Проблема репрессий 2-й половины 30-х годов уже много десятилетий волнует умы исследователей. Если до недавнего времени полуофициально господствовала точка зрения, будто большая часть советской элиты была истреблена просто так, в рамках "сталинской борьбы за власть", то несколько лет тому назад широко известный В.Суворов (Резун) произвёл сенсацию, озвучив ту точку зрения, что истреблённые руководители были якобы сплошной бестолочью, путавшейся под ногами у умного и дальновидного Сталина (хотя ясно, что чистку аппарата от дураков можно было провести практически бескровно, не говоря уж о том, что объективные заслуги многих репрессированных в социалистическом строительстве как-то не вяжутся с представлением о них как о ничтожествах и тупицах).

Виктор Мануйлов в статье "Бюрократию победили. Бюрократия победила", опубликованной в "России", предлагает то объяснение репрессиям, что Сталин, дескать, таким оригинальным способом "боролся с бюрократией". Думается, что автор просто находится в русле модной ныне "борьбы с чиновником", а главное - реформы Сталина (особенно интенсивные во время войны) были направлены наоборот, на умаление роли партии, этого противовеса бюрократии, поставив её на грань отмирания, тогда как реальная власть сосредоточилась как раз в руках той "бюрократии", с которой Сталин якобы "боролся" (это хорошо видно по тому, что Сталин воспринимался в сознании подданных прежде всего как Председатель Совмина и Генералиссимус и лишь потом как Секретарь ЦК).

Недавно же не кто иной, как Г.Попов, осторожно выступил в "Московском комсомольце" с мнением, приближающемся к позиции ортодоксальных сталинистов: Сталин громил не выдуманные, а реальные заговоры, и важнейшим вдохновителем антисталинской оппозиции был Троцкий.

Однако, даже признавая реальностью существование опасной троцкистской оппозиции в стране, никуда не деться от того, что в результате репрессий были вычищены ленинские кадры, о чём во времена "оттепели" было принято глубоко скорбеть (напомню, что в числе первых жертв террора оказались Зиновьев и Каменев, делящие вместе со Сталиным лавры главных устранителей Троцкого из политической жизни СССР). Это и заставляет обратиться в "начало начал": к личности вождя мирового пролетариата.

Самым кульминационным моментом деятельности Ленина после Октябрьского переворота (не считая Брестского мира) можно считать введение НЭПа, который он под канонаду в далёком Кронштадте буквально навязал партии. (Сам этот факт, что Ленину пришлось преодолевать сопротивление не какой-то твердолобой оппозиции, а буквально всей партийной массы, ставит под сомнение общепринятую версию о том, что ситуация в стране без НЭПа была якобы катастрофической и безысходной.)

Относительно НЭПа существуют известные стереотипы: смычка города с деревней, отмена продразвёрстки, хозрасчёт... И где-то на заднем плане - отвратительные спекулянты-нэпманы, время которых неотвратимо уходит под натиском новой жизни...

При этом приглаженная история НЭПа старалась умалчивать о массовом выходе коммунистов из партии и даже о самоубийствах(!) на почве неприятия нового курса: и правда, только большой чудак может стреляться из-за начавшейся смычки города с деревней!

На деле же соотношение было обратным: главными действующими лицами НЭПа были как раз взявшиеся невесть откуда словно по команде "новые хозяева жизни", ловко делающие капиталы из воздуха, вполне уверенные в себе и демонстрирующие эту уверенность на каждом шагу. Представители же вроде бы правящей партии были вынуждены безропотно смотреть на это безобразие под угрозой исключения из её рядов.

Вообще-то странно, что такие вещи творились при некогда всесильном ОГПУ, имевшем возможности "отсечь овец от козлищ", т.е. здоровый рынок от финансовых махинаций. Не могло отсечь или не хотело?

