Аннотация: Последний рассказ о приключениях программиста Романа. Рассказ содержит много полинезийских слов и выражений. Их значения поясняются в приложении "Словарь для 'Роани'".
Роани.
Сегодня я встала, когда было еще совсем темно. Никого не разбудив, я проскользнула со своего чердака и вышла на улицу. Ночь была на исходе, слегка прохладно. Ахуа Атарапа еще не просыпалась. С востока, затмевая все звезды и Ика-Роа, светила прекрасная Венера. У нас говорят, что ахуакане Малара ищет себе вахине мале.
Я пошла в самый дальний конец острова, на песчаную косу, которая уходящит к самому рифу. Вокруг никого не было - все еще спали. Я сбросила с себя все и вошла в воду.
Не смотри на меня, Малара, у тебя есть уже и Еау и Хавао. А у меня есть мой кане! Или тане, если ты не понимаешь по-гавайски.
Ветер дул с юга, - наш берег был подветренным. Поэтому я заплыла за риф и поплыла в сторону горизонта. Океан был тих, как озеро. Звезды в небе, звезды в океане. Где-то в глубине фосфорисцирующие силуэты подводных тварей.
Я не боялась ни акул, ни жгучих медуз, ни Апу-Хау, ни Аремата-Роруа, - Дух Лака хранил меня сегодня. Хорошо было плыть и плыть, но надо возвращаться назад. Надо успеть выйти на берег пока все еще спят. Мне еще не хотелось объяснять, почему я купаюсь на рассвете голая.
Уже светало, когда я, быстро одевшись, побежала в хале. Никто меня не видел.
Дома я пошла в душ - мне следовало смыть с себя соль океана. Я собрала все порфюмерию, вылила на себя все гели и бальзамы. После душа, я натерлась всеми кремами, которые нашла. Из душа я вышла чистая и свежая.
"Великий ахуа Лоно! Покоренный красотой простой смертной вахине, ты спустился по радуге на Землю. Ты не прогадал, эта вахине оказалась прекрасной ахуа Лака, сестрой самой Огненной Пеле!"
Пеле, великая ахуахине, нет никого на свете, кто так привлекает к себе и кого все так боятся. Макуакане Хоалане не мог стерпеть ее вспыльчивого нрава и прогнал с Таити, чтобы никогда ее не видеть. Пеле плыла от острова к острову, но нигде ей не нравилось, пока не увидела на Гавайи вечно огнедышащий Килауэа - место как раз соответствовавшее ее характеру.
Но все знали, что под внешней суровостью и вспыльчивостью богини скрывалась нежная, легко ранимая душа, готовая принять все беды земли, как свои собственные и оказать помощь любому. Поэтому тянулись к ней.
Эта раздвоенность была главной трагедией Пеле. Сколько раз, вспылив, она совершала необдуманные поступки! Сколько роковых ошибок! А потом переживала и мучилась долгие годы...
Купаясь в тайном источнике, Пеле смотрела на отражение в воде и видела много из того, что происходит в мире. Однажды ей привиделся прекрасный али'и канака Лохиау. Она полюбила его всей душой, но пойти к нему и признаться - это было не в ее характере. И мучилась и сохла от любви до тех пор, пока красавица Лака не догадалась, что происходит с ее сестрой.
Лака, добрая душа, найдется ли что-нибудь на свете, чего она не могла сделать для своей сестры. Она пустилась в дальнее путешествие, по дороге ее подстерегали многие опасности. Но она добилась своего. Она нашла Лохиау и рассказала ему о том, что великая Пеле любит его и хочет стать его вахине.
Обратный их путь был не легче. Лохиау был сильный и смелый воин, он защищал в пути Лаку, а она заботилась о нем. Когда они уже почти добрались до Гавайи, они поняли, что любят друг друга. И вот, уже подымаясь по склонам Килауэа, Лохиау решил признаться Лака в своей любви. А Лака, - Лака тоже его любила. Но она любила и свою сестру. Она обещала Пеле, что устроит ее счастье и не могла нарушить свое слово. И она ответила ему отказом.
Пусть она будет страдать, но она никогда не предаст сестру...
...Вот только, что, разве один раз обняться, чтобы потом помнить об этом всю жизнь...
И они обнялись на прощание, не скрываясь, на виду у всех, не подумав, что Пеле уже дожидается их на самой вершине Килауэа и все видит.
Гнев овладел ахуахине! Не думая ни о чем, она схватила свою самую смертоносную молнию и метнула ее с вершины.
Пиликиа - беда!
Кане Лохиау в миг превратился в пепел, не успев ничего ни почувствовать, ни осознать, - ведь он был всего лишь простой смертный. Но не то - богиня Лака, - ей не страшны молнии, ей страшна несправедливость. Но она сдержала себя, она подошла к Пеле и честно и бесхитростно ей все рассказала. Не зря ведь ее имя означает Покорность.
А Пеле, - она уже отошла от своего гнева и, выслушав рассказ сестры поняла, что она наделала. Для нее это был страшный удар. Никогда раньше она так глубоко не переживала. Надев черные одежды скорби, она удалилась в свой огненный дом, чтобы больше никогда не выходить оттуда и всю свою вечную жизнь оплакивать свою жестокую долю.
С уходом Пеле, горе и мрак распространились по всей Земле. Маеларе-Солце перестало весело улыбаться теплым морям, деревья перестали приносить сладкие плоды, а люди ходили угрюмые и мрачные. Перестал слышаться смех в селениях, дати не играли на берегу, а удивленно со страхом смотрели вокруг.
Но вот прошли годы. Утихла боль утраты. Надо жить - ведь жизнь продолжается.
Но не может успокоиться Пеле. Мрачная как туча сидит она у себя в доме и все переживает ту трагическую минуту, и все корит и казнит себя за вспыльчивость.
Жалеют ее сестры, - и Лаки и Хи'иаке. Лака идет к ней в ее темную пещеру и уговаривает ее забыть все и успокоиться. Сделанного не вернешь. Есть еще на свете другие красавцы, а Лака не держит зла на свою сестру.
