Вдали неожиданно показалась фигура человека. Почему неожиданно? Да потому что о существование этого человека наблюдатель даже и не догадывался. Её очертания пока были ещё весьма расплывчаты. Но ситуация менялась с каждой новой секундой. И вот казалось ещё чуть-чуть, и человек подойдёт настолько близко, что его лицо можно будет рассмотреть во всех деталях и уж точно запомнить. Но нет! Каким-то мистическим образом его очертания оставались, всё так же мало различимы, как и несколько секунд назад. Он шёл тихо и целенаправленно. Почти крадучись. И вот он виден уже со спины. Обидно. Его лицо так и не удалось толком разглядеть. Но остаётся надежда. Шанс ещё может представиться.
Человек стоял у гаража. Лицом к входной двери. Она была закрыта. Но вот в воздухе блеснул, метал. Ключи в его массивных руках казались игрушечными. Дверь бесшумно открылась, и человек вошёл в помещение. Было темно. Тут можно было без труда свернуть себе шею. Но, кажется, он знал куда идти и что должно находится у него под ногами. Пройдя ещё пару метров, он всё же достал карманный фонарик. Свет был тусклый. Впрочем, этого было вполне достаточно, чтобы различить стоящую рядом с ним легковую машину. Все его последующие действия были должно быть чётко спланированы. Иначе как ещё можно было объяснить то проворство, с которым он залез под машину и, не теряя ни секунды, произвёл те манипуляции, которые и стали причиной последующей трагедии.
На рассвете машину забрала одна дама. Определить её возраст точно не представлялось никакой возможности. Судя по рукам ей было чуть за шестьдесят. Но лицо выглядело молодо. Она была очень ухожена и как будто светилась изнутри. Едва заметная улыбка не сходила с её лица. Не сошла она и в тот момент, когда она нажала на тормоз, но машина её не послушалась. На скорости сильно за сто машину повело вправо и выбросило на обочину. Фонарный столб разрезал машину мгновенно, почти пополам, превратив водителя в кровавое месиво.
****
Глаза он открыл, казалось слишком резко и широко. Его лоб и щёки были покрыты едва заметной испариной. Новый день ещё не вступил в свои законные права. Не стёр, маячившие где-то тут, в воздухе, воспоминания о том, что ему снилось мгновение назад. Играя словно на перегонки со временем он стремительно вскочил с кровати и одним махом достиг письменного стола. Он стоял тут же, напротив окна. На столе лежал блокнот. Он был на половину исписан чётким, почти каллиграфическим подчерком. Ещё секунда и белая бумага начала заполняться целой чередой новых букв. Он писал быстро, не отрываясь. Боялся что-то упустить. Оставить на потом и потерять навсегда. Нет, этого он допустить не мог. Только не сегодня. Слишком много раз подобные послабления оборачивались для него глубоким разочарованием.
Дописав последнее слово, он несколько успокоился и отложил блокнот в сторону. Только теперь, выражение его лица стало осмысленным. Он повернулся к окну. Яркий дневной свет заставил его прищуриться. Некоторое время он простоял в нерешительности. Затем его взор упал на пол. В то самое место, где вот уже несколько часов мирно дремал его кот. Весьма крупный кот. Можно даже сказать, что он был неприлично толстый. Должно быть, в этот самый момент, впервые, заметил это и его хозяин. Он нагнулся и поднял кота с пола. Он повис на вытянутых руках и жалобно мяукнул. Но хозяин и не думал отпускать его на свободу. Сантиметр за сантиметром он стал осматривать его туловище. Потом голову. Хвост, уши, усы, нос. Казалось, ничто не может ускользнуть от его пристального взгляда. Он словно увидел кота впервые. В его глазах читался неподдельный интерес. Он вертел кота из стороны в сторону. Словно не мог налюбоваться. Пытался оценить его вес, длину его туловища, хвоста, усов. Кот явно не ожидал столь пристального внимания к своей персоне и может быть, поэтому чихнул целых два раза. Эти звуки, казалось, вывели его хозяина из некого транса. Он отпустил его на пол. Интерес к коту мгновенно утих. Его необузданное стремление к познанию всего нового на время было погашено. Но только на время.
