- Там никто уже не живёт, от деревни почти ничего не осталось. - Сказал он и стряхнул пепел в пепельницу.
Я посмотрел в окно, на дорогу, выложенную красной плиткой, и спросил, втянув в лёгкие ещё одну порцию табачного дыма:
- В Речке ещё живёт кто ни будь?
- Нет, там тоже никто не живёт. Вообще, в последние годы люди предпочитают не селиться рядом с этим местом. - Он улыбнулся, с лёгкой издёвкой, как мне показалось. - Попросту говоря, там все вымерли и продолжают умирать.
- Я знаю, что говорят в округе?
Он опять улыбнулся, сделал затяжку, после чего лицо его стало неожиданно серьёзным:
- Много всяких слухов ходит, в газетах много всякого пишут...
- Конкретнее, если можно.
- От загадочной болезни до банды маньяков и стаи зверей - людоедов. Говорят о секте, которая обустроилась в старом особняке, говорят о мафии. Сплетней много, но это всё слухи. Единственное, на что я обратил внимание, там вполне серьёзно говорят о живых мертвецах... ну не серьёзно, конечно, но говорят много.
Я затушил окурок о хрустальную пепельницу, которая сияла розовым светом в лучах заходящего солнца. Оно красноватым диском нависало над горизонтом, который покрывал бескрайний хвойный лес, в деревьях которого серебряными пятнами блестела водная гладь реки.
- А что власти, милиция? - Спросил я, доставая из пачки новую сигарету.
- Это меня больше всего и удивило. - Констатировал он, опустив глаза. - Они ничего не делают, словно и не происходит ничего. Самое интересное - ведь нигде об этом и не знают: не было никаких сообщений, за исключением одной газетной публикации в областной газете, никаких заявлений, словно и не происходит ничего. Милиция конечно изображает какую-то активность, но не суётся туда вообще, хотя район не закрыт.
- Да, но ведь масштабы не такие и большие. - Добавил я.
- Дело не в масштабах, - он улыбнулся, - люди то пропадают, трупы находят, а кто их, никто не знает, да и не хочет особо.
Я закурил новую сигарету и ещё раз внимательно посмотрел на моего собеседника: на вид ему было лет тридцать, может чуть меньше, он был одет в джинсы и синюю рубашку, поверх которой была надета коричневая куртка. Он тоже затушил сигарету и потянулся к стакану с пивом.
- Вероятно, вы слишком драматизируете. - Сказал я, глядя на него. - Сколько человек пропало?
- Около двадцати. - Он опять растянул губы в улыбке. - Вы всё ещё считаете, что я драматизирую?
Я пожал плечами и потянулся за новой сигаретой:
- Вы ещё не были там? - Спросил я, уйдя от ответа.
- Нет, сначала я решил встретиться с вами и назначить новое место встречи.
Он отодвинул свой стул подальше от стола и вытянул ноги в старых кроссовках, которые, видимо, служили ему уже многие годы.
- Правильно. - Я закурил новую сигарету, погрузившись на миг в серый табачный дым. - Вы знаете место, где можно было бы назначить встречу?
- Да, у них в райцентре есть неплохой бар, называется "Ильяс", найдёте легко, он там единственный в своём роде. Можно встретиться там.
Я подумал, взглянул ещё раз на его молодое лицо окаймлённое светлыми не расчёсанными волосами, сделал ещё одну затяжку и ответил:
- Давайте, когда?
Он пожал плечами:
- Мне нужно дня два, давайте через два дня и, лучше всего, до обеда, когда народу поменьше будет.
- Да, хорошо.
- На этом моя работа закончится?
- Посмотрим, это зависит от того, что вы мне расскажете, но деньги свои вы получите однозначно.
- Ну, тогда всего доброго.
Он допил своё пиво, поставил стакан на столик и встал, протянув мне руку. Я тоже протянул ему руку и сжал его мягкую ладонь. Он криво улыбнулся и вышел из зала, в котором только ещё собирались люди.
Я снова втянул в себя сладковатый табачный дым и повернулся к окну. Солнце уже садилось, и тени вытягивались на, мощёной красной плиткой, площади, поглащая её сантиметр за сантиметром. Я вглядывался в темнеющий лес и пытался представить, как выглядит сейчас то место, удовольствия мне это не доставляло. Столько лет я гнал от себя эти воспоминания, и вот теперь они возвращаются, а, может, я возвращаюсь к ним. Я преодолевал в себе сильное желание бросить всё и уехать сейчас же, и я бы уехал, если бы не знал, что в этом случае мне никогда не спать спокойно. Все эти годы я пытался забыть это проклятое место, но словно какая-то неведомая сила тянула меня к нему, я знал, что там что-то происходит, отчасти из приходящей ко мне информации, и просто потому, что не могло там быть всё в порядке. Я знал, что наступит момент, когда мне нужно будет вернуться туда, чтобы исправить содеянное мною, а, может, заплатить за это. Этот момент настал.
Я затушил окурок о ту же хрустальную пепельницу, встал и пошёл к выходу. У резной деревянной двери я поравнялся с молоденькой девушкой с длинными светлыми волосами, она проводила меня своими большими серыми глазами, от удивления лишь приоткрыв рот. Про себя я усмехнулся, решив, что и в самом деле выгляжу несколько пугающе. Последние годы не прошли бесследно.
Машина почти бесшумно катилась по хорошо укатанной грунтовой дороге, фары выхватывали из темноты деревья и старые сухие стволы, которые в обилии валялись вдоль дороги. Луна изредка показывалась меж бегущих по небу облаков, разливая по лесу свой холодный свет, придавая ему жуткий и мёртвый вид.
В японском джипе сидело четыре человека, которые сейчас напряжённо молчали. Водитель иногда нарушал молчание, когда машина проваливалась в яму или подпрыгивала на кочке. Почти в плотную за ними следовала "Ауди", которой, несомненно, сложнее было пробираться по лесной дороге, но цель того стоила.
Алексей, известный больше под кличкой "Гюрза", данной ему в честь пистолета, который он умудрился где то раздобыть, сидел на заднем сиденье джипа. Пистолета с витыми золочёными узорами теперь при нём не было, да и руки его были крепко сцеплены за спиной наручниками.
Лицо сильно ныло, как, впрочем, и всё тело, при каждом резком движении голову пронзала резкая боль, которая заставляла его крепко зажмуривать глаза и стискивать зубы, что тоже причиняло ему не малую боль, ведь челюсть его была разбита, а, может, и сломана. Сначала он чувствовал, как по его лицу струйкой стекала кровь из рваной раны над левой бровью, но потом кровотечение остановилось, и кровь на его лице стала засыхать, образуя тонкую корку, кожа под которой нестерпимо чесалась. Болели рёбра, по которым его долго пинали ребята, сейчас сидевшие по обе стороны от него, нос ему сломал тот, что сидел справа, он до сих пор потирал ушибленную кисть.
Алексею не было дела до своих попутчиков и, тем более, до того, что происходило снаружи. Он сидел, опустив голову вниз, видя в тусклом свете, капельки засохшей крови на своей чёрной футболке. Он знал, что смерть его близко и всё приближается, со скоростью сорок километров в час. Он не чувствовал страха, лишь горькую обиду, которая камнем лежала где-то чуть ниже шеи. Он не мог понять, как они могли так просто обдурить его, как он мог быть таким дураком, что поддался на такую идиотскую уловку. Он видел пистолет под курткой того, что сидел справа, автомат на коленях, у того, что был слева, они были так близко, но руки его были вывернуты и скреплены за спиной наручниками, которые железной хваткой впились в запястья.
