Аннотация: обычное и невероятное на фоне летнего отдыха
Сверчок на шестке
Бывают такие женщины, которые словно самой природой предназначены для приключений. С гладкой кожей худощавых загорелых тел, длинными ногами, развевающимися на ветру волосами, сияющими глазами на скульптурно-красивых лицах и фотогеничными улыбками. Это они на лыжах пересекают Антарктиду, совершают затяжные прыжки с парашютами и бороздят океаны на одноместных яхтах. Я совсем не из их компании. Неспортивная, полноватая, неуверенная в себе, - я не создана ни для романтических чувств, ни для бурных событий. Мне нравится спокойная, размеренная жизнь. Где всё заранее определено и предусмотрено.
С детства не питаю никаких иллюзий на сей счёт. "Всяк сверчок - знай свой шесток!" - как любила повторять моя бабушка... Сроду не мечтала стать балериной или, там, супругой иностранного принца. Не хотела блистать на сцене и пожимать руки президентам крупнейших фирм. Меня вполне устраивали планы поприземлённее: уютная квартирка на четвёртом этаже, сидячая работа за нормальную зарплату, спокойный муж и парочка румяных детишек. И выходные на садовом участке. И - в качестве наиболее авантюрной идеи на будущее - элегантная серая или чёрная кошка, играющая листьями финиковой пальмы. В общем, жизненные планы осуществились: всё сбылось. Кроме цвета кошки. Она у нас рыжая. "В цвет", - как юморит мой Лёнчик.
Ну-ну. Себе-то я не кажусь такой же полосатой. Хотя... хозяину виднее. Я в зеркала любуюсь нечасто. Мне некогда.
Ты лети с дороги, птица, зверь, с дороги уходи:
Видишь, женщина несётся, всё сметая на пути!
Дети-кухня-церковь, тьфу, работа! стирка-уборка-родичи- ... и т.д. и т.п. до полубесконечности. Почему полу-? Дапатамушта! Скромная я. Непритязательная. Однако всё ж не машина. Отдых иногда требуется.
Вот и этим летом. Случилось то, о чём так долго предупреждал мой внутренний голос... На измученную душу напало чемоданное настроение. Застало врасплох. Начали сниться турецкие пляжи, узенькие улочки Вана Таллинна и апельсиновые корки, раскачивающиеся на тёмной водице венецианских каналов. Недели две я терпела, в привычной надежде, что всё как-нибудь само рассосётся. Зря.
Что уж там меня выдало, не знаю, может ночной скрежет зубовный с невнятными выкриками "Капакабана! Капакабана!", или покупка "Всемирной кулинарной энциклопедии"? только как-то вечерком, уложив Лёльку и Люшку баиньки, и прикорнув в ожидании запропавшего незнамо где благоверного, я услышала звонок в дверь. Сонно дошаркала до прихожей, повернула защёлку, пробормотала нечто вроде "Првт..." и дёрнулась было идти обратно на мягкий диванчик. Не тут-то было! Темнота хмыкнула знакомым голосом, и мужская рука цепко ухватила меня за плечо.
- Куда собралась, заюшка? - прорычал Лёнечка страшным басом, - это Серый Волк пришёл, чтобы тебя съесть!
- Ага, - покорно согласилась я, сдерживая зевоту, - и ещё квартиру ограбить. Валяй, что найдёшь - твоё. Только таскай сам. Я спать пошла.
- Ну во-от, - муж явно был разочарован, - она даже не взглянула! А я-то...
Добрый фей из сказки, опосля получки, принёс подарок Вам!
И свет включил.
Господи ты, Боже мой! Он держал целую охапку голубых и лимонных ирисов, с узкими до странности лепестками некрупных цветов на хрупких упругих стеблях и длинными тёмно-зелёными листьями. Я задохнулась. Цветы! были! совершенны! Эх, кабы всё и вся в нашей жизни было так же прекрасно...
Долго плыть на романтической волне не пришлось.
- Давай скорей их в вазу, а то конечности отсохли, - произнёс супружник уже обыденным голосом и сунул мне букет как эстафетную палочку.
