--
... и тогда бог создал камеры выращивания, обычные и благородные. Обычные используются лишь для создания рабов, а благородные нужны для более высоких целей - выращивания господ наших...
Мария Джексон не слушала рассказа учителя. Она давно знала его наизусть, еще с детского сада. Там воспитатель вдалбливал эту историю в головы детей на протяжении нескольких лет, повторяя ее снова и снова. Когда она перешла в школу для подростков, то подумала что больше не услышит это монотонное повествование. Но то было ошибкой. Теперь она выслушивала рассказ о "появлении в галактике людей" каждый день. Он был неотъемлемой частью системы образования СЛВР... по крайней мере, для рабов.
--
Белый господин наш хозяин и повелитель. - продолжал объяснять негр с усталым лицом и местами поседевшими волосами. - Если он скажет кому-нибудь из вас - ты должен пойти со мной, то вы обязаны сделать так как он захочет. Не перечьте ему, выполните все его указания, и тогда вы будете чисты перед богом и попадете в рай...
Мария закатила глаза и, отвернувшись к своему соседу по парте, состроила смешную рожу.
Гарольд Джексон захлебнулся от смеха и быстро закрыл рот руками, чтобы учитель ничего не услышал, но не слишком в этом преуспел.
--
Гарольд, что смешного ты находишь в слове божьем? - строго спросил Сэмюэль Хансон - преподаватель.
Гарольд виновато опустил взгляд и пробубнил нечто неразборчивое.
--
Нельзя так несерьезно относится к теме. От нее будет зависеть ваша будущая жизнь. - назидательно и в то же время устало сказал учитель.
--
Да, учитель Хансон. Извините. - тихо проговорил Гарольд.
Хансон вздохнул и, с плохо скрытым нежеланием, продолжил:
--
Дети, мы созданы богом для того, чтобы прислуживать белым господам. Всегда помните об этом...
Мария, подопря подбородок кулаком, уныло смотрела на читающего лекцию Хансона. Как ей все это надоело! Белый господин то, белый господин сё, а ты - черная мразь, вонючий раб.
Для тринадцатилетней девочки Мария была неплохо умственно развита, хорошо знала физику и биологию - те два предмета по которым ей удалось достать электронные учебники, украденные у зазевавшегося белого школьника. Она любила просматривать эти книги, решать задачи, наблюдать за мультипликационными картинками, да и вообще - учиться. То, чему обучали в школе для рабов, ее совсем не устраивало.
Еще с детства она заметила непреодолимую разницу между собой, и белыми детьми. Прежде всего дом... Белые дети имели родителей-опекунов, или на худой конец воспитывались в интернате, где к ним обращались с уважением и заботились об их образовании. Они могли играть в электронные игры, смотреть фильмы, заниматься спортом и делать многое чего другое, что позволялось белым господам...
Все детство Марии прошло в тесном "детском саде", где воспитывались будущие рабы. Она жила в комнате с девятнадцатью другими соседями, питалась дешевой едой в общей столовой, не знала что такое электронные игры, поездки на море и любое другое веселое провождение времени. Жизнь для нее была сплошной серой линией, которая все ближе и ближе подводила ее к рубежу - шестнадцатилетию, времени когда закончиться ее серое детство, и наступят будни рядового раба СЛВР.
На всякий случай, слушая учителя в пол уха, Мария бросила взгляд по сторонам. Дети на других партах откровенно клевали носами, от заунывного рассказа Хансона. Любой из них мог повторить историю о "происхождении людей" слово в слово, настолько хорошо они ее знали.
Мария печально вздохнула, даже ее рождение в камере было серым и обезличенным. Все двадцать школьников-рабов, сидящих в этом классе, носили фамилию - Джексон, что означало ни только родство, но и нечто большее. ОНИ ВСЕ БЫЛИ ПОХОЖИ КАК ДВЕ КАПЛИ ВОДЫ! Белые господа не заботились об оригинальности своих рабов, и поэтому клонировали их группами. Обычно - по двадцать человек, иногда больше...
--
Мария. Белый господин приказал тебе донести его покупки до дома. Что ты должна ответить? - учитель остановился прямо возле ее парты, и Джексон не пожалела что сдерживала себя от сна.
--
Как прикажет мой господин. Я рада служить. - не задумываясь отозвалась она.
--
Как прикажет мой господин! Мы рады ему служить! - надрывая глотки, проорали все.
Учитель обвел класс удовлетворенным взглядом.
--
Молодцы, дети. Только ни в коем случае не орите так белому господину. Он может прогневаться и сообщить об этом в полицию. - Хансон вернулся к своему столу и, сев на расшатанный стул, вынул из выдвижной полки учебник по грамматике. - А сейчас мы будем писать диктант. Времени у нас немного, так что...
ДРРРРИИННГ! - прервал Хансона звонок в коридоре. Звук был долгим и режущим уши, он проникал за любую дверь и стену, доставал до самого дальнего конца школы для рабов.
Мария непроизвольно передернулась от этого неприятного звука. Пару раз, проходя мимо школы для белых, она слышала как звенит звонок у них. Звук был совсем другим, без этого ужасного металлического оттенка.
