же так грустно!? Пойду доставать тёплые вещи... В магазин переберётесь утром: сейчас вы соседнего дома не найдёте, метель-то вовсю разгулялась. Смотрите, проснитесь пораньше! Иначе могут подстрелить за околицей!

- А куда деться? - вздохнул сержант.

- Ползите к реке, - посоветовал домовой. - Здесь ранят, а на берегу, глядишь, подберут.

- Могут ведь совсем убить!

- Тогда оставайтесь на месте, - разрешил домовой, широко, со всхлипом, зевая. - Учтите: я завалюсь спать надолго, меня сегодня загоняли. Часы с кукушкой давно пропиты. Значит, будить вас некому. Проснётесь вовремя - живее будете.

Но Хват, дубина, всё-таки чуточку проспал - тоже, вишь, умотался.

ГЛАВА 28

"Длинного бить интереснее -

он дольше падает".

М. Веллер

"Правила всемогущества"

Утром Хвату пришла нужда прогуляться.

Из-за дровяного сарая вышли три здоровяка, с шамотными лицами.

Данилы Козоева с мужиками не было, а потому Хват, мысленно подготовивший себя к самому худшему, приветливо сказал:

- Салют, ребята! С чем пожаловали? Может, ищете кого?

- Тебя, начальник, - просипел один.

- А вы меня, стало быть, знаете? - промямлил Хват с глуповатой улыбкой.

- Ну!

- И кто ж вы такие?

- Во спросил! Меня народ Лешим кличит.

- Да? Точно?

- А чо, нормально! А те вот, похлипче - домовые! - "Хлипкие" переросли сиплого на полголовы, а рост сиплого на глаз выходил что-то около метра восьмидесяти пяти. Хват ещё успел тихо удивиться:

- Очень вы... крупные.

- Харч же казённый! Жрали его, жрали вот и выросли, - объяснили ему вполне толково. - Короче, подписали нас, привет тебе передать от Данилы. Знаешь, чай, Козоева-то?

Тут милиционеру въехали разом под дых, в рожу и по темени, надолго отучив скалить зубы. Мужики, отрабатывая трёхлитровую банку первача, слаженно попинали мента огромными валенками в область почек, отобрали обрез и, оставив тело у поленницы, потопали через лес вдоль реки.

Кулаками они махали неохотно, проходя, вообще-то, по золотой части, но долг платежом красен: Данила их выручал и они за него порадели.

ГЛАВА 29

"Ничего не понял. Вы бы

об этом книгу написали".

Б. Пастернак

"Доктор Живаго"

Забаррикадировавшегося в магазине Хвата навестил Укуша.

- Эх, разве бензиновая печка может быть хорошей? Маде ин Жапан. Ужас! Впрочем, печные проблемы нам по боку - других полно.

Хват молча кивнул. В ожидании заварухи он соскрёб с дробовика заводскую смазку и обшарил стеллажи в поисках патронов. Серьёзно отнёсся к мордобитию, как к намёку на последующий отъём жизни, не сообразив, что жизнь его, если бы понадобилось, прекратили безо всяких намёков.

- Знаете ли, - мрачно сказал Укуша, глядя в потолок, - удивительно беспокойно стало на нашей тихой окраине.

- Едва перепонки не лопнули от вашей тишины, - погладив раздутую скулу, столь же мрачно отвечал сержант.

- Я о другом... В разгар зимы внезапно загрохотал гром. Прошлой ночью звёзды на небе поменяли обычный рисунок. Правда всего на четверть часа. Ещё ударила молния. Яркая. Раньше обходились северным сиянием...

- К чему клонишь? - перебил Хват.

- Я сам мало что понимаю, - развёл руками домовой. - Оставим в покое атмосферные аномалии, перейдём к делу: сегодня около полуночи придут двое людей.

- Очередные залётные взломщики?

- С вами их роднит внезапность появления - словно с неба упали; больше мне сказать нечего.

- Разве я падал с неба? А вообще, в определённом смысле... Откуда сведения? Сон приснился?

- Сон? Ну, пусть сон... смоделированный. Телепатема.

- И кто же тебе лабуды нателепал?

- Думаю, курьерская служба. У них в порядке вещей.

- Ну, ты даёшь! Что произошло?

- Про летающие тарелки рассказывать не буду: вы к ним, по-моему, относитесь слишком неприязненно, но, поверьте, даже с ними творятся странные вещи... Да, забыл спросить, знаком ли вам некий Пронин Михал Сергеич?

Хват выронил коробку с патронами, собрал складками лоб и протянул в фальшивом раздумье:

- Редкая фамилия... А вот имя Михаил мне раньше попадалось. Само собой и Сергеичей с пяток припоминаю. А что такое?

- Мы недавно виделись.

"Отыскался! Удача! Главное, мне же и повезло".

- Ему пошили новую форму. И, кажется, он попал в переделку, из которой трудно выпутаться.

- Из-за паршивой формы? Сомнительно, чтоб не выпутался, Михал-то Сергеич наш.

- Вспомнили, значит, человека?

- Человека? Вспомнил? Ну конечно! Что ж по-вашему, я, как человек выглядит, не помню?!

- И, понимаете, ему необходимо выбраться... Да и вам тоже...

- Из деревни? Сам знаю. Подожду ночи...

- Ночью опять возможна метель. Дождитесь-ка вы лучше двух незнакомцев. Может, дело наладится. И, пожалуйста, не проспите опять самое главное.

- Я ж не нарочно!

- Какая разница: результат на лицо.

Картонка с гильзами, стиснутая озлобленным Хватом, брызнула во все стороны латунными стаканчиками. Разинутый рот означал, как минимум, вечное проклятье, но звук отсутствовал - сержант своевременно вспомнил о своём конспиративном положении и молча склеил тонкие губы. Домовой, нырнувший в подсобку, за ящик с деньгами и, теснившиеся на корявой полке, конторские книги, бесшумно вернулся к бензообогревателю и, выждав малую толику времени, заговорил:

- Километрах в десяти от Чухрымска, на землях малочисленного, ныне целиком вымершего племени иудыгейцев, находится долина, открытая полвека назад геологом-одиночкой Казопупером и названная им, безо всяких на то оснований, Шаманово кладбище. Купцы, посещавшие отдалённую территорию, отмечали полнейшую дикость коренного населения: с металлами они познакомились едва год назад, выменяв их у соседей, а с водкой оказались незнакомы совсем, что весьма затрудняло торговлю.

Спиртные напитки им понравились, но откупоривать бутылки они так и не научились. Когда приходил караван с товарами, иудыгейцы сваливали стеклотару в медные котлы для варки мяса, разбивали штофы камнями, наскоро процеживали мешанину из спирта, этикеток и сургучных пробок через олений мех и, черпая напиток пригоршнями, приходили один за другим в состояние устойчивого транса. А ещё... Но довольно о них!

Следует заметить: геолог интересовался лишь драгоценными металлами и камнями, отчего часто конфликтовал с законом, утаивая поначалу унции и караты, а впоследствии фунты, пуды и целые месторождения...

- Знал я одного деятеля, - хмыкнул Хват, - Всем говорил, что врач, а всё медицинское образование заключалось в трёхлетнем сожительстве с медсестрой...

- Постарайтесь дослушать меня молча, - посоветовал Укуша строго. - Итак, Шаманово кладбище удивило даже видавшего виды золотоискателя, но отнюдь не мифическими сокровищами в виде золотого песка и алмазных трубок. Кое-что он принёс оттуда - странные вещицы, найденные, по его рассказам, на безымянных могилах. Достоверно известно - все находки предприимчивого старателя оказались из сверхчистой платины, вещества, встречающегося реже, чем лунный грунт под Тулой.

Успех вскружил голову и, долго ли коротко ли, координаты сказочного места стали достоянием кучки мазуриков, охочих до лёгкой поживы. Геолог исчез при загадочных обстоятельствах, а грабители наоборот скоро вернулись с мешками всё той же высокопробной платины. Гуляли шумно, но недолго.

Груз сбыли за бесценок в посёлке Лизаевский, бывшего Сосюковского уезда, что стоял раньше в глубине залива Малая Губа. Высоких цен каторжники не ломили, мотивируя тем, что принесут сколько угодно - там полно.

На третьи сутки селение подожгли со всех сторон, а пытавшихся бежать косили из пулемётов; больше на гари никто никогда не селился. Те, кто разнёс в пух и прах дома и жителей, таились недолго - новая оргия, многодневный загул, швыряние деньгами, поножовщина... А поутру тела, изуродованные пытками - и новая партия искателей дармового счастья отправляется в проклятое место, где и остаётся навсегда, унеся с собой описание маршрута и уникальную карту местности, с мясом вырванную у предыдущих "счастливцев".

От желающих разбогатеть отбою не стало, но долину, - вот беда! - как оленуха слизнула. Власти, обеспокоенные разгулом преступности, отправили отряд - наводить порядок, но порядок восстановился сам собою. Наиболее ярые кладоискатели, видимо, отыскали заветное место, поскольку пропали без вести.

Местные следопыты, пытавшиеся проследить чей-либо путь, говорили, что следы либо внезапно обрывались, либо заметались случайной метелью, либо затаптывались взбесившимися оленями, либо происходило ещё что-нибудь. Остальные, кому повезло меньше - или больше, в зависимости от точки зрения, - вернулись ни с чем и объявили Шаманово кладбище мифом. Казопупера признали былинным героем, вроде Алёши Поповича, а жителей горелой деревеньки - персонажами страшной сказки.

- Ну, Укуша, тебя заслушаешься! Джек Лондон против тебя полное говно...

- Я же просил слушать молча! - закричал домовой. - Осталось рассказать... Слушайте, вы хотя бы раз в жизни видели платину?

- Приходилось изымать. Невзрачный металл, но дорогой.

- Значит, представление имеете... Вот, взгляните-ка...

На черной ладони лежала пластина неправильной формы, отдалённо напоминающая ската манту, явно испытавшая воздействие высокой температуры и страшного давления.

- Поскребите ногтем, металл действительно невзрачный.

- Граммов сорок: приличные бабки... Откуда?

- Деревня, от которой головешки остались.

- Значит существовала деревня?

- Трудный вы человек, недоверчивый. Папаня там домовым работал. Вовремя успел сбежать к лешим. (Хват вздрогнул. Укуша поморщился.) К настоящим лешим, а не к тем, которые "приветы" передают. Потом в угольках порылся и нашёл.

- Вот история!

- История ещё продолжается. А захотите вы в ней участвовать или нет - сейчас увидим.

Домовой полез под свою вязаную одежонку и, хитро поглядывая на сержанта, протянул сжатый кулачёк.

Удивить ему удалось. Он показал ту же красиво изогнутую пластину, но совершенно новую, блестящую, без оплавленных краёв и вмятин.

- Приемопередатчик и одновременно транспортировщик массы, модель для одного пользователя, вариант "z", с дополнительной защитой. Получен мною третьего дня в курьерской конторе...

- С тобой расплачиваются ювелиркой?

- "Z" не гонорар, а рабочий инвентарь. Понятно? И запомните хорошенько мои слова, иначе навечно застрянете в снегах. Слушайте...

ИНТЕРМЕДИЯ 3

"По отношению к прошлому

будущее находится в настоящем".

В. Катаев

"Трава забвенья"

Сдаётся мне, тот провожатый до добра не доведёт. А местечко - просто ужас! Температура воздуха адская; будем надеяться, майору удастся покинуть самое пекло. Но по соседству расположены полудикие, тёмные миры.

Погодите вы перебивать!!!

Геолог, по вашему мнению, что нашел? Правильно... почти. Скорее, лифтовую шахту, пронизывающую слоёный пирог цивилизаций, отстоящих одна от другой, предположим, на долю секунды, половинку, четвертушку или одну восьмую фазы.

...вот уж нет!

Шаманы всегда живут поодиночке, чего им делать скопом в одной долине?.. Вот кладбище со временем действительно возникло - из охочего до денег сброда. С чем авантюристы столкнулись - одному Богу известно, однако нашли они явно не то, что искали: точку нулевого отсчёта по осям пространства-времени, где переход из континуума в континуум лёгок и прост.

Войти может всякий, а выйти... Попадая в систему, схожую с отражениями в бесчисленном количестве зеркал, вы быстро потеряете обратную дорогу. Знайте, многие пропавшие без вести вернулись-таки назад - давно остывшими. Все они бестолково метались, теряя драгоценное время...

Строго говоря, никакого времени нет: всяких вчера, сегодня или завтра. Календарь - выдумка человечества, отчаявшегося постигнуть Бесконечность. Прошлое, настоящее, будущее - существуют одномоментно, как, скажем, фацеты бриллианта шарообразной огранки. Научитесь поворачивать камень нужной стороной к себе и вселенная начнёт открываться во всём многообразии.

...пространство? Выше моего разумения. В привычном вам виде - отжившее понятие, вроде древней теории смены дня и ночи, объяснявшей рассветы и закаты вращением Солнца вокруг Земли. Вероятно, Пространство изолирует антагонистов, - вечный Свет и вечную Тьму.

Боюсь соврать. Допустим, Сатана - посланец вечного мрака. Следовательно, человек, обуянный дьяволом, - малая частица Тьмы, замешанная в мириады других частиц.

Полагаю, хотя никто и словом не обмолвился, что старатели, проникшие во вселенский лабиринт, перед гибелью обезумели, ведь сумасшедшие - лёгкая добыча Хаоса. Их сознание плутает среди множества чуждых миров, потеряв свой и утратив надежду вновь обрести его.

Я-то не заблужусь. Потому и принят курьером. Существует большая разница между нами - частью среды обитания, и вами - чужеродным, довольно агрессивным вкраплением. Ну хорошо, хорошо, без личностей! Не вы лично, а людская порода в целом. Следует жить в согласии с природой, оставив попытки приспособить её к своим капризам и амбициям...

Куда клоню? Находясь сколь угодно далеко, в любом доступном мне измерении, я легко, одним лишь усилием воли могу переправить себя на родину. Можно ли тем же способом покинуть родину? Чем вам насолила?.. А-а-а-а, вы всё шутите...

Я знаю одно весьма солидное учреждение в столице, которое занимается проницаемостью границ. Нет, я имел в виду учёных, Комитет, знаете ли, ведёт практическую работу! Ха-ха!

Поделиться знаниями о левитации я, извините, не успею - ваша жизнь до смешного коротка.

...до города, и далее вниз по реке - неимоверно долгий путь. Обычно угол срезается. В самой долине ориентироваться очень легко. Главное - поймать момент...

Майору передайте поклон! И подругам майора тоже! К одной он просто прилип, а вторую охотно уступит вам! Вторая дама в самом соку, но сразу две - большая обуза! Да и здоровье, поди уж, подорвано на производстве... Рекомендую!

ГЛАВА 3О

"При пуске ракеты первым

приходит в движение расчёт -

расчёт бежит в укрытие".

"Справочник ракетчика"

"Поговорил! Надо же! Самое время убираться. Допустим, на рельсах стоит действительно трамвай. Хочется верить в лучшее: телефон ведь оказался телефоном. Советовать некому, когда надо! Жук свалил, Чувство прикинулось ветошью. Придётся действовать народными методами, в частности методом тыка. Для начала пнём дверь, вдруг откроется. Где дверь? Пинать нечего? Облом".

Майор поправил галстук и, выстукивая железный бок, побрёл вдоль вагона. Металл тоненько запиликал какую-то мелодию.

"Нужны мне ваши песни!", - подумал майор, - "И я могу соловьём разливаться. Намекните лучше, как войти?", и он, скребя темя, чуть слышно пропел начало "Мурки". С лёгким скрежетом поднялся овальный люк, вылез язык аппарели.

"Волшебная сила искусства!", - восхитился Михаил Сергеевич, вытер ноги и вошёл внутрь. Раздался двойной щелчок, исчезли двери и стены.

"Вот те покатался!", - удивился майор, попятившись. Спина упёрлась в твёрдую холодную преграду. - "Обдурили, козлы! Всё осталось на месте, но сделалось прозрачным. Рехнёшься с вами! Почему я сказал "с вами"? Мне мерещится или?.."

Далеко не всё сделалось прозрачным. Например, пол, потолок и две массивные фигуры, сидящие (?) поодаль.

- Здравствуйте! - крикнул майор без особых надежд на взаимность. Очень уж монументально выглядели собеседники. Сфинкс, например, торчит в пустыне многие тысячи лет, с ним капиталистические туристы тоже, небось, здороваются, а толку-то?