Так какое же я могу предложить объяснение этим странностям? Моя концепция заключается в том, что Ленин после окончания гражданской войны занял крайне правые позиции в РКП(б); фактически он тайно превратился в лидера меньшевистской фракции в партии большевиков.

Такое представляется совершенно невероятным. Но мы в большинстве своём всё-таки не очень хорошо представляем себе исторические реалии. Вот Н.Валентинов, описывая в воспоминаниях ситуацию 20-х годов, мимоходом упоминает, что коммунисты тогда делились на левых и правых, причём "самым правым, несомненно(!), был Дзержинский(!)".

Согласитесь, что для услышавшего такое впервые это будет шоком: аскетический "рыцарь революции", оказывается мог бы быть чуть ли не кандидатом в Союз Правых Сил! Но был ли Дзержинский самым правым в партии? Или он выделялся правизной лишь из тех, кто "несомненно" был правым?

Ленин был, конечно, ярым социалистом, но в социализме его привлекала больше прогрессивность будущего строя, нежели забота о благе трудящихся. Когда-то он бурно приветствовал насаждение капитализма в России, несмотря на очевидное зло, которое тот нёс рабочим, - ведь, согласно вульгарной марксистской концепции, это более прогрессивный строй! Таким образом, получается иерархия: социализм - высший, невиданный ещё строй; капитализм развитых стран Европы как существующее зло; российское самодержавие - одно из воплощение отсталости, воплощение "империи зла", не имеющее права на существование. Сам же Ильич был очевидным приверженцем европейской традиции с хорошо развитой там "культурой малых дел" (сказалось, конечно, и его долгое проживание в Швейцарии).

Такая система воззрений закономерно приводила к очевидному, которое, впрочем, тщательно скрывалось в советские времена: упованию на победу пролетарской революции в созревших странах (к которым Россия, понятное дело , не принадлежала). Ни о каком "построении социализма в отдельно взятой стране", разумеется, не могло идти и речи (разве что если под "отдельно взятой" иметь в виду Германию - самую "созревшую" развитую страну). Дерзость Ленина в глазах коллег-социалистов заключалась в том, что детонатором мировой (т.е. общеевропейской) революции могла стать даже такая чудовищная во всех отношениях страна, как Россия. А роль детонатора, как известно, вспомогательная: он должен подорвать заряд, и на этом его работа кончается. (В просторечии такое воззрение принято называть "Россия - вязанка хвороста для мировой революции". Только приписывают его почему-то Троцкому.)

Вот тут и начинается тема "Ленин-технолог". Многие современные процессы (например, ядерная энергетика) основаны на балансировании на грани катастрофы. Вот такую социально-технологическую задачу надо было решить и Ленину: и раскочегарить огромную страну, и не дать процессу выйти из-под контроля. (Не исключено, что подобными соображениями объясняется и скандально знаменитый Брестский мир, тоже буквально навязанный партии: союз отсталой России с передовой страной, Германией, причём в правильном соотношении ролей - дойной коровы и пастуха соответственно.)

Но, несмотря на все старания, технолог из Ильича получился никудышный: после подрыва сдетонировала именно огромная Россия, а не чаемая Европа. И для Ленина это было фиаско: почти убедил весь социалистический мир, что сможет произвести направленный взрыв в сторону Запада из России, а получил чуть ли не Чернобыль...

Самым неприятным (для Ленина) последствием Русской Революции (под которой следует понимать победоносно завершённую гражданскую войну) было то, что на авансцену истории вышел мощный слой активных русских людей, не имевших отношения к узкой прослойке партийной интеллигенции, которую возглавлял Ленин. Оказывая формальную почтительность ветеранам партии, они с полным на то основанием претендовали на всё большую роль в управлении страной. Одержав неожиданную, феноменальную победу над войсками полутора десятков нехилых держав, они, разумеется, не могли не почувствовать, что отвоевали место на самом стрежне Истории. На мировом горизонте впервые за много десятилетий замаячила Активная Россия.