--
Ну вот, дети. Урок закончен. - задумчиво проговорил учитель. - Сегодня мы не уложились в отпущенное нам время. Продолжим завтра.
Группа Джексонов, быстро собрала в портфели дешевые тетрадки и ручки. Дети, прощаясь с Хансоном, один за другим покидали класс, торопясь к обеду.
Мария, как всегда завозилась дольше всех, и когда последний ученик покинул помещение, она осталась один на один с преподавателем.
--
До свидания, учитель. - скороговоркой сказала она и метнулась к выходу.
--
Мария, постой! - позвал Хансон.
Джексон остановилась как вкопанная возле двери. Учитель еще ни разу не изъявлял желания поговорить с кем-нибудь из них наедине. Разве что, если кто-то нахулиганил.
--
Да, учитель? - Джексон повернулась назад и сделала шаг к столу.
Хансон смотрел на нее пару секунд, а потом на его лице появилась такая печаль, какую она еще ни разу не видела за все время что его знала.
--
Мария, я давно уже заметил, ты слишком много знаешь о науках. В частности, о физике и анатомии. Откуда у тебя эти знания?
Джексон почувствовала как внутри нее появляется холод страха. Как он мог догадаться? Что ему сказать? Рабам запрещается пользоваться учебниками белых, не говоря уже о том, что их воровать.
--
Мария, я твой учитель и желаю тебе добра. - тихо продолжил Хансон.
Джексон вжала голову в плечи. Она никому никогда не верила.
--
Послушай, скажи мне честно. Ты нашла чьи-то электронные записи или учебник? Ты изучаешь предметы белых людей?
Джексон усиленно замотала головой, опровергая эту "ложь". Язык отказывался ей подчиняться. Учитель говорил с такой уверенностью, как будто видел ее насквозь.
--
Мария, я не против того, что ты тянешься к знаниям, но это запрещено законом. Если ты уверенна что можешь прятать этот учебник или ноутбук от глаз других - прячь. Но послушай меня, хорошего тебе эти знания не принесут. Если белый господин услышит от тебя фразу - "масса величина постоянная" или "брюшная полость", то у тебя могут возникнуть проблемы. Как ты ему объяснишь свое образование? По закону ты имеешь право знать только простейшие предметы. Ни физику ни анатомию в нашей школе не изучают.
--
Да, учитель. Но у меня ничего нет... никакого учебника... - еще раз попыталась отвертеться Джексон.
--
Так значит, это учебник. - заключил Хансон. - Не отпирайся, ты плохо умеешь врать.
Если бы Мария была белой, то наверное покраснела, а так она просто опустила взгляд.
--
Хорошо, я не буду тебя больше задерживать, иди. Только больше никогда не разговаривай фразами из учебника.
Джексон ощутила огромное облегчение, как будто бы тяжесть в пару десятков килограмм свалилась с ее подростковых плеч.
--
Учитель? - несмело проговорила она.
--
Да, Мария. - в глазах Хансона светилась доброта и понимание. Она вдруг почувствовала что может ему доверять.
--
Вы ведь никому-никому об этом не расскажете, правда? - с надеждой, едва не умоляя его, спросила Джексон.
--
Я тебе не враг, не беспокойся об этом. Иди, моя девочка. Иди, пока в столовой не закончилась раздача порций.
Мария, радостно кивнув, быстро выбежала за дверь, даже забыв сказать "До свидания, учитель". Впрочем Хансон все равно ничего не заметил. Настолько сильно он был погружен в свои невеселые думы.
Мария вбежала в огромную столовую интерната для рабов и, быстро найдя взглядом свою группу, поспешила к автомату для раздачи еды.
Джексоны уже вовсю были заняты поеданием своего однообразного обеда, состоящего из перловой каши с ничтожно мелкими кусочками мяса и фруктового сока, полученного из прогнивших и непригодных в пищу фруктов.
Мария подошла к большому прямоугольному ящику и вставила свой магнитный жетон в специальную прорезь. Автомат погудел для виду, но через несколько секунд все же выдал пресловутую пластиковую тарелку с кашей и стакан, доверху наполненный мутновато-коричневой жидкостью - которую дети именовали не иначе как парашей. Соком этот напиток назвать никто не мог.
Джексон вздохнула с облегчением - она вовремя успела в столовую. Еще минут пять-шесть, и ей бы не досталось ничего. Автомат выдавал пищу только в конкретные часы дня, и только конкретными порциями.
Положив всю свою скромную трапезу на пластмассовый поднос, Мария сделала с десяток шагов и присела на стул возле Гарольда, который ей почему-то нравился в последнее время. Она уже прочла в учебнике по биологии раздел о половом влечении, и поэтому не сильно удивилась данному факту, но все же это было как-то странно и непривычно - чувствовать симпатию к своему братишке, которого она знала с самого рождения.
--
Мария, еще чуть-чуть и ты бы осталась без обеда. - сообщила сидевшая напротив нее Марта.
--
Ой, сестренка. Ну задержалась немного. Учитель Хансон меня ругал за хулиганское поведение. - проворчала в ответ Мария, принимаясь за еду.
--
В следующий раз, не строй мне рожицы. Нам обоим еще достанется. - попросил Гарольд.
