Александр Моисеевич не заметил, как задремал в своем любимом кресле. Часы на стене показывали уже семь, а значит, пора было принимать лекарство. Но для этого нужно было встать и пройти нелегкий путь от кресла, через коридор, до тумбочки в спальне. Александр Моисеевич протянул руку и взял со стола очки.
Позиция на доске была простой, даже примитивной до смешного. Через несколько ходов дело сводилось к банальной ничьей. Именно так заканчивалось большинство партий, которые гроссмейстер Аппельман играл с наиболее предсказуемым противником - с самим собой.
- Та-ак, - пробубнил Александр Моисеевич себе под нос. - А если бы ладья стояла на d2...
Дрожащая, с набухшими венами рука быстро-быстро запорхала над доской, переставляя фигуры. И вскоре черные (которыми "руководил" несуществующий визави Аппельмана) получили изящный мат практически в самом центре доски. Удовлетворенный, Александр Моисеевич поднялся из кресла и бодро прошествовал на кухню. Вместо положенного лекарства он налил себе в крохотную рюмочку пятизвездочный армянский коньяк и, выпив его, тут же зажевал долькой лимона. Вздохнул, потянулся было вновь за бутылкой, но затем махнул рукой и поплелся обратно в гостиную.
На носу был турнир в Варшаве; семидесятивосьмилетний гроссмейстер осознавал, что турнир этот наверняка последний в его карьере. Все более-менее известные мастера его возраста (те, кто ещё не ушли из жизни) давно уже отошли от активной игры и, в лучшем случае, занимали почётные посты в различного рода федерациях и ассоциациях. Было что-то символичное в том, что на последний свой турнир Аппельман ехал в страну, в которой шестьдесят лет назад едва не нашёл свою смерть. Лишь чудо спасло тогда еврейского юношу, который должен был разделить судьбу своих родителей и сестер и сгинуть в печах Освенцима. Впрочем, чудо это Саша во многом сотворил сам: помощник коменданта лагеря был страстным любителем шахмат и старательно оттягивал отправку на "санобработку" своего юного партнера. А Саша, поняв ситуацию, время от времени тешил самолюбие герра штурмбаннфюрера, позволяя ему выиграть у себя партию-другую.
Прошлое никогда не отпускало Александра Моисеевича; во сне он видел родных за колючей лагерной проволокой, и слышал лай собак, и даже чувствовал этот ужасающий запах... запах смерти (хотя и говорят, что во сне нельзя ощутить запах).
Потом были госпиталь, Университет, служба в армии. Ну и, конечно, шахматы. Шахматы, которые сберегли ему жизнь в лагере и которые позже стали делом его жизни. Турниры, турниры, турниры... Гавана, Нью-Йорк, Амстердам, Лондон, Марсель, Белград... Победы и поражения... Завоеванный несколько раз титул чемпиона СССР. И даже полуфинальный матч претендентов на шахматную корону.
Александр Моисеевич дважды был женат, и оба раза - неудачно: его избранницы не хотели делить его с черно-белой доской, предпочитая уходить, не прощаясь. На третью попытку он уже не осмелился.
Несколько раз его приглашали перебраться за рубеж (в том числе - и на свою историческую родину). Он всегда встречал такие предложения вежливой улыбкой и давал вежливый отказ.
Недавно у него появились ученики; удалось, наконец, открыть Шахматную школу, о которой он давным-давно мечтал. Но здоровье... Оно стало подводить: сердце, печень... Всё чаще Аппельману приходилось переступать порог кабинета врача. А лечиться он не любил с детства.
"Вам пора на заслуженный отдых". Сколько раз он слышал эту фразу от своего доктора!.. Но разве может что-либо сравниться с атмосферой крупного турнира, где каждый участник настроен только на победу, где всё пропитано духом амбициозности, интеллектуального соперничества?..
