Аннотация: Конкурс на Вербарии. 15 место. Первый мой самостоятельный рассказ. Первое участие на конкурсе в СИ.
- Нашему блистательному повелителю, да продлит Аллах его годы, еще рано об этом думать, - седобородый имам Али Абукар буравил маленькими глазками отступившего на шаг Фархада Хор-Шаби. Дом Газилийских Чотэбей не первый раз дает государству хороших воинов, мудрых придворных. Но Фархад, став визирем, чрезмерно возгордился: считает, что ему одному отныне печься о благе государства. Имам с неудовольствием отметил каменную неподвижность поджарой фигуры визиря.
- Шах вступит в новый брак, и небо не замедлит послать ему наследника.
- Не сомневаюсь в ваших прекрасных отношениях с посланцами Аллаха. Вашей безмерной мудрости известны все его планы: кому суждено жить, кому умереть, а кому родиться? - резкие черты лица тронула едва заметная усмешка.
Имам поджал губы, сложил руки на животе и повернулся к слушающему их шаху. Скука на лице повелителя не могла его обмануть, слишком давно они знали друг друга.
- Все мы в руках судьбы как песчинки бесконечной Гоби. Но кто сказал, что род великого Мамуна ибн-Мухаммеда прервется столь рано?
- Никто, но сейчас принцесса Айгюль осталась единственной дочерью Хорезмшаха, ее муж станет соправителем Хорезма, - снова вмешался визирь. На этот раз он остался суров: ни усмешек, ни насмешек. Лицо неподвижно, лишь хищный взгляд караулил любой жест слишком благодушного служителя Аллаха.
- И что? - из широкого рукава имама выскользнули четки, и толстые пальцы проворно забегали по ним.
- А то, что поощрять принца Бельтара было по меньшей мере неразумно. Выдавать за него принцессу Айгюль нельзя, а отказать теперь, когда он вот-вот пришлет посольство, - плеть в руках визиря хрустнула, - опасно.
Четки быстрее замелькали в руках муфтия, пока он искал достойный ответ. Конечно, зря он разговорился с посланниками Бельтара, но... будто морок нашел. Не зря шепчутся, что принцу сам шайтан помогает. Но не терпеть же теперь выговор от этого... имам, даже не взглянув, ясно представил себе визиря - настоящий стервятник.
Неожиданно заговорил сам шах.
- Он прав, достойный Али Абукар. Нам нужно срочно заняться устройством судьбы принцессы.
Повелитель Хорезма отщипнул ягоду от лежащей на подносе виноградной кисти и положил ее в рот.
Муфтий при первых звуках тихого голоса шаха замер. Проводил взглядом золотистую ягоду:
- Если теперь найдется желающий, - пробормотал он и сглотнул.
Все трое обменялись встревоженными взглядами. Когда станет известно, что принц Бельтар заинтересовался принцессой, многих достойных женихов не досчитаются. Побоятся они перейти дорогу этому набирающему силу чернокнижнику.
- Пока об этом мало кто знает, и при дворе аравийского владыки отнеслись к союзу его сына с принцессой Айгюль с интересом.
Визирь при этих словах дернулся, и все наметившееся единство растаяло как дым кальяна.
- Опять вы о том же! Принцесса - единственная наша надежда на мудрого и сильного правителя. Если Аллах найдет шаха достойным небесной благодати, что будет с государством?
Повелитель от этих откровенных слов поморщился, пересел поудобней на подушках и... промолчал. Как обычно. Имам успокоился и почти добродушно спросил:
- А вы что предлагаете?
- Нужно объявить состязание. Пусть претенденты покажут в честном соперничестве, на что они способны. Самому достойному шах отдаст руку дочери.
Сколько раз Фархад Хор-Шаби обдумывал эту мысль, и каждый раз приходил к одному: не нужно им иноземного жениха, если хотят, чтобы Хорезм продолжал гордо стоять под небом, а не стал чьим-то бесславным придатком. Убедил в этом и шаха - ему тоже понятны трудности страны. Если забыть об обычной их борьбе, то надо признать, имам тоже не дурак и все понимает. А вот вслух Фархад этого никогда бы не произнес.
В его плане была лишь одна проблема: чье влияние на будущего принца окажется сильнее? Визирь скрыл усмешку, наблюдая, как быстро муфтий прокручивает в голове и оценивает открывающиеся возможности.
Если среди претендентов появятся новые люди, не из высшей знати, это будет справедливо. Визирь при последней мысли снова чуть не усмехнулся.
- И что, любой оборванец сможет претендовать на руку принцессы Хорезма?
- Нет, - снова раздался тихий голос шаха, - мы сами будем утверждать претендентов. Пусть они докажут, что достойны чести пройти испытания.
Круглое лицо муфтия в первый раз за время разговора полностью разгладилось.
- Я не знал, что повелитель знаком с планом достойного Фархада Хор-Шаби.