--
Ладно, братишка. Заметано. - пробубнила Мария с набитым ртом.
Еда была безвкусной и немного пересоленной - кашеварка уже давно испортилась, но никто и не думал ее чинить. Директор школы-интерната для рабов - белый господин, считал что дети будут вполне довольны и этим. В конце концов - воспитанники его школы рабы, а не свободные люди. Рабы должны знать свое место и думать только об одном - как услужить господам.
Те Джексоны, что сидели за дальним от Марии концом стола, уже закончили обед и теперь приглушенно болтали между собой, попивая гадкий напиток. Сидевший справа от нее Гарольд тоже потянулся к стакану с "парашей" и, сделав глоток, сморщил губы.
--
Фу! Сегодня вообще тухлятина. - с отвращением сказал он.
Марта осторожно пригубила сок из своего стакана и довольно улыбнулась.
--
А у меня - ничего. Пить можно. Наверное только в том автомате тухлятина была. - девочка кивнула на металлический прямоугольник за спинами Гарольда и Марии.
--
Не повезло. Знал бы, взял из другого. - вздохнул Гарольд, отложив стакан с протухшей гадостью. - И почему нам положено брать только один стакан. - с негодованием пробубнил он.
--
Ага. Два тебе подавай. Ты что - белый господин? - усмехнулся Джон, которому тоже повезло с напитком.
Гарольд открыл рот чтобы ляпнуть в ответ какую-нибудь колкость, но в это время вмешалась Марта, протянув ему свой стакан.
--
На, братишка. Выпей немного у меня. Мы же не "белые свиньи" чтобы обижать друг друга.
Гарольд для виду помялся, но все же принял напиток и, сделав маленький глоток, вернул стакан Марте.
--
Дай выпить Марии. Я видела, она взяла порцию с того же ящика что и ты.
--
Спасибо, Марта. - Мария отрицательно мотнула головой. - Тебе тоже должно что-то достаться.
Мария охотно взяла такой неожиданный подарок судьбы и, выдув почти половину, отложила его в сторону.
Джон перегнулся через столешницу и поспешно завладел своим законным стаканом. Марта издевательски фыркнула.
--
Ну что ты за жадина, братишка. В "белые свиньи" заделался?
--
Я не жадный. Я честно поделился. - пробубнил Джон и, быстро осушив все что осталось в стакане, уставился в пустую тарелку.
Мария подмигнула Марте и бросила взгляд на большие настенные часы, висящие в ближнем углу. 14:15 - до конца отпущенного на обед времени осталось только десять минут. Потом их ждет четырехчасовая работа на кондитерской фабрике, где они, постоянно облизываясь, должны будут заправлять аппараты продуктами для приготовления пирожных. Белые господа не позволяли бездельничать ни одному рабу, даже маленькому ребенку. А после шестнадцати лет, когда они выучивались всему, чему им было положено, черные подростки получали десятичасовую работу - обязательную для всех чернокожих людей.
--
Мария, смотри что у меня есть. - вдруг сказала Марта, двигая к ней по столешнице плотный листок бумаги.
Мария, оглянувшись по сторонам, взяла лист в руки и перевернула его другой стороной. Это была фотография.
Роскошная блондинка в белом платье стояла прислонившись к капоту спортивного автомобиля. Ее густые и блестящие волосы доставали до плеч, тоненькие бретельки опускались к крупным налитым грудям, а фантастично-идеальные ноги выглядывали из глубокого бокового разреза.
--
Красиво. - коротко выразила свои чувства Мария, вдоволь насмотревшись на красотку.
--
Что это? - Гарольд протянул руку к фотографии. - Можно мне, сестренка?
--
Спроси у Марты, братишка. Это ведь не мое...
--
Пусть смотрит. Я же не белая жадина. - позволила та.
Гарольд молча взял фотографию из рук Марии и, внимательно посмотрев на изображение белой девушки, передал ее уже нервничающему от нетерпения Джону.
--
Вот бы мне такое платье. - мечтательно проговорила Марта.
--
Красивое платье. - подтвердила Мария. - Только ни мне, ни тебе такого никогда не иметь. Мы же обязаны ходить в этой одежде. - она подергала за воротник грязно-синей рубашки, какую носили все рабы.
--
А жаль. - протяжно вздохнула Марта. - Так хочется поносить такое платье, а не эту форму... А бирка мне совсем не нравиться... "Белые свиньи" не носят бирок! - девочка отчаянно вцепилась в черную полоску на нагрудном кармане, на которой жирными буквами было написано - "Марта Джексон 54А79МЕК58С33".
--
Эй, сестренка, потише. - шикнул Гарольд. - Вдруг кто из "белых" услышит.
Несколько человек и впрямь услышали ее последний возглас, но к счастью все они были черными, и никто не обратил на это внимания.
--
Платье, платье... Иметь бы такую машину. - продолжил разговор Джон. - Покатался бы я на ней...
--
До первого полицейского. - закончил за него Гарольд. - Где ты видел чтоб у черных были машины?
--
Вот и видел! - не согласился Джон. - Старик Томас ездит на машине...
