Продолжая анализ взглядов и теорий М.Алданова, по нашему мнению необходимо обратиться к одной из наиболее важных сторон его творческого наследия - концепции человека и пониманию роли личности в истории.
В первой главе мы обращали внимание на связь философских взглядов М.Алданова со взглядами ряда русских мыслителей. В данном ключе его концепция человека также находится в русле русской философской мысли: "Если уж нужно давать какие - либо общие характеристики русской философии,... то я бы на первый план выдвинул антропоцентризм.... - она (русская философия - Н.Р.) больше всего занята темой о человеке, о его судьбе и путях, о смысле и целях истории" - писал В.В.Зеньковский (31, т.1, с.18).
В сложном устройстве человеческой жизни мыслители всегда стремились отыскать скрытую движущую силу, которая приводит в движение весь механизм человеческих мыслей и воли. На наш взгляд, алдановские представления о человеке, личности, заслуживают определенного внимания, наравне с другими представлениями. Кроме того, алдановская концепция человека выглядит наиболее четко выстроенной частью его мировоззрения. В раскрытии этой проблемы у Алданова нет противоречий.
2.1. В публицистике и в художественных произведениях, Алданов заостряет внимание, в первую очередь, не на описании конкретных исторических деталей, а на судьбе людей, живущих в ту или иную историческую эпоху. Есть несколько проблем, которые нам хотелось бы попытаться проследить и проанализировать в творчестве Алданова. Это прежде всего следующие моменты: существование человека в истории в аспекте взаимоотношений общественной среды и человеческой индивидуальности; связь истории с психологией и попытка поиска Алдановым "психофизического комплекса" в человеке.
Интерес Алданова к человеку лежит в русле постоянного интереса к этой проблеме в русской философии и культурологии. Так еще В.Г Белинский писал: "Для меня... человеческаяличность выше истории, выше общества, выше человечества..." (13, с.556).
Необходимо, на наш взгляд, указать на большую актуальность подобных вопросов, являющихся важными и для сегодняшнего дня. Это поиск путей выхода из конфликта в отношениях личности и общества, а также глубокая логическая связь человека в исторической реальности. У Алданова - это черты его философии истории, рассмотренной в предыдущей главе.
Суть основной мысли, проходящей не только через всю публицистику, но и художественную прозу Алданова можно определить словами Б.Пастернака ".... бытие, на мой взгляд - бытие историческое; человек не поселенец какой - либо географической точки. Годы и столетия - вот что служит ему местностью, страной, пространством. Он обитатель времени... Человек - действующее лицо. Он герой постановки, которая называется "история" (68, с.292).
Имеется в виду так называемая "реальная" история, то есть история людей и отношений. В этой истории очень важны твердые, конкретные факты. А в истолковании их и состоит попытка понять их. Это очень характерно для творчества Алданова, прежде всего в публицистике.
Именно история служит Алданову "декорацией" спектакля, в котором принимают участие его герои. Ведь вслед за стремлением понять ход исторических событий приходит желание понять действия и поступки участников. Любое суждение об исторических событиях будет зависеть от авторской концепции времени. Как только индивид предстает в новом свете, у читателя могут произойти изменения в его понимании событий. Кроме того, процессу исторического видения будет практически постоянно сопутствовать процесс пересмотра. Это очень важный момент, который необходимо учитывать при знакомстве с публицистикой Алданова.
О каких же людях и как он рассказывает? Интерес Алданова вызывают, прежде всего, люди с необычной судьбой, чей след в большей или меньшей степени отразился на ходе исторических событий. А если и не отразился, то, по крайней мере, их имена были известны в свое время и вызывали у современников не только живой интерес, но часто, и полемику. Достаточно упомянуть очерк об Ольге Жеребцовой, вошедший в сборник "Портреты" 1931 года. Алданов приводит свидетельства двух людей, знавших ее в разные периоды жизни: графа С.Р.Воронцова, русского посланника при английском дворе, отзывавшемся о Жеребцовой крайне нелестно. И А.И.Герцена, восхищавшегося в "Былом и думах" ее силой характера и обаянием. Эти персонажи необходимы Алданову для того, чтобы иметь возможность показать их в конкретной исторической реальности, с которой читатель так или иначе уже знаком. Однако, раскрывая перед нами вереницу событий из жизни своего героя, Алданов не углубляется в описание конкретных исторических деталей, хотя очень часто приводит дополнительные сведения о времени, в котором действие происходит. Вероятно, это вызвано тем, что Алданова, в первую очередь, интересуют люди, их характеры, психология, мотивы их поступков, как хороших, так и дурных, а во вторую очередь - уже исторические условия, которые могут оказывать влияние на эти характеры и мотивы поступков. Следовательно, влияние исторической и социальной среды на человека Алданов не отрицает, хотя и пытается показать, что некоторые психологические факторы существуют вне истории, независимо от времени. Далее мы постараемся проследить, как эти попытки отражаются на общей алдановской концепции существования личности в исторической реальности.
В своем понимании воздействия исторической реальности на человека, Алданов в большой степени следует за мыслью, высказанной Н.Бердяевым: "Только сложная общественная среда может создать богатую индивидуальность... совершенно ясно, что личность... тем более развита, чем разнороднее окружающая ее социальная среда, чем больше она подвергается действию разнородных сил" (17, с.148). Подобное понимание Алдановым взаимодействия человека с социальной и исторической средой особенно ярко отразилось в том, что все герои его публицистических и художественных произведений живут и действуют в переломные моменты истории и служат, условно говоря, отражением всего драматизма своей эпохи. Таким образом, видимо, предпочтительнее рассматривать алдановское понимание личности в истории, отталкиваясь именно от индивидуальности, а не от исторической реальности, как предлагал в свое время писатель русского зарубежья Вл.Варшавский в своей рецензии на сборник очерков "Портреты". Хотя, общую мысль сборника "Портреты" Варшавский уловил, на наш взгляд, совершенно верно, цитируя Л.Толстого: "Человек сознательно живет для себя, но служит бессознательным орудием для достижения исторических общечеловеческих целей" (21, с.228). Однако, понимание личности в истории у Алданова не противоречит и пониманию А.Ф.Лосева: "Личность есть факт. Она существует в истории. Она живет, борется, порождается, расцветает и умирает. Она есть всегда обязательно жизнь...(52, с.75).