- Да, мы в курсе тревог нашего визиря и... как бы ни было это прискорбно, разделяем их. С тех пор как принц Мамун оставил этот мир, печаль поселилась в нашем сердце. Новый брак для нас сейчас нежелателен.
Фархад Хор-Шаби по прозвищу Кара-Фархад - Черный Фархад - соскочил с коня у крыльца своего дома. Бросил поводья в руки подоспевшего слуги и взбежал по ступеням.
- Ведь знал, сколько времени пропадет даром, - и все равно жалко. Но без этого толстого индюка вопросы будущего брака не решить...
По внутренней галерее навстречу хозяину шел верный Кардаши, управляющий домом и дальний родственник.
- Хорезмшах согласился, - коротко ответил Фархад на его немой вопрос, - Абукар сразу понял, какие выгоды получит, если женит племянника на принцессе.
Фархад окунул загорелые до черноты руки в поднесенную чашу. Провел ими по лицу и замер, всматриваясь в свое отражение в колышущейся воде.
- А вы? - голос дяди был ровен и бесстрастен, но даже то, что этот вопрос был задан, заставило визиря нахмуриться.
- Нет, я... - Фархад вытер руки о полотенце, которое снял с плеча Кардаши, и отбросил его в сторону. - Я не могу жениться, какие бы выгоды это ни сулило. Слишком много возникнет слухов. Муфтий всем сообщит, что это я предложил турнир.
- С каких пор вас тревожит, что будет говорить сброд?
Визирь поморщился, не спеша снял с себя перевязь с дорогой парадной саблей.
- Нет, дорогой дядя, на этот раз будет не чернь, на этот раз, боюсь, объединятся все мои враги... Прикажи приготовить ритуальную одежду.
Фархад дождался, когда Кардаши вернется:
- Что еще случилось? Говори.
- Потом, это не срочно.
Дверь открылась, и вошли двое слуг. На вытянутых руках они несли черный халат. Оба застыли в почтительном смирении.
Фархад сделал знак, чтобы дядя не беспокоился, и закрыл глаза. Лицо его разгладилось, а дыхание выровнялось. Слуги не смели дохнуть, пока их хозяин не подал знак. Помогли надеть ритуальную одежду и отступили.
Этого Кара-Фархад уже не видел: в отрешенном успокоении он прошел в маленькую ритуальную комнату.
Медленно зажег светильники и опустился на колени возле алтаря. Огонь, вспыхнувший в каменной чаше, отбрасывал багровые отсветы на стены, на мрамор постамента, окрашивал пурпуром халат.
- Имя? - прошептал Кара-Фархад, пристально всматриваясь в темное пламя.
Гримаса исказила лицо визиря, но когда он поднял обсидиановый нож, руки его были тверды. Несколько капель крови упали в чашу, и пламя взвилось в уверенной мощи.
- Покажи мне его.
Тени на стене замерли на какой-то миг, причудливая картина была слишком сложна для неопытного глаза. Но Фархад быстро разбирал поданные ему знаки. Это длилось недолго, пламя снова ожило, последний раз взметнулось ввысь и разом угасло, быстро втянув свои языки.
Базар - сердце Востока. Шумный и суетливый, веселый и степенный, кичащийся роскошью и выставляющий на показ омерзительную нищету. Здесь зарождаются спокойствие мудрых философов и суеверия юродивых дервишей, возвышенная красота дворцов и мечетей и сила непобедимого войска. Все начинается тут.
"Базар - центр Хорезма, а купец - его основа", - так думал один из представителей этого достойного сословия. Он стоял среди людской толчеи, возле традиционно убогой лавки менялы, и осматривался по сторонам.
Жарко, пот насквозь пропитал нижний халат, хоть выжимай. Мухи и осы так и роятся вокруг, маши на них - не маши. Пить хочется.
Сауд утер лоб под внушительной белой чалмой и осторожно скосил глаза на своего спутника. А того никакая жара не брала. Черная простая одежда, черная же куфия на голове - концы спускаются почти до середины груди, оставляя открытым загорелое лицо. Черные пронзительные глаза и хищно изогнутый нос. Сауд вздохнул: Магомет разрешал правоверным одежду любого цвета, но наиболее угодной Аллаху назвал белую. Говорят, все магрибинцы носят черное... э... да где этот Магриб!
Покачал головой - сухой как верблюжья колючка его спутник, весь день обходится без воды. Еще и молчит, только смотрит по сторонам, перебирая лица всех встреченных на базаре и укладывая их в бездонную память.
Купец самодовольно улыбнулся, но сколько бы ни старался, все равно без помощи Сауда не обойдется. Если нужно кого-то опознать, обращайтесь к местным знатокам. А Сауд только для непосвященных простой купец. По всему базару у него раскинута сеть Слушающих. И все новости о ценах на базаре, о привезенных товарах, о настроении ремесленников, о прибывших бродячих предсказателях, магах и чародеях, о наиболее значительных приобретениях собираются у него. Без хвастовства можно сказать, что он лучше всех на базаре знает, чем живут столица и весь Хорезм. Каждый месяц эти сведения он передает самому Великому визирю.
