Его голос был хрупким. Как звук шагов на первом льду. Уже не звонкий голос мальчика. Но ещё не хриплый бас мужа.
- Не надо тебе искать фоссегрима, - был ответ.
Молчание.
- Как мне найти фоссегрима? - снова спросил он, - мне очень нужно, поверь! Ты что, не понимаешь?!
Она обернулась через плечо.
Она была прекраснее и печальнее осени. Глаза перелётной птицы.
Птицы, которой уже никогда не бывать в небе.
Он молчал. А что он мог сказать? Как он мог её утешить? Её, ученицу фоссегрима?
Ему хотелось убежать. Только бы не видеть её глаз.
Она произнесла тихо:
- Не надо тебе искать фоссегрима. Поверь.
И показала руку.
Бледную кожу рвали кривые шрамы. Обвивали руку девы багровыми змеями. От локтя до кончиков пальцев.
- Меня зовут Кристен, - сказала она обреченно.
1
Музыка завершилась скачком молодой и неопытной рыси. Он неловко улыбнулся, опуская скрипку. Он и сам знал, что сфальшивил. На самой важной игре. А кто не фальшивит? - подумалось ему.
- Что молвишь, отец?
Спросил - и пожалел. Тяжек был взор отца, и гулок был его голос. Отец казался древним, как море.
- Мы - скрипачи, сын мой Вальдере. Мы играем везде, куда позовут. На свадьбе поселян и в королевских палатах. За такую игру на крестьянской свадьбе тебе нальют пива и дадут овсянки с селёдкой, а при дворе Хлода Олафсона, конунга фритов, подарят кольцо из серебра. Но не стоит думать, что имя твоё запомнят в веках. Славен будешь лишь тем, что ты из рода Вилле Фольгера. И если спросят: а кто это, Вальдер сын Виглафа, то не сразу и скажут...
Свет померк. Захотелось разбить скрипку. Ударить с размаху ногой, чтобы - в щепки, в струнный визг, в пламя и лёд! Чтобы старый дурак схватился за сердце и умер! Мгла настала в душе Вальдера, ярился век бурь, и тени смеялись во тьме...
А старый Виглаф посмотрел на сына, и всё было в том взгляде, чего он не хотел говорить. Твой удел - доля рифмоплётов, - говорили глаза отца, - я пил мёд музыки из чаши Одноокого, а ты - из его заднего прохода. Не утихнет бурное море от твоей игры, не станут плакать янтарём сосны, не ответят прибрежные камни. Быть тебе вечно в подмастерьях, не бывать в мастерах, не сидеть на скамье искусных! Ты позор рода Виллеман, и я стыжусь тебя, сын мой!..
Вслух же старик добавил:
- Думается мне, зря я отпустил твою матушку одну в Равенсфьорд 15 зим назад...
Тут уж Вальдер не смолчал:
- Поглядел бы ты на себя в зеркало, да на меня, и не говорил бы так! У нас одно лицо, разве нет?
- Нет, конечно, - устало ответил Виглаф, - это ведь, смотря какое зеркало...
Стоит ли говорить, что обиженный сопляк не понял тех слов?
Вальдер Виглафсон крепко напился в тот вечер. Впервые в своей недлинной жизни. До рвоты и видений, до сверла в голове и угарного бреда. Он был в этом бреду мастером смычка, он играл как бог. И когда звучала скрипка, скрипка старая из клёна, и летели переливы над утёсами, над морем, - волны буйные заливов замирали от восторга в самый нежный час рассвета, в самый горький час заката, птицы гордые морские тихо головы склоняли, плакала в лесу кукушка, волки головы склоняли, и олень, лесной владыка, по траве ходил в раздумье, рыбы в море замирали, камни в тишине звенели от безмолвного порыва, и, разбередив печали, янтарём рыдали сосны... Сам Дельмир, слепой бог поэзии, кланялся ему в пояс...
- Видишь, неразумный старикашка? - орал Вальдер отцу, - боги мне рукоплещут! Что мне твои слова?!
А потом дурман прошел, и ужин попросился обратно. В голове ревели бураны, разрывая мозг на кричащие осколки. С удивлением юноша обнаружил, что стоит на скале, над морем, а над головой грохочет черное небо. Волны вились кольцами змеев. Молнии сверкали на чешуе русалок. В гроздьях пены бесились гадкие ноки, вопили голосом отца: "Saet ofer!", ибо кто-то тонул, и выродки радовались этому. Вигтрольды носились в воде, ревели и безумствовали. В обличье черных коней мчались на берег могучие хникары, все в мыле, трясли кудрявыми гривами седой пены, и разбивались о скалы, чтоб возродиться в глубокой пучине...
