"Ну что за штука, эта жизнь!" -- подумал Семен, когда проснулся в шесть утра от головной боли. Впрочем, болела не только голова, но и все остальное тело: руки, ноги, туловище. Казалось, некий гигантский пресс поработал над ним вчера хорошенько. Да еще к горлу то и дело подкатывала тошнота.
"Ну почему, почему все так устроено?! Почему жизнь не может быть вечным нескончаемым праздником?! Ведь так весело было вчера, а сегодня... О, Господи, как же мне плохо! Если ты только есть, помоги-и..."
Размышляя таким образом, Семен лежал минут тридцать, пока не прозвенел будильник. Нужно было собираться на работу. И кто ее только придумал, эту работу?! Нет, чтобы отпуск подлиннее сделать или облагодетельствовать лишним выходным -- как же, от них разве дождешься. Все соки уже высосали из рабочего человека.
Он собрал все имевшиеся у него силы и встал. Тотчас к горлу снова прихлынула тошнота, причем значительно сильнее, чем раньше, и Семен, зажимая ладонями рот, бросился в ванную. "Вя-а-а!" -- донеслись сейчас же оттуда характерные звуки. Вернулся он минут через пять, мокрый, взъерошенный, с красными глазами и бледным лицом. Он прислонился к дверному косяку и со страдальческим видом оглядел комнату. Выглядела она самым что ни на есть обычным образом. Стены покрывали бурые потеки -- не то от чая, не то от кофе, стол был заставлен многочисленными винными бутылками, к сожалению, совершенно пустыми, стаканами, тоже пустыми, тарелками с остатками какой-то снеди, на полу валялись окурки, полуобгоревшие спички, костяшки домино, карты и прочий мусор. В самом же центре стола красовался здоровенный кусок хозяйственного мыла, на котором отчетливо просматривались следы явно человеческих зубов. Семен взял мыло и примерился, но зубы были явно не его. Должно быть, Степанида оставила, подумал он с сомнением, у нее же рюха будь здоров. В голове мелькнуло какое-то неясное воспоминание -- чья-то бородатая, изрытая оспинами физиономия, разверзшая в немом крике рот. Кто это был такой, что он кричал, Семен не помнил совершенно. Тяжело вздохнув, он направился в кухню. "О, Господи, как же мне плохо!" -- подумал он опять, придерживаясь по пути дрожащими руками за стены. На кухне он открыл холодильник и с радостным удовлетворением отметил, что благоразумно "затаренная" с вечера бутылка "столичной" цела. Он немедленно в нее вцепился, распечатал и ничтоже сумняшеся стал пить прямо из горла. Оторвался он от нее только тогда, когда ее содержимое сократилось на треть. Тошнота в его желудке заворочалась было снова, но как-то неуверенно, а через минуту-другую исчезла совсем. Тело наполнилось ощущением легкости и веселья.
-- Да-а! -- сказал Семен вслух. -- Есть, есть Бог на свете. Верую, верую... А может, ну ее на фиг, эту работу!? Скажу, что на похоронах был, у бабушки там или у тети. Да мало ли что могло приключиться. Все мы люди, все мы человеки. Пусть только попробуют не поверить. У человека горе, а они... Или...
Семен замолчал. Блестящая идея осенила его вдруг. А что если... Он сорвался немедленно с места и устремился в комнату. Там он достал из тумбочки тетрадь, вырвал из нее лист и, пристроившись на краешке стола, принялся писать:
Начальнику автоколонны N 11
Тов. Дюрику А.С. от водителя
Шестопалова С.В.
Объяснительная
16 апреля 1989 года я проснулся оттого, что сломался...
Тут Семен надолго задумался. "Сломался" Как же эта штуковина называется-то? Как-то так просто -- в голове так и крутится, так и крутится. То ли радиатор, то ли конденсатор. Семен наморщил мучительно лоб. Вот же, ну совсем память отшибло! Нет, кончать надо с этими пьянками, кончать. Так ведь и в психушку залететь недолго. Все водка эта проклятая! Чтоб ей провалиться во веки веков!
Вспомнив о водке, Семен сходил за "столичной" на кухню, наполнил стакан и, морщась, выпил. До чего же она все-таки невкусная!