Сауд снова хотел оглянуться на своего спутника, но на глаза попался продавец воды. В двух шагах от него спустил с плеча кувшин и налил меняле полную пиалу. Тот выпил, блаженно закрыл глаза, а потом расщедрился: взял еще пиалушку для своего помощника.
Сауд, влекомый видом плещущейся в кувшине воды, медленно передвигался в сторону водоноса.
- Как торговля, почтенный Маулик-бей? - поинтересовался разносчик у менялы.
- Плохо, какая там торговля, - по обычаю начал прибедняться тот. - Караванов мало, менять деньги никто не идет.
А может, меняла и не врал вовсе. Махнул драным рукавом в сторону восточных ворот:
- Дорога на Бухару плохая. Разбойники совсем обнаглели. Средь бела дня караван разбили.
- Вах... вах... - водонос огорченно поцокал языком, - а наш Черный стервятник только налоги повышает. Говорят, - бродячий торговец понизил голос, - он и сам что твой разбойник. Потому им и потворствует.
Сауд вздрогнул и испуганно оглянулся на своего спутника. Но тот если и слышал крамольные слова, ничем этого не выдал. Ну, чуть сильнее сжались губы. Так ведь, чтобы заметить, нужно внимательно вглядываться в неприветливое лицо. А кто ж это делать будет? И зачем?
Воды Сауд так и не выпил - не успел, пришлось тащиться по жаре дальше. И снова его спутник всматривался во всех встречных, кидал быстрый взгляд вокруг, будто чего разыскивая. И еще не раз им доводилось слышать неподобающие речи. Ох, не любят на базаре правителей! Да и не в том дело, что не любят. Вон, когда праздник шах устраивает - все его почитают. Но базар - такое место, тут народ либо ворчит, либо смеется.
Черный стервятник! Это надо же, подметили. Сауду и проверять не надо, хищно изогнутый нос он хорошо помнил.
Солнце уже заползало за минарет, когда черный господин поднял руку. Сауд к тому времени так устал, что и без знака готов был хоть в пыли усесться. Ноги гудели как проклятые Аллахом.
Пока Сауд, кряхтя, устраивался возле ближайшей палатки, его спутник продолжал осматриваться. Базар здесь заканчивался, дальше, за высокой каменной стеной, высилась мечеть. А возле стены старая чинара. Ветки в одну сторону смотрят, в другую камень не пускает.
То самое место. И солнце как раз опускаться начинает, тени на восток тянутся. Пройдет еще немного времени, и им навстречу ночная темень поплывет. Самое время.
Сауд уже успел ноги поджать и подивиться месту, где они оказались. Палатки-то, возле которых они остановились, не иначе предсказателей. Вон и звезды по ткани нашиты. Дело их тихое: ворожба шума не любит. А подальше палатки ярче, там и народ весь толчется. Шум да смех доносятся. Оно и понятно: и заклинатели змей, и факиры, и безумцы, что огонь глотают, - все они народ веселят. Потому и шум там, какого в другом месте не услышишь.
Вот вдруг громче загалдели. Через толпу кто-то прорывался, а шум да гам за ним хвостом тянулись.
Первым из толпы выскочил босоногий мальчишка, юркнул между палатками и кинулся к чинаре. За ним - высокий парень в старом синем халате и выцветшей тюбетейке.
- Стой, воришка!
Но мальчишка не слушал, проворно карабкался на чинару. Парень крякнул с досадой и полез следом. Но маленький воришка уже готов был перебраться на стену, если потом перелезет на другую сторону - во дворе мечети его не поймать.
Зрители потихоньку сдвигались ближе к чинаре. Кто смеялся, кто советовал парню меньше ворон ловить, кто просто улюлюкал. Но все громче завопили, когда парень раскачался на ветке и одним махом перелетел на стену, зацепившись за какой-то ржавый шест на ней. Вот мальчишка и попался!
- Кто это? - Сауд так увлекся, что чуть не прослушал вопрос.
- Это? Мансурка, сын купца Тогая. Как отец помер, так совсем сладу не стало. - Сауд усмехнулся, вспомнив что-то смешное, но враз посерьезнел: - А Тогай-хиванец правильный купец был. Да и старшие сыновья тоже при деле остались, память отца блюдут. Только этот, - купец повернулся к стене, - отец его учиться отправил, а он сбежал от учителя.
Сейчас Мансурка никак не был похож на ученика медресе. Он все же достал мальчишку, выкрутил у него из руки свою монету - всего-то в один дирхем - и спрятал ее на поясе.
- Свисти стражу, - приказал господин Сауду.
И как только пронзительная трель разнеслась над толпой, вдруг вроде ростом выше стал. Указал пальцем на сидящего на стене Мансура и закричал:
- Держи вора!