Марта подавилась своим соком, который она всегда пила в течении десяти минут, растягивая это сомнительное удовольствие. Мария быстро прикусила руку, чтобы не разразиться смехом и только Гарольд ограничился лишь тихим, совсем не детским смешком, а затем ответил:
--
Братишка, да Томас ведь мусорщик. Он мусоровоз водит, а не лимузин.
--
Ну и что! Водить лимузины "белые свиньи" тоже наших берут. - насупился Джон.
--
Одного из многих тысяч.
--
Братишки, да заткнитесь вы оба. - предложила Мария. - Зачем зря ругаетесь. Все равно своей машины ни у кого не будет... - и подумав, добавила. - Вот лучше бы на кондитерском опять кремовзбивочный аппарат сломался. Помните как на прошлой неделе отожрались...?
--
Ага. Так бы опять. - облизнувшись, согласился Джон. - Только крем не такой вкусный получился. Я вчера то пирожное украдкой съел - намного вкуснее.
--
Ну ты и дурак. - хмыкнул Гарольд. - Нам этот крем потому и дали, что он испортился. Так бы директор его сам сожрал.
--
И подавился. - добавила Мария.
Дети, с трудом сдерживаясь от смеха, закрыли рты руками. Другие Джексоны, сидевшие за одним с ними столом, заинтересованно посмотрели на своих братьев и сестер, но те тут же сделали вид что рассматривают вентиляционные решетки под потолком.
--
Да, аппарат бы сломался. - тихо продолжил Джон, увидев как не участвовавшие в разговоре дети отвернулись. - А может, нам его как-нибудь самим сломать?
--
Да ты что, хочешь чтоб тебя избили до полусмерти? - удивился Гарольд. - Помнишь Ника Тейлора из соседнего отдела? Забыл как он хотел с фабрики два шоколадных батончика вынести?
--
Помню. - с досадой буркнул Джон.
--
Бедный мальчик. Они же ему ногу сломали. - вспомнила Мария. - БЕЛЫЕ СВИНЬИ! - тихо но твердо закончила она.
--
БЕЛЫЕ СВИНЬИ! - в унисон подтвердили Джон с Гарольдом, а Марта опустила взгляд на стол и пустила слезу. Из всей группы она была самой чувствительной.
ДРРРРРИИИНГ! - раздался привычный, режущий слух звонок и все дети в столовой как по команде вскочили со своих мест. Каждый подросток после двенадцати лет был обязан работать, а опоздание на работу каралось строго и незамедлительно. Быть высеченным полицейскими не хотел никто.
Вечер того же дня.
Город Миссури. "Черный район".
Сэмюэль Хансон, как всегда, возвращался домой после 19:00 - конца его рабочего дня. Работа отнимала большую часть его жизни, если не сказать всю целиком... Утро 08:00 - подъем, умывание и быстрый завтрак, короткое прощание с подругой(которой тоже нужно спешить на работу), а потом привычная прогулка пешком до школы, отнимающая почти двадцать минут. Рабочий день длился десять часов - не так уж и много на первый взгляд. Но с учетом того, что Жемчужина имела период обращения вокруг своей оси в 21 час, свободного времени у Хансона совсем не оставалось. Он не работал для того чтобы жить, ОН ЖИЛ ДЛЯ ТОГО ЧТОБЫ РАБОТАТЬ.
Хансон ненавидел свою работу... впрочем любил и ненавидел одновременно. Ему нравилось заниматься воспитанием детей, объяснять им темы, смотреть как они учатся... Именно последнее вызывало у него противоречивые эмоции - он ненавидел то, чему учил своих учеников из интерната для черных детей. Ненавидел больше всего на свете!
Ему было почти сорок. Жизнь прошла медленно и мучительно, оставив на его лице и волосах отпечатки отнюдь не легкого существования. Густая и жесткая как проволока шевелюра учителя была местами поседевшей, лицо с вечно усталым выражением избороздили ранние морщины, а наблюдательный человек мог заметить как дрожат его руки, когда он натыкается взглядом на белых людей, особенно если те носят форму полицейских.
Хансон миновал здание металлургического завода, которое для удобства муниципалитета было построено прямо в центре района где жили рабы. Директорату не приходилось думать о доставке рабочей силы, как было бы в случае постройки этого завода за городом. Сила была прямо тут, под рукой, и вполне могла добраться до места работы на своих двоих. О том, что трубы завода портят местный воздух - никто из белых господ не задумывался. У них были другие проблемы, куда поважнее...
Учитель чихнул, случайно вдохнув "аромат" витающий вокруг большого прямоугольного здания. Сам он жил в пяти минутах ходьбы отсюда и не ощущал в своей квартире запаха от труб плавильных печей. Но многие другие, кто жили поблизости, жаловались на дым и копоть, с которыми им постоянно приходилось бороться. Почерневшие дома вокруг завода были лучшим доказательством их рассказам.
Погруженный в мысли, он так и не заметил как добрался до дома -восьмиэтажного здания с сотнями маленьких квартир-каморок, в которых жила "черная" часть населения Миссури. О других квартирах рабы могли только мечтать.