И, конечно же, был там фоссегрим, грим-музыкант. Незримый, играл он на скрипке, играл ледяную бурю, играл шторм и ветер, как Вальдеру не играть никогда!
И раздался голос из кипящего котла:
- Иди же, Вальдер-Бездарь! Сделай шаг с обрыва! Окунись в чёрную бездну! Неизведанна её глубина, неведомы тайны недр морских! Разве не прельщают тебя буря и натиск, разве не соблазнителен покой, разве не сладка вода, которой ты захлебнешься, обретая вечность? Иди же, иди же сюда, Вальдер, сын Виглафа!
И Вальдер пошел.
- Думается, рано ты уходишь, - донеслось сзади.
Вальдер обернулся.
Молния осветила человека. Был он худ и невысок, темновлас и чернобород, и страшный шрам тянулся от виска до подбородка. Алая серка была на нём, да только как знать - окрашена ли краской, или кровью врагов пропиталась?
- Ты кто таков? - спросил Вальдер от страха.
- Знал я твоего предка, Вилле Фольгера, - хрипло молвил тот, - да только не в деда внук.
- Ты лжёшь! Вилле сгинул давным-давно!
- Сам ты сгинул давным-давно! - передразнил призрак и сплюнул, - мало ума у того, кто не слушает фюльг!
- Так ты... ты мой дух-хранитель?
- Недоумок, - буркнул тот, - я хранитель Равенсфьорда! Раньше я был тут хозяином. Не очень мне по нраву, что твой труп будет болтаться тут, пугая вонью птиц. Уходи. Иди домой, заливать горе пивом.
- Он наш! - завопили ноки из волн, - мальчик, иди сюда, не слушай его!
Тогда фюльг подошел к обрыву и бросил вниз железный крест.
- Вон отсюда! - крикнул он мразям, - уходите от берега, уходите в море!
- Мы боимся! - заскулили ноки, - мы утонем в пучине и потеряемся! Море не примет нас! Там холодно и страшно!
- Что мне за дело! - возразил хозяин, - вы слишком отвратны для моря, но и мне вы не по душе! Убирайтесь! Пусть море сожжет вас!
Заплакали карлики, ибо жгло их железо, но и просторам китов были они противны. А фюльг молвил Вальдеру:
- Уходи отсюда! Хочешь умереть - умри в битве! Но не оскверняй волн!
И так был напуган Вальдер молниями в глазах хранителя, что убежал с утёса, трезвый и мокрый. Не спал до утра. Не плакал в подушку. Не дрожал от холода и ужаса. Удивился - отчего внутри так пусто? Словно порвались струны...
Потом разбил окно.
Окна были стеклянные. Роскошь, но род Виллеман не бедствовал.
Осколки были такие острые...
Вальдер смотрел на них и видел осколки своей жизни. Скол древа рода своего. Скёлль-череп. Скёлль - чаша для вина и застольный возглас. Череп хихикал: никогда не испить тебе из чаши!
Было не больно. Просто противно.
Впрочем, вены тоже надо УМЕТЬ резать...
Однажды - когда раны на руках поджили - Вальдер ушел. Не простившись. А с кем было прощаться? Мать умерла в позапрошлом году от застуды, братьев и сестёр не было, а прощаться с отцом побоялся. Старик начал бы насмехаться, и тогда полилась бы кровь. Вальдер ненавидел отца, но крови его не хотел. Что проку от трупа? Живому больнее!
В том, что старый Виглаф будет насмехаться, Вальдер не сомневался. Раз уж отец издевался над сыном, когда тот искромсал жилы и не хотел жить... Издевался зло и жестоко. С умением. Что делать с раной, чтоб зажила? Жечь морской солью! О, какая радость глумиться над самым близким человеком! Чужаку не будет больно, чужак не ищет утешения...
Вальдер не подумал, будут ли теперь его руки столь же послушны, как ранее. Раз уж не судьба стать мастером-скрипачом - к чему ловкость рук?
