Работа над портретом должна была начаться сегодня. Это была прихоть её жениха, одна из тех, разделять которые Ангелике совершенно не хотелось. Она вообще старалась делать всё ему наперекор; ей нравилось потом видеть его гнев и слушать возмущённые речи с видом задетой невинности, которая не сделала ровным счётом ничего дурного. Да, она не любила его, но всё же ей приятнее было бы жить в его доме, умело притворяясь преданной ему душой и телом, нежели оставаться в окружении отца, которого интересовали только цифры, матери, которую интересовали только кружева, и двух сестёр, которые считали её падшей, распущенной и пропащей.
Пару лет назад у её отца появился помощник, совсем молодой и очень милый; после полуночи он забирался к ней через окно и уходил на рассвете с блуждающей улыбкой на устах и несколько уставшим видом. Он проработал недолго, и Ангелика не знала, что стало с ним потом. По слухам, он то ли уехал в другой город, то ли неожиданно ушёл в монастырь. Она не любила его, но немного повздыхала: если это правда, мир лишился таких прекрасных глаз.
Недавно она обрезала волосы до подбородка, и её жених долго сокрушался, что она похожа теперь на какого-то пажа; это изрядно веселило Ангелику. Для портрета она надела амазонку; нежное платье, которое предложил ей жених, казалось Ангелике отвратительным и более подходящим кому-то из её сестёр. Она настояла, чтобы портрет писали не дома и не в его присутствии; его привычка критиковать всё, что попадётся под руку, и давать советы там, где это было совершенно излишне, вызывала в ней желание запустить в него чем-нибудь.
В просторной мастерской было очень светло; огромный стол был завален бумагами и набросками, слева лежали кисточки, несколько ёмкостей с красками того и гляди норовили упасть. В этом хаосе было что-то особенное и приятное глазу, в отличие от идеального порядка, который царил в родительском доме. У окна за мольбертом сидел юноша лет восемнадцати и занимался грунтовкой холста.
- Добрый день. Это вы сеньор Баретти?
Юноша оторвался от своего занятия и посмотрел на Ангелику. У него был несколько отстранённый взгляд и необычайно красивое лицо самой искусной небесной выделки, обрамлённое длинными светлыми локонами. Рукава его блузы были закатаны до локтей, обнажая нежные розоватые руки, чуть полные, немного запачканные в краске. Пальцы у него были изящные, с красивыми круглыми ногтями. Аккуратный розовый рот приоткрылся в удивлении. Глядя на его чуть припухлый изнеженный подбородок, Ангелика почти задохнулась.
- Что вы, я всего лишь ученик, - ответил юноша, и его молочные щёки подёрнулись очаровательным румянцем. - Меня зовут Абеле. Сеньор Баретти скоро придёт.
- А вы сможете написать мой портрет вместо него? - спросила Ангелика, уже представляя, как этот чудесный рот будет приоткрыт от наслаждения.
- Думаю, что смогу, - ответил Абеле, зардевшись ещё сильнее. - Я иногда выполняю заказы мастера... Только никому не говорите.
- Не скажу, - улыбнулась Ангелика, довольная тем, как всё устраивается. - Куда мне лучше сесть?
Портрет был написан за несколько сеансов. Ангелика сломала голову, думая над тем, как продолжить видеться с Абеле. К счастью, во время последнего сеанса он дал себя поцеловать. Сеньор Баретти отсутствовал, а потому они поднялись наверх, в комнатку Абеле. Ангелика помогла ему раздеться. Его чудесные длинные ножки, покрытые мелкими светлыми волосками, ровные ступни и нежные маленькие пальчики; белые бёдра, маленький, чуть припухлый живот, округлые плечи в мелких родинках, мягкие руки, локоны, разметавшиеся по подушке... Это было прелестное юное существо, созданное для любви и нежности. Абеле казался таким невинным, что сначала Ангелика боялась сделать или сказать лишнее. Он признался, что у него была короткая связь с купеческой дочкой, довольно грубой и самонадеянной девицей, от которой он насилу избавился.
Абеле был как чарующий сказочный цветок, выросший на грубой земле среди чертополоха и других сорняков, глоток живой воды в пустыне, ангельски чистый голос в окружении убогой фальши, истинная красота среди одинаковых посредственных лиц. Ангелика поцеловала его прелестное розовое естество, умилившись его нетерпению; весь Абеле вызывал в ней умиление и желание доставить ему радость. Они оба были молоды, прекрасны, как Амур и Психея, и невинны в том, что происходило между ними, потому что это был праздник свободы и красоты.
- Меня выгонят из дома, когда узнают о нашей связи, - сказала Ангелика, наслаждаясь тем, как его дыхание снова становится сбивчивым из-за её пальчиков. - А расстаться с вами теперь просто невозможно.
- Я не люблю об этом говорить, - произнёс Абеле чуть позже, - но мой отец богат. Он отдал меня в ученики, потому что я мечтал заниматься живописью. Он очень меня любит и не будет против нашей связи. Или брака. Как захотите.
Ангелика отвела в сторону прядь его волос и целомудренно поцеловала Абеле в лоб. Вся её предыдущая жизнь казалась нелепым сном, от которого она наконец проснулась.