Помедлив ещё секунду, он принялся одеваться. Это заняло не слишком много времени. Вещи как всегда лежали на своих местах. Он всегда одевался в строгой последовательности. Сначала носки, потом брюки. Рубашка, пиджак. Ботинки. Однако стоит заметить, что чёткая организация всего процесса ещё не означала наличия хорошего вкуса у владельца всех этих вещей. Не то чтобы у него его не было совсем. Нет. Но вот штаны были на пару размеров больше. Из-за этого они часто спадали, и их приходилось подтягивать. Ремень, утянутый, казалось сверх всякой меры, не спасал сложившегося положения. Рубашка была чуть-чуть мешковатой. Местами не глаженой. Носки немного отличались друг от друга по тону. Он не был типичным неряхой. Ответ на вопрос, почему он не был слишком щепетилен в выборе одежды и аксессуаров, не лежал на поверхности. Просто окружающий мир, его детали, красота и многогранность интересовали его гораздо больше чем он сам. По каким-то причинам он разделял такие понятия, как он сам и мир вокруг него. Его скорее могла заинтересовать структура ткани, её плотность. Насыщенность цвета, в конце концов. Но когда он надевал что-то на себя, это становилось частью его самого, а значит, уже не представляло для него интереса.
Ещё мгновение и он схватил кожаный портфель. Всё это время последний покоился на единственном стуле, который имелся в его не слишком просторной комнате. Портфель был с массивной металлической ручкой и приятно пах кожей. Он проверил его содержимое, положил в него исписанный блокнот и вышел из комнаты.
Бесшумно прошёл по коридору, тайно надеясь позавтракать на кухне и выскользнуть из дому, ни на кого не наткнувшись. Впрочем, на это он надеялся почти каждое утро. Но надежды и реалии его жизни часто находились в конфронтации друг с другом. Так было и в этот день.
- Опять ты встал ни свет ни заря! Думаешь, раз самому не спится, значит и другим не хочется! Кирилл, ну как можно быть такой сволочью? - Вода в ванной неожиданно перестала литься и через считанные секунды в дверном проёме показалась заспанная, одутловатая физиономия отца. Тот протёр лицо и шею мокрым полотенцем, отчего лицо стало отталкивающе слизким. Морская тельняшка, прикрывавшая усохшее тело, была вся изорвана и надета наизнанку. Недельная щетина, жёсткая и неухоженная, дополняла нелицеприятный образ.
Кирилл, а именно так и звали нашего героя, едва заметно вздрогнул. Но не от удивления. К подобным монологам отца он уже успел привыкнуть. А от неожиданно нахлынувшего чувства неприязни. Сильного. Почти осязаемого. Фигура отца уже давно вызывала в нём только отторжение.
- Может ты, хочешь сходить на работу вместо меня? - сухо ответил Кирилл. - Открыл холодильник в надежде найти там что-то съестное. Его надежды не оправдались и в этот раз. Отец ночью опустошил холодильник подчистую.
- И не стыдно тебе попрекать отца инвалида? - Хриплый рев, который он издавал, был не слишком членоразделен и резал слух. - Может, ты меня ещё и куском хлеба попрекнёшь? Думаю, ты это можешь! Давай! Унизь своего отца! Укажи на его место!
- Может тебе лучше напомнить, что ты стал инвалидом второй группы по собственной глупости. Напился до беспамятства и свалился в строительную яму посреди белого дня! Да если бы ты не пил как проклятый и имел хоть каплю совести, ты бы уже давно нашёл работу.
- Это какую такую работу! - взревел отец и громко выругался.
- Да хотя бы ночным сторожем пошёл!
- Это я то! Человек с высшим образованием! Ночным сторожем!
- Грош цена твоему образованию! Забудь о нём! Тридцать пять лет прошло с того момента, как ты его получил!
Вместо ответа отец неожиданно сделал резкое движение вперёд и кинулся с кулаками на сына.
- Немедленно прекрати! - твёрдо произнёс Кирилл и схватил отца за запястья, чтобы он не смог дальше распускать руки.
- Я тебе сейчас покажу, как попрекать отца. Я тебе покажу! - завопил он в ответ и стал больно лягаться ногами.
Неожиданно он замер. Затем широко открыл рот, но не вдохнул. Мгновение спустя, обмяк на руках сына. Его глаза оставались открытыми и потерянными.
****
Дежурный врач был сух, и казалось бессердечен:
- Это не самая худшая смерть для человека. Поверьте. Умереть от разрыва сердца это лучше чем мучиться годами, и мучить других. А так бывает довольно часто. Мне ли не знать. - Он взглянул на своих коллег, укладывающих безжизненное тело на носилки. Те понимающе на него посмотрели.