Отталкиваться от личности героя в рассмотрении вышеуказанных аспектов алдановского творчества предпочтительнее в связи с тем, что историческое бытие меняется быстрее, чем человеческая психология. Предметом же интереса Алданова служат как раз те психологические моменты в характере, которые остаются неизменными на протяжении длительного исторического времени. Они не только формируются под воздействием определенной социальной среды, но в некоторых случаях могут, в свою очередь, каким - либо образом воздействовать и на эту среду, и на историческую реальность ( достаточно, например, вспомнить Наполеона, личностью которого очень интересовался Алданов). В данном контексте Алданову близка мысль Н.Г.Чернышевского, что "То явление, которое мы называем волею, само является звеном в ряду явлений и фактов, связанных причинной связью" (102, с. 59 - 60).
В философском же смысле надо отметить, что, как известно, личность человека все чаще всего рассматривают в аспекте его существования между двумя временными пространствами - прошлым и будущим. Говоря словами Ортеги - и - Гассета "человек есть то, что с ним произошло, то, что он сделал" . Исходя из этого, Ортега - и - Гассет делает вывод, что "...чем природа является для вещей, тем история... является для человека" (65, с.97). Придерживаясь схожих взглядов, Алданов и рассматривает личность, живущую в какой - либо определенной исторической реальности. Но в то же время она просто существуют как конкретная, неповторимая индивидуальность, не способная разорвать зависимость своей судьбы от судьбы своего времени.
В данном понимании человеческой судьбы в зависимости от времени, в котором он существует, Алданов следует за Герценом, которого очень ценил и как публициста, и как мыслителя: "Зависимость человека от среды, от эпохи не подлежит никакому сомнению... Среда, в которой человек родился, эпоха, в которой он живет, его тянет участвовать в том, что делается вокруг него,... он не может не отражать в себе, собою своего времени, своей среды" (30, с. 118).
Вообще же связь творчества М. Алданова с наследием и философскими поисками А. Герцена гораздо ближе, чем может показаться на первый взгляд. Алданову очень близки многие мысли Герцена в последний период его творчества. Это относится в том числе и к пониманию Герцена исторической случайности как неустранимой и фатальной. Но у Герцена личность все - таки становится выше исторического бытия, а у Алданова - она чаще всего бытию подчиняется. Тем не менее антропоцентризм Алданова, также как и антропоцентризм А. Герцена окрашен трагически, так как базируется на философии случая. К общему во взглядах А. Герцена и М. Алданова можно отнести и настороженное отношение к царящим в определенный исторический отрезок времени в обществе теориям и идеям, стремление выйти за их рамки, найти свой путь. Данная черта А. Герцена, безусловно, присущая и Алданову, была отмечена П.Б.Струве (83, с. 291).
В связи с этим, однако, необходимо отметить еще и тот конкретный путь человеческой жизни, который Алданов пытается проследить в своих портретных зарисовках. Ведь цикл жизни изначально строится по двум полярным параметрам - однозначность и вариативность. Они - то и соотносятся с основоположенной оппозицией реальной действительности : определенности/ неопределенности этого цикла. Тот или иной герой проживает общечеловеческую судьбу и одновременно ту, которая выдалась на его веку - индивидуальную. Оба пути то сплетаются и сливаются, то дают самые неожиданные девиации. Вот эти - то девиации и являются центром притяжения творческого интереса Алданова.
Исходя из сказанного, следует проанализировать и сам метод портретных характеристик, избранный писателем. В своих очерках, а также, частично, и в художественных произведениях, он пользуется прежде всего методом внешней характеристики. Это было отмечено Г.Адамовичем в отзыве на сборник "Современники" (1928 г.). Здесь отмечается, что метод внутренней характеристики требует большого таланта, но не дает полного представления о человеке, так как не "включен в жизнь". Метод же внешней характеристики, на взгляд Адамовича, еще более сложен : "Он состоит в отборе фактов, а не душевных черт. Он... показывает человека в действии..., в случае удачи мы действительно узнаем человека и свободно судим о нем в дальнейшем..." (10, с.540).
Но дело, на наш взгляд, не только в достижении указанных Адамовичем художественных целей, значение которых, разумеется, преуменьшать нельзя, а, прежде всего, в стремлении Алданова не нарушать свою основную концепцию взаимовлияния исторической эпохи и человеческой судьбы. Ведь описание единства духовной жизни человека и его судьбы заключается не просто в констатации одновременных состояний, но и в показе развития всей совокупности сменяющихся состояний. Для Алданова такой метод в принципе не приемлем, так как уводил бы его читателя от основной идеи - показать индивидуальную, авторскую модель понятия судьбы как отражение исторической перспективы в развитии.
Помимо всего прочего, подобный метод дает возможность автору оставаться отстраненным от сюжета. Он позволяет читателям самим формировать свое отношение к героям, не опираясь до конца лишь на оценочные авторские высказывания.
Сходной позиции придерживалась и Н. Берберова - признанный мастер в жанре очерка, в том числе и биографического: "Расцвет жанра (биографического - Н.Р.) дал развиться двум противоречащим методам. Пользуясь первым, автор откровенно предупреждает читателя: я смешивал реальность с вымыслом и так вы и должны воспринимать книгу... Во втором методе все обосновано, все - документально. Иногда страницы пестрят подстрочными замечаниями... Единственный акт воображения, дозволенный автору - биографу - это воображение формы.... надо искать истину в 2-х направлениях: в структуре эпизодов и в психологической интерпретации прошлого" (15, с.10). Можно предположить, что Берберова, написавшая эти слова в 1981 году, опиралась на алдановские достижения в области биографического очерка.
Общая алдановская концепция философии истории, таким образом, основана на тщательном отборе фактов. Эту особенность Алданова, как одну из важнейших черт его творчества заметил, несколько неожиданно, не литературовед, а историк - А.Кизеветтер : "... суть дела в том именно и состоит, что скрупулезная историчность в изображении людей и дел прошлых времен нужна Алданову не сама по себе, а в качестве художественного средства, связанного с художественно - философской основой его.... творчества" (42, с.477).
Для понимания значения алдановских портретных характеристик очень важно отметить то, что он всячески избегает "парадных" описаний известных людей, а также малейшей романтизации своих героев. Это позволяет ему приоткрыть оборотную сторону "казенных" биографий, увидеть, в первую очередь, живого человека. Попытаться понять мотивы его поступков, которые, и Алданов не раз это подчеркивает, чаще всего объясняются очень простыми, земными стремлениями, отнюдь не всегда благородными. Журналист и критик А.Бахрах отметил это свойство алдановских портретов: "Это скорее психологически очень заостренные биографии, в которые вкраплены детали из того, что французы именуют "малой историей" (11, с. 152).