Кто-то тут же завизжал, а парень на стене заметался. И этого толпе хватило. Кто-то стал судорожно проверять на месте ли деньги, кто-то вспомнил о брошенной лавке, кто-то на всякий случай подхватил:
- Караул, держи вора!
Солнце еще не село, но факелы на стенах уже зажгли. Двери дворца остались позади. Стража замерла по сторонам, а Мансур со связанными руками оказался в центре. Пока старший стучал в какую-то дверь, парень тихонько вздохнул. Халат порвался на плече, веревки впились в запястья. Но ему было не до этого. Тюрьма впереди, и выручить некому. Оглянулся с тоской на город, никак не думал, что так закончится день. А все тот мальчишка... Чтоб его шайтан унес!
- Э... уважаемый, - парень обратился к ближайшему стражу, - куда ж меня теперь-то?
Воин ничего не ответил, только усы грозно шевельнулись. Подтолкнул плечом Мансура, показывая на приоткрытую дверь.
А дальше они шли нарядными коридорами: высокие окна, забранные ажурными решетками, лестницы с легкими перилами. Это не тюрьма, в ней таких хитрых орнаментов быть не может.
- Ходим, ходим, а зачем ходим? Почему ходим? - затянул Мансур на всякий случай. - Не виноват я ни в чем. Мальчишка у меня монету стащить хотел, а я тут ни при чем...
- А так ли?
Сбоку вспыхнули факелы и осветили стоящего у стены человека. Нужно было возразить, но Мансур не успел - злость накатила незваной. Он узнал стоящего впереди человека.
- Он! Это же он на базаре кричал - от мальчишки внимание отвлекал! - схватил ближайшего стражника за халат, затряс его: - Держите его, он вора выгораживал!
Но пестрый халат как живой выскользнул из пальцев, а воин сбил его с ног ударом рукояти меча. Второй страж сделал шаг вперед:
- Великий визирь, преступник доставлен.
Визирь?! У Мансура потемнело в глазах.
Но кто-то бесцеремонно взял его за шиворот и потянул вверх, поднимая на ноги. Наказывать его за неслыханную дерзость воины спешили, ждали знака визиря. А тот гнева не выказывал, махнул рукой, и стражники ушли.
- Мансурка, недостойный сын купца Тогая? - в вопросе было больше насмешки, чем интереса. Но на этот раз парень возмущаться не рискнул. Мужчина, скрестив руки на груди, изогнул бровь, но так и не дождался ответа. Усмехнулся, вынул кинжал и перерезал веревку на руках своего пленника.
Хотелось растереть руки, но вместо этого Мансур обратился к визирю:
- Господин, я маленький человек. Отпустите меня, я никому не скажу, что это были вы. Клянусь бородой пророка!
- Как же ты жалок. Воистину, судьба бывает подчас слепой, - Фархад Хор-Шаби брезгливо сморщился. - Слушай меня внимательно, и жизнь твоя переменится.
Визирь сделал два шага в сторону и, повернувшись спиной к Мансуру, глухо заговорил:
- Шах объявляет соревнование, призом которого будет рука его дочери, принцессы Айгюль.
Кара-Фархад, Фархад Хор-Шаби, резко оглянулся, и показалось, что глаза его блеснули в темноте диким огнем. Парень поежился, вспоминая, что визирь по слухам не чурается магии. Молчать сегодня нужно и слушать - решил Мансур.
- Я хочу, чтобы ты принял в нем участие и победил.
Несмотря на принятое решение, парень не выдержал:
- Но, господин, как? Разве я посмею?
Утром Мансурку разбудили снующие вокруг слуги. Сначала отвели в баню, долго мыли и натирали благовониями. Принесли блюдо сладкого пилава, одели в праздничную одежду и так суетились, что он начал чувствовать себя жертвенной овцой. Ту тоже накануне праздника готовят на славу. Обрадовался, что хоть поесть разрешили самому. Но только он успел несколько раз запустить пальцы в плов, как дверь распахнулась, и в комнату стремительно вошел визирь. Куфия живой тенью взметнулась за ним, а у Мансура по спине пробежал холодок.
Кара-Фархад резко указал слугам на дверь, и те поспешно вышли. Про еду Мансур забыл сразу, не до нее. Поспешно начал вспоминать подходящую суру: это ж ясно - в Великого визиря шайтан вселился. Он и нашептывает дурные советы. Придумал тоже - его в женихи дочери шаха! Такое только в сказках бывает, да и там дело не всегда добром кончается. А наяву... Хотел Мансур и глаза закрыть, да побоялся. Под испытующим взглядом было очень тревожно: сейчас к палачу отправит или подождет еще?
- Встань! - парень вскочил на ноги, резкий тон не оставлял выбора. - Помнишь, что я тебе вчера говорил? - и, не дожидаясь ответа, визирь продолжил: - Ты должен понравиться шаху, от этого будет многое зависеть.