- Думаю, вы правы, - задумчиво произнес Кирилл и зачем-то взглянул на свои ладони, которые ещё совсем недавно в последний раз удерживали отца от очередного приступа пьяного гнева. - О том, что случиться с отцом он естественно знал заранее. Знал, так как обладал уникальной способностью видеть вещие сны. Пугающие сны. Сны избирательного характера. Только те, в которых погибают люди. Но об этом, по понятным причинам, он не обмолвился ни словом.
- Пил? - резанул слух, вопрос одного из врачей.
- Да. Почти каждый день, - ответил Кирилл и хмуро посмотрел на носилки.
- Ну, тогда и рассуждать не о чем. Думаю, экспертиза найдёт много изъянов в его организме, помимо слабого сердца. И уж точно цирроза печени.
После этих слов в коридоре наступило гробовое молчание. Санитары на раз подняли носилки, и вышли за дверь.
Глава 2
Кирилл шёл быстро. Едва ли не вприпрыжку. Впервые за много лет он опаздывал в детскую поликлинику, где работал врачом педиатром. Работал там уже третий год. Устроился сразу после окончания медицинского института.
Его мысли были заняты недавно разыгравшейся трагедией. Нет. Он ни в чём себя не винил. Он много раз пытался уговорить отца бросить свою пагубную привычку. Но все его попытки были тщетны. В этот раз он решительно ничего не мог сделать. Кирилл не знал, откуда у него взялась способность предвидеть несчастья. Не знал дар ли это от бога или козни дьявола. Сам он предпочитал верить в первое. Был он глубоко верующим человеком и для самого себя давно решил, что помогать людям это и есть его призвание в жизни. Но одно было печально. Далеко не всегда ему удавалось осуществлять задуманное.
Кирилл обладал феноменальной памятью. Увидев человека, даже мельком, он запоминал его навсегда. Миллионы лиц и образов хранились в его необъятной памяти. Люди, которые ему снились, казалось, были ему совершенно не знакомы. Но стоило ему только поразмыслить, как вдруг он безошибочно вспоминал, где именно, при каких обстоятельствах, и как давно их видел. Если он хотел, он мог даже вспомнить, в чём именно был одет тот или иной человек. С кем он шёл. О чём разговаривал в тут самую секунду, когда проходил мимо. Единственное, что он не мог, так это читать их мысли. Или все-таки мог?
Кирилл всегда отличался от большинства людей. Нет. Не внешне. Выглядел он вполне обычно. Был он среднего роста. Нормального телосложения. Тёмные волосы. Серые глаза. Прямой нос с небольшой, едва заметной, горбинкой посередине. Чуть впалые щёки. Чётко очерченный подбородок. Пожалуй, только его взгляд.... Только он и выдавал необычность этого человека. Приоткрывал перед наблюдательным человеком тайну своей души. Но внимательных людей было мало. Чересчур мало, для того чтобы он был заметен и выделялся из толпы. То, что его отличало, было скрыто от посторонних глаз. Необузданная жажда к познанию, безудержное любопытство, стремление к совершенствованию всего и вся. Именно это и делало его уникальным. Кирилл хотел знать всё. Абсолютно всё. И с каждым годом, с каждым днём, с каждой минутой, сфера его интересов расширялась. Расширялась стремительно. Пока не заняла, казалось бы, весь мир. Пока не стала почти осязаемой. Он был целеустремлённей большинства. Смышлёнее его. Он был многогранен как хороший алмаз. Он был целостной личностью. И может быть, совокупность всех этих качеств, и сделала его столь уникальным. Может быть, стремление к личностному росту и заставило его покусится на святое святых. На мысли человека. Его заботы и думы. Может быть, он просто научился читать в глазах людей то скрытое, то потаённое, то самое ценное, что у них есть. Это их страхи. Люди всегда предчувствуют свой близкий исход. Но только они не любопытны. Они не хотят, хоть на мгновение, остановится. Задуматься над тем, что затаилось в глубине их сознания. Не хотят прочувствовать. Осознать всё то, что видимо и научился видеть наш герой, всего лишь взглянув им в глаза и прочитав в них страх. Животный страх.
