Трик Броска сидел на земле недалеко от огня и оглядывал лагерь. Орзаммар остался за спиной, но соратникам всё ещё было не по себе после Глубинных Троп. А что тут странного, понятное дело. Винн и Лелиана сидели около костра, согреваясь скорее от присутствия друг друга, чем от огня Им было важно ощущать, что кто-то живой и дорогой сидит сейчас рядом, полностью целый и вне опасности. Рыжая передала старушке бутылку и протянула:
    — Да...
    — Да... — согласилась с ней ведунья.
    Трик был уверен: скажи он женщинам, что они сейчас что-то говорили — те бы очень удивились.
    — Да... — снова пробормотала старушка, возвращая бутыль лучнице.
    Женщинам было страшно, но пока они держались втроём (Лелиана, Винн и бутылка), можно было не переживать. Гном больше беспокоился о Морриган: ведьма была крепкой девкой, но всё же стояла одна. Кто знал, что творилось в её колдовской башке? Мужчина поднялся с земли, и соратницы шарахнулись друг от друга, словно наги от брошенного камня. Трик замер, не желая пугать их ещё сильнее. Наконец, женщины смогли осознать, что никакой опасности нет — это лишь их командир, их любимый, надежный, простой, как булыжник, Серый Страж; все, можно расслабиться. Подруги одинаково выдохнули и снова обернулись к огню.
    — Кстати, я уже говорила тебе, что входило в моду в Орлее, когда я последний раз там была? — торопливо спросила Лелиана.
    И Винн с по-настоящему живым интересом откликнулась:
    — Нет, нет, не говорила. Пожалуйста, расскажи!
    Колдунье были неинтересны подобные разговоры, но сейчас трёп лучницы мог разрядить ситуацию. Трик взглянул на болтушку: та говорила запоем, и лишь то, с каким страхом девушка косилась на кусты, показывало, насколько она не пришла в себя. Гном покачал головой: женщины! Ему всегда казалось, что эти хрупкие существа вышли из какого-то другого Камня. Он в последний раз обернулся на костёр и пошёл к стоящей на отшибе юрте. Миновал лагерь, посмотрел снизу вверх на высокую надменную ведьму, посопел и спросил:
    — Ты как?
    Морриган вопросительно подняла брови и непонимающе улыбнулась.
    — О чём ты, Страж?
    Лишённый касты почесал бороду и разъяснил:
    — Ну, эти Глубинные Тропы. И матки. Ты как?
    Ведьма привычно закатила глаза: на фоне косноязычного гнома даже её стиль речи казался нормальным.
    — Не привыкать мне к гадостям подобным:
      С Флемет жизнь тоже лёгкой не была.
      Бывало, она в землю зарывала
      Меня, покуда я спала.
      И я тогда в себя лишь приходила,
      Когда уж воздуха мне не хватало в старом гробе,
      В котором столько раз бывала я.
      И я кричала... Да уж, я кричала!
      От крика этого медведь б из спячки вышел,
      Ему бы волки подвывали, как родному, а зайцы бы попрятались в траву.
      Флемет не слышала: она была уж дома, спала, не думая, как страшно мне одной.
      Я разбивала этот гроб заклятьем. Я прорывала путь себе наружу.
      Но ведь была я в середине леса: любые звери встретиться могли.
      И как свой дом найти, я знать не знала... Мне было восемь лет всего тогда.
    Броска слушал красивый, богатый интонациями голос подруги. Начало рассказа звучало, как страшная сказка: словно какая-нибудь старая ведьма-дикарка на каждом слове била посохом в землю. "От — крика — этого — медведь б — из спячки — вышел". Когда Морриган говорила так, Трику хотелось прикрыть глаза и представить на ее месте симпатичную гномочку... Но сейчас явно было не время. Страж тряхнул головой и проговорил:
    — Да, строга у тя мамка была.