Он шел по берегу и думал, правда ли говорил он с фюльгом в тот вечер, не привиделись ему ноки, зовущие в пучину, слышал ли он плач скрипки невидимки-фоссегрима? Или он просто перепил? Как знать? Кого спросить? Саги говорят, что в старые времена море не брезговало говорить с людьми. Удачей считалось повстречать русалку или хникара, а ноки и вигтрольды иногда губили моряков. Редки были такие встречи, но они были, и никто не говорил - мол, меньше пить надо... Вальдер знал: спроси кого из поселян, хоть и стариков - можно сразу топиться.
В болоте.
Засмеют.
Кончились старые времена...
Одно он знал: там, на обрыве, в час морской бури, нечто произошло. Что-то кончилось в нём. Что-то оборвалось навек. Пустота и молчание в сердце. Как в разграбленном могильном кургане. Лишь одно ведомо было Вальдеру: никогда не знать ему, что же произошло...
Впрочем, призрак дал ему совет, который показался неглупым.
Вальдер Виллеман ушел к викингам, чтобы пасть в битве и увидеть покрытый щитами чертог.
2
Давно закончился век викингов. Не стало грозных морских королей, гордых волков моря, о которых пели скальды. Те викинги остались в сагах: Дэор Охотник и сын его Ингъяльд, Хродгар Любовник Ведьмы и Хьярди Волчонок, Хокон Большой Драккар, Хравен Увесон и Гуннар-конунг, Халльдор Виндсвалль и его друг-оборотень Рутгер... Те же викинги, что ещё отваживались ходить по морю, были жалкими полунищими трусливыми разбойниками. Они были вне закона. Они грабили только во фьордах. Боялись идти в открытое море, и не без оснований: плохие были у них суда. Были и ещё причины, но о них не говорят, ибо суеверия достойны лишь смеха. Это были уже не волки фьордов, но убогие помойные крысы...
К таким вот "викингам" и прибился сын Виглафа.
Нет нужды говорить, как встретили его бродяги, как высмеивали его и унижали. От рабской доли его спасло лишь знание песен: он развлекал морскую вольницу разухабистыми висами.
Нет нужды говорить, как в драке при Хьёрсее их банду разбил наголову хирд королевского ландмана, Свена-ярла, и только скрипач уполз оттуда, мокрый, перепуганный и побитый. Не понравилось ему на войне. Слишком страшно, что будет слишком больно. Его так и не захлестнуло священное боевое безумие, что открывает золотые врата Чертога Павших. Ничего подобного. Ужас не переплавился в кураж. Увы.
Нет нужды говорить, как он проклинал всех духов, асов, ванов и альвов, пытаясь добраться домой, полагая, что хуже не будет.
Нет нужды говорить, что он ошибся.
Пока отряд Свена-ярла потрошил разбойничье гнездо на западе вверенного ему фюлька, на востоке, близ Равенсфьорда, решил геройски отличиться другой крысячий вождь, некто Кари-хёвдинг. Не только серебра желал он - но прежде всего золотой славы, что не меркнет в веках! Нападая же на простых поселян, такой славы не обретешь. И тогда он подумал: а что, если напасть на того, чей род древен и священен, и ни разу не понес урона от викингов? Тогда уж никто не скажет: мол, кто ещё таков этот Кари? Ибо всем будет ведомо его деяние, воистину достойное лишь мерзостного тролля или ётуна!
- Хэй, добрый человек! В какой стороне усадьба Виллегард?
- Дом Великих Скрипачей? А ты кто? Тебе зачем?
- Я сын хозяина, добрый человек! Вальдер Виглафсон!
- А! Так ты вернулся! Не слишком ты преуспел в странствиях, как я погляжу! Люди говорят, не очень пришлась по нраву твоя выходка старому Виглафу!
- Предоставь судить о том мне и отцу.
- Ладно, не горячись. Иди по тропе, на развилке - влево, найдешь, коль не тупой.
- Благодарствую, добрый человек!
- Как ты станешь смотреть в глаза отцу?
- Не твоё дело!
- Бездарь!
Неплохо сделали боги, что взглядом нельзя убивать. Так посмотрел Вальдер на хозяина, что у того сердце в комочек сжалось.
От жалости.
- Утром ещё один спрашивал дорогу к Виллеграду, - обронил поселянин.
- Ты ему сказал?
- Конечно! - удивился бонд, - хоть и не по нраву пришелся он мне, а все ж не думаю, что кто-нибудь посмеет причинить вред вашему роду!
