Аннотация: Lasciante ogni speranza voi ch'entrate. Обыгрывается тема становления сатанистом.
Нелюдь
- Молодой человек, - контролерша трогает меня за плечо. Привычным движением снимаю наушники с ушей и отдаю ей приготовленные шесть рублей за проезд. Если бы не ленился взять справку из школы о том, что я ученик, платил бы три. Женщина пересчитывает деньги, сует их в сумку, болтающуюся на поясе, и выдает билетик, который я инстинктивно проверяю на "счастливость". Как всегда не везет - 687315. Прячу билетик в перчатке и одеваю наушники, продолжая процесс размышлений под саундтрек немецкого индастриала.
Город мелькает кислым пейзажем - мокрые и посеревшие здания соседствуют с грязным полустаявшим снегом, зима никак не может начаться. И мысли под стать погоде - тревожные и нехорошие. Я еду со встречи с теми, кого не видел вот уже семь лет. Смешное дело, бывшие одноклассники, с которыми я учился аж до третьего класса, вдруг вспомнили про меня и пригласили на встречу. Уже после окончания телефонного разговора я предположил, что разочаруюсь в каждом из них. В предчувствиях относительно своих сверстников обычно не ошибаюсь, не ошибся и на этот раз. Вместо приветствия - совместная покупка пива, вместо "как дела?" - байки о том, как "мы с Серым набухались, потом покурили, потом снова набухались и топали до дому три квартала". В первую очередь был обсуждены все главные вопросы на тему бухла-курева-потрахаться-грибов-"Бригады". Похоже, интеллекта со времени нашей последней встречи не прибавилось нисколько. Потихоньку свалил оттуда и теперь наслаждаюсь отсутствием каких бы то ни было собеседников.
В перерыве между песнями вдруг слышу достаточно громкую реплику:
- Вот молодежь пошла, хоть бы место бабушке уступил! Никакой культуры! - массивный дедок возвышается недалеко от меня и сверкает глазами.
- Я - инвалид умственного труда, - нагло поясняю я, поправляя наушники. Отойдя от шока, вызванного моей непроходимой наглостью, дед, вероятно, начинает что-то гневно говорить, но у меня уже зазвучал двенадцатый трек, поэтому мне все равно. Тем более, что троллейбус подъезжает к нужной остановке.
Всем пенсионерам давно пора повышать плату за проезд, а не предоставлять льготы. Иногда складывается такое впечатление, что все, что они делают - это ездят по городу туда сюда ради собственного развлечения. Не сказать, чтобы я испытывал какую-то особую ненависть к пенсионерам, я вообще людей не люблю.
Вот за что я и люблю свое родное логово - там людей нет вообще. Фактически я живу один в двухкомнатной квартире уже около двух лет - после того, как умерла моя мать, а отца в обычном понимании этого слова у меня и не было. Отчим заезжает каждую среду и субботу проверить, как у меня дела. Он оплачивает все мои счета, а взамен требует лишь уделить ему по полчаса два раза в неделю. Меня такое положение дел устраивает, и, в общем, я считаю свою жизнь достаточно сносной, насколько может быть сносной жизнь подростка шестнадцати лет, живущего без родителей и довольствующегося всего лишь двумя друзьями в реальной жизни. Людей, которые рады видеть меня в своем доме, достаточно, но все они - не спутники моих будней. Самым надежным спутником и лучшим другом остается Интернет. Он спасал меня поздними вечерами два года назад, и все это время остается со мной, он воспитывал меня в самый сложный период моей жизни и не покидает меня поныне. Я задаю любые вопросы и получаю на них ответы. Я нахожу здесь личностей, с которыми никогда бы не пересекся в реальной жизни. Я хотел бы раствориться в виртуальном пространстве насовсем, но продолжаю жить по обе стороны монитора.
- Алло, здравствуйте, - говорю я в трубку, - снимите, пожалуйста, квартиру с охраны. Шестнадцать восемьдесят семь. Логинов. Чайка.