Машина круто завернула влево и выехала на небольшую поляну, следом за ней прямо на дороге остановилась "Ауди".
- Вылезай, сука! - Сказал кто то Алексею прямо на ухо, и чьи-то руки подхватили его и вышвырнули из машины. Он упал на землю, покрытую сухими коричневыми листьями, застонав от боли, которая пронзила его тело. Он почувствовал слабый удар по почкам, потом его подхватили и потащили куда-то. Он не сопротивлялся, даже не от того, что это было бессмысленно, от того, что у него не было на это сил.
Из "Ауди" вышло три человека, двое из которых были в кожаных куртках, третий же в чёрной рубашке, поверх которой была надета "горизонталка". Двое из джипа тащили к небольшому овражку человека со сцепленными за спиной руками, который уже казался мёртвым, но это было не так, его били осторожно, чтобы не умер раньше времени. За ними медленно шёл невысокий, но крепкий человек с автоматом в левой руке, пренебрежительно держа его за ствольную коробку.
Алексея бросили на землю у самого края оврага, он захрипел от боли и сплюнул на сухие листья слюну смешанную с кровью. Ожидая нового удара, он перевернулся на бок и инстинктивно подтянул ноги к животу, но его подхватили под руки и быстро подняли, поставив на колени, спиной к оврагу.
Он поднял голову и увидел четырёх, разглядеть их он не мог, фары машины светили ему прямо в глаза, но одного - Андрея он узнал, он не мог его не узнать. Алексей растянул разбитые губы в улыбке, оголив окровавленные зубы.
- Ну что, сучонок, допрыгался, я ж тебя предупреждал, а ты не слушал. - Сказал Андрей своим спокойным голосом, наклонившись прямо к его лицу. Теперь Алексей мог видеть его лицо, спокойное и безжалостное, словно кусок камня, чувствовать его запах, его дыхание. Он смотрел на его лицо и чувствовал, как ненависть чёрной змеёй поднимается из бездны разума, будто желая вонзиться своими зубами в эту ненавистную глотку.
- Ты, дурак, ты хоть понял, что случилось. Я же всегда говорил, что ты не достоин тягаться со мной, куда ж ты полез, а! - Говорил он без всяких эмоций, словно зачитывал отрывок какого-то романа. Его зубы блестели в свете фар, дыхание будто обжигало разбитое лицо. Алексей вцепился бы в эту морду зубами, но у него не было сил, да и челюсть не двигалась. Он лишь крепче сжал кулаки за спиной, желая что бы всё это быстрее кончилось.
- Ты же знаешь, как я поступаю в таких случаях, ты сам не раз видел, участвовал, теперь твоя очередь.
Одним движением руки он выхватил из "горизонталки" револьвер и приставил его к голове Алексея. Андрей любил свой револьвер, он использовал его как раз в таких случаях, револьвер не оставляет гильз на месте убийства, мягкую свинцовую пулю, сделанную на заказ, трудно идентифицировать, и бьёт он наверняка. Теперь его холодный чёрный ствол упирался Алексею в лоб, чуть выше левой брови. Он услышал щелчок взводимого курка и даже скрежет проворачиваемого барабана.
- Прощай, скотина. - Раздалось в темноте, у него над головой.
Сильный удар отбросил его голову назад, что-то ударило в лоб и разорвало голову изнутри, боль шаром раздулась в голове и вышла из затылка, после яркой вспышки в глазах всё померкло и он по чувствовал, что падает во тьму, которая была мягкой и ласковой, не то что земля, покрытая прошлогодними листьями. Всё кончилось.
Его тело слегка подбросило вверх и оно с глухим звуком упало на дно оврага, скрывшись в темноте.
- Такой он, жалкий конец Гюрзы. - Так же спокойно сказал Андрей, засовывая револьвер обратно в кобуру. - Что стоите, снимите с него наручники.
Андрей развернулся и пошёл обратно к своей "Ауди". Трое оставшихся переглянулись меж собой:
- Пусть Малыш лезет, я в прошлый раз... - Громко произнёс тот, что был с автоматом.
Малыш посмотрел исподлобья на остальных и, видя, что спорить бесполезно, нехотя полез в овраг, нашаривая в кармане куртки ключи от наручников. Спустившись по рыхлому склону на самое дно, он вгляделся в темноту, ничего там не увидев.
- Бля, не видно ж ни хрена. - Сказал он громко и, наклонившись, стал шарить руками по прошлогодней сухой траве и веткам.
Рука его неожиданно наткнулась на что-то влажное и студенистое, поняв, что это, он судорожно отдёрнул её. Потом снова протянул в темноту, наткнувшись, на этот раз, на ещё тёплую руку трупа. Она всё ещё слабо подёргивалась, от чего Малышу стало не по себе, но, несмотря на это, он провёл ладонью вниз по руке, нащупав в темноте холодный металл наручников. Тихо матерясь, он нащупал в темноте отверстие для ключа и сунул туда маленький ключ. Чтобы открыть оба замка, ему потребовалось около минуты, потом он потянул вверх за гладкую цепочку.
Держа наручники двумя пальцами, он вылез из оврага, где его ждали остальные.
- Что долго так? - Спросил второй. - Мёртвый он?
- А ты как думаешь, лови. - Он бросил ему наручники.
Тот ловко их поймал и сунул в карман.
- Рыси погрызут, не опознают. - Тихо произнёс Стрелок, глядя в темноту оврага, а потом развернулся и, махнув рукой, пошёл к машине. Остальные последовали за ним.
Когда стих шум отъезжающих машин, и лес на полнился своими естественными звуками, вышла из-за облаков бледная луна, осветив своим мёртвым светом тело, лежащее на дне оврага. Шёрох листьев и треск веток вторгся в ночную тишину. Кто-то совсем близко подошёл к этому месту, зная точно, зачем пришёл сюда.
Тусклый жёлтый свет, падавший от небольших светильников, подвешенных на стенах, освещал резные лакированные панели стен, чёрные круглые столики и людей, сидевших за ними. Надо всем этим сизой дымкой клубился табачный дым, поглащавший свет жёлтых светильников.
Несмотря на время, посетителей было довольно много. Большинство предпочитало бар, что находился в соседнем зале, куда вела дверь слева от меня, но кое-кто занимал столики возле меня.
Прошло уже три часа. Я знал, что он уже не придёт: он всегда был пунктуален, но, несмотря на это, я продолжал сидеть за столиком, выкуривая сигарету за сигаретой. Даже не от того, что всё же надеялся увидеть его, пожалуй, я просто не знал, что мне делать дальше. Мне приходилось на месте просчитывать свои действия, а принимать поспешных решений я не хотел.
Я предполагал, что он может не справиться, но, видимо, по собственной беспечности не желал учитывать этот вариант. Мне нужна была информация, которую я надеялся получить от него, исходя из которой, я мог строить дальнейшие планы. Я мог нанять ещё кого-то, хотя бы тех двоих, что сидели за соседним столиком, пили коктейль из розовых аллюминиевых банок, живо о чём-то беседуя. Но я отказался от этой мысли: если не вернулся этот, то нет гарантии, что выживут другие, а где-то в глубине души, чисто интуитивно я чувствовал, что времени у меня мало. Нужно было идти самому.
