Ну, не так, конечно, жили, как какие-нибудь дед с бабкой; просто дружили очень и любили друг к дружке в гости ходить. Хотя и разные они были. Совсем. Осень был весь такой степенный да рассудительный, никогда не суетился, дела свои выполнял ладно да в срок, с присущим ему умом да спокойствием. Вот, к примеру, ежели дом строил - значит, стоять тому дому не один век, такой добротный и основательный дом получался, что хоть конец света наступи, а ему все нипочем будет.
Или вот, скажем, идет он охотиться на кабана. Не с тем, чтобы потешиться - а дело это увлекательное и азартное - а для того лишь, чтобы зверье место свое знало да чужую силу и сноровку уважало, а то и побаивалось. А сам Осень во время охоты ни одной веточки лишней не сломит, муравья не обидит, и даже гнезда змеиного попусту не разорит, - глядишь, удачливому кабану в рацион питания и сгодится.
А уж до чего запаслив был Осень, - впору легенды об этом слагать. Ведь не бывало такой годины, чтоб у него в закромах не припрятано было для тех же птиц и зверюшек лесных грибов да ягод диковинных, сушеных трав лечебных да настоек волшебных, что от всякой хвори избавить могли. Запасами теми радостно делился он со зверьем лесным, большим и малым, и все ему за то благодарны были, и никто при том не требовал с него большего, чем мог он дать. Так и медведь косолапый, гроза глупых людей и трусливых волков, по осени такого нагуляет жиру, что и не будоражит понапрасну природу аппетитом своим всю долгую Зиму, что вслед за Осенью править бралась.
Зиму, как водится, каждый год сменяла красавица Весна, но с той и другой Осень водился мало, - чужды они были ему, а отчего, кто его знает. То ли Зима слишком угрюма и скучна казалась ему, то ли побаивался он ее ледяного дыхания... Что до Весны, так та всегда, словно на дальнем берегу маячила, - не пристать, и к себе не заманить. Однажды пытался Осень, любопытства ради, поближе познакомиться с нею, да ничего не вышло. Супротив воли своей, едва приблизившись, срывал он ветром с весенних кусточков нежные ростки да побеги, да и разносил в клочья. Так и не подружились они.
Всех милее для него было Лето. С тех самых пор, как только встретились они, а было это, ой, как давно... Так давно, что обоим казалось, будто и встречи-то никакой не было, а будто с самого рождения знали друг друга они, - ну, к примеру, словно брат и сестра, что ли...
С зимне-весенней стороны света, дружба их, конечно же, казалось немного чудной. Ну посудите сами: чем могло быть примечательно для Осени, - такому вдумчивому и серьезному, вечно предусмотрительному и бережливому, - чем же могло быть примечательно Лето?.. Ах, да, ведь мы еще не рассказали о нем. Более капризную особу трудно было сыскать. Да-да, не удивляйтесь: вы, верно, думали, что Лето - самая чудесная и волшебная пора и решили, будто летом дозволено делать все, что заблагорассудится? Держите карманы шире.
Лето может позволить себе все, за что расплачиваться будут другие. Возможно, это будете вы. Не верите? А доводилось вам, к примеру, ловить бабочек и затем пришпиливать их булавками в свою коллекцию? Нет? И кузнечиков не ловили и не сажали в спичечный коробок? Хм. Быть может, вы однажды отправились за грибами, набрали полный короб, а потом заблудились и провели незабываемую ночь в лесу? Снова не то? Что ж, считайте, вам повезло. Лишь тот, кто вкусил Лето в полной мере, ощутил на себе его коварство.
Мы не станем, дорогой друг, утомлять тебя рассказами о том, как дорого обходится порою экзотический отдых в жарких странах для тех, кому собственный климат бывает не по нутру. Обломки огромных железных птиц, что остаются гнить на чужой земле, непременно расскажут обо всем тому, кто и впрямь захочет узнать...