Хансон поднялся по лестнице на шестой этаж и, запустив руку в карман, нащупал единственный ключ, который у него был. Чисто автоматически он сунул его в замочную скважину и только тут заметил что из-под двери выбивается тонкая полоска света - Рита уже дома и ждет его.
Он постучался и подождал пока за дверью не послышались шаги и щелкнул открываемый замок. Она стояла на пороге - худая и усталая женщина примерно сорока лет... хотя на самом деле ей было только тридцать. Жизнь тоже не обошла ее стороной, оставив на ее лице и теле отпечатки своей жестокости. Так было со всеми рабами. Лишь единицы из тысяч жили в относительном счастье, прислуживая в домах богачей.
--
Привет, милый. - Рита Гейтс посторонилась, пропуская его внутрь.
Хансон лишь устало улыбнулся. Он был слишком вымотан за весь день чтобы произносить ненужные слова приветствия, и поэтому, не ответив, перешагнул через порог и просто поцеловал ее в щеку. Это было лучше всяких слов.
--
Как у тебя дела? - спросила Гейтс, закрывая за ним дверь.
Хансон дошел до низкой табуретки и, присев, принялся снимать туфли.
--
Как обычно. Директор сегодня опять был злой - поссорился со своей любовницей. Наорал на всех учителей и грозился не дать талоны на еду.
Гейтс печально покачала головой.
--
Сегодня, наверное, совсем неудачный день... - проговорила она. - Наш начальник положил глаз на мою сотрудницу и ей пришлось пойти с ним...
--
Ты же знаешь, так положено. Господам рискованно отказывать...
--
БЕЛЫМ СВИНЬЯМ! Не называй их господами при мне! - вскипела Гейтс, гневно сжав кулаки.
Хансон, несмотря на усталый вид, проворно вскочил с табуретки и закрыл ей рот ладонью.
--
Тише, Рита. Тише, умоляю тебя. - прошептал он.
Гейтс мотнула головой, избавляясь от держащей ее губы руки, но кричать перестала.
--
Чего ты боишься, Сэм? Мы живем в "черном" доме, на "черной" улице и в "черном" районе. Никто из соседей и не подумает настучать на нас в полицию. НЕ ЗАБЫВАЙ - мы все "черные братья"!
--
Ну и что из этого? - Хансон отступил на шаг назад и заглянул ей в глаза. - Ты веришь в то, что все черные стоят горой друг за друга? Если да, то ты ошибаешься. Это совсем не так.
--
Мы не "белые свиньи", Сэм...
--
"Белые свиньи" имеют кучу шпионов среди нас. Тот же самый "черный брат", что улыбается тебе при встрече, может оказаться их человеком. Не забывай, господа держат все под контролем. Было бы иначе, мы бы давно взбунтовались и поставили их к стенке.
Гейтс молча смотрела на него с полминуты, а потом резко расплакалась.
Хансон прижал ее лицо к своему плечу, и нежно погладил по спине. Он вполне понимал ее чувства, он сам испытывал нечто подобное к белым господам. Но, несмотря на всю ненависть, Хансон никогда не питал обманчивых иллюзий о свободе и равенстве. Он родился черным, вырос черным, и умрет черным. А быть черным - это самое ужасное наказание на свете.
--
Я боюсь, Сэм. Слышишь меня? Я боюсь. - тихо всхлипывала Гейтс. - Если в следующий раз эта "белая свинья" скажет чтобы с ним спала я... Я НЕ СМОГУ! МНЕ БУДЕТ ПРОТИВНО!
Хансон поцеловал ее в шею, не прекращая гладить спину. Что он мог ей ответить? Как он мог ей помочь? Господа использовали рабов так, как хотели, и не только на тяжелых или грязных работах, но и в постели... Им нельзя было отказать. Особенно если они занимали высокий пост.
--
Успокойся, милая. Прошу тебя... - непрерывно говорил он.
Гейтс, всхлипнув в последний раз, освободилась от объятий Хансона и покинула тесную прихожую. Тот, постояв немного наедине с собой, двинулся вслед за ней.
Их квартиру можно было назвать жильем лишь с большой натяжкой. Маленькая комнатушка, крохотная прихожая и кухня, а также уборная с еле втиснутыми в нее унитазом, раковиной и душевой кабинкой - это все что они имели. Впрочем, было грех жаловаться. Многие чернокожие жители СЛВР могли бы им позавидовать. Далеко не все позволяли себе подобную роскошь, даже если объединялись в пары. По четыре человека в подобной квартире - скорее правило нежели исключение.
--
Я приготовила ужин. - печальным голосом поведала Гейтс из кухни.
Минуту спустя она появилась в дверном проеме с кастрюлей в руках и, осторожно протиснувшись между шкафом и кроватью, подошла к стоявшему в углу столу.
Пока его подруга шла за тарелками, Хансон сел на стул и уныло взглянул на содержимое своего ужина - сплошные макароны, мяса почти не видать. Того, что можно было получить по талонам, едва хватало на месяц. Белые господа тщательно заботились о том, чтобы у рабов не было излишеств.