Вот это-то и ужасало Ильича. Как Гитлер почему-то считал Россию "биологическим центром еврейства", так и Ленин (как и полагается отъявленному интеллигенту) видел в России некий "биологический центр азиатчины", угрожающий самому существованию цивилизации. Для него российские властные традиции однозначно равнялись "держимордовщине", "шовинизму" и прочим "родимым пятнам царизма".

О воззрениях вождя на этот предмет можно судить по сказанной озабоченному примерно тем же Горькому фразе: "А миллион мужиков с винтовками - это что, по-вашему, не угроза культуре?" Речь шла, конечно, о погромной стихии, но разве и Красная Армия (которой так гордился Троцкий) - это не "миллион мужиков с винтовками", готовый ринуться на цивилизованный мир?

Отныне перед ним стояли две задачи: побудить-таки "правильный" европейский пролетариат на революцию и надеть "саркофаг" на грозящий взрывом непредсказуемый российский реактор. Из пиротехника он переквалифицировался в аварийщика. И в этом он, надо сказать, преуспел гораздо больше.

Ещё в годы гражданской Ленин учреждает Коммунистический Интернационал. Задачи его вроде бы очевидны: проталкивать революцию на Запад. Но у этой организации была, конечно, и тайная задача: надзор со стороны "цивилизованного" социалистического мира за российской Компартией, в рядах которой, по мнению Ильича, было много "случайных людей" (т.е. не боровшихся героически вместе с ним на швейцарских курортах, а махавших саблей где-то в Первой Конной).

Прежде всего вчерашних победителей надо было деморализовать, фактически украсть у них победу, чтобы излечить их от "головокружения от успехов". И Ленин принимается за дело. Практически все его выступления последних лет - сплошная брань по адресу коммунистов (в которой холуйская пропаганда десятилетиями заставляла нас видеть непостижимую глубину мудрости). "Хозяйствовать не умеем", "комчванство" и т.д. - даже социализм советского образца он предпочитал называть "госкапитализмом" (Немцову на заметку). В каждой попытке выстроить нормальную вертикаль власти он тут же видел "возрождение держимордовщины" (хотя, как показывает история с созданием СССР, "правильной" сильной власти отнюдь не чурался - только исключительно партийной, но ни в коем случае не советской.)

В своих стараниях вождь доходил до того, что стал проталкивать идею активных профсоюзов, готовых из-за любого несогласия с властью (например, если бы руководство всё-таки провозгласило бы курс на индустриализацию с её неизбежным следствием - "пушками вместо масла") выводить на улицы рабочие массы и писать жалобы в Коминтерн (как сейчас модно обращаться в Европейский суд; да Коминтерн первое время и был чем-то вроде "европейского суда" для партийцев). Обрушился со всей силой на Троцкого, который, не понимая ленинского замысла, простодушно полагал, что если профсоюзы каким-то боком и пригодны для пролетарского государства, то как часть властной системы, нечто вроде отраслевого Рабкрина (любой человек, помнящий советские времена, подтвердит, что в СССР "профсоюзы" так и существовали в "огосударствленном" виде). О нет, для Ленина они должны были стать... "Школой хозяйствования, школой коммунизма", как вдалбливали нам в школе? Поднимай выше, читатель: "школа объединения, школа солидарности (!), школа защиты своих интересов (!), школа хозяйничанья, школа управления"! Ильич договорился даже до того, что начал осторожно призывать массы к неповиновению госаппарату: "применение стачечной борьбы в государстве с пролетарской госвластью (!) может быть объяснено и оправдано (!) исключительно бюрократическими извращениями пролетарского государства" . Т.е. развитый госаппарат для Страны Советов столь страшен, что трудящиеся должны разговаривать с ним языком стачек!