Итак, создавая исторические описания, и пользуясь при этом красочными деталями прошлого, Алданов, в первую очередь, концентрирует наше внимание на людях, и фактах их деятельности. Такой подход связан не только с его культурологической и философской концепцией. Алдановское понимание человека, его жизни и мотивировки поступков опирается во многом на взгляды его далекого предшественника, Мишеля Монтеня. Это важно отметить, по нашему мнению, для дальнейшего рассмотрения и раскрытия сути и значения роли личности в прозе Алданова. Как для Алданова, так и для Монтеня характерен скептицизм в отношении жизненной позиции человека и, в целом, человеческой природе. Здесь речь идет уже не столько о проявлениях человеческого поведения в ту или иную эпоху, сколько об общих чертах психологии людей, характерных во все исторические периоды.
Чем руководствуется человек в своей жизни? Что оказывает на него решающее воздействие? Монтень находит печальный ответ на эти вопросы: "На нашу душу....действуют... ее собственные страсти, имеющие над ней такую власть, что можно без преувеличения сказать, что ими определяются все ее движения..." (60, т.2, с.500). Для Алданова, который следует в этом отношении за Монтенем ответа искать уже не надо, он принимает такую позицию, соглашается с ней. Правда, его задача уже несколько другая - он пытается показать механизм существования человека в исторической реальности, а также, отчасти, выяснить, как влияют на эту реальность "возвращения страстей". В этом можно увидеть своеобразное понимание роли личности в истории у Алданова. Отсюда можно сделать вывод, что исторические деятели и современники интересовали Алданова в той степени, в какой для него всегда история и политика были связаны с человеческой психологией.
Именно поэтому Алданов почти никогда не пытается анализировать политические события, а минувшее рассматривает лишь в связи с действующими лицами. Иногда он позволяет себе исторический прогноз, но всегда с учетом роли участия личности в истории. Свое отношение к подобным прогнозам Алданов высказал еще в 1922 году в статье "Проблема исторического прогноза", где предлагает пользоваться им только "в качестве чрезвычайно полезного вспомогательного метода" (8, с. 192). Например, это проявилось в его попытке реконструкции возможных событий французской революции: если бы Робеспьер не казнил Дантона (см. "Ульмская ночь", гл.2(б). В подобных реконструкциях Алданов опирается прежде всего на человеческую психологию, одновременно стараясь углубить ее исследование. Поэтому, на наш взгляд, подобные отступления художественно оправданы и допустимы. Более того, они интересны именно с психологической точки зрения. Например, Алданов размышляет о том, что останься живым Дантон, возможно, история не узнала бы Наполеона. К этому выводу его подводят не столько исторические факты, сколько изучение личных свойств главных действующих лиц драмы 9 Термидора. "Ответ может быть только личный, психологический. Личная "цепь причинности" Дантона - одна из самых важных в истории" (3, с.264). Конечно, Алданов далек от мысли весь ход французской истории этого периода объяснять исключительно внутренней уверенностью Дантона в своих силах и во влиянии на большинство революционеров. Но, представляя читателям психологический портрет Дантона, Алданов ясно показывает личная цепь, связанная с ним, переходит в цепь причинностей истории.
При этом он тщательно анализирует факты и отбирает их так старательно, что обходит в своих портретах не только "официальные", общеизвестные моменты, но и всякого рода легенды, непременно складывающиеся вокруг любого громкого имени. Легенды претили Алданову еще и потому, что их создатели, опираясь на романтические представления, показывали людей, по его мнению, не только лучше, чем они были и есть, но еще и не опирались на реальные факты. Впрочем, легенд Алданов не боялся и со скептической улыбкой отмечал, что современная ему ситуация развенчает любую легенду : "...никакая легенда не выдержит двух - трех конференций круглого стола" ( 4, с. 588).
В связи с алдановской теорией случая и значения случая в истории, возникает вопрос - подчинен ли мир человека и ход истории, как и мир органики, разного рода случайным изменениям? При внимательном анализе творчества Алданова можно ответить на этот вопрос положительно. Алданов даже в самых близких к хронике, "документальных" очерках не нарушает логику своих философских воззрений. По его мнению, часто именно случайность руководит судьбой того или иного человека, также, как она может оказать влияние и на всю эпоху в которой он живет. И здесь, в отличие от теоретических рассуждений, характерных для книги "Ульмская ночь" Алданову очень помогает сам отбор реальных исторических фактов, безусловно, убедительных, тем более, что Алданов часто прибегает к цитированию документов, приводит точные цифры и т.д.
Например, в очерке об Адаме Чарторыском, входящем в сборник "Портреты" 1936 г., Алданов показывает как на судьбе его героя сказываются изменения в исторической ситуации. От них зависят взлеты и падения в карьере Чарторыского, а от него же самого не зависит практически ничего. На основе фактического материала показано также как Дюк Ришелье ("Портреты" 1936) попадает в Россию только по воле случая. Он узнал, что в России французских эмигрантов принимают лучше, чем в Германии, и поехал туда. Также по воле случая Ришелье покинул страну, которую считал своей второй родиной. Этот факт Алданов не подчеркивает сам, но говорит об этом достаточно красноречиво: "Как случилось, что Ришелье покинул Россию? Сразу сошлось несколько обстоятельств" (4, с.48). Эти обстоятельства были объективного характера (семейные проблемы, миссия, возложенная на Ришелье Александром I, вести постепенные переговоры о браке сестры императора и племянником Людовика, потребовавшая много времени, а, по истечении ее - предложенный Людовиком XVIII пост министра). Эти события не имели никакого влияния на его собственное отношение к России, куда он стремился вернуться вплоть до самой смерти, но они кардинально изменили его судьбу, против воли самого Ришелье.
Легко заметить, что во всех этих примерах Алданов недооценивает роль исторической закономерности, но такова вся его концепция. Он определяет существование людей в истории, акцентируя разные удары случайностей не только связанные с ними лично, но и сказывающиеся на всей эпохе. Этим, по нашему мнению, он и определяет исторический смысл человеческой судьбы. Но здесь есть еще один тезис, на который необходимо обратить внимание. Алданов, вне всякого сомнения, придерживался позиции, характерной для экзистенциализма, в том, что различные повороты в человеческой судьбе суть не только результат существования их в той или иной исторической эпохе, но, и своего рода, вызов, ответ ей человека, осознанный или неосознанный (чаще, конечно, неосознанный). Такой взгляд является попыткой сформулировать ответ на один из самых важных вопросов философии.