Гейтс разложила суп по тарелкам и, присев на стул напротив Хансона, заковыряла в еде ложкой. Учитель тоже молча принялся жевать невкусную пищу. Он почти никогда не разговаривал с подругой во время поглощения, каждый из них хотел побыстрее покончить с этой необходимостью и убрать пустые тарелки с глаз долой. Жить в такой нищете и знать что рядом существует богатство и достаток - совсем неприятно... Особенно когда задумываешься о том, что послужило причиной их бедности - цвет кожи.
Гейтс покончила с ужином первой и тут же занялась пустой кастрюлей и тарелками, которые нужно было помыть.
Некоторое время Хансон сидел один. Он думал о жизни, точнее о существовании которое влачил. Что делать? Что можно изменить в этой жизни, если твое рождение заранее предначертало тебе такую судьбу?
От подобных мыслей сильно портилось настроение и он предпочитал об этом не думать, но в последнее время все больше и больше ослаблял самоконтроль. Теперь, он думал об этом почти всегда, что неизменно приводило к одной и той же мысли - ПОКОНЧИТЬ ЖИЗНЬ САМОУБИЙСТВОМ. Наверное, он давно бы так и сделал если б не природные инстинкты, заставляющие его подсознание цепляться за жизнь, несмотря на все невзгоды, что были с нею связанны.
Гейтс появилась вновь неся в руках две чашки с чаем. Она поставила их на стол и, сделав небольшой глоток, продолжила разговор:
--
Сэм, ты знаешь, я уже устала так жить.
--
Все так живут... - вяло отозвался он.
--
Нет. Не все. - настойчиво возразила она. - То что мы черные еще не значит что мы должны быть рабами. Помнишь, ты сам рассказывал мне о том разговоре с помощником посла Лиги Миров?
--
Он был пьян...
--
Кого ты пытаешься обмануть, Сэм? Меня или себя?
Хансон тяжело вздохнул. Он прекрасно знал что в галактике вовсе не такие порядки, про какие рассказывают детям в школе. Знал он это уже давно и именно поэтому мучался так сильно. И дело было ни только в том странном белом человеке, потащившим его в кабак и общавшимся с ним на равных, дело было в его личном стремлении знать правду, что в конце концов привело к преступлению - ОН ЧИТАЛ ЗАПРЕТНЫЕ ФАЙЛЫ, ОН ВИДЕЛ ВСЮ ЭТУ ИНФОРМАЦИЮ СОБСТВЕННЫМИ ГЛАЗАМИ.
Социальный устой СЛВР был единственным и неповторимым во всей галактике. Ближайшие соседи - Лига Миров и Империя, и знать не знали расовой дискриминации на территории своих планет. Ну что ж, это было вполне естественно. Ведь генная инженерия СЛВР специально создавала людей с разным цветом кожи. Одни предназначались для службы другим. Так было запланировано заранее.
--
Рита, давай оставим эту тему. - несмело предложил он.
--
А я не хочу ее оставлять. Мы должны что-нибудь придумать. Пойми же, так дальше жить нельзя. Нужно поднять наших братьев на борьбу...
--
Рита, очнись! - взмолился Хансон. - Пока ты объяснишь всем что к чему, тебя схватит полиция и до смерти забьет резиновыми дубинками. Уже с детского сада нас подготавливают к тому, что мы будем рабами. Я лично учу детей не перечить белым господам и исполнять их поручения. Учу и проклинаю себя за то, что делаю это! Вместо всех этих унизительных занятий, прививающих им послушание к господам, они могли бы по-настоящему учиться. Изучить алгебру, геометрию и физику... Пойми же, мы слишком привыкли быть рабами, чтобы поднять бунт. "Белые свиньи" забили в нас стремление к свободе, превратили наш народ в животных...
Гейтс закрыла лицо ладонями, как будто бы хотела оградить себя от того, что он ей объяснял. Хансону стало не по себе - он только что наговорил своей любимой столько жестоких фактов, что ему даже стало стыдно за это. Он не должен был этого делать. Наверное, был другой путь успокоить ее... Он сделал только хуже.
ГРРРРРИИИНГ! - истошно завопил настенный аппарат связи. Помимо неприятного звука, он имел другую отвратительную черту - его нельзя было выключить ни днем ни ночью. В любой момент, стоило начальнику на текущей работе только захотеть, и он мог связаться с подчиненным ему рабом по этому своеобразному "телефону". И горе тому, кто не снимет трубку в нужный момент. То, что раб спит или просто отдыхает после тяжелого рабочего дня - никого не волновало... кроме самого раба, но его желания в расчет не принимались.
Хансон, в сердцах хлопнув ладонью по столешнице, вскочил со стула и подбежал к аппарату. Все, от цвета до формы вызывало в этом устройстве ненависть - ведь оно олицетворяло белого господина, решившего что ты ему срочно нужен.
--
Сэм, сегодня тебе придется обойтись без сна. - поведал голос директора школы-интерната. - Кортни подхватила какую-то гадость, так что ты подежуришь вместо нее... Давай, живо в школу. А то твои черномазые сосунки тут натворят чего без надзора...
Связь резко оборвалась и в трубке послышался звук зуммера. Так бывало всегда - начальник не говорит своим рабам "до свидания". Кто они такие, чтобы тратить на них лишние слова?
--
Кто это был? Что случилось? - забеспокоилась Гейтс.
