В Японской гостиной стояла тишина. Только струился к потолку дымок от двух тонких свечей, укреплённых по обеим сторонам маленькой статуэткой Будды из слоновой кости, да лёгкий сквозняк колыхал бумажного дракона, свисающего сверху на почти невидимых глазу нитях.
Никакой уличный шум не доносился сюда, хотя там, во внешнем мире, шестью этажами ниже, на проспекте, кипела обычная городская суета.
Окна с двойными рамами были завешены плотными шторами, благодаря чему в любое время суток в комнате царил если и не полумрак, то весьма приглушённый, рассеянный свет. Стены комнаты обтянуты были тканью жёлтого оттенка, расписанной различного цвета иероглифами. Пол устилали циновки. Мебель в комнате отсутствовала.
Он вошёл, неслышно ступая, хотя и знал, что сидящий к нему спиною в позе лотоса мальчик в белоснежном кимоно всё равно узнает о его присутствии. Так и случилось. Мальчик открыл глаза, прерывая медитацию.
Доброе утро, Александр Валентинович, - сказал он ровным голосом. - Вы сегодня рано.
Извини, Витя. Я побеспокоил тебя?
Нет, всё в порядке, - мальчик неторопливо встал, задул свечи, снял резиновую ленту, охватывавшую его лоб, и подошёл к аквариуму с декоративными рыбками, который стоял в углу. Пару минут он следил за их движениями пристальным взглядом, будто пытался их загипнотизировать.
Как вы думаете, Александр Валентинович - почему рыбы не говорят? - произнёс вдруг он. - Не могут? Или просто им нечего сказать?
Ты, по-моему, устал, Витя. Тебе надо немного отдохнуть. Хочешь в Ниццу или на Багамы?
Вы ведь пришли, чтобы поговорить о грузинской сделке? Ну что ж, давайте поговорим, мальчик сделал приглашающий жест и сам уселся на циновки. Александр Валентинович пристроился напротив. Он был высок, худ; редкие его волосы были зачёсаны назад. Белый костюм"тройка" сидел на нём идеально. Он вообще любил всё дорогое и красивое.
Я изучил документы, сказал Витя. Мне кажется, вам нужно ещё раз всё проверить. Я отметил в тексте беспокоящие меня моменты красным карандашом.
Спасибо, Витя. Тебе что-нибудь нужно?
Нет, благодарю.
Тогда не стану больше беспокоить, Александр Валентинович поднялся и направился к выходу.
Александр Валентинович! окликнул его Витя уже в дверях. Тот обернулся.
Я надеюсь, вы помните о нашем договоре?
Конечно, Витя. Разве я когда-нибудь тебя обманывал?
Мальчик ничего не ответил, и Александр Валентинович вышел из комнаты, плотно прикрыв за собою дверь. Витя, не подымясь со своего места, повернул голову вправо и внимательно посмотрел на стоявший у стены стакан с водой. Стакан внезапно приподнялся над полом и, пролетев по воздуху метров пять, очутился в руке мальчика.
Витя отпил из него в руке немного, повертел стакан в руках и сосредоточенно поглядел на только что закрывшуюся дверь.
* * *
Александр Валентинович вошёл в зал, когда тренировка уже завершилась. Сэнсей улыбнулся и, пожав ему руку, спросил:
Как обычно?
Александр Валентинович кивнул, сэнсей тут же сделал своим воспитанникам какие-то знаки, и те молниеносно соорудили посередине зала башенку из шести кирпичей, затем облили её бензином из канистры и подожгли. Александр Валентинович приблизился к этому импровизированному костёрку, опустился на одно колено, медленно отвёл вверх правый кулак и - в следующее мгновенье от охваченных пламенем кирпичей осталось одно лишь красное крошево.
Поднявшись, он отряхнул свой костюм и покинул зал, не обращая внимания на восхищённые взгляды учеников.
* * *
Сделка явно срывалась, и Гурам начал нервничать.
Слушай, дорогой, обратился он к Александру Валентиновичу с заметным кавказским акцентом. Ты хотя бы понимаешь, что это для меня значит?
Понимаю, батоно. Но ничем помочь не могу.
Гурам резко встал. "Быки" с той и с другой стороны двинулись, запуская руки под пиджаки. Александр Валентинович поднял левую ладонь, успокаивая страсти. И медленно поднялся сам.
Они были с Гурамом примерно одного роста, но последний был значительно шире в плечах, и на вид гораздо опасней.
Гурам запустил правую руку в карман; неспеша достал оттуда что-то. И это "что-то" блеснуло перед самым носом его визави. Тот железно сдавил широченное волосатое запястье своими тонкими длинными пальцами. Нож выпал на ковёр. Александр Валентинович молча, глядя в глаза, продолжал выворачивать его кисть.