Я затушил окурок о край хрустальной пепельницы, которая была уже изрядно наполнена серым пеплом и окурками, не смотря на то, что официантка в легком голубом платье и такого же цвета фартуке регулярно меняла её, ещё раз осмотрелся, встал и вышел в соседний зал, где располагался бар.
У стойки бара сидело десять человек. Без всякой на то нужды я разглядел их лица, может я его и увижу когда-то, но он уже мёртв. Ещё раз окинув помещение взглядом, я прошёл к двери и вышел на улицу.
В лицо сразу ударил яркий солнечный свет и свежий весенний воздух. Пару секунд я стоял у входа, привыкая к свету, слушая звуки, которые совсем не походили на городские, скорее они были похожи на те, что я слышал в детстве, когда жил на окраине небольшого посёлка. Я открыл глаза и спустился по бетонным ступеням на пыльный серый асфальт, окружённого деревьями переулка. Я повернул на право и пошёл к небольшой стоянке, где оставил свою машину. Солнце припекало, и в длинном чёрном плаще становилось уже жарковато, но снимать его я пока не хотел.
Для дальнейших действий мне нужна была информация о том, что там сейчас происходит. В последнее время меня охватила странная тревога - то, что происходило там, мало походило на то, что я ожидал увидеть. Было очень много пропавших за сравнительно короткий промежуток времени, были странные слухи, было странное поведение местных. Я боялся, что случилось то, чего я ожидал и больше всего опасался. Я принял меры предосторожности, но иногда я сам чувствую себя параноиком, как, впрочем, все последние годы.
Собака, белая, с чёрными пятнами, хромая вышла из-за ржавого железного гаража. Голова её была опущена, бока впали, а из под облезлой шкуры торчали рёбра. Она приподняла морду, покрытую клещами, со слегка приоткрытым ртом; её левый глаз был затянут белой плёнкой, но и правым она, похоже, ничего не видела. Она медленно повела мордой из стороны в сторону и, неуклюже переставляя немощные лапы, медленно пошла поперёк дороги.
Грязное больное животное, судьба которого теперь никого не волновала, было обречено на медленную и мучительную смерть. Когда-то она, вероятно, получала за свою службу миску похлёбки и человеческую ласку, теперь же стала никому не нужна и вынуждена питаться падалью и гниющими отходами, за которые не надо бороться, которые в состоянии разжевать её гниющие зубы. Горе собак в том, что они не могут совершить самоубийства, они цепляются за жизнь до последнего, так велит инстинкт, они будут жить, пока желудок их способен переваривать эту скудную пищу, если болезнь или машина не убьют их раньше.
Я сунул руку под плащ, нащупав тёплую рукоять тесака, чтобы прервать мучения бедной твари, но потом передумал и прошёл мимо, взглянув напоследок в след ковыляющей к куче мусора полудохлой собаке.
Мой УАЗик стоял на неровной асфальтированной площадке между стеной дома и гаражами, которые были разбросаны меж кустов, деревьев и куч мусора. УАЗик выглядел весьма непримечательно, что меня вполне удовлетворяло. Это была одна из причин, по которым я взял именно его, мне нельзя было выделяться, к тому же, несмотря на тёплую погоду, дороги здесь наверняка ещё не просохли.
Я подошёл к потёртому зелёному борту и достал из кармана плаща ключи. Прохладный весенний ветерок приятно обдул моё лицо, заставив меня замереть на мнгновение. Я почувствовал, как он развевает мои длинные седые волосы, слышал, как он шумит в молодой ярко-зелёной листве многочисленных деревьев. Этот звук вызвал у меня грустное чувство ностальгии, напомнив о давних временах, это было так давно. Я открыл дверцу машины и быстро сел на чёрное потёртое сиденье. Свежесть весеннего воздуха тут же сменилась парниковой духотой кабины, запахом бензина, масла и старой обшивки. Я захлопнул дверь, со скрипом повернув блестящую рукоятку, открыл окно, а потом завёл машину. Нужно было найти карту.
- Идиоты! Сборище идиотов! - Сухо проговорил Андрей, стоя лицом к окну и спиной к своим собеседникам. Он бросил пустую пачку из под сигарет на пол и повернулся лицом к троим, что стояли сейчас возле двери, не зная, что ему ответить.
- Ну, вашу мать, где тело, тело где, я спрашиваю? - Спокойно обратился он ко всем троим, а потом замолчал, и челюсти его вернулись к жевательным движениям, перемалывая жвачку, которой, впрочем, могло и не быть: это была одна из его привычек.
- Я не знаю, - робко отозвался Малыш, - я сам снял с него наручники, он мёртвый был.
- Мёртвый. - Криво усмехнулся Андрей, продолжая жевать, а потом вдруг выхватил из кобуры револьвер, который в одно мнгновение оказался у Малыша перед лицом, заставив его вздрогнуть от неожиданности и замереть, глядя в чёрный холодный зрачок ствола. - Мёртвый говоришь. Да я сейчас башку тебе снесу и посмотрю потом, какой ты мёртвый будешь, идиот.
Пару секунд он глядел остолбеневшему парню в глаза, заставив того действительно волноваться за свою жизнь. Но револьвер убрался от его лица так же неожиданно, как и появился, заставив благодарить бога за спасение от праведного гнева шефа.
Андрей резко развернулся и снова отошёл к окну. Он сложил руки перед собой и около минуты молча разглядывал улицу сквозь пыльное стекло. Он стоял и думал, заставляя троих своих подчинённых страдать от неприятного чувства неограниченного и томительного ожидания. Даже глядя на его затылок, можно было видеть, как он продолжает жевать, он всегда начинал жевать, когда нервничал, но сейчас он совсем не выглядел нервным, его эмоции переходили в холодную рассудительность, позволяя принять ему правильное решение.
- Слушай, Гера, - обратился он к третьему из тех, что стояли у него за спиной, - что там конкретно?
Гера был старше тех двоих и, как правило, был среди них главным, что совершенно не было видно снаружи, но он был единственным, по мнению Андрея, кто мог самостоятельно принимать решения, разумные решения. Он не таскал с собой автомат, как Стрелок, или "Стечкин", как Малыш. Обычно он вообще предпочитал обходиться без огнестрельного оружия и, потому, никогда не вступал в конфликт с законом, обходясь обычным ножом и "Ударом", который был абсолютно законен, но, когда нужно, благодаря специальным кустарным патронам, превращался в смертоносное бесшумное оружие. Всё это время Гера стоял, глядя в пол, на стену, будто всё то, что сейчас было произнесено, относилось только к тем двоим, но, ни в коей мере, ни к нему. В принципе, так оно и было.
- Мы ездили туда вечером, - ответил он, оторвав, наконец, взгляд от пола, - Тела не было, его утащили волоком, на траве следы крови остались. Крови порядочно, значит, сделали это почти сразу после его смерти. Следы обрываются возле дороги, может, его погрузили в машину, но, может быть, тащили и по дороге, но там следов никаких, три дня всё-таки прошло, да ещё сволочь какая-то брёвна волоком протащила. Короче, не знаю я, куда он делся.