Я бодрой рысью двинулась на кухню выполнять указание. Заодно, конечно, перебазировала многочисленные тарелочки-баночки, стоявшие под полотенцем на столе, в микроволновку - Леонид Андреевич страсть не любят, чтобы горячий ужин запаздывал.
За чаем мой "снова добрый и улыбчивый" сумел, наконец, ненадолго оторваться от процесса питания. По-дирижёрски взмахнув надкушенным пирожком, он сообщил:
- Путёвку купил. Тебе, заюшка. Замоталась вконец, того гляди, похудеешь, лечи тебя потом от анемии. Отдохнёшь, погуляешь.
- А отпуск? - вякнула я неуверенно, хорошо зная, что всё будет по его. Так, для порядка.
- Что отпуск? Незаменимых нет. Оформишь, ещё целых два дня. В крайнем, за свой счёт возьмёшь.
Я про себя так и ахнула: вот это сроки! выложиться придётся, однако. Хотела спросить, куда мне с такой поспешностью следует отбыть-то, но не успела. Любимый мужчина расправился с остатками пирожка и продолжил:
- Ребяткам надо на воздух, а то город да город. Неполезно! им в школу скоро, крепкие должны быть. Так что прямой вам путь в санаторий матери и ребёнка. Подмосковье. Отлично расслабитесь. Да и я... - Лёнчик мечтательно возвёл глаза горе и почмокал маслянистыми от печева губами.
Этим он меня добил. Незабываемый отдых, действительно. В компании малолетних архаровцев и нервических мамашек. Неординарные развлечения: медицинские процедуры и прогулки по территории. Из мужиков - массовик-затейник. А этот ещё и чмокает, предвкушает! Лакомый какой! Мне стало душно. Я вдохнула поглубже, - и вдруг почувствовала аромат.
Ирисы не особенно душисты, от них веет лишь свежестью и зеленью. Нежный слабый спокойный запах. Голубые и лимонные цветы стояли на столе в большой стеклянной вазе. Цветы для меня.
Я улыбнулась и кивнула.
И всё оказалось не так плохо. Старорежимный двухэтажный особнячок с ухоженным парком, посреди соснового бора.
Большущий номер для нас троих. К тому же вполне прилично обставленный. Три широкие кровати - в глубине, в нише, отделённой аркой от "гостиной". На полу последней - ковёр с длинным ворсом в тон серо-розовых стен (не модно, конечно, но мне как раз нравится). Эркер с тройным высоким окном. Маленький диванчик и пара лёгких плетёных кресел. Изящный ротанговый столик. В углу - телевизор на стеклянной тумбочке. У входа зеркальная панель стенного шкафа. Рядом ещё панель, деревянная. За ней умывальник, душевая, ну и всё такое прочее. Сантехника немецкая, между прочим.
Хороши оказались и столовая, и бассейн, и тренажёрный зал, и детские площадки с почти настоящими каравеллами и "Энтерпрайзами". К вечеру я пришла к выводу, что всё замечательно. К тому же о сплошном дамском обществе и речи быть не могло. Медиков видимо-невидимо. И все, как на подбор! А главврач - так тот настоящий красавец. Мне, конечно, фиолетово, я не вамп, и у меня Лёнчик. Но глаза есть, есть...
Вечерами в большом зале устраивались концерты, в холле - танцы. Я туда не ходила. Мне больше нравилось, уложив свою сладкую парочку, бродить между цветниками по берегу пруда. Одиночество, такое невозможное в столице. Здесь его было - хоть ложкой ешь. Не могу сказать, о чём думала в такт размеренному похрустыванию песка под ногами. Может, ни о чём. Просто впитывала живую тишину летней ночи. Это было нечто большее, чем мысли. Возникало ощущение покоя и единства со всем на свете. Словно я птенец на ладони мира. Нет, словно я дождевая капля, растворяющаяся - уже почти растворившаяся - в безбрежном тёплом океане.
Жаль только, что в полночь корпус запирали - и воленс-ноленс приходилось возвращаться.