Так он не передумал? У Мансура полегчало на душе, может, еще и обойдется? Не сейчас же свадьба будет, пока суд да дело... Покосился на решетки на окнах. Если б каким чудом исчезнуть отсюда! Спору нет, и еда здесь не чета домашней, и такие толстые ковры он видел впервые, но жизнь-то дороже любых богатств.
- Не трусь! - неожиданно сказал визирь, и Мансур, к своему удивлению, понял, что Кара-Фархад не сердится. - Кто собирался наняться в караванную охрану?
- Откуда вы...
- Только не говори, что во дворце страшнее, чем среди разбойников, - визирь-то, оказывается, посмеивался.
И парень расправил плечи, перестал канючить.
- А я и не боюсь вовсе.
- Тогда пошли, - визирь, не задерживаясь более, развернулся к выходу.
Идти так же свободно, как делал это идущий впереди шахский вельможа, не глядеть по сторонам, не обращать внимания на окружающих. Мансур чувствовал себя как во сне. Ведь в нем ничего плохого не может быть. В крайнем случае, всегда можно проснуться. И еще спокойная властность визиря давала надежду, что все будет хорошо. Если не сердить его, если во всем поступать как он.
Когда Кара-Фархад ввел его в новую залу и склонился перед сидящим на подушках стариком, Мансур поступил так же.
Оказывается, их правитель уже стар. Плохо, когда власть в слабых руках. Если визирь из-за этого волнуется, то Мансур-то тут при чем?
- Фархад, это и есть тот юноша, за которого ты просил? - глухой голос - не похоже, что и шах сильно доволен жизнью.
- Встань, я хочу посмотреть на тебя.
Мансур не шевелился, пока не получил ощутимый удар в бок. Он поднял голову и в ответ на сердитый взгляд визиря встал. И что за день такой, все так придирчиво рассматривают его, будто новый отрез шелка покупают!
- Если все наши подданные выглядят так же, то дела в нашем государстве идут неплохо, - шах говорил очень медленно и тихо. - Но одной приятной внешности мало чтобы стать мужем принцессы. Юноша, мы подумали и решили дать тебе задание. Докажи, что ты достоин стать нам помощником и правой рукой. Сможешь ли ты сделать что-то сам? Если судьба на твоей стороне, докажи это.
Шах закончил и тяжело осел на подушках. Зато Фархад Хор-Шаби после его слов встрепенулся. Лицо его помрачнело.
- Повелитель, что вы имеете в виду? Завтра у вас лишь малый прием во дворце, вы собирались весь день отдыхать.
Но шах только поднял брови:
- Да, чуть не забыл. Фархад, ты ни в чем не будешь помогать своему подопечному. Хочу посмотреть, как он сам справится.
- Отпустили бы вы меня, господин, - Мансур искренне сочувствовал расстроенному визирю, но уже совсем ничего не понимал.
Но визирь его не слушал, обратился к встречающему их суровому господину.
- Дядя, повелитель не согласился. Возможно он прав, нельзя связываться с никому неведомым человеком...
Мансур с интересом принялся разглядывать этого родственника Великого визиря. Сразу видно благородное происхождение, даже под скромной одеждой. Кожаный нагрудник придавал вошедшему почти воинский вид. Джеллаба, простые шаровары, заправленные в кожаные сапоги. Седина в усах, но до старости ему еще далеко. Да и не разговорчив, сразу видно, что они с визирем родственники.
- И никакой надежды?
- Дал распоряжение, этого... - Фархад, даже не взглянув, кивнул в сторону Мансура, - во дворец больше не пускать.
Воистину, когда Аллах хочет наказать правоверного, он лишает его разума. И Мансур ничем не исключение. Чем иначе объяснить его слова?
- Господин, но если очень нужно, я могу и через стену перелезть.
Сказал и сам своим ушам не поверил. Если считать с визирем, то он уже второй ненормальный в этой комнате.
Дядя визиря с немым удивлением уставился на него, будто это статуя Будды заговорила не меньше!
- Герой! -- и насмешка в голосе мужчины прозвучала очень знакомо. -- Парень, если наш повелитель не хочет тебя видеть, то Великий визирь тебя во дворец не впустит.
На это ответить Мансуру было нечего. Если сам визирь против него, то тут уж рыпаться нечего.
- Прогнать его? -- спросил суровый родственник, сорвавшегося с места Кара-Фархада.
- Пусть до утра здесь побудет, вдруг шах все же передумает.
И Кара-Фархад ушел, а Мансур остался. Вчера был дворец, сегодня -- дом визиря, где-то он будет ночевать завтра?
Утром чуть свет Сауда, ургенчского купца, опять вызвали во дворец визиря. Но на этот раз самого Фархада Хор-Шаби он не видел. Сауда поджидал управляющий визиря, достойный Заур Кардаши.
- Приветствую тебя, достопочтенный, - ответил он на салям Сауда. - Нужда у меня в тебе. Видишь ли, мой хозяин, сиятельный Фархад Хор-Шоби, приказал устроить судьбу вот этого юноши.