(Интересно взглянуть на механизм проталкивания идейки активных профсоюзов. В известной ленинской работе нет почти ничего на заявленную тему, но много такой вот ахинеи: "Логика диалектическая требует того, чтобы мы шли дальше. Чтобы действительно знать предмет, надо охватить, изучить все его стороны, все связи и "опосредования"... Это во-1-х. Во-2-х, диалектическая логика требует, чтобы брать предмет в его развитии, "самодвижении" (как говорит иногда Гегель), изменении. По отношению к стакану это не сразу ясно, но и стакан не остаётся неизменным, а в особенности меняется назначение стакана, употребление его, связь его с окружающим миром..." и т.д. То есть Ленин активно забалтывал вопрос, как и полагается матёрому интригану, не останавливающемуся перед любыми средствами.)

Разумеется, Ленин старался всячески маскировать свои подлинные мотивы. (Он вобще был человек крайне коварный: как-то в "России" рассказывалось, как он цинично собрал фракцию преданных ему людей - через год после официального запрещения фракций! Ну чем не Гайдар осенью 93-го, требующий от простых граждан оставаться дома, а от своих сторонников - прийти на "правильный" митинг?) И внешне некоторые его лозунги могут понравиться обывателю. Скажем, он старался не пускать в партию молодую поросль, объясняя это тем, что среди них много "приспособленцев", хотя подлинной целью было, конечно, сохранение монопольной власти прослойки, ориентированной на Запад. Даже в знаменитом требовании "учиться коммунизму" на деле содержится унижение молодых партийцев хотя бы потому, что учиться им было не у кого - за отсутствием где бы то ни было практики коммунизма как таковой.

Вот в таком ключе и надо рассматривать вершину ленинской контрреволюционной (если называть вещи своими именами) деятельности - НЭП. "Новое экономическое мышление" представляло собой резкое (и ничем объективно не вызванное - как при Горбачёве мы шли на такие же необъяснимые односторонние уступки во всём) отступление к капитализму - с культом прибыли, кабальными концессиями и господством отупляющей масс-культуры. Зная приверженность вождя к сомнительной "диалектике", можно реконструировать примерно такое оправдание новому курсу: лучше потерять 9/10 завоеваний пролетарской революции, чем дать возродиться российской имперской "держимордовщине"! На вопросы соратников, как долго продлится новая политика, вождь отвечал нечно неопределённое: то ли это "временная передышка", то ли "всерьёз и надолго"... Хотя иногда бывал предельно откровенен. Одну из таких откровенностей, растиражированную Агитплакатом, мы все хорошо помним: "Из России нэповской будет (т.е. получится - М.С.) Россия социалистическая!" А теперь пусть читатель закроет глаза и представит себе, как это хотя бы из десяти нэпманов получить одного коммуниста?..

После довольно неожиданной (здесь нет никакого подтекста) смерти Ленина коммунистическое движение возглавили два ленинских ставленника. Всемирную компартию возглавил самый близкий идейно к нему человек, в котором вождь, наверное, в наибольшей степени готов был увидеть преемника - Зиновьев, ставший на короткое время чем-то вроде хлебниковского "Председателя Земного Шара"; российскую Компартию возглавил самый исполнительный и незаменимый ленинский соратник (а по-тюремному выражаясь, шестёрка) - Сталин. Вот им двоим и предстояло провести в жизнь заветы обожаемого Ильича. А он, как известно, завещал беречь золотое нэповское яичко, из которого в один прекрасный момент должна вылупиться чаемая "Россия социалистическая".

И соратники приступили к делу. Прежде всего они начали (во исполнение ленинских заветов, разумеется) широкое наступление на "антиленинскую оппозицию" во главе с Троцким (который никогда в ленинское окружение не входил - Ленин его лишь терпел - и потому не ценил глубины замыслов покойного вождя), осмеливавшуюся видеть очевидное и публично сомневаться в мудрости проводимой политики (помнится, в недавнее время таких называли "противниками перестройки"). Сам Троцкий, "недоценивавший крестьянство" (а на деле - просто призывавший к индустриализации), начал последовательно выдавливаться отовсюду, а вместе с ним старательно изолировались и его сторонники.