Какое-то время он с неприязнью глядел на бутылку, потом спохватился и стал снова насиловать извилины своего мозга. Ни к какому положительному результату это не привело. Только голова опять заболела.
-- Ну что за проза такая, -- произнес он плачущим голосом и вдруг принялся с озабоченным видом озираться по сторонам. -- Куда же он запропастился?!.. Вот же, никогда его не найдешь... Здесь нет... Там тоже нет... Наверное, под столом. -- Он заглянул под стол. -- Гм, и тут нет... Да где же он наконец!?..
Он принялся ворошить сваленную на кровать одежду и секунды через две радостно закричал:
-- Ах, вот ты где!
Под одеждой обнаружился телефон.
Семен снял трубку и принялся набирать номер.
-- Здравствуйте! Это Олег?.. Извините, пожалуйста. Мне бы Олега... Жду, жду... Олег, ты? Привет! Слушай, у меня тут к тебе срочное дело. Извини, что оторвал, но позже никак нельзя. В общем, слово одно я не могу никак вспомнить, а мне очень надо. Такое простое. В голове так и крутится, так и крутится. Короче, такой предмет, он еще холодный воздух вырабатывает... Он в жару очень полезен... Да нет! Какой холодильник! Я же говорю, холодный воздух он вырабатывает... Да ну и что с того, что холодильник тоже вырабатывает! Он ведь внутри вырабатывает, а мне нужен такой, что снаружи... Да не морозилка! Квадратный он такой. То ли карбюратор, то ли черт его знает... Не могу никак вспомнить... Бывает же такое... Да не радиатор! Что я, радиатор не знаю!? Он квадратный такой. Его еще в окна вставляют... Ну что ты такой бестолковый! Простое же слово, ну!.. Да не холодильник же, говорю! Черт тебя побери! Он квадратный такой... То ли конденсатор, то ли карбюратор. На букву "ж" вроде бы начинается. Вот же... Ладно, извини. Может, сам вспомню. Время еще есть. Пока.
Семен положил трубку и задумался снова. На часах между тем уже было начало восьмого. Какое-то время он сидел неподвижно, и лицо его становилось все более и более мрачным. Ну что за невезение такое! Из-за какой-то мелочи пропадает такая грандиозная идея. Он вдруг схватил лист и изорвал его в клочья.
-- Вот тебе! Вот тебе! -- приговаривал он яростно.
И тут его лицо опять посветлело.
-- И что мне дался этот... карбюратор! Свет клином на нем, что ли, сошелся. Главное ведь не какая-нибудь там конкретная вещь, а гибкость ума. Холодильник, между прочим, тоже подойдет.
Он вырвал из тетради еще один лист и принялся писать:
Начальнику автоколонны N 11
Тов. Дюрику А.С. от водителя
Шестопалова С.В.
Объяснительная
Итак, 16 апреля 1989 года я проснулся оттого, что было жарко. И все потому, что сломался холодильник. От жары я потерял счет времени. Чтобы узнать который час, я включил телевизор. Там в передаче "120 минут" транслировали сеанс Чумака. Я сейчас же поставил на зарядку баллон воды, а после сеанса выпил из него стакан. После этого у меня началось сильное головокружение. Я упал на диван и проспал ровно три дня, из-за чего и не смог вовремя выйти на работу. Прошу учесть данные обстоятельства, пропущенные дни за прогул не считать и не лишать меня 13-й зарплаты.
С уважением: Шестопалов С.В.
Семен поставил дату, расписался и сразу же повеселел. Даже головная боль вроде бы как прошла. Вот что значит -- нетрадиционный подход. А как все просто-то, а! Можно теперь и впрямь никуда не идти, а, к примеру, до самого вечера спать.
Есть, есть все-таки на земле справедливость.
Он сейчас же лег на кровать, но уже через несколько минут убедился, что спать ему совсем не хочется. Наоборот, ему хотелось петь, смеяться, придумать еще что-нибудь этакое. Бесшабашная удаль от собственной находчивости переполняла его. Он сел снова за стол, повертел между пальцами ручку. Его взгляд, задумчивый и рассеянный, бесцельно скользил с предмета на предмет.