Куда бы человек ни приехал, всюду он моментально оказывается в тенётах взаимосвязей, неприятий и симпатий окружения. Каждый день, в бювете или тренажёрном зале мы с детьми встречали массу людей: докторов, горничных, массажистов, других отдыхающих. Лёлька моментально освоила игровую и прилегающие территории. Она жизнерадостно носилась в компании таких же малявок с бантиками и без, крепко обнимающих многочисленных, отмытых начисто, Тедди и Барби. За ними, с видом пастушек, еле успевали молоденькие воспитательницы в крахмальных халатах. Илюша, как старший, больше пропадал по кружкам. От шахмат до бисероплетения. У него руки и голова скучать не любят. Так что с ним я общалась в основном после обеда, с двух до четырёх, когда прочий санаторный люд наслаждался сиестой. Моих днём не уложишь. Мы ходили за территорию. Дни стояли чудесные, тихие. Ребята собирали цветные камешки на песчаных лесных тропинках, кувыркались в душистой траве на маленьких, прогретых солнцем полянках, бросали, кто выше, маленькие кругляши сосновых шишек.
Дети - удивительные создания. Энергии в них столько, что надоедливый рекламно-розовый заяц с энерджайзером должен зачахнуть от зависти. Я перемещаюсь не слишком медленно, но всё равно не застала момента их знакомства с Никиткой и его мамой. Когда услышала чересчур радостный визг дочери и опрометью выскочила из-за кустов на поляну, на опасно раскачивающихся ветвях тонковатой для такого обращения рябины уже болтались три весёлые мартышки. А вокруг с причитаниями бегала невысокая субтильная особа лет тридцати пяти. Не знаю, что так её напугало: высота была невелика, да и малыши - существа довольно цепкие. Кто не верит, пусть быстро оторвёт от своёй одежды ручонки не расположенного к этому "беззащитного дитяти"! Я подошла к дереву, вытащила из кармана заначенную на всяко-разный случай упаковочку драже (фундук в шоколаде, вещь совершенно неотразимая), картинно взмахнула ею над головой и театральным голосом объявила:
- Тому, кто первым спустится!
Естественно, троица моментально оказалась на земле. Илюха, тот даже слезать не стал. Отпустил руки - потом отряхнул колени. А Лёлёшка сразу задала ревака - нечестно! И, ради справедливости, конфеты были поделены на всех... что было коварно задумано с самого начала.
Минут через пять счастливое молодое поколение организованно строило шалаш, а я, наконец, смогла повернуться к новой знакомой и представиться. Не самая приятная процедура с моим имечком.
- Аглая, мамочка этих агла-едов, - привычно выпалила я дежурную фразу.
Смешка не последовало. Она смотрела на меня как на Копперфильда. Можно сказать, созерцала. Секунд двадцать. Потом серьёзно кивнула и сказала:
- Валентина. А Вы, без сомнения, педагог? У меня почти десять лет стажа, но... -
тут, видимо, мой озадаченный вид заставил её засомневаться, потому что женщина осеклась.
Дети с визгом носились по поляне. Несколько мгновений мы с Валентиной стояли, уставившись друг на друга. Потом у меня дрогнул уголок губ, - смех накатывал непреодолимо, словно от щекотки. Я сдерживалась, сколько могла.
Прохохотавшись, мы сели рядышком прямо на траву. И после этого почти не расставались.
Оказалось, они из нашего санатория и живут в соседнем номере. Оказалось, она преподаёт математику и астрономию. И ещё оказалось, что мне очень не хватало такой подруги - многознающей, рассудочной, пунктуальной аккуратистки на первый взгляд. И ранимой, нежной, по-детски привязчивой души - на любой последующий.
С ней было интересно, она была замечательной рассказчицей. Особенную специфику её историям придавало сочетание необычайной внимательности, яркости каждой детали, чёткости в изложении событий - и потрясающей наивности, беспомощности в попытках понять внутренние пружины поведения действующих лиц. Она была лишь наблюдателем. Зато каким! Валентина ни разу не использовала, к примеру, слово "дерево". Всегда речь шла о "замшелой от старости плакучей берёзе", или о "ясене с косо обломанной макушкой", или о "невысоком дубочке, на котором сохранилось несколько прошлогодних желудей"... И верить на слово ей можно было безоговорочно. Она могла бы работать профессиональным свидетелем, если б такая специальность существовала!