Стандартная процедура каждый раз после прихода домой. Отчим очень заботится о моей безопасности, и даже приобрел мне пистолет, когда прочитал в интернете мои аргументы в дискуссии о легализации оружия. По мне так это самый разумный его поступок, который только можно себе представить. Особой точностью в стрельбе я не отличаюсь, но после некоторых тренировок научился попадать с трех метров туда, куда намереваюсь попасть. Интересно, если он обнаружит мое мнение о легализации марихуаны и проституции, он купит мне травку и отправит в публичный дом?
Пицца из морозилки отправляется в духовку, сегодня это мой ужин. Я вовсе не живу как принц за чужой счет, у меня нет всех бытовых благ, и домработница не приходит убирать мраморные лестницы моего замка. Просто у меня есть место, куда я люблю возвращаться. Закрывая за собой вторую, железную, дверь, каким бы ни был день, я знаю, что здесь меня уже никто не тронет. Конечно, это ложное чувство безопасности, но я разрешил ему поселиться в моем сознании.
Я сажусь на компьютерный стул и большим пальцем ноги включаю компьютер. Он достаточно хорош, но не мегамощный, какие показывают по телевизору. Больше всего мне нравится то, что у меня большой жесткий диск, а значит, влезает много музыки. Музыка - еще один мой неодушевленный союзник. Над монитором, на стене, висит крупный кусок ватмана, на котором простым карандашом нарисован человек, лежащий на наковальне и ожидающий удара молотом, который вот-вот размажет незадачливую фигурку. Это внепраздничный подарок от друзей, уже реальных - Артема и Макса. Он прекрасно сочетается с окружающей обстановкой - с черными стенами и багровым потолком моей комнаты. "Моей". Теперь вся квартира принадлежит мне, но большая комната давно уже превратилась в место для пьянок. Вещи матери так и лежат нетронутыми. Искусственная новогодняя елка стоит второй год, мерцая потускневшими шарами. Стол для выпивки, диван для секса, балкон для курения... Все остальное время я обитаю в черно-багровом царстве имени себя.
Когда я растворяюсь в интернете, я перестаю быть Алексеем, Лехой и Лешенькой. Я становлюсь Даркестом. Учитель, сверстник или сверстница - они обращаются к нелепому телу с нелепым именем. Друзья же, даже по эту сторону, называют меня Дарком. Это вовсе не означает, что я представляюсь им замкнутым и мрачным юношей, напротив, окружающие поражаются, каким жизнерадостным я могу казаться. Да, я могу казаться. Это мое второе важное умение после умения думать своей головой. Со мной можно легко найти общий язык, но пока это нужно мне самому. Но и при всем этом я остаюсь циником, язвой, каким был, когда мать была еще жива, так что все привыкли.
Два года назад я научился убивать свое время. Теперь же это не просто позволяет мне дождаться наступления утра, чтобы безболезненно лечь спать, но и порождает процесс самопознания. Я много читаю, много думаю и много пишу. В интернете я беру интервью у некоторых популярных российских писателей, участвую в массовых конференциях, рецензирую и творю сам.
Завтра в моем расписании ноу-хау - событие в реальной жизни. Завтра меня ожидает лекция православного попа. Я собираюсь взять с собой диктофон, записать его речь, затем перевести в текстовой вариант и написать комментарии. Это нужно для конференции антирелигиозно настроенных граждан, они все нуждаются в пище для ума. И я "кормлю" их, чтобы "кормиться" самому через споры и дискуссии. Ведь всегда найдется хотя бы один догматичный защитник православия...
Засуетились килобайты информации, пальцы ласкают клавиатуру, мысли перенеслись в виртуал. Заглатываю пиццу без ощущения вкуса. Минуты ускоряют свой бег до ритма секундной стрелки, и рассвет я встречаю в другом мире.
Мир моего подсознания рисует странные картины ночь за ночью. Мне часто удается их запоминать. Так случилось и на этот раз.