Правда, личная судьба главного ленинского ставленника, Зиновьева, оказалась (как и практически всех ставленников всегда), неудачной: вскоре после решающей победы над основным объектом охоты со стороны ленинцев, Троцким, не имевший сколько-нибудь значительного авторитета в партии выдвиженец перестал быть "и.о. Председателя Земшара" - его "катапультировали" из Коминтерна (т.е. упразднили там пост председателя) и сместили с партийной организации Ленинграда. На короткое время в главные вожди и идеологи выдвинулся другой ленинский соратник - Бухарин.

О его деятельности в конце 20-х годов читатель наверняка имеет достаточное представление: упование на "железную руку рынка", исступлённый экономизм ("всё определяет экономика", как любят говорить в наше время), баланс дефицита и профицита, правильная финансовая политика - словом, "культура малых дел" на марше.

И ещё было одно замечательное качество у Николая Ивановича: что у Ленина было на уме, то у Бухарина на языке. Циничный, прямо-таки столыпинский лозунг "Обогащайтесь!" логично прояснял по-ленински туманно-конспиративный призыв "Учитесь торговать!". А отношение Ильича к государству прекрасно видно из незаконченной бухаринской работы о государстве-Левиафане, который может в любой момент всплыть из пучины и пожрать отважных романтиков-революционеров, а потому за ним нужен глаз да глаз.

Вот так СССР и шёл все 20-е годы бодрым шагом вверх по лестнице, ведущей вниз, - в колониальную зависимость от мирового капитала и неизбежное рабство. Десять лет страна фактически топталась на месте, несмотря на осознаваемую всеми угрозу со стороны "цивилизованного мира". А вели его по этому пути два "молочных брата" Сталин и Бухарин, оба полностью уверенные, что выполняют волю великого вождя. Что и было сущей правдой.

Впоследствии, в далёком 1938 г. Бухарин, отвечая на вопрос Вышинского о заговорщической организации, скажет знаменательные слова: "Она преследовала, по существу говоря, - хотя, так сказать, может быть, недостаточно сознавала и не ставила все точки над "и" - своей основной целью реставрацию капиталистических отношений в СССР". Осталось, конечно, назвать главного заговорщика, который так и никогда не был назван, но с полным основанием может быть (наряду с Горбачёвым) назван величайшим отечественным преступником XX столетия. (Напомню ещё, что два самых массированных наступления на Советское государство - при Хрущёве и Горбачёве - прошли как раз под лозунгом "возвращения к ленинским нормам".)

Но, несмотря на полный внешний успех правых (в 1929 г. им удалось окончательно устранить Троцкого, даже выслав его из СССР; руководил высылкой специально на тот случай введённый в коллегию ОГПУ Бухарин), их позиции внутри слабели всё больше. Революции в "порядочной" стране (ради которой и было искусственно заторможено строительство социализма в СССР) так и не произошло; за дипломатическими победами, когда капстраны одна за другой начали признавать Советское Правительство, легко прочитывалась будущая агрессия (как ни пытался тогдашний аналог нашего Козырева - Литвинов - сколотить единый блок из СССР и Антанты); а главное - в советских людях заговорил мощный государственнический инстинкт, требовавший увенчать победу над капиталом торжеством державности (как и в наше время "государственнической" платформы внезапно начали придерживаться не только "красно-коричневые", но и вполне респектабельные люди).

Впрочем, "державность", конечно, была лишь средством: люди истосковались по великим делам; "культура мелких дел" вместе с экономизмом изрядно поднадоела. Люди наигрались уже в бизнес, обогащение и торговые операшии; где-то в душе сидела увереность в своём великом предназначении.