- Проникатель готов. Отправление через 55 секунд. Займите место, указанное в билете, - отозвался голос.

- Билет когда предъявлять? - потупился майор.

- Код считывается автоматически.

"Поживём - увидим, сказал немой слепому". Лёгкими намёками - бликами и светотенью - обозначился ряд кресел с высокими подголовниками. - "Пусть колымага выедет из ангара, потом ищите мой билет!"

- 45 секунд.

Над головой правого "сфинкса" пульсировало слабое сияние - значит, вещал он.

- 1О секунд до старта. Девять,8,7...

"До старта? Это трамвай или звездолёт? А если "зайца" высадят на ходу? Значит, именно с появлением авиации смерть переименовали в "летальный исход"? На всякий случай прощайте друзья и горилла! Друзья без меня проживут, а ты, скотина, точно подохнешь! Удава я тоже не жаловал, но тот, по крайней мере, всегда молчал, а зимою дрых... Ну, пора! Поехали!"

- Старт! Коридор открыт! Код не считывается! Назовите код! Назовите код! Старт в нуль-сектор приведёт к коллапсу! Назовите код!

Всё тело содрогнулось, когда губы майора, управляемые чужой грубой силой, сложились в кувшинное рыло и выдули из лёгких органной мощи, немыслимый звук.

Упала тишина, вдавила в кресло, удобное для любой анатомии. Погасли алые ореолы тревоги над головами, похожих на колоды, фигур.

"Роботы? Скорее всего".

Поворачивать кристалл жизни нужной гранью к себе майор не умел. Проносящиеся за окнами картины пугали размахом и чуждостью. В "трамвай" били молнии, ливни, метеориты, дротики, брандскугели... "Кино-то без звука". Пронин успокоился - внутри аппарата ничто ему не грозило.

Чувство хранило молчание, а ведь мгновенье назад превратило майора в пароходную сирену. Гудок, выдавленный из подопечного, содержал в себе компактно записанную в двоичной системе информацию о месте назначения. Причём ушлое Чувство указало конечным пунктом самый большой пересадочный узел в Ядре вселенной.

Всякий мир любого рукава галактики имел близнеца, только родина майора пребывала в совершенном одиночестве. Именно это и приглянулось подлому Чу: полная изоляция, абсолютная безнаказанность и безграничное могущество. Тягаться с Семнадцатым на майорской Земле было некому.

Обстоятельства благоприятствовали первой попытке вторжения, но вдруг глупый "чудоносец" упал в чью-то, подпольно установленную транспортную шахту, перебросившую его в пустынный, удалённый буквально от всего край. Чувство о деятельности контрабандистов в секторе 9F имело довольно обрывочные сведения; подготовка операции, поняло оно, требовала большей тщательности.

Из-за обидного промаха приходилось начинать сызнова. Во-первых следовало попасть в Центр, а во-вторых предстояло завладеть патрульным скафом, единственным транспортным средством с ручным управлением. Остальные типы кораблей исключались: Гипермозг строил все траектории в облёт

ипермозгРAтроилР2сеРBраекторииР2Р>блётҐ <ираЭ8згояЮ

"

мира-изгоя.

"Глупый туземец" проспал разгон, полёт и торможение. Чувство насторожилось: посадка производилась далеко от Узла. Ситуацию следовало прояснить. Сладко спавший майор, вдруг раскрыл рот и спросил: "Куда я попал? Где мы находимся?"

- Тритон-11, - Откликнулся робот. - Регулярного сообщения с Ядром нет. Наш корабль - единственный в секторе. Должны взять пассажиров.

- А потом? - Майор заворочался во сне.

- Без остановок к Ядру.

- Спасибо! - Майор почмокал губами. - "Идиотские сны снятся. Чувствую себя головой профессора Доуэля."

- Есть касание. Отключаем поле. Открываем люк.

Включился свет. Внутри и снаружи. Планетные спутники лунного типа давно отбуксировали на новое место, а искусственно, из-за малой обитаемости, планета не освещалась.

Добычей минералов занимались автоматизированные самоходные заводы. Сырьё использовалось в производстве кристаллов памяти.

Пронин проснулся. Ныли все лицевые мускулы, но он забыл о боли и широко, открыто, улыбнулся, рассмотрев, кто вошёл.

- Здрассте! - сказал он и встал, подавая руку.

- Здравствуйте, Михаил Сергеевич! Здравствуйте, дорогой!

ГЛАВА 31

"Я вообще по жизни пишу с ошибками".

Л. Петрушевская

"Маленькая волшебница"

Рыбкин идею путешествия на аэросанях воспринимал, мягко говоря, скептически.

- Насколько я знаю с чужих слов, ближайшая железная дорога от Бухлова до Похмилова с веткой на Загулялово, находится отсюда в двухстах пятидесяти километрах к востоку, - убеждал Хват. - Есть так же военная узкоколейка с побережья до космодрома Писецк, но та намного дальше.

- Подарок Папанина! - скривился Рыбкин. - На ходу рассыплются. Первый раз вижу такое старьё. Покажи, Хватяра, где в моих правах написано, что я имею право управлять транспортным средством с авиадвигателем.

- ГАИ испугался? - фыркнул Хват. - Выскочит из-за пня инспектор в масхалате, да оштрафует на пятёрку! О, кстати, я на минуточку вернусь в помещение.

- По-моему, Фёдор Эдуардович, сержант ведёт себя слишком вольно? Смотрите-ка, уже возвращается. Быстро!

- Ты зачем в магазин ходил, а?

- Забыл, понимаешь, носовой платок!

Рыбкин всплеснул руками: "Где ж ты мог забыть, гад? На вешалке?"

Полковник молча снял с плеча взятый "взаймы" Ремингтон. Наглец вполне мог получить заряд картечи. Чистый воздух столичным жителям противопоказан - Голливуд и Одесса двадцатых годов причудливо переплетаются в отравленном кислородом сознании.

"Деду пора бежать к ближайшей выхлопной трубе - отдышаться! А то и он деревеньку изничтожит! Местные ухари, правда, побойчей Разлива будут, но и наш ковбой ужасно прибавил прыти! Ишь ружьецо-то тискает! Взаправду бабахнуть может!" - пересрал Хват.

По Лабзику сытый и довольный Фёдор Эдуардович, уже стреляли-с. После недолёта и двух перелётов, не дожидаясь взятия в "вилку", Лабзик слинял знакомым маршрутом, бросив на произвол судьбы хозяина, в жизни которого определённо началась чёрная полоса.

Собаколюб, скрученный багажным ремнём, подпирал крыльцо. На всякий случай его ещё привязали за ногу к балясине. Пока вязали Козоева, смылись оставшиеся ездовые собаки: аэросани остались единственным доступным транспортом.

- Коцни * козла, начальник! Влепи промеж рог! - подал голос Данила, со злорадной усмешкой наблюдавший "семейную" сцену. - Он у меня дудуку посунул **.

Выполнять указания уголовного элемента распоясавшийся полковник не собирался. Свой гнев он обрушил как раз на Козоева: приклад несколько раз угодил в голову и в плечо горемыки.

Рыбкин искал глазами, куда, в крайнем случае, рвануть самому.

Хват запомнил Укушины наставления: добраться до города, следуя всем изгибам реки, - выше их возможностей. Если тронуться в путь на автотранспорте, то кончится горючее, а если на собаках, то не хватит корма. Да и упряжка в руках горожанина будет сворой ленивых и злобных дворняг. Словом, проводник - фигура ключевая.

Ключевая фигура жалостливо причитала и, насколько позволяла привязь, сторонилась Разлив-Заливако, доказывавшего своё превосходство примитивным, но действенным способом.

- Кусалки вытрясешь! *** Пусти, дяденька! - голосил Данила, а Хват, тусуясь по краю, подливал масла в огонь:

- Масовать тебя не станем, получишь маслину в репу и полный привет!**** Веди, гнида, в Чухрымск! Дальше мы сами...

- Неча в городе делать! Нитку рвать надоть! ***** - хрипел Козоев.

Полковник замахнулся, но сначала оглянулся на Хвата: вдруг бандюга дело говорит?

- Хоре зюкать! ****** Дорогу укажешь, и рви чо хошь - хоть нитку, хоть очко первому встречному!

Полковник поднял одну бровь, дескать, просёк, вражина? И, подводя итог в беседе, проштемпелевал собачьего повелителя кулачищем.

- Рыбкин, стоять долго будешь? - рявкнул сержант, распахивая ворота сарая. - Снегопады да бураны налетают ежедневно. Прощёлкаем клювами - под снегами издохнем! Проверь сколько керосина в баках! Заводи мотор!

Рыбкин покорно полез в кабину.

"Я начинаю путаться в чинах и в званиях подумалось ему, - "Мне скоро рядовой скомандует. Откуда на мою голову сыплются начальники?"

______________________________________________________________

* - Коцнуть - убить, не путать с "коцать" - примечать.

** - Кусалки - зубы.

*** - Дудуку посунул - украл оружие.

**** - Масовать - уговаривать, упрашивать. Маслина - пуля, а "репа" - голова.

***** - Нитку рвать - бежать за границу.

****** - Хоре зюкать - хватит болтать.

ГЛАВА 32

"- Кто знает в каком мы районе?

- Районе! Я город-то не знаю".

"А по утру они проснулись..."

(пьеса)

Аэросани после запуска двигателя, вопреки прогнозам Рыбкина, уцелели; резво взяли с места, набрали приличную скорость, а на разъезженном тракте и вовсе разбежались.

Лес обрёл прозрачность. Замелькали поляны и просеки, заваленные штабелями освежеванных брёвен. Появились признаки цивилизованности сурового края: утонувшие в снегу ржавые трактора “Комацу”, поставленные сюда японской фирмой “То-сё экспорт” в обмен на древесину, разутые мародерами грузовики, столбы с обледеневшими проводами.

Облезлый указатель сообщил: "ДО ЧУ...Р...А 1О ВЁРСТЪ"

Внезапно далеко впереди, затарахтела ружейная пальба, поначалу вразнобой, позже - залпами.

- Там, в Чухрымске вашем, Зимний есть? - поинтересовался Хват.

- Зимний, летний и круглосуточный, - сообщил патриотически настроенный Козоев. - В смысле рестораны.

- В школу ты, понятно, ходил редко? - посочувствовал сержант.

- Да: сел по малолетке. Другому обучать начали. А ты о чём, земеля, толкуешь?

- А о том: может, революция в городе?

- Охренел? Праздник! Не копь.*

- День охотника? - спросил наобум Рыбкин.

- Сотни полторы стволов, - заметил полковник.

- Подумаешь, шумят! Первый охотничий лабаз в трёх днях пути. Кого ж разбудишь? Зелёные конференции** по теплу пойдут, а сейчас Чухрымск - самое бойкое место: и жало замочить можно и марафету воткнуть,*** уж будьте здрассте.

- Пуляют-то по кому?

- Дык, в белый свет, как в копеечку. С новчи**** всякий шарахнуть горазд, а винты або куцаки***** у любого есть, - объяснил Данила, перепугав всю троицу.

По тайге прокатилось мощное эхо Чухрымского праздника. Показался столб чёрного дыма.

- Никак хлопцы ломбард спалили! - с непонятной радостью вскрикнул Данила Козоев.

Рыбкин сбросил обороты и, сквозь клёкот мотора, донеслась частая, бестолковая пальба и, нарастающий по мере приближения, шум. Городские жители галдели на всю округу: удалось разобрать отдельные выкрики, в основном неприличные.

Дорога становилась хуже от поворота к повороту.

Все звуки перекрыл визг артиллерийского снаряда. Взрывом разнесло телеграфный столб. Щепки засыпали ветровое стекло. Искрящий провод ободрал кабину.

- Стой!!! - заорал Хват.

- Какой "стой"?! - заорал в ответ Козоев. - Гони, лапоть!!! Жми на полную!!! Щас картохой влепят - костюмов не понадобится!******

В воздухе разорвался второй снаряд, позади - третий.

Сани, завывая, рванули к Чухрымску. Водитель с перепугу добился удивительных результатов: экипаж почти не касался дороги.

Через несколько минут показалась замёрзшая река, а на противоположном берегу неряшливые постройки, бараки в два, редко в три этажа, эллинг и заводик с рахитичной железной трубой.

Проскочив мост (снеся попутно перила), аэросани въехали в толпу, тараня загнутыми концами лыж ослабевших от недельного загула работяг.

Возмущённые вопли приглушил залп двух легких орудий, являвшихся наряду с каруселями, главными аттракционами на набережной. За полтинник любой желающий имел возможность пальнуть холостым, за "рубель" - шрапнелью, а за отдельную плату - боевыми и дуплетом: двойной взрыв над лесом выглядел особенно эффектно.

Полковник, сержант, лейтенант и командир собачьей упряжки убедились в этом пять минут назад. Причём совершенно бесплатно.

______________________________________________________________

* Копить - (с ударением на "о") - пугаться, бояться.

** Зелёная конференция - пьянка на природе.

*** Жало замочить - напиться. Марафет втыкать - нюхать кокаин.

**** Новча - водка (реже - спирт).

***** Винт - винтовка. Куцак - обрез.

****** Картоха (картошина) - снаряд. Костюм - гроб.

ГЛАВА 33

"Можешь передать привет

своей совести".

М. Веллер

"Приключения майора Звягина"

Заглушив двигатель, Рыбкин последним спрыгнул на грязный снег.

Хват долго читал косо перекинутое над улицей полотнище. Жалкой пародией на славянскую вязь, очень крупно вывели: "1О ООО лет счастья нашему благодетелю Миттельшницелю!!!" В поперечном переулке колыхался другой плакат, ядовито-жёлтые буквы которого орали: "Миттельшницелю - ура!" Посреди площади на деревянных лесах висел огромный портрет, выполненный в манере таёжного реализма - опять-таки портрет Зенон Маркелыча Миттеля.

"Один-ноль в пользу параллельных миров", - подумал Хват. - "Где-то у вас на хвосте МВД в полном составе, а где-то цветёт махровым цветом культ вашей личности. В одном месте накрал, в другом на краденом поднялся и славно зажил. Замечательно просто! Конечно, романтика любимого фильма ("украл - выпил - в тюрьму!") пропадает, зато воровать можно без счёту, пить до посинения, а на отсидку класть с прибором - ни один опер не допетрит, где надо искать".

- Здоров, Данила, хер тебе в рыло! - раскатисто заорал рыжий бородач в распахнутом тулупе.

- Федюня, откель ты взялся? - охнул Козоев.

- Как все, Данилушка, - из п...зды! - весело щерясь, рявкнул рыжий, хлопая приятеля по спине. Козоев скривился. Пакостная рожа собачника явила удивительное сходство с мордой хитрюги Лабзика - оба оказались сукиными детьми.

Весельчак Федюня, ничего не замечая, обнял другана за плечи и потянул за собой. Обоих всосало в воронку толпы.

Полковник боролся с приступом морской болезни: ловил ртом воздух и неестественно громко зевал. Но что там полковничьи зевки, если, насыщенная шумом, весёлая жизнь даже канонаду сделала необременительной для уха.

Рыбкин оглянулся. Захотелось немедленно сбежать, бросив Разлива на произвол судьбы. Ещё захотелось подбить на самоволку Хвата, чья бесшабашность и цинизм превращали доморощенные авантюры в героический эпос.

Между лейтенантом и полковником, челюсть которого ходила вверх-вниз с опасным хрустом, пронёсся на оленьей упряжке местный трудный подросток Шестибякин. Возникшие завихрения отбросили подчинённого на расстояние, не мешавшее доводам рассудка действовать. Он нырнул в первый попавшийся переулок...

...где споткнулся о подставленную ногу и полетел в сугроб.

- Спешка - источник травматизма! - категорично заявил Хват, склонившись над Рыбкиным.

- Попробуй сказать, что это не ты! - возмутился лейтенант, отпихивая руку помощи.

- Зачем же? Это - я! Ставлю диагноз: провал памяти вследствие ушиба.

- Я тебе покажу "провал"! - вскипел Рыбкин.

- Покажи, покажи. Дело-то, видать, серьёзное: головой звезданулся сильно.

- А я звездану - тебе труповоз понадобится, поганый сержа...

- Заглохни, уебень! - прошипел Хват. - Подумай, где мы! Кругом одни урки. Порешат мигом.

Оба нервно оглянулись.

"Хватюга прав. Сто раз прав. Придётся инцидентик замять. На время, конечно".

