Гостей я ждал к восьми, но в нашем городе они приходят не по часам, а когда у чайника второй раз закипит крышка. И всегда приносят с собой то лёгкий снег в разговоре, то мелкий дождь из пауз. Я расставил чашки, выложил печенье "к завтраку", которое всё равно съедят лишь к ночи, и открыл форточку, чтобы город мог зайти без звонка.
Первой пришла соседка с третьего, она всегда заходит "мимо", хотя мимо у нас ходит только ветер. За ней - старый товарищ, как обычно без шапки и с новостями, уставшими в пути. А третьим вошёл человек, которого никто не звал. Он сел на свободный стул так, будто тот всё это время ждал именно его.
- Извините, мы знакомы? - спросил я, потому что у меня дома принято не путать гостей с тайнами.
- Пока нет, - ответил он и подвинул к себе чашку так, что её ручка сама нашла его пальцы. - Я из тех гостей, что приходят вместе с трамваями.
С улицы как раз донёсся колокольчик - трамвай звякнул, будто подтвердил. И я заметил: чем дольше длится звон, тем прозрачнее становится незнакомец. Словно звук был ниткой, на которую его нанизали.
- А вы... надолго? - осторожно спросила соседка.
- До развода первого моста, - улыбнулся гость. - Но вы не стесняйтесь. Говорите. Я для того, чтобы разговор не заблудился.
Мы говорили: о работе, о погоде, о вечном "вроде бы пора, да не сейчас". Гость не вмешивался, но иногда задавал один короткий вопрос, и разговор тут же находил свою остановку. К одиннадцати стало ясно, что он не человек, а должность. "Гость", это по петербуруски те, кто приходит расшевелить воздух и оставить что-то маленькое, которое утром окажется большим.
Когда все разошлись, на подоконнике обнаружилась коробочка из-под конфет. Внутри лежал трамвайный билет старого образца, коричневый, с мягкими краями. На нём было выбито: "Только до тайны". И подписано моим почерком.
Я надел пальто и вышел. Трамвай подошёл так, словно мы договорились. На его табличке была не цифра, а буква "Г": "Гостевая". Двери открылись, и кондуктор - сухонькая дама в вязаных перчатках - кивнула.
- По билету "до тайны" - в середину салона, - сказала она. - У окна - для тех, кто возвращает.
- А куда он едет? - спросил я.
- Кому к Невскому, кому к вчера, кому к себе. Мы возим не людей. Мы возим причины.
В салоне было полутемно и пахло остывшим дождём. Пассажиры тихо распаковывали свои мысли. На коленях у девочки лежал аккордеон, сложенный из квитанций, она тянула его меха, и получалась тихая музыка "как бы не сейчас". Мужчина напротив держал чемодан без ручки и шептал ему: "Ещё одну остановку - и отпущу".
- Ваше? - спросила кондуктор, кивнув на коробочку у меня в руках.
- Кажется, да. Оставили.
- Все тайны оставляют. Но по правилам нужно обменять новую - старую, чужую - свою. Иначе застрянете между остановками.
Трамвай тронулся, и за окнами началась другая география, вместо знакомых улиц потекли чьи-то пути. Мы проехали переулок "Если бы", свернули у сквера "Не пригодилось" и постояли на светофоре "Между".
- Я - смотритель Гостевой линии, - сказала кондуктор, упреждая мой вопрос. - В каждом времени есть такие. Мы следим, чтобы чужое не носили как своё, а своё - не бросали на первом повороте.
На остановке "Гости" вошли трое: женщина с букетом, который уже простил её, старик с мешочком ключей от несуществующих дверей, и парень в наушниках, слушающий молчание.
- Домашняя, - сказал я. - Про то, как я одну чашку всегда ставлю на левый край стола, а потом злюсь, что она мешает.
- Годится, - кивнула она. - Бытовые - самые крепкие. Возьмите взамен... - она порылась в сумке, - вот. Тихую радость от чужого окна. С перспективой на завтра. Только не разворачивайте до утра.
Я спрятал радость во внутренний карман. Она звякнула, как чайная ложечка.
- А куда мы всё-таки едем? - снова спросил мужчина с чемоданом.
- К месту, где все разворачиваются, - ответила кондуктор. - И трамваи, и люди, и даже иногда намерения.
На остановке "Секрет Полишинеля" трамвай не открыл дверей. За стеклом стоял весь квартал, делая вид, что никого не знает. Мы поехали дальше.
- Сейчас остановимся на секунду, - сказала кондуктор. - Чтобы город успел вспомнить, зачем он нас придумал.
Трамвай замер, и в тишине стало слышно, как шуршит в углах темнота, собирая оброненные фразы.
- Ну как, готовы свою тайну оставить? - обернулась ко мне кондуктор.
Я открыл коробочку. Внутри лежал маленький, детский страх, что если гости уйдут и ничего не останется, что пустая кухня - это тоже история, но уже без меня.
Я выложил его ей на ладонь.
- Красивый, - сказала она мягко. - Положим в бюро находок. Иногда такие страхи приходят за своими повзрослевшими хозяевами. А вам взамен - вот. - Она протянула мне белый билет без надписи. - Это "до дома". Не у всех есть. Берегите.
Мы поехали быстрее. За окнами снова появились обычные улицы. Трамвай зазвенел, будто вспомнил о расписании, и на следующей, уже не таинственной, остановке двери открылись. Я вышел.
- Подождите! - окликнула кондуктор. - У вас же гости.
- Уже ушли, - поправил я. - Теперь они - послевкусие. И трамвай - тоже.
Она понимающе улыбнулась и закрыла двери, трамвай звякнул "всегда пожалуйста" и исчез.
Дома на столе всё было по-прежнему. Лежали чашки, стояло печенье, сдвинутая тарелка дремала, смотря наполняющие сны. Я развернул свой свёрток, и обнаружил вид на кухню в соседнем доме, где люди, похожие на меня, смеялись над той же шуткой и ждали гостей. Я мысленно поздоровался с ними и поставил радость рядом с солью.
А утром, когда чайник закипел в третий раз, в почтовую щель проскользнула открытка. "Спасибо за гостеприимство. Мы приедем ещё. P.S. Не ставьте чашку на левый край". Подпись: "Гостевая линия".
Я улыбнулся, переставил чашку и понял: здесь секреты не спрятать. Их обслуживают, как трамвайный маршрут. Они приходят, уезжают и вовремя возвращают нас к себе. А если повезёт, привозят с собой тех самых гостей, которых нельзя пригласить - можно только дождаться.
![тайны []](/img/s/s_w/ogostjahitajnah/tajny.png)