Я нахожусь в некоем темном пространстве и не ощущаю собственного тела. Все, что у меня есть привычного - это зрение, весьма измененное, с приглушенной резкостью. Зато появилось и новое, непонятное ощущение - чувство единения с окружающим пространством. Я являюсь частью окружающей меня тьмы, а она составляет часть меня. В центре этой тьмы расположен круг, освещенный светом откуда-то сверху. В центре круга стоит человек в белой рясе. Он явно боится и поэтому что-то громко кричит, чтобы изгнать из себя страх, как это делают маленькие дети, оставшись одни в пустой квартире. Он читает с раскрытых ладоней своих рук, и как будто многоликий призрак, кричит во все стороны сразу. Вдруг он замечает меня и начинает тыкать в меня пальцем и что-то злобно выкрикивать. Я хищно улыбаюсь ему в ответ, я знаю, что будет дальше. Где-то во тьме возникают еще одни глаза. Это мой друг, это моя тьма, это отражение самого себя. Человек в белой рясе гневно поворачивается и тычет пальцами в эти глаза, а затем снова начинает плясать, как призрак, крича то на меня, то во тьму. И вдруг в темноте одни за другими вспыхивают глаза с узкими желто-черными зрачками, как у меня самого. Руки священника начинают рассыпаться. Он в ужасе пытается прочесть то, что на них написано, но не может.
Кварцевые лампы монотонно гудели в унисон неторопливой речи батюшки. Признаться, я был разочарован - ничего нового не сказано. Стандартные наезды на науку и наставления на Путь Господен. Все это время я сидел с презрением в глазах и кривой ухмылкой на устах. Изначально встреча заявлялась как диалог, но слушатели так и не удосужились вступить в настоящую дискуссию со священником.
- И напоследок, - батюшка посмотрел куда-то за спины слушателей, - я хотел бы поговорить о такой кощунственной форме вероисповедания как сатанизм.
- Значит, я как раз вовремя, - раздался голос от двери. Я обернулся и увидел только что вошедшего мужчину лет девятнадцати. Одет он был в черные цвета, как и я, только на груди у него висела перевернутая пентаграмма.
- Александр, я прошу вас мне не мешать, - похоже, батюшка знал этого человека! Вот это уже интересно.
- Да нет же, продолжай. Я тоже тебя послушаю, - мужчина, которого звали Александр, присел на стул и принял ироничный вид нарочито внимательного слушателя.
- В последнее время, - продолжал православный батюшка, - среди молодежи возникает тенденция к увлечению сатанизмом...
Александр охает. Батюшка делает вид, что ничего не замечает.
- ...вследствие чего у нас на глазах растет поколение эгоистов, понимающих только методы насилия. Повсеместно можно встретить разврат и наркоманию, жестокость и дьяволопоклонничество.
- Ну да, - гаркнул со своего места Александр, - вы и обычный секс развратом считаете, а на своих попов-педофилов и попов-гомосексуалистов глаза закрываете. Сатанизм и наркомания - понятия несовместимые. А дьяволопоклонничество - это уже совсем из другой оперы.
- Черные мессы, разбои на кладбищах и жертвы сектантов! - в ярости закричал батюшка, - Это ты как объяснишь, слуга дьявола?!
Я видел, как наслаждался вновь прибывший каждым сказанным им словом. Надо признать, зрелище было великолепным.
- У Дьявола нет слуг, раб божий Георгий. - он говорил спокойно и очень четко, как будто подавлял в себе гнев, - Помимо христианских сказок и статей в желтой прессе, существуют также олигофрены, готовые вырезать целый микрорайон, и если они скажут, что он делает это во имя Дьявола, то церковь тут как тут. А что будете делать, если они заявят, что все это свершается во имя Иисуса Христа? Во имя Русской Православной Церкви?
- У нас есть неопровержимые доказательства причастности сатанинских сект к жертвенным убийствам, - величественно заметил отец Георгий.
- Да ну? - сатанист развел руками, - Только до сих пор никто не удосужился их предоставить. Всех убили, но никого не поймали. И вообще, почему сатанисты, индивидуалисты по своей природе, обязаны вступать в какие-то секты?