Тебе сегодня повезло, батоно Гурам, сказал он. Поскольку что обычно я убиваю тех, кто угрожает мне оружием. Теперь что касается сделки. Её не будет. Во всяком случае, пока вы не пересмотрите упомянутые мною пункты.
Отступление первое (Шпагин).
Боже, как давно это было. Первые кооперативы, первые частные кафе. Первые выстрелы на войне за передел собственности. Лихие рейды по точкам торгашей под руководством Воронца Станислава Воронцова. Ранение в левое плечо при разборках с молдаванами и первый срок четыре года за незаконную торговлю золотыми изделиями.
А ведь всё начиналось не так. Почти два десятка лет минуло с того дня, когда вчерашний десятиклассник из маленького областного городка по имени Саша Шпагин переступил порог Московского Государственного Университета. Все близкие и друзья считали, что карьера переводчика ему обеспечена. Да вот не сложилось, не заладилось, и выгнали со второго курса за драку в пьяном виде, но не хотелось покидать родную столицу, где и метро есть, и магазинов больше, и подработать подтащить пару тройку мешков не проблема. А красивая жизнь она везде денег требует, что в Москве, что в Нью-Йорке, что где-нибудь в Урюпинске; и неизвестно, чем бы всё обернулось для несостоявшегося востоковеда, если бы не встреча с другом детства, которые подался покорять Белокаменную немного пораньше, не закончив десятилетку, да и к тому же характерец имел не приведи Господь чуть что, сразу в бубен; оно и пригодилось среди неуступчивых столичных аборигенов, и относительно безбедное существование обеспечено, хотя и не совсем в ладу с законом, да людям на пользу. Женька Консовский был фарцовщиком - но фарцовщиком незаурядным, из тех немногих, что и милицейской дубинки не отведали, и почти круглый год в ресторанах и завтракали, и ужинали.
2
Небольшая группа оперативников, стоявшая на обочине, молча созерцала догорающий в кювете "мерседес".
Доигрался Гурам, произнёс, наконец, кто-то. Говорили ведь ему - не борзей. Так нет...
* * *
Заходи, Сашенька, заходи..., лицо старика осветила странная улыбка.
Олег Григорьевич Плевицкий был вором старой формации. Его гноили в сталинских лагерях, пытались "ссучить", били до полусмерти в грязных, вонючих подвалах "ментовок" а он всё оставался прежним железным "авторитетом", и любой урка, встречаясь с ним взглядом, неизменно отводил глаза...
Садись, Сашенька, Олег Григорьевич постоял с минуту у стола, пытаясь справиться с одышкой. Затем предложил: Коньячку желаешь?
Не откажусь, ответил Александр Валентинович, незаметно оглядывая комнату, увешанную картинами в тяжёлых золоченых рамах и уставленную старинной мебелью. Плевицкий достал из бара бутылку "Наполеона" и две стопки.
Что стряслось, Сашенька? Чего это ты вдруг вспомнил про старика?
Александр Валентинович не успел ответить - зазвонил его мобильный.
Да? - отрывисто сказал он, откинув пластиковую крышку трубки. - Нет, это не срочно. Я сейчас занят. Позже перезвоню. Извините, Олег Григорьевич. Дело в том... Вы слышали, что погиб Гурам Эбралидзе?
Слышал, конечно, Сашенька. А что такое? - хитровато улыбнулся Плевицкий.
Так вот... Мне бы не хотелось, чтобы безмозглые родственники Гурама сделали из этого несчастного случая неправильные выводы. Я ясно излагаю?
Ну, Сашенька..., сухо засмеялся Плевицкий. Если по какой-нибудь тачке пальнуть из гранатомёта, то такое трудно назвать несчастным случаем, правда?
"Кто ж тебе, старому хрену, успел капнуть?" подумал Александр Валентинович. А вслух сказал:
Гурам был беспредельщиком. Он подмял под себя не только "напёрсточников", но и азиатов с их ширпотребом. Его "отморозки" гонят полное фуфло...
Стоп, стоп, Сашенька, Плевицкий протестующе поднял свои жёлтые ладони. - По-твоему, если я сорок лет пробыл за колючей проволокой, то теперь со мной можно говорить только по фене? Перейди, пожалуйста, на нормальный язык.
Гурам многим мешал. Он бы залил Москву кровью, если бы я не остановил его!...
Олег Григорьевич задумчиво почесал небритый подбородок.
Значит, ты хочешь, чтоб я "развёл" тебя с грузинами? Н-да, задачка... Что ж, я попробую. Ставку мою ты знаешь. Ты, Сашенька, мне как сын, но ведь старику и на хлеб с маслом надо зарабатывать.