Но Пеле не слушает ее, - такой уж у нее упрямый характер. Не слушает она. Она погружена в свои мрачные мысли. Ей нет дела до того, что мир страдает без нее.
"Что я могу сделать? Как развеселить тебя?" - в отчаянии воскликнула Лака.
Хмуро подняла на нее свой взгляд Пеле, недобрая усмешка тронула губы.
Пеле хотела ссоры, ведь Пеле значит "Огненная", но Лака не приняла ее вызова, ведь Лака - означает "Покорная".
Она призвала на помощь музыкальные звуки, все, которые есть на свете. И зазвучала музыка. И Лака начала танцевать. Она придумала новый танец, какого еще никто не знал.
Это был танец ног, когда ноги, как будто обретя самостоятельную жизнь, сами, не спрашивая на то разрешения, отбивают по земле ритм и переступают.
Это был танец рук, когда руки, как будто обретя самостоятельную жизнь, сами, не спрашивая на то разрешения, поднимаются и опускаются в плавных взмахах.
Это был танец лица, когда лицо, как бы обретя самостоятельную жизнь, не спрашивая на то разрешения, озаряется улыбкой.
Это был танец бедер, когда бедра, как бы вспомнив, что они предназначены не для бессмысленного сидения, а для вихря хула, сами, никого не спрашивая, вращаются в бешеном ритме танца.
Это был танец тела и души, когда они, как бы вспомнив, что созданы для счастья, не спрашивая на то разрешения сплетаются и расплетаются между собой, извиваются по-змеиному, готовые оторваться от земли и от всех земных забот.
Это был танец молодости.
И она дала волю своим ногам, своим рукам, и всей себе.
Это был танец хула.
Танец захватил Пеле. Она просветлела лицом. Она снова увидела, что жизнь хороша и все вокруг прекрасно, что боги, как и люди созданы для счастья, и что счастьем нельзя пренебрегать.
С тех пор Пеле оставила свое мрачное затворничество и вернулась к прежней жизни. Но в этой жизни появилось нечто новое - танец хула.
А Лака в образе простой смертной, окруженная юными хоа алоха вахине и кане, путешествовала с острова на остров с радостной вестью, что Великая ее Сестра оставила свою скорбь, и что теперь вновь, как и прежде, зацветут цветы, пойдет ласковый дождь и снова засияет сонце. И всюду она устраивала праздники и учила людей новому танцу радости - хула.
Великий ахуа Ронго, глядя с небес на землю, был поражен красотой этой вахине в простой травяной юбке и с белоснежными тиаре в волосах. Он так заслушивался музыкой, под которую плясала Лака, что сам из Ронго стал Лоно. По семицветной кахукура, он спустился на Землю прямо к танцующим.
Каково же было его изумление, когда он вместо простой смертной встретил богиню, происхождением достойную себе, красавицу Лака, покорную и ласковую!
Домашние уже просыпались и с подозрением глядели на меня - редкий случай, что я просыпаюсь так рано. Не стала участвовать в приготовлении завтрака, - сегодня Мой День. Никто еще не знает этого. Но мне уже все более и более безразлично, что они подумают, - часы идут. Мое Время все ближе и ближе.
Лоно сошел к своей Лака по радуге.
Я спустилась с небес к своему кане Роману на простом боинге Париж - Москва. Усталая и сонная после трех дней пути. И когда меня привели к нему, я только краем глаза заметила среди множества людей, по-хозяйски распоряжавшихся в его квартире, его нескладную фигуру. И, добравшись до постели, я тут же заснула мертвым сном без сноведений.
По-настоящему встретились мы с ним только вечером, когда я окончательно проснулась. Мы сидели на маленькой кухне и, как могли, пытались общаться.
Отдельные слова, общие фразы...
Он предлагал мне чай - чашку за чашкой.
Я поняла: он просто не знает, что со мной делать.
Как ему подсказать?
Тогда я взяла свою укулеле и начала петь. Я запела ему песню "Нани Таити". Потому что Таити, это не просто моя родина и моя любовь. Таити - священное место, земное предверие 'Аваики, там царит вечный мир и очищение духа. Тот, кто побывал на Тиати, - тот прошел пол пути к Небесному Жилищу Вечных.
Я запела ему про Таити, потому, что мы должны стать связанными не только земным влечением, но и влечением душ, - вечной связью.
И, как всегда, в самые ответственные моменты моей жизни, дух Лака опять овладел мной. Фету и Хине-ниу-те-По - духи ночи своими нежными, но твердыми руками раздвинули стены тесной кухни, на набе зажглись южные звезды, зашелестел листвой бриз и зашумел прибой.
Так мы и сидели в московской квартире под пальмами и гардениями и я, (не я - Великая Лака) пела ему про нежность вахине канака.
Я сама прошептала ему:
- Уа хере вау йа оэ.
Для канака это естественно, но я знала русских, - у русских, чтобы женщина первая призналась в любви - такого не бывает. На секунду у меня промелькнула мысль, а так ли хороши эти русские, как нам внушали в Ленгли. Мысль была не ко времени и не к месту, но она все-таки запала и проявилась позднее. А сейчас по его губам я поняла, что он отвечает мне ...
Он, мой кане, был как раз таким, о каком я мечтала. И совсем не таким. И ласковый и жесткий, и податливый и твердый. Я сразу почувствовала, что никогда мне не будет от него ничего плохого - ни обиды, ни разочарования, я целиком и полностью могу на него полагаться. Нам трудно было понимать друг друга - не только языковый барьер, мы были из разных народов, разных культур и обычаев. Мне очень хотелось подстроиться под него, но чаще происходило наоборот. Мне приходилось его многому учить, но он был понятливым и быстро схватывал, что я от него жду.
В хана ма'и он был скромен, он явно боялся меня чем-нибудь обидеть. Мне пришлось объяснить, что кане владеет вахине, а не наоборот. Надо быть решительнее и думать прежде всего о себе. Он меня "понял". Он начал демонстрировать свои познания в ма'и.
Я долго смеялась, - Ты опять пытаешься мне угодить!