Кирилл жалел своего отца. Но жалел по-своему. Ему было по человечески обидно, что он прожил свою жизнь зря. Зря потому что он не привнёс в этот мир ничего нового. Никого не удивил. Никого не утешил. Никого не попытался сделать счастливее. Никому не хотел быть полезен. По совокупности этих вещей и судил Кирилл о правильности человеческой жизни. Именно это казалось ему важным и ценным. Он искренне был рад, что не похож на отца. Не похож он был и на мать и на сестру, которым ещё предстояло узнать о случившемся.
Кирилл настолько погрузился в свои размышления, что не заметил, как из-за угла на внушительной скорости выехала машина. Она неслась прямо на него. И не то, чтобы Кирилл не заметил, что стал переходить дорогу на мигающий зелёный. Нет. Тысячу раз нет. От его взгляда не могла ускользнуть ни одна деталь. Не ускользнула и эта. Он всё прекрасно видел и понимал. Но при этом ничего не пытался сделать. Когда он понял что столкновения не избежать он просто замер на месте. Позволил машине на мгновение стать с ним единым целым, чтобы потом безжалостно отбросить его в сторону на пыльный тротуар. За несколько секунд до столкновения, когда все его кости были ещё целы, а дыхание не прерывисто он думал совсем о другом. Не страхом было занято его сознания. А созерцанием. И словно в замедленной съемке он видел всё то, что происходит вокруг. Видел, но скорее ощущал. За рулём машины сидела девушка. Брюнетка, с неровно нанесённой ярко красной помадой. У неё были абсолютно пустые глаза. Она не была пьяна. Но только глубокое безразличие и разочарование читалось в её глазах. На левом крыле её ярко красного джипа виднелась свежая вмятина. По глазам этой девушки он понял, что она не будет переживать, если там появится ещё одна. Хватило ему времени и на то чтобы навсегда запечатлеть в своей памяти ещё несколько десятков других машин на этом перекрёстке. И их владельцев с такими же безразличными глазами. И женщину с двумя капризными детьми, которые синхронно ревели и демонстративно падали на колени на другой стороне улице. Заметил он, и то, что на землю упали несколько капель дождя, хотя на небе не было ни одной мало-мальски значимой тучи. И что воздух вокруг спёртый и словно неживой. Как будто и он присоединился к всеобщему безразличию и перестал хотеть быть значимым и полезным.
Глава 3
Кирилл медленно ковылял на костылях. Его сестра шла в полуметре от него и с опаской посматривала на брата. Ей казалось, что передвигаться на костылях было чревато серьёзными последствиями. Но через какие-то десять минут они благополучно преодолели сто пятьдесят метров, что отделяли больницу от ближайшей лавочки. Все соседние лавки были заняты и сестра была очень рада тому, что ей удалось найти свободную. Ещё за несколько десятков метров до неё она начала опасливо посматривать то в сторону брата, то в строну лавочки. Казалось, что ей, передвигаться на своих двоих, было гораздо мучительней, чем брату на костылях.
- Говоришь, врачи уверены, что ты не задержишься здесь слишком надолго? - пробубнила она в сторону. - Её глаза снова забегали.
- Да. Я легко отделался. Несколько синяков да шишек. Да и переломов у меня никаких нет. Гипс на ногу положили из-за сильного ушиба. Ступать я на больную ногу пока не могу, но врачи уверяют, что через неделю я уже смогу более или менее сносно передвигаться.
- Угораздило же тебя, - с непонятным снисхождением в голосе ответила она и достала из сумочки зеркальце. - Она то и дело что-то в себе поправляла. Она была старше своего брата почти на десять лет. Но в свои тридцать четыре выглядела гораздо хуже, чем он.
- Что думаешь по поводу неожиданного ухода отца?
- Да ничего я не думаю. Туда ему и дорога! - замямлила она, не отрывая глаз от зеркала. - Ты же знаешь, что мне он не был близок.
- Мне тоже, но всё же. Как никак человек, с которым мы прожили в одной квартире столько лет. - Кирилл задумчиво посмотрел на сестру в надежде увидеть в её лице хоть какие-нибудь признаки сострадания или заинтересованности. Но он ничего там не увидел. Кроме, пожалуй, взгляда глубоко неудовлетворённого своей жизнью человека.
- Ну, сам то ты что думаешь? Тебе то, конечно, жалко этого пьяницу?