3
Он вошёл в центр круга, сделал медленный глубокий вдох и затем, резко выдохнув, крикнул на весь зал:
Нападайте!!!
Это было его любимое упражнение - фирменное блюдо, так сказать. Четверо учеников бросились к нему одновременно - двое сзади, двое спереди. На каждого он потратил по одному удару, и лишь четвёртый, последний, успел-таки обхватить его, но получил удар локтём в ребра.
Все четверо теперь корчились на татами.
Кто следующий? глухо спросил он. Желающих не нашлось. Он повторил вопрос. И тогда поднялся сам сэнсей.
Рудик? - удивлённо приподнял брови Александр Валентинович.
А что - может, откажешься? - улыбнулся приятель.
Да нет.., пожал плечами Александр Валентинович.
Сэнсей несколько раз хлопнул в ладоши.
Так, все на сегодня свободны! Жду вас в пятницу, в обычное время.
Ученики разошлись, досадуя в душе, что им не позволили присутствовать при схватке мастеров.
И вот они остались вдвоём в центральном круге. Некоторое время они просто стояли в стойке, изучая друг друга и стараясь ничем не выдать своих намерений. Два мастера, обладатели "чёрного пояса".
Рудольф Забродин исповедовал классический, жёсткий стиль каратэ. Он так и начал схватку - быстрыми ударами ногами, затем атаковал с поворота. Однако все его атаки были не менее виртуозно отбиты, что заставило Забродина слегка занервничать: он привык с сходу брать инициативу в свои руки и "ломать" соперника. Конечно же, он знал силу своего визави, но надеялся на то, что тот не в лучшей форме.
Опустив руки по швам, Александр Валентинович переступал с ноги на ногу в ожидании нападения. Его стихией была контратака. Забродин знал об этом и не спешил. Наконец, но решился действовать. Выдвинувшись вперёд, он нанёс прямой удар ногой, призванный отвлечь внимание Шпагина, а затем - пробил защиту противника невероятной силы боковым левой. В спаррингах с учениками Забродин этот приём не использовал, так как знал, что от такого удара опомнится почти невозможно. Александр Валентинович рухнул на колени; Забродин, решив поэффектнее завершить схватку, нанёс удар подъёмом ноги, метя в подбородок. Однако, казалось бы, уже поверженный противник молниеносно перехватил его ногу и, вывернул в сторону, свалил Забродина на татами. Сэнсей сделал попытку встать, но получил мощный удар в ребро. Всё же он поднялся, и даже смог блокировать атаку справа, но - следующий удар пяткой, с разворотом на 360 градусов едва не снёс ему верхнюю часть головы. Он оказался на полу. И поднялся лишь невероятным усилием воли, инстинктом бойца, ничего не видя и не слыша вокруг себя. Он очутился к противнику спиной, и Шпагин добил его, рубанув ребрами ладонёй по почкам.
Очнулся Забродин от того, что кто-то мокрым полотенцем обтирал ему лицо. Этот "кто-то" был слегка ухмыляющимся Александр Валентинович.
Эх, стар я стал..., с досадой вымолвил Забродин, с трудом садясь на татами.
Да нет, Рудик - ты бился превосходно. От твоего левого у меня до сих пор в башке звенит. Хорошо ещё, зубы целы. Ну давай, вставай. Неплохо мы с тобой размялись, сказал Александр Валентинович, подавая приятелю руку.
4
Его поджидали на выходе из Центра Боевых Искусств. Мотоцикл с двумя парнями в огромных красных шлемах, стоявший у противоположного тротуара, метрах в двадцати, рванулся с места, и у того, что сидел сзади, за спиной водителя, возник в руках автомат. Стрелять он начал, не доезжая до цели; стеклянная дверь Центра разлетелась на куски. Александр Валентинович рванул "Стечкин" из плечевой кобуры и, отпрыгивая в сторону, успел несколько раз нажать на курок. Стрелявший как-то странно дёрнулся и откинулся назад; мотоцикл занесло влево. Водитель покатился по асфальту. Шпагин видел всё это, лёжа за огромной гипсовой вазой на каменной площадке перед Центром. Где-то рядом завопила женщина; немногие прохожие застыли как вкопанные, взирая на происходящее. Александр Валентинович вскочил на ноги, подбежал к лежавшему навзничь водителю и выстрелил в упор, сквозь плексовое забрало шлема. Затем огляделся вокруг и поспешил к своему "вольво", припаркованному тут же, напротив Центра.