    Ведьма пожала плечами со спокойной улыбкой.
    — Мне это помогало стать сильнее.
      И гроб, земля и лес — всё лишь игрушки,
      В сравненьи с чёрной магией Флемет.
      Ты видел ли, как полыхают болью
      Глаза кого-либо из обречённых?
      Была однажды рядом я, когда
      Она вытягивала душу из мужчины:
      Он даже не кричал.
      И не хрипел.
      По подбородку кровь его струилась,
      И выгибался позвоночник, как у кошки,
      Которую мабари твой настиг.
      Тогда мне было страшно.
      Но и это — я после поняла — игрушки лишь.
      Нет ничего ужасного на свете.
      Кровь, смерть, проклятья — часть обычной жизни.
      Привыкла я и больше не боялась
    Трик, может, и выглядел простовато, особенно для первых встречных, но дураком не был. Он сразу понял: Морриган говорила слишком, слишком много. И хотя её голос был совершенно спокойным, всё явно было не так хорошо, как женщина стремилась показать. Однако после того, как ведьма рассказала о своем детстве да к тому же продемонстрировала свою стойкость, ей явно стало полегче. И всё же неприкасаемый решил (по мере сил) довершить эффект.
    — Ну ты крута. Не то что те бабы, — гном махнул в сторону остального лагеря. — Прямо как настоящий воин. Тя б на трон Ферелдена, а не эту соплю, — на этот раз Броска указал в сторону молящегося Алистера.
    Трик снова почесал подбородок. Ведьма старалась не показывать, что польщена словами Стража — хотя кто мог заподозрить этого примитивного амбала в лести?
    — Ладно, чё. Пойду к этим детишкам, подгузники поменяю. А то торчу с тобой — чего торчу, ты ж не мямля какая, с тобой-то чё возиться...
    Гном восхищенно хмыкнул и, бряцая доспехом, двинулся обратно. Морриган ещё раз самодовольно улыбнулась и скрестила руки на груди. Страж удалился достаточно далеко и не мог увидеть, как впиваются в предплечья ногти ведьмы. Но дикарка знала: гном прав. Она не мямля. С ней не нужно возиться. Ей плевать на порождения тьмы. Женщина вздохнула: было темно, и следовало поспать — но уже третью ночь в юрте было по-настоящему холодно одной...
    Трик подошел к будущему королю со спины, и человек не заметил его.
    — И... э... прости нам наши страсти... нет, не страсти... Прости нам наши грехи, сохрани наши души... И... направь наши сердца в... э... э.... в Золотой Город?.. Ох.
    Храмовник заметил стоящего рядом командира и вскочил с колен. Трик знал, что сопляк побаивается его: гном не считал нужным относиться с уважением к нытью Алистера, отчего при каждом разговоре повергал в уныние эту маленькую девочку.
    — Ну и чё?
    — Н-ничего! — начал оправдываться Алистер. — Я просто так молюсь. Со мной всё в порядке, я не ною и мне не снится никаких кошмаров про маток, их отвратительные щупальца и мерзкие животы! — протараторил храмовник.
    Броску невероятно бесила трепетность Алистера: женщины рисковали стать матками, понятно, почему они нервничали. А этот чего? Трик плохо умел сдерживать своё презрение, да и не считал нужным. Но если обматерить проклятого полудурка, станет только хуже. Придя к такому выводу, командир мужественно промолчал и отошёл подальше от нервного королевского сынка.
    Трик оглядел лагерь с новой позиции. В глаза гному бросился Зевран: эльф присоединился к компании у костра и с беззаботным видом что-то рассказывал. Женщины рядом с ним смеялись и едва не хлопали в ладоши. Раньше Трику казалось, что убийца — та ещё баба, но гном быстро понял, что это касается лишь внешности. Вот и сейчас: Огрен пил, Стен чертил что-то на земле, Алистер чуть с ума не сходил, и только они с Зевраном ходили и успокаивали соратниц. Эльф был настоящим мужчиной, и не мог сосредоточиться на своих проблемах, когда женщинам рядом с ним было плохо. Он должен был сделать что-то, чтобы успокоить их — и лишь потом мог позволить бояться самому себе.