Андрей смотрел сквозь пыльное стекло на улицу, что проходила под окнами. По ней шли в обе стороны люди, которых он сейчас ненавидел, в таких случаях он всегда выплёскивал ненависть на безликую абстрагированную толпу, так как знал, что в этом случае она не принесёт вреда главным образом ему самому. Иногда, конечно, выдавался случай выместить свою злость на конкретном индивиде этой безликой массы, как же он был счастлив в таких случаях. Он был зол на себя, за то, что уехал в такой ответственный момент, зол на своих помощников, хотя, пока не знал, за что их винить. Он не мог понять, кому понадобилось тело, которое два дня назад должен был найти "случайный" прохожий, фотография которого должна была появиться на следующий день в газетах, как знамение его победы, тело, которое должно было сгинуть в лабораториях суд медэкспертизы, быть захоронено, как неопознанное, как это делалось много раз раньше. Но кто-то вмешался, кто это сделал и зачем, было неизвестно, и это больше всего бесило Андрея, когда не понимаешь, что происходит вокруг, а это тебя касается, очень плотно касается, это бесит, создаёт чувство бессилия и слепоты и бесит ещё больше. Поэтому, Андрей намеревался направить все свои силы на обретение зрения, он очень желал знать, кто его новый враг.
Он отвернулся от окна и опёрся на стол, пару секунд разглядывал пожелтевшие обои на противоположной стене, а потом сказал:
- Куда ведёт эта дорога?
- Не знаю, мы не интересовались. - Ответил Гера, злясь в душе на самого себя.
- Тогда собирайтесь в экспедицию, - искоса улыбнувшись, ответил Андрей, но улыбка мнгновенно пропала с его лица, и оно сделалось таким же суровым и равнодушным, - исследуйте эту дорогу вдоль и поперёк, там глухие места, может быть, тело ещё там, только не светитесь.
Это место с трёх сторон окружали лес и болота, с одной стороны от него простиралось большое поле, пересечённое множеством оврагов и поэтому, людьми не используемое. Недалеко, через это поле протекала маленькая речушка, которая, втекая в лес, разливалась в большое болото. В четырёх километрах юго-западнее на этой самой речушке стояла деревня под названием Речка. В ней, как я уже знал, живых не осталось, а, значит, делать там нечего, по крайней мере пока. Единственным населённым пунктом, который был к этому месту ближе десяти километров, и в котором, вероятно, были ещё люди, было Збруево. Оно стояло в семи километрах западнее, отделённое от моей цели семикилометровой лесополосой. Это и была моя первая цель.
Второе, что меня интересовало, были дороги. Дорог здесь было крайне мало, видимо, из-за обилия болот. Одна дорога шла через Речку, та, по которой я добирался туда в прошлый раз. Вторая дорога шла от Збруево и выходила через лес почти к районному центру, делая при этом немалый крюк. Эта дорога проходила как раз через мою цель, что мне и нужно было. Моя цель была обозначена тремя чёрными точками, над которыми маленькими чёрными буквами было написано: "Погост".
Я оторвался от листа карты и размял затёкшую шею. Вечер уже опускался на улицы, и солнце скрылось за ярко-зелёными ветвями высоких деревьев, даря земле свой оранжевый свет. В воздухе воцарилась вечерняя прохлада и тишь. Изредка тишину разрывал шум проезжающих мимо машин или крики детей, играющих во дворе. Я никогда не любил детей, но сейчас, глядя на них, ощущал давящую грусть, понимая, что жизнь моя прошла, я прожил её в постоянном бегстве и страхе, которым даже не мог ни с кем поделиться. Жизнь прошла, а я по-прежнему один: " Да будет так" - Прошептал я тихо.
Я выброси окурок, сложил лист карты и сунул его в свою старую серую сумку, что стояла рядом с соседним сиденьем. Нужно было поужинать и остановиться где-то на ночь. Первой моей целью было Збруево, но ехать туда ночью я не решился, тем более, что смысла в этом никакого не было.
Я завёл машину и выехал из двора, мимо проплыли зелёные кусты и серые бетонные столбы, я притормозил у выезда на дорогу, пропустив Камаз, который с шумом пронёсся передо мной, обдав меня резкой волной тёплого воздуха и пыли. На мнгновение в моём мозгу возникла мысль о хрупкости и беззащитности нашей жизни. Почти каждую минуту стоит лишь сделать один шаг в неправильном направлении и всё кончится. Сейчас мне стоило лишь немного подать машину вперёд. Каждый волен сделать свой шаг в нужном ему направлении и правильность этого шага для каждого своя.
Я выехал на дорогу и направился к окраине города, где собирался остановиться на ночлег. Солнце опускалось всё ниже, сейчас оно уже скрывалось за высокими бетонными домами, что стояли вдоль дороги, и изредка мелькало в промежутках между ними, слепя глаза оранжевым светом.
Я припарковал машину за небольшим магазином, что располагался рядом с высоткой на самом краю города. Солнце уже зашло за горизонт, и на землю опустились густые сумерки. Я вышел из кабины в прохладу вечернего воздуха, вдохнул воздух, в котором явно чувствовалась примесь гнилостного запаха. Я осмотрелся по сторонам и увидел его источник - два мусорных контейнера, мусор из которых уже высыпался наружу, образуя большие грязные кучи. В одной из них копошился рыжий спаниель.
Я развернулся и пошёл за угол, где был вход в магазин. Войдя в него через большую стеклянную дверь, открывалась которая с большим трудом, я подошёл к ярко освещённому прилавку, за которым стояла девушка с короткой стрижкой, в жёлтой блузке и синем фартуке. Она стояла, опёршись на прилавок и наблюдала за пожилой женщиной, которая что-то выбирала на витрине. Девушка оторвала взгляд от старухи и взглянула на меня, её взгляд мнгновение выглядел удивлённым и задержался на мне. Я взглянул на своё отражение в зеркальной витрине и в душе усмехнулся.
- Хотите что ни будь? - наконец сказала она.
- Да. - Я улыбнулся, стараясь выглядеть как можно доброжелательней.
Я купил себе кое-что на ужин и, положив это в пакет, направился к выходу.
На улице стало ещё темнее, к тому же, глаза мои после яркого света ещё не привыкли к темноте. Я спустился по бетонной лестнице, держа пакет в левой руке, и снова завернул за угол. Вокруг никого не было, даже спаниэль ушёл от ржавого мусорного бака. Мои шаги гулко разносились в тёмном переулке, заглушая звуки машин, проезжающих по дороге. Я вслушался в тишину, разрушаемую только моими шагами, но не только, что-то здесь было ещё. Тихие, почти крадущиеся, шаги слышались за моей спиной, они следовали за мной неотрывно, они приближались. "Это Они." - Шепнуло что-то внутри меня, шепнул мой страх противным шипящим голосом. А тело уже повиновалось ему, опережая мой разум. Отмашкой правой руки я отбросил полу плаща назад, выхватил тесак из-за спины и быстро развернулся.
Серый, с чёрными прожилками клинок остановился в паре десятков сантиметров от плеча испуганного молодого человека с побелевшим от ужаса лицом. Он замер на полусогнутых ногах, не успев даже выставить руку для защиты, вскинув руки, он рухнул на спину, потом быстро вскочил на ноги и бросился прочь, его быстрые удаляющиеся шаги гулко звучали в стоячем воздухе, пока он не завернул за угол.