Шпагин и Анна поженились в 94-м году, примерно через полтора года после смерти Евгения. В этот год Витя пошёл в первый класс. А на следующий - он уже переступил порог пятого класса. Практически не тратя времени на приготовление уроков, он побеждал на всех математических, физических и литературных олимпиадах, писал стихи для солидных организаций и обыгрывал в шахматы взрослых перворазрядников. Впрочем, учёные заинтересовались им ещё раньше, когда Анна заметила, что от его взгляда загорались спички, лопались кофейные чашки, валились с полок книги... В пять лет он в уме перемножал шестизначные числа и заучивал наизусть огромные отрывки из Шекспира. В шесть - написал свой первый рассказ, который по достоинству оценили в редакции серьёзного литературного журнала. Его приглашали на писательские семинары и философские диспуты. К девяти годам он свободно говорил на пяти европейских языках.
Отчима он всегда называл только по имени-отчеству Александр Валентинович. Отношения у него со всеми, в том числе и с матерью, были ровными. Он держался с людьми немного отстранённо, но всегда подчёркнуто вежливо, никогда не повышая голоса. И неясно было, как он сам относится к собственной исключительности.
Во время одной из их обычной философских бесед Александр Валентинович, безо всякой задней мысли изложил Вите реальную затруднительную ситуацию, в которой оказался по работе. Витя, не задумываясь, подсказал Шпагину способ решения проблемы. Александр Валентинович был поражён его логикой, хотя и не подал виду. Вскоре он привык к этому также, как незадолго до этого - к своим постоянным проигрышам во все карточные игры (не говоря уже о шахматах), если его партнёром был Витя.
Александр Валентинович искренне привязался к мальчику и открыл ему мир восточных единоборств. Так у них в доме появилась Японская гостиная...
* * *
Что-нибудь случилось, Александр Валентинович?
Витя был в своём кимоно, и красно-белая лента с иероглифами, как всегда, перехватывала его лоб. Но на этот раз он был не в Японской гостиной, а в Зелёном зале и решал какую-то шахматную задачу, склонившись над журнальным столиком чёрного дерева, стоявшего на ковре.
С чего ты взял?
Мне так показалось, сказал мальчик, не отрывая взгляда от фигур на доске.
Нет, всё в порядке. Где мама?
Она ещё в школе. Сегодня педсовет.
А-а..., понимающе протянул Александр Валентинович. Никто не звонил, не приходил?
Никто. Я думаю, это было ошибкой.
Что? не сразу понял Александр Валентинович.
Убийство Эбралидзе. Я ведь вам предлагал просто отказаться от сделки, не более. Если бы я счёл, что его нужно убить, то так бы прямо и сказал.
А не кажется ли тебе?... начал Александр Валентинович. Но Витя перебил его:
Нет, не кажется. Ведь вы выбрали меня в консультанты надо полагать, не за красивые глаза. И до сих пор я вас не подводил. Я отлично сознаю, что вы используете мои способности отнюдь не во благо. И вы знаете, почему я пошёл на это. Я всё ещё надеюсь, что вы сдержите своё обещание и расскажете мне о моём отце.
Всё это Витя произнёс ровным, спокойным голосом, неотрывно глядя на чёрные и белые фигурки на инкрустированной серебром доске.
Никто и никогда не обвинял Александра Шпагина в том, что он сдержал своего слова, сказал Александр Валентинович. Pacta servanda sunt .
Tempora mutantur et nos mutamur in illis , ответил Витя. Вы поступили как человек, который руководствуется эмоциями, а на вас это совсем не похоже.
Александр Валентинович снял пиджак и повесил его на спинку стула. Сел напротив Вити.
Я знаю решение этой задачи, сказал он. Это пятиходовка из древнеиндийского трактата.
Я тоже знаю решение, отозвался мальчик. - Просто я ищу свой, собственный способ. То, что его не увидел автор задачи, ещё ни о чём не говорит. Кстати, ваша программа по банковским трансфертам уже готова. Я положил дискету на полку, в Большой гостиной.
Спасибо. Сыграем? предложил Шпагин.
Нет. Вы ведь всё равно проиграете. А насчёт Эбралидзе... Мне кажется, я смогу вам помочь.
Вот как? несколько недоверчиво усмехнулся Шпагин. Взгляды их на мгновенье встретились. И Шпагин отвёл взгляд первым. Ему нелегко было признать то, что было очевидно - а именно, правоту двенадцатилетнего подростка в том, в чём он считал себя непревзойдённым специалистом. В искусстве устранять проблемы... Эх, Витя, Витя!... И откуда в тебе столько житейской мудрости? Старый добрый принцип: "Нет человека - нет проблемы" на пороге двадцать первого века уже не работает. Его можно смело сдавать в утиль. Вот нет же Эбралидзе, а проблема-то никуда не ушла, тут как тут. И очень даже острая проблема... Это сегодня Стечкин выручил. А завтра?... Что ещё придумают эти чокнутые родственники покойного Гурама?