    Трик продолжил осматривать соратников. Стен так же ковырялся в пыли. Гном подошел поближе.
    — Пашера... — кунари поднял голову и заметил Броску. — Кадан.
    Неприкасаемый молча поглядел на рисунок, и, поколебавшись, уточнил:
    — Чё о матках думаешь?
    Стен задумчиво посмотрел на него и ответил:
    — Они производят на свет тысячу воинов, тогда как наши женщины — редко больше десяти. Надо сказать аришоку. Нужен способ сделать так же.
    Кунари был совершенно спокоен: да, матки. Да, раньше были обычными кунари. И что тут такого, из-за чего нужно который день подряд ходить с вытаращенными глазами и молиться своему выдуманному богу, как этот будущий правитель?
    — Алистер плох, — с неодобрением бросил Трик.
    Стен кивнул тому, насколько в такт шли их мысли, и пообещал:
    — Я расскажу ему о пути Кун. Это поможет ему стать мужчиной.
    Броска благодарно кивнул и хотел двинуться к Огрену, завершая обход, но именно в этот момент земляк рыгнул и отключился. Воин слишком много пил, пытаясь забыть Бранку, но — один из немногих — он был способен справиться сам. Из всего похода на Глубинные Тропы Огрена меньше всего впечатлила правда о матках.
    ...В отличие от Трика. Он подошел к мабари: пес был очень грустен и мало двигался. Винн предположила, что животное наглоталось крови порождений тьмы — они завернули в Дикие Земли, нашли нужный цветок и магичка приготовила собаке зелье. Но то ли во второй раз оно не подействовало, то ли не в крови было дело. Броска склонялся к последнему: мабари просто хандрил. Гном опустился к зверушке и почесал ей шею. Пес заурчал и подставил голову в точности как наг. Неприкасаемый выполнил командирские обязанности и теперь мог позволить себе сосредоточиться на мыслях. Он почёсывал питомцу спину и вспоминал.
    ...Когда Броска навещал сестру, к нему привязалась мать. Она кричала всякую чушь: что это ее место, что Рика недостойна его... и что вторая дочь выросла бы куда лучше их обоих, маленьких уродов. Сестра побледнела; Трик посоветовал ей сбагрить старую алкоголичку кому-нибудь из слуг: она, верно, совсем сошла с ума, раз несет такое. Но Рика пролепетала:
    — Ты... Ты не понимаешь. У нее действительно была еще одна дочь... Мама не могла прокормить всех нас и... и... оставила ее на Глубинных Тропах.
    Броска вздрогнул: он как раз направлялся туда.
    — Давай! Иди! — хрипло засмеялась мать. — Может, встретишь её где.
    Рика стояла вся в слезах. Она ещё не отошла от беременности, и расстраивалась по любому поводу. Учитывая характер их матери — почти всегда.
    — Мож, всё-таки без нее поживешь? — хмуро спросил брат.
    — Ты что, она же наша мать! — всплеснула руками сестра.
    Старая гномка мрачно расхохоталась, с визгом гоняя по полу воображаемых нагов.
    — Она не наша мать. Она большая фляга с вином, — бросил Трик, но не стал настаивать.
    А потом, в логове порождений тьмы, он узнал, что матки — это бывшие гномские женщины. Броска понимал: маловероятно, что тупые твари подобрали ребенка и воспитали его. Он твердо знал, что эта матка — не его сестра. Но все равно пытался отыскать в расплывшемся лице черты Рики и матери.
Трик думал, что скоро оправится.
Но с этих пор после каждого боя разглядывал трупы генлоков, надеясь не увидеть в их мордах что-то знакомое.