Дни шли по привычному кругу. Зарядка. Завтрак. Минеральная вода. Процедуры - игры - занятия. Обед. Прогулка в лесу всей компанией: я, Валя, дети. Полдник. Опять минеральная вода. Тренажёрный зал - бассейн. Ужин. Деткам сон, мне прогулка у пруда, обычно тоже с Валей. Были желающие присоединиться. Потрясный главврач старательно набивался разделить с нами променад по-над водами. Несколько раз прозрачно намекал. Но мы, ясен пень, не понимали.
Он вообще частенько оказывался неподалёку. В библиотеке. У стойки бара. На корте. Я не сомневалась, что он "положил глаз" на кого-то из нас. На Валечку. Она того стоила. Маленькая изящная блондиночка с матовой кожей и лёгкими движениями. Сосредоточенный взгляд серых глаз, тонкие черты, чрезвычайно маленькие ступни и кисти рук. Аристократка! Хорошо, что я давно, ещё в школе, раз-навсегда махнула рукой на Богом данную внешность. Ну, круглое у меня всё, что возможно - лицо, глаза, щёки, кудряшки, даже фигура. И к тому же раскрашено по большей части в весёленькие апельсиновые оттенки. И что? Не всем быть красавицами... хотя по контрасту, мы, вероятно, составляли презабавную парочку. Тем более что наряжаться мне было особо не во что: путешествовать предпочитаю налегке. Большая спортивная сумка через плечо - вот мой максимум. При раскладе на троих набор шмоток получается более чем спартанский. Из предметов ухода за собой - ножнички и расчёска.
Я как раз-таки расчёсывалась. Начинало темнеть, самое время было отправляться на привычную прогулку. Мне предстояло провести вечер в одиночестве: Валентина с утра мучалась головной болью, и сразу после ужина завалилась спать. Многие в этот день ходили, как в воду опущенные. Я и сама чувствовала себя неважно. Что-то было не то с погодой. Хотя температура, + 25 по Цельсию, вполне нормальная, и барометр тоже ничего такого не показывал и не предвещал. Просто воздух стал как бы гуще, тяжелее, его неутолимо не хватало. На любой предмет - на улице и в помещении - словно опустилась тонкая лиловая кисея. Не то, чтобы дымка, нет. Налёт. Нацвет. Не знаю. Мучило какое-то пронизывающее ощущение. Нечто неосознаваемое, но определённо приближающееся. Или уже существующее - за рамками чувств. Все инстинкты прямо-таки требовали остаться. Ума не приложу, почему так упрямо не желала к ним прислушаться.
Кто-то постучал в дверь. И сразу попытался отворить. Не тут-то было: что заперто, то заперто. Были бы у меня руки не заняты - немедля помчалась бы открывать. В счастливой уверенности, что гость в дом - радость в дом. На счастье, судьба обычно хранит определённые категории граждан.
- Кто?
- Агла-а-я! - сочный баритон главного врача прозвучал из-за двери ненатурально игриво, - Вы сейчас одна, без подруги, я знаю. Вы - одна, я - один! тенденция, не находите? а на дежурстве ску-учно! Зачем же нам с вами пропадать в одиночестве? Может, посидим? Как культурные люди?
Вот чёрт! Не думала, не гадала... Пускать нельзя, факт, вон у него голос какой тёпленький... но и скандал мне ведь тоже ни к чему?
- Я уже сплю, - голос у меня неожиданно охрип, так что вышло вполне правдоподобно, - давайте завтра.
- Но! Агла-а-я! Агла-аечка! - пульсировало в ночи.
- Я сплю... - прошептала я уже самой себе, ныряя с головой под одеяло прямо в халате, - сплю я, сплю...
Спустя несколько минут шум в коридоре затих.
Дышать я старалась ровно, глаз не открывала. Уснуть это не помогало. Слева направо медленными скачками перемещались круглые пастельно-розовые и сиреневые пятна. Я отчётливо их видела, но не могла проследить ни за одним: при малейшей попытке сфокусировать взгляд поле зрения усеивали светящиеся тёмно-красным штрихи и точки. Неожиданно мне подумалось, что и пятна, и точки на самом деле имеют некое значение. И не вообще, а лично для меня. Они начали группироваться в полосу, вроде широкой узорной ленты с каймой. Полоса замедленно плыла, проматываясь, чем-то подобная надписям на церемониальных тибетских барабанах. В орнаменте намечались повторы, некие группы. Осмысленные, - я больше не сомневалась. Надо было сконцентрироваться. Чудо было здесь, оставалось лишь вывести его из тартара подсознательного.