Нарастающее шушуканье среди слушателей, наконец, переросло сначала в отдельные высказывания, а затем в беспорядочный ор. Среди сидевших в зале были как верующие, так и агрессивные атеисты. Отец Георгий куда-то спешно удалился, направился к выходу и провокатор скандала. Мной овладело непреодолимое желание догнать его и расспросить.
Вряд ли можно себе представить более глупый порыв, но я догнал его на улице и обратился:
- Александр.
Он обернулся, удивленно посмотрел на меня.
- Расскажи мне про сатанизм, - сказал я и тут же мысленно себя проклял. Я представил, каково было бы мне, обратись ко мне на улице с такой же просьбой какой-нибудь подросток...
- Что, выпендриваться больше нечем? - усмехнулся Александр и пошел дальше, давая понять, что разговор окончен.
- Прошу, скажи, что мне искать - я сам это найду, - крикнул я ему вслед.
Он снова обернулся, в глазах недоверие смешалось с удивлением на новом уровне.
- Антон Шандор ЛаВэй - "Сатанинская Библия" - произнес он.
Так я узнал, что буду искать сегодня ночью. А сейчас предстояло выполнить еще кое-что. Что было сил, я побежал обратно в здание и, к своему счастью, наткнулся на Отца Георгия.
- Простите, батюшка, кто был этот наглый человек, который сорвал вам мероприятие? Вы его знаете? - выпалил я, пытаясь отдышаться.
- Александр Фемихов, заблудшая душа! Дьявол протянул к нему свои руки, и теперь только покаяние перед Богом может спасти его.
Большего мне не нужно было.
- Спасти его? - как же мне было не сказать последнее слово, - От чего? От наличия разума в голове?
"Молодой человек!" услышал я вслед. Почему-то мне это напомнило вчерашнюю сцену в троллейбусе. Они все одинаковые - будь они в пальто или в рясе, с палочкой или с библией.
- Алло, здравствуйте, - сказал я в трубку, - снимите, пожалуйста, квартиру с охраны. Шестнадцать восемьдесят семь. Логинов. Чайка.
Интересно, если я позвоню своему другу, а он скажет "Охрана!", я произнесу эту фразу?
Пока компьютер загружается, я открываю платяной шкаф. С задней его стенки на меня "смотрит" послание самому себе, гласившее: "Все в мире умирают. Все вещи тлеют и разлагаются. И ты тоже. Так что абсолютно незачем шевелиться лишний раз". О да, это мое любимое и неопровержимое оправдание для всех неудач, а также эпиграф к сочинению на тему "обломовщины", за которое я получил тройку и лекцию "так нельзя думать!". Для оценившей эту работу думать - вообще недосягаемая роскошь, и не важно, как именно думать - хоть так, хоть иначе. В шкафу мне понадобилось найти бумажку с записанным паролем. Помимо ЛаВэя мне предстояло найти телефон и домашний адрес Александра Фемихова, что не представляло особой сложности.
Надо ли говорить, что чтение "Сатанинской Библии" заняло у меня весь оставшийся вечер и грядущую за ним ночь?
Он бегал по лестницам зданий как лучшая скаковая лошадь. Он гарцевал по чужим умам, отпечатывая на них усмешку презрения. Он так ловко менял маски, что люди говорили о нём как о целой нации. И вот однажды он после очередного развлекательного дельца дёрнул за маску, но она не снялась. Он сильнее за неё подёргал, маска закряхтела, но осталась на месте. Плюнув на землю, Он резким и сильным движением сорвал её с лица, но лицо не появилось. Осталась маска. Та, другая, так знакомая ему по прошлым деяниям. К чему ей быть здесь? Она слетела на паркет лёгким движением, вызвав обиду в возгласе хозяина. Третья маска красовалась на лице. Его глаза горели оранжевым гневом. Знакомые маски слетали одна за другой, перетасовываясь, словно колода атласных игровых карт, но среди них не было истинного лица. Он ждал, пока маски кончатся, но они не кончались. Через столетия мучений он испугался, что оторвал собственное лицо как маску и сам того не заметил. Тогда он стал рыться в груде мёртвых масок, чтобы отыскать среди них своё лицо. Зачем? Зачем, ведь оно уже мёртвое, корни выдраны. Да и нет его там, оно на своем прежнем месте. И не под слоем масок. Оно просто стёрлось. И даже пластический хирург не способен в этом помочь. Мёртвый человек, мёртвая нация.