Рыбкин снова осмотрелся, но переулок, точнее просто тропа на задах торговых дворов, просматривался навылет из конца в конец. Лишь из бокового закоулка выполз трудный Шестибякин, волоча за собой лоскут бархата, словно знамя павшего в бою полка. Олени только что, на вираже, вывалили мальчугана, и, обежав квартал, вернулись обратно на площадь, где, прислонившись к пробитому осколками боку саней, полковник глазел на портрет теневого деятеля, заявленного во всесоюзный розыск.

Подросток, накеросиненный * с пяти утра на вчерашние дрожжи, забыв про упряжку, тащился в сторону Золотого бульвара (более известного, как Дорога жизни), где били неиссякаемые фонтаны с нектарами любой крепости. На вопрос Рыбкина: "Скажите, а где можно?..", он твёрдо ответил: "Там!" и, обессилев, заснул посреди дороги, завернувшись в бархат, купленный для своей "милки" - сорокалетней проститутки Лизы Чалкиной, племянницы Сёмы Гнидича - стукача широкого профиля, погибшего на боевом посту.

- Огромное вам мерси, - поблагодарил Рыбкин, а Хват молча свернул в указанный проход между облезлых ангаров.

______________________________________________________________

* Керосин - водка и др. спиртные напитки.

ГЛАВА 34

"Повнимательнее смотрите на тех, кто стоит

на вашей ноге в метро! Может быть, эта

толстая тётя - ваша Судьба!"

D J Журавлёв

- А откуда вы, девушка, моё имя знаете?

- Михаил Сергеевич, майорчик вы мой бестолковый, на вас же крупными буквами написано!

"Бестолкового" пришлось проглотить: Пронин увидел новые изменения своего обличья или, по терминологии будущего, - image.

В цветовой гамме преобладала бирюза и слоновая кость. Количество бриллиантов, самоцветов и шитья серебряной нитью напомнило Михаилу Сергеевичу, единственную за всю жизнь, экскурсию в Алмазный фонд. А имя-отчество-звание действительно довольно крупно значилось на левой половине груди. Слепой бы увидел.

"Понятно. Интересно тогда узнать с кем я имею счастье беседовать?" - подумал майор. - "Дамочка интересная..."

Табличка на дамочке имелась, но прочитать золотой курсив Пронин не смог. Скорее всего знаки складывались в слово “ПАРКА”.

- Моё имя, дорогой Михал Сеич, в переводе означает Судьба, - пояснила с милой улыбкой женщина.

- Чья, простите, судьба?

- Может и ваша, - кокетливо сказала красивая дама.

- Вот это номер! - растерялся майор.

- Вы удивлены?

- Знаете, меня в последнее время буквально все хотят удивить. От частого разевания рта и таращенья глаз побаливает лицо.

- Ваши лицевые мускулы болят по другой причине, но это мы обсудим позже. А я вот хотела бы узнать: любили вы кого-нибудь безоглядной любовью? Или нет?

- Ну законную-то жену можно и среди бела дня любить не оглядываясь, - растерянно ответил майор, - Но я, знаете ли, холост.

- Хорошо. Поставим вопрос иначе. Любили вы хоть кого-то сильно-сильно?

- Ну, была у меня одна доярка из подшефного колхоза... Любил, как мог. Кабы не работа - любил бы сильнее, а так, с устатку-то... По выходным, правда, если загодя отоспишься, получалось лучше.

- На визитке написано "майор", а по разговору кажется, что поручик. Вы ведь путаете "любить" с "заниматься любовью".

- А в чём разница?

- В одном случае речь идёт о единении тел, а в другом - о единении душ.

- Нет ли у вас с собой карандашика? - дрогнувшим голосом спросил майор, в молодости всегда начинавший ухаживания этой фразой.

- Зачем вам?

- Спишу слова. Память в последнее время стала подводить.

- Простые вещи запоминаются сами собой, обойдётесь без конспектов. До Ядра нам всё равно лететь вместе. К тому же у нас есть ещё одна попутчица. А зовут её... Ой, как странно! Её зовут точно так же, как меня. Но я совершенно не помню этой женщины. А лицо у неё запоминающееся.

- Рядом со мной две судьбы? Ну, это же просто песня!

- Знаю я вашу песню. Там ОБЕ судьбы с врождёнными дефектами.

- Извините, я совсем даже... Когда ж она войти успела? И куда делась?

- Сидит позади вас. А проворонили вы её потому, что смотрели на меня. Но я настоятельно рекомендую хорошенько к ней присмотреться, запомнить внешность. И держаться подальше.

Судьба number two испугала майора до икоты. Она полностью соответствовала песенному персонажу - здорово косила, носила высоко взбитую клокастую причёску, одевалась в фантастические обноски. Возраст её давно зашел в третью половину жизни. Она большими глотками жрала из горлышка "Агдам", заедала луковицей и щерилась беззубым ртом...

Майор схватился за сердце.

“Трамвай” взлетел.

ГЛАВА 35

"Выпьешь ты рюмку, а у тебя в животе

сделается, словно ты от радости помер".

А. П. Чехов

"Отставной раб"

Возле двухэтажного дома с питейным заведением в цокольной части и гостиницей наверху, мужчины в праздничных телогрейках, поддерживая друг друга локтями тянули "душевную":

А на приколе мазаные биксы

Шнифтами мацают дешёвенький товар...

Ступеньки загремели под ногами двух молодцов. Их неприличная поспешность сгубила песню: крайний мужик потерял равновесие и опасно накренился, ну, а когда хлопнула входная дверь, вся группа развалилась, как городошная фигура под ударом биты.

Табличка с заверением: "У нас вы пообедаете дёшево и сердито!" обнадёжила только Рыбкина - Хват испытывал голод иного свойства: ему требовалась атмосфера многолюдного кабака с доступными удовольствиями, без которых сержант на глазах увядал. Даже Чухрымск - весьма сомнительный город - сулил отдохновение измученной душе.

У стойки обоих встретили, словно родных: дали тяжёлые стопари с ледяной водкой - для разгона и мятые, разрезанный вдоль, солёные огурцы на блюдечке с отбитым краем - на закуску.

Выпив, Хват расслабился, а Рыбкин задумался. Его лишь сейчас осенило, что денег - ноль... Но коллега доставал из карманов монетки и купюры. Часть он сразу убрал обратно, остальное бросил бармену.

- Две двойных и?.. - уточнил тот.

- И пива, - подсказал сержант, озаряясь изнутри: первая прошла замечательно.

- Слушаюсь! - ответил бармен, величаемый завсегдатаями "крановщиком" за то удивительное проворство, с которым он умел орудовать краном, торчащим из бочки.

- Прошу! Прошу! - приговаривал он, ставя запотевшие кружки; свежим клиентам пиво наливалось щедро, без пены. - Ёршик самое милое дело! После чифиря, конечно!

- Угу, - согласился Хват, глотая гремучую смесь с хорошо отрепетированным равнодушием.

Рыбкин выпил мелкими глотками водку, хлебнул пива и уставился поверх голов, на клубы едкого табачного дыма. Гуляли обычно с размахом, но сегодня платил Хват, и надраться, похоже, не спешил. Рыбкин ощущал сильный дискомфорт, попадая в зависимость, поэтому предпочёл бы ускорить дело. Он шепотом спросил:

- Бабок-то хватит? Я верну с премии.

- Ага, - согласился Хват, - Вернёшь. Теми же керенками.

- То есть?

- То и есть: посмотри сам, - и дензнак перекочевал в ладонь лейтенанта. Короткий осмотр подтвердил: вензеля и гравировка напоминали дутые "мильёны" исчезнувших полусоциалистических республик Закавказья.

Рыбкин спрятал купюру в карман, потёр виски, сказал: "М-мда!"

Хват заржал, состроив противную рожу.

- Башка заболела? Обратись к врачу, - посоветовал он.

- Лучше от посещения нашего доктора воздержаться, - откликнулся участливый бармен, - У него для всех одно лекарство - "влупидол".

- Ч-ч-чиво? - переспросил лейтенант.

- Когда этот гомик займётся твоей жопой, о голове забудешь! - пояснил работник общепита; Хват опять залился визгливым хохотом.

Бармен дружелюбно посмотрел на него, но про себя подумал: "Достаточно одного такого друга и врагов не понадобится". Как и большинство людей за стойкой он был тонким психологом.

А психология, сданная на "отлично", являлась его профессией по диплому. Из-за неё возникли проблемы с трудоустройством на прииск - приёмщиком золотого песка. Обошлось: высшее образование удалось скрыть, и в беседе выручила как раз основная специальность. Необходимость в даче взятки, к которой приходилось прибегать нацменам, претендовавшим на блатную должность, отпала.

Скупку неучтёнки за бесценок он освоил легко. Всё приходилось делать быстро - время щёлкало кнутом. Должность слишком часто становилась вакантной: приёмщики мёрли от всевозможных несчастных случаев на производстве. Обычно от черепно-мозговых травм, колото-резаных, реже - огнестрельных, ран.

Он успел уйти сам. Более того, место удалось продать очередному соискателю из страны гор, а полученный бакшиш присовокупить к довольно круглой сумме, вырученной за левое золото. Потом нашлось отличное прикрытие - ресторан, где все обязанности сводились к разливу пива и подсчёту астрономических барышей: скупкой - за известный процент - занимались подставные фигуры.

Жаль, что время по-прежнему поджимало, но ощущение грядущей беды лишь щекотало нервы, вместо того, что бы гнать с насиженного места в три шеи.

Хват отсчитал ещё сколько-то. Появилась тарелка с двумя монументальными бутербродами, бумажные стаканчики, лимон и непочатая бутылка пятизвёздочного коньяка. "Идём", - поманил пальцем сержант, - "Прогуляемся по отелю".

На втором этаже, сразу у лестницы, Рыбкин с удивлением заметил, что ноги живут отдельной от организма жизнью, плохо согласуя действия с обстановкой и между собой. "Вот что огурец наделал! Плохой посол!", - подумал он, цепляясь за стену, окрашенную экономичной серой краской.

- Фигли повис, как сопля на воротах? - буркнул Хват. - Культурка хромает? Какие планы на вечер?

- Давай кирнём!

- Накиряться до усёру за полчаса можно. На грудь мы взяли, догнаться - дело нехитрое! - сварливо возразил сержант. - В "железку" бы сразиться или в "очко" перекинуться.

Хват на ночных дежурствах давно стал профессионалом карточных игр: в пору ездить по стране с сеансами одновременной игры. Если бы не интриги сослуживцев и нагоняи от начальства, ох и далеко бы он пошёл!

Коридор привёл в гостиную, где под пальмой, на угловом диванчике, посапывал толстяк в косоворотке и яловых сапогах.

Пузан разразился отборной бранью, едва сержант потряс его за плечо. Рыбкин, икавший при входе, ответил классической идиомой, которую - зря! - решил дополнить выразительным итальянским жестом. Сгибая руку в локте, он выпустил опору и, падая, боднул головой огнетушитель. Красный баллон зашипел...

Сержант успел отскочить, а соню-тяжеловеса с ног до головы облепили клочья грязно-жёлтой пены. Несколько мгновений последний отплёвывался, а прочистив горло, скомпоновал свои малочисленные пожелания в страшно длинную фразу.

Хват, жонглируя коньяком, глубокомысленно заметил:

- Грамотность сильно пошла на убыль! Особенно по сравнению с девятьсот седьмым годом!

Морозовская ли стачка тогда приключилась, другая ли какая беда, резко понизившая уровень грамотности, - сержант конечно не помнил. А ладить борьбу пролетариата и обгаженного гражданина в логическую цепочку не советую никому вообще. Без стакана политика темна и опасна, гласит народная мудрость, а после стакана - наоборот.

ГЛАВА 36

"Хорошо снаружи костра

глядеть на огонь".

Б. Штерн

"Шестая глава "Дон-Кихота""

Если вы когда-нибудь пытались классифицировать трудовую деятельность человека, то автоматически делили её на умственную и физическую, то есть производимую либо головой, либо руками. Хорошенько подумав, прыжки и топтанье танцоров удавалось определить, как творчество, а деятельность гетер тою же нижней половиной тела, отнести к сфере обслуживания.

Все женское население Чухрымска во главе с бандершей Верой Горячей, преемницей отошедшей от дел Мамы Гели (Ангелины Харитоновны Выменевой, по последнему мужу - Жупеньковой), занималось только "обслуживанием". Лишь отдельные отщепенки, на чьей роже чёрт шабашил, вынужденно прирабатывали по конторам, цехам и торговым точкам, когда спрос, носивший сезонный характер, падал.

Поэтому всю дамскую работу исполняли инвалиды и пенсионеры. Вместо горничной служил старик Чекунцов: девушка, служившая здесь, вторую неделю почти круглосуточно была занята поддержанием генофонда.

Прекрасный пол шёл нарасхват, бездельные мужики не давали поднять голову, не позволяли даже оглядеться, тем более, что озираться в койке принято только у иностранных шпионок производства студии им. Довженко.

Вопли толстяка разбудили "горничного", храпевшего в служебной каморке. Оглядев мокрую фигуру с пенными пейсами, дед посочувствовал:

- Эк тебя, болезного, угораздило. С шампусика, видать, вспучило? С пивка-то этак вряд ли.

Соня молча махнул рукой: видно, матерясь повредил связки.

- Молодой человек! - позвал Хват.

- Слушаю, - откликнулся дед.

- Вас как зовут?

- Кузьма Кузьмич, - ответил горничный.

- Красивое имя, - одобрил Хват.

- Особенно отчество! - согласился с ним Рыбкин.

- Скажите, Кузьма Кузьмич, азартные игры в вашем заведении есть?

- Зачем вам?

- Мечта у меня: в картишки перекинуться.

- А вы, любезный, на антирес желаете сыграть или другим манером?

- Манерам не обучен! - рявкнул Хват и захохотал. Рыбкин помотал головой: даже ему, изрядно осоловелому, гоготанье ударило в перепонки.

- Интерес в наличии! - заверил сержант и громыхнул монетами, заполнившими тулуп, казалось, под самое горло.

- Охча-а-а-а *, - уважительно пропел дед.

- Чо?

- Не вы ли будете, которые в санках с пропеллером подкатили?

- Мы, - имея ввиду себя подтвердил Хват. Рыбкин, беспокоясь о своём равновесии, легонько кивнул, замерев в позе паука.

Перебирая руками по стене, Рыбкин добрался до сухой половины дивана и откинулся на подушки. Устроившись, лейтенант достал из-под себя проспект ростовской службы быта "Ростов-На-Дому", удивительным образом попавший на край света. "Смело оформлено! Рисунки с фантазией!" - бормотал он, держа буклет вверх ногами.

Дед что-то спросил у Хвата - тот согласно кивнул. Рыбкин, чьё мнение никого не интересовало, тоже кивнул пару раз, хотя следовало не кивать, а думать и взвешивать. Увлечения сержанта сулили в перспективе большую беду, а единственный человек, способный расстроить опасные планы - полковник Разлив-Заливако, - находился в прострации.

- Обождать извольте, - щуря прозрачные глазки попросил Кузьмич. - Чичас наведём справочки. - Топоча валенками он пошёл вниз, уводя с собой толстяка, с которого весьма сильно капало.

Хват скрутил коньячную пробку.

- Пей живее, стакан размокнет! - прикрикнул он и, заметив как сильно сдал коллега, поддел: - Вот ведь рожа! Стопроцентное попадание в local color**.

- Не больше твоего лакал! - возразил Рыбкин.

Хват с большим опозданием оценил, как ловко удалось ввернуть красивое выражение, мелькнувшее в туристическом справочнике; посещение читален требует, всё-таки, предварительной подготовки. Умник-лейтенант представить Хвата, говорящим на любом другом языке, кроме "великого и могучего", не мог даже в белой горячке.

Сам он пытался учить французский, беря частные уроки у пожилой университетской преподавательницы Руфины Францевны, которую студенты дразнили Руинами Франции, но усвоение шло туго; впрочем, к лейтенантовой лингвистике мы еще обратимся. Пока же он обозвал Хвата раздолбаем и заявил, что тот назюзюкался почище него самого.

- Счас дам по чердаку и ставни захлопнутся! - без особой злости пообещал сержант.

- Ах так?! Тогда верни два рубля! - Деньги были одолжены “до завтра” больше месяца назад. - Ждать надоело! - Рыбкин обмахивался вместо веера проспектом, чем вывел из себя заёмодержателя. - Когда отдашь?!