Престарелый гроссмейстер и сам понимал, что пора ставить точку. Но всё никак не мог решить, когда именно и где это должно произойти. В конце концов, подумал, что Варшава подойдет для этого как нельзя лучше. К тому же, у Александра Моисеевича была еще одна веская причина поехать на турнир в польскую столицу. Он точно знал, что в соревновании примет участие Денис Воронов.
Аппельман не знал причину, по которой молодой, удачливый гроссмейстер из маленького подмосковного городка невзлюбил его. Он мог лишь догадываться. В шахматных кругах упорно ходили слухи о том, что Денис встречается с дочерью одного из лидеров организации "Русский Союз" - полувоенной структуры, провозгласившей своей целью создание "чистого" государства, свободного от инородцев. Сам Воронов никогда никаких антисемитских высказываний не допускал, по крайней мере, прилюдно. Но в ряде интервью недвусмысленно намекал на то, что, мол, в шахматах, как и везде, патриархи должны уступать дорогу молодым. Воронов и в самом деле был талантлив. Многие прочили ему в недалёком будущем высший шахматный титул. На данный момент корона принадлежала человеку, который, по общему мнению, ее не очень заслуживал; заветное звание он получил в результате неразберихи, затеянной шахматной федерацией (кода одномоментно на свет вдруг появилось сразу несколько чемпионов мира, по различным версиям). На днях Президент ФИДЕ сделал заявление о том, что необходимо покончить с неясной ситуацией в шахматном мире и провести супертурнир с участием ряда мастеров, имеющих самый высокий рейтинг, дабы выявить одного, единого чемпиона, и в дальнейшем уже вернуться к системе отборочных туров и матчей за высший титул. Аналитики почти не сомневались, что в этом самом супертурнире победит не кто иной как Воронов. Тем более, что действующий чемпион в последнее время всячески избегал участия в значительных соревнованиях и, как следствие, находился не в лучшей форме, предпочитая поливать своих возможных оппонентов грязью со страниц газет.
Сам Аппельман трижды садился за доску с Вороновым, и все три раза судьи фиксировали ничью. В последний раз, год назад на турнире в Будапеште Воронову для общей победы обязательно нужно было одолеть Александра Моисеевича в последнем туре. Денису выпало играть белыми. Он явился в игровой зал в новом костюме и при галстуке, явно предвкушая свой триумф. В какой-то момент у Аппельмана даже промелькнула мысль не особенно-то и сопротивляться своему молодому соотечественнику - сам он шансов на призовые места не имел, а в случае неудачи Воронова на первое место выходил иностранец. Но Александру Моисеевичу очень уж не понравилась улыбка на лице Воронова - наглая, самодовольная...
Аппельман разыграл свою любимую "сицилианку". Воронов играл поначалу быстро, видимо, надеясь навязать противнику свою манеру - жёсткую, напористую, прагматичную. Однако Александр Моисеевич выдержал первый натиск, а кое-где и потеснил фигуры Воронова. Где-то ходу на двадцатом Денис задумался. Встал и прошелся по залу. Принес себе кофе. Затем сделал ход... И сам тут же понял, что грубо ошибся. Нет, конечно же, он не подставил под бой фигуру. Но мастер его уровня легко способен был просчитать, что через десяток ходов позиция для белых станет практически безнадежной... Александр Моисеевич поднял глаза и встретился взглядом со своим партнером. Тот с угрюмым видом уставился в на свои ботинки... Аппельман сделал ход, который оставлял Воронову шанс. Но только на ничью. Вначале Денис растерялся; Александр Моисеевич понял это по его нервным движениям, по нелепому выражению лица. Он, похоже, не мог поверить в то, что с ним поступили благородно. Опомнившись, он тут же ухватился за предложенную ему "соломинку", и через полтора десятка ходов была зафиксирована ничья.
Этот эпизод еще больше настроил Воронова против Александра Моисеевича. Конечно, сам Аппельман не стал распространяться о психологической подоплеке той партии. Но шахматные специалисты, все как один, сделали для себя правильные выводы: старый лев пощадил своего противника, не пожелав превратить досадный его промах в свой триумф.