Рассказ, что ли какой-нибудь написать, подумалось ему тут. А что, очень даже неплохая идея. Написать, а потом и напечатать в каком-нибудь журнале. За рассказы, говорят, хорошие деньги могут заплатить. Да вот хоть в этом и напечатать.
Он поднял с пола журнал, на широкой обложке которого красный рабочий разбивал молотом черные цепи, опутывавшие земной шар. Черные ошметки так и летели от него во все стороны, но рабочий, судя по всему, останавливаться и не думал. Вид у него был самый что ни на есть боевой.
-- Я молот... Я молот... -- начал бормотать Семен, задумчиво устремляя на потолок невидящий взгляд. -- Я молот... строителя... в руки возьму... Я молот строителя в руки возьму... И молотом... И молотом этим... цепей разобью... И... И молотом этим неправду убью... Гм, первый вариант вроде бы как предпочтительнее, только... только вот не хватает вроде чего-то... Образов, что ли, каких-то? Или, может, стержня какого... Должен же в произведениях быть какой-нибудь стержень, да... Эх, на филологический надо было идти. Сейчас уже наверняка был бы маститым писателем. Книжки бы издавал...
Семен принялся листать журнал и вскоре обнаружил статью, посвященную московскому фестивалю молодежи и студентов.
-- Вот-вот-вот-вот-вот! -- оживился он опять, разглядывая яркие цветные иллюстрации. -- Самое оно то... Вдохновение, праздник, веселье... А лицо, лица-то какие!
Минут пять он в сильном волнении метался по комнате -- садился, вскакивал, снова садился, хватался за всклокоченные волосы, устремлял на заросший паутиной потолок мученический взгляд, стонал. Потом он как-то разом успокоился, схватил ручку и принялся быстро писать:
Праздник юности планеты,
Праздник юности моей,
Смех, улыбки и приветы,
Масса праздничных людей.
Позабыть не сможем это,
Будем помнить много дней.
Мы о нем расскажем где-то,
Людям станет веселей!
После чего с блаженной улыбкой на лице рухнул спиной на кровать. Полежал так минуты две, раскинув руки и бесцельно глядя в потолок, и снова потянулся к телефону.
-- Здравствуйте! Это Олег?.. Извините, пожалуйста. Мне бы Олега... Жду, жду... Олег, ты? Привет. Слушай, у меня тут к тебе очень важное дело... Нет, не по поводу карбюратора. С ним я уже разобрался. В общем, стихотворение я тут одно накропал. Если хочешь, могу прочитать... Не хочешь?! Как это?!.. Ну, ладно, ладно... Так я чего звоню-то. Ты бы мне это... ошибки стилистические исправил бы, а? Так-то в запятых я разбираюсь неплохо, сам мог бы расставить, а вот с ошибками... Ну и что с того, что не гуманитарий! Все равно ведь ты голова. Все можешь, все умеешь... Да зачем мне твой учебник?! В нем правила. Мне бы такой учебник, чтобы без правил... Хм, ну ладно, как скажешь. В общем, я тебе сегодня еще позвоню. Пока!
Он положил трубку, а сам телефон с грохотом поставил на стол. Из-под тарелки, потревоженный этой возней, выскочил здоровенный пруссак и шустро побежал по столу.
-- Ты тут еще! -- проворчал Семен, проводив его взглядом.
Он было снова потянулся за бутылкой, и тут в прихожей коротко тренькнул звонок. Семен поморщился, как от зубной боли.
-- Ну кого там еще?! В такую рань!
Он подождал, рассчитывая, что, быть может, неведомый посетитель постоит-постоит да и уйдет ни с чем, но не тут-то было. Несколько секунд спустя звонок затрезвонил опять.
-- Ну что такое! -- заныл Семен, снова страдальчески морщась. -- Ни днем, ни ночью покоя не дают. Совсем совесть уже потеряли! В общем, нет меня дома, и все!
Звонок между тем уже трезвонил не переставая.
-- Да что же это такое! Управы, что ли, на них никакой нет! Так больного человека изводить. Умру вот сейчас, и будет тогда вам!
Он посидел еще секунд пятнадцать, хмуря брови и мстительно кусая губы, и наконец сдался. Ладно, посмотрим, что там за хрен.