Я быстро сменил хват, протянул клинок вдоль руки и быстро пошёл к машине. Нервы, нервы. Нервы нужно было успокаивать, иногда они стоят жизни, чаще чужой. Из глубин моей памяти всплыл образ, образ руки, она падала на асфальт, сжимая мёртвыми пальцами рукоятку складного ножа, а когда упала, кровь брызнула из неё, орасив асфальт мелкими алыми каплями, которые мигом образовали ярко-алую лужу, а она всё сжимала нож. Человек в грязной синей куртке, корчась от боли и сжимая кровоточащую культю, упал на колени, тихо взвыл, а потом закричал, его хриплый прерывистый крик разносился по округе, неожиданно прерывался, а потом снова нарастал, разрывая мою голову, даже когда я бежал по тёмной бетонной дорожке, я слышал его у себя за спиной, крик, переходящий в рыдания.
Я открыл дверцу машины и швырнул пакет на правое сиденье, потом сунул тесак обратно в ножны за моей спиной, сел в кабину и завёл двигатель.
Машина плавно катилась по гладкой дороге, освещаемой белым светом фар. Я ехал на восток, и небо передо мной было уже тёмным, приобретя тяжёлый фиолетовый оттенок абсолютно гладкой поверхности. На западе, за моей спиной, над горизонтом была ещё светлая полоса, готовая скоро исчезнуть, дав первым звёздам возможность появиться на небе. Я ехал в темноту, изредка машины обгоняли меня, пара ехала мне навстречу: дорога была вовсе не оживлённая. За окнами машины мелькали кусты и деревья, дорога шла прямо, будто упираясь в фиолетовую стену ночного неба. Я ехал в темноту, так оно и было.
Джип подбросило в верх, и колёса его провалились в очередную яму.
- Ё..., - вскрикнул Малыш, который снова ударился головой о стекло, - осторожнее ведь можно!?
- Заткнись, - огрызнулся на него Стрелок, - сам бы вёл, если чувствительный такой.
Малыш хотел возразить, но потом передумал и отодвинулся подальше от двери.
Свою кличку он получил из-за внешнего вида, которым его наградила природа. В свои двадцать пять лет он смотрелся совсем как мальчишка, да и умом не отличался. Из-за этого у него сложился своеобразный комплекс, благодаря которому, он вечно старался что-то доказать, не столько другим, сколько себе самому. Он покинул семью в восемнадцать лет, когда понял, что не хочет губить свою жизнь, спиваясь, подобно родителям, или влача жалкое существование на нищенскую получку или пособие. Он хотел совсем другой жизни, красивой и интересной и он получил её. Волей судьбы он попал к Андрею после нескольких лет разгульной жизни, наполненной драками, погромами и мелкими грабежами, в коих он в основном и отличился. Несмотря на свой совершенно негрозный вид, он многим людям внушал страх. Он боялся крови и трупов, но иногда на него находило некое затмение, большая часть мозга, включая и ту, где жили его страхи, просто отключалась. В сумасшедшем исступлении он избивал "провинившихся", отрубал пальцы, руки, просто убивал. Во время одной из разборок он раздобыл себе Стечкин, с которым потом не расставался почти никогда. Он прекрасно стрелял, идя на очередную разборку, он набивал себе в карманы кучу снаряжённых магазинов, но пострелять обычно не удавалось, всё решалось или мирным путём, или парой выстрелов. Поэтому, когда появлялась возможность, Малыш старался оттянуться по полной: со звериным оскалом и мёртвыми остекленелыми глазами он крушил всё и вся, в таких ситуациях его трудно было контролировать, но Гера с этим справлялся, умея направить силу и энергию первого в нужное русло.
- Бестолку это всё, зря мы здесь трясёмся. - Сказал Стрелок, обращаясь в никуда.
Гера бросил на него равнодушный взгляд, но ничего не ответил. Он сидел с совершенно апатичным видом на переднем сиденье, лениво поглядывая в окно на кусты и деревья, уходящие в бесконечность. Он тоже не сильно верил в результативность таких мер, но спорить с Андреем ему совершенно не хотелось, к тому же, было множество случаев, когда его решения, казавшиеся совершенно бредовыми, оказывались единственно эффективными и чуть ли не гениальными. Поэтому Гера сохранял молчание, не ударяясь ни в критику, ни в поддержку шефа.
Он откинул пластиковую крышку бардачка и вынул из него потёртую карту района, которую достал у своего бывшего сослуживца, служившего в одной из местных частей. Он взглянул на свёрнутую карту, чтобы узнать, куда им двигаться дальше, хотя выбора особого не было, дорога шла всего в две стороны, из одной они приехали. Дорога протянулась по лесу, огибая большое болото, делая при этом крюк километров в пятнадцать, далее она поворачивала к маленькой деревне с поэтичным названием - "Погост". От поворота дорога тянулась ещё на семь километров к селу с не менее поэтичным названием "Збруево". Больше дорог в этой местности не было, если не считать той, что шла от Погоста к Речке. Если верить карте, сейчас они приближались к повороту на Погост.
Гера кинул карту обратно и громко сказал Стрелку:
- Сейчас поворот будет, свернёшь туда, посмотрим на местные достопримечательности.
Стрелок молча кивнул своей лысой головой и снова сосредоточился на дороге, которая всё больше напоминала не дорогу, а полосу обеспечения.
Все трое молчали, не желая трепать нервы друг другу, лишь тихо играла музыка в мощных колонках. Солнце мелькало в густых кронах деревьев, всё больше нагревая кабину, спасал только кондиционер, окна открыть было нельзя из-за облаков пыли, поднимавшихся из под колёс машины и различных мошек и комаров, которые уже успели проснуться. Лесные дороги в это время года являются довольно коварным местом: на открытых местах она уже превратилась в пыль, а в тени ещё стоит вода в лужах и грязь, к тому же, здесь было большое количество проток, которые пересекали дорогу в самых неожиданных местах и в это время года достигали в ширину нескольких метров.
Лес по правую сторону дороги постепенно превращался в болото, повсюду стояли гнилые чёрные стволы деревьев, из под которых торчали травянистые кочки, окружённые тёмной болотной водой. В воздухе повис удушающий запах тины и гнили.
- Вот он. - Вдруг сказал Гера, показывая рукой на большой пень, вывернутый из земли. Корни его торчали во все стороны, напоминая огромного осьминога или кальмара. Прямо за ним дорога поворачивала направо, но, судя по её состоянию, поворотом давно уже никто не пользовался.
- Бл..., как же ты увидел то его. - Усмехнулся Стрелок и, переключив скорость, стал медленно заезжать в поворот, пытаясь вписаться между пнём и здоровым полувысохшим деревом, что стояло по левую сторону.
Малыш, который уже успел задремать, проснулся и сел прямо, вопросительно вглядываясь в окно. Машина лениво вползла на поворот, а потом прибавила скорость и покатилась по сравнительно ровной заросшей дороге. Дорогу с обеих сторон окружал густой зелёный кустарник, длинные ветви которого хлестали по бортам машины. Дорога постепенно сглаживалась, покрываясь всё более густым слоем травы, она уже почти не выделялась и походила скорее на кривую просеку, вилявшую меж деревьев и кустарника.