Алданов представляет читателям как раз таких героев, чья судьба и являлась вызовом своему времени, своей эпохе, реакцией на ход исторических событий. А, поскольку их судьбы в большой степени основаны на случайностях, то отсюда - логически - и жизненные повороты их судьбы также определяются в той же мере ролью случая. Особенно показательно в этом смысле судьба Наполеона, которому Алданов посвятил много страниц и в публицистике, и в художественной прозе. Кроме того, Наполеон - одна из немногих в истории личностей, по мнению Алданова, которая не только своим "ответом" воздействовала на ход истории, но и руководствовалась при этом осознанными мотивами. По существу, утверждает Алданов, вся деятельность Наполеона была осознанно направлена к заранее поставленным целям. Для подтверждения этой мысли Алданов приводит слова современницы Наполеона, писательницы мадам де Сталь ( он цитирует их дословно в публицистическом очерке "Жозефина Богарнэ и ее гадалка" - ("Портреты" 1936), и опосредованно - в своей первой повести "Святая Елена, маленький остров"). Вот что говорила мадам де Сталь о Наполеоне : "...Сила его воли в безошибочном эгоистическом расчете. Это искусный шахматный игрок, играющий партию против человеческого рода и собирающийся дать ему мат" (4, с.108).
Но Наполеон в своих намерениях один, а множество людей руководствуется отнюдь не трезвым расчетом. Большинство из них даже не ставит каких - либо определенных целей в жизни. Что же руководит ими? Как Алданов вскрывает механизм их мыслей и воли?
Для начала надо заметить, что в этом случае Алданов также опирается на концепцию человека, изложенную Монтенем в "Опытах". Здесь сказано, что человек в своих изначальных, еще ничем не скованных побуждениях предстает как существо, стремящееся, в первую очередь, к удовольствиям. Именно это стремление, по мнению Монтеня и его последователей, и приводит в движение механизм человеческой воли, являясь основным мотивом большинства его поступков. А так как природная и социальная среда ставят различные препятствия на пути этого человеческого устремления, то, соответственно, жизненный "вызов" будет во многом подчинен борьбе с такого рода препятствиями. Исходя из этого, человек очень часто, руководствуясь страстями, а не разумом, идет по ложному пути : "И мы видим, ... что душа, теснимая страстями, предпочитает обольщать себя вымыслом, создавая себе ложные и нелепые представления..." (60, т.1, с.24).
Для более глубокого проникновения в суть алдановской концепции человека необходимо, на наш взгляд, кратко охарактеризовать основные источники, из которых Алданов черпал не только способ обращения к читателям, и художественный метод, но и те идеи, которые легли в основу этой концепции. Подобный анализ будет важен еще и потому, что Алданов соотносил свою точку зрения с высказываниями двух противостоящих друг другу авторов - Мишеля Монтеня и Блеза Паскаля.
Монтень в XVI веке подвел итог положению, в котором очутилась личность после кризиса средневековой культуры. Он подчеркнул одиночество человека в результате отхода от религиозной веры и нравственного давления, которое оказывало на него постфеодальное общество. Чтобы избавить человека от этого гибельного влияния и от одиночества, Монтень предложил ему в качестве панацеи развлечения. Известно, что именно к этому времени утверждаются такие понятия, нередко употребляемые в современной действительности, как развлечение, отвлечение, и, наконец, самообман: "И повсюду наблюдаем мы все то же: меня одолевает какое - нибудь неприятное представление; я нахожу, что заменить его новым много проще, чем побороть... Разнообразие всегда облегчает, раскрепощает и отвлекает" (60, т.3, с.48).
Ответ Монтеню появился столетие спустя. Ослабление религии до и после реформации сказалось на образе жизни человека. Поиски разнообразия и разрядки стали распространенными социальными явлениями. Именно тогда Паскаль высказался против полной подчиненности человека самоубийственной суетности.
Монтень рассматривал развлечение как потребность, присущую всему человечеству и считал, что запросы индивидуума изменить нельзя, поэтому их следует как можно лучше удовлетворять и отказывать людям в удовольствии (реальном или иллюзорном) нет никакого смысла.
Паскаль, убеждения и идеи которого были глубоко религиозны, ратовал за духовный прогресс. Он считал, что потребность в развлечении и стремление к уходу от действительности не так уж неискоренимы из человеческой природы. И на борьбу с ними следует мобилизовать другие, более благородные побуждения. Суровость в требовании к духовному самосовершенствованию у Паскаля красноречиво выразил Л.Шестов: "От Паскаля не ждите мягкости и снисходительности. Он бесконечно жесток к себе, он также бесконечно жесток к другим. .. Его истины, то, что он называет своими истинами, жестоки, мучительны, беспощадны. Он не несет с собою облегчения и утешения" (103, с.290).
При внимательном исследовании творчества Алданова мы сталкиваемся в его рассуждениях о человеке как в сходстве с монтеневскими выводами, так и в согласии с размышлениями Паскаля. Не проявляется ли в этом своего рода нарушения алдановской логики? Конечно, более близок Алданову Монтень, как в отношении к человеческой природе в частности, так и во многих философских вопросах вообще .( Сходство можно увидеть даже в том, что и Монтень, и Алданов постоянно оговариваются, что не считают себя философами). Но чем же интересен Алданову Паскаль, человек не только опирающийся в своих размышлениях на идею Божественных истин, но и не признающий систему почитаемого Алдановым Декарта?
Можно допустить, что Алданов увидел в Паскале и Монтене то общее, что увидел в них сам Паскаль: "Не в Монтене, а в самом себе я нахожу то, что в нем вижу" (67, с.431). Паскаль имеет в виду, вероятно, те особенности человеческой натуры, которые характерны для всех людей, независимо от их религиозных верований: страх перед неизведанным, перед смертью, инстинкт самосохранения и т.д. Кроме того, общее у Паскаля и Монтеня Алданов мог найти и находил в их критическом и скептическом отношении к разуму.
Именно на таком "диалектическом противоречии" и концентрируется Алданов в портретных характеристиках. Эта особенность алдановского творчества осталась практически не замеченной в литературе о нем. Только публицист М. Вишняк обратил на нее внимание и указал как на отличительную черту художественного метода Алданова: "Он любил...следить за "вечными возвращениями" людских страстей все к одному и тому же в различные времена и на разных долготах" (24, с.520). Эта черта алдановского метода также способствовала стремлению показывать своих персонажей без эффектности и внешнего блеска.
2.2. Итак, по Алданову, общественная среда и индивидуальность находятся не только во взаимосвязи, но и в постоянном противоречии, и индивидуальность эти противоречия стремится разрешить. Это приводит в движение механику существования человека в исторической реальности.