Ну так что ты предлагаешь? нехотя поинтересовался Шпагин. Он сидел, откинувшись на спину стула, полуприкрыв глаза и сцепив пальцы рук на животе. Он, конечно, понимал, что его внешнее равнодушие навряд ли обманет Витю; он стал медленно вращать большими пальцами, не меняя позы. Он напряжённо ждал.
Возьмите меня с собой на "сходняк", сказал неожиданно Витя. Шпагин встрепенулся.
Что-то? Я не ослышался? Ты хочешь?...
Да, я хочу присутствовать на "стрелке". Обещаю, что положение будет исправлено.
Витя, ты хоть понимаешь, о чём просишь? Ты себе представляешь, что такое "сходняк"?
А я вас ни о чём не прошу, впервые за время их разговора и, пожалуй, вообще впервые за последнее время тон Вити стал немного жёстче. Я вам предлагаю свои услуги, Александр Валентинович. Вы вправе от них отказаться. Более того, у моих услуг есть конкретная цена. Вы мне расскажете о моём покойном отце.
Отступление третье (Евгений).
... В последнее время его поведение не укладывалось уже ни в какие рамки. Приступы безумной ярости перемежались с кратковременными периодами раскаяния за свои поступки; его выходки начинали вредить общему делу. Он устраивал драки в общественных местах, отказывался участвовать в важных операциях, а на "стрелках" говорил много лишнего, бросаясь вгорячах бездумными угрозами, что могло привести к тяжким последствием.
В этих условиях наиболее влиятельные, авторитетные с члены группировки обратились к Шпагину с просьбой серьёзного поговорить с Евгением и заставить его изменить свои манеры. Не будь Евгений личным другом Шпагина, наказание со стороны "братвы" последовало бы незамедлительно. Но Шпагина боялись, и потому Евгений получил второй шанс...
5
Готовясь ко сну, Анна специальной салфеткой старательно удалила с лица всю косметику. Затем, погасив свет (странно, но она всё ещё немного стеснялась мужа), сняла комбинацию и нижнее бельё и надела ночную рубашку. Её она купила год назад во Франции и с тех пор спала только в ней.
Нырнув под одеяло, она положила мужу голову на плечо. Александр Валентинович лежал на спине, держа обе руки поверх одеяла.
Послушай, Саш... , негромко начала Анна. Витя в последнее время меня очень беспокоит.
Меня тоже, машинально ответил Шпагин; он думал совсем о другом.
Я волнуюсь за него. Что же будет с ним дальше? Уже сейчас он рассуждает как умудрённый опытом старик. А эти его фокусы с перемещением предметов... Ведь он же ещё ребёнок! Может быть, стоит показать его врачам в Европе?
Шпагин улыбнулся (но Анна в темноте этого не видела). Знала бы она, что ему сегодня предложил невинный мальчик Витя!
Повернувшись на бок, он положил руку ей на бедро и стал медленно подтягивать вверх ночную рубашку. Она, догадавшись о его намерениях, нежно дотронулась до его пальцев. Затем повернулась на спину и, стащив с себя сорочку, сбросила её на пол. Его губы коснулись её шеи. После пережитой опасности он чувствовал избыток адреналина в крови, и теперь его энергия стремительно расходовалась в другом направлении...
Отступление четвёртое (Анна).
С Евгением она познакомилась летом, отдыхая на Рижском взморье по путёвке профсоюза. Вернее, она познакомилась одновременно с обоими, но Шпагин вначале показался ей замкнутым и вообще каким-то странным. В кафе, куда она зашла поужинать, было единственное свободное место - за их столиком...
Немного позже, когда они уже возвращались в Москву и снова встретились, и Анна вошла в их круг, а также познакомила их со своими друзьями, одна из её подруг, старая дева по имени Лариса, очень удачливо охарактеризовала обоих. "За таких, как Женька, выходят замуж лишь молоденькие дурочки. А за таких, как Шпагин - умудрённые опытом женщины". Так и случилось. Евгений посватался к ней первым. Хотя она и чувствовала, что Шпагин тоже весьма к ней неравнодушен. Они были схожи лишь в одном - обладали сильной натурой. Но если Евгений был взрывной, увлекающийся, азартный, склонный к внешним эффектам и спорадически бесшабашный, то Шпагин прятал свои чувства под маской ледяного равнодушия, хотя в нужный момент всегда "включался" и действовал точно, по заранее намеченному плану.
И всё же, вопреки житейской логике, в места не столь отдалённые угодил не Евгений, а именно Шпагин. За то время, пока он был в тюрьме, Евгений чудовищно изменился - прочно сел на иглу, перемежая смертельное зелье лошадиными дозами спиртного. Анна уже была на грани нервного срыва, невзирая на кричащую роскошь, в которой утопал их дом. Витю она теперь буквально прятала от отца у своей двоюродной сестры. Как ни странно, но именно со Шпагиным, чей срок заключения заканчивался, Анна связывала свои надежды на избавление от этого кошмара.