Машина повернула за поворот и резко остановилась. Сидевшие в ней, дёрнулись в перёд и молчали пару секунд, глядя в пыльное лобовое стекло.
- Приехали. - С какой-то странной весёлостью сказал Стрелок.
- Да, не судьба. - Сказал Гера и вышел из машины, опустив ноги в свежую высокую траву.
Дорогу им преграждал завал из брёвен и веток, явно сделанный людьми, сделанный весьма основательно. Брёвна и ветви деревьев были навалены на дороге и по три метра в стороны от неё, образуя непреодолимое препятствие.
Гера сунул левую руку в карман и медленно подошёл к этому сооружению. Брёвна были аккуратно уложены поперёк дороги, причём, сделано это было довольно давно, не меньше года назад, судя по прошлогодней траве, что опутывала их снизу. Он пнул одно из брёвен ногой - оно не двинулось. Он взглянул вдоль дороги, тонувшей в прохладной тени густых ветвей, и увидел там ещё одно такое сооружение, метрах в тридцати. Гера усмехнулся: это было просто гениально, несмотря на свою абсурдность, прямо как идеи Андрея. Определённо, всё это было не просто так и, скорее всего, имело непосредственное отношение к их делу.
Он достал из кармана сотовый телефон и набрал номер Андрея, послышались долгие гудки: один, два, три, щелчок:
- Слушаю. - Ответил Андрей голосом, который трудно было не узнать.
- Это я, есть новости. - Ответил Гера, разворачиваясь к машине, у которой стоял Стрелок, осматриваясь по сторонам, засунув руки в карманы.
- Сколько раз говорил им, что б обе руки в карманах не держали, особенно в таких случаях, ослы. - Со злостью подумал Гера.
- Ты нашёл что ни будь? - Спросил Андрей.
- Мы добрались до поворота на одну деревушку, но он оказался заблокирован, причём здорово. - Гера уже подошёл к машине, бросив суровый взгляд на своего водителя, который сразу понял его значение и вынул руки из карманов.
- То есть людьми заблокирована?
- Да, мы не полезем дальше, машину бросать я не хочу и оставлять кого-то одного тоже. Пошли туда кого ни будь, нам крюк надо здоровый делать, чтобы попасть в эту деревню в объезд.
- Как она называется? - Спросил Андрей после недолгого раздумья.
Гера присел на полированный капот машины:
- Погост. Короче, если ехать по шоссе мимо нашей заправки, то через километра четыре будет поворот на Седино, там указатель стоит, от Седино, не заезжая в него, до Речки, а там единственная дорога, не заблудятся.
- Слушай, в плохие места вы залезли. - Ответил Андрей, с непонятной интонацией в голосе.
- Да, я знаю. - Гера читал пару статей в местной газете на этот счёт, но только сейчас вспомнил о них. - Ну что, пошлёшь?
- Да. Больше ничего интересного не нашли?
- Да тут глушь такая, тут уж не ездит давно никто. Я сейчас проеду до конца дороги, если обратно не придётся вернуться, и домой, по такой дороге только машину гробить.
- Ладно, если что звони сразу. - В его голосе прозвучали нотки настороженности, или, скорее, задумчивости. Гера решил, что он подумал о том же.
Как ни странно, до этого момента он ни разу не связал этой истории с телом со всеми слухами, что ходили вокруг этого места. Как ни странно. Раньше они совершенно не проявляли интереса к тому, что здесь происходило, будто невидимый барьер в их мозгу держал эту информацию под заслоном, не давая им выстроить вполне логичную цепочку. Теперь же это барьер словно рухнул, и информация горячим потоком хлынула в его мозг.
Сидя в полумраке прохладной комнаты своей квартиры, выпивая глоток за глотком водку со льдом из широкого стакана, Андрей думал о том же. Он не мог понять, как два с лишним года мог не обращать совершенно никакого внимания на беспредел, творящийся в непосредственной близости от его территории. Поток мыслей захлестнул его мозг, вызвав чувство паники и практически физическую тошноту. В голове его рождалась паутина мыслей, которые, сплетаясь в клубок, убивали сами себя, разлагались и пропадали бесследно, давая разрастаться новой паутине. В памяти всплыло всё, что он читал и слышал за последние два года, что пропустил мимо ушей, совершенно забыл об этом. Андрей рассмеялся. Он поставил на столик слева от себя стакан с водкой и взял чёрную пластмассовую трубку радиотелефона. Он набрал номер своей автозаправки и стал слушать длинные гудки, доносящиеся из трубки.
- Поехали, - махнул Гера рукой с телефоном, - доедем до конца дороги и домой.
Стрелок молча сел в машину, Гера последовал за ним, сунув свой телефон в карман куртки.
- Что там? - спросил Малыш, который с сонным видом так и сидел на заднем сиденье.
- Ничего, - ответил Гера, а потом добавил: - не хотят хозяева пускать гостей.
- Что? - Переспросил Малыш, вытягивая ноги вдоль заднего сиденья.
- Ничего, поехали. - Гера отвернулся от него и ещё раз взглянул на преграду, неожиданно возникшую перед ними.
Машина слегка дёрнулась и медленно попятилась назад.
Я проснулся около восьми утра, когда солнце уже вовсю светило с чистого синего неба, но было ещё довольно прохладно. Машина стояла в высоких зарослях кустарника, и его густые ветви надёжно скрывали её от посторонних глаз.
Я взял новую пачку сигарет и вышел из кабины, в прохладу весеннего утра. Шею слегка ломило, после ночи сна в неудобной позе. Я распаковал пачку и достал из кармана зажигалку.
Воздух был холодный и влажный, трава была обильно покрыта росой, которая сразу намочила ноги, обволакивая их липкой водяной плёнкой. Щебетание птиц разносилось в прозрачном воздухе, заглушая все остальные звуки. Всё это дарило странное ощущение какой-то лёгкости, позволив временно отстраниться от всех проблем. Я сел на большой бетонный блок, лежавший рядом с дорогой, и закурил сигарету. По шоссе, которое хорошо просматривалось отсюда, изредка проносились автомобили, в ту и в другую сторону. Ни кому не было дела. Почему же им всем не было до этого дела? - Спросил я себя. Их убивали десятками, словно овец, а они не желали ничего предпринимать, лишь шарахались в стороны от неизвестной опасности, словно пытаясь отгородиться от неё, шептались о происходящем, с кем то но не с ними, пока их самих это не касалось, они были спокойны. Что же происходило там, что там изменилось за моё отсутствие. Что-то должно было произойти, иначе, я не мог понять происходящего.
Я выкинул окурок в сырую траву, он тихо зашипел и погас, испустив последнюю струйку дыма. Пора было ехать. Я встал и пошёл к своей машине, стоявшей в сыром кустарнике.
Заведя двигатель, я прогрел его, а потом тихо поехал к выезду на шоссе. Оно было со всех сторон окружено полями, на которых изредка можно было увидеть полосы кустарника или низких деревьев, вдали постоянно маячил чёрной неровной линией еловый лес.
Я проехал около девяти километров по шоссе и свернул на грунтовую просёлочную дорогу, которая извивающейся коричневой лентой тянулась средь полей, скрываясь за тёмным углом леса. Где-то там, за ним, была деревня, где, как я надеялся, ещё жили люди.