Трудно. Было трудно. Мышцы наливались напряжением. Сейчас, вот сейчас...
- Агла-аечка! Па-ампушечка! - нежданно раздался знакомый глас, теперь вопиющий под окном. Узор калейдоскопа сгинул, стёклышки рассыпались. Почти пойманное знание разлетелось разноцветными брызгами. А пьяный голос не унимался:
- Хоть в окн-кошечко разреши прт... прйтить! рыбка моя, к-красуля з-золотенькая, я ни-че-го! я только посижу... шшампусик для па-ампусика! ни-ни, ни-ни... впусти мння, а?
Странно, но раздражения я не испытывала. Только сожаление. И опасение, что разрушенного состояния не вернуть. Наверное, надо было подойти к окну, раздвинуть шторы и попытаться унять крикуна. В конце концов, он же всем мешал, не мне одной. В крайнем случае, следовало позвать на помощь дежурного охранника. Но я и пальцем не пошевельнула. Двинуться было нельзя, так мне казалось. Потому что продолжить что бы то ни было можно только с той точки, где ты остановился. Иначе получится нечто другое, новое. Может, гораздо лучше старого, но - не то.
Некоторое время театр одного актёра продолжался. Не слишком долго. Потом раздался удаляющийся треск веток. Растерявший надежды Парис уплывал домой без Елены. Которая могла показаться прекрасной разве что с пьяных глаз. Мне было обидно и смешно одновременно. Увы, я из женщин Рубенса, а не Кранаха, к примеру. Не повезло. Нетрезвый Вакх попал по адресу! Будь он в порядке, смотрел бы на других. С другой стороны, вакханки веселы и счастливы! Тогда как туго зашнурованные прекрасные леди обычно меланхоличны настолько, что их улыбкам невозможно верить.
Мысли увели меня далеко, и я не сразу заметила: цветовой танец перед глазами возобновился. Снова широкая лента медленно перематывалась свитком Торы, и снова я силилась что-то понять. Но теперь стало очевидно, что всё напрасно. Я недостаточно умна. Точно так же, как недостаточно красива. И успешна. И... и... и...
Илюшка что-то сонно пробормотал и повернулся на постели. Я протянула руку, чтобы поправить сбившееся одеяльце. Плакать - расхотелось.
Не может быть смысла в том, чего не существует! Эти переливы цвета - обычные фосфены, я знаю. Их видят очень многие. Особенно дети. Это работа мозга, всего лишь. Моего собственного. Нет там - и быть не может! - никакой незнакомой информации. Откуда? И всё же не удавалось отделаться от ощущения осмысленности этих цветовых пульсаций, под их ритм невольно подстраивалось и дыхание, и даже сердцебиение. В какой-то момент я обнаружила, что в такт им у меня сгибаются-разгибаются пальцы рук и ног. И не только они: реагировало всё тело. Я с ужасом почувствовала себя марионеткой. И было ещё что-то. Прерывистый звук, очень слабый и очень высокий - на самом пределе слышимости. Мерещился, наверно.
Сама не знаю, зачем встала. Не спалось. Тянуло на воздух. Полночь недавно миновала, часы в холле пробили, - так что корпус уже был заперт. А окно даже не скрипнуло.
Я ни о чём не думала, просто шла, куда ноги несли. Через парк, за цветники, мимо кортов... Указатель. Три стрелки, три тропы терренкура: на один, на пять и на десять километров. На калитке, конечно, замок. Но что мне забор, у меня же дети!
В лесу было тихо-тихо. Ни ветерка. И я тоже бежала едва ли не на цыпочках, буквально крадучись, хотя и быстро. Словно гнали меня по этой пятикилометровке! Странное получалось гуляние, я даже по сторонам не смотрела. Так спешат на работу, когда боятся опоздать. Хорошо, хоть темно не было, небо вызвездилось, и Луна фонарь-фонарём.