* * *
Наконец, всё было позади. Они лежали, счастливые и обессилевшие, не говоря ни слова и лишь прислушиваясь к собственному дыханию.
Ну, Саша, ты сегодня просто..., первой подала голос Анна. Она встала, подобрала с полу ночную рубашку и натянула её на себя.
Схожу покурю, объявила она мужу. Тот кивнул, не будучи, правда, уверен, что темноте она это увидит.
"До сходняка ещё два дня, подумал Шпагин. Кому мне довериться? Плевецкий или Витя?"... Так пролежал он до утра, положив правую руку под голову и просчитывая бесконечные варианты развития событий, вероятные и не очень. Но одна мыслишка упорно лезла поперёк других; она просто-таки вползла в его мозг, не желая ни в какую уходить оттуда. И картина почти уже семилетней давности вставала перед ним так, будто это было вчера...
* * *
Для решающего разговора Александр Валентинович пригласил своего старого приятеля на дачу. Вместе с супругой. Поначалу всё складывалось прекрасно - Евгений держался непринуждённо, сыграл со Шпагиным пару партий на бильярде, отдал должное приготовленному им шашлыку из осетрины и затем спустился в подвальную часть дома, где находился бассейн. Шпагин в это время возился со своей компакт-системой в одной из комнат второго этажа. Внезапно на пороге появилась Анна, и по выражению её лица Шпагин сразу догадался, что что-то произошло.
Жени что-то долго нет. Саша, ты бы не сходил посмотреть, что там с ним?
Увы, предчувствие её не обмануло. Спустившись по лестнице в подвал, Шпагин увидел Евгения. Он сидел на скамеечке у бассейна, раскачиваясь взад-вперёд и тупо уставившись в одну точку.
Жен! Александр окликнул его Шпагин. Но тот продолжал совершать свои странные движения, будто бы и не расслышав, что его зовут. Шпагин подошёл ближе. Тронул его за плечо. Евгений поднял на него бессмысленный взгляд.
"Опять успел наширяться", догадался Шпагин, незаметно ища глазами на полу шприц. Он попробовал осторожно взять друга за локоть, чтобы увести наверх, в спальню. Но тот вдруг вырвал руку и резко вскочил.
Ты что же думаешь - я ничего не знаю, да? Про вас с Аней... Вы думаете, я слепой, да?! - заорал он во всё горло.
Успокойся, Женя...
Да пошёл ты! Она сына от меня прячет, на развод подаёт, с-сука! А ты!... Друг называется! Вот сейчас пойду и удавлю эту...
Шпагин преградил ему путь.
Прекрати, Женя! Тебе надо взять себя в руки...
Ах, так!... Евгений замахнулся, но Шпагину удалось уклониться и уйти от удара. Отступив на шаг, он сделал примиряющий жест, подняв обе ладони к груди. Но Евгения было уже не остановить. Его правая нога взметнулась вверх, и лишь мастерский блок Шпагина левым предплечьем позволил ему избежать рокового удара в висок.
Остановись, Женя! успел крикнуть Шпагин прежде, чем разгорячённый наркотиками приятель развернулся, как на тренировке, и впечатал ему в грудную клетку свой каблук.
Это было для Шпагина уже слишком. Евгений, хотя и прошёл школу ВДВ, уступал ему в мастерстве. Но как остановить разъярённого наркомана, да и к тому же на скользком кафельном полу, де ещё и не причинив ему серьёзного вреда?... Когда Евгений ринулся в очередную атаку и попытался нанести двойной удар в голову - Шпагин сдвоенным блоком "закрыл" этот удар, развёл руки противника в стороны и основаниями ладоней мощно поразил его в грудь. Евгений зашатался. Но не упал, а, подпрыгнув, сделав попытку подъёмом ноги ударить Шпагина в подбородок. Тот убрал голову и сбил противника на пол ударом под колено. Евгений рухнул на кафельные плиты, но моментально вскочил и запустил руку в брючный карман... Шпагин сразу узнал эту финку, потому что сам когда-то подарил её приятелю на день рождения.
Евгений сделал движение вперёд, похожее на фехтовальный выпад. Уйдя влево, Шпагин отвёл руку с ножом, свободной рукой перехватил его локоть и - почти инстинктивно развернул кисть Евгения от себя... Лезвие пронзило его горло, и кровь фонтаном брызнула во все стороны. Евгений, всё ещё сжимавший рукоять ножа, с каким-то тупым удивлением уставился на Шпагина, неуклюже попятился и - рухнул в бассейн, подняв тучу брызг...