Впрочем, мы немного отвлеклись. Лето, ко всему прочему, было ужасно легкомысленной и совершенно беззаботной дамой, - да, именно дамой, а вы как думали? Она ничуть не беспокоилась о том, каким будет завтрашний день: питалась, чем придется, - то ягодку в саду сорвет, то рыбку в пруду поймает. И все норовила подшутить над кем-то: позовет, к примеру, Солнышко поиграть, а тут же и Ветер с другой стороны подгоняет, тот следом тучи за собой тащит, и вот уже грохочет гром, да молнии мечутся, а Лето, знай себе, смеется, забавляется. Да только не всегда ей такие шуточки прощались. Бывает, разозлится все же Солнышко, и так нещадно землю палить начнет, что травы да цветочки увядать станут, пичужки да зверушки разные так изнывать от жары примутся, - того и гляди, помрут. А пуще того бывало, когда огромные леса, густые да зеленые, возьмутся вдруг полыхать огромным-преогромным пожаром, - вот уж где не до шуток было Лету, и в такие-то дни призывала она изо всех сил на помощь друга своего, Осень.
Он же, не мешкая, зачерпывал в море-океане огромный-преогромный, величиною с целое озеро, ушат воды, и разом поливал из него пылающий лес; и разом смолкал под его рукою пожар, лишь клубы черного дыма рассеянно блуждали меж опаленных деревьев, и долго еще по обожженной земле тянуло гарью... Вот где надолго смолкала и призадумывалась Лето: а тот ли друг, с кем лишь поиграть да порезвиться можно, и не знаешь, чем это окончиться может; или все же тот настоящий, кто вот так, без разговоров всяких, берет и спасает тебя от беды? Ответ на вопрос она для себя вскоре нашла и очень дорожила с тех пор Лето такою дружбой... Хотя Осень был чаще молчалив и нерасторопен, а сама Лето - болтливая да суетная, казалось, они вовсе не докучали друг другу. Впору сказать, было меж ними и нечто общее и большее, в чем они и сами сознаться то ли не могли, то ли не хотели...
Мы забыли добавить, дружок, что водица та, коей поливался лес из огромного ушата, вскоре возвращалась обратно в море-океан разными подземными да воздушными путями, а значит, и в том был прав Осень, когда пожар тушил, что мудро действовал очень, - там, откуда черпал, не убыло ничуть...
А ведь Осени, бывало, тоже приходилось нелегко. Нет, не совсем так. К трудностям он привык и справлялся с ними без особого труда, - ведь когда трудности случаются постоянно, то становятся лишь обыденным поводом к тренировке, готовности преодолеть препятствия, которые могут случиться на пути каждого. Дело не в том. Осень любил свою пору и умел радоваться каждому дню, что выпадал на его долю, каким бы ни был он, - хмурым и дождливым или ярким, солнечным. В любую погоду находил он занятие себе по душе. Не любил только, когда осенний ветер, холодный и резкий, принимался за свою игру - так задует-завоет, что попадают разом изумительной красоты листочки осенние, коими Осень старательно наряжал обширные владения свои. Очень тоскливо становилось Осени в такие дни, так тоскливо, что даже выходить из избушки своей не хотелось, глядеть на то безобразие, что ветер творил. А спорить с ветром - дело гиблое, это всякий знает.
Так, глядишь, и совсем захворал бы Осень от тоски, но не тут-то было! Где это видано, чтобы добрые дела почем зря пропадали? Вот уже и мчится Лето к Осени, перемахивая длинной цветастой юбкой через пни да овраги, да и тянет за собой на веревочке сговорчивое Солнце; а оно уже и дарит ласковое сияние свое опавшей листве, и та принимается оживленно шуршать под ногами танцующей пары - это Лето с Осенью пустились в пляс! Солнце уже утомится и спрячется за вечерними облаками, а они будут плясать до тех пор, пока, разгоряченные и возбужденные, не рухнут, весело хохоча, на ими же наметенную кучу разноцветной листвы и будут сладостно вдыхать теплый осенний воздух, в котором перемежаются остатки беспокойного дня и отголоски навеянных танцем таинственных ритмов...
Так и жили-дружили Лето да Осень, - хоть и виделись нечасто, но друг о друге помнили всегда, а уж в нелегкие минуты, как ты, малыш, догадался, особливо.
Как же могли они встречаться, спросишь ты, ведь у каждого времени года есть отведенный ему срок, дальше которого двинуться законы природы не позволяют. Так-то оно так, но разве чьи-то запреты становились когда-нибудь помехой для настоящей дружбы? Так и у наших героев, была одна лазейка, а точнее сказать, еле видимая постороннему глазу тропинка, что и связывала их, и помогала одному услышать другого даже на расстоянии в тысячу миль. Бывало даже, смотрят на небо, каждый из своего окна, а звезду в небе видят одну и ту же. И оттого, что мысленно готовы они эту звезду с неба достать и один другому подарить, она лишь становится краше других да сияет ярче.