Меня разбудил телефонный звонок.
- Да? - хрипло буркнул я.
- Даркыч! - голос Артема - Ты куда пропал? Тебя уже дома не застать.
- Да я тут интересными вещами себя развлекаю, - говорю с закрытыми глазами.
- Сегодня выйдем?
- Да, давай... а сколько сейчас времени? - за окном либо уже темно, либо еще темно.
- Без десяти четыре.
- Чего? - Тема мог позвонить и утром.
- Без десяти четыре, - повторил он.
- Без десяти четыре чего? - грозное пояснение.
- Вечера, конечно.
- Тогда в шесть. Все, давай.
Еще секунд двадцать, тупо уставившись в багровый потолок, и я в форме. После чая решаю сделать тот самый звонок по телефону, от которого ждал очень многого. В трубке раздалось три длинных гудка, а затем голос - знакомый, хотя и искаженный:
- Я слушаю.
- Я прочитал ЛаВэя, - начал я без всяких приветствий, - Это то, что я думаю.
- Кто это? - с подозрением ответил голос.
- Подросток, задающий глупые вопросы прямо на улице.
- Как ты узнал мой номер? - Александр был явно недоволен.
- Мне пришлось передушить с десяток кошек прежде, чем Сатана указал мне его.
- Ну-ну, - в трубке раздался смешок, - И что ты хочешь?
- Как тебя зовут? - я не сомневался в том, что у него было другое имя.
- Ксанакс. Твое?
- Даркест. Я хочу знать, что еще можно прочитать. Потом я позвоню тебе снова.
- Тебе кто-нибудь говорил, что ты зануда? Ладно, запоминай - Алистер Кроули, Фридрих Ницше. Читал?
- Ницше - да, Кроули - нет, - признался я.
- Также поищи Юнга и Варракса. Только скажи мне сперва, ты уже зарекся высказывать свое мнение, пока тебя не спросят, как гласят земные правила сатаниста?
- Да.
- Ты ни на что не годен, - сказал он и повесил трубку.
Вот так сукин сын. На меня смотрели свеженацарапанные карандашом на бумаге имена Кроули, Юнга и Варракса.
Когда я пришел, Тема и Макс были уже на "стенке". Так называется наше место сбора - недостроенная кирпичная стена недалеко от школы, на которой можно сидеть. Летом здесь собирается приличная по размерам тусовка из числа тех, кого можно терпеть - это те люди, которые несмотря на всю свою человечность, обладают одним неоспоримым достоинством - разумом. Я себя за человека не считаю давно. И в этом отношении ничего не могу сказать про своих друзей. Они - циники, мизантропы, но мало не любить людей, чтобы самому не быть им.
Макс - человек контрастов, циник-медалист. Он хорошо сложен физически, владеет как точными науками, так и гуманитарными. Он может презирать людей, но поможет женщине с коляской зайти в троллейбус. Следующим летом он уедет в Питер поступать в военное училище. Я просто вижу, как из него жизнь сделает человека. И сейчас я наслаждался общением с ним таким, каким он, по моим прогнозам, перестанет быть уже очень скоро.
Тема - другой, это человек настроения. При своем невысоком росте и неброской внешности он обладает поистине грозным оружием - истинно Теминым обаянием. Оно строится на сочетании некой забавности и интеллигентности. У него богатый внутренний мир, но он как будто не любит в него заглядывать или расширять. И он умеет раздражать.
Здесь, на "стенке", высказывается немало интересного и мне иногда чертовски жаль, что все это не сохраняется, как логи в интернете. Пошлость и дуракаваляние пересекаются с философскими рассуждениями, все это сверху иногда поливается алкоголем - и тогда получается тот коктейль, в котором я нахожу свое спасение в реальной жизни.