Отступление последнее (Шпагин).
Проповедники восточной философии считают, что самое главное для человека - это быть в ладу с самим собой, со своей совестью. Только вот совесть - понятие растяжимое. Один неделю мучается бессонницей, случайно наступив в темноте на котёнка, а другой - преспокойно спит, отрезав голову соседу. Тут уж ничего не поделаешь: разные у всех мерки. Для большинства главное - оправдаться перед самим собой, а мнение окружающих их интересует постольку-поскольку.
Умом-то Шпагин, конечно, понимал, что смерть Евгения - просто трагический случай. Более того, Александр Валентинович отлично осознавал, что при подобном подходе к решению проблем Евгения рано или поздно ждала бы пуля или нож. Даже в мире беспредела есть свои законы. Но одно дело - знать, что человеку предопределён трагический конец, и совсем другое - привести в исполнение приговор судьбы своими собственными руками. В силу специфики своей "профессии" Шпагин не относился к убийству как к чему-то из ряда вон выходящему. Но Евгений не был для него просто "человеком из толпы". В последние годы между ними чувствовался холодок, однако когда-то они были хорошими друзьями.
Тысячу раз Шпагин задавал себе этот проклятый вопрос: "А был ли другой выход?". И всегда ответ был одним и тем же - да, был. Плюнуть и позволить Евгению и дальше говорить беспредел, что в конечном счёте привело бы его к гибели. Шпагин достаточно знал и понимал людей и однозначно осознавал - для Евгения Консовского не было пути назад. Он стал угрозой для своей семьи. Он стал угрозой для тех, с кем работать бок о бок. Такова была реальность.
Но основная причина, почему Шпагин всё-таки довёл ту схватку до кровавой развязки, была в том (Александр Валентинович не решался признаваться в этом даже самому себе), что Евгений догадался о зарождавшемся между ним и Анной чувстве. Бросив Шпагину в лицо эти обвинения, Евгений подписал свой смертный приговор.
6
Шпагин в последний раз наполнил свою рюмку до краёв и одним махом осушил её. Бутылка "Абсолюта" была пуста. Анна появилась на пороге кухни, облокотившись о дверной косяк и какое-то время молча смотрела на мужа, сидящего за столом и хмуро изучающего узоры на скатерти.
Ты идёшь спать, Саша?
Шпагин поднял голову и взглянул на Анну так, будто видел её впервые в жизни. Она поняла, что он просто не слышал её вопроса, и повторила его.
Нет, я ещё посижу. Витя уже спит?
Давно, удивлённо ответила Анна. Уже третий час ночи.
Присядь, пожалуйста, Шпагин указал ей на стул напротив себя.
Саша, ты, по-моему, перебрал. Тебе надо...
Аня! перебил её Шпагин. Я же попросил тебя. Присядь на минутку!
Она выполнила его просьбу и выжидательно заглянула ему в глаза.
Аня, я... Словом, я виноват перед тобой. Нет-нет, не перебивай, поспешно сказал он, видя что жена собирается что-то возразить. Дело в том, что завтра мне... нам с Витей предстоит важное дело...
Вам с Витей? удивилась она. Я не ослышалась? Ты хочешь вовлечь в свои дела моего сына?
Нет-нет, это не то, что ты думаешь. Витя сам вызвался мне помочь. Поверь, я сделаю всё, чтобы оградить его от всякой угрозы.
Это означает, что угроза всё-таки есть? Саша, ты меня пугаешь.
Аня! Нельзя вечно прятать голову в песок. Ведь ты же знала, чем занимались мы с Евгением - знала с первой минуты знакомства там, в Юрмале. И тебя это не отпугивало. Я прав?
К чему весь этот разговор? Ты начал с того, что в чём-то виноват передо мной, а теперь, похоже, перешёл к обвинениям. Я не желаю - слышишь! - не желаю, чтобы мой сын был втянут в твои бандитские разборки!
Тише! Ты его разбудишь... Пойми - я оказался в довольно неприятной ситуации. А Витя, похоже, может мне помочь. Нам помочь...
Анна задумалась. В течение нескольких минут лишь тиканье настенных часов нарушало тишину в помещении.
Хорошо, сказала она, наконец. Но если с моим сыном что-нибудь случится...
Не волнуйся. Я не допущу этого.
* * *
"Сходняк" должен был происходить на одной из подмосковных дач, принадлежащих известной группировке, лояльный и Шпагину, и грузинам.
Шпагинский кортеж чуть опоздал; братья покойного Гурама Эбралидзе Реваз и Сосо были уже здесь и посматривали дорогу, гуляя взад-вперёд по широкому двору и нервно покуривая. Шпагин вылез из "мерседеса", и следом за ним показался Витя. Грузины удивлённо переглянулись. Александр Валентинович приблизился к Сосо и Ревазу.