В любви соединяются не только телами и душами. Кане должен чувствовать уле и меле ма'и, о'о вахине.
Потом я научила его самому главному наслаждению любви. Удовлетворившись и успокоившись, мы садились на постели и смотрели в глаза друг другу, и это продолжалось бесконечно долго, и не нужны нам были слова, потому что мы сливались в одно.
Древний бог Атеа родился однажды на рассвете из Та'ароа задолго до сотворения Земли, Небес, Моря и Человека. Долгие века Атеа жил в одиноческве во всей Вселенной - так поется в древней Кумулипо. И вот он по своему желанию разделился на две половины, на два существа, кане и вахине, Ранги и Папа.
Но только появившись, они поняли, что должны восстановить свое прежнее единство и бросились в объятия друг другу. Но от их любви рождались дети - земли и моря, рыбы, птицы, деревья и звери. И древние боги-герои. Всем им было тесно и душно жить зажатыми между телами их родителей, потому, что Ранги и Папа ни на миг не ослабляли своих объятий, они не могли выбраться на волю.
И тогда древние герои решили, что Папа и Ранги должны быть разлучены навечно. Напрягшись, они подняли Ранги высоко вверх, и он стал Небом. А Папа осталась внизу и стала Землей. Стал свет, стала свобода, деревья смогли расти, а люди смогли гордо выпрямиться.
И только Папа и Ранги остались несчастливы навек. Зачем Атеа единство превратил в множественность!
На Нгхаитаху говорят, что утренняя роса - это слезы Ранги о его любимой Папа, а туман - вздохи Папа по Ранги.
А нем с Романом доступно, о чем мечтают Ранги и Папа. Кто он, мой кане Роман, - я не знала, и мне не нужно было знать. И он не спрашивал меня ни о чем, потому что, погружаясь в мой взгляд, он узнавал обо мне все. А я - все о нем.
Впервые меня опоили, когда мне было двенадцать лет. Это было на Оаху. Меня посвящали в лахои. Была темная ночь. Несколько старух, вождь нашей лахои али'и Куахиори, кахуна Нао Паи, макуахине - моя мать. Хеиау Кука-Оо находился совсем недалеко от города. И али'и и кахуна опасались полиции. Поэтому мы пробирались лесом к развалинам храма молча и без света.
Кука-Оо, по преданиям, - единственный хеиау, который построили менехуне не для канака, а для себя. Но уже почти триста лет прошло, как недобрый али'и Ку прогнал прочь весь народ менехуне и храм достался людям.
Я никогда не могла понять, как может канака взять в жены вахине менехуне, ростом меньше двух футов, но, если верить преданиям, наше лахои с этого и началось. Мы считаем себя потомками Менехуне и все наши главные обряды мы совершаем здесь.
Я очень боялась темноты и махау. Я вся дрожала. Макуахине как могла - успокаивала меня. Когда мы пришли, кахуна дал мне выпить кава. Кава был горький и терпкий, я не могла его пить и его прямо-таки насильно влили мне в рот. Но когда он подействовал, мне стало лучше. Я даже стала внутренне посмеиваться над старухами, которые успокаивали меня тем, что с завтрашнего дня я уже не каикамахине. Уж чего-чего, а это - они могли бы сказать мне года три назад. Я давно не пу'упа'а.
Потом начался обряд. Старухи запели нестройными голосами Кумулипо - Песню Смерти и Новой Жизни. Кахуна гадал по одному ему известным признакам, кто из духов будет моим покровителем. Вдруг он выпрямился, побледнел и торжественным голосом старинную формулу, что покровительство надо мной берет сама ахуа Лака. Все замолкли начали готовиться к жертвоприношению.
В старину здесь приносили в жертву людей. Теперь, вместо связанного вражеского воина, на алтаре лежала курица, смиренно дожидаясь своей участи. Но и такие жертвы пресекались властями. Именно поэтому все происходило ночью и втайне. У меня кружилась голова, перед глазами плыло и я почти не соображала, что происходит. Кахуна Нао Паи отрубил курице голову и ее кровь лилась в подставленные ладони Али'и Куахиори. Потом али'и вылил ее мне на голову. Кровь потекла у меня по лицу, груди и спине. Это, помню, было очень страшно и противно. Хорошо, что я была в трансе. Слова клятвы, которую следует произносить при вступлении в лахои, произнесла за меня макуахине. Только в конце мохаи каумаха, когда али'и Куахиори дал мне мое новое имя, у меня вдруг просветлела голова, я перестала шататься и посмотрела вокруг осмысленным взглядом.
"Ахуахине Лака приняла жертву! - зашептались старухи, - Роани под покровительством Великой Лака!"
И мне на миг показалось, что среди старух появилась прекрасная ахуа. Я действительно увидала ее. Но я тут же упала без чувств. Так я стала взрослой вахине и полноправным членом лахои.
Меня никогда не обучали Вананга. Я сама придумывала истории про героев и богов.
Еще когда совсем маленькой я ходила в воскресную школу, я была в большой дружбе с учителем пастором Скарни. Часто после занятий он провожал меня домой, мы болтали обо всем на свете, дороги до дома нам не хватало, мы поворачивали, и я провожала его до его дома. Я рассказывала ему свои истории, которые тут же и придумывала, и выдавала их за древние предания. Он внимательно меня слушал, переспрашивал, что-то записывал, - он был большой любитель.
Как-то однажды, под влиянием проповедей, я призналась, что обманываю его. Он был очень удивлен, и мне не поверил. Мы пошли к нему домой, он вытащил свои записи, стал сверять их с книгами и оказалось, что все то, что я рассказывала, было давным давно известно и записано. Пастор Скарни долго убеждал меня, что я сама все это от кого-то слышала.
Но я-то знала, что это не так!
То же самое происходило со мной, когда я начала жить в хиеау Лоно. Я не проявила больших способностей в изучении хула кахико, а хула аувана меня не надо было учить. Я сама придумывала, как танцевать, и потом оказывалось, что именно так и надо.