Он прошел в переднюю, открыл дверь и остолбенел. На пороге -- снится это ему, что ли -- стояло весьма странного вида существо. Более всего оно походило на гигантскую, полутораметрового роста морковку. Было оно сплошь фиолетовое, и только верхняя ее часть казалась малиновой. Из-под нижней, широкой, части морковки выбивалась бахрома коротеньких и толстых, как земляные черви, ножек. Верхняя же часть имела на самом верху едва заметное утолщение, под которым, словно бы кружевной воротничок, располагался венчик из миниатюрных ручек размером со столовую вилку каждая. Кроме них, у существа имелись и две большие руки -- этакие несуразные мослатые плети, свисавшие по обе стороны туловища и сжимавшие какой-то непонятный металлический предмет наподобие электрического фонарика. Утолщение было увенчано копной не то волос, не то щупалец, очень похожих на прическу какого-нибудь афроамериканца.
Если это была галлюцинация, то очень и очень красочная, к тому же, как вскоре выяснилось, еще и говорящая.
-- Семен Васильевич Шестопалов? -- осведомилось существо тихим бесцветным голосом.
Семен подтянул отвисшую было челюсть и не слишком уверенно произнес:
-- Д-да.
Тотчас из металлического предмета в руках существа вырвался тонкий зеленый луч. Скользнув по лицу Семена, он спустился затем на грудь, прошелся по животу, ребрам. Семену стало щекотно.
-- Гы-гы-гы, -- невольно засмеялся он.
Существо же, выключив свой аппарат, спрятало его куда-то за спину и все тем же тихим бесцветным голосом сказало:
-- Вы-то мне и нужны.
После чего, ни слова больше не говоря, протиснулось мимо Семена в коридор. Семен хотел было сначала грохнуться в обморок, потом -- возмутиться, но по трезвому размышлению решил пока что не делать ни того, ни другого. Двигаясь как в каком-то полусне, медленно и как бы заторможено, он запер дверь на все замки и засовы и отправился за существом в комнату.
Я, наверное, сильно пьян, размышлял он по дороге. А эта морковка что-то вроде зеленых человечков. Белая горячка у меня -- факт! Нет, заканчивать надо с этими пьянками. Так ведь и в психушку залететь недолго. Вот выпью еще грамм сто, и -- конец, не приму в рот больше ни капли.
О Господи! Спаси мою грешную душу!
Когда Семен вошел в комнату, существо уже было там, причем расположилось оно весьма непринужденно -- лежало во весь рост на кровати, сбросив перед этим одежду на пол.
Не сводя с него глаз, Семен присел на краешек стула, налил себе водки и залпом выпил.
-- Так... э-э... чем же я обязан? -- сипло спросил он.
-- Чего ж тут непонятного, -- сказало существо. -- Врите себе, да и дело с концом.
Точно, горячка, подумал опять Семен, весь холодея от ужаса. Ведь по трезвяне такого просто не может быть. Головой, что ли, об стенку удариться?
Вместо этого он крепко-накрепко зажмурился, рассчитывая, что видение как-нибудь исчезнет само собой, но когда открыл глаза вновь, кошмар все еще продолжался.
-- А что соврать-то? -- спросил он после паузы.
-- Да что хотите, -- сейчас же откликнулось существо. -- На ваше усмотрение. Главное, не та или иная форма, а чтобы искренность в словах прозвучала.
Все еще находившийся в состоянии психологического ступора Семен задумался.
-- Нет, -- сказал он примерно через минуту. -- Не могу. Ситуация должна быть соответствующая, а вот так, по заказу... Я, честно говоря, вообще не умею врать.
-- Здорово, -- сказало существо. -- Именно то, что я и хотел. Преогромное вам спасибо. Ну, что же вы замолчали -- продолжайте, пожалуйста.
Его фиолетовая кожа приобрела вдруг едва заметный розовый оттенок.
Семен озадаченно смотрел на него.
-- А вы, собственно, кто такой... такое?
-- Да вам-то что за дело -- кто я, что я. Вы, главное, врите, да и дело с концом. Вам ведь все равно кому врать, верно?
Семен не ответил.