И Сауд не удержал возгласа:
- Мансурка!
- Ага, - вздохнул Кардаши, - этого самого Мансурки. А этот непутевый сам не знает, чего хочет. Тьфу, - и домоправитель сплюнул в пыль широкого двора.
- Почему не знаю? Знаю, - вмешался парень. - Я в караванную охрану хочу.
- Вот, видал, почтенный Сауд? Знай талдычит свое! А рано его отпускать из города. Уйдет - и ищи потом ветер в облаках. Фархад этого не понял, а ну как шах передумает? Все ж таки духи свое слово сказали!
Сауд сочувственно покачал головой. Повернулся к мальцу и степенно произнес:
- Аллах всемилостивейший выше всех дел на земле жалует ученых слуг своих. Шел бы ты, Мансурка, назад к благочестивому Хусейну. Выучишь надлежащее количество священных сур.
- Не пойду, - отчаянно затряс головой мальчишка, - Хватит, и так пока при покойном отце в медресе ходил, неделями сидеть не мог. Не пойду!
- Ладно, попроси у достопочтенного Кардаши динаров... ну хоть...
- Нет, - сердито оборвал его домоправитель, - мы и без таких бездельников расходы большие несем. Война на носу - войско готовить надо.
- Вот, просись в гвардию шаха. Годков через пять станешь славным богатырем.
Сауд свел брови - парень опять качает головой.
- Подумай Мансурка. Хочешь муфтием станешь - иди в медресе, хочешь героем быть, визирь слово скажет - в гвардию возьмут. Хочешь как отец торговать - поручусь за тебя.
Но парень голову опустил, только песок под ногой гоняет.
- Эх, - Сауд рукой махнул. - Не знаю, что еще посоветовать.
- Так-таки и не знаешь? - хитро прищурился Кардаши. - А Фархад говорил, что ты мальца во Дворец Счастья отвести можешь.
Купец только головой покачал - знает ведь Фархад, что ведом тот путь Сауду. А у Мансура уж и глаза загорелись!
- А ты не радуйся, - одернул его Сауд, - неугодное это Аллаху дело. И не кривись, я знаю что говорю! Лучше б купцом стал. Я за тебя залог дам, возьмешь деньги, купишь товар, продашь его, вернешь долг и станешь как братья - уважаемым человеком.
Но мальчишка совсем не понимал своего счастья. Уперся и все тут:
- Я тогда в караванную охрану пойду.
- Ну все, - окончательно рассердился Кардаши, - веди Сауд мальца во Дворец Счастья. Пусть рискнет, останешься ни с чем - его беда.
И пришлось купцу вести Мансурку в тайное место. Но глаза завязал, предупредил, что место тайное, второй раз туда не наведаешься.
- Слушай, Мансурка, - сам на себя Сауд удивился, что жалко парня стало, решил предупредить, - окажешься внутри - смекай. Не все там так, как на первый взгляд кажется, - вздохнул еще раз. - Лучше б ты в купцы пошел.
Когда Мансур вошел в низенькую дверь, увидел свет. Пошел вперед - вторая дверь. Дернул за скобу - не поддается, ну и постучал.
Сколько-то минут прошло, шаркающие шаги раздались:
- Ну кого еще там несет? - голос оказался неприятно визгливым.
Дверь приоткрылась, и на Мансура уставились два разных глаза. Воистину разных: один нормальный и желтый, другой целенный и узкий-узкий! Будто что-то мешало глазу открыться.
- Что, красив? - и редкая козлиная бородка затряслась от смеха.
Владелец таких разных глаз оказался каким-то замасленным стариком. Смеялся и хлопал себя по тощим ляжкам. Мансур растерялся: какой же это дворец, если здесь такое пугало?
И старик почувствовал растерянность Мансура, резко замолчал. Теперь лицо его выражало одну алчную хитрость.
- Деньги принес?
И протянул руку со скрюченными пальцами к новому халату Мансура.
- Нет, - парень невольно сделал шаг назад.
- Так ты что, счастье-то забесплатно получить хочешь? Ах ты сын шакала, что надумал! Бедного старика обмануть? Вот я тебе!
И Мансуру бы здорово досталось, потому что отступать было уже некуда - он уперся спиной в захлопнувшуюся дверь. А у старика в руках откуда-то появилась клюка, и он больно огрел Мансура. С такими-то глазами, а попал точно по лбу.
- Ибрагим, ты, что гостя как встречаешь?
В залу вошли еще три старика. Но эти были одеты поприличней. Халаты, хоть и не новые, линялые, но сразу видно, что когда-то они были дорогими. Два старика подошли поближе. А третий, в остроконечном колпаке, позади остался.
- Гость, называется! Во сне такого гостя встретишь - и то плюнуть захочется! - и сердито сверкнул нормальным глазом. - Ему тут счастье дают какое и не снилось! А он что? За так его получить решил!
Мансур перевел глаза на подошедших ближе стариков. Но и они осуждающе качали головами.