- Сейчас! - ответил Хват, недобрая усмешка которого обещала прямо противоположное.

- Ты за копейку удавишься!

- Скорей удавлю! Угадай кого?

- Между прочим, денежки-то краденые! Из магазинной кассы!

- Докажи, Пинкертон хренов! Свидетели есть?

Далёкие вскрики и отдельные слова, уловленные чутким ухом, отвлекли сержанта.

Внизу под лестницей спорили. "Мильёнщики", "с тайги", "в еросанках" - это про них: дед делал рекламу. Вывод? Ага, вот!

- Освободить дальний угловой стол! - распорядился властный голос. - Срочно разыщите "мебель"***. Скорее всего у Зойки. Колоды с печатью! Кузьма, поди, займи гостей! Прохор, мухой на телеграф! Будем ждать Ряпушку!

"Колоды запечатанные - понятно, но зачем нам рыба ряпушка?", - подумалось Хвату. Пришаркал разрумянившийся дед.

- Ну-с, робяты, дельце обделано! Счас всё наладим! Но обождать, понятно, придётся.

Глазки Кузьмича подозрительно часто моргали, а руки без надобности одёргивали косоворотку.

- Само собою, мы подождём, - буравя деда пронзительным взглядом уронил Хват.

- И я подожду! - заверил Рыбкин всех сразу.

- Вот и ладно! Прошу-с! В кабинетик!

"Старый темнит и крутит", - подумал сержант, а вслух спросил:

- А чем там лучше, чем здесь?

- Чем здесь! - объяснил горничный и зачастил, перечисляя удобства нижнего этажа: тишина, чистота, музыка, пятое-десятое...

Пальцы теребили рубаху и кушак, оглаживали плешь, трепали бороду, сновали туда-сюда: словом вёл себя дед подозрительно. Хват почуял заговор, но пойти на попятную не захотел: самолюбие заговорило.

Рыбкин решил подняться. Почти съехал на пол и понял, что везде одинаково мотает. Вслух заявил: "Мне вступило в ноги".

- Может, заодно, сердце прихватило? - брезгливо скривился сержант. "Похоже, придётся тащить на себе. Всю жизнь так: нести тяжело, а бросить почему-то жалко".

- Кажись, ваш корешок от цивильной жизни порядком поотвык, - посочувствовал лукавый дед.

- Он с работы. Притомился, - объяснил Хват, кряхтя и отдуваясь. - Целый день с лопатой да с ситом: забудешь, как ходить надо.

- Видать, хороший хлопец.

- Да, - сразу согласился сержант. - Очень хороший. В смысле - очень настойчивый.

______________________________________________________________

* Охча - деньги.

** Local color - местный колорит (анг.)

*** Мебель - подставные лица, сообщники шулера.

ГЛАВА 37

"Я предпочитаю быть бедным

человеком в Европе".

Г. Миллер

"Тропик Рака"

На мягких чёрных лапах подкралась ночь. Электричество горело в подвале круглосуточно, но после девяти вечера падало напряжение и в зал вносили семилинейные керосиновые лампы, добавлявшие в равных пропорциях света и угара. Под потолком многослойной махиной висел табачный дым.

Личности с серыми лицами сновали вокруг столов, следя за игрой, или метали атласные листы, усевшись на свободные стулья. Счастье, делая ручкой, проходило мимо.

Одному Хвату фартило. Горстка мелких слитков, пара кисетов с золотым песком: с точки зрения закона - уже особо крупные размеры. Рядом, по левую руку, лежали мятые банковские билеты, придавленные двумя тусклыми империалами * и монетами попроще, - ещё один срок с конфискацией.

В кресле, повёрнутом от играющих, пуская слюни на воротник, почивал Рыбкин. Хват собственноручно приволок дружка и устроил поблизости. Даже решил с шальных своих денег отдать жалкий лейтенантский двушник - пусть утрётся, нищета.

Игра шла своим чередом, Хват сдавал. Карты разлетались по игрокам. Сержант пытливо вглядывался в лица: ждал подлянки. А заодно гадал: а) что зашифровали словом "ряпушка", и б) чем занят полковник?

(Полковник являл собой душераздирающее зрелище: как последний мурманский бичара, дрых, укрытый тряпьём, поперёк бесхозной нарты!)

Сквозь стены и перекрытия донёсся рёв авиадвигателя.

"Разлив балуется?", - предположил Хват, - "Или чужой залез?"

Он протянул руку и зажал Рыбкину нос. Всхлипнув, лейтенант проснулся: "А? Чего?"

- Обокрали нас, алик **. Похоже салазки ушли.

- К-к-ку-д-д-да ж ане ушли? Нчь на двор-ре... - недоумённо вытаращился Рыбкин, падая под стол.

- Живой? - скаля зубы, склонился над ним сержант. В ответ лейтенант громко хрюкнул.

- Слова растерял или спятил?! - испугался Хват. "Опять ведь башкой приложился!"

- Сма-а-а-аркнулся я в сктерть, - еле ворочая языком объяснил тот.

- Слава Богу! А то хрюкать начал! Залаял бы!

- Не хчу, а вот за нгу тяпну!

- Совсем озверел!? Пойди проветрись, да заодно глянь, цел ли транспорт?

- Дело-с моё стороннее, однако, доложу вам, ходок с парня слабый, - встрял, вылезший прямо из-под руки Кузьма.

- Ну, сам сбегай! - огрызнулся Хват. - Вот те трёха, узнай, чей мотор завёлся?

- Благодарствуйте! - заулыбался дед, пряча деньги. - Мотор не ваш-с. То самолёт приземлился.

- Где?

- Рядом-с.

- Чей?

- Ряпушкин. Акромя евойного, самолётов нету. Рази ишшо у Благодетеля нашего, да, бают, поломатый он.

- Ряпушка - это фамилия?

- Фамилиёв таких разве бывает-с?

- "Фамилиёв", - передразнил Хват - бывает любых. Хоть Семижопов, хоть Череззаборногозадерищенский! Кто такой Ряпушка?!

- Да счас они войдут-с и познакомитесь. Широкой души человек. И в картишки мастак перекинуться.

- Перекинуться или кинуть? - зло спросил сержант. Он понял: пришла беда.

- Шутковать изволите-с?

- Изволю! - согласился Хват, окинув деда испепеляющим взглядом. "Хрен угадаешь, кого принесло, но влип я, судя по всему, крепко!"

______________________________________________________________

* Империал - золотая монета.

** Алик - алкаш, запойный.

ГЛАВА 38

"...денежки ушли... им уважение нужно,

а я их просто люблю".

А.Кабаков

"Последний герой"

Струя морозного воздуха потеснила сизую дымку. Дверной проём закупорила массивная фигура в огненной лисьей дохе.

- Любезный, подай-ка шампанского - попить с дороги, - щёлкнув пальцами распорядился вошедший.

Кузьмич принял вещи, другой служка приволок плюшевое кресло, а третий - ведёрко с бутылкой на льду и поднос с фруктами. Хват, наблюдая за суетой, мрачно допил коньяк из горлышка - бумажный стаканчик давно потёк.

Ряпушка без спешки уселся, устроив на столе огромные, с пивную кружку, кулачищи; поднял холодные глаза на застывшего визави сержанта.

"Странные руки для картёжника", - подивился Хват, - "Рельсу ему дай - узлом завяжет. Чую я, пробы на дяде ставить негде!"

"Мент прихрял,* бля буду, мент прихрял! Алёшка-то ** куда смотрел?", - думал Ряпушка, - "Если подстава, то чья? Всамделишний бланш-то *** на табло пристроили! Отмазаться **** сумеет - отпущу!", - прикинул он. - "А припухнет - попорчу витрину окончательно!" *****

Под столом застонал Рыбкин. Хват наклонился, но не помочь, а высвободить рукоятку складного ножа, прихваченного вместе с деньгами в сельпо.

- Кузьма! - позвал он, - Выведите мальчика на улицу! Ещё паркет облюёт. Играем? - повернулся он к Ряпушке.

- Играем, - безмятежно пророкотал тот, - Талан на майдан!****** - и тихонько хлопнул ладонью по столу.

Знака ждали. Постелили свежую скатерть. Принесли запечатанную колоду.

Взялись играть. Сразу по крупному. Мрачные Хватовы прогнозы начали сбываться. Остальные картёжники, быстро понял сержант, совсем не случайно оказались именно за их столом. Кто-то мотался за спиной и семафорил оттуда своим. "Телеграфист", - вспомнилось из словаря арго.

Успевая брать карты и озираться, Хват изрядно взмок. “Жизнь тоже игра”, - подумал он, - “Со смертью”.

______________________________________________________________

* Прихрял - приехал, пришел, появился.

** Алёшка (Алексей) - швейцар.

*** Бланш - синяк.

**** Отмазаться - расплатиться, отдать долг.

***** Припухнуть - попасть в неприятную историю. Попортить витрину - изуродовать лицо.

****** Приветствие картёжников.

ИНТЕРМЕДИЯ 4

"Ничего хорошего из тебя не выйдет!"

Надпись в туалете

Минут двадцать назад, с севера, откуда на дома наступали чёрные столетние сосны, в Чухрымск, короткими перебежками с оружием наизготовку, проникли двое.

Укуша узнал бы их. Эти ухари обчистили давеча деревенский магазинчик. Выглядели оба неважно. Один сильно поморозил щёки, а второй, от пристрастия к одеколону, маялся печенью. ("Доктор, печёнка болит!" - "Вы, батенька, одеколончик-то пьёте?" - "Каждый день пью, доктор, - не помогает!")

Краденое легко пришло, легко и ушло - сидор и спальник-кукла пропали во время метели. Остались пачки денег и полные карманы боеприпасов. Созрел дерзкий план: навестить знакомых горожан, кое-чем предметно затариться. Пока, значит, праздник и глаза у всех залиты. А то слишком уж сильно их личности засветились.

Когда пошёл слух, что "пара гнедых" нарезает круги по области, старатели-одиночки перестали выходить на промысел. "Ну бы к Аллаху, песочек-то. Попадешь робятам под руку - вчистую спишут. Костей после не сыщешь, хуже волков, в натуре".

И вот, значит, столь неординарные личности, поболе года немытые, имея вместо лиц мурло, а вместо кашне клокастые бороды, в очень плохом настроении, вошли в город Чухрымск со стороны бездействующей промзоны. Вошли вооруженные (Смит-и-вессон, маузер, ТТ, макаров, два обреза, тесаки "Здравствуй, Рембо!", плюс противотанковая граната без запала) очень опасные и, повторяю, в отвратительном настроении.

Их боялись все. А звали беспредельщиков Фонарь и Крушило.

ГЛАВА 39

Только попирая то, что идиоты осмеливаются называть

законами Природы, человек найдёт настоящее блаженство.

Маркиз де Сад "Жюльетта"

Рыбкин упал с крыльца, куда был вынесен по просьбе собутыльника обслуживающим персоналом "готеля". Встряска пробудила его. Нарисовалась стена, привалившись к которой он "отдыхал", и стёртые тяжкой поступью гегемонов ступеньки, с которых его сдуло. Предметы кружились грустным хороводом. Опять пропала шапка - дешевый кроличий треух, взятый в магазине д. Шунино. Поэтому опять мёрзли уши. "Будет моя башка, как бильярдный шар", - возникла и исчезла странная мысль.

- Ну ты дал шороху, кореш! - обратился к Рыбкину доходяга в брезентовой робе. - Немерено накатил. Я раньше тоже в планетарий любил сходить.* Но как-то раз уломали меня кенты** с Богом поделиться *** - и отвернулось от меня с той поры счастье. Бедствую теперь. Может, отколешь от щедрот - пожар в трубах залить?

Вокруг валялось с пол дюжины коньячных бутылок, а в одной, с винтовой пробкой, торчащей из-под лейтенанта, булькала нычка**** в объёме поправочной "сотки". Рыбкин сразу понял, что местного коньяка он больше в рот не возьмёт и протянул остатки ханыге: бери, поправляйся.

"Пусть Хват жрёт всякую дрянь. Наверняка он поставил. Думал, раз звёздочки нарисованы... Лучше я часок погуляю на воздухе, а потом дёрну водочки".

Богом наказанный пьянчуга, бормоча благодарности, зашел за угол, запрокинул голову, вылил в себя подачку... и тут же умер. Яд сработал мгновенно. Тело сползло в канаву, на самое дно.

Видел бы Рыбкин последствия своего жеста доброй воли - разом бы протрезвел. А так понадобилось приличное время, прежде чем он, пропев: "Хорошо тому живётся, у кого одна нога", решился встать.

Удалось сгруппироваться, тело заняло положение, известное у бегунов, как низкий старт. Бежать, правда, лейтенант никуда не собирался, да и сходство вышло чисто внешнее, не говоря о последствиях. Вместо спринтерского рывка вперёд, он с согнутой спиной ткнулся головой в сугроб, где прочно застрял, талантливо изобразив полярного страуса...

...обмотав голову шарфом, Рыбкин тащился по кривой улочке дальней окраины. Причём вспомнить, как удалось пересечь весь город не удавалось.

Вдруг он улыбнулся. На вывеске красиво, с завитушками, написали "СУВЕНИРЫ". Лейтенант почувствовал себя экскурсантом.

Внутри помещение делилось на самостоятельные отделы. Слева торговали едой. Прочитав ценники Рыбкин, проглотил слюну - Хват отделил всего одну мелкую купюру.

- Скажите, - держа руки в карманах, поинтересовался лейтенант, - Мёд у вас липовый?

- Как можно-с! - всплеснул руками продавец. - Натуральный-с!

- Прекрасно, - сказал Рыбкин, переходя в сувенирный отсек. Прикрытием какого бизнеса служили сувениры, знали только доверенные лица из числа коренных жителей. Среди всякого хлама, свезенного сюда безвестным проходимцем, имелись и, собственно, сувениры: убогие приземистые вазочки со смазанным штампом "Вятский унитазный завод", а ещё страшненькие куколки из меха бобра, нерпы и выхухоля с аппликациями и вышивкой дешевым речным жемчугом.

Состояние праздного умиления, вызванное высоким остаточным содержанием спирта в крови, прервало появление странно одетого мужчины. Средних лет кряжистый лесоруб, в ватных штанах, но по пояс голый, с засаленным подшлемником на голове, быстрым шагом вошёл в лавку и молча отвесил продавцу сильнейшую оплеуху. От которой тот опрокинулся на спину, и быстро убежав на четвереньках под прилавок, крикнул тоненьким голоском:

- Семёныч, опездух таёжный, пошто в рыло сунул? Сушеных мухоморов на просеке обожрался?

- Я тя счас на третий участок направлю!***** - пообещал Семёныч и с надрывом спросил: - От тараканов, говорил, средство-то было?!

- От тараканов, знамо дело!

- С чего ж тоды Фима Рябой хвоста откинул?!! - рявкнул покупатель, пытаясь добыть дельца из-под прилавка. - Лушше сам вылазь!

- Ну конешно! - отвечал продавец, шустро закапываясь в коробки и мешки. - Рябых много, а я один!

- Не один, а два - первый и последний! - заорал лесной человек, выбивая ногой дверку в прилавке.

Рыбкин, бормоча: "Извините, я, кажется, не вовремя", бочком протиснулся в тамбур и выпорхнул на волю.

Через несколько минут он развеселился, увидев облезлую надпись "ПРОДАЖА СИТ".

"Зайду, погреюсь", решил он.

Зашёл. И похолодел.

Сидя возле буржуйки на табурете, Фонарь обматывал грязные ноги батистовыми портянками. Крушило поодаль, у лампы, чистил обрез. А толстяк - ситный мастер цедил в кожаные фляги убойный первач.

Рыбкин и головорезы узнали друг друга сразу; Рыбкин понял из кого могут сделать сито.

- Смотри, братан, что на огонёк залетело, - подмигнул Фонарь Крушиле.

- Вижу, вижу - ментокрылый мусоршмит, - ответил тот, с омерзением отталкивая разобранный обрез и прыгая к спортивной сумке, где поверх инкассаторских мешков лежал 9-миллиметровый Смит-и-Вессон.

- Лёлик, мочи опера!!! - взвыл Фонарь, запутавшийся в непомерной портянке. - Уйдет!!!

- Кто и когда от меня уходил?! - оскорбился Крушила, поднимая огромный револьвер, похищенный в краеведческом музее города Пердянска...

______________________________________________________________

* Ходить в планетарий - пить коньяк (вести красивую жизнь).