Он в полном обалдении помотал головой, словно бы отгоняя этот кошмар, но у него опять ничего не получилось. Существо не исчезло -- продолжало, как ни в чем не бывало, лежать на кровати, и вид у него был по-прежнему непринужденный. Тогда Семен схватил бутылку, вылил остатки ее содержимого в стакан и одним мощным глотком отправил их в желудок, после чего с грохотом обрушил стакан на стол. Стоявшие на нем тарелки и бутылки подпрыгнули, откуда-то из угла вылетела здоровенная, как шмель, муха и принялась с басовитым гудением носиться по комнате.
"Еще май не наступил, а уже мухи летают", -- подумал Семен вяло.
И это была его последняя мысль. Все в его голове смешалось, и он с грохотом полетел на пол.
Проснулся он часа через четыре. За это время его самочувствие снова изрядно ухудшилось. Голова болела так, будто в ней все заржавело. К горлу то и дело подкатывала тошнота.
Ох, как же мне плохо, подумал Семен, не открывая глаз. Просто нет никаких сил. Ну что за штука, эта жизнь! Ведь так весело было вчера, а сегодня... Ох, умру я, умру. Будет тогда вам!
И тут рядом с ним раздалось:
-- Что, болит?
-- Не то слово, -- процедил Семен и только после этого испугался. -- Кто здесь?! -- крикнул он, открывая наконец глаза и приподнимая голову.
И тотчас же шарахнулся в сторону. Давешнее морковкообразное существо все еще находилось в комнате -- лежало, как ни в чем не бывало, рядом с ним на полу.
-- Как... вы... еще здесь?
-- Конечно, -- ответствовало существо. -- Где же мне быть, как не здесь. Теперь мы с вами не расстанемся до самой смерти.
Семен, лупая вытаращенными глазами, тупо на него смотрел. Хмель из него большей частью выветрился, и было совершенно очевидно, что никакой это не кошмар, а самая что ни на есть реальная явь. Существо лежало неподвижно, только венчик из крохотных ручек едва-едва шевелился, словно бы жил какой-то отдельной от всего остального организма жизнью.
От этого зрелища Семена чуть не стошнило прямо на пол. Зажимая ладонью рот, он опрометью бросился в ванную, и через несколько секунд оттуда снова донеслись характерные звуки: "Вя-а-а!" Вернулся он минут через десять, с мокрой на груди рубашкой, растрепанными волосами и бледным, как у покойника, лицом.
Существо за это время успело перебраться обратно на кровать.
-- Господи, да что же это?! -- простонал Семен. -- Неужели и вправду не сон?! Я... Я сейчас упаду!
-- Не надо. Не надо падать. Лучше соврите что-нибудь.
Семен секунду-другую молча на него смотрел, потом совершенно без сил опустился на краешек стула.
-- О, моя голова! -- простонал он.
Существо же вдруг протянуло к нему свои длинные мослатые руки, легонько касаясь головы, груди и живота. Несколько секунд спустя Семен с удивлением почувствовал, как боль отступает. Продолжалось, впрочем, это не долго. Как только существо руки убрало, боль сейчас же вернулась.
-- Если соврете что-нибудь, уберу ее совсем, -- заявило вдруг существо.
-- О, Господи! Да что же врать-то?
-- Да что хотите. Особого значения это не имеет.
Семен подумал и сказал:
-- Я -- Наполеон.
-- Хм. Для начала неплохо, -- сказало существо. -- Только бледновато как-то. Хотелось бы чего-нибудь более шероховатого.
Семен задумался снова.
-- Да не могу я по заказу! -- закричал он через минуту. -- Это ведь не какие-нибудь хухры-мухры. Тут вдохновение нужно. Или... Или хорошенько напиться.
-- А вы разве способны сейчас что-нибудь выпить?
-- Конечно, -- сказал Семен, не слишком, впрочем, уверенно.
-- Но ведь вы и так уже изрядно пьяны.
-- И ничего я не пьян. Я, если хотите знать, вообще никогда не пьянею.
-- Здорово! А сколько вы можете выпить за раз?
-- Смотря чего.
-- Да вот водки хотя бы.
-- М-хе, водки! Да сколько угодно. Хоть ящик.
-- И ни чуточки не запьянеете?
-- Ну, может самую малость.
-- Здорово! Просто замечательно!
Существо явно меняло цвет с фиолетового на нежно-розовый.