Хансон поднял на нее тяжелый взгляд и грустно усмехнулся.
--
Мой начальник. Сказал что я не буду сегодня спать... Мне пора, а то действительно что-нибудь случиться...
Примерно то же самое время.
Город Миссури. Кондитерская фабрика.
Долгий и громкий гудок на кондитерской фабрике возвестил о конце рабочего дня. Сотни взрослых рабов и черных подростков, поснимав белые халаты, устремились к выходу, желая поскорее вырваться из этого ада, дразнившего их как кусок колбасы голодную собаку. Было неприятно осознавать тот факт, что белые люди могут позволить себе покупать такую еду, а им самим приходится жрать отбросы.
Один за другим, рабы кондитерской фабрики прошли через посты охраны, зорко следившей за тем, чтобы никто не выносил в карманах продукты. Впрочем, желающих рискнуть почти не было. За кражу казенной собственности полагалось от двадцати ударов дубинкой и суток проведенных в карцере, до годовой работы в каменоломне, из которой люди возвращались постарев на десяток лет.
Оказавшись на улице, рабы расходились по своим домам. Взрослых ждали их тесные каморки, детей школы-интернаты, в которых они жили и учились, но всех их объединяло одно - они были жителями в "черных" районах и носили грязно-синюю униформу с черными бирками на груди. Они напоминали толпу арестантов, скорее чем простых рабочих. И это было сущей правдой - каждый чернокожий человек являлся каторжником в СЛВР.
Группа Джексонов покинула завод последней. Во время творившейся после окончания рабочего дня неразберихи, они по заранее обговоренному плану тибрили шоколадные конфеты под шумок. Самым трудным в этом деле было незаметно их съесть. Висящие на стенах камеры обозревали весь цех глазами охранников из дежурной. "Мертвых зон" не существовало, и единственный способ безнаказанно съесть конфету, состоял в том, чтобы спрятаться за спину другого раба и за пару секунд сжевать эту вкусную сладость. Делалось все это быстро и осторожно, любое чересчур резкое или подозрительное движение ребенка могло насторожить охрану.
--
Эх, жалко нас вытолкали так рано. - с досадой проговорил Джон.
--
Ну, хватит ныть, обжора. - подколола его Мария. - Наработаешься еще, когда вырастешь.
--
Когда выросту, когда выросту... Когда я выросту меня могут определить в другое место. - проворчал Джон.
--
На мусороперерабатывающий завод, помощником к старику Томасу. - добавил Гарольд и все идущие рядом подростки дружно рассмеялись.
Джон сердито насупился и, немного отстав о Марии и Гарольда, скрылся в куче других Джексонов, шедших позади.
--
Братишка, а давай смотаемся в сад, посмотрим на лебедей. - внезапно предложила Мария. Ей хотелось побыть с Гарольдом наедине, поиграть во влюбленных.
Гарольд немного удивился, но тут же нашел ответ:
--
Да что ты, сестренка. В прошлый раз из этого сада еле ноги сделали. Помнишь как бежал за нами полицейский?
--
Да ладно тебе. - махнула рукой Мария. - Куда этим жирным "белым свиньям" за нами угнаться? А лиц наших все равно никто не запомнит. Мы для них все на одно лицо.
Не дожидаясь согласия Гарольда, она схватила его за рукав и оттянула в сторону от остальной группы. Джексоны, шумно обсуждая производимые на фабрике конфеты, пошли мимо них и удалились в сторону школы-интерната, которая находилась в десяти минутах ходьбы отсюда.
--
Давай, братишка. Не бойся.
--
А кто боится? Я? - сразу всполошился Гарольд. Он всегда старался показаться смелым. Сказать ему - "не бойся" было величайшим оскорблением.
--
Ну вот, сразу видно что ты настоящий черный мужик, а не "белая свинья". - закрепила свой успех Мария. - Так мы идем в парк?
--
Ну хорошо, пойдем. - согласился он. - Только ненадолго. Через полчаса ужин и мы можем остаться без него.
--
Успеем мы к ужину. Не беспокойся. - Мария повернулась к видневшимся впереди деревьям и твердо зашагала в ту сторону.
Гарольд, посомневавшись пару секунд, все же последовал за ней.
То же самое время.
Город Миссури. "Белый район".
Шумная компания подвыпивших младших офицеров покидала бар в центре города. Одетые в темно-зеленую форму молодые парни весело переговаривались между собой, постоянно взрываясь залпами пьяного смеха, заставлявшего прохожих относится к ним с опаской. Встречные рабы вообще предпочитали перейти на другую сторону улицы. От этой компании так и "несло" проблемами, которые никто не хотел иметь.
--
Корви, ну ты у нас крутой! Почти литр одолел! - один из лейтенантов хлопнул другого по плечу, и тот едва не упал на тротуар. Он и так с трудом переставлял ноги.
--
Рой, отстань от него. Не видишь он перебрал. - рыгнув, возразил третий член компании.
--
А грех ему не перебрать! На отлично экзамен сдал! Теперь он не какой-то там курсант, а ЛЕЙТЕНАНТ. - первый театрально взмахнул руками и едва не сбил с ног раба, тащившего за белым человеком его покупки. - Смотри куда прешь, черномазый! - выкрикнул он ему в спину и как ни в чем ни бывало продолжил путь.