** Кент - друг.

*** Поделиться с Богом - обокрасть церковь.

**** Нычка - заначка, запас.

***** Участок Љ 3 - кладбище.

ГЛАВА 40

"Покупая птицу, смотри, нет ли у неё зубов.

Если есть зубы, то это не птица".

Д. Хармс "Елизавета Бам"

Раньше Фонаря звали Сашей, а Крушилу - Лёшей.

Фамилия первого крепко позабылась. Как-то она была связана с атмосферными осадками. Толи Сдулов толи Шквальев? Слыша её, пожилые люди ёжились. А работал он прежде осветителем в театре, творческая атмосфера которого, вместе с наследственной предрасположенностью к курению дурманящих зелий, оказали заметное влияние на судьбу Безжалостного Шурика.

Вторым фактором, приведшим к беде, оказалась последняя любовь осветителя - Елена Максимилиановна Тигрицина, более известная как Диванная Пантера, скромного дарования богемная художница, постоянный персонаж кулуарных сплетен, особа неуправляемая и вздорная. В общем, того разбора дамочка, интимная жизнь с которой сродни высшему пилотажу и зачастую приводит к остановке дыхания. Именно альковная хищница нанесла последний удар, превративший скромного труженика в деклассированную личность и отщепенца.

Законный муж Елены Максимилиановны, имевший отношение, кажется, к кинопромышленности, узнавая от общих знакомых об очередном подвиге блудной жены, загонял её в угол и тихо спрашивал: "Опять?" Ответ он знал заранее, поэтому, накручивая себя, топал ногой и визжал, как Ленин на Троцкого: "Ты ведёшь себя, как проститутка! Это опять вышло случайно?! Смотри в глаза! Опять, да?! Убью! Я сказал, смотреть в глаза! Где твоя половая честность?!..."

В роковой день громкое объяснение между супругами как раз имело место. Помятая, но бодрая, Елена, помахивая сумочкой из яркого пластика, отправилась в театр, где заботливый Фонарь (ну, тогда еще Саша) оставил для неё контрамарку. Как раз шел спектакль, в постановке рано ушедшего режиссёра-скандалиста Взбесивцева, творчеством которого Елена в тот период просто бредила.

Надо же было такому случиться: именно в день премьеры старое электрооборудование надорвалось - разом сгорели пять гвоздей, поставленных в распределительный щит вместо предохранителей; оплавился кабель. И хотя спектакль не отменили окончательно, обстановка аврала и угроза увольнения погрузили Фонаря в глубочайшую депрессию.

Появившаяся у реостата Елена, заведённая супружеской сварой, долгим ожиданием премьеры, и оскорблённая непочтением к своему кумиру, обозвала Шурика "дебильным коротышкой", "грёбаным наркушником" и "сивым мерином". С этого момента “непросыхающий источник вдохновения” стал ей не интересен. А их двухгодичный бурный роман она обозвала недоразумением, начавшемся в плохо освещённой гримёрке.

После объявления о полном разрыве всяческих отношений, с высоко задранным носом, она удалилась восвояси.

Ну и, значит, наш Шурик... предположим, Сквозняков... да, Сквозняков... решил уйти, к чертовой матери, из жизни. Решение принято, пора уходить... Кроме решения было принято и ещё кое-что. Пустяк... два-три стакана от силы. Ну, и покурено для храбрости. Прощальный косяк, так сказать.

Расхрабрившийся смертник побрёл к Яузе топиться, да на набережной угодил под гнавший не знамо куда ЗИЛ. Под колёсами которого мы пока и оставим нашего героя-любовника, обратившись к биографии гражданина Крушилина, по кличке Крушила.

Мальчик с говорящей фамилией по окончании школы имел широкий выбор: либо сразу в тюрьму, либо туда же, но поработав перед посадкой сколько возможно в торговле. Причем торговать оный мальчик мог бы исключительно мясом. Крушить другие материальные ценности, получая за это деньги, просто невозможно.

Ранняя деятельность Алексея Крушилина наглядно иллюстрировала расхожую мысль о том, что трудоустройство зависит не от трудовых навыков, а от круга знакомств: Крушила работал старшим продавцом мясного отдела в одном весьма солидном гастрономе.

А порекомендовали его туда добрые знакомые родителей, которым в голову своевременно пришла мысль обезопасить себя от превратностей дефицитной жизни и иметь возможность припадать к кормушке в любое удобное для себя время. Кое-как отучившегося в торговом техникуме Алексея пристроили на редкость удачно.

Работать Крушила не умел, думать не хотел, умирать не собирался. Наоборот - активно боролся с несовершенством бытия, когда не можешь того, чего хочешь, а того, что ещё можешь уже не хочется. Хотелось почему-то всего, и сразу, и побольше. Впрочем, увлечений набралось от силы три: девки, музыка и алкоголь.

Пить приходилось практически всё: от “синюхи” до коньяка “Наполеон”.

Музыка делилась на хорошую и тихую, больше нравилась хорошая.

Касаемо же отношений Леши с лучшей половиной человечества, можно отметить, пожалуй, только одинаково сильную тягу к дамам трудной судьбы и лёгкого поведения.

Однажды все главные увлечения связались в тугой узел. Знакомый индус из Университета дружбы народов, которого дразнили Робингранатом Кагором, привез с исторической родины партию лицензионного винила и за хорошие деньги “сдал” её Лёлику. Лёша, по обычаю того времени, первым делом переписал все пластинки на магнитофон.

Прокрутив бобины и оценив качество записи, он от радости скушал бутылочку “Золотого кольца” и, естественно, захотел любви. Открыв наугад записную книжку, он выбрал телефон девушки, которая ничего, кроме дружбы, никогда никому не предлагала. И сообщил ей, что согласен дружить с ней горизонтально. И был (правда, мягко, но далеко) послан. И, само собой, обиделся. Выскочил из дома, угнал со стоянки АТП грузовик и поехал прибить наглую тварь.

На полпути под колёса ЗИЛа угодил заметно нетрезвый пешеход...

Поставив машину на ручник, Алексей свесился посмотреть на содеянное. Велико же было его удивление, когда злой голос в районе заднего моста начал кричать:

- Чё зенки выкатил, сука? Первый раз за баранкой сидишь?!

- Без инструктора - первый, - сознался угонщик.

- Значит, ученик? - допрашивал потерпевший, лёжа на асфальте.

- Нет. Я уж не ученик. Я давно старший... продавец. Мясного отдела.

- Мясник? Заметно. В котлету хотел превратить? А у меня без твоей помощи горе...

- Значит ты меня поймёшь - у меня тоже гор-р-ре... - заплакал в ответ Крушила, то есть Лёша Крушилин.

Именно там, на набережной, возникло акционерное общество “Разделка по первому сорту в полной темноте” основателями, директорами и держателями всех акций которого стали Фонарь и Крушила. Двое внешне приятных молодых парней, простых в общении, с московской пропиской, со средне специальными образованиями и мозгами набекрень по независящим ни от кого причинам.

Разумеется, очень скоро столичное поле деятельности перестало удовлетворять их растущие амбиции и лихая парочка поменяла координаты на расплывчатое “мой адрес - Советский Союз”. Был ведь раньше такой “адрес”?

ГЛАВА 41

“Они могут доказать ненужность

того, чего у них нет.”

Вен. Ерофеев

“Записки психопата”

Хват проиграл пальто. А перед тем проиграл аэросани и остатки голдыря. А империалы ушли задолго до транспортного средства и золотого песка.

Ставить стало нечего.

- Знаете, дорогой друг, - начал Хват (“дружба” с Ряпушкой и вправду обходилась дороговато), - Наличность моя... того... оскудела. А сберкнижку я по рассеянности дома оставил... Просто не знаю, как дальше-то быть, хоть игру бросай... Да что я ей-Богу! У меня же есть...

- Что такое у вас ещё есть? - хищно потёр руки шулер: он-то думал, что все соки выжаты и на радостях даже угостил сержанта сигарой.

Хват, затянувшись, обворожительно улыбнулся и поражаясь собственной наглости предложил:

- На мальчика моего сыграем?

- На мальчика? - поднял брови Ряпушка. - Да вроде я тутошних лярв* ещё не всех перехарил**... Да и туфту*** не люблю.

- Всё имеет свою цену, поверьте. Для траханья он малопригоден, - усмехнулся Хват, - а вот в хозяйстве пользу принесёт, - Малец расторопный. Будет за вами шубу носить или трость. Трость у вас имеется?

- Он вам родственник? Или по счетчику**** должен?

- Ни то ни другое. У меня в сейфе вся его ксивота,***** а без неё он никуда не рыпнется, - моментально соврал Хват.

- Очень заманчиво. Только мальчуган-то ваш... вышел весь.

- Его вынесли, - поправил сержант. - Кто вынес тот и внесёт. Без проблем! Товар - первый сорт! Соглашайтесь!

Ряпушка переглянулся с мандером****** и поднял палец:

- Человек! Подать сей же час ихнего мальчика, если жив ещё!

- Будь сделн! - козырнул Кузьма Кузьмич и побежал к двери.....

...которая внезапно распахнулась, пропуская летящего, как пушечное ядро, слишком даже живого Рыбкина...

...Кузьмич растянулся во весь рост, сбитый ошалевшим лейтенантом...

...Крушило, вломившийся следом, получил по ушам створками двери...

...и с поглупевшим лицом повалился на Фонаря, который от неожиданности шарахнул в зал картечью из правого ствола...

...Хват, оттолкнувшись ногой, вместе со стулом рухнул на пол, как будто пристрелили именно его, стянув заодно скатерть, карты, деньги и шампанское...

...Ряпушка, уронив кресло, вскочил на ноги. Ни хваты, ни рыбкины его больше не интересовали - Крушило, стекающий по дверному косяку, вот единственный, кого он видел сейчас...

...Фонарь тоже сразу признал таёжного миллионера и навёл обрез на него. Оружие (равнение на “Парамаунт”!) дало осечку...

...Шулер молниеносным движением выдернул из рукава короткую блестящую трубку и махнул рукой в сторону двери...

...Фонарь, швырнув в гущу сутолоки обрез, выхватил из-за пояса “макаров” и успел выстрелить прежде, чем магниевый взрыв на несколько секунд вывел из строя всех, но вряд ли попал...

Затем началась перестрелка. Разве без пальбы можно?!

__________________________________________________________

* Лярва - легко доступная женщина, шлюха.

** Харить - а так же трахать, драть, дрючить, тянуть, еть и т. п.

*** Туфта - в данном контексте - карточная игра без достаточного материального обеспечения. В иных случаях это подделка или некачественная, халтурная работа.

**** Счётчик - непомерные проценты за просроченный долг.

***** Ксивота - ксивы - документы, паспорт.

****** Мандер - сообщник шулера.

ГЛАВА 42

“...Единственное проявление божественности,

это молчаливое приятие любого

людского деяния.”

С. Лем

По доброй традиции все светильники перебили, темноту рассеивали лишь частые вспышки выстрелов. Особенно выделялось кустообразное пламя Фонарёва обреза, да длинный огненный язык Крушилиного револьвера.

От Ряпушкиной ракеты полыхнул пролитый из семилинейки керосин. Горело пока в одном и дальнем углу, однако освещения хватило опознать среди убитых большую часть шулерских приспешников.

“Хрен вам! Не возьмёте!”, подумал Хват, приметив на лестничной площадке два силуэта. Бандиты, отступив из зала, засели наверху, ожидая, пока одуревшие от гари, дыма, резкого запаха палёных волос и вони тлеющего тряпья старатели, игроки, служащие и прочие потянутся к выходу. Где будут приведены к общему знаменателю посредством огнестрельного воздействия.

- Рыбка, Рыбонька, ты где?! - громким шёпотом позвал сержант.

Совсем близко раздался ответный шёпот:

- Тут я, под скатертью...

- А под обои залезть не пробовал? Может там попрохладней? - не к месту пошутил Хват.

- А пошёл ты!

- Ладно, ладно. Некогда базарить - скоро жариться начнём. Ползи сюда, придумаем что-нибудь...

- Придумаем, ага! - тоскливо протянул Рыбкин, стараясь дышать через ткань.

- У тебя голова для причёски или как?

Рыбкин оскорбился и куда-то, сам не зная куда, полез. Хват успел схватить героя за рукав.

- Не рыпайся! Полезешь напролом - уйдешь вперёд ногами.

- А как иначе уйти? - огрызнулся Рыбкин, растирая слезящиеся глаза кулаками.

- Рекламу помнишь? “Летайте самолётами”.

- Незадача какая: мы в подвале, а самолёт в небе.

- Да какое небо - рядом стоит.

- А в дверях из обоих решето сделают?

- Подкоп исключён, времени мало. Окон нет. Лифта, чёрной лестницы, вентиляционной шахты нет тоже. Значит выберемся всё же через дверь. Хорошо бы броневик... Не имеем... Имеем крышку стола. Толстая старая древесина. Вроде бы сквозных дырок нет: завязли, значит, в ней пули. Эй, Рыба, давай ломать столу ноги! С ними нам в коридоре не развернуться. Ты - те две, а я - эту пару... Брось глупые вопросы задавать! У меня с минуты на минуту галоши потекут.

- Тут кувалда нужна - нога-то с мою будет...

- Совсем рехнулся, что ли?! Отбивать ты их год будешь! Там барашки есть - открути. Повернул? Отлично! Отвалились ноги?

- Готово - прохрипел Рыбкин сквозь кашель.

- Слушай сюда! Сейчас я последний свет уберу, мы деревяшку подхватим, левый бок ею заслоним и - бегом по коридору. Отдай скатерть: я пламя собью.

Притушив огонь, Хват достал из-за пояса взятый у мёртвого картёжника парабеллум и методично, словно в тире, расстрелял последнюю лампочку в коридоре.

Прикрываясь щитом из столешницы, милиционеры вихрем пронеслись мимо Фонаря и Крушилы. Пущенные в упор крупнокалиберные пули застряли в морёном дубе. А погнавшего Крушилу, Рыбкин с верхней ступеньки лягнул ботинком в морду (и с удовольствием услышал характерный хруст).

Виляя и втягивая головы в плечи после каждого выстрела, они бежали к берегу. Там, у так называемого летнего брода, сверкая оранжево-синим оперением стояла “Жар-птица” - самолёт миллионера Ряпушки.

- Заводи и сразу взлетаем! - распорядился Хват.

- Я на самолёте летал один раз - пассажиром!

- А в ДОСААФе ты чем занимался?

- Хотел конным спортом, но познакомился с наездницами и стал бояться лошадей...

- Плевать! Справишься!

- Посмотрим!

- Смотри бегом! Если попадут в баки, полетим сразу к звёздам, минуя тернии...

- Какие тернии? Чего плетёшь?

- Лезь в кабину, тундра неосвоенная, потом объясню! А я прикрою: у меня целых два патрона осталось.

- Побереги! Чего доброго, обоим застрелиться придётся!

- Заводи движок! - отчаянно заорал Хват, хлопнув люком.

Рыбкин вдумчиво пялился на ряды тумблеров, пускателей и шкал.

- С аэросанями сходство нулевое. Ага! Вот зажигание.

- Зажигай!

- Отстань, мешаешь!! - щелкая рычажками на потолке, огрызнулся коллега. Мотор икнул. Винты лениво шевельнули лопастями.

- Есть!

- Что “есть”? Взлетать-то меня кто учил? Ас Пушкин?

- Плевать! Главное тронуться...

- Счас тронусь!

- В смысле - с места! Взлететь не сумеешь - по льду уезжай. Хрен догонят!

- Тогда бы к саням чесать следовало.

- А где они стоят, помнишь? Не добежали бы...

Винты раскрутились до прозрачности, фюзеляж мелко завибрировал. Пёстрая стрекоза, подпрыгивая и качаясь, побежала от берега к середине речки. Там лейтенант прибавил газу.

Пока аппарат маневрировал, донеслось с десяток ударов, словно поблизости стукнули обухом в сковородку. “Кажись попали”, - подумал сержант.

“Слишком длинный разбег”, - решил Рыбкин. - “Пора взять штурвал на себя”. И он взял на себя, но слишком резко: Хват мешком выпал в коридор.

“Жар-птица” выровнялась в полёте, и набрав высоту 200-300 метров радостно затарахтела прочь от Чухрымска. В салоне раздались матюги. Пятясь в кабину вошёл Хват с парабеллумом, а за ним, с поднятыми руками, обожжённой мордой, в простреленной дохе, протиснулся... Ряпушка.