Часто приходится слышать, будто "до Сталина" господствовал курс на "мировую революцию", а вот Сталин освободил народ от этой идеи. Но сказать так - значит ничего не сказать. Вопрос был не в "мировой революции", а в способах её совершения. Совсем одним (для достоинства русского народа) был активный экспорт революции, на штыках, с передового Востока на отсталый Запад, поскольку он автоматически влёк державность и милитаризацию (а следовательно и индустриализацию), не говоря уж об авторитете страны в мировой политике. И совсем другим был курс на пассивное ожидание восстания в Европе, который и проводился тогда; СССР был превращён то ли в романическую красавицу, ждущую в заточении принца-освободителя с Запада, то ли в меркантильную барышню, пытающуюся окрутить кого-нибудь из богатеньких женихов, чтобы вместе поехать в шикарное свадебное путешествие в Светлое Будущее.

А тем временем "процветание" в условиях рыночной стихии закономерно привело к дефолту. Хлебному - кризис случился в главной на тот момент отрасли вполне аграрной страны (производства пуговиц и зубочисток счастливо его избежали); хвалёную социалистическую экономику мировая депрессия захватила первой! Обманутому во всех надеждах Сталину, наткнувшемуся вместо обещанного света в конце тоннеля на очередную стенку, наконец-то стало ясно, что его и партию водят за нос (сам он, видимо, не был посвящён в ленинские планы капитализации, а просто безоговорочно доверял старшему товарищу). Из золотых ленинских яичек вырастали не блестящие жар-птицы, а мерзкие и нежизнеспособные уродцы.

Вот тогда-то пришлось наконец, образно выражаясь, задать вопрос типа того, что в "Золотом телёнке" задавала комиссия, приехавшая проверить строительство электростанции в "маленькой южной республике": "Где электростанция?" Где изобилие продуктов, непрерывный рост производства и бешеные иностранные инвестиции, товарищ Бухарин? Электростанции, как мы знаем из романа "не было", зато из типографской машины "словно карты из рукава шулера, вылетали открытки с портретами Дугласа Фернбекса в чёрной полумаске на толстой самоварной морде".

Не было ни прочного снабжения города продовольствием, ни надёжной индустриальной базы, ни серьёзной опоры для нового строя в экономике. Зато, как грибы, плодились кабальные концессии, среди нищеты и беспризорничества оттягивались в ресторанах нэпманы, пачками снимались на киностудиях пошлые мелодрамы и ужастики. (Вообще сцена с афёрой Корейко в "маленькой южной республике" из романа Ильфа и Петрова - это блистательная, хотя и неосознанная, иллюстрация к огромной афёре НЭПа.)

Рассвирепевший Сталин тогда стал настаивать на альтернативном пути экономического развития - через коллективизацию и форсированную индустриализацию, который по странной случайности был близок к проекту Троцкого (просто потому, что Лев Давидович своим острым умом давно уже разглядел единственную возможность для России существенно укрепить свои позиции). Страна вступила в Год Великого Перелома, который можно назвать Второй Социалистической революцией.

Вскоре Сталин скажет свою знаменитую речь: нам за десять лет надо сделать то, что другие делали за сто, "иначе нас сомнут". Золотые слова! Вот только сказать бы их на десяток лет пораньше - глядишь, и не пришлось бы в такой чудовищной спешке, давя всё вокруг, мчаться на бронепоезде, бездарно простоявшем на своём запасном пути, к станции Индустриализация...

Значение Великого Перелома трудно переоценить. Великую страну водили-водили на крючке, а она всё-таки сорвалась! На Востоке замаячил новый перспективный и непредсказуемый гигант, решивший идти своим путём.

Разумеется, с точки зрения ортодоксального социализма это было ересью. Что может построить лапотная Россия? Лапотно-казарменный социализм? Бред! Спасение России в том, чтобы ждать, ждать и ждать! (Или, как завуалированно выражал ту же мысль коварный Ильич, "учиться, учиться и учиться".)