- Я не знал! Не думал, что судьбе деньги нужны! Зачем они ей?
Теперь захихикали уже все трое:
- Судьбе-то они, конечно, не нужны. Только без нас ты не обойдешься. Кто ж за тебя просить-то будет? А мы бесплатно не работаем.
Тот, что оставался сзади, тоже подошел. Неспешно отодвинул юродивого с дороги, и парень хоть в одном из этих странных стариков увидел понимание.
- Ну, что, Мансур, ни Ассак, ни Вассак тебе помогать не будут, - те два старика головами закачали, - Не получишь ты счастья ни в торговле, ни в воинском деле.
- А откуда вы знаете, как меня зовут?
И сам смутился своей смелости.
- Во сне увидел, - вылез из-за его спины тот, с разными глазами. - Иль ты думаешь, Яссак к твоим соседям сбегал? С его-то мудростью - да и не знать?!
Мансур вдруг вспомнил, пошарил за поясом и нащупал ту самую монету, которую у него пытались украсть на базаре. Маленький кружок лежал на ладони. С какой малости все началось - с одного дирхема!
- А это можно считать оплатой? - протянул он ладонь мудрому старику.
- Сколько ж ты ума на него купишь! - опять захихикал козлобородый. - А что делать, если у самого и стольки нет! Ох, Яссак, разбогатеешь, аж на целый дирхем!
У Мансура в глазах потемнело. Каким же он и в самом деле был дураком - разбежался на дармовую удачу!
- Ну а вы, уважаемый, - теперь он уже усмехнулся вылезшему вперед вредному старику, - а вы каким счастьем одарить можете?
- Я? - козлобородый задумался. - Могу сон послать хороший. Поглядишь на то, чего тебя шах лишил, - и снова захихикал, масляно заблестев одним глазом: - Я не о принцессе говорю.
- Во сне?
- Ага, - насмешливо поклонился старик.
- По рукам, - и Мансур вложил в скрюченную руку свою монету.
Когда в следующий раз он открыл глаза, то не смог шевельнуть ни рукой, ни ногой. Что проклятый старик сделал? Волной всколыхнулся ужас, когда он понял, что и крикнуть не может. Свет видит - вон, из окна льется. Выходит, он не на том свете, не умер во сне. Руки-ноги чувствует, а пошевелить ими не может. Хотя - вот моргнуть сумел. Сосредоточился, чтобы руку поднять. Никак! Но Мансур не сдавался, продолжал тянуть упрямую руку вверх. И вдруг она резко поднялась, замерла и протерла ему глаза. Вот тут уже он по-настоящему запаниковал. Рука была не его. Насколько он успел рассмотреть старческую дряблую кожу - она не могла быть его рукой!
- Великий шах изволит вставать? - Мансур услышал вкрадчивый голос.
Это к нему обращаются?
Шах?!
Что ему этот лживый старик наобещал: увидеть, чего шах его лишил? Чего? Дворца, что ли? Видел Мансур уж его, спасибо!
Во сне! Старик сказал, что Мансур все увидит во сне.
Фух! Страх быстро улегся: это только сон! И снится ему, что он шах. Неплохо. Только почему он такой старый? Точно такой же, как нынешний шах?
"Спокойно!" - сам себе приказал Мансур. Прислушался к себе и услышал то, что ему сразу не давало покоя: он в этом теле не один! И второй его хозяин волнуется тоже. А вторым хозяином этого тела может быть только настоящий шах, и Мансур замер. Вот теперь он боялся даже своих мыслей. Если ни о чем не думать, может, шах его не заметит? Когда-нибудь же Мансур проснется! И больше никогда, никогда и близко ко дворцу не подойдет!
Будто в награду за эту мысль, шах перестал беспокоиться и прислушиваться к себе.
- Да, встаю. Приготовь завтрак на воздухе. Здесь мне душно.
Шах встал, накинул на плечи халат и прошел в какую-то крытую галерею. Там стоял легкий столик, а на нем поднос с фруктами. Но как ни странно, Мансур не чувствовал сладости дыни, и виноград казался каким-то пресным. Немного взбодрил кофе. Его вкус остался почти неизменным. Но кислый привкус во рту до конца и он снять не смог.
Вот, оказывается, он еще и чувствует все, как старик-шах! Все-таки тот маг был пройдохой. Ведь к нему за счастьем люди приходят. А что он подсовывает? Какое же это счастье - оказаться в теле старика!
Вот, шах снова заволновался! "Все, молчу-молчу. Потом возмущаться буду", - решил Мансур и приготовился к длительному ожиданию.
А у шаха жизнь была неспешной и размеренной. Позавтракав, он хлопнул в ладоши. Появились слуги и переодели его в другой халат. Потом он не спеша гулял по закрытому дворику. Туда сто шагов, обратно сто шагов. Туда сто шагов, обратно...