- Убери пушку, падло! - Буркнул миллионер, несмотря на прорехи и ожоги, сохранивший грозный вид. - Махаться ща мазы нет, пока вас придушу, - железяка вниз ёбнется.

- А чего ж ты тогда нас дожидался? Залез первым и летел бы себе на все четыре стороны.

- Я из механики одни замки знаю, другое чего не могу, а пилот, сука страшная, обожрался на халяву в лёжку.

Подтверждая, в хвостовой части пьяный голос проорал:

- Фырма вэников нэ вяжет! - На самом деле “фырма” не вязала лыка.

- Понедельник - трудный день, - утешил Хват. - А вот хлопцев вы огорчили...

- Которых?

- Ну, этих двух... Кажись, Фонарилу и Крушилкина.

- Фонаря с Крушилой? - скривился шулер. - Да я этих гнид..! Тогда и вы, граждане начальники, беспределов обидели - в руки им не дались. Упустят вас - плакать будут.

- Уже упустили! - хохотнул Хват. Внезапно память вынесла на поверхность дело Љ... и имя Ряпушки на обложке. - Чевой-то мы всё о прошлом, подумайте лучше о будущем, гражданин Спрутенский.

Ряпушка сглотнул. Будущее рисовалось унылое, цвета лагерного забора.

Рыбкин, хотя и смотрел сейчас вперёд, жил настоящим.

Деревья вплотную подступали к обоим берегам, русло реки контрастно выделялось на всём протяжении.

Пули, на взлёте прошившие фюзеляж, не повредили топливные ёмкости, чего опасался Хват, зато нарушили герметичность кабины, напустив внутрь жгучего холода и оборвали маслопровод, что грозило перегревом двигателей. Пока, правда, признаков надвигающейся катастрофы не наблюдалось.

- Я, граждане, в ваши дела, само собой, не лезу, только там, куда вы торопитесь, места глуше некуда. Малодоступные районы. А скоро появятся сопки и в одну из них вы можете воткнуться. Ночью - со стопроцентной гарантией.

- Смотри-ка, Рыба, наш пассажир с перепугу феню позабыл. Выражается, как последний интеллигент. Давай скинемся на очки и шляпу.

- Пересрали, гражданин Ряпушка? - спросил лейтенант, бегая глазами по шкалам приборов, показания которых ему удалось расшифровать. - Биться о сопки мы повременим. Нам кое-что найти надо...

- Шаманово кладбище, - подсказал Хват.

- Там лыжи сразу отвалятся! - быстро ответил Ряпушка. - Кочки и канавы! Приземляйтесь не ближе версты от большого круга. Потом шуруйте пёхом.

- Сдаётся мне, попыток было много, - ухмыльнулся сержант.

- Много, - кивнул Ряпушка и окончательно помрачнел. - С вами, волки позорные, я не пойду, можете пристрелить,!

- Можем, - согласился Хват. А Рыбкин поддержал:

- Скорее всего, так и поступим.

- Да я вас, век воли не видать, каждого пополам порву!

- А я..! - заорал Хват, поднимая пистолет на уровень глаз.

Обрывая прения, заскрежетал заклиненный мотор под левым крылом; правый взвыл на пределе возможностей, но пережил напарника лишь на мгновенье.

Всех объяла тишина, нарушаемая лёгким свистом ветра. Высота неправдоподобно быстро убывала.

ГЛАВА 43

“...останки подверглись смерти

от руки горного льва.

Однако некоторые полагают,

что их хватила кондрашка”.

А. Бирс

“Проклятая тварь”

Старая карга, претендующая на роль второй майорской судьбы, совершенно обнаглела. Вставляла дурацкие реплики, слыша комплименты в адрес первой судьбы, оскорбительно хихикала, игнорируя попытки поставить себя на место. Майор настолько увлёкся перепалкой, что огромные вакуумные присоски, вцепившиеся в хронокрафт, заметил последним.

Их корабль аккуратно встряхивали, словно пытались на слух определить, чем набита коробочка. Среди больших чёрных захватов просунулась шустрая коленчатая ножка, имеющая с десяток, разбросанных по диаметру шляпки, стеклянных глазков. Веер разноцветных лучей обследовал салон. Майор зажмурился.

Остался всего один луч - белый. Осветил вредную бабку, Пронина. Упёрся в судьбу. Замер.

Неимоверной интенсивности оранжевое свечение затопило салон. Сверхмощный резак взялся за прозрачную броню. Хронокрафт укутался в защитное поле, посылая сигналы бедствия, но пиратское судно перед нападением выпустило кассетную ракету, разбросавшую множество поглотителей радиоизлучения. Связь давно прервалась.

Плазма проедала обшивку в районе командного отсека. Майор присутствовал при величайшей битве технологий, впрочем, оценить изощрённости противника не мог. Так же, как понять насколько неравные силы столкнулись в вечности.

Операции пиратов готовились подолгу, для чего использовалось время параллельных континуумов, реально несуществующее в месте захвата. Ошибки практически исключались, а в случае редких провалов властям доставались одни автономные модули, набитые разномастным оборудованием. Какие-либо системы управления или программирования отсутствовали.

Организаторы всегда оставались в тени. Сведения о них накопились противоречивые. Наверняка не знали даже - гуманоиды ли хозяева сверхсложных агрегатов. Никто не видел места сборки кораблей, а приборы навигации и слежения ни разу не засекли направления, в котором исчезала добыча. Например украденные из сектора “U” - самой середины Пояса малых планет - кобальтосодержащие астероиды.

Судьба, работая оператором рудника, абсолютно случайно увидела, как от огромного сапфиродобывающего комбайна самопроизвольно отделились различные устройства, собрались в некий замысловатый механизм и исчезли после характерного звука телепортации.

Электронное тестирование комбайна выявило отсутствие мощных буров для твёрдых пород и плазменных резаков, самых современных в этом районе Галактики. Пропавшее оборудование вскоре вернулось обратно. Им явно от души попользовались.

Некая догадка осенила Судьбу. Она поделилась ею с местным филиалом службы безопасности и всего через четверть часа получила от дежурного аналитика строжайшее предписание покинуть объект. Ближайшему хронокрафту Гипермозг уже менял траекторию. Страшная опасность нависла над ней.

Сразу скажем: выводы Судьбы оказалась правильными. Она не учла только эффект петли, искусно завязанной во времени. Коварство замысла открылось, когда плазменный резак сделал короткий перерыв для замены сопла, и она узнала уникальную установку со своего сапфирового рудника.

А ведь всё пропавшее железо вернули на место! Причём ещё вчера!

ГЛАВА 44

“Он был сумасшедшим,

Но не сошедшим с ума в пустоту,

А вошедшим в иное...”

Тонино Гуэрра

“Кот на абрикосовом дереве”

Земля прыгнула навстречу, словно малое дитя поигралось с трансфокатором. Ряпушка не успел закрыть рта, открытого для достойного ответа Хвату, Хват не имел времени испугался, Рыбкин что-либо исправить, а пилот-хроник - проснуться...

...после падения, вернее аварийной посадки, летун продолжал безмятежно спать. Тычок в лёд получился жестким, но не смертельным. Уцелели даже лыжи. Аппарат гремел по метровой толщины льду, сметая плотный снег. От тряски из стенного шкафа вывалился спасательный плот и, громко шипя, раздулся во весь салон. Авиатора накрыло резиновым шатром, под которым он и продолжал давать храпака.

Хват, зараза, пытался потом уверить всех, что Рыбкин повредился рассудком, приложившись о штурвал. На самом деле бедняга свихнулся позже, ступив на землю.

Сержант застрял на некоторое время внутри самолёта, проверяя не вечным ли сном спит пьянчуга-лётчик. Ряпушкин пилот оказался грузином, на что указывал крючковатый нос, смоляные вьющиеся волосы, тонкие усики и национальный костюм - кожаный плащ, черные вельветовые джинсы “Wrangler” и остроносые оранжевые ботинки на пластмассовой подошве.

Удостоверившись, что над телом поднимается пар и доносится ровное сопение, Хват полез к люку, где Рыбкин орудовал ломиком, корёжа тугой замок. Рукоятка внезапно поддалась и лейтенант проорав “ё-пэ-рэ-сэ-тэ!” выпал наружу.

Пока Хват добрался до выхода, окрестности огласились воплем животного семейства кошачьих, чей хвост расплющило дорожным катком.

“Кот в этих широтах?” - удивился сержант, лягаясь с ярко-оранжевой резиной плота. Пока он вылезал наружу, вопль повторился.

Орал Рыбкин.

Закрыв лицо руками, сидел на корточках, раскачивался из стороны в сторону и вопил. Оправдывать глупую выходку не буду, хотя причина голосить имелась - напротив него, свесив ноги с нарты, сидел... русский полковник Разлив-Заливако с американским ружьём в руке, а из-за оленей высовывался гражданин Козоев с основательно деформированным лицом.

Думая сохранить хотя бы видимость субординации, Хват принялся увещевать горластого друга, но оный - за вычетом пауз-вдохов - не желая ничего знать, орал без остановки.

От страшных воплей Хвата пробрала икота, а рот Козоева стянуло в куриную жопку; остальные части его лица выглядели и раньше достаточно мерзко. Надвинув поплотнее ушанку погонщик полез под сани, но тишины там, само собой, не нашёл.

Рыбкин набрал полные лёгкие воздуха, однако выть раздумал, а вместо того во весь голос объявил:

- Ce monstre la, il nous rendra au desastre!*

- Ч-чево-о-о?! - поперхнулся Хват.

- Ma foi**, - ответил Рыбкин совершенно серьёзно.

Изрядно струхнувший сержант, как заботливая мамаша потрогал рыбкинский лоб.

- Вроде ночью не кашлял, - озабоченно пробормотал он.

- Laisse-moi!*** - сердито сказал лейтенант, стряхивая его руку.

- А?

- Fous moi la paix****, - посоветовал Рыбкин поднимаясь; во взгляде его сквозила враждебность.

Кстати, говорил он правильно, без акцента. Старушка Руина свет Францевна была бы счастлива, поскольку давно поставила жирный крест на лейтенантском произношении.

- Вот беда - гикнулся наш Рыба! - ломая руки сообщил Хват.

- Tais-toi!***** - замахнулся на него Рыбкин.

Взгляд сумасшедшего сфокусировался на старшем офицере, чьё внезапное появление и вызвало фазовый сдвиг. Глаза налились кровью, нужные слова сразу отыскались в словаре; он не прокричал даже, а скорее выплюнул короткую исчерпывающую характеристику начальника: “Vieux con!”******

Полковник по обыкновению ничего не понял. Вопли Рыбкина он приписал вывиху или перелому, после падения из люка. А русско-иностранный диалог пропустил мимо ушей, как пропускал всё, чего не мог осмыслить. Волновало его одно единственное обстоятельство, а именно:

- Сбежать хотели, паршивцы?! Бросить задумали?!

Хват замер по стойке смирно.

- Никак нет!

Рыбкин саркастически усмехаясь, изобразил послушание, но при этом уточнил, глядя полковнику в глаза:

- Enemis a vie?*******

Разлив-Заливако, взглянув на Рыбкина с лёгким беспокойством, спросил, адресуясь в первую очередь к раболепному сержанту:

- Уйти-то далеко не удалось?

Вместо Хвата ответил лейтенант:

- Que voulez-vous?******** - сказал он, пожав плечами.

“Ву ле ву? Вот те раз! Французский язык!?” - дошло наконец-то до Хвата.

- Молчать!! - рявкнуло начальство. - Отставить импортный диалект!!!

- Он больше не будет, товарищ полковник! - заступился Хват. - Представьте, что он иностранец, по-русски не говорит, а если говорит, то только глупости.

Сержант рассудил про себя, что с сумасшедшего взятки гладки, а если полковник заведётся - достанется всем подряд. Его ещё разбирало полюбопытствовать, каким образом брошенный в Чухрымске Разлив-Заливако, оказался в низовьях реки раньше них.

А между нами говоря - entre nous soit dit - всё очень просто. Полковника, напоминаю, крепко укачало во время сумасшедшей гонки под артобстрелом. Посреди шумной площади ему сделалось совсем худо.

Сколько он проторчал столбом, полковник не помнил. И вдруг перед ним, как в сказке остановилась оленья упряжка без погонщика, зато с ворохом шкур и тряпок на нарте. Полковник с автоматизмом зомби шагнул раз, другой, дотянулся до мехового рая, зарылся поглубже и провалился в забытьё.

Мелкий вор и растратчик Козоев, чьи неприглядные делишки стали достоянием уголовной общественности, унося ноги из города, увёл первое попавшееся под руку - оленей, упившегося в говно Шестибякина, чей сон в сугробах старались не прерывать, ввиду повышенной возбудимости подростка и его родственных связей с могутным местным паханом.

Второпях Данила не стал рассматривать навьюченную поклажу, так что Разлив-Заливако очнулся километрах, эдак, в сорока пяти-сорока восьми от Чухрымска, на трясущихся санях, уносящих Козоева от мести евойных дружков, чьи деньги на покупку снаряжения и продовольствия он по рассеянности прогудел...

А тут над головами, чихая, пролетел самолёт да и упал где-то совсем близко, взметнув белый снег. Оставалось наставить на Данилу ружьё и скомандовать подъехать. Командовать, слава Богу, полковник умел в любом состоянии.

__________________________________________________________

* Это чудовище нас погубит.(Фр., здесь и далее)

** Честное слово.

*** Отвяжись!

****.Оставь меня в покое.

***** Заткнись!

****** Старый хер!

******* Враги на всю жизнь?

******** Что поделаешь?

ИНТЕРМЕДИЯ 5

“...мы просто играем в азартные игры.”

Дж. Апдайк

“Иствикские ведьмы”

“Дожили! Всякие мусора и лунатики* налегке прутся в Шаманову долину,” - провожая взглядом упряжку подумал Семён Вениаминович Спрутенский, медленно обретая душевное равновесие. - “Мои попытки прорваться закончились впустую. Ближе, чем на выстрел, Круги не подпустили. Выкинуло меня оттуда к едрене матери. Узнать есть ли там россыпи так и не сумел. В другой жизни повезёт, так гадалка Сима сказала.”

“К Шаманам - за ради Бога! Тока стёжку укажите, уж я запулюсь к рыжью-то**, или чо, баяли, там лежит? К платинке? Ну, к ей родимой! И с вами, скотами, по полной рассчитаюсь! Каждой свинье - по отдельному корыту! Доведите тока, суки!” - исходил про себя слюной Данила Козоев, подслушавший, в какое лакомое место направляется ментовская экспедиция.

“Шаманово Кладбище - интересные названия у посёлков, сказочные. Хват уверяет, будто там мы найдём какой-то транспорт и сможем покинуть чёртову глушь. Придётся писать рапорт: майора обнаружить не удалось. Обнаружены другие интересные личности, но лучше о них не заикаться. Задержать ведь никого не смогли. Спасибо, сами целы. Такая вот приключилась петрушка. Мишка на севере, короче,” - размышлял, кутаясь в медвежью полость полковник.

“Рыбкин начудил, а теперь мечтает. Обострение прошло. Когда следующий приступ? Интересно, мысли у него на каком языке? Если сны снятся на французском - надо брать в постель переводчицу! А полковник хорош - верит всему. В коллективные сны, например. До сих пор думает, что спит. Это радует. А если бы Данила не затесался, пришлось бы полкана*** посылать первым для включения системы. И хрен знает, куда бы нашего Разлива метнуло с того поля чудес. Напутать не имею права! У меня на руках два идиота... Так, Укуша перво-наперво велел...” - и Хват повторил про себя, всё, что домовой посоветовал делать, прибыв к месту назначения.

О чём думал Рыбкин предположить не берусь: в глазах лейтенанта не отражалось даже небо.

__________________________________________________________

* Лунатик - Грабитель-одиночка (вор. жарг.)

** Запулиться - Зайти без спросу. Рыжьё - Золото.

*** Полкан - Полковник (жарг.)

ГЛАВА 45

“Всё это напоминало зиму в Луизиане,

где я никогда не был.”

В. Аксёнов

“АААА”

- Северное сияние...

“Какое, на фиг, сияние, днём-то?” - про себя спросил у полковника Хват. - “Укуша всё указал верно. Скоро подует ветер.”

Сухо хрустел снег. Храпели выбивающиеся из сил олени. Рыбкин дремал.