Только однажды случилась-приключилась с ними беда. Неведомо откуда, прилетела в те края огромная-преогромная, черная как смоль, хищная птица, - росту в ней было саженей пять-шесть, коварнейше изогнутый, длиннющий, как бивень мамонта, клюв, зловеще клацая, жадно искал добычу, а глаза ядовито-зеленого цвета при этом вращались, словно колеса турбин. Вся она была покрыта не перьями, а какой-то склизкой чешуей; когти же ее напоминали корни вывороченного столетнего дуба, со стальными наконечниками. Никто в тех краях существ подобных не видывал ни до, ни после пришествия ее. Только как пролетела она вдоль тропинки заветной, где Лето с Осенью встречались, так и жутким холодом повеяло на обе стороны от нее. Все цветы и травы в месте том покрылись инеем, а мягкая, рыхлая землица в холодный камень оборотилась... И стали вскоре гибнуть в тех краях, а затем все дальше по разные стороны света, звери и птицы, - на полном ходу средь белого дня ни с того, ни с сего замирали, тут же околевали и падали на месте.
А что же те самые Лето и Осень, спросишь ты. А с ними, малыш, случилось нечто еще более ужасное, - чужды они стали друг другу. Вот так. Совсем. Будто никогда и знакомы не были, - позабыли о днях, проведенных вместе, о горестях и радостях, разделенных на двоих, - будто кто занавесил им окна тяжелым покрывалом, перестали любоваться звездами... И ни одна живая душа не в силах была помочь им. Страшная же птица, что наделала столько беды, как сквозь землю провалилась.
Говорят, жил в ту пору один колдун, что мог бы пролить свет на ту историю, да только никто не осмеливался пойти искать его и задавать ему, а также себе, вопросы: что такое случилось, зачем это все, почему, и кто виноват? Единственный вопрос, который умели задать себе в ту пору люди: а что же теперь делать? - вразумительного ответа не находил. И жуткие времена наступили тогда для жителей имений Лета и Осени: Солнце, раздухарившись, теперь палило так, что не было от него спасения ни на суше, ни в воде; в скором времени дотла были им выжжены леса и поля, пересохли реки и озера, погибло от жары несусветной множество птиц и зверей, и лишь единицы сильнейших еще прятались по норам да ущельям. Осень больше не мог протянуть руку помощи Лету, а ей теперь и в голову не приходило его звать.
Когда пришел, наконец, черед Осени править, с неба хлынул такой небывалый поток воды, что казалось, будто крупнейшее в мире озеро перевернулось вверх дном, и сильнейший, неуправляемый потоп случился повсюду. Грязным, мутным потоком смыло с лица земли людские постройки и самые гигантские их сооружения, унеслись в бешеный водоворот и сгинули в нем многовековые дубы и кедры, унося за собою целый пласт плодородной кормилицы-земли...
Ты не поверишь, дружок, но каким-то чудом - волею случая ли, божественной ли волей, а может, волей человека, что привык полагаться лишь на себя - в общем, сумели уцелеть в имении Лета после стихийных бедствий лишь двое молодых людей, мужчина и женщина. Они поженились совсем незадолго до страшного катаклизма, и очень хотели, чтобы у них появился малыш. Они желали этого так сильно, что никто не в силах был помешать им. С наступлением Зимы стихийные сумасшествия, казалось, прекратились, но одичавшая природа преподнесла несчастным людям еще один сюрприз - ни много ни мало, а целый десяток лет длилась Зима... Кто знает, быть может, Черная птица сумела и там оставить свой след; а может, то было обычное испытание для сильных духом людей. Нам ли с тобой судить, малыш.
Чем питались люди, как они выживали - неизвестно. Предания гласят, будто спускалась к ним каждодневно с небес огромная Белая птица и приносила в клюве еду. Так или иначе, мальчику исполнилось десять лет, когда пришла, наконец, долгожданная весна.
Мать с отцом частенько рассказывали ребенку о том, какие бывают времена года, как они прекрасны, каждое по-своему, и малыш всем сердцем, отчаянно ждал перемен. Родители мальчика были неглупы и заранее обучили его тому, что и как нужно делать, чтобы выжить в новых условиях. Сами они до Весны, увы, не дотянули, - весь запас жизненных сил преждевременно отдали сыну, но миссию свою, каковой она им виделась, исполнили с честью. На том и упокоились их души...