Мансур сам не заметил, как заснул. Когда проснулся, шах был уже в комнате, сидел на подушках и читал. Присмотрелся к строчкам - конечно же Коран. Да если старик находил в них что-то, Мансуру этого было не понять.
Спать, спать! Чем больше спишь, тем быстрее идет время. Что визирь говорил? Шах сегодня отдыхает, значит, и ему нужно отдыхать! Сон сменялся явью, но поскольку делать Мансур ничего не мог, то и мысли у него оказались такими же неспешными, как и у шаха. Вот устроится он в охрану, будет с караванами по пустыне ходить. Верблюды медленно идут, мерно покачивая тюки с товарами, а впереди один песок с пологими барханами...
От собственных мыслей Мансура отвлек слуга, который доложил, что малый диван скоро соберется, и шах должен пожаловать в залу.
За целый день Мансур так ничего особенного и не увидел. Ни за что бы не поверил, что шах живет такой жизнью. Как все. А ведь он один такой на всю страну. И уже сколько лет. Неужели привык? Или ему все равно?
В комнату зашли трое. Визирь сел к шаху всех ближе. Это хорошо, все-таки знакомый. Про Кара-Фархада говорят, что он безжалостен. А шах? А шах милостив. Потому и милостив, что визирь зол.
Имам помалкивает, зато третий так и брызжет слюной. Чуть не в грудь себя колотит. Кричит: он военачальник! Ему решать, куда войску идти!
А шах его слушает.
Визирь войском не командует, - это уже толстый имам заговорил. - Государство на трех опорах стоит: хлеб, мечи и вера. Сиятельный визирь всем один заниматься хочет, а нельзя так. Каждому свое дело дадено. Быть везде первым - гордыня великая. Один шах может быть всегда прав.
Криком и посулами, а убедили эти двое правителя, и визирь это тоже понял. Смирился Кара-Фархад - опустил голову перед волей шаха. Говорили, что он ни перед кем не кланяется, а вот поди ж ты.
Бледный стал, лицо как мертвое и первым из дивана ушел.
А шах, как один остался, ходил и ходил кругами по комнате. Только изредка на неподписанный указ взглядывал. Так и не взял в руки перо - отдыхать лег.
Жалко его - старик ведь. А шаха жалеть нельзя, его бояться нужно.
Мансур почти весь день дремал, а теперь не спится. И не лежится. Почесал щеку - борода колется, расправил ее на груди. Шах спит, не вмешивается. Полежал еще немного, привстал на локте. Прислушался - спит шах. Тихонько поднялся на ноги. Пока не нужно от правителя прятаться, хоть рассмотреть все вокруг. Стены золотой парчой затянуты. Окна большие. Подушки и ковры мягкие. На стенах... да почти ничего и нет. Один скимитар старинный висит. Рукоять простая, ни камней, ни золотой резьбы. С ним Маммун ибн-Мухаммед Хорезм поднял да сильным сделал.
Не удержался Мансур, снял скимитар, заточку проверил. На зеркало клинка полюбовался.
Дамасская сталь - как поверхность чистой реки, до дна просвечивает. Мастерство оружейника внутри металла прячется. Подошел к свету, чтобы лучше рассмотреть.
А не по руке шаху скимитар - тяжел. Таким не помашешь! Из рук так и вырывается.
Дзынь - и не удержал клинок Мансур.
Сверкнул тот страшным блеском и с глаз пропал. Замер на месте парень, ожидая услышать звон. Даже дышать перестал. Один глаз открыл - ничего, второй - тихо. Выглянул в окно, тяжелая сабля гардой в диком винограде запуталась. Всего-то недалеко, да не дотянуться.
- Эй, Мансурка, чего творишь-то? - услышал парень в голове противный голос. Вот вредный старик! Он еще и смеется.
- Ата, - обратился к нему Мансур, - ты ж говорил, что во сне шаха покажешь. А какой же это сон?
- А чем тебе не нравится? Иль ты разницу меж явью и сном назвать можешь? - опять захихикал старик.
- Ну скажи, - взмолился Мансурка, - снится мне все или нет?
- Какая тебе разница? Твое время вышло, пора возвращаться, пока шах отдыхает. Пожалеть его нужно - не тревожить.
Мансур к ложу подошел. Лечь лучше - так надежнее. Да и ухнул куда-то в темную пропасть. Закричать захотел, да голоса не было. Вдруг перед глазами все закружило, да замелькало.
Шаха со стороны увидел, а рядом богатырь какой-то, с бородой черной. И женская фигура в покрывале. Принцесса? Она, понял Мансур. А шах их руки соединял...
Снова закружило. Город Мансур увидел, праздник на базаре. Смеются люди, везде лица счастливые. Купец Сауд в своей белой чалме мелькнул. Тоже радуется.
Ветер поднялся, пыль да песок по дороге понес, смешались с ним шатры люди, дома и понеслись в черном вихре.
Воинов конных Мансур увидел. А впереди тот, чернобородый. Показал на север, и ускакали все.