-- Рад, что вам угодил, -- буркнул Семен.
-- А как я рад, вы себе даже не представляете. Откровенно говоря, когда я сюда только направлялся, у меня, признаться, были кой-какие сомнения. Теперь же от них не осталось и следа. Я очень рад, что в вас не ошибся.
-- Вы что-то там говорили насчет боли.
-- Да-да, конечно. Пожалуй, можно убирать боль.
Существо протянуло к Семену свои мослатые руки снова, и тот почувствовал, как проклятая боль опять отступает, теперь уже навсегда. Тело его наполнилось ощущением полузабытой легкости с ног до головы.
-- Фантастика! -- пробормотал он, расплываясь в дурацкой улыбке. -- Как будто на свет заново родился! Такого просто не может быть!
-- Я еще и не то умею, -- заявило существо самодовольно. -- Излечивать болезни, жизнь продлевать...
-- А это как?
-- Да очень просто. Срок ведь моей жизни почти беспредельный, а поскольку мы теперь связаны навечно, то и вам желательно бы жить подольше.
-- Не понимаю.
-- Да вам и не надо. Живите себе, радуйтесь...
Семен окинул существо внимательным взглядом.
-- И все-таки очень хотелось бы знать, что здесь все-таки происходит? Как вас зовут? Кто вы вообще такой?
-- А не все ли вам равно?! Мне, например, да.
-- А мне нет.
-- Эх, Семен Васильевич, Семен Васильевич! Да какая, в сущности, разница -- кто я, что я? Главное, чтобы нам обоим было хорошо, верно?
-- Гм. Ну, должен же я как-то вас называть.
-- Называйте ле-Бастром.
-- Как-как? Алебастрой?
-- Да не алебастрой, а ле-Бастром.
-- Лебастром?
-- Вот видите, мы еще толком не начали, а уже сложности, -- огорчилось существо. -- А что дальше-то будет?
-- Так как же мне вас все-таки называть?
-- Я же сказал, ле-Бастром.
-- Гм. Кажется, я начинаю соображать. Вы -- ле-Бастр.
-- Точно, -- сказало существо довольно. -- Я -- ле-Бастр.
-- И что же это за понятие такое?
-- Как вам сказать...
-- Имя, что ли?
-- Скорее, термин.
-- А поточнее?
-- Ну, к примеру, вы человек, я же -- ле-Бастр. Понимаете?
-- Понимаю, -- проговорил Семен задумчиво. -- А вы, случайно, не оттуда -- Он ткнул пальцем в потолок.
-- Теперь уже нет, -- сказал ле-Бастр.
-- Как это понимать?
-- А так, что теперь у нас с вами общий дом.
-- Ну ни фига себе! -- пробормотал Семен. -- Это какой же дом вы имеете в виду? Неужто мою квартиру?
-- Ее самую.
-- Ну ни фига себе! -- повторил Семен, выкачивая на пришельца глаза. -- А вы, однако, весьма бесцеремонны. Между прочим, квартира эта мною приватизирована и, следовательно, целиком и полностью моя. В квартирантах же я не нуждаюсь.
-- Ошибаетесь, уважаемый мой. Теперь эта квартира не только ваша, но и моя. И вам придется с этим смириться, хотите вы этого или нет.
-- Ну ни фига себе! -- повторил Семен в третий раз. -- Я просто не верю своим ушам. Может быть, я все-таки сплю?!
-- Грязновато тут, правда, -- продолжал между тем пришелец, не обратив на слова хозяина ни малейшего внимания. -- Но ничего -- жить можно... -- Он помолчал и по-хозяйски добавил: -- Хотя, конечно, придется вам тут прибраться.
-- Знаете что, -- сказал Семен жестко. -- А ну-ка, выметайтесь отсюда сейчас же! Ну!
-- Это невозможно.
-- Почему?
-- Да потому, что мы теперь симбиоз.
-- Это что еще такое?! Какой еще симбиоз?!
-- Симбиоз, -- пояснил ле-Бастр спокойно, -- это такое взаимовыгодное сотрудничество двух особей разных видов.
-- Ни черта я вас не понимаю! Да, честно говоря, и не желаю вас понимать. Короче, выметайтесь отсюда скорее, не то я сам вас вышвырну вон.