- Не будем же говорить о нём плохо. Человека нет. Пускай теперь на небе разбираются, куда ему теперь.
- Известно куда! - усмехнулась сестра и посмотрела на свои ногти.
Кирилл сидел в нерешительности. Он хорошо относился к своей сестре. Хотя скорее снисходительно. Она никогда не была ему близка. Многие годы он наблюдал за ней. Слушал её жалобы на свою неустроенную во всех отношениях жизнь. Слушал, как она ругает за глаза отца. Но только за глаза. При нём она старалась воздерживаться от каких-либо комментариев. Она его несколько побаивалась. Испытывала, какой-то животный страх перед тем, что не могла удерживать под своим полным контролем. Но суть была в том, что как отца она не ругала, она не слишком от него отличалась. Была такая же пустая, как и он. В ней не было интереса к жизни. Не было стремления узнать, что-то новое. Всё то, что непосредственно не влияло на её жизнь, было ей не интересно. Всё то, что не приносило какой-то видимый доход или, то о чём нельзя было взахлеб рассказать таким же, как она подругам её вообще никак не волновало. Не при каких обстоятельствах.
- Все мы там, когда-то будем, - изрек, наконец, Кирилл.
- Я, нет! Там где он, я, точно не буду! - по-детски доверчиво произнесла она.
- Думаешь?
- Уверенна! Милый мой! Ну конечно! - она размазала крем по рукам - Я же живу как надо! Чего мне боятся! Конечно не святая, - затянула она. - Но, а как же без грешков. Скучная жизнь будет тогда. Но это так. Мелочи. Если перед каждым после этого закрывать ворота рая, он вообще пустым останется.
- Может ты и права, - медленно произнёс Кирилл. - Хотя сам в это он точно не верил. Просто ему не хотелось понапрасну обежать сестру.
- Еще бы!
Закончив прихорашиваться она, наконец, отложила сумку в сторону. Но не слишком далеко от себя. По-видимому, боялась, что её содержимое может заинтересовать кого-то их прохожих. После, вопросительно взглянула на брата. Её чересчур выщипанные брови оказались сильно выше положенного места.
- Ты знаешь. Думаю да, стоит прощаться. Мне ещё в магазин нужно успеть. Сегодня недалеко от нашего дома гиппермаркет открылся. Так там акция. Цены на некоторые товары сильно снижены. Нужно успеть заскочит и что-нибудь приобрести!
- И на что скидка? - из вежливости поинтересовался Кирилл.
- Да кто его знает. На товары для огорода точно есть. Да пусть даже только и на это. Всё равно не смогу удержаться и не купить. Скидка все-таки.
Кирилл хотел поинтересоваться у сестры, зачем её нужны товары для дачников. Притом, что был уже конец сезона, да и дачи у неё собственно не было. Но не решился. Он уверил сестру, что его не нужно провожать до палаты. Он сам проводил её - печальным взглядом. И едва ли только сейчас заметил, что от ее, когда-то точеной фигуры не осталось и следа.
****
Кирилл, на удивление проворно, присел на выделенную ему больничную койку. На самый край. Кожаный портфель, положил рядом. О его наличии он поинтересовался у врача первым делом. В его глазах читалось нетерпение. Кирилл открыл его, не мешкая. Цепкими пальцами ухватился за край блокнота и вытащил его на свет. Но, пожалуй, на этом, его решительность и закончилась. Прошло уже около пяти минут, а серый и довольно увесистый блокнот продолжал покоиться в его руках. Кирилла хватил озноб. Видневшиеся на руках, тонкие, едва заметные волоски, стали дыбом. Конечно, он знал, что оттягивает время нарочно. В сложившейся ситуации ему непременно нужно было быть уже на пол пути к той самой даме, которая явилась к нему во сне. Как считал он сам, за помощью. Хотя пока она и сама не знала, что в ней нуждается. Но именно это Кирилл и должен был сделать. Предупредить её об опасности. Спасти её от неминуемой смерти. Перехитрить судьбу, от которой как полагали многие, уйти было решительно невозможно. Но сейчас он был беспомощен. Нога была в гипсе. Его шансы на успех стремились к нулю. Кирилл и без того ощущал перманентное чувство вины. За то, что не всегда мог помочь тем, кому как он считал, он был помочь обязан. К тому же этот случай был не самый безнадёжный, так как он знал, с чего ему нужно начать свои поиски. Увидев женщину во сне, он моментально вспомнил, где именно с ней повстречался. На своей работе! Он сидел в своём кабинете, когда она вошла внутрь. Ошиблась дверью. У неё была назначена встреча с заведующим отделения. Как оказалось, они были старинными друзьями и дано искали повод, чтобы встретится. Были и общие интересы. Но подробностей Кирилл не знал. " Надежда Никитична, - вот как она представилась!" - нахмурив брови, тихо произнес он, всё сильнее сжимая блокнот, который он так и не решился открыть. Да он и без того знал назубок, что там написано.