Очень скоро мои подруги стали признавать мое главенство в хула. Я всегда оказывалась в центре круга и вела танец, а все остальные подчинялись мне. Я была как восходящая звезда спорта: меня ценили и берегли, у меня появились свои секунданты, когда я собиралась на выход, меня одевали, причесывали, украшали цветами. Когда я заканчивала танец, меня подхватывали, усаживали, обтирали влажным полотенцем, давали пить и шептали успокаивающие слова. На меня "ставили".
Но зимой, когда кончались каникулы, я возвращалась на Таити и как все ходила в школу.
Так начиналось мое служение богам, но было оно недолгим. Вот как оно закончилось:
Мне было уже шестнадцать. Мы, наш куму-хулас, после хула-фестиваля на Гавайях, отправились на Мангаиа. Мангаи фестиваль мне нравится гораздо больше: там нет гавайской чопорности. Вдали от методистских пасторов, которые готовы все тело облазить с линейкой, вычисляя процент обнаженки, мы танцуем без саронгов в травяных юбках и прикрывая грудь половинками скарлупы кокосовых орехов, как это делали наши прабабки в прежние времена, и чисто для души. Но хо'о-лауле'а-те-ахуа Тау Тити - всегда большое напряжение и для участников и для зрителей.
В тот раз ежегодный праздник предполагался особо торжественным. Съехалось много танцоров. Гостей ожидалось особенно много. Говорили, что будет даже какой-то президент, или даже президент с супругой. Готовились заранее и очень тщательно. Все нервничали. И я тоже. Не обходилось без допинга и даже экстэзи.
Я всегда плохо сплю, но та последняя ночь перед выступлением была просто мучительной. В полусне мне видились кошмарные мое'ухане. Мне казалось, что я в Нижнем Мире 'Аваики и брожу по мрачным пещерам, и всюду надо мной вьются страшные духи тьмы, холода и смерти. Со всех сторон слышались горестные вздохи и отвратительный смех:
"Это будет твой последний танец!"...
Я люблю танцевать. Я никогда не задумывалась о будущем, но считала, что танцевать буду вечно.
Обидные и страшные сны.
Когда же наконец наступит утро!
Полупроснувшись в предрассветной темноте, я наполовину грезила, наполовину сочиняла, продолжение сна. Будто кроме этих злорадных и лицемерных духов я встречаю свою Небесную Покровительницу, и она меня успокаивает и рассказывает, что отныне меня ждет:
"Не грусти, Роани. Да, это действительно будет твой последний танец. Ты исполнила свой долг перед богами. Ты сейчас на самой вершине. Нет тебе равной в танце. Мало кто из хула-дансер достигал такого мастерства, как ты".
"Это потому, что ты молода и умеешь, отрешившись от всего, полностью растворить себя в хула. Ты сама - хула."
"Но что ждет тебя дальше? Лучшее время проходит. С каждым годом тебе будет все сложнее и сложнее преврашать себя в ритм и движение".
"Жизнь есть жизнь. Иные заботы ждут тебя. И тебе же лучше уйти сейчас , когда ты на вершине, чем потом, когда на празднике ты станешь лишней".
"Ты уйдешь, ты окунешься в иную жизнь".
"Прекрасный кане предназначен тебе. Он живет в далекой северной стране. Как и я когда-то шла к Лохиау, и тебе придется много путешествовать и преодолеть много препятствий. Он - единственный. Добраться тебе до него будет нелегко. Много молодых людей встретишь ты на своем пути. Смотри не ошибись! Не сделай свой выбор раньше времени, но и не пропусти того, единственного".
"Не грусти, сегодня я буду рядом с тобой. И не только я, сама Пеле будет среди гостей смотреть на нас, и Тапаиру будут помогать тебе в танце".
К утру вся эта муть прошла. Я проснулась бодрая и в прекрасном настроении.
Целый день шли приготовления. Мысленно поднимаясь вверх к облакам, я бросала взгляд на весь гигантский круговорот, который окружал нас. По окрестностям разбивали свои палатки бесчисленные торговцы, техники налаживали свет и коммуникации, сотня мастериц сидела в грудах цветов, изготавливая венки. Ни один гость не должен был остаться без венка. А почетных гостей так обвешивали цветами, что за цветами не видно гостей. Нам самим этих венков требовалось почти столько же. Ведь певцы и танцоры меняют венки каждые десять минут. И ни один цветок не должен быть вялым.
Сами мы находились в центре этого тайфуна. Поэтому у нас было относительно спокойно. Только рабочие готовили дрова для костров и уже в который раз вылизывали площадку для танцев. Музыканты настраивали гитары и барабаны. Кто-то разминался. Но все заметно нервничали. В воздухе носился дух официоза. Именно это мне больше всего не нравилось.
То, что сегодня должно состояться, для зрителей - всего лишь шоу в этнографическом стиле. Арео'и во главе с кахуна Джоном для них - лишь экскурс в прошлые времена, демонстрация древних обрядов и гимнов. Они не понимают, что мы устраиваем этот праздник не для них. Мы действительно славим ахуа Лоно, в надежде что он все-таки вернется на нашу Священную Землю.
Я не участвовала ни в камулипо, ни в хула кахико. Хула аувана в которой я выступала, шла в самом конце, когда и зрители и танцоры разогреты и напряжение спадает. А наши ареори, которым придется открывать праздник, - мне было их ужасно жалко и я старалась всеми силами разрядить обстановку.
Я бегала и суетилась больше всех. Ко всем приставала, всех тормошила и всех веселила. О своих ночных кошмарах - они у меня просто вылетели из головы.
Наступил вечер, - Хо'о Лауле'а начался. К этому времени я уже была как в горячке. Никаких наркотиков, но я была как пьяная. Что-то на меня нашло и я с нетерпением ждала своего выхода. А когда барабаны стали отбивать ритм аувана, я уже была сама не своя. Дух моей богини вселился в меня и все, что я делала, - как будто делала не я.
Я не стала сразу врываться в центр круга, сначала я выбрала себе место в самых дальних рядах. Но постепенно, по мере нарастания темпа музыки и накала танца, я продвигалась все вперед и вперед. Мои подруги охотно уступали мне место, - уже давно я для них была главной в танце.