Трагикомизм ситуации заключался в том, что все ленинские клевреты, помня, что говаривал им вождь в приватных беседах, с очевидностью видели, что новая сталинская политика является самым настоящим отрицанием ленинизма. Сталин же, уверенный в том, что ближе него человека к Ленину не было, удивлялся, откуда у "верных ленинцев" такая самоуверенность. (Что Ильич мог какие-то мысли излагать втайне от него, ему, конечно, и в голову не приходило.)

Итак, Великий Перелом влёк за собой и извращение коммунистической теории, и - в перспективе - угрозу цивилизации вообще; поэтому все честные и дальновидные люди должны сплотиться в борьбе против новой угрозы (примерно такую же идею потом будет эксплуатировать советская пропаганда в отношении германского национал-социализма). Вот почему, кстати, Сталин так обхаживал любого европейского интеллектуала, готового засвидетельствовать, что загадочная страна на Востоке не так страшна, как её малюют.

Теперь легко понять расстановку сил. Мощная оппозиция в партии (тем мощнее, чем выше уровень), объективно смыкающаяся интересами как с международным марксистским движением, так и с европейской политикой в целом. А значит, и была и реальная связь оппозиции с зарубежными силами, надо было её только найти - таковы железные законы политики. (Помнится, не так давно принято было издеваться над мыслью о возможной заговорщической деятельности советских руководителей: как могли они предавать государство, которое сами же и возглавляли! Но после перестройки эти аргументы как-то поблекли.)

Надо помнить одну вещь, о которой время от времени напоминали обличители сталинизма: три четверти делегатов XVII съезда были репрессированы. Другими словами, новый курс потребовал государственного переворота. Который Сталин и произвёл.

Поняв, что существовал мощный заговор в партии, нет смысла размениваться на частные заговоры и прежде всего - пресловутый "заговор в Красной Армии": партия контролировала всё, поэтому и заговор в её рядах порождал заговоры везде. "Заговор в армии" - это такая же очевидная реальность, как и заговоры в НКВД, НКИДе - вплоть до Наркомпросса (напомню, что возглавлял "заговор Тухачевского" партиец Гамарник).

Казалось бы, ленинская фракция была обречена на успех: в её рядах были сплошь авторитетные революционеры с дореволюционным стажем, большинство руководителей разных рангов, она была тесно связана через Коминтерн (и иные, не афишировавшиеся, каналы) с мировой политической элитой. Возглавлял же когорту самоуверенных большевиков косноязычный и недалёкий грузин, окружённый подчас столь же экзотическими персонажами (вроде самоучки-сапожника Кагановича или луганского слесаря Ворошилова в роли "первого маршала").

Но был один фактор, который делал шансы "ленинской гвардии" призрачными: новый сталинский курс на активную независимую Россию нашёл горячий отклик в партийной массе, да и просто в народе. И вследствие этого совершенно неожиданно, немыслимо, "чудный грузин", этот давний предмет для насмешек среди соратников, раскидал своих многочисленных и именитых соперников, как щенков!

Теперь можно подвести итоги. Основным результатом сталинского переворота была не победа над полумифическим "троцкизмом" (который, видимо, услужливые энкавэдэшники старались в угоду Хозяину приплести к каждому делу), а сокрушение ленинизма (судьба самого Ленина, протяни он подольше, представляется совершенно очевидной). Злодейское, унизительное для русского народа учение было отброшено, сам Ленин надёжно обезврежен и помещён на плакат, откуда он долго ещё потом приветствовал трудящихся: "Верной дорогой идёте, товарищи!" (Разоблачители сталинизма давно уже плачут по истреблённой "ленинской гвардии", стесняясь, правда, поподробнее рассказать о социальных воззрениях этой "гвардии".)