Отдельные всполохи, похожие на павлиньи перья, устремились в верхние слои атмосферы. А оттуда, двигаясь по спирали, яркие мерцающие пятна сползали вниз. Световой поток, указывая на точку координатного нуля, ввинчивался в тундру в каком-нибудь часе хорошего хода. Жаль, что олени, утопая по грудь в снегу, еле тянули перегруженную нарту.

Струя высокогорного холода ударила путешественникам в тыл. Олени словно взбесились. Вожак, кося безумным глазом, скакнул в сторону, путая упряжь. Двое рухнули на колени, тычась мордами в снег. Последняя пара дёрнулись в разные стороны и оборвали ремни.

- Стой, блядь!!! - тонко крикнул Козоев, пытаясь шестом развернуть отбившееся животное. Олень, громко фыркая, рыл копытом снег и упрямо пятился прочь от нарты. Данила изловчившись приложил четвероногого по голове, но результат получился обратный. По проторённой колее рогатый почесал туда, откуда пришёл. Молодой хозяин любил быструю езду, но в пределах поселения, а ломить по целине - пусть поищут других остолопов.

Обрушился второй и последний вихрь. Беглого оленя накрыло плотным белым облаком. От гималайской стужи заломило лица. Из воздуха исчез кислород. Полковник повалился ничком, царапая скрюченными пальцами воротник. Рыбкин, задрав ноги, свалился с нарты. Данила разевал пасть, как крокодил. Словом, получилась иллюстрация из школьного учебника - “Первое применение отравляющего газа под Ипром”.

Один Хват избежал паники. Не метался, не хрипел. Спокойно пережидал, посасывая льдинку. Оглянулся: все следы съела вьюга. Раскинулась ровная белая гладь, хоть вышивай.

Едва ледяной поток схлынул, Хват проковылял к вожаку. В руке он держал моток верёвки с четырьмя затяжными, завязанными ещё возле самолёта, петлями. Одну он сразу накинул на Козоева, просунул отбивающиеся руки и закрепил под мышками. Так же он поступил и с Разлив-Заливако и с Рыбкиным. Последнюю удавку он приладил вместо пояса себе.

Подобрав шест-погонялку сержант осторожно, стараясь избежать удара копытом, приблизился к затихшим на мгновенье оленям. Взмах-другой ножом и толстенный ремень, державший коренника лопнул. Свободный конец капроновой верёвки он успел карабином пристегнуть к оленьему хомуту. И не спрашивайте, когда успел! Если бы не Укуша...

Хват взмахнул погонялкой и связка из четырёх человек, буксируемая матёрым самцом, потрусила в правильном направлении: здесь, за хрупкой невидимой гранью, любое направление оказывалось правильным. А время значения не имело: оно текло не навстречу вам, а вместе с вами.

ГЛАВА 46

“Циклону предшествовала буря.

А на второй день поднялся шквал.”

А. Перрюшо

“Жизнь Гогена”

Плазменная горелка погасла. Вырезанный круг стекловидной брони провалился внутрь хронокрафта. Следом всунулся толстый мягкий рукав с раструбом; пассажиры ощутили движение воздушных струй, устремившихся в чёрное жерло.

- Майор и вы, мадемуазель, - прокричал взволнованный голос у самого майорского уха, - скорее включите систему персональной защиты! Парка, покажите майору, как обращаться с клавишами...

- Кто здесь?! - вздрогнул Пронин.

- Это я - Жук! Пожалуйста поторопитесь! - Он мотался под потолком, выполняя фигуры высшего пилотажа. Рядом с ним, но автономно, порхала объёмная картинка, изображавшая зелёный шар в окружении красных, синих и белых шаров меньшего размера.

Судьба закинула голову, сказала “О!” и быстро прошептала:

- Ваш друг - сотрудник Глубокой разведки. Значок видите? Давайте я включу ваше кресло, не то нас затянет в вакуумный тоннель!

Кресло майора заскрипело; повылезали плоские захваты, плотно прижали тело, лишив возможности двигаться. Плечи и ноги облепила мягкая масса, похожая на застывающий сок гевеи.

Ползти в пиратский пылесос сразу расхотелось. Тем не менее Михаил Сергеевич понял, что дело плохо: едва Судьба со словами “А теперь ...” занесла палец над аварийной кнопкой на своей половине, из прохода вылезла тощая лапа с тремя длинными, конической формы, пальцами, рванула нежную ладонь вверх и, нещадно выкрутив, блокировала включатель телом жертвы.

Пронин попытался освободиться от спасительных объятий, но шансов перебороть систему у него было меньше, чем у заливной трески - всплыть в желе. Судьба, которую вытаскивали в коридор, жалобно скулила, моля о помощи, однако майор на время выбыл из игры. Рискуя выронить глазные яблоки, он сумел увидеть хозяина руки и ненависть пополам с омерзением заклокотали в нём, как кипяток в титане. Уродливая трёхпалая хваталка принадлежала Кривой Судьбе. Мерзкая бабка, раскорячившись между рядами сидячих мест, с размаху вонзила острые пальцы в пол, а второй клешнёй продолжала тянуть Судьбу к себе. Между тем скорость воздуха, засасываемого хоботом, дошла до ураганной.

Майор всё понял. Старая карга - засланная пешка и вряд ли человек: “руки” её произвольно меняли длину и легко гнулись в любых направлениях. Задачу ей поставили простую - способствовать похищению и мешать тем, кто откажется способствовать. Действий требовался минимум: вытащить женщину на открытое пространство, откуда шквал унёс бы её в раструб.

Все силы Жука уходили на борьбу с вихревыми потоками, майор мог сделать совсем немного, но и отпущенную малость он реализовал наилучшим образом. Извиваясь, Михаил Сергеевич прорвал остроносым ботфортом аморфную защитную оболочку. Высвободил нижние конечности и, вложив в удар всю злобу, накопленную за бесцельно прожитые годы, врезал по стальной лапе.

Бабка выдернула из пола когти второй клешни и вцепилась в майорское колено. Со своей мёртвой хваткой старая карга пришлась бы ко двору в любом женском вытрезвителе. Вопль Михаила Сергеевича потряс мироздание и вырубил Чувство, усиленно мешавшее спасательным работам.

Вредная бабушка потащила обоих. Майор упирался, хотя коленная чашечка дала трещину. Решил сидеть насмерть. Встать-то всё равно не мог - его корчевали вместе с креслом.

Слушая звериный рёв майора и визг Судьбы, Жук понял: промедление - чревато последствиями. Включив резервный ускоритель, насекомое совладало с ураганом и заняло позицию над вражеским агентом. Существо, настырно крутившее руки и ноги человеческим особям, показало сканеру своё механическое нутро. И самое главное - местонахождение портативного реактора.

Жук камнем упал старухе на спину. Считанные мгновенья понадобились для сверления отверстий, в которые вошли микрощупы. После проникновения теплоанализатор отметил всплеск в реакторе. Процессоры вывели его в критический режим. Значит, энергетическая установка использовалась ушлыми злодеями, как самоуничтожитель. Всего за секунду удалось подключиться к управляющему блоку и сломать деструктор.

Теперь осталось получить доступ в кристалл памяти... Нет, не кристалл... Отсек, залитый... О, как заблуждались специалисты! Надо срочно переправить информацию в Отдел. Но из облепленного глушилками корабля вести передачу невозможно. Любой ценой покинуть хронокрафт. С пиратством можно покончить одним ударом!

Но сначала - нейтрализовать механического урода, собравшегося изувечить людей. В боковых отделениях, под крыльями, техники установили Жуку мортиры, стреляющие антиматерией...

Трюк удался вполне: обе жертвы избавились от цепких пальцев, а все вместе - от присутствия фальшивой старухи, затянутой в недра пиратского корабля. Но отпускать восвояси преступников Жук не умел. Профессионал высокого класса, он любил многоходовые комбинации: прежде, чем отстрелить бабке руки, он вторично разогнал реактор до предельных величин.

Старушка взорвалась сразу по прибытии на родной корабль и, что интересно, - корабль моментально исчез, словно ночной кошмар или стипендия студента. А майора, Судьбу и Штирлица одиннадцатого поколения подхватила и вынесла с повреждённого хронокрафта спасательная капсула, включившая радиомаяк, проблесковые огни и прочую пёструю дребедень, приближающую успешный финал. Да ещё Жук по спецсвязи доложил сенсационные результаты операции. В общем, встречали, как героев.

“Слава те Господи”, - подумалось майору, - “Останусь инвалидом, зато живым. Бюллетень только едва ли оплатят... Да ещё бы Чувство усмирить - иначе остаток дней доставать будет...”

“Я тебе покажу - усмирить!” - прикрикнуло на него Чувство, но вдруг словно бы закашлялось, заголосило, завыло. Майор увидел пикирующего Жука, из спины которого повылезали пучки стальных жил, а в них роились крошечные искры. Пёстрое облако собралось в правильный шар и, похожее на футбольный мяч ударило Пронина в грудь.

ГЛАВА 47

“Уже мог творить различные мелкие чудеса.”

И. Ильф Записные книжки

- Взлёт разрешаю! - крикнул Хват, наподдав Козоеву сапогом. Данила, получив ускорение, здорово опередил общую группу.

- Волки позорные! - крикнул Данила, оглянувшись, - Хер вам на воротник, чтоб шея не потела! Рыжиков вовек не нароете, мусора сраные! Мне спецы приисковые растолковали - кто первым войдёт, тот всё и сцапает! - и сбросил аркан, затянутый на нём сержантом.

- Тогда стой! - нарочито строго приказал Хват.

- Пристрелю козла, как собаку! - отреагировал Разлив-Заливако.

Данила от окрика побежал. Полковник, естественно, стал выпутывать, упрятанный в замшу ремингтон: одному полудурку пальнуть по другому - самое милое дело. Место тихое, пустынное, патроны за счёт заведения...

Вот ведь какие волшебные превращения происходят с людьми на бескрайних просторах!

До светящегося круга бандиту оставалась пара шагов. Разлив-Заливако совместил прорезь, мушку и спину уходящего. Хват раскрыл нож, спрятал 2/3 лезвия в рукавице и оставшимся остриём ткнул в бедро оленя. Очумевшее животное взбрыкнуло и поддело на рога глупого полковника.

Данила пересёк заветную черту. Хват ухмыляясь, помахал ему вслед.

Затем в круг влетел коренник, волочивший полковника. Хват взял под козырёк.

- Рыба, дружок, дошла очередь и до нас. Коли опоздаем, олень Разлива в каменный век загонит. Данила - тот с концами пропал, не догонишь. Да нам и ни к чему. Он нам ключиком от ворот послужил, а захлопнем мы их сами.

Лейтенант с трудом поднялся. Сержант протянул руку; Рыбкин отрицательно помотал головой.

- Хочешь ты того или нет, я тебе помогу, - улыбнулся Хват, отвешивая малохольному приятелю пинок, аналогичный, имевшему место выше.

И, оставшись в полном одиночестве, выполнил последний Укушин наказ - представил во всех подробностях место, куда их должно было вынести.

Некоторое время назад, в компании подмосковной ведьмы, он допустил досадный промах, из-за которого увяз в вечных снегах. Сейчас процесс контролировался с большей тщательностью, да и место он выбрал мало зависимое от капризов погоды - Казанский вокзал.

Представьте себе реакцию железнодорожной милиции, когда посреди зала ожидания возник северный олень, бодающий мужчину в драных штанах...

...а после появления двух других, предположительно оленеводов, - одного с петлёй на шее и второго, с окровавленным ножом в руке, - охреневшая вокзальная стража только чудом не открыла беглый огонь.

ГЛАВА 48

“Смотри в завтра! Вдруг оно всё же наступит!”

Лозунг

Итак, Чувство повязали; майор наслаждался безграничной свободой. (Прошу не путать с невыносимой лёгкостью, преследовавшей дядю Мишу по началу.)

Чувство, обложенное со всех сторон силовыми полями, загнали в камеру со сверхнизкой температурой и абсолютной изоляцией.

Майор вздохнул свободно - он нежился под искусственным солнцем терминала Ядро-Центр и вдыхал изготовленную в синтезаторе дыхательную смесь, поступавшую из ажурных распылителей. Он ещё многое принимал за чистую монету.

Ногу, повреждённую старой мегерой, восстановили, - майор даже не заметил когда. Новую коленную чашечку генные инженеры вырастили за полчаса. Девушка пострадала сильнее и её увезли в стационарную лечебницу. При прощании Судьба и майор договорились писать друг другу длинные письма, но в сутолоке всеобщего ликования позабыли обменяться адресами.

Ещё один вопрос, мучивший майора, получил ответ. Жуткую бабушку тоже звали Судьба, просто потому, что она скопировала именную метку настоящей Судьбы. Иначе бы контрольные устройства не дали ей проникнуть внутрь корабля. Впрочем и первая дама не смогла оставить заметного следа в майорской жизни, она лишь аккуратно перевела с внеконтинуумного языка на язык, доступный майору, своё настоящее имя - Парка.

Мимо на большой скорости пробежал всклокоченный Укуша, чей волосяной покров и одежда давно забыли, как выглядит щётка, а глаза утратили блеск, цвет и лукавство.

Майор окликнул домового: обрадовался существу из родного края.

Укуша отмахнулся было, но фигура Пронина сильно выделялась в толпе нежных пастельных тонов: он вместе с Жуком получил поощрение - медаль “За вклад в общее дело” и лично - новую ярко-красную форму с зелёными вставками. Сначала кричащие цвета возмущали, но неподдельное внимание и даже определённое раболепие окружающих, притушили пламя недовольства. Укуша, теряя тапочки, затормозил на гладком полу.

- День добрый, уважаемый Михаил Сергеевич! Все только о вас и говорят. Ловко вы выманили подлеца Флиида Нуло Ханти, говоря по-нашему - Неуловимого Невидимку-Охотника. А то родному нашему миру пришел бы каюк. Представляете?!

- Я, собственно, - майор решил честно отмежеваться от чужих заслуг, - Даже не знаю, почему здесь оказался...

- Колодец припоминаете?

- Ещё бы! Глубокий...

- Ну, так вот: это был не колодец, а транспортная шахта.

- Я случайно оступился и...

- Нет - оступиться вам помогли. Поймать невидимого бандита действительно невозможно - до того момента, как он войдёт в чужое сознание. Проникновение Флиида в наш континуум пограничная служба зафиксировала, а дальше начались проблемы - ведь связей с нами жители Мультимира не поддерживают. Вас искали достаточно долго, Гипермозг, говорят почти закипел. Ха-ха! В центре Москвы оборудовали временный нуль-коридор, поскольку извлечь из вас захватчика на месте было невозможно. Остальное вы знаете. Жук опекал вас всё время...

- Тогда, почему наградили меня?

- А всё приписали вам. О Жуке нигде ни слова. Он - шибко засекреченный разведчик, у него нет даже идентификационного номера. Представляете, как всё лихо закручено? Как герой, можете теперь просить чего душе угодно. Вы сейчас чего хотите?

- Чайку бы крепенького... - вздохнул Пронин. - Чайник придётся отдать, герои чайники не тырят, - невпопад добавил он.

- И мне бы - почаёвничать, - промолвил домовой со слезой в голосе, - прежде, чем убегаюсь до смерти!

- А что, - предложил майор, - Может встретимся, посидим, как люди? Меня завтра на родину отправят.

- Да, вернут в то же время и в ту же точку пространства. А я вот пока задержусь, - развёл руками Укуша, - У меня ещё трое на руках.

- Внуки, что ли?

- Какие у меня внуки, Михал Сеич?! Ваши коллеги. Спасательная экспедиция.

- Милиция не ездит в экспедиции.

- Случай особый: майор потерялся.

- Какой майор?

- Пронин Михал Сеич - вот какой. Готовьте побольше чаю, лучше всего цейлонского. Иначе гостевать отказываюсь! - крикнул домовой разбежался, подпрыгнул и исчез в яркой белой вспышке.

Об пол стукнул слетевший деревянный башмачок.

- Эй, друг!.. - потряс обувью майор, но отдать было уже некому.

ГЛАВА 49

Мастерская по меньшей мере закрыта.

М. Павич

“Пейзаж, нарисованный чаем.”

Майор расползся по скамье просторного зала ожидания. Покой отравляла только откровенная незаконченность действия: ещё поутру мерещилось, что милое Чу по прежнему находится в нём. Жук, конечно, уверил, что необходимые действия по обезвреживанию проведены очень тщательно и возвращение захватчика экспертам представляется невозможным. Правда, окончательно избавиться от бестелесного охотника за душами, при сегодняшнем технологическом уровне, невозможно, но обезвредить на десяток-полтора человеческих поколений вполне реально.