И вот я уже в центре круга. Кружась и извиваясь в бешенном темпе ритма, я чувствовала, как электрические разряды собираются у меня над головой, стекают по волосам, разбрасывая искры, и окружая все мое тело сияющей аурой.
Меня слепили фотовспышки и в этом мигании света и тьмы я уже потеряла ориентировку, где право и лево, где - верх, а где - низ. Постепенно гости, захваченные ритмом, забыли про свои фотоаппараты, теперь уже не было ни зрителей, ни танцоров, был только танец, танец и только танец.
Бедра в хула - это главное. Надо уметь ими двигать так, чтобы сияющая электрическая аура разлеталась во все стороны, обжигая подруг танцовщиц.
Все они, подруги, понемногу стушевались и отступили на край лужайки. В неверном свете костров четыре незнакомые вахине, прекрасные как цветы илима, гибкие как змеи, вращались вокруг меня. Это - Тапаиру - Несравненные, прекрасные дочери Миру - Королевы Духов. Иногда они, не узнанные никем, присоединяются к танцорам во время праздника, а когда наступает рассвет, возвращаются, не сказав никому ни слова в свой мрачный Нижний Мир.
И мы танцуем впятером как одно целое.
Но вот и Тапаиру остановились в растерянности.
Музыканты забыли про свои инструменты.
Только древний Лингадуа отбивает бешенный ритм на своем маленьком барабанчике. И это звуки заполняют все пространство оглушительным боем.
И только я одна продолжаю танец в круге электрических молний. Мне трудно дышать, - я сорвала с себя венки и гирлянду, обнажила грудь. А моя юбочка из осоки - во что она превратилась! Прикрывает ли она чего-нибудь или уже нет?
Такого подъема и экстаза я никогда не испытывала.
Это не я! Это ахуахине, Великая Лака танцует во мне и движит моим телом. А Великая Пеле смотрит на нас, спрятавшись в тени магнолии.
Все кончилось совершенно неожиданно. Я вдруг споткнулась о большуший камень как раз в самой середине лужайки. Падала я очень неизящно, к тому же я ударилась коленом, да так, что вскрикнула от боли. Откуда взялся там этот камень?
Секундная немая сцена...
Потом меня подхватили и увели в хижину. Музыканты вспомнили про свои инструменты, заиграла музыка, запел хор, хула продолжалась.
Меня подхватили и увели в хижину, усадили, обтирали полотенцами и обмахивали веерами, давали пить и успокаивали. Несмотря на то, что я все еще была не в себе, я сразу поняла, что тенцевать мне больше не придется, по крайней мере сегодня. Я как-то непроизвольно вяло вырывалась и бубнила, что все в порядке и что я докончу танец. На самом деле очень скоро я отдышалась и успокоилась.
Ахуахине, которая вселилась в меня, ласково мне улыбнулась и сказала, что мне нечего беспокоиться, что я выполнила свой долг, и что она не покидает меня.
Под утро, в конце праздника, все вышли для прощальной Алоха. И я, поддерживаемая с двух сторон, выползла на лужайку. Стоять я не могла. Меня усадили все на тот же злополучный камень, так что я опять оказалась в центре круга и внимания.
Гавайские гитары разлились мягким рыданием. На востоке заметно просветлело. Предрассветный бриз зашелестел в пальмовых кронах.
Вступление растянулось минут на пятнадцать. Я поглядывала на лица своих друзей. Все были очень усталые, но еще не остывшие. Зрители тоже были как в трансе, и не зрители уже - они давно уже участвовали в танце, слившись с нами в ритме и подогревая нас своим темпераментом. Когда началась Алоха, тысячный хор подхватил:
...Алоха оэ, Алоха оэ,
Е ке онаона но ика липо...
Я не могла сдержаться, расплакалась, - я понимала, что это - прощаются со мной. Я хорошо помнила свой вчерашний сон.
Кончился праздник для меня совсем плохо. Почти без сознания меня отвезли в больницу. Плохо мне было не столько из-за колена, сколько из-за нервного срыва. А может быть меня опять чем-нибудь опоили. Опять мне мерещились страшные духи, и опять маня успокаивала и наставляла ахуахине.
"Теперь тебе предстоит долгое путешествие. Ты побываешь в разных странах. В одной из них тебя ждет твой кане. Смотри, не пропусти свою судьбу".
Было это или только мерещилось мне - не знаю.
А там в Москве я хорошо держалась до самого аэропорта. И только когда уже все расселись по местам, когда заперли двери и заработали двигатели, я поняла, что я улетаю, и что на этом все кончится навсегда. Я должна была остаться. Я вскочила, закричала, чтобы открыли дверь, - Я остаюсь! - и заспешила к выходу. Меня схватили и насильно усадили на место.
И тут я разревелась ревом и ревела всю дорогу. Подруги утешали меня как могли. Не одна я - кое у кого из них у самих глаза тоже были на мокром месте, - мы все дочери Таити. Но моя истерика превосходила все нормы, мне самой было стыдно за себя.
Когда вернулась в наш хале, мать и отец поняли все с первого взгляда. Отец только пожал плечами, мать прижала меня и зашептала что-то ласковое. Они не поняли, они думали, что у меня все пройдет.
Но я знала, что это не так. Лака мне объясняла все по-другому.
Мы еще встретимся, не просто встретимся - мы проживем вместе всю нашу долгую жизнь.
Так мне было обещано.
Через пару дней после праздника на Манганаи меня посетил президент с супругой. Они оказались очень приятными старичками и ласково со мной разговаривали. Госпожа супруга сняла с руки часики, украшенные бриллиантами и подарила мне.
"Махало нуи лоа" - поблагодарила я.
Этот мой ответ очень развеселил их. Переводчик, симпатичный молодой человек, объяснил мне, что на их языке мои слова означают что-то не очень приличное.
"Роани, меня завут Кен. Запомните меня", - сказал мне он, - "У нас с вами еще найдется дело. Я вас позже навещу".
Навестил он меня, когда я уже выздровела.