Сегодня мы простояли недолго - к вечеру похолодало. Я отдал им дискеты, на которых была записана Сатанинская Библия, и пошел обратно. Взгляд мой был опущен в землю, думалось что-то о горячей ванне. Мощные черные ботинки семенили по лестнице на пути к дому. Первый пролет, второй, третий... Тут в моем сознании что-то неприятно щелкнуло. Лестница прежде, насколько мне помнится, состояла из двух пролетов. Я поднял голову и обомлел. Высоко вверх уходила лестница, которую никак нельзя было принять за реально существующую. Снег по сторонам от меня превратился в сплошную непроницаемую тьму. Позади раздался властный голос:
- Добро пожаловать, Даркест.
Оборачиваюсь, боковым зрением замечая исчезновение лестницы. Я стою уже в обеденном зале, наполненным людьми. Все вокруг отсвечивает багровым цветом. Прямо передо мной огромный каменный стол, за ним сидит бессчетное количество гостей. Или хозяев? Обладатель голоса - во главе, казалось, он был так далеко от меня, но при моем далеко не идеальном зрении я прекрасно его вижу. На меня смотрят черные непроницаемые глаза - смотрят, кажется, с интересом. Густые изогнутые брови, высокий лоб, прямой нос, чуть бледноватые губы, небольшая, но густая бородка, на манер козлиной. Шею украшает белый ворот рубашки, явно не из этого века, сверху надет кожаный кафтан.
Тысячи глаз сидящих за столом уставились на меня. То, что на мне уже не зимняя куртка, а домашний черный балахон, меня не удивляет.
- С чем пожаловал? - задал вопрос тот, что сидел напротив.
- Я, конечно, не уверен, - я очень старался, чтобы голос не дрожал, - но похоже, что адресом я не ошибся.
- Ладно, - усмехнулся он, - не буду мучить. Ксанакс!
Я не мог поверить своим глазам. Со своего места встал Александр, или Ксанакс, как он сам себя называл. На его устах была запечатлена виноватая улыбка.
- Здравствуй, Даркест. Я рад, что ты оказался достойным. И вот теперь ты здесь, среди нас!
Наверное, в этот момент я должен был воскликнуть что-нибудь торжественное, обняться с Александром и присоединиться к пирующим. Но я поступил иначе.
- Среди кого? - недоуменно спросил я.
Очень трудно ориентироваться в ситуации и удерживать самообладание, когда с тобой происходит нечто, "слегка" отличающееся от привычного уклада жизни.
- В этом и вопрос, - серьезно сказал тот, что во главе стола, - Среди кого ты думаешь, ты оказался?
Ксанакс сел.
- Вы все - сатанисты? - я озвучил мелькнувшую в сознании догадку.
- То есть как все? - в притворном ужасе воскликнул хозяин пира, - И те, кто зовутся сатанистами, но таковыми не являются?
Он щелкнул пальцами. Те люди, которые сидели ближе ко мне, исчезли целым отсеком.
- И антихристы?
Он снова щелкнул пальцами. Следующий отсек людей исчез. Стол пустел.
- И атеисты?
Щелчок. Исчезновение. За столом осталось сидеть совсем немного народу.
- Нет, тут дело не в сатанизме, - хозяин опустил руку, - дело в нелюдях. Сатанисты составляют определенный их процент.
Что-то произошло, и все вокруг изменилось. Стола больше не было. Вернее, он был, но съежился до размеров пятиместного. В центре сидел обладатель могущественного голоса, слева от него сидел, по-видимому, нелюдь в сером балахоне, лица его не было видно, и существо в странном аляповатом костюме леопарда. По правую сторону расположился Ксанакс и какая-то женщина.
- А кто тогда ты? - от меня ждали вопроса, и я решился его задать, - Сатана?
Тот, кого я назвал Сатаной, захохотал. Прыснул "леопард", улыбнулся Александр. Женщина думала о чем-то своем и не обратила внимания на реакцию окружающих.
- Конечно же, нет, - отсмеявшись, ответил хозяин пира, - Ты ведь сам знаешь, что такой личности как Сатана не существует. Я - лишь воплощение соответствующего сатанизму архетипа. Такой же нелюдь, как и ты.