В своих раздумьях о том, что стремление к власти становится самой сильной страстью у человека, Алданов близок к Ницше. При этом не очень разнится даже их понимание изначальной причины такого положения. Ницше считал причину стремления к власти у человека его ответом постоянному чувству собственного бессилия в реальной жизни: "Но так как чувство бессилия и страха было в таком долгом и почти непрерывном напряжении, то у человека развилось такое тонкое и такое щекотливое чувство власти, точно самые чувствительные весы для золота. Оно сделалось его сильнейшей страстью..." (63, с.30).
Очень похоже объясняет причины властолюбия и Алданов. Особенно ярко это отразилось в сборнике "Современники" (1928) и в частности в очерке о Гитлере, включенном затем Алдановым в окончательном варианте в книгу "Портреты" (1936). В этом очерке Алданов не только предсказал неизбежное проявление агрессии со стороны фашистской Германии, но и высказал свое понимание властолюбивых устремлений Гитлера : "Все учение Гитлера - ложь, не выдерживающая и снисходительной критики. Но сам он - живая правда о нынешнем мире, не прячущийся и страшный символ ненависти, переполнявшей Европу наших дней..." (4, с.344).
Эти взгляды Алданова близки не только философии Ницше, но и позиции некоторых постмодернистов, которые, впрочем, тоже ведут свои корни, отталкиваясь от философских воззрений Ницше. Конечно, это сходство не случайно. Для эпохи постмодерна вообще характерен пессимистический взгляд не только на современную действительность, но и на весь ход исторического развития. А для мировоззрения Алданова характерно истолкование исторического процесса как постоянное и неуклонное продвижение к царству зла. Кроме того его отрицание прогресса и исторической необходимости тоже связано с наследием Ницше.
Отличие же взглядов Алданова от ряда постмодернистских школ, например, от наиболее близкой к нему школы "новой философии" в том, что Алданов не стремился к какому - либо глубокому философскому обоснованию своей концепции человека. Он пытался всего лишь вскрыть сущность происходивших процессов и показать неизменность человеческой психологии на протяжении большого исторического отрезка времени. Но, так или иначе, а добился он, без сомнения, большего. На наш взгляд, именно логика алдановских произведений, которую он фактически нигде не нарушает, а также большое количество исследовательского материала позволяют при исследовании его наследия опираться на его концепцию исторического процесса.
В связи с вышесказанным, следует проанализировать также и проблему осознанности/ неосознанности мотивов человеческих поступков. Для Алданова эта проблема, без сомнения, представляла интерес, так как он не однажды обращался к ней. Здесь наблюдается интересный парадокс, который характерен как для Алданова, так и для многих направлений философии времени постмодерна.
По наблюдениям некоторых современных исследователей человеческой психологии, в первую очередь Э.Фромма, сталкиваясь с историческими противоречиями и стремясь разрешить их своими "вызовами", человек приводит в движение не только свое "я", но сопутствует механизму прогресса. По мнению Фромма, это не подлежит сомнению, так как в противном случае придется подвергнуть сомнению само существование таких противоречий, а их наличие - это априорно установленный факт (93, с.49). Таким образом, неизбежность прогрессивного развития человечества заложена в самом его стремлении, часто неосознанном, разрешить исторически возникшие противоречия. Поэтому можно выделить в алдановской концепции человека определенного рода несоответствие, так как отрицание прогресса - одно из основополагающих его философских воззрений.
Однако, алдановская мысль о неизменности человеческой природы совсем не противоречит тенденциям современной психологии. Напротив, эта его позиция совпадает со взглядами многих психологов. И здесь Алданов также не нарушает логики собственных выводов, разница лишь в том, что его выводы, как было показано выше, пессимистичны (но ни в коем случае не антигуманистичны). Ведь во всех своих портретных очерках Алданов показывает не только неизменность человеческой природы, но и неизменность структуры социальных и общественных институтов.
Подчеркивая постоянное возвращение страстей своих героев в разные времена к одним истокам, Алданов неизменно подчеркивает и то, что современная им историческая реальность постоянно вызывает их столкновение. Например, в очерке "Юность Павла Строганова" (сборник "Юность Павла Строганова и другие характеристики", 1935), Алданов показывает как конкретная историческая реальность, в данном случае - Великая французская революция, во время которой жил в Париже семнадцатилетний Строганов, не только оказала влияние на его формирование его убеждений. Но и впоследствии, уже в России, подтолкнула графа Строганова к действиям, по меньшей мере не характерным для русского барина: устройство так называемого "кабинета общественного спасения", стремящегося провести либеральные реформы.
Однако очень часто в таком столкновении личности и исторической реальности герой заведомо обречен на проигрыш, но не в силу субъективных причин, а потому, что общественная среда все равно будет стремиться подчинить себе индивидуальность. И если не нивелировать ее полностью, то, по возможности, заставить ее действовать в общих устремлениях, характерных для данной эпохи. В противном случае, личность может быть уничтожена, как физически, так и психологически. Это, например, и происходит с генералом Пишегрю, не принявшем присягу Наполеону и пытавшемуся устроить против него заговоры. Не Наполеон убил мятежного генерала и не его прислужники, а само время поставило его вне существующего тогда закона : "Прошло 25 лет. С пышными церемониями, с большой торжественностью открывали памятник Пишегрю. На престоле были Бурбоны. Казенные люди поливали грязью корсиканского злодея ... Потом Наполеон снова стал кумиром и памятник Пишегрю был разбит вдребезги. .." (4, с. 185 - 186).
Итак, в концепции человека у Алданова утверждается, что человек - существо, наделенное энергией и более или менее организованное. В процессе адаптации к современной ему действительности он вырабатывает ответные реакции на воздействие внешних условий. При этом его природа остается неизменной, так как при адаптации к внешним условиям путем изменения собственной природы он приспособился бы только к одному виду условий, и сделал бы невозможным дальнейший ход истории. При этом, можно допустить что Алданов выдвигает еще одно, недостаточно раскрытое им предположение. В случае же отсутствия противодействия этим внешним условиям вообще, человек просто не имел бы никакой истории. При рассмотрении алдановской концепции человека в данном аспекте мы можем не только проследить логику его построений, но и проанализировать его творчество как с культурологической, так и с психологической точек зрения.
Заметим, что пытаясь представить и проанализировать смысл существования человека в той или иной исторической эпохе, Алданов показывает и незначительную роль людских усилий в стремлении что - то изменить в мире. Его пессимизм, как уже упоминалось, близок к философскому пессимизму А. Шопенгауэра. Суть понимания Алдановым отношения человека и его судьбы можно охарактеризовать словами Шопенгауэра: "Судьба.... играет роль ветра, быстро и на далекое расстояние продвигая нас вперед или отбрасывая назад, причем наши собственные труды и усилия имеют лишь малое значение" (104, с.395).