Утоптанная тропа, стеснённая мощными стволами, вела прямо, потом начала брать несколько влево. Деревья расступились. Я оказалась на залитой ярким синеватым светом прогалине. Что-то вроде старой вырубки. Впереди маячила стена такого же строевого леса, как и этот. А широкое плоское пространство до неё поросло травой и кустами. Только несколько больших сосен сохранилось здесь. Но выросли они явно в бору, прямые, строгие... мачты.
Я приостановилась, не видя больше тропы. Да и чувство, что так упорно тащило меня вперёд, пропало. Ещё мгновение, и повернула бы назад. Тем более что интуиция прямо-таки верещала, требуя немедленного возвращения!
А прерывистый писк появился опять. Он стал чуть ниже, и чуть громче, нет, не просто громче - он возник и продолжал усиливаться. И он уже не казался прерывистым, а накатывал неотвратимыми ударами прибоя. Эти колебания замедлялись, сам звук становился ниже и чётче. И громче. Он приближался. Сверху. Тяжело, очень тяжело было поднять взгляд. Страстно хотелось, чтобы там ничего не оказалось. Но я уже понимала, что это не так: видела возле собственных ног две тени. Та, что от Луны, бледная и короткая, справа. Другая, много темнее, тянулась влево-назад, удлиняясь на глазах.
Это отдалённо напоминало дирижабль без хвоста - такой пухлый сияющий овал над соснами. Неживого зеленовато-голубого цвета, как на старых неоновых вывесках. Казалось, он состоит из света, огромный блик или что-то в этом роде. Казалось - он непременно прозрачный. С размерами было хуже. Потому что не удавалось понять, на каком расстоянии это... эта штука. Она спускалась. Медленно-медленно. А я потеряно глазела на неё.
Штука не села, а зависла над прогалиной. Здоровая, не меньше автобуса, и совсем недалеко, метрах в тридцати-сорока. Сосны сквозь неё оказались вовсе не видны, материал только выглядел бесплотным. На самом деле я увидела, как некстати подвернувшаяся здоровенная ветка легко отогнулась - и пропала. Не отломилась, нет. Исчезла - и всё. Беззвучно. Даже без вспышки.
Не знаю, как это вышло. Я оказалась позади ближайшего толстого дерева. Чуть ли не уткнувшись носом в кору. Я ничего не хотела видеть и слышать! Но всё равно смотрела, выглядывая из-за ствола. Не в силах отвести взгляда. Как завороженная. И в голове, точно в такт мощным звуковым толчкам, билась одна и та же беспомощная мысль: "Господи! Если выйдут зелёные человечки, меня кондрашка хватит... Господи! Если выйдут..."
Я была как ёлочный шар, или мячик для пинг-понга - пуста и бесчувственна до невесомости!
Казалось, прошло от силы минут десять. Будь больше - я стопудово знала бы! Для меня пытка долго стоять. Идти, бежать, сидеть, лежать - это пожалуйста, а вот стоять больше четверти часа не могу, через десять минут спина болеть начинает. И через пятнадцать терпеть невозможно. Как не заметить! А тут всё нормально было. Даже не особенно страшно. Только вот мысль эта зацикленная дурацкая, да звук, давящий и толкающий уже не одни барабанные перепонки, а всё тело. От него просто шкуру саднило! По-моему, даже веки и губы распухли. Во всяком случае, они мне мешали, но поднять руку и провести ладонью по лицу даже в голову не пришло. Вместо этого я на секунду зажмурилась. Мгновенье.
Именно в тот миг что-то произошло. Давление исчезло... словно тоже мигнуло. И снова возникло, но слабее. А сияющее непонятно-что уже неспешно всплывало над соснами, оно двигалось, ускоряясь, поднималось всё выше и выше - его четкие овальные очертания размывались, мощные волны звука сменяли одна другую всё быстрее, переходя в дрожащий писк на пределе слышимости... И когда звук затих, светлое пятно вдруг схлопнулось в сверкающую точку, искрой скользнуло по небу и пропало!
Я ещё немножко постояла, и побрела обратно. Совершенно без сил. Даже курить не хотелось.
Вернулась без всяких приключений. Через забор перелезать не пришлось: калитка оказалась открытой. С окном тоже проблем не возникло. Лёля и Люша мирно посапывали в кроватках, всё было в порядке. Я скинула туфли и рухнула в постель как есть. И услышала бой часов в холле. Они пробили шесть!