- На, скушай, сынок, помидорчик!
Кирилл едва заметно вздрогнул и перевёл взгляд в ту сторону, откуда ему показалось, и доносилась реплика. На соседней койке сидел добродушного вида дедок и протягивал ему овощ. У деда была перебинтована голова, и он чем-то походил на узника Аустерлица.
- Спасибо, но я...
- Не отказывай старику! Я ведь от всей души! Травить не стану. Дочка привезла четыре килограмма. Прямо с огорода. Вкусные. Сам вот ем, да куда мне столько. Испортятся ведь. - Дед, возможно для ещё пущей убедительности улыбнулся во весь рот, обнажив гнилые зубы. Впрочем, те немногие оставшиеся, были на половину золотые.
- Но я не голоден! - произнёс Кирилл, впрочем, весьма неубедительно. - Хотя есть ему и вправду не хотелось.
- Ну, как знаешь. Решил обидеть старика - дело твоё. - Дед насупился и недоверчиво посмотрел на овощ, возможно ища понимания у него.
- Да что ты, старый, к нему прицепился! - неожиданно вклинился в разговор мужчина неопределённой национальности, приподнявшись с соседней койки. - До этого он мирно читал газету. У него была сломана нога и вывихнута челюсть. Поэтому он говорил медленно и дико картавил. - Сдались ему твои гнилые помидоры. Сам ешь эту тухлятину!
- Это же надо так старика обидеть! - Дед бросил гневный взгляд в сторону обидчика. - Был бы ты ходячим, а я помоложе, я бы тебе залепил! Ты бы у меня эти помидоры разом съел! Гнилые! Да что ты понимаешь! Читаешь свою газетёнку, так и читай!
- И буду читать! - Мужчина неопределённой национальности вдёрнул газету. - Уж лучше читать чем, таких как ты слушать.
- Да чтоб тебя рогатый забрал! - Дед вскочил с кровати и выругался. - Было уже, дёрнулся в сторону обидчика да видимо передумал. Подошёл к открытому окну и сплюнул. После начал неровно ходить по палате, теребя себя за запястье.
Кирилл всё это время сидел молча, чуть съежившись и приоткрыв рот. Во рту у него сильно пересохло. Он терпеть не мог подобные ситуации. Ему казалось глупым начинать пустые препирательства, высасывая повод из пальца. Он как никто другой знал, чем могут обернуться подобные волнения.
Вдруг дед застыл на месте. Искоса, посмотрел на Кирилла, потом на своего обидчика. С минуту о чём-то поразмыслил. Затем сделал решительный шаг вперёд и нагнулся над кроватью Кирилла. После, едва ли не со слезами на глазах, произнёс:
- Слушай, сынок, у тебя не найдётся ничего выпить!? - Он глубоко вздохнул - А то нервы совсем расшатались. Ты же видишь, что вокруг творится. Какие нелюди нас окружают.
- Сам я вообще не употребляю. Само собой у меня ничего нет! - выдал Кирилл, несколько опешив.
- Это правильно. Алкоголь это зло. Пожалуй, только женщины и являются большим злом. Только они. - Дед подмигнул Кириллу, но как-то криво. Глаза у него блестели. В них читалось отчётливое желание выпить.
Мужчина неопределенной национальности усмехнулся, но в этот раз промолчал.
- Но можно же что-то сделать! - не унимался дед. - Можно же попросить у санитаров. У них наверняка есть спирт! Сынок, может, ты спросишь? Тебе они точно дадут! - Дед шмыгнул носом. Его руки задрожали.
- Нет у них спирта. Есть только Лизин.
- А это что? - с надеждой в голосе поинтересовался дед.
- Заменитель спирта. Не пригоден для употребления внутрь. Можно здорово отравится.