-- Придется, видимо, вам все объяснить.
-- Что ж, сделайте милость. Только учтите, терпение мое уже на исходе.
-- Не беспокойтесь, я буду предельно кратким. Итак, во вселенной, кроме белковой жизни, представителем которой, кстати, являетесь вы, существует множество и других форм. Одной из них является энергетическая. Как раз к такой форме принадлежу и я.
-- Очень интересно, -- проворчал Семен.
-- Вам, может быть, непонятно?
-- Да нет. Пока все понятно. Фантастику, между прочим, мы тоже читаем.
-- Тогда не перебивайте меня, пожалуйста. И вообще, пользуясь случаем, хочу вас поставить в известность, что лично я не являюсь сторонником суматошных бесед. Я люблю беседы спокойные, обстоятельные, когда ни та, ни другая сторона друг друга не перебивает и оказывает друг другу максимум уважения.
-- Да я самый вежливый на свете человек, -- проворчал Семен.
-- Ладно-ладно, можете не стараться. Я уже сыт.
-- Сыт?! -- Семен с подозрением посмотрел на пришельца. -- Что это вы имеете в виду?
-- Терпение, мой друг, терпение. Все непонятное я объясню потом. А пока продолжу то, что только что начал. Итак. Мы, как я уже сказал, своеобразная, основанная на энергетических принципах раса. Называют нас ле-Бастрами. Каких-либо конкретных мест для постоянного обитания мы в космосе не имеем. Мы вынуждены искать такие миры, где имеются подходящие для совместного проживания формы жизни. Сами по себе -- увы! -- мы выживать не способны. И все потому, что нуждаемся мы в особого рода пище, так называемом гаввахе. Это не материальная пища, это особого рода психическое излучение, наиболее мощным источником которого являются разумные белковые существа, и люди, конечно же, в том числе. Причем излучение это не является некоей как бы постоянно эманирующей из белкового существа силой, а образуется весьма определенным образом лишь время от времени, точнее -- путем трения двух разнонаправленных психопотоков внутри разумного белкового индивида. Понимаете? Один из потоков -- ничто иное как жизненная сила, или душа, данная существу от рождения, другой -- формирующаяся искусственно в течение всей жизни внешняя личность. Первый отражает истинное положение вещей, второй, как правило, ложное. И чем больше эти части в общем-то единого существа между собой диссонируют, тем большее количество гавваха при этом выделяется. Понимаете?
Существо, полагая, должно быть, что ситуация и так предельно ясна, в этот раз промолчало. Семен же, неприятно пораженный его словами, тоже какое-то время молчал, только его вытаращенные на пришельца глаза все лупали да лупали, придавая ему комический вид. Так прошло несколько секунд.
-- Так вот, значит, в чем дело, -- нарушил он наконец молчание первым. -- А я-то все в толк никак не возьму... А оно вон как... Да знаешь, кто ты после этого есть?!
-- Я -- ле-Бастр, -- сказало существо с достоинством.
-- Паразит ты, а не ле-Бастр! Вурдалак!
-- Э-э, полегче, полегче. Я попросил бы вас держать себя в рамках приличия. Нам ведь все-таки не одну тысячу лет вместе теперь жить.
-- Что-о?! Да я с тобой и ни секунды не проживу! А ну убирайся сейчас же!
-- О-хо-хо! -- сказало тут существо. -- Ну что вы так поспешны, в самом деле! Посмотрите же на меня. Неужели я вам совсем не нравлюсь?! А ведь я далеко не самый уродливый представитель своего вида. Некоторые меня считают даже красавцем.
Тут ле-Бастр соскочил с кровати и вытянулся перед Семеном во весь свой рост. Толстенькие червеобразные ножки его словно бы затанцевали, крохотные ручки волнообразно задвигались, по фиолетовой коже стали пробегать сверху вниз ярко-розовые круги.
-- Не правда ли, я бесподобен?! -- тараторил ле-Бастр без умолку. -- Вы просто не можете в меня не влюбиться... Теперь у нас все будет общее -- комната, работа, кровать. Теперь мы не расстанемся ни на секунду. Вы мне ложь, я вам здоровье, и еще кое-что, если заслужите. Теперь мы семья.