Моё предложение - пускай охрана побудет во дворе, сказал он. Если вы не против приступим.
Грузины угрюмо кивнули и вслед за Шпагиным направились к дому.
В холле первого этажа стоял длинный дубовый стол с батареей бутылок газировки. Никакого спиртного.
Сосо и Реваз сели по одну сторону этого стола, а Шпагин с Витей - по другую
Что это значит? - спросил Реваз. - Это и есть ваш разводящий?
Скажем так, господа, сказал Витя. Я временно представляю интересы господина Шпагина.
... Витя всё говорил, а Александру Валентиновичу почему-то вспомнился четырёхлетней давности визит к профессору, преподававшему в спецшколе для одарённых детей. Профессор беседовал с Витей более трёх часов. Из-за неплотно прикрытой двери его кабинета до Шпагина доносились лишь отдельные реплики.
" Сколько будет, если 4371 умножить на 894 и прибавить 11952? спрашивал профессор.
Три миллиона девятьсот девятнадцать тысяч шестьсот двадцать шесть, почти мгновенно реагировал Витя.
... Как называется боязнь открытых пространств? спрашивал профессор.
Агорафобия, без запинки ответил Витя.
... Атомный номер натрия?
... Тридцать девять.
... В каком году Вагнер написал "Летучего Голландца"?
... В 1841г.
... Квадратный корень из ноль целых триста пятьдесят четыре тысячных?
... Ноль целых пятьсот девяносто пять тысячных - с округлением.
... Годы правления Циньской династии?
С 1644-го по 1911-ый...
Старый профессор вышел в коридор, где сидели Анна и Шпагин. Снял очки, неспешно протёр их носовым платком.
Должен вам сказать, что ваш мальчик несомненно талантлив. М-да... И что особенно удивительно - трудно даже сказать, в какой именно области он проявляет наибольшие способности. Признаю, что я впервые сталкиваюсь с таким невероятным сочетанием. Видите ли, как правило, люди, обладающие высокими математическими - я имею в виду, вычислительными, способностями - не имеют никаких талантов в области телепатии и экстрасенсорики. Это объясняется... А впрочем, не буду перегружать вас научной терминологией. Ещё раз повторю - очень, очень необычный ребёнок. Мне бы хотелось, чтобы вы обратились от моего имени к академику Лазареву. Я сейчас попробую отыскать его телефон...
"Болван, подумал Шпагин о профессоре. Ты ведь и десятой доли того, что он умеет, не увидел..."".
... Таким образом, мы предлагаем вам - без последствий для сторон - вернуться к прежнему статус-кво, закончил свою речь Витя.
Чего-чего? переспросил Реваз.
Я говорю, замнём базар по-тихому. Предъяву по убийству Гурама вы снимаете. А азиаты пусть так под вами и ходят - воду мы мутить не станем.
Шпагина трудно было чем-либо удивить, но после этих Витиных слов он в изумлении уставился на пасынка, пытаясь понять, не ослышался ли он.
"Где же границы твоих возможностей? подумал Александр Валентинович. Решать дифференциальные уравнения и при этом болтать по фене такое не часто встретишь".
А кто за Гурика ответит? мрачно вопросил младший из братьев - Сосо.
Тот, кто виноват в его смерти, без тени эмоций произнёс Витя. У вас есть доказательства того, что к этому причастны люди господина Шпагина?
Больше некому, буркнул Сосо.
Насколько мне известно, у господина Эбралидзе было много недоброжелателей, пожал плечами Витя. Господину Шпагину не хотелось бы ввязываться в конфликт, но если его вынудят... У Александра Валентиновича много хороших друзей, и они могут подписать примерно вчетверо больше бойцов, чем вы...
Ах ты, молокосос! взревел Сосо Эбралидзе, вскакивая и хватая Витю за ворот рубахи.
Шпагин тут же с размаху ударил его тыльной стороной ладони по шее. Сосо выкатил глаза и, ловя ртом воздух, повалился обратно на стул. Реваз вовремя успел подхватить его за локоть и тем самым удержать от падения.
Так значит, война? процедил Шпагин, выпрямившись во весь рост. Никакие доводы на вас не действуют? Вы хотите драться?
Нет, сказал Реваз. Извините моего брата, он погорячился. Мы подумаем, посоветуемся... Надеюсь, что войны удастся избежать.
Первыми из дома вышли братья Эбралидзе (причём Сосо всё ещё держался рукой за шею, а брат поддерживал его), затем - Витя и Шпагин.
"Бойцы" с обеих сторон зашевелились, но, поняв, что всё в порядке, успокоились. Через минуту оба кортежа, состоящие из иномарок, разъехались в противоположных направлениях.