Воронов жаждал мести. А Александр Моисеевич, в свою очередь, возмущенный поведением Дениса (который продолжал при каждом удобном случае нелестно высказываться в адрес "отживших свой век шахматных динозавров"), дал себе слово не щадить больше за доской никого из молодых своих конкурентов и, в особенности, Воронова.
Варшава
За два тура до окончания "Турнира Двенадцати"
- Нет, Александр Моисеевич, я не согласен - я не мог выиграть у Джорджиса, пожертвовав на пятнадцатом ходу качество. Этот вариант я детально анализировал и пришел к выводу, что...
Аппельман рассеянно слушал своего собеседника - польского гроссмейстера средней руки, приглашенного на турнир только потому, что его страна выступала в качестве организатора. Правда, у Вацлава было то несомненное достоинство, что он в совершенстве владел русским языком, поскольку учился в Москве и привез оттуда русскую жену.
"Итак, завтра я играю с Вороновым... Ни у него, ни у меня нет пока поражений, но он на пол-очка впереди из-за моей обидной ничьей с индийцем... никак не могу запомнить его имя. Ну что ж, история повторяется. Только на этот раз у меня есть шансы на первое место..."
К ним подошел высокий полный мужчина средних лет - тренер Воронова.
- Добрый день, Вацлав. Здравствуйте, Александр Моисеевич. Как настроение перед финальным рывком?
- Александр Моисеевич, дорогой, можно вас на пару слов?
Аппельман пожал плечами и отошел в сторону вместе с наставником Дениса.
- Александр Моисеевич, я... Право, не знаю, как и сказать вам...,- замялся тренер.
- Не стесняйся, Савва - я ж тебя сто лет знаю. Еще с твоим первым тренером на турнирах встречался...
- Да-а, хороший был мужик Олег Юрьевич. Жаль, рано помер... Пил, говорят. Ну так вот... Дело в том, что... Ну, в общем, вы ж понимаете, что для Дениса этот турнир... Ну, не главное, что ли. То есть, конечно, главное... Но... Словом, он очень хочет победить. И не просто хочет, а...
Аппельман изобразил на лице непонимание. А у Савелия от волнения стал тихонько подергиваться уголок рта.
- Я хотел сказать... Просто вы для Дениса не очень удобный соперник, так сложилось... И если... Если дело вдруг будет идти к ничьей... Может, пусть лучше всё решится в последнем туре?
Александр Моисеевич снял очки, протер их носовым платком.
- Денис в курсе того, с чем вы ко мне обращаетесь?
- Нет-нет, что вы!- замахал руками Савелий. - Он настроен на победу и не простил бы мне...
- И правильно бы сделал. Иди, Савва. Всё будет так, как будет. Пусть Денис получше готовится...
***
И вновь, как и год назад, по воле судьбы белые фигуры достались Денису Воронову. Он обозначил рукопожатие, слегка дотронувшись до пальцев Аппельмана, опустился на стул, и арбитр запустил его часы.
Денис сцепил пальцы, хрустнул костяшками. И сдвинул на два хода вперед ферзевую пешку, лишая тем самым Александра Моисеевича возможности привычно погрузиться в дебри "сицилианки". Недолго думая, Апппельман разыграл староиндийскую защиту, в которой тоже ориентировался прилично. Воронов хитрил, допуская, на первый взгляд, не слишком логичные ходы, а на самом деле выстраивая свои фигуры в определенный порядок для сокрушительного удара. Александр Моисеевич разгадал его маневры, но немного с опозданием - на ход-два позже, чем следовало бы. И вот уже белопольный слон Воронова, как предвестник гибели чёрных, вломился в расположение фигур Аппельмана; Александр Моисеевич на миг утратил хладнокровие и "зевнул" пешку. Денис продолжал наседать. Чтобы сбить темп, Александр Моисеевич сделал необязательный, отвлекающий ход, лихорадочно обдумывая при этом план спасения. От напряжения на лбу у старого мастера выступил пот. Предательски задрожали руки. Воронов заметил это.