"Что я скажу отцу? - думал Вальдер, шагая по мокрой хвое, - а и надо ли что-то говорить? Мы чужие друг другу. Не стану просить прощения. Это и мой дом! Я не раб! Я одальман, имею право на землю. А прогонит отец - и ладно. Возьму скрипку и уйду. За игру на хуторской свадьбе дадут овсянки с селёдкой..."
В животе забурчало, словно в берлоге медведя. Из кустов выпорхнули перепуганные зяблики. Вальдер ускорил шаг.
"Не отказался бы я от овсянки! Да и от селёдки, или трески, или хоть..."
Вальдер оцепенел. На миг. Потом пожелал тому бонду в зятья тролля.
И побежал.
Он не понимал, что делает. Лишь безумное сердце гнало его к родному гнезду.
...- Хэй-йя! Что, игрец? Где зарыл серебро рода?!
В ответ - хриплый смех. Ненавистный, холодный как болото. Такой родной.
Умел смеяться Виглаф Виллеман...
- Врезать ему орла? Хэй, Кари, что скажешь?
- Не торопись, Хаки. Может, убьём кого-нибудь из его домочадцев?
- Кого? Мы уже всех убили!
- Плохо глядел, Хаки! Вон сидит баба с дитём. Твоя рабыня, Виглаф? Твой ублюдок?
- А что, похож? - смеётся скрипач.
- Нет! - кричит женщина, когда её вытаскивают из сарая, - НЕТ!!!!
- Что - нет? - зубоскалит Кари, - не его младенец или не похож?
- НЕТ!!! - мать заходится в рыданиях, надеясь разжалобить викингов. Сходя с ума от отчаяния.
Кто-то вырывает у неё вопящего малыша. Вопящего не от страха. От голода и мокрых пелёнок.
- Как думаешь, поймаю его на меч, если подкину на пять футов?
- НЕТ!!! - давится криком мать с искаженным лицом, бьётся в ручищах разбойника...
- И я говорю нет, - смеётся Кари, - может, поспорим?..
Ничего не сказал Виглаф - связанный, израненный, коленопреклонный... Пир вранов был кругом. Пепел, прах, разорение. Черная дымная руина вместо родного гнезда, и он - в сердце её. Крысы разграбили и сожрали его мир. Он стоял на коленях и смеялся, умирая.
- Ну, теперь и правда некого убить, - грустно молвил Кари.
- Думается, ты ошибся, - крикнул Вальдер, выходя на поляну.
- Смотри-ка! Этот уж точно его отродье! Ну, Виглаф? Скажешь, где серебро?
Поник головою старый Виглаф. И молвил тихо:
- Да.
Глянул на сына с ненавистью и добавил:
- Если он уйдёт невредимым.
- Я не уйду, - так же тихо сказал Вальдер.
- Ну и дурак, - заметил Хаки.
То были его последние слова.
Позже люди говорили, что соседи-бонды пришли на помощь и перебили чужаков. Да только не видел никто той битвы, и некому о ней сказать.
Багровый туман разлился по поляне. Алое марево накрыло Вальдера, словно кровавый прибой. Мир заледенел в этом кровавом бреду. Ярость и боль, бешенство, безумие, волчий плач, рёв ветра, серебро луны, боевая пляска предка-медведя... Пожар взорвался в душе, и родич-медведь танцевал на поляне, разрывая глупых крыс на куски.
Вальдер не помнил, был ли у него меч или нож. Помнил только скрипку да смычок. И плакал от гордости и стыда старый Виглаф, ибо чуял, как кипела кровь пращуров в жилах сына.
Когда Вальдер пришел в себя, кругом лежали мёртвые викинги. У них были какие-то странные глаза. Что видели они перед гибелью? Кто скажет? Вальдер не знал.
Не то его заботило!
- Отец! - Вальдер рухнул на колени, подхватил Виглафа, - держись, батюшка! Сейчас перевяжу...
- Тихо! - прервал отец, и стало ясно, что это его самые последние слова, - наклонись... ближе...
И прошептал:
- Серебро под елью. Найди фоссегрима. Он тебя научит... раз я не сумел...
- Батюшка! Да как же так...
- Клянешься?
- Да... Да, отец мой. Клянусь!
Слышал ли Виглаф? Кто скажет?
Пепел и кровь.