Более того, у Алданова усилия героев часто приводят не к тому, к чему они стремились. Достаточно проанализировать очерк о Пикаре, чтобы увидеть, как замечательно подано в конце разочарование победивших дрейфусаров. Казалось бы, все невинно пострадавшие возвращены, честь их восстановлена, к власти приходят борцы за справедливость, а сам Пикар - главный виновник победы сделан военным министром. И что же? Чувства, испытываемые Пикаром - уныние, разочарование и осознание бесполезно потраченных сил. Он ничего не смог сделать на посту военного министра для Франции, и не оправдал ничьих надежд: "На посту военного министра и правые и левые вынуждены делать приблизительно одно и то же. Разочарование было жестокое и у социалистов, и у анархистов..." (4, с.169).
Именно с этой точки зрения раскрывает судьбы Алданов таких своих героев, как Адам Чарторыский, все усилия которого принести независимость своей родине - Польше оказываются бесплодными. Более того, его вмешательство только ухудшает существующее положение. Столь же характерен Павел Строганов, который пытался провести либеральные реформы в России еще в начале XIX века. Основной заботой его была отмена крепостного права и введение парламентской монархии по примеру Великобритании. Однако все его попытки, подчеркивает Алданов, возможно, были одной из причин усиления реакции, и привели к появлению аракчеевщины. Хотя Алданову очень близки и понятны идеи Строганова.
Но все - таки, чаще Алданов показывает героев, руководимых не такими благородными мотивами. В этом случае в его публицистике еще ярче проявляется понимание иллюзорности человеческих устремлений, усиливается и алдановский скептицизм. Его отношение к жизни человека можно определить словами современника и друга - В. Набокова, произносимые героем романа "Дар" : "...Бытие, таким образом, определяется для нас как вечная переработка будущего в прошедшее, - призрачный, в сущности, процесс, - лишь отражение вещественных метаморфоз, происходящих в нас. При этих обстоятельствах, попытка постижения мира сводится к попытке постичь то, что мы сами создали как непостижимое" (61, с.307 - 308). Следует добавить к этому, что всякое бытие Алданов воспринимал не как абстрактное, а, в отличие от Набокова, как бытие историческое.
2.3. В связи с подобным отношением Алданова к смыслу человеческого существования следует также рассмотреть более подробно его понимание роли случая в судьбах его героев. Побеждается ли случайность, которая у Алданова, как мы ранее проследили, не подчиняется никаким законам, волей, и в первую очередь, осознанной волей, человека? По нашему мнению, алдановское понимание воли также лежит в сфере шопенгауэровских представлений. То есть понимание Алдановым осознанной воли видится по большей части как проявление человеком стремлений удовлетворить свои желания и страсти, а также существовать в согласии со своим индивидуальным пониманием "хорошей" жизни. Многие современные психологи видят в этом как раз проявление неосознанной, слепой воли. Такую разницу понимания человеческой психологии, по нашему мнению, необходимо также учитывать в исследовании творчества Алданова.
Вообще же, при исследовании творчества Алданова складывается впечатление, что эмоции в его понимании в гораздо большей степени, чем идеи и умственная воля людей определяет их поступки. И дело здесь не столько в скептицизме Алданова, но и в своеобразии его попытки осмыслить действительность. Он опирается на установку, что познание любого объекта или субъекта будет обуславливаться той или иной точкой зрения, стилизующей действительность с определенной перспективы. А поскольку в качестве действительности Алданов выбирает историческую реальность, то "стилизация" его в большей степени заключалась в выборе своих героев, судьба которых укладывалась в его концепцию человека.
Вновь повторим: взгляды Алданова выстраиваются в русле общей идеи. А так как понятие случая и его роль в истории занимает определенное место в исторической реальности, представляемой Алдановым, то он "вводит" это понятие и пытается определить его значение и в своей концепции человека.
Алданов считал, что роль случая в судьбе человека может быть лишь немного уменьшена, а проявление последствий этой роли отнесено на какой - то более дальний срок. То есть страсти, руководимые человеком, могут быть настолько сильны, а жажда власти так неистребима, что случай может даже подыграть человеку. Подобные мысли Алданов высказал в очерке о Гитлере, конечный итог карьеры которого для Алданова тем ни менее, сомнения не представлял: "Здесь перед нами действительно удивительное явление...Приход его (Гитлера) к власти - бешеный скачок над пропастью. А что по другую сторону пропасти - этого не знает никто. Не знает, вероятно, и сам Гитлер" (4, с. 342).
Пример Гитлера для Алданова - результат проявления и усилий осознанной воли человека, который использует случай в своих преступных интересах. И для Алданова - один из самых интересных, хотя и безрадостных, моментов наблюдать это свойство человеческой натуры - умение пользоваться случаем. Но с другой стороны, Алданов показывает и то, что человек сам становится игрушкой случая, вступая с ним в опасное взаимодействие. Он не только подчиняет случай себе, но и сам до некоторой степени подчиняется ему. То есть разрывая казуально - следственный ход исторических событий, он как бы "выпускает джинна из бутылки", внося дополнительную неразбериху в запутанный и сложный мир исторической реальности.
Особенная ответственность в подобных случаях, по мнению Алданова, падает на политических деятелей, стоящих во главе государств. Вообще же политика и политики, в основном, не вызвали его симпатии, так как в действиях лишь немногих из них он видел искреннее стремление способствовать улучшению жизни людей, или патриотизм. А главное для Алданова, чтобы их политическая карьера не являлась всего лишь подтверждением элементарных властолюбивых амбиций.
Уже в ранней книге "Огонь и дым" (1922) мы встречаемся с его размышлениями о людях, от которых зависят судьбы народов, в главе "О правителях". Цинизм и лицемерие власти, по мнению Алданова, ярко отражены в откровенном высказывании Наполеона: "Что толку в ... доброте? ... Когда о монархе говорят, что он добр, значит он ни к черту не годится!" (2, с. 50). В итоге психология правителей ставит их за грань категорий добра и зла. Особенную опасность Алданов видел прежде всего в попытках правителей своего времени найти врагов в своей стране, или вне ее, для истребления которых необходимо "найти штыки". Это порождает и гражданские, и мировые войны, а именно войны Алданов понимал как наивысшую ступень мирового зла.