- Сдавайтесь,- процедил Денис едва слышно, не разжимая губ. Аппельману даже показалось сначала, что он ослышался.
Вздохнув, Александр Моисеевич потянулся к своему королю. Денис улыбнулся - вот сейчас последует долгожданное движение, и деревянный монарх чёрных рухнет на клетчатое, лакированное поле сражения. И тогда он, Воронов - победитель турнира!..
Но внезапно рука старика изменила направление движения. И взялась вовсе не за короля, а за ферзя, который до этого скромно стоял на краю доски, казалось бы, не желая вмешиваться в ход безнадёжно проигранной схватки.
- Шах! - отчетливо произнес Александр Моисеевич, проведя свою самую сильную фигуру по диагонали в противоположный угол доски.
Денис дернулся на своем месте; ничего страшного для белых еще не произошло. Но эффект неожиданности сделал своё дело. Теперь уже Денис лихорадочно принялся выбирать план защиты. И выбрал неверно. И вот уже крайняя пешка черных, оставленная без присмотра, устремилась вперед, к заветной первой горизонтали. Денис ослабил узел галстука. На последние ходы у него ушло слишком много времени. Его король, которому, казалось, еще пять-семь ходов назад ничего не грозило, оказался вдруг в крайне незавидной позиции. Александр Моисеевич смело пожертвовал ладью; контратака черных нарастала подобно цунами. Защищаясь изо всех сил, Денис продлил агонию своих фигур еще на два десятка ходов. Но увидев, что мат неминуем, сдал партию. И - так и остался сидеть, тупо глядя на доску, будто пытаясь осмыслить всю степень трагедии.
Александр Моисеевич бодрым шагом покинул игровой зал и направился в сторону буфета. И вдруг... Почувствовал нехорошую тяжесть в ногах. Огляделся. В фойе он был один. Привалившись к стене, он достал из внутреннего кармана старую добрую трубочку нитроглицерина. Сунул крошечный белый кружочек под язык. И медленно-медленно, держась за стену, поплелся в обратную сторону...
***
- Н-да, напугали вы нас всех,- заметил врач, закончив измерять давление. - Пожалуй, вам стоит покинуть турнир. По состоянию здоровья.
- Послезавтра... Последний тур...,- едва слышно проговорил Аппельман со своей лежанки.
- Последний тур, говорите? Ну как знаете, дорогой Александр Моисеевич. А я с себя ответственность снимаю. Для чего же вы меня привезли с собою из Москвы, если не собирались следовать моим указаниям, милейший? Я ведь тоже не мальчик. Кое-что смыслю в своем деле, как и вы в своих шахматах. Хватит, отыграли вы своё! Дайте теперь молодым поиграть.
- Пусть так, доктор. Но... Последний тур...
В комнату просунулась голова Савелия.
- Как вы, Александр Моисеевич?
- Сам видишь,- сказал Аппельман.
- Денис просил передать, что желает вам скорейшего выздоровления. И... победы в последнем туре.
***
Москва
Последний тур неожиданностей не принес - Аппельман выиграл белыми у заведомого аутсайдера Джорджиса, а Воронов красиво разгромил довольно сильного австрийца, занявшего в итоге третье место. С победой Александра Моисеевича поздравил лично Президент ФИДЕ, присутствовавший на турнире в качестве почетного гостя. В Шереметьево прилетевших игроков встречали журналисты. Аппельман отказался от интервью, сославшись на усталость, и сразу же уехал домой на такси.
Расставив фигуры на доске, он приготовил себе чаю с молоком, сел в кресло. Ход за ходом начал воспроизводить свою партию с Вороновым, оказавшуюся решающей для победы в Варшаве.
- Хорошо, а если бы он сыграл вот так?..- Александр Моисеевич протянул руку к белому коню, взялся за него. Приподнял над доской... Пальцы разжались против его воли. Александр Моисеевич обмяк в кресле. Последнее, что он увидел, были настенные часы - почти такие же старые, как и их владелец. Они остановились...