- Не совсем, - позволил я себе реплику, - ты наделен какой-то силой. Как герой в комиксах.
- Наличие у кого-то какой-то силы еще не означает, что отсутствие у тебя этой силы является твоей слабостью, - заметил он, - И наоборот. Давай, включай уже свою ценную голову, Даркест.
- Как мне тебя называть?
Интересно, когда я задам ему вопрос, который его не позабавит?
- Вот уж абсолютно без разницы. Я всегда пойму, что ты обращаешься ко мне. Вспомни своего школьного знакомого. Ты общался с ним два года, а только потом узнал его имя. Но если тебе так привычней, то можешь называть меня Многоликим.
Прекрасно, "то, что у вас нет паранойи, еще не означает, что за вами не следят". Я всегда подозревал, что кто-то за мной наблюдает.
- Скажи, пожалуйста, - спросил я, - а как вообще такое возможно? Я полагал, что кроме обычного мира нет ничего такого, как... это место.
- А что ты вообще полагал? - поинтересовался Многоликий, - Откуда тебе знать, что человеческий мир существует на самом деле? Может это было фантазией и только сейчас ты очнулся? Что может знать паразит о душе того существа, засчет которого он питается?
- Да, только я не паразит, - обронил я.
- Ну, смысл аналогии ты уловил, я думаю. Ты - чужак в мире людей, так почему ты считаешь его нормой для своего существования? Шестнадцать лет назад ты родился человеком, четыре года назад умер человеком и родился нелюдем.
- А сатанистом?
- Да что ты привязался к сатанизму? - в его голосе зазвучали нотки сожаления - Пойми, что не прочтение "Сатанинской Библии" дает тебе путевку в Ад. Нельзя, прочитав пособие юного шахматиста, стать гроссмейстером. Сатанист, по сути, это как кожа на твоем теле. Попробуй недооценить значение кожи для биологического существа.
Ксанакс вздохнул, щелкнул пальцами и испарился в воздухе. Никто и ухом не повел.
- Куда он делся?
- Переместился в свое логово, - ответил Многоликий, - и тебе следовало бы поговорить с ним. Он ведь все-таки тебя нашел. И Грегор тоже.
Нелюдь в сером балахоне опустил капюшон, и я увидел лицо... отца Григория! Оно слегка изменилось, но глаза те же, те же черты лица!
- Помнишь, что я тебе говорил про силу? - усмехнулся Многоликий, - В моем логове я обладаю силой. А в твоем обладать ею будешь ты. Но придешь ты к этому сам, как пришел сам и ко всему остальному. Привыкай, - там, где живут нелюди, бытие пронизано не людскими законами и правилами, а нечеловеческими. Я отправляю тебя к Ксанаксу, не пугайся видений во время пути, это бывает. Да поможет тебе Сатана! - он перехватил мой удивленный взгляд, - Сколько раз говорить, я не Сатана, Даркест. Прекрати воспринимать это как наркотические глюки твоего мозга. Человеческое тебе чуждо.
И он щелкнул пальцами.
Меня несет сквозь тьму к конкретной цели. Как если бы я ехал в метро с закрытыми глазами. Но глаза мои сейчас открыты, и я увидел "стенку". Увидел Тему и Макса, которые говорили с пустым местом. На этом пустом месте должен быть я.
- Мне не понравилось, - говорит Тема, - Такое ощущение, что бралась христианская Библия и полностью переписывалась наоборот.
- Именно, - вторит ему Макс, - антитеза христианству меня мало трогает.
Стенка и Макс исчезают. Остается лишь Тема.
- Хорошо, ты меня убедил, - сказал он, - возможно, я неправильно воспринял сатанизм. И теперь я во многом с тобой согласен.
Затем исчезает и он. Все человеческое мне чуждо. Чуждо?
- Ты уже зарекся высказывать свое мнение, пока тебя не спросят, как гласят земные правила сатаниста? - сказал ли это Ксанакс или мне послышалось?
- Зарекаюсь отныне не зарекаться, - я не нашелся сказать ничего лучшего. - Что с отцом Григорием? Я немного не понял всю эту аферу.