- Эх! - Дед сплеснул руками. - Что же делать то!? Мне нужно! Очень нужно поправить здоровье. Если не достану, точно сбегу из этой чёртовой больницы. Сегодня же! Плевать, что врачи говорят! Плевать, что почка отбита! Это не жизнь! Организм требует, а ему не дают! Настоящее насилие.
Кирилл молчал. Распинания деда, по правде говоря, были ему неприятны. Он уже хотел отвернуться. Сделать вид, что хочет вздремнуть. Но вдруг его осенила мысль. Он увидел в жалком старике свою единственную надежду на спасения той дамы. Дед, как ему тогда казалось, вполне мог её отыскать и предупредить. Поразмыслив, он выдал:
- Выход, по всей видимости, один. Вы его и сами знаете.
- О чём ты!? - чуть ли не вскрикнул дед. - После чего стал угрюмее тучи.
- Придётся ехать в город самому!
- Да, пожалуй, так! - Дед снова вздохнул. - Но дочка приедет только вечером. Деньги то у неё! Но ведь не дождусь я вечера. До зарезу хочется выпить. Сейчас. Жуть как хочется. Всё отдам за это. Душу дьяволу готов продать.
Кирилл выждал пятисекундную паузу и произнёс:
- Ну, это уже крайности! Но есть одна услуга, которую вы мне можете оказать. Взамен я дам вам столько денег, сколько будет нужно. Даже чуть больше.
- Всё что угодно! - взмолился дед. - Всё что угодно!
Кирилл хотел переговорить с дедом с глазу на глаз. Он взял костыли и вышел в коридор. Дед следовал за ними, бурча что-то нечленораздельное себе под нос. В коридоре стояла каталка с пожилой женщиной. Мест в палатах уже не хватало. Женщина не переставая орала. У неё была сломана нога сразу в двух местах. Обезболивающее которое ей вкололи, если и помогало то не сильно.
- Матерь божья! - снова выругался дед и прошёл за Кириллом в курилку. Она была пуста. И там было существенно тише.
- Как вас звать по батюшке? - Кирилл вопросительно посмотрел на деда. Он хотел начать разговор издалека. - Неудобно как-то. Из-за этого скандала не успели познакомиться.
- Скориков Филипп Васильевич! - деловито произнёс дед и вытянулся по струнке. - Ну а тебя как звать величать? Ты уж не серчай, что я к тебе на ты, - добавил он, мгновение спустя.
Дед склонил свою разбитую голову и протянул руку для рукопожатия. После полез в карман за папироской. Ту, что достал первой, он ненароком сломал. Руки у него дрожали ещё сильнее прежнего. Пальцы, казалось, его не слушались.
- А как вы сюда попали? - смущённо произнес Кирилл. - Он опять не решился перевести разговор в интересующее его русло. Старик смущал его своей расхлябанностью.
Ответ прозвучал несколько грубо и неожиданно:
- Да собственный сынок, мать его, и избил старика! Что б его черти полосатые! И не первый раз уже! - Дед снова смачно выругался.
- Но за что? - недоверчиво покосился на деда Филиппа Кирилл.
- Да сын его, сморчок, ночью, опять прямо в кровать написал. Мужик называется. Тринадцать лет скоро стукнет. Пора уже себе контролировать.
- И что потом?
- Что потом!? - Дед прищурился. Едкий дым от дешёвой сигареты резал ему глаза. - Вот я ему замечание и сделал. А мой старший сын, его отец, меня за это битой по голове, да по почкам.
И хотя Кирилл промолчал, дед воспринял это по-своему:
- Да! Не говори, сынок! Я знал, что ты на моей стороне. Вокруг одни бесы! Бесы, да бабы! - вторил он себе. - Те же бесы, только в другом обличии.
Кирилл продолжал молча смотреть на старика. Пытался понять, в чём собственно подвох. И есть ли он вообще. Ждать разъяснения пришлось не долго.
- Да и выпил я совсем не много. Так, водочки, слегонца, накатил. Под хорошую закуску! И подзатыльник дал его сморчку совсем не сильный. Да что ему будет то! Молодой он! До свадьбы заживёт. - Дед рассуждал, словно о чем-то приятном и незатейливом. Будто он вообще был всего лишь рассказчиком. Очередной незамысловатой байки.
Кириллу всё стало ясно. Не свят был дед. Не свят был и его сын. Но не взялся он тогда никого судить. Но