Множество изменений, однако, произошло в земной коре за долгие годы стужи и мерзлоты, - мать и отец мальчугана догадывались о том, но всего предвидеть не могли. А пока натужно принимались в осиротевшей почве первые мхи да лишайники, из оттаявших снегов наспех складывались реки и озера и настойчиво требовали себе новых имен.
Таинственная Белая птица продолжала покровительствовать ребенку, но ведь любое волшебство не вечно, - мальчик замечал, что с каждым разом ей все тяжелее носить еду; она прилетала все реже и скоро пропала совсем. Глубокое чувство благодарности к птице осталось в душе мальчика навсегда. Но теперь забота о пропитании полностью легла на него самого. Отец, конечно, в свое время много поведал ему о способах и тонкостях охоты, и оставалось только пожелать, чтобы желанная добыча, наконец, соизволила возобновить свое обитание на земле. Пока же приходилось перебиваться скудной растительной пищей.
Мальчик справил себе нехитрую весеннюю одежду, - укоротил по локоть рукава истертого отцовского тулупа, ноги замотал тряпьем, со стороны подошв прикрепил к нему лоскуты кожи, голову покрывать не стал. За голенище заткнул доставшийся по наследству короткий булатный нож.
Однажды в таком виде он долго рыскал по земле в поисках подходящих корешков, и разыгравшийся голод, а с ним и воображение, рисовали ему поистине сказочные миражи. А что, если сейчас он нападет на след кабана? Да он возьмет его голыми руками!
Никакого кабана, конечно же, в тот день он не нашел, зато неожиданно набрел... на настоящую тропу, вымощенную бурым камнем, - до сих пор ничего, что напоминало бы творение рук человеческих, ему не попадалось. Только он хотел поразмышлять о том, как давно была сложена тропа и куда бы могла она его завести, как услышал... звонкий переливистый смех. Он так и замер от неожиданности. Мать с отцом, конечно, говорили, но... Так, пожалуй, мог бы смеяться колокольчик, явилась какая-то дурацкая мысль. Не успел он додумать и ее, как в нескольких шагах впереди от него на тропе показалась босая девчушка. На колокольчик походила она разве тем, что обветшалые полы бесцветного суконного одеяла, служившего ей то ли шубой, то ли сарафаном, смиренно колыхались по бокам в такт ее маленьким шагам, поочередно овевая оцарапанные локти и сбитые чумазые колени. Худенькое личико было устремлено вниз, и мальчик успел рассмотреть его немногим позже. Теперь же, разинув рот, позабыв о голоде, кабанах и прочей чепухе, он с огромным изумлением наблюдал только одно: там, где ступала босая нога девчушки, взрастали из камней нежнейшие голубые цветы - не колокольчики, не подснежники, нет! - то были редчайшие голубые лилии, о существовании которых некогда с благоговением рассказывала мать, и тщетному поиску которых, по ее словам, посвящали себя романтики-идеалисты.
Оставим детей на минутку и сообщим тебе, малыш, о чем забыли упомянуть выше, - мальчика нашего звали Очень, и пусть это не покажется тебе странным. А между тем он и сам произнес вслух свое имя. Вот только оттого, что долгое время он молчал, предоставленный самому себе, от волнения оно прозвучало, как ему показалось, смешно и забавно.
- Меня зовут Осень, - представился он девочке. Смешался и покраснел, но поправляться не стал, - что ж, Осень, так Осень. А то подумает девчонка, что соврать хотел.
Девочка не помнила своего имени, и разговаривала плохо. Родители ее однажды вышли из дома и больше не вернулись, - ей тогда не исполнилось и пяти лет; а сама она выжила отчасти потому, что дом тот оказался невероятно крепким, надежным и теплым. Чуть позднее, когда дети поселились в нем вдвоем, они обнаружили в нем запасов еды еще на несколько лет вперед, а также орудия труда и охоты, владеть которыми и обучились весьма и весьма быстро.
- Давай дружить. Я буду звать тебя Лето, - изрек десятилетний мальчик, сам не зная, почему.
Зато знаем мы с тобой, малыш, не правда ли?
Знает о том и тропа, отныне щедро усеянная волшебными голубыми цветами. Еще много веков подряд будет хранить она от невзгод верных почитателей своих...