Причем Алданов осуждает даже тех политиков, которым, по его мнению, все - таки удалось сделать что - то полезное для своих стран, например, Клемансо и Черчилля. Особенно поражала Алданова быстрая смена убеждений и взглядов при изменении политической ситуации в мире: "Был он (Черчилль - Н.Р.) либералом, был и консерватором. Восхвалял буров, восхвалял и фашистов. Проповедовал союз с социалистами, проповедовал и союз против социалистов" (4, с.506). А на что же ушли лучшие годы английского премьер - министра? В ответ на этот вопрос Алданов приводит известную шутку, о том, что "эти лучшие годы Черчилль потратил на изготовление ослепительных экспромтов". Никаких утешительных итогов деятельности Черчилля Алданов не подводит, а о будущем говорит без особого оптимизма (очерк написан в 1932 году).
Политическая деятельность по мнению писателя вредит и собственно индивидуальности, духовному самосовершенствованию человека. Алданов эту мысль особенно ясно высказывает в очерке о Ганди (сборник "Земли, люди" 1933), личность которого вызывает уважение у Алданова. Но он не принимает Ганди как государственного деятеля, считая, что это вредит авторитету духовного лидера Махатмы.
Внутренние качества Ганди не могут не вызвать симпатии и у читателя вслед за Алдановым. Особенно Алданов подчеркивает его честность и бескорыстие. Не без мягкого юмора отзывается и о несколько странной адвокатской практике Ганди, когда тот откровенно признавался клиентам в своем незнании того или иного закона. Симпатию Алданова вызывает и многолетняя и очень трудная для Ганди борьба за права индусов, проживающих в Африке, борьба, стоившая ему душевного кризиса и отказа от некоторых догм индуизма (например, отношение к касте неприкасаемых). Об этой стороне жизни Ганди Алданов рассказывает с большим уважением.
Однако стиль изложения в очерке становится более жестким, когда Алданов переходит к рассказу о политической деятельности Ганди. И личная встреча Алданова с Ганди ничего не изменила в отношении к нему автора: "Не могу рассказать ничего поучительного о своей беседе с Ганди" (4, с.586). Основное же зло для личности Махатмы Алданов видит именно в занятиях политикой. Он осуждает постепенное превращение его духовного облика в ширму для закулисных политических игр: "Трагедия же этого человека в том. что он стал заниматься политикой. Ни его характер, ни взгляды, ни способы действия не были для нее предназначены ни в какой мере" (4, с.588)
Все вышесказанное относится не только к лицам, отдаленным временем от автора, но и к современным ему людям. Известным деятелям первой трети XX столетия посвящен сборник очерков "Современники" (1932). Алданов уравнивает их с героями исторических очерков, подчеркивая только то, что дальнейшая судьба их не известна. Ко всем биографиям современников Алданова можно отнести его слова, сказанные в заключительной части очерка о Ллойд Джордже : " Заключительные главы его биографии пока не написаны. Каковы они будут, сказать трудно" (4, с.502). Плодотворный подход Алданова к современности с исторической точки зрения был не раз отмечен в зарубежной русской критике (например, в рецензии М.Цетлин на роман "Начало конца", 1939, 97).
В чем же Алданов видит ошибочность человеческих воззрений и устремлений? Проанализировав публицистическое наследие, а также ряд художественных произведений, можно предположить, что скептицизм Алданова распространяется не на духовную жизнь индивида, и даже не на его природу в целом. А, вероятнее всего, на довольно распространенную ошибку, присущую многим поколениям людей - принимать какую - либо особую форму бытия человека за его внутреннюю сущность. Отталкиваться от такого понимания бытия в стремлении удовлетворить потребности этой ложной сущности.
Причем, это отношение к жизни будет настолько иметь место, насколько человек определяет свою личность, свою человечность в понятиях того общества, с которым он себя отождествляет. И поскольку Алданов принимает такую зависимость человека от общества, то в его взглядах наличествует не столько пессимизм, сколько своего рода безысходность, фатальность. Это придает его мировоззрению замкнутость, хотя для нее и характерна стройность логических построений и выводов. Может создаться впечатление, что автор ведет нас по лабиринту, проходя каждый раз мимо выхода. Именно такие взгляды Алданова и позволили М. Осоргину, с одной стороны, соотнести их с Экклезиастом (66, с.523). А с другой стороны, А. Зернину, опираясь на полную арелигиозность алдановского творчества, назвать их отвлеченно - абстрактными и противоречивыми (32, с.139). По нашему мнению, подобное расхождение в восприятии алдановского творчества относится в большей степени к его эстетическим воззрениям.
Учитывая подобное алдановское мировоззрение, нельзя не отметить и его отношение к проблеме человека и смерти. Следует также попытаться проанализировать исследования, относящиеся к проблеме философии убийства, занимающие в его концепции человека немалое значение и место.
Алданов опирается на Декарта в умении выстроить систему и привести в ее защиту четкие и ясные доказательства в понимании человеческой природы, и особенно в вопросах смерти. Затем он отталкивается от позиции, рассмотренной нами выше, не только близкого ему по духу Монтеня, но и от более чуждых, основанных на религиозности, взглядах Паскаля. Проблема человека и смерти настолько занимала Алданова, что он даже один из своих романов назвал "Повесть о смерти", частично это отразилось и в последнем его романе - "Самоубийство", изданном уже после смерти автора.
Интерес к данной проблеме, на наш взгляд, обусловлен пессимистической окраской алдановских взглядов, логично следует из них. Но в этой проблеме необходимо отметить момент, связанный именно с арелигиозностью творчества Алданова. А без обращения к вопросам религии, а также к внутреннему, духовному облику человека, Алданову не удается в полной мере реализовать свой интерес. Тем более, не может раскрыть такую сложную тему с точки зрения психологии. Это заметно особенно ярко, по нашему мнению, как раз в романе "Самоубийство", где Алданов делает попытку своего рода апологии самоубийства, и именно тогда, когда он анализирует уход из жизни известного исторического персонажа - Саввы Морозова.
Вероятно, здесь он попытался более подробно высказать мысли, давно его волновавшие. Как правило, Алданов не был в полной мере откровенен со своими читателями, по выражение М.Осоргина, "ему была свойственна некоторая застегнутость чувства" (66, с.524). Поэтому и в волновавшей его теме смерти, которая "подлинно владела Алдановым, но он не любил говорить об этом вслух" (А.Бахрах, 11, с.146), Алданов несколько смещает свой интерес. Он обращает внимание на психологию убийства, а чтобы не выходить за пределы исторической реальности, то, в основном, на убийство политическое. На то, что эта тема серьезно занимала Алданова обращали внимание многие критики русского зарубежья (см М.Цетлин - рецензия на "Бельведерский торс"; М.Карпович "Алданов и история" и др.).