И - смех хранителя Равенсфьорда.
- Я похороню их, - заверил он, - всех. А ты бери серебро и уходи.
- Я ненавижу тебя, - прошептал юноша, обнимая мёртвого отца.
- Имеешь право. Ты - последний из рода.
- Как найти фоссегрима?
- Осенью иди за лебедями, что улетают. Смотри, где они останавливаются. Раньше один фоссегрим жил на острове Стредсей, на озере Гормсэар. Надеюсь, птицы приведут тебя туда.
- Я хочу остаться и похоронить отца.
- Нет. Я похороню ВСЕХ. Тебе нельзя это видеть. Никому нельзя. Теперь иди.
Вальдер хотел задать вопрос. Не один. А потом - ударить этого человека. Кулаком, ножом, смычком. За его глаза. За его голос. За то, что он такой. Вальдер снова хотел безумия, алого марева, бури и гнева, чтобы, не помня себя...
Но он лишь кивнул, взял скрипку и лопату. И пошёл к ели: в пути пригодится серебро.
3
- Юноша, купи козу!
- Отстань.
- Юноша, купи козу!
- На что она мне?
- Слыхала я, ты кой-кого ищешь. Так?
Вальдер замер.
- Ну что окаменел лицом, - захихикала бабка, - это город, юноша! Так что? Ты же ищешь фоссегрима?
- При чем тут твоя коза?
Бабуся всплеснула руками.
- Ну что за времена! - запричитала она, сверкая хитрющими глазами, - ты хоть знаешь, кто это?
- Ну и кто?
- Купишь козу - расскажу!
- Сперва расскажи, потом посмотрим.
Не то что бы ему было жаль серебра - просто он не представлял, что делать с такой замечательной пучеглазой козой. Почти козлёнком. Ну не на вертел же...
- Такой молодой, а такой недоверчивый, - притворно вздохнула старушка, - ну слушай...
Фоссегрим, иначе грим-музыкант, из древнего рода троллей. От века живет он на острове Стредсей, ибо любит воду. Вид имеет отвратный, как и все тролли. Весь в бурой шерсти, жирный, лупоглазый, а на голове длинные зеленые пряди. Есть у него хвост, весь в чешуе. По 7 пальцев на руках и громадная зубастая пасть! Он умеет играть на скрипке. Ежели хочешь научиться, то приведи ему козленка. Он его сожрёт, а потом возьмет твою руку и станет водить по пальцам смычком, покуда не польётся кровь. Коль тощий был козленок, то научишься только пиликать. А коль жирный - заиграешь так прекрасно, что, слушая твою музыку, пустятся в пляс деревья и замрут от восторга водопады...
Теперь понимаешь, юноша, почему не следует идти к фоссегриму без козлёнка?
Вальдер посмотрел на козочку. Та грустно промекала, опустив голову.
- А без козленка никак?
- Никак, юноша.
- А ты откуда столько знаешь, добрая женщина? Сама-то видела?
- И не видела, и не желаю видеть! - возмущенно нахмурилась бабуля, - да только люди так говорят. Я от бабки своей слышала, она - от своей. Раз люди говорят, то это правда.
Коза замекала, и Вальдер усмехнулся: скотинка хихикала на свой манер.
- Зря ты мне рассказала, - молвил юноша, - ибо плохо кормила свою козу.
- А ты что же, - поморщилась старуха, - хочешь играть, как скрипачи из рода Виллеман?
- Я последний из рода Виллеман.
Женщина хмыкнула.
- Что ж, - заметила она, - говорят, и Вилле Фольгера учил фоссегрим.
Теперь хмыкнул юноша.
- Сколько стоит коза?
Белые птицы спускались на гладь озера, точно хлопья снега в зимнюю бурю. Вальдер поёжился от внезапного холода, хоть ветра и не было. Остров темнел вдалеке, за крыльями лебедей. Они плыли туда, словно айсберги - такие же величественные и спокойные. Было холодно смотреть на них и на остров.
"Что может тянуть их к обители тролля?" - подумал Вальдер, шагая по берегу. Коза уныло плелась рядом.
- Хэй! Ты на Стредсей? - окликнул усатый паромщик.
- Да. Отвезёшь?
- Ну. Давай, залазь. Фоссегрим будет рад. Ты же к нему?
- В общем да, а... откуда...
- Хэй, глядите-ка! - воскликнул паромщик, - он к нашему гриму! Ещё один!