После больницы я решила дать себе полный отдых. Просыпалась поздно, шла на побережье, располагалась на пляже и опять засыпала до обеда под шум моря. По вечерам выходила прогуляться на набережную, находила свободную скамейку и сидела там не думая ни о чем до темна.
Я не грустила. Я просто отдыхала.
Там на скамейке однажды вечером и нашел меня Кен. Я ошибалась, когда думала, что ему нужна моя любовь. Оказалось, что у него ко мне иное, совершенно деловое предложение.
Сначала он предложил мне обучение в США, с перспективой дальнейшей госслужбы. Мне это было не понятно, но он объяснил, что учиться придется в Ленгли, в школе при ЦРУ.
"То-есть потом мне придется стать шпионкой?"
"Ну, не совсем так, но нечто вроде этого..."
"Лазить по канализационном трубам и стрелять из пистолета я заранее отказываюсь."
"Не думаю, что это потребуется."
"Но почему я? Я простая девчонка, никаких секретов не знаю. Я и не американка. Как вы меня оформите?"
"Соглашайтесь, Роани, это ваш шанс. Перед вами великолепные перспективы".
И тут мне пришли на ум мои видения и предсказания о том, что мне предстоят путешествия. Я согласилась.
Мой переезд в Вирджинию был обставлен как в шпионских триллерах. Родители были уверены, что я поступаю в колледж на Фиджи. К началу учебного года они меня туда проводили, а уже в аэропорту в Сува меня встретили мои новые "друзья", переодели в другую одежду, выдали новые документы и посадили в самолет на Гуам. Там меня перевезли на военно-морскую базу и отправили в США транспортным рейсом. От Сан-Франциско до Вашингтона я летела как марокканская поданная, а далее опять военным рейсом. И всю дорогу с меня не спускали глаз, и некому не позволяли на меня засматриваться.
В Ленгли выяснилось, что меня предполагают специализировать на Советском Союзе. Действительно, ни стрельба из пистолетов, ни прыжки с парашютом в курс обучения не входили. Нашу маленькую группу, куда входили девушки и молодые люди разных национальностей и оттенков кожи, учили исключительно гуманитарным и социальным наукам. Мы изучали историю, культуру, экономику, социологию и тому подобное.
Удивительно, я прожила на свете столько лет, знала, что есть где-то такая страна Россия, но до сих пор мне до нее не было никакого дела. Кто бы мог подумать, что я буду заучивать наизусть ее императоров, читать ее писателей и поэтов, разбираться в тонких отличиях социализма ленинского от посткоммунистического.
Надо сказать, что сначала все это мне было довольно скучно.
Первый живой интерес проявился к народным сказкам. Они оказались совершенно не похожи на наши сказания и легенды.
Я спорила с профессором Дейсоном (не думаю, что его в действительности так звали - все-таки спецшкола!), я выдвинула идею, что все русские сказки сочинил г. Афанасьев, а потом их стали перелагать и другие мало-мальски крупные писатели. Я доказывала, что такие сказки не могут быть народным творчеством. Простые люди рассказывают своим детям о предках, об их жизни, приукрашая ее, естественно, но элемент подлинности сохраняется всегда. А русская сказка и не претендовала на то, чтобы быть похожей на правду. Зато она всегда несла в себе какую-нибудь мораль. Зло непременно наказывалось, а добро награждалось. Так в жизни не бывает. Да и простым людям это не нужно. Для простого человека главное, чтобы подвернулся шанс и надо его ухватить - в этом и заключается счастливый конец. Но и такое не обязательно, если предок совершил что-то выдающееся, пусть даже он при этом потерпел неудачу, потомки все равно будут рассакзывать и пересказывать его приключения и без хеппи енда.
Профессор ссылался на архаические элементы из эпохи язычества, подтверждающие древность сказок. Но язычество в России существовало до совсем недавних времен. Оно до сих пор еще существует, а лет сто - двести назад наверно было сильней христианства. И само русское христианство, как нам о нем рассказывали, впитало в себя столько древних верований и обрядов.
Вопрос заинтересовал меня и я засела за книги всерьез.
С этих сказок и началось мое настоящее знакомство с русской литературой. Я читала Гоголя, Пушкина. Начинала со сказок, - потом читала все запоем.
Потом незаметно добралась до ХХ века. Меня просто потрясло, как в течении пары десятилетий русская культура деградировала в советскую. В это трудно было поверить. Как будто все писатели занялись литературной халтурой, а читатели опять превратились в малых неразумных детей. Но на истории нам рассказали, в каких условиях жила тогда страна, сколько ужаса и деспотии тогда было. Это много чего объясняло. Ужасно жаль было этих раздавленных людей.
Говорили, что этот мрачный период уже кончился. Наконец, впервые в своей истории, Россия получила возможность стряхнуть с себя груз многовекового гнета и вновь возродиться.
"Почему вновь?" - думала я, - "если это впервые..."
Другой профессор, Коллинз, - он преподавал нам психологию, - рассказывал, что русским свойственна одна особенность, которой нет у других народов. Русские, - внешним поведением они ничем не отличаются от других, но внутри себя они держат образ великой и прекрасной, непознанной еще никем Русской Души. Эта душа не может проявить себя в реальных жизненных условиях, но для русских она всегда служит путеводной звездой, мечтой, - хоть и недостижимой, но которая облагораживает и дает прощение всем грехам, к которой можно и нужно стремиться. Вот эта мечта и есть то самое русское возрождение, которое вот-вот начнется, если уже не началось.
"
Может быть..."
Так постепенно, незаметно для себя я полюбила и эту далекую страну и ее народ, который тысячу лет хранит в себе свой идеал. Для русских все цари и императоры, нашествия и войны - все проходящее, а вечна лишь одна Великая Русская Душа. Мы - канака, живем прошлым и настоящим, а они живут будущим. Ведь это прекрасно!
Два народа - русские и канака. На самом деле между ними гораздо больше общего, чем может показаться на первый взгляд. Схожие истоки, но разные пути.
И они и мы начали приблизительно одновременно.