Но особое внимание с этой точки зрения заслуживает роман "Истоки" (на русском языке - 1950), вызвавший неоднозначные, прямо противоположные оценки. Этот роман более других близок к алдановским очеркам и портретным характеристикам. Особенно сказанное относится к сценам покушений народовольцев, в том числе и последнего, успешного, на Александра II. Историческая точность, близкая к хроникальности, яркость в описании портретов народовольцев были отмечены и А.Солженицыным, в целом оценившим роман невысоко (81, с.73). Нас же роман интересует с несколько других позиций. Здесь прошлая история является фоном, И Алданов пытается проследить как на этом фоне люди, в данном случае народовольцы, относятся к смерти. Является ли стремление к убийству неотъемлемой частью человеческой психологии? На этот вопрос Алданов ясно отвечает - нет, убийство должно быть противно любой личности, самой природе человека. И в художественном раскрытии образов народовольцев это ясно отражено. Они изображены симпатичными молодыми людьми, у каждого Алданов находит какие - нибудь маленькие слабости (так, очень убедительно показывает он чувства, испытываемые Перовской к Желябову). К какому же выводу приходит Алданов? Нам кажется, при всем отвращении человека к убийству, он настолько слаб, что позволяет себе использовать это страшное орудие в стремлении к достижению поставленной цели. Мысли Алданова по этому поводу можно выразить словами Паскаля: "Человек - не более чем существо, по природе своей исполненное заблуждений.... Страсти бередят чувства, сбивая их с пути. Они всласть лгут и обманываются сами" (67, с.89 - 90).
Таким образом, для Алданова, убийство, в какой - то степени, является отражением тех самых человеческих страстей, описанию которых он посвятил свое творчество. А потому, люди, совершающие политическое убийство, у Алданова заслуживают не только осуждения, но и жалости, как запутавшиеся в сетях собственных заблуждений. Страшны же для Алданова в итоге не сами личности убийц, а последствия. Такие убийства являются в своем роде теми самыми слепыми случайностями, которые рождаются от неосознанной воли человека, и оказывают влияние на ход исторических событий.
В прозе Алданова происходит сочетание точных исторических фактов с попыткой проследить изменение человеческого характера. Однако не в сложном взаимодействии внутренних движений души, как у Достоевского или у самого любимого писателя Алданова - Льва Толстого, а именно только внешние изменения. Он прослеживает своего рода механику "психофозического комплекса", и это характерно и для публицистики Алданова, для очерков, где речь идет о подготовке и осуществлении политических убийств, таких как "Генерал Пишегрю", "Ванна Марата", и некоторых других. Но это не дает повода считать Алданова равнодушным к проблемам гуманизма, идеям добра. Мы попытаемся в дальнейшем проследить какое значение эти понятия имели для алдановской эстетики, и для всего его творчества в целом.
Итак, можно утверждать, что не только любопытство руководило Алдановым при его исследованиях психологии убийств. Все - таки нельзя полностью согласиться с Солженицыным в том, что Алданов занял позицию стороннего наблюдателя и испытывает к покушениям чисто спортивный интерес (см. "Новый мир" N 1, 1998). Нам кажется, уместнее соотнести вышеуказанные моменты к своего рода завершению общей философской идеи у Алданова, в данном случае - в психологическом аспекте.
В связи со всем вышесказанным естественно возникает главный вопрос о том, придавал ли Алданов какое - либо значение роли личности в истории? На этот вопрос пытались ответить и его современники - в зарубежной русской критике. Но вопрос, по существу, так и остался открытым. Очевидно, это связано с тем, что не было полного и глубокого исследования художественного метода Алданова, с которым, безусловно, неразрывно связано и выражение всех его философских и эстетических идей. Интерес к историческим лицам у него, вероятно, как раз частично и обуславливается теми его взглядами, в основе которых лежит скептическое отношение к законам исторического развития и стремление показать значительную роль случая в истории. И, тем не менее, роли личности в истории Алданов не отвергает. Возможно, его попытки доказать полную неспособность человека что - либо изменить в реальности и привели к обратному результату.
Какие же личности, по мнению Алданова, могут повернуть ход истории? Как раз те, отмечает он, которые руководствуются осознанной волей, то есть те, чьи политические устремления опираются : либо на четкую, ясно выраженную идеологию, как у Ленина; либо на неуемную жажду власти, как у Наполеона. Но весь ход этих "искусственных", зависящих от воли человека, исторических изменений Алданов все - таки постоянно объясняет участием случая. Известно, что даже успех октябрьской революции он неоправданно относил на счет наиболее активного проявления роли случая (см. "Ульмская ночь", глава 2 (в). Таким образом у Алданова участие человека в истории сводится к умению воспользоваться удачно сложившейся ситуацией, что, конечно, не охватывает в полной мере всего многообразия проявлений роли личности в истории, зато четко укладывается в алдановскую концепцию истории.
Способ, используемый Алдановым в концепции существования человека в исторической реальности, можно назвать созерцательным погружением в конкретную действительность, а ко многим своим логическим выводам он подходит часто интуитивно. Но одним из исходных правил, от которых Алданов отталкивается в своих психологических портретах, он сам выразил очень четко: "Чужая жизнь тайна - это давно сказано. Мы ничего ни о ком толком не знаем. Из малого числа известных нам о человеке важных фактов... биограф создает более или менее вероятную схему и старательно укладывает в нее жизнь своего героя...(4, с.391). Но необходимо отметить, что эти самые факты, названные Алдановым "важными", а по сути являющиеся фактами историческими, интересны для него лишь в их реализации через действующий субъект, то есть с помощью героя, чей психологический портрет он представляет.
Таким образом Алданов будто бы следует за мыслью Э.Кассирера : "У истории нет другого смысла - она должна служить жизни и действию " (41, с.652). Он не интересуется фактами самими по себе, так сказать не подвергает их никакой научной обработке. Для него только субъект придает им ценность. В этом сказывается проявление экзестенциальности в философских воззрениях Алданова. Его гуманизм существует не без примеси пессимизма. Собственно всю алдановскую концепцию существования человека в исторической реальности можно определить как пессимистический гуманизм. Хотя, по нашему мнению, верна мысль Б.В.Маркова, что "Пессимизм и оптимизм - это две по сути взаимосвязанные формы мироощущения, имеющие трансисторический характер" (54, с.42).
Итак, следуя собственным субъективным взглядам и стараясь нигде не нарушать логику своих философских воззрений, Алданов, тем не менее, создает не только правдивые картины исторического прошлого, но и, самое важное, обращает свой интерес к психологии личности. Используя способ внешних портретных характеристик, он, по определению А. Кизеветтера "историческим методом подводит читателя к некоторым неизменным и вековечным элементам общечеловеческой судьбы" (42, с.479).