Дорога здесь была сильно разбита, видимо во время недавних дождей, сейчас она представляла собой глубокие неровные колеи со множеством ям и выбоин. Людей вокруг не было видно, но, судя по следам, ездили здесь довольно часто, что дарило мне некоторую надежду.
Деревня была километрах в двух за поворотом, я видел крыши домов среди зелёных крон деревьев. Через поле, пересечённое несколькими оврагами и канавами, к ним вела узкая извилистая дорога. Стена леса уходила немного влево и охватывала село с обратной стороны, подходя к нему почти вплотную. По левую сторону от дороги заметны были небольшие кочки, что говорило о том, что иногда это место заливает вода. Вскоре появилась и она, образуя болото, выходящее из леса, источающее резкий запах тины и стоячей воды.
Дорога здесь была немного лучше, чем до поворота, невзирая на близость к болоту. Я слегка разогнал машину и вскоре подъехал к деревянному дому, стены которого были покрыты синей облупившейся краской. Дом, судя по целым окнам с занавесками внутри, был жилой, несмотря на довольно заброшенный вид.
Дорога шла вдоль села, вдоль неё стояли однообразные дома, обнесённые забором из штакетника. Это всё же была деревня, тот, кто некогда назвал её селом, видимо не знал разницы между селом и деревней. Никаких намёков на церковь я здесь не видел, да и по количеству домов она явно не могла зваться селом.
Я медленно катился по центральной дороге, осматриваясь по сторонам, в надежде увидеть кого ни будь, однако, жителей села видно не было. Лишь большая серая дворняга, выскочив из под забора, облаяла мою машину. Под её надрывный лай в моём мозгу зародилась страшная по своей сути мысль, что жителей этой деревни могло и не быть, вчера были, а сегодня уже нет, никого нет, пропали, остались лишь грязные следы на полу, да сладковатый запах разлагающейся плоти.
Я попытался прогнать от себя эту мысль, но осознание её реальности становилось всё более явным, страшным. Я сунул руку под сиденье, где был спрятан заряженный обрез двустволки, и отбросил кусок резины, закрывавший её.
На маленькой скамеечке, под самыми окнами довольно большого дома, сидела старуха, закутанная в большой серый платок. Она выглядела здесь столь естественно, что просто сливалась со своим старым домом, кустами, травой; так, что я сразу даже не заметил её. Старуха проводила мой УАЗик глазами. Я остановился, заглушил двигатель и вышел из машины. Слегка дёрнув плечами, я убедился, что тесак подвешен за моей спиной так же надёжно и пошёл к старухе.
Она приподняла своё изрезанное глубокими морщинами, с запавшими тёмными глазами лицо и растянула губы в беззубой улыбке. Рот её напоминал рыбий и зиял чёрным провалом на морщинистом лице.
- В деревне есть кто живой? - Спросил я, поняв что от неё навряд ли удастся узнать что либо ценное.
- Да, а кто вам нужен? - Закивала она в ответ.
- Молодые есть кто ни будь? - Спросил я напрямую, не желая тратить своё время.
- А, вам подмогнуть ... - опять закивала она, улыбаясь свои рыбьим ртом.
- Нет, мне узнать кое-что, - прервал я, - спросить.
- Дорогу чтоль узнать?
- Ну да. - Сдался я.
- Тогда к Славе Антонову идите, он за дровами ездит и по грибы ходит, знает дороги. - Затараторила она скрипучим голосом. - Он в пятом доме, налево, зелёный такой дом.
- Спасибо большое. - Ответил я и, развернувшись, пошёл прочь, желая поскорее уйти.
- Храни господь. - Почти выкрикнула она мне в след.
Я махнул из-за спины рукой и быстро пошёл к машине, стоявшей на пыльной дороге. Если бы господь существовал, он первым бы обрушил на мою голову гром и молнии.
Я прыгнул в кабину и завёл двигатель, одновременно, стараясь увидеть нужный мне дом, но дальше третьего дома я не видел из-за деревьев и пышного кустарника, что росли рядом с дорогой. Я тронулся и тихо поехал вдоль улицы, внимательно глядя по сторонам. Со всех сторон меня облаивали дворовые псы, видимо, не привыкшие видеть чужаков у своего дома. Через дорогу пробежала пара белых гусей, которые с противным криком бросились от моей машины.
Дом и в самом деле оказался за теми кустами и стоял немного в глубине, отгороженный небольшим палисадником. Я припарковался на небольшой полянке перед домом и вышел из машины. Оглядевшись вокруг, я пошёл к дому.
Он выглядел лучше остальных, что я видел здесь: дощатые стены его были покрыты свежей зеленой краской, на окнах были резные наличники довольно мастерского изготовления, а палисадник был огорожен штакетником, ещё не выкрашенным.
Я подошёл к калитке и уже, было, хотел откинуть небольшой железный крючок, но в этот момент из под крыльца выбралась большая серая собака, которая с грозным рычанием подбежала к забору и начала лаять нам меня, скаля белые клыки и разбрызгивая вонючую слюну. Я не любил собак, они отвечали мне тем же, поэтому я решил подождать.
Дверь открылась минуты через две. На пороге стоял довольно щуплого вида невысокий мужичок. Он несколько секунд удивлённо рассматривал меня, а потом крикнул хриплым голосом, совершенно не соответствующим его внешности:
- Найда, тихо, на место!
Собака в миг замолчала: её ненависть ко мне была велика, но она не могла ослушаться хозяина и, ворча, нехотя скрылась под крыльцом, где развернулась и улеглась, положив морду на порог, уставясь на меня своими тёмно-карими глазками.
- Вы Антонов? - Спросил я, немного отойдя от калитки.
- Да, а в чём дело? - ответил он, всё ещё удивлённо рассматривая меня.
- Я бы хотел поговорить с вами, - я улыбнулся, и от улыбки моей он, кажется, вздрогнул, - точнее, мне нужна ваша помощь.
- В чём? - Он так и не желал впускать меня.
- Я слышал, вы хорошо знаете эти места. - Намекнул я.
- Ах, вы за этим. - Он наконец-то оторвался от двери и пошёл ко мне.
Он подошёл к калитке и одним движением открыл её:
- Заходите. - Вежливо улыбаясь сказал он.
Видимо, к нему часто обращались с подобными просьбами. Я последовал за ним, покосившись на собаку. Она тоже косилась на меня, изредка чуть оголяя белые клыки в оскале, издавая при этом тихий утробный рык. "Только подойди, и я разорву тебя." - Говорили её глаза. Я мог убить её одним движением, одним словом, но это испортило бы мне всё дело, поэтому я сдержался.
- Найда, успокойся! - Прикрикнул он на собаку, а потом добавил, обращаясь уже ко мне, - Не обращайте внимания, не знаю, что с ней сегодня.
Я ещё раз взглянул на собаку и последовал за хозяином в глубь двора, где было устроено весьма уютное местечко: под окном дома стояла лавка и небольшой столик, вокруг невысокого забора всё было обсажено кустами, что скрывало нас от глаз соседей и прохожих, воздух наполнял приятный запах сирени.
- Присаживайтесь. - Он указал на лавку у стены.
В душе я был рад, что он не стал приглашать меня в дом, иначе, мне пришлось бы отказываться под любыми предлогами, или находиться там не снимая плаща, что тоже выглядело бы весьма странно. Беседа же на свежем воздухе была наилучшим вариантом.