Где-то больше тысячи лет назад славян вытеснили с берегов Дуная на дальнюю окраину цивилизации в северные дикие леса Средне-русской равнины. И наши предки приблизительно в те же времена покинули цивилизованный мир и нашли пристанище на островах Пацифика.
И их и нас встретили на новых местах дикие местные народы. У них - веспы и чудь, у нас - менехуне. Но они, черноволосые и смуглые, получили от местных светлые локоны и голубые глаза, а мы как раз наоборот, потеряли свою нордическую внешность и стали краснокожими, с китайским разрезом глаз.
Древние славяне не потеряли связи с внешним миром, и уже через несколько веков изоляции, снова наладили контакт с Европой и Востоком. У нас все было не так. Мы полностью растеряли все, что имели. Мы забыли, что такое металл, одежда, закон, наука и традиция. Мы стали настоящими дикарями. Кто из нас больше выиграл?
К тому моменту, когда нас "открыли", мы не имели ни производства ни медицины, не знали ни роскоши ни пьянства. Но зато мы уже давно перестали воевать друг с другом. Наши воины, не имея другой работы, переквалифицировались в Арео'и, которые ездят с острова на остров и повсюду развлекают народ песнями о старинных боевых подвигах.
Все это время Россия страдала от рабства, - мы рабства не знали никогда. Россия всегда мнила себя великой державой и стремилась к мировому господству, - нам такое никогда даже в голову не приходило. Для нас главное, чтобы все канака были счастливы.
Русские во всех своих бедах винят злобных и завистливых соседей, - хоть сами завоевали шестую часть всей суши. А наш народ так сильно пострадал от пришельцев, как никакой другой. Но, как изначально было в нас заложено доверие к чужим и гостеприимство, - такими мы и остались, ничто нас не смогло изменить.
Вот так, два народа - две судьбы, два пути, две истории,
Помимо наук, нам преподавали и чисто бытовые особенности советской жизни. К нам приходили русские, эмигранты из Советского Союза, они просто рассказывали о своем недавнем прошлом. О маленьких тесных квартирах, о постоянной нехватке товаров, о цензуре и вечной взаимной слежке. О "самиздате", о подпольных концертах на кухнях. Даже песни контролировались властями, - удивительно! Бедные люди - они не могут купить автомобиль, не потому, что нет денег, а потому, что нет на это разрешения властей. И самое главное - раз там жить так плохо, почему не отпустить человека туда, где ему хочется? Чтобы покинуть СССР, надо прикинуться евреем, доказать, что у тебя живет сестра или прабабка в Тель-Авиве, получить разрешение на выезд в Израиль, и тогда уж ехать куда хочешь, хоть и в США, - пожалуйста.
Получалось, что вся жизнь в СССР пропитана лицемерием и двоемыслием. Думают одно, говорят другое, а делают совсем иначе.
"Но вы должны снисходительно отнестись к этому", - говорили нам, - "Под внешней маской вы должны видеть чистоту и искренность русских людей".
Не одна я, многие задавали вопрос:
"Но почему мы должны любить русских? Ведь мы в ЦРУ и готовимся вести шпионаж и подрывную работу против них?"
Нам отвечали с усмешкой:
"Вы должны понимать и любить Россию. Но любить Соединенные Штаты Америки вы должно сильнее."
И я уже мечтала, как буду в валенках и меховой шапке бродить по златоглавой Москве и любоваться русскими церквами и иконами. И, - ведь должно же так произойти, - может найду там своего кане, "суженного" по-русски.
С родителями я общалась по почте. Я описывала мою жизнь в колледже, называла имена несуществующих друзей. О погоде на Фиджи меня каждый раз информировали, чтобы я, не дай Бог, не написала про жару, когда там штормы с ливнями. На каникулы я ездила домой на Таити. Эти поездки все так же обставлялись как тайные военные операции, с передеваниями и сменой документов. Конечно, это было смешно, но все же я понимала, что ввязалась в игру, в которой можно потерять и свободу и жизнь, и поэтому добросовестно выполняла все, что требовалось.
Прошло два года, и вот я опять дома, с дипломом бакалавра. Сначала меня устроили на работу в торговую фирму, но потом рекомендовали возобновить танцы. Та моя давнишняя травма уже давно не давала о себе знать. Я с радостью опять плясала хула. Но, надо сказать, я и сама видела это, былого подъема уже никогда не испытывала. Я была как все, не хуже и не лучше. Хотя, таитянские танцоры, - кто с ними еще может сравниться!
И тогда нам вдруг предложили гастроли в СССР.
Только одна я не была удивлена такому обороту. Все шло как и должно было идти. И по плану ЦРУ и по замыслам Лаки, моей покровительницы.
Хаоле, я должна выйти замуж за хаоле!
И хоть сейчас это в порядке вещей, и само слово "хаоле" уже давно потеряло свой пренебрежительный оттенок, но все-таки было чуть обидно.
А по ночам Лака успокаивала меня:
"А ты знаешь, что Великий Лоно, что снизошел ко мне по радуге с Небес, явился мне настоящим хаоле с белыми как лен кудрями? Ты знаешь, что канака приняли англичанина Кука за ахуа Лоно - ведь он тоже был хаоле. Вахине канака всегда мечтали о светлокожих белокурых кане. Великий герой Нгару, победивший в честном поединке короля акулу Тумуитеаретока, когда он предстал перед красавицей Тонгатеа, любившей его, хоть и не видела она его ни разу, он так напугал своим черным телом и лысым черепом, что она убежала от него в страхе и отчаянии. Тогда Нгару набрал извести и побелил ей свое тело. Его бабка, ахуахине Моко упросила бога Тангароа дать ее любимому внуку светлые локоны на голову. И когда преображенный в хаоле Нгоро вновь предстал перед Тонгатеа, тогде ее сердце вновь раскрылось и они поженились, и у них было много детей. И их потомки гордились, что их праотец был хаоле".
"Не переживай, Роани. Все идет как надо..."
Такими полуснами, полумечтами были заполнены мои ночи.
После завтрака отец спросил маня, что я собираюсь делать. Я ответила неопределенно, но твердо, что сегодня они на меня могут не рассчитывать.