Шедший последним Себастьян Руа скептически оглядел всю компанию. Он выпил меньше всех и жаждал дальнейших развлечений, а друзья были не в том состоянии чтобы их продолжать. Наверняка, каждый из них мечтает о том, как бы поскорее добраться до общежития и завалиться спать. Вот, Корвин уже даже ходит с трудом. Еще чуть-чуть и он растянется на полу.
Идти в общежитие совсем не хотелось. Было только 19:50 и ночная жизнь Миссури едва начиналась. Открывались ночные бары, рестораны и дискотеки. Сколько всего интересного можно было встретить в подобных заведениях, как прекрасно там тратились деньги...
Руа ухмыльнулся. Нет, черта с два он попрется в это проклятое общежитие, слушать пьяный храп Корвина - своего соседа по комнате. Сегодня он получил офицерское звание, и как следует отметит это событие. Почему бы не сходить на дискотеку, натанцеваться вдоволь, заклеить симпатичную молоденькую девчонку...? Да, это будет именно МОЛОДЕНЬКАЯ ДЕВЧОНКА, совсем подросток. Он сам не знал почему, но его больше всего привлекали такие девочки, с их изящной худобой и слегка припухшими сосками. Но, к большому для него сожалению, они попадались на его пути редко, и приходилось довольствоваться более высокой возрастной категорией.
Руа немного подумал, обрабатывая эту мысль. Да, действительно, он неплохо придумал. Только вот какое удовольствие развлекаться одному?
Пробежав взглядом по четверке пьяных лейтенантов, он выделил самого трезвого и положил ему руку на плечо.
--
Рич, идешь со мной на дискотеку?
Тот, кого он назвал Ричем, остановился и обернулся назад.
--
Себастьян, ты чего, друзей бросаешь? - он кивнул на удаляющуюся компанию, совсем не заметившую отсутствия двоих.
--
Да пошли они к черту. Пьяницы! - хмыкнул Руа. - Такой день испортили, а ведь могли бы веселиться и веселиться... Пойдем со мной, проведем вечер как люди.
Рич, немного тормозя после немалой дозы алкоголя, не сразу врубился что ему предлагают. Пару раз моргнув, он бросил взгляд на остальных своих друзей, поворачивающих за угол, и пожал плечами.
--
А черт с ними всеми. Пошли по бабам. - наконец ответил он.
--
Ну вот, сразу видно настоящего офицера! - обрадовался Руа, и по-дружески хлопнул товарища по плечу. - Пойдем-ка в одно подпольное местечко. Шлюшки там - пальчики оближешь.
--
Подпольное? - переспросил Рич.
--
В "черном районе". Кроме девочек там наркотические приправы и особые алкогольные напитки.
На пьяном лице Рича расцвела довольная улыбка.
--
Тогда, конечно пошли! Натрахаемся и нажремся как свиньи! Я еще не настолько пьян, чтоб заканчивать этот вечер...
--
Гарри, как здесь хорошо! - сказала Мария, лежа на высокой душистой траве.
Гарольд просто кивнул, не отвлекаясь от созерцания гордых белых птиц, бороздящих гладкую поверхность пруда.
--
Жалко что мы живем не поблизости. Приходили бы сюда каждый день. - Мария печально вздохнула. - Хорошо быть "белой свиньей". Ходи сюда сколько хочешь, дыши свежим воздухом, смотри на животных... А нам только этот дурацкий интернат, с протухшим воздухом.
--
Это все потому, что мы черные. - задумчиво заключил Гарольд.
--
А я что говорю? Мы черные и все тут, должны прислуживать этим "белым свиньям" всю свою жизнь... А эти дураки даже в парк не ходят! Зачем он им?! - Мария демонстративно обвела рукой ближайшее пространство, вокруг них не было ни одного человека.
--
Тише, сестренка. Вдруг кто услышит. - шикнул Гарольд и тут же опасливо осмотрел все подозрительные кусты. - Уже темнеет. Давай возвращаться. На ужин еще опоздаем...
--
Сдалась тебе эта параша? Братишка, ты разве на кондитерском не нажрался?
Гарольд, не смотря на ее слова, все же поднялся с травы и всем своим видом показал, что не намерен здесь оставаться.
--
Я иду в интернат. Не хочу чтобы мне влетело...
--
Ну что ты за трус? Полежали бы здесь еще немного. Провели бы время как люди, а не как рабы...
На лице Гарольда сменилась вся гамма чувств - от злости до обиды. Он постоял немного на месте, вертя в разные стороны головой, а потом повернулся и быстро пошел вон из парка.
Мария, понимая что переборщила с последними фразами, поспешно вскочила на ноги и бросилась его догонять.
--
Братишка, стой! Куда же ты! - крикнула она.
Гарольд, даже не повернувшись в ее сторону, продолжал свой путь.
Мария прибавила бегу и в два счета поравнялась с ним.
--
Ну, Гарри, ну прости. Я не хотела...
Гарольд бросил на нее обидчивый взгляд и вновь отвернулся.