- Много вас таких, - отвечал усач, - кто возит мясо на остров. Да только никто ещё не вернулся оттуда спиллеманом.
- Что же, нет там фоссегрима?
- Нет, конечно. Говорят, там живет банда каких-то прохиндеев, что дурит таких как ты.
- А вы что, поселяне, нет бы выгнать их оттуда?
- Не больно надо. С ними веселее. Да и, опять же, спрос на коз, - улыбнулся усач.
Вальдер смотрел на далёкие скалы и на белоснежных птиц. Зябко поёжился, спрятал руки в карманы. Мрачный образ леденил душу и тело. Словно белые птахи уносили за виднокрай частицы его тепла. Словно незримый морозный свет исходил от скал, насквозь пронизывая скрипача. Похищая тепло его тела.
- Если тролля там нет, - задумчиво пробормотал Вальдер немеющими губами, - то почему оттуда так веет хладом?
- А давай твою жену съедим? - ядовито предложил в ответ.
Паромщик обиделся и вопросов больше не задавал.
4
- Хорошее имя, Кристен, - честно промямлил юноша, - а я - Вальдер Виглафсон, из рода Виллеман.
Миг она молчала. Глядя в никуда. Потом вскочила и набросилась, точно буран:
- Так что же ты сюда пришёл? Ещё и скотину приволок? Зачем? Скажи, ну зачем? А? ТЕБЕ-ТО ЭТО ЗАЧЕМ?!!!
Потом отвернулась, опустилась на стул и зарыла лицо руками.
Вальдер стоял посреди прихожей большой усадьбы на берегу Стредсея, ошеломлённый. Он никогда не видел, как плачут валькирии. Ему хотелось влюбиться в неё, но не жалеть. Он не умел ни жалеть, ни утешать. А сейчас ему было жалко высокую хрупкую Кристен с глазами перелётной птицы и изувеченным крылом.
- Думается, нет нужды представлять вас друг другу, - раздался вдруг голос.
Он появился словно из ниоткуда.
Немолодой, но ещё не старик. Одет во всё черное, с черной тростью в руке. На белой коже явственно синели вены. Худощав, чуть выше Вальдера. Длинные белые волосы волной лились на плечи. То ли седые, то ли слишком светлые - Вальдер не понял. Сам он был желтоголовый, в мать. Лицо человека как глыба льда под лучами солнца: меняется каждый миг, и в памяти оседает лишь искристое сверкание. И глаза: они казались тусклыми, подёрнутыми серым туманом, пустыми. Но это были тяжелые глаза. Глаза древнего моря.
"Глаза отца!" - с ужасом подумал Вальдер.
- Что? - буркнул хозяин, - чего уставился? Думается, не так тебе описывали фоссегрима со Стредсея? Небось, рога, чешуя и огонь из задницы?
- Мне говорили, что нет тут никакого фоссегрима.
- А что сам-то мыслишь?
- Мыслю, что меня обманули.
Белоголовый улыбнулся. Так улыбается луна.
- Что же, будь гостем, человек из рода Вилле Фольгера.
- Правда, что Вилле учился у тебя?
- Нет. Я учился у Вилле.
- Как же звать тебя, хозяин? Не фоссегрим же?
- Нет. Просто Грим. Это ты привел козу? Зря. Я не ем мяса. Отпусти её.
- А что ты ешь? Ты ведь тролль?
- Я тролль, - кивнул Грим. И добавил с достоинством, - но прежде всего я северянин. Я предпочитаю рыбу, как и люди заливов.
Коза радостно заблеяла.
Вальдер почесал затылок.
А Кристен жутковато захихикала.
- У меня есть дела, - предупредил Грим, - отдыхай, Вальдере. Вернусь вечером - поговорим. Кристен, милая, не скучай.
И исчез.
- От тебя несёт, - сообщила Кристен, - идём в баню. Тебе понравится.
- Я... э... спасибо, но... а вдруг у тебя мстительные родичи?
- Не будь недоумком, - устало сказала Кристен, - мы в доме фоссегрима. Понял, нет? Всё, родичи остались там, за озером. Больше нет ничего. Не дури.
Ему понравилось.
Потом они сидели, завернувшись в полотенца, и пили скир.
- Ну, так зачем ты пришел сюда? - спросила она, - разве дар спиллемана у тебя не в крови?