Этого не может быть, - поняла я. А потом сразу уснула.
К завтраку мы опоздали.
Валентина скучно клевала фруктовый салатик, а Никитка складывал двухтрубный кораблик из последней салфетки. Лодочка, лягушка, голубь, лебедь и ещё какие-то менее узнаваемые фигурки розовой стайкой сгрудились в центре стола.
- Хорошо отдыхаете! - сказала подруга несчастным голосом, - прямо на зависть! А я так могла бы вообще не ложиться.
- Что, сильно голова болела? - посочувствовала я.
- Угу, с вечера. Потом таблетку приняла, задремала. Вроде, получше стало, но тут за территорией какая-то катавасия началась. Учения, небось, или ещё что. Всю ночь утихомириться не могли, сволочи! Шум, свет прямо в окно, - усни, попробуй. Машины, что ль, какие за забором ездили, не поняла я.
- А ты не выходила?
- Какое там! Корпус-то заперт. И ведь чуть не до шести утра! Я даже к вам в номер постучаться хотела, но у вас тишь стояла. Зрелище было куда там, жаль, ты не видела. Такие столбы света по небу, прямо кино, салют Победы! Ярче обычных прожекторов, переливались разными цветами, и не расширялись. Нет, правда, красиво. Только теперь спать до страсти хочется.
Я оглянулась. Люди ели, болтали, улыбались друг другу и новому дню. Выглядели вполне бодро. Наш столик единственный портил общую картину. Две капли лимонного сока в бочке мёда. Не лучший способ выделиться!
Наверное, поэтому я и промолчала.
Время покатилось дальше. Красавец главврач отводил взгляд. Валя накупила в санаторном киоске каких-то кремов на травах, колючих приспособлений для массажа, и прочей дребедени, и теперь на прогулках развлекалась, читая вслух инструкции: "Массажёр Липовых выполнен в виде валика на ручке. Он предназначен для массажа. Массаж производится перекатыванием валика по проблемному месту. Перекатывать валик массажёра следует, держа его за ручку"... и в этом роде. Отпуск подходил к концу. Всё было, вроде, как обычно. Казалось нормальным. И я далеко не сразу осознала, что именно изменилось.
Чуть ярче казались цвета. Немного сильнее пахли булочки в столовой. Ясные звуки стали так чётки, что по ним спокойно можно было ориентироваться в пространстве, даже закрыв глаза. Как заглушка какая открылась! И дни стали капельку длиннее, такие звонкие и светлые летние дни... Они тянулись, как в детстве. Этого никто не замечал. Совсем никто, кроме меня! А значит, что-то произошло не с миром. Со мной. Встречи с чудесами не проходят даром...
В день отъезда в почтовой ячейке нашего номера оказалась коробка конфет, крохотный букетик васильков и открытка с нарисованной золотой рыбкой. Я думала, просто картинка. Но на обороте размашистым росчерком красовалось:
Дурак смешон, поскольку в корень зрит.
Прости шуту, что правду говорит!
И чуть ниже:
Извините...
Подписи, конечно, не было.
Конфеты я отдала медсестре.
С Валентиной и Никиткой распрощались на автобусной остановке. Адреса, телефоны, всё как водится. К вечеру были дома.
А ночью Леонид меня разбудил. Он сидел на кровати заспанный и несчастный. И смотрел куда-то в стену позади меня.
- Что случилось? - голос у него тоже был странноватый, совсем не такой весёлый и уверенный, как обычно, - снится что-то, да?
- Мне никогда... - начала я. И умолкла. Поняла: верно, что-то такое, действительно... Сердце больно дёргалось, колотя по рёбрам, и мокрая я была вся, как мышь в кошачьих лапах. Вот только не помнила ничего. Разве что зеленовато-голубой отблеск на металлическом треугольнике... у самых глаз... или сияющий овал над соснами... нет, не помнила!
- Ты плакала, - укорил муж, - у тебя теперь не подушка, а кочка болотная. Возьми мою.
А потом сделал то, чего не делал никогда. Протянул руку и очень-очень нежно погладил меня по голове.