А пираты, покуривая, спросил майор, уничтожению поддаются?

Количество вещей, идей и индивидуумов, заслуживающих столь суровой кары, относительно невелико, отвечал Жук. К тому же мы имеем дело с разумом, возникшим по недосмотру.

Поясните, попросил Михаил Алексеевич, всю жизнь положивший на разгадывание ребусов.

Представьте себе, заговорил Жук, начало эры кристаллических носителей информации. Попытки найти достойную замену полупроводниковым приборам предпринимались давно. Иногда творческий процесс порождал монстров, а иной путь, представлявшийся перспективным, заводил в тупик.

Одним из тупиковых вариантов показались эксперименты с ультранасыщенными биорастворами. Они, как и планировалось, думали, но в быстродействии отставали от плёночных чипов, на тот момент считавшихся самыми скоростными, приблизительно на порядок. Опыты с повышением температуры и активацией сред магнитными полями требовали больших затрат, но приносили мало результатов. Словом, программу свернули.

Откуда биораствор взялся на Сельме - втором спутнике геоподобной планеты Харад - ещё предстоит выяснить. Природные условия идеально подходили для “рассола” и то, что осталось неосуществлённым в лабораториях Мультимира, произошло само собой в мягком климате и богатой углекислым газом и азотом атмосфере необитаемой планетки.

На Сельму пролился дождь, заполнивший впадины, долины, низины и плоскогорья. Дождило, по предварительным расчётам, несколько лет подряд. Над поверхностью остались шестнадцать горных вершин - остальное накрыл океан. Думающий океан.

Потом свершилось самое главное - концентрация раствора достигла необходимого уровня. Скорость, с которой океан мог решать прикладные задачи, просто ошеломляла.

Беда заключалась в том, что любой мозг надо питать. Обдумывание, как физический процесс, связано с определёнными затратами энергии. Добывать полезные ископаемые или утилизировать собственные отходы океан не умел. К тому же, в виде наследия прошлого, осталась зависимость матрицы от человека и, соответственно, определённая “человечность” мышления.

Для отхода от заложенных стандартов требовались десятилетия - время большее, чем океан просуществовал на Сельме. Поэтому решение, вызревшее в зелёных глубинах, очень напоминало мысль человеческого существа, не обременённого моралью и совестью. Иными словами супермозг обосновал необходимость кражи недостающих материалов и ресурсов.

Не можешь сделать сам - позаимствуй у соседей. Если требовался металл - похищался завод. Требовалась энергия - где-то на долю секунды исчезал реактор, требовался транспорт - пропадал ненадолго коридор нуль-транспортировки.

Руда добывалась, выплавлялась, использовалась, а оборудование возвращалось обратно, в ту точку времени из которой пропадало, благо управлять временем океан научился раньше, чем проник в пространство. Посудите сами, майор, могло ли кому-либо придти такое в голову?

Весёленькая ситуация, пуская колечки дыма, согласился Пронин, наводчик - вода, исполнитель - воздух, свидетель - вакуум.

Я вас плохо понял, переспросил Жук.

Ничего страшного, покачал головой майор, приблизительно мои слова соответствуют поговорке “концы в воду”.

Первое свое “дело” обитатель Сельмы провернул, загипнотизировав экипаж транспортного корабля: у планеты сильное гипноизлучение.

Что же сделают с... задумчивым морем?

До вынесения вердикта ещё далеко. Сейчас Харад окружена мощнейшим силовым полем.

Да, конечно, забор - первое дело, согласился майор. Только в любом заборе есть дыры. Помню, курсантом ещё, охранял я одну швейную фабрику...

И что, вежливо спросил Жук?

А то, махнул окурком майор, нет больше той фабрики, один забор остался.

ГЛАВА 50

"Прошлое мы заслужили,

а будущее заработали".

М. Жванецкий

Ноль-один-два-три... девять! Финиш!

Свечение розовых цифр перестало резать глаза. Включился дневной свет, нет, настоящее солнце.

В мёртвой стоячей воде, среди пищевых отходов, разбухших окурков, дохлых кошек и прочего - в самой гуще, - стоял оглушенный ударом майор. Про колодец, выходит, не соврали. Ну, спасибо за аккуратность!

Помяв ноющий подбородок, Михаил Сергеевич решил, что довольно легко отделался.

В стене торчали ржавые скобы и, проверив их предварительно на прочность, он кряхтя полез наверх.

Костюм выглядел гадко. "Рублей десять слупят в химчистке", - расстроился майор. - "Зато опоздание вроде как и объясняется. Несколько, мол, часов пребывал в бессознательности... без чувств? Короче - в отключке. Из-за преступной халатности коммунальных служб".

Народу в Конторе - назло, что ли? - оказалось много. Люди слонялись по коридорам, сидели на скамьях, топтались в курилках. Вид майора от самого КПП возбуждал нездоровый интерес.

Из приёмной высунулась секретарша:

- По делу Гомодридзе вы проходите потерпевшим?

- Я, Машенька, мимо прохожу, - сердито сказал Пронин, прикрывая локтем оторванный карман. - Тебе пора носить очки.

- Ох, Михал Сеич, кто ж вас этак?

- Разбойное нападение на водокачку. Четверо было нападавших, - соврал майор и, чавкая мокрыми ботинками, направился к себе.

В отделе собрался полный комплект сотрудников, включая отпросившегося накануне Хвата. Майор сам слышал, как тот окучивал начальство, умоляя дать пару дней - проводить в последний путь горячо любимого троюродного дядю.

"Быть родственником стольких людей физически невозможно!" - взорвался однажды начальник отдела кадров. Остальных давно мучило ощущение, что сержант хоронил людей семьями.

"И ведь сходит с рук засранцу! Правда фингал кто-то ему поставил. Может, на свадьбе побывал вместо похорон. Похороны тоже, бывает, становятся праздником, но не для виновника торжества".

Помимо вытянутых лиц сотрудников, майора поразило страшное зловоние, сделавшее воздух в комнате малопригодным для вдыхания.

"Гороху все нажрались, что ли?" - поморщился Пронин. - "Вроде форточка нараспашку."

Михаил Сергеевич принюхался. От полковника несло скотным двором и дубильным цехом, от лейтенанта - керосином и гарью, сержант выдыхал прямо-таки ацетоновые пары, а сам майор благоухал отстойником и падалью.

Коллеги поприветствовали вошедшего только громким сопением, зато уставились на него с настойчивостью базарных баб. А встречая ответный взгляд, сразу отводили глаза.

"Ни единого слова!" - решил майор. - "Сам знаю - видок у меня ещё тот, но так себя вести, по-моему, - свинство!"

Под их взглядами майор почувствовал себя героем приключенческого фильма, который, продираясь сквозь бамбуковые заросли, встретился глазами с заинтересованным взглядом тигра-людоеда.

Пронин полез за сигаретами. На истёртый линолеум выпал крошечный деревянный башмачок.

- Укуша!? - фальцетом вскрикнул Хват.

- Не вернулся пока мелкий, - хлюпнул носом майор, - Обещался навестить, но ни слуху ни духу. Волнуюсь я: может, случилось чего.

- Не в Делирии, случайно, застрял? - подал голос полковник.

- Или в Вазии? - спросил Хват.

- Скажем, в местности, где любая граница выглядит зыбко, - медленно выговорил майор и, оглядев присутствующих, добавил, - Но, хотя многое в тех местах - фикция, воздух там свежий.

Слова новоявленного бунтаря упали, как семена в пустыню. Последнее восстание в военной среде было во времена броненосцев. Затхлая атмосфера убивала вольнодумство, пламя бунта не могло вспыхнуть ни от искры, ни от вольтовой дуги. Да и дрова нуждались в основательной просушке. Понимаете тонкие намёки? Нет? Не очень-то и хотелось!

Провокационные, в принципе, слова истолковали с вульгарной прямолинейностью: все принялись друг дружку обнюхивать и фыркать.

- Смердит! В натуре, смердит! - объявил Разлив-Заливако и спросил Рыбкина, пихнув локтем в бок: - Что скажешь, парижанин фигов?

- Шту укасанья, - с акцентом сказал лейтенант, сидевший с несчастным лицом на краешке стула. Про себя (естественно, без акцента) он произнёс слово "merde".*

После шутовского ответа (коверканье и намёки на Париж майор не понял) напряжение в комнате как будто спало. Полковник подумал о Рыбкине: "Зря я на него взъелся! Хорошо ответил! Коротко!"

Рыбкин улыбался вполне по-идиотски, но Хват надеялся, что он поправится. Ещё он решал вопрос, верит ли всё ещё полковник в групповые сны?

Майор подобрал с пола Укушин башмак и начались странные вещи. Тело наполнила удивительная лёгкость. "Опять?" - испугался он. "Нет!" - ответил голос Жука. - "Чувства в норме, лишних нет! Мы вас пока контролируем! На всякий случай."

Майор вдруг увидел, что на нём новенький генеральский мундир и штаны с лампасами. - "Точно порядок?" - "Точно!"

Пронин тихонько сказал опешившему полковнику:

- Счастливо оставаться, мудило, - и отсалютовав окаменевшим младшим офицерам, вышел в коридор.

__________________________________________________________

* Merde - дерьмо (фр.)

ПОСЛЕСЛОВИЕ

Ни одно животное, описанное в романе,

на самом деле не пострадало.

Заключительный титр

Майор Пронин вёз на тележке большой деревянный ящик, гладил струганный бок и уговаривал потерпеть. Народ расступался, давая дорогу сумасшедшему, а оный был нормален, как никогда. Пронин упросил домового Укушу переехать жить к нему. И тот согласился при условии, что майор поставит в своей бетонной коробке деревянную перегородку. Дощатое сооружение представляло собой основную деталь громоздкой конструкции. С жильцом внутри. Домашние животные после Укушиного заселения сделалась тише травы и жиже воды.

А позже дотошный майор получил в архиве дело Мёбиуса В. Л. и долго ломал голову, пытаясь понять, что имело в виду Чувство, говоря о бескрайних пространствах: Гражданин Мёбиус Виктор Леонидович сел за убийство в семнадцатилетнем возрасте, не досидев - бежал, получил новый срок, в тюрьме кого-то пырнул заточкой, получил ещё и умер в одиночке, ожидая расстрела. Проще говоря пространства, в которых прошла вся жизнь данного гражданина, сводились к четырём стенам тюремной камеры.

“Безнадёга!”, - махнул рукой майор.

"С облегчением вас!" - гаркнул Хват уродливой толстухе-машинистке, встретившись с ней возле туалета. "Спасибо", - буркнула та, но сразу нашла, чем ответить: "Скоро, дружочек, настанет твой черёд просраться. Я один приказец вчера перепечатывала. Насчёт вашей идиотской экспедиции. По рогам все схлопочете". "А я-то что?" - сразу погрустнел сержант. "Ты - ничто", - мстительно улыбаясь объяснила толстая дура. Сержант Хват получил целую пригоршню взысканий и выговоров, но, как обычно, выпутался.

Рыбкин, вернувшись домой, понял, что икру всё-таки доели без него. Обиделся, да и прогнал навсегда вероломную Аню Б. Тем более, что замена ей - другая б... по имени Света - жила рядом, через два подъезда и была обязана лейтенанту выше головы. Рыбкин вступил с нею в краткосрочный фиктивный брак. И полгода спустя, сразу после развода, оказался хозяином новенькой "четвёрки" - давнишней своей мечты.

Полковник Разлив-Заливако тоже стал хозяином машины. Персональной. В комплекте с машиной Разливу достался кабинет обшитый дубом, личный туалет и приёмная коричневой кожи с секретаршей Люсей. И если в те времена вам случалось бродить по деловой части города, черная "волга" данного персонажа могла попадаться вам на глаза у присутственных мест.

Елена Тигрицина, разочаровавшись положительно во всём, особенно в творчестве, пошла по рукам. Какое-то время её видели в компании одного молодого авангардного художника, последовательно разрабатывавшего в своих графических работах тему сексуальной распущенности пионервожатых в среде похотливых пионеров. Затем она, перестав стесняться мужа, начала встречаться с пожилым женатым режиссёром Провом Неронычем Содомским. Фамилия мэтра честно предупреждала о его интимных пристрастиях, но мало кто, летя с моста, смотрит на предупреждающие знаки. Буквально через месяц дама осознала, что вся эта любовь с чёрного хода ей претит. Еще Елена поняла, что на любую сексуальную хищницу всегда найдётся сексуальный браконьер.

Судьба Жука - Джеймса Бонда галактического масштаба - сложилась наиболее трагично. Жук, внеконтинуумное имя которого звучало, как первые девять нот государственного гимна Гондураса, слишком увлёкся сбором информации о жизни за Барьером. И настал момент, когда критическая масса ужасных сведений взорвала защиту и широким потоком хлынула в кристаллический мозг кибернасекомого. Инвазия деструктивных образов привела к гипертрофии базовых установок Мультимира и Жук, чья деятельность изначально имела надзаконную основу, стал откровенно опасен. Например, написал мемуары "С пырчером на хойчеров. Дневник бучера", где выдал сразу три тщательно оберегаемых секрета: первое - хойчеры не вымерли от похолодания, а подверглись планомерному уничтожению, второе - пырчеры не деградировали, а изменив размеры и внешний вид ушли в подполье; и третье, самое главное - бучеры, выдаваемые за “чужаков”, оказались не пришельцами, а сотрудниками секретного подразделения Отдела глубокой космической разведки.

Без проволочек за предателем снарядили спецбригаду, которая тайно вывезла его на Логан-7, астероид, оснащённый оборудованием для демонтажа всевозможных высокотехнологичных устройств и утилизации их в стационарных плазменных печах.

Фонарь и Крушило случайно набрели на заветную долину... Упокой Господи их мерзкие души!

Укуша чувствовал себя заново родившимся, что и не удивительно. Подводило, как и прежде, незнание техники. Но залитые соседи почему-то не жаловались; если гас свет во всём подъезде, никто не выражал недовольства. Газом он, слава Богу, научился пользоваться с первой попытки: майор объяснил ему суть поговорки о сапёре, ошибающемся всего один раз.

Майор вообще теперь всё время шутил, хохотал, а то и пел: третьего дня, в ГУМе, он повстречался с молодой особой, имеющей большие шансы стать его настоящей Судьбой. Встретились они так: мамзель тихонько плакала в уголке ювелирного отдела, убитая мыслью, что все её сбережения за два года - ничто против цены довольно плохонького колечка с сапфиром.

Дома майор подумал вслух: "Жениться, что ли?" И тут же принялся на все лады произносить слово “супруга”. В созвучиях слышалась то “пурга”, то “подпруга”, то “суп”. А ночью он заметил звёздное небо над собой. Додуматься до существования нравственных законов внутри себя, ему удалось чуть раньше.

"Отчего же", - подмигнул за завтраком Укуша - "Женитесь. Подарок у меня есть", - и он вытащил из загашника телепорт массы, модель "z" - в рабочем состоянии, почти новенький. Но глаза-бусинки тут же хитро блеснули: "Вот только прежде, чем попользоваться, придется вам, Михал Сеич, скинуть кило этак 20 веса". "Может я и больше потеряю... женившись-то!" - беззаботно ответил Михаил Сергеевич.

Конец первой части

PAGE

PAGE

PAGE \# "'!трк '#'

PAGE \# "'Стр: '#'

Обычный

Основной шрифт абзаца

сновнойРHрифтР0бзаца?

Знак примечания

накР?римечания?

Номер страницы

омерРAтраницы?

Нижний колонтитул

ижнийР:олонтитул?

"екстР?римечания?

O?Q?n?БOLGA_ALEXANDROVNAH

C:\0\Carlo.docя??5

Times New Roman

Times New Roman

Symbol

Symbol

Courier New

Courier New

MS Sans Serif

MS Sans Serif

Normal

Microsoft Word 8.0

sfinks-wg

_PID_GUID

{6F07564E-5D61-4366-A302-B762F06F9D43}

{6F07564E-5D61-4366-A302-B762F06F9D43}

Root Entry

1Table

1Table

WordDocument

WordDocument

SummaryInformation

SummaryInformation

DocumentSummaryInformation

DocumentSummaryInformation

CompObj

CompObj

ObjectPool

ObjectPool

Microsoft Word

MSWordDoc

Word.Document.8