Можно сказать и так, что в результате Большого Террора большевизм окончательно одержал победу над коммунизмом. И правда, любой человек средних лет подтвердит, что ничего собственно "коммунистического" в советском обществе не было и в помине; главной ценностью советского человека был феномен Большевистского Характера с его лозунгом: НЕТ ТАКИХ КРЕПОСТЕЙ, КОТОРЫЕ НЕ МОГЛИ БЫ ВЗЯТЬ БОЛЬШЕВИКИ, - именно ему Россия обязана своими победами в ушедшем столетии. (Интересно, что Ленин терпеть не мог слова "большевик", а себя называл только "коммунистом".)

А ещё можно отметить, что в результате чисток 30-х годов прочно и надолго была закреплена победа красных в гражданской войне - особенно если эту войну понимать по Маяковскому: быть России "под Антантой" или не быть. Великий Перелом сказал: не быть!

Но... У всякого явления две стороны. Сталинский курс окончательно смёл принцип господства партийцев с дореволюционным стажем и открыл дорогу широким массам из народа. Но вместе с ним хлынул во власть и обыватель, к которому власть не просто стала примирительной - она поощряла мещанские инстинкты! Достаточно вспомнить Дом на Набережной, с немыслимой роскошью выстроенный для элиты в голодной стране, оборудованный чуть ли не золотыми унитазами! (Троцкий называл это "освобождением мещанина в большевике".) Сталинская команда, пока не могшая похвастать зримыми успехами курса, старалась создать хотя бы видимость таковых, дать "новому гегемону" почувствовать светлое будущее буквально на ощупь (несколько напоминает бесстыдную перекупку Ельциным депутатов в 93-м).

Такое трудно было перенести не только космополитизированным партийным интеллигентам старой закалки, но и просто честным людям. Так в противниках "генеральной линии" оказалась и рядовые, но активные и идеалистические партийцы. Сталинская команда оказалась в колоссальной изоляции внутри партии, и ей приходилось прокладывать себе путь отчаянными ударами, что и объясняет немыслимое количество жертв.

Во-первых, раз никого особенно не удивляет свирепость карательной политики во время Великой Отечественной войны, когда запросто могли посадить за неосторожный разговор, анекдот, "распространение пораженческих настроений", то что удивляться безоглядной жестокости режима, вынужденного вести такую же войну против всего мира, только незримую?

Во-вторых, почувствовав свою изолированность, режим стал видеть угрозу во всех углах и, как сам зажатый в угол, начал наносить удары во все стороны, по правым и виноватым.

А в-третьих, сказалась, конечно, большая наивность тогдашних большевиков, уверенных, что контрреволюцию можно победить одним ударом раз и навсегда. Воплощением такой наивности стал нарком Ежов, убеждённый, что всё будет о-кэй, надо только "копнуть поглубже"...

Маркс, как известно, трагедию истории видел в том, что она развивается стихийно. И история СССР это вполне подтвердила.

Если принять, что стандартный ход развития событий - это от тезиса - через антитезис - к синтезу, то мы имеем Тезис - ленинизм, возродивший у российского народа чувство достоинства, чувство гражданина, но панически боявшийся всякого намёка на державность и готовый пойти на любое преступление, лишь бы её не было. Имеем и Антитезис - сталинизм, в котором державности было хоть отбавляй, зато гражданское достоинство было довольно быстро заменено "дисциплиной", иерархией и прямым чинопочитанием. Очередь за Синтезом, когда естественная для великого народа державность будет органично вытекать из развитого чувства гражданина (это относится, конечно, к будущей подлинно независимой России, а не к нынешней, послушно живущей по западным прописям).

Был у сталинского переворота ещё один изъян: борьба с ленинизмом, как это часто бывает в истории, велась... во имя ленинизма, что создало, конечно, совершенно шизофреническую ситуацию и породило кашу в умах поколений. Главный виновник российских бед так и не был назван ни Сталиным, ни оппонировавшим ему во всём Троцким (об остальных не говорю как о фигурах заинтересованных). Но наконец-то его пора назвать.

? Саяпин

? "Россия", газета