На некрашеной деревянной скамье, греясь на солнце, лежала чёрная с рыжими пятнами пушистая кошка. До нашего прихода она, видимо, спала, но мы потревожили её сон, и она настороженно осматривала нас, лениво приподняв голову и щурясь от яркого солнца. Я провёл рукой по горячей мягкой шерсти и сел рядом, она не возражала.
- Так что вас интересует. - Начал разговор хозяин, усевшись напротив меня.
Я вытащил карту и положил её на середину стола, не крашеного, как и скамейка. Я указал пальцем на небольшую чёрную точку, над которой чернела надпись: "Погост".
- Вы знаете это место? - Спросил я.
- Дда... - он подумал пару секунд, - но предпочитаю туда не ходить, вам тоже не советую.
- Почему же? - Сделал я удивлённый вид.
- Не знаю, там людей много пропало, писали в газетах, но я там давно уже не был. - Явно было видно, что собеседник мой начинает нервничать, причём, не просто нервничать: он нервно перебирал пальцами, но взгляд его, пусть на время, провалился в пустоту и совершенно ничего не выражал, при этом, лицо его стало бледным.
- Ладно, а можно отсюда добраться туда вот по этой дороге. - Я провёл ногтем по тонкой чёрной линии на карте, что соединяла две деревни.
- Я был там три года назад, в последний раз, - было похоже, будто он напряжённо вспоминает то, о чём давно забыл, - тогда дорога - поворот на Погост, была завалена брёвнами, проехать там было невозможно. Больше я там не был, и никто больше не был.
Вид его был каким-то растерянным, на лбу выступила испарина.
- А что там происходило, можете мне рассказать? - Я решил идти до конца, хотя, для него это могло плохо кончиться.
- Это началось давно, меня здесь ещё не было, вы бы лучше у стариков спросили, они лучше знают. - Он несколько оживился.
- А вы не можете рассказать?
- Только то, что сам слышал.
- Хорошо. Не возражаете, если я закурю? - Ответил я.
Он кивнул головой. Я достал пачку из кармана и предложил ему сигарету, он жестом отказался. Я закурил и прижался к стене, тесак неприятно вдавился в спину, заставив меня сменить сменить позу.
- В Погосте стоит старый особняк. Раньше там жил какой-то дед, который прожил там всю жизнь. С соседями он не общался, они не знали, чем он там занимался, поэтому всякие страшные слухи ходили, не любили его. Потом он умер, оставив дом одному из своих родственников. Это был не старый человек, но поведением напоминал своего предшественника, с местными тоже мало общался, хотя нанял одного из них для охраны дома. По рассказам местных, он тоже всякими тёмными делами занимался, но, знаете, история слухами обросла, да и тех кто жил там в живых не осталось. Он умер года через два, что ли, после приезда. Вокруг смерти его тоже слухов много ходило, но особо их не припомню. Пару лет после этого там один сторож жил, а потом приехал брат хозяина - новый владелец. Рассказывали, что они были очень похожи, почти накануне своего исчезновения он прошёл по деревне, так все подумали, что мертвец вернулся. Говорили, что тогда он и наслал порчу на деревню.
Я испытывал противоречивые чувства, выслушивая это: я испытывал грусть, но, одновременно с этим, мне хотелось рассмеяться, рассмеяться сумасшедшим смехом. Я сам не понимал почему, но знание, знание - оно возвышает.
Он продолжал:
- Новый хозяин прожил там всего несколько дней, а потом пропал. Сторожа тогда не было, он вернулся через день после этого, его видели местные, как он возвращался, но больше с ним никто не встречался, хотя и видели иногда, но он почти не выходил из дома. Это рассказала нашим какая-то бабка, жившая там, она приезжала сюда. Тогда там уже пропадали местные, а потом, через месяц, кто-то пошёл в Погост, но там уже никого не было. Рассказывали, что жителей видели в местных лесах, но только мельком, издали, словно призраков. Один старик ушёл за грибами, а вернулся через четыре дня еле живой, сошёл с ума, говорил что-то о мёртвых, мол: там одни мёртвые, одни мертвецы ходят. Там пропадали иногда люди, иногда трупы в лесах находили, но никогда свежих, люди избегали туда ходить, особенно, когда Речка вымерла.
- В последнее время народ чаще пропадает? - Спросил я, выдохнув табачный дым.
- Знаете, - он задумался, а потом продолжил, - это всё ненормально. Никто не знает, сколько там народу пропадает, и что там вообще происходит, особенно последние года два. Наверно, много. Туда никто не сунется чтобы узнать. - Последнюю фразу он произнёс словно сам для себя, а потом добавил. - Иногда из леса доносится шум, удары какие-то, не знаю, что там делают.
Я выбросил окурок под широкий куст и посмотрел на моего собеседника, который с абсолютно потерянным видом смотрел на стену дома.
- А никто туда за это время больше не приезжал? - Прервал я его раздумья.
- Не знаю, там ведь умерли все. - Он на несколько секунд замолчал, а потом печально добавил - Труп сторожа тоже нашли, весной, в лесу.
- Хорошо, спасибо большое. - Я встал.
Эти слова сразу вернули его в сознание, он вскинул на меня взгляд и спросил:
- А зачем вам?
- Нужно, - ответил я, - очень нужно.
Я достал из кармана кошелёк и положил перед ним несколько сложенных купюр:
- Это за работу, - добавил я, - и за молчание, если что.
Он ничего не ответил, проводил меня от калитки, оберегая от рычащей собаки, мы ещё раз попрощались, и я направился к машине.
Я сел на сиденье, не став закрывать дверь, и положил перед собой карту. От поворота до Погоста было километра четыре. В принципе, пройти их не составляло особого труда, если не брать во внимание болота и другие трудности. Однако, делать этого я не собирался, по крайней мере не сегодня. Я кинул карту в свою сумку и откинулся на сиденье.
После этого разговора я чувствовал себя погано, яркое голубое небо слепило глаза, что-то давило на затылок, воспоминания противными холодными змеями копошились в моём мозгу, пожирая его изнутри. Мне опять хотелось рыдать и хохотать одновременно, мысли роились в голове, как стая трупных мух, я даже слышал их жужжание, они были повсюду.
Я закинул ноги внутрь, захлопнул дверцу и завёл двигатель, больше мне здесь делать было нечего, эти люди были подобны аквариумным рыбкам, и толку от них не было никакого.
Гера чувствовал себя усталым. Целый день они мотались по богом забытым лесным дорогам, так и не достигнув видимого результата, а то, что они узнали, сулило лишь новые проблемы и ничего более. Он сидел в кресле и растирал ладонями виски, голова просто раскалывалась, не помогал даже аспирин. Единственное, что он сейчас хотел - лечь спать и забыться до утра, но ему нужно было встретиться с Андреем , доложить о результатах, иначе он давно бы уже лёг.
Дверь открылась и в комнату тихо вошёл Андрей в своей чёрной рубашке, он кивнул в знак приветствия и подошёл к креслу напротив, рядом с которым стоял журнальный стол. Андрей взял с него сигареты, закурил и сел, облокотившись локтями на колени.
- Что за голову схватился, болит что ли? - Обратился он к Гере, невесело улыбнувшись.
- Да. - Коротко ответил Гера.
- Тогда давай выкладывай скорее, и разойдёмся. - Почти сочувственно сказал Андрей.