Голос у него из бесцветного стал каким-то приторно-елейным. Семен вдруг почувствовал, как к его горлу снова подкатывается очередной приступ тошноты. Он схватился было руками за горло, но добежать в этот раз до ванной не успел. Характерные звуки "Вя-а-а!" раздались уже в коридоре. Вернулся он, впрочем, значительно быстрее, чем в предыдущие разы. Причем вид у него был очень решительный.
-- Ты еще здесь?! -- произнес он свистящим от ярости голосом. -- Я же тебе сказал: убирайся!
-- Ого! Мы уже, оказывается, на "ты"! -- с деланным удивлением констатировал пришелец, снова расположившийся на кровати. -- Впрочем, почему бы и нет. Хм. В этом есть даже некоторый интим.
-- Слушай, пастернак! Если ты сейчас же не уберешься, то я не знаю что с тобой сделаю!
-- Да ладно тебе, распетушился. Да если хочешь знать, энергии всей Красноярской ГЭС не хватит, чтобы сдвинуть меня с места.
-- Ладно, сам напросился.
Больше себя сдерживать Семен не стал. Он решительно шагнул к пришельцу, обхватил его поперек туловища и принялся тащить наглеца прочь. Целых три минуты он очень интенсивно пыхтел, как раскочегарившийся на полных парах локомотив, но так и не преуспел -- пришелец не сдвинулся даже на миллиметр. Да что же это такое, в конце-то концов?! Он что, и не хозяин уже здесь больше?! В припадке ярости Семен обрушил на фиолетовое тело кулак, и кулак отскочил от него, как от тугой резиновой подушки, не причинив пришельцу сколь-нибудь заметного вреда.
С чрезвычайно обескураженным видом Семен вынужден был отступить. Посрамление было настолько чувствительным, что его морально-волевые качества упали чуть ли не до нуля.
Совершенно обессиленный, он опустился на стул.
-- Убедились? -- осведомился ле-Бастр.
-- Даже разговаривать с вами не хочу, -- сказал Семен угрюмо.
-- И совершенно напрасно.
-- Я в милицию позвоню.
-- Представляю, как это будет выглядеть. Низкорослый лысенький следователь, составляющий в коридоре протокол. У него больная печень, одышка, гастрит...
-- Какой следователь!? Сюда куча ученых набежит. Разведка, КГБ. Вас в лабораторию посадят.
-- Вас вместе со мной тоже.
-- Меня-то за что?
-- Я же сказал, мы теперь нераздельны... Впрочем, у меня есть кой-какие основания полагать, что ни милиции, ни ученым, ни КГБ -- по крайней мере в ближайшее время -- будет не до нас.
-- Что еще за основания?
-- Терпение, мой юный друг, терпение. Скоро все узнаете сами.
-- Тоже мне тайны!
Они помолчали. Какой-то голубь с шумом опустился на блестящий отлив по ту сторону окна. Кося в комнату оливкового цвета глазом, он прошелся по подоконнику туда и обратно, потом спрыгнул и улетел.
-- Тогда я вас голодом уморю, -- пообещал Семен.
-- И каким же это образом?
-- Буду молчать.
-- Святая простота!.. Неужели вы и впрямь способны на такое? Верить в то, что молчание не может быть лживым? Эх, Семен Васильевич, Семен Васильевич, если бы вы только знали, насколько глубоко в человеческую природу проникли семена лжи. Они давно уже дали там такую буйную поросль, что выкорчевать ее просто не в ваших силах. Каждый ваш шаг, каждое ваше дыхание, каждый удар вашего сердца пропитаны ложью. Можете мне поверить, я вижу гораздо, гораздо глубже вашего.
Семен судорожно стиснул зубы. Как это ни прискорбно, он был вынужден признать -- слова пришельца не были лишены смысла.
Господи, да что же это такое!?
Он поскрипел от бессилия зубами еще секунд шесть-восемь и встал.
-- Мне на работу надо, -- сказал он хмуро.
Ле-Бастр сейчас же встал тоже.
-- Очень хорошо, -- сказал он. -- Я с вами.
-- Как это?! -- неприятно поразился Семен. -- Вы что же, и на улицу за мной пойдете?