Потом я поднялась к себе. Мне нужно было решить какое платье надеть - самое лучшее, самое любимое или белое. Я вытащила из шкафа все свои наряды, разложила их по всей комнате, и долго и с наслаждением выбирала. Когда уже все было решено, я заметила в ворохе ярко-красное платье, о котором я и забыла. Я поняла, что это как раз то, что мне сегодня надо.
Потом долго возилась с утюгом. Надо было что-то подшить. И еще много мелких забот. От них я даже взмокла. Но я сегодня должна быть абсолютно свежая. Я еще раз спустилась в душ, потом еще раз разделась и гляделась на себя в зеркало - хороша ли я. Я оделась - время было уже уходить. Ни на кого не глядя, не обращая внимания на немые вопросы макуахине, я вышла из дома и пошла к пристани.
По дороге я зашла в заросли гардений, выбрала себе самый красивый распустившийся цветок и приладила его в волосы. Теперь каждый мог понять, что сегодня у меня дела, связанные с любовью.
"Эа хаэре иа оэ. Куда идешь?" - приветствовала меня какая-то подруга, не знаю какая, потому что я не только не ответила ей, но и даже не обернулась. В жизни каждой вахине бывают моменты, когда для нее ничего вокруг не существует, потому что вахине идет к своему кане.
Роман программист. Значит и я приобрела себе компьютер и начала его осваивать. Это меня увлекло. Особенно, когда я подключилась к интернету. Появилось много знакомых. Было кому задавать вопросы.
Удивительно, представляешь их всех мальчишками. А вот однажды один мой друг Робертс пожаловался, что внучка все переворошила в его компьютере. Оказалось, что ему шестдесят семь.
Не заметив как, я выросла и уже принимала участие в разработках Майкрософт. Кое-какое мои идеи были приняты и мой ник попал в авторский коллектив Windows.
...Но с Романом в интернете встретиться не удавалось.
Только письма, простые письма раз в месяц. Я разрывала конверт и по чистому листу бумаги читала все его новости. А между этих невидимых строк читала о том. Что он любит и делает все, чтобы нам встретиться. А под этими строками я видела опять чистый лист, с которого глядели его глаза и я смотрела в них так, как тогда в его московской квартире.
Так проходили годы. Внешне я жила жизнью, а внутренне - Романом.
Отступать мне уже было поздно. И родители, и вся деревня видели, что Роани одела красное платье, украсила волосы белой тиаре и пошла ни на кого не глядя на пристань. Для чего ходят на пристань, если не собираются никуда ехать? Для того, чтобы там встретить человека. И если у тебя на левом виске белая тиаре - значит ты идешь встречать своего кане. Это понимает каждый.
Что же будет, если он не приедет?
Лака сказала:
"Сегодня, Роани, твой день. Приготовься, иди на пристань и жди!"
Могу ли я не верить ей? Ведь я ждала этого дня пять лет!
Поднимаясь на песчаный пригорок у пристани, я замедлила шаг.
"Роани", - рассуждала я сама с собой, - "ты ведь современная женщина. Я знаю, что ты веришь в Дух богини Лака. Но неужели ты веришь в этого самого Духа? Ты действительно уверена, что он приходил, - приходил к тебе сегодня ночью? Может это просто приснилось тебе, Роани?"
Хороша же я буду, если то, что сказала мне Лака, не сбудется. Меня засмеют!
Сколько раз она посещал меня раньше. Что это было? Может - галлюцинации, под влиянием опиума, который мне действительно давали, и я действительно каждый раз была сама не своя, и не знала - правда это, или только бред?
Но голос внутри меня опять заговорил:
Смотри, видишь ту белую точку в дальнем конце лагуны? Это он едет к тебе!
- Роани, люби его крепко. У вас не так много времени. Не теряй время.
У меня похолодело в сердце.
- Что ты говоришь, Лака? Разве ты не обещала, что мы будем счастливы всю оставшуюся жизнь?
- А будет ли она долгой? Через несколько месяцев вы отправитесь на Фиджи. Но на самом деле это будет ваш путь в 'Аваики.
- Значит мы должны умереть? За что ты так поступаешь со мной?
- Так надо, Роани. Такова твоя судьба.
- И я и он? Ты Великая богиня. Ты знаешь купуку. Разве ты не можешь изменить мне судьбу.
- Нет, я не великая. И я - не богиня. Ты знаешь, Бог один - Великий и Единый Ило. А мы все - ваши боги - мы все были такие же как вы, люди. Мы жили давно и про нас сложили легенды. Ты сама их сочиняла не раз.
- Пройдут годы и века. Ты и сама станешь богиней в памяти людей.
- Люди грубы и жестоки. В серой и мрачной жизни нет места красоте, преданности и нежности. Но красивые сказки согревают и оттаивают окостеневшие души. Многие века рассказывают и пересказывают истории Лейлы и Маджнуна, Ромео и Джульеты, Тристана и Изольды. Эти древние сказки нужны людям.
- Твоя история - разве она не удивительна? Чтобы найти свою любовь, ты отправилась на другой конец Земли, в места, дальше которых нет. Ты встретилась со своим кане, вас разлучили, но теперь он нашел тебя здесь. Ваша любовь соединила вас через расстояния, больше которых не может быть!
- Но эта любовь не будет полной, если вы, соединившись будете просто жить как все и обретете простое человеческое счастье. Людская молва признает только трагическую любовь.
- Вы погибнете в водах Пацифика. Но вы будете жить вечно в Булоту, которая - конец всего, и которая называется 'Аваики, потому что она - начало всего и которая вечна. Там вы обретете истинное счастье и успокоение.
- И вы будете вечно жить в памяти канака, как рассказ о всепобеждающей любви. Люди нуждаются в таких мифах. Они дают им надежду. Без них их жизнь погружена во тьму.
Иди Роани, он уже на берегу и идет навстречу к тебе...
25 мая 1994 года в газетах промелькнуло сообщение, что у берегов Фиджи потерпел кораблекрушение пассажирский паром, следующий рейсом с Таити. Было много погибших, среди которых и гражданин России. Имени погибшего названо не было.