Все города такие большие, но такие опустошенные, измотанные; и люди в них такие же опустошенные и измотанные. В каждой точке мира одно и то же. В любой стране, в любом государстве - везде. Вот и этот такой же. Мой город, город обмана и зла, с серыми и промозглыми домами, грязными улицами и черными подъездами. Если идти вечером по улицам мимо сверкающих магазинов, то можно увидеть лишь фарфоровые лица бредущих на тебя людей. Иногда кажется, что это манекены из витрин вышли на улицы, а фабрики, их делающие, заполонили своей продукцией весь земной шар.
Вот и сейчас, если посмотреть сквозь покрытое грязными каплями окно, выходящее на одну из центральных улиц, то можно увидеть, как они идут к своим витринам и становятся на строго закрепленные за ними места. Машины, словно игрушки, едут только потому, что какой - то ребенок жмет на кнопки пульта управления. Из-за поворота все выезжают и выезжают фары, горящие холодным светом.
Писатели марают бумагу короткими строчками прописаных истин, режиссеры снимают очередную "голливудскую мечту", СМИ вешают лапшу гражданам, непонятно кому, подыгрывая в этой партии, а ты снова испытываешь чувство голода, жажды и страха. "Это испытываю я, или это снова большой ребенок нажимает на кнопки и играет нашими жизнями? Это я, или это вовсе не я? Изменится ли что-нибудь, закрой я глаза и потряси головой?" Роботы, живые роботы в игре "монополия". Где тот человек, что знает ответы? Где он, способный унять панику, разрастающуюся внутри?
За дверью послышались шаги. Рука, занесенная над бумагой, замерла, и голова рефлекторно повернулась в сторону белой двери. Шаги остановились возле нее. Послышался лязг ключей, потом поворот в замочной скважине: раз, два. Дверь снова распахнулась и в проеме обрисовалась женская фигура.
- Нам пора на процедуры - пропела она тонким, противным голосом и вплыла в комнату словно тихоходная баржа. Следом за ней показались два санитара.
- А можно отложить на пол часика, я как раз закончу дописывать. После этой процедуры, я снова не смогу ничего сделать.
- Нет, нельзя, все должно быть во время, а иначе какой толк? Тогда лечение будет бесполезным.
Санитары взяли меня под руки и вывели в белый длинный коридор, освещенный яркими лампочками.
- Это всего лишь "монополия"? - спросила я у санитаров.
Скоро коридор вильнул вправо, и мы последовали за ним. На голову снова что-то надели, стали пристегивать ремнями к столу.
- Мне опять будет больно?
- Немного, - улыбнулась медсестра.
Через мое тело снова пропустили электрический ток на две минуты. Все поджилки вновь затрясло, и казалось, будто кровь закипает. Голова раскалывалась на части, мысли постепенно таяли и скоро совсем покинули сумасшедшую голову.
Медсестра зашла в другую комнату, где за происходящим, сквозь толстое стекло, смотрел врач.
- Что сегодня? - спросил он
- Ей снова кажется, что она в игре.
- Увеличьте до трех минут - сказал доктор.
Все было дольше обычного и страшнее. Я совсем не помнила, как снова оказалась в своей комнате на металлической поверхности начинающей ржаветь койки. Голова гудела и болела так, что слезились глаза. Я закрыла их и еще долго лежала в после процедурных конвульсиях. Когда я вышла из забытья, сразу свесила ноги и приняла вертикальное положение. Треск в голове наконец-то прекратился. Сев за стол и окинув взглядом лист бумаги и недописанные на нем слова, я взяла в руку авторучку и мысли снова ярким калейдоскопом заискрились в моем сознании.
А давайте сыграем в "Монополию"?