- Мы находим друг друга, Даркест, - улыбнулся Александр, - по человеческим каналам ищем нелюдей и проверяем...
- Степень их нелюдимости? - криво усмехнулся я.
- Нет, - он не разделил моей иронии, - Просто некоторые не достаточно себя осознают. Иногда они становятся людьми. Но это их выбор и их борьба, тут мы бессильны. А ты сделал тот маленький шажок, который все предопределил. Неужели тебе не показалось странным, что ты снова встретил разгневанного батюшку после того, как он ушел?
- Мало ли что могло случиться, - оправдывался я.
- Безусловно, - отвечает мне уже Многоликий. Ксанакса нет.
- Как это понимать? - я не на шутку испугался.
- Называл меня Многоликим, а не вдумывался, - наклонил он голову набок, - Хочешь проверить себя? Отправляйся туда, откуда пришел. Примет ли тебя земля человеческая?
И вот я стою на земле человеческой. Опять у "стенки" с Максом и Темой. Но ощущение очень странное - что-то грандиозное витает в пространстве. До меня доходит, что прошло двадцать лет с тех пор, как мы в последний раз виделись. И тогда мы сделали что-то очень важное. Что - мне сейчас не упомнить. Мы остановили нечто. Нечто такое, что решило вернуться. Сон ли это? Сон ли все остальное, кроме этого? И вдруг я все вспоминаю.
В мир приходило то, что я называю Злом, потому что оно противостоит мне и тем, кто мне близок. Оно безжалостно давит всей своей массой. Возможно, это выглядело глупо - мы отстукивали ритм восемью кулаками по "стенке". Но тогда у нас получилось, я мысленно отправился в путешествие по закоулкам разума и отыскал Ключ.
Все повторяется. Навстречу мне приближается лико Зла. Я вижу его и ужасаюсь. Оно нехудожественно страшно, оно страшно своей внутренней силой, которую я ощущаю так реально, как это может быть только во сне. Есть в этом Зле что-то языческое, естественное и древнее. Я напуган. Мы начинаем делать то же, что делали прежде - сотворяем ритм, но ничего не получается. Чего-то не хватает. Я не могу отправиться за Ключом. Кого-то не хватает. Сатана меня побери! Почему было восемь кулаков? Нас же трое!
- Даркест, ничего не получается! - кричит Тема.
- Кого-то не хватает! - ору я ему в ответ, - Кого?!
- Алексей, - говорит в пустое место Макс, - не хватает тебя.
Смерть.
Нет никаких ощущений. Никаких видений. Только ровный голос Многоликого струится на меня сверху.
"Не страшись тех странностей, что происходят вокруг тебя, Даркест. Ты не удивлялся в чуждом тебе мире, а в родном для тебя - удивляешься? Ты пока еще мыслишь привычными для тебя ограничениями. Каждое из них держит твою индивидуальность и не дает тебе свободы. Не существует Индивидуума и Общности, как не существует Добра и Зла. Ты здесь не один. Тебя здесь много. Но пока ты сам этого не поймешь, ты отказываешься от самого себя. Ты отторгнут тем, частью чего ты не являлся. Так ступай же дальше, сын мой. Продолжай путь, брат мой. Не сворачивай, говорю я себе".
Я нахожусь в темном пространстве и не ощущаю собственного тела. Я - часть Тьмы, которую видел во сне. Я слился с ней и теперь уже не важно, есть ли у меня свой разум, или он общий? Занимаю ли я жалкое положение внутри нее или являюсь всецело ею? Я обволакиваю этого жалкого человечишку в рясе, который кружится в освещенном круге и читает по собственным рукам. На него смотрят черные непроницаемые глаза, смотрят, кажется, с интересом. Это мои глаза. Это глаза нелюдя. Щелчок пальцами - и руки священника начинают рассыпаться. Он в ужасе пытается прочесть то, что на них еще сохранилось, но не может. Затем полностью исчезает его тело, тает освещенный круг, и тьма поглощает пространство. Это правильно. Все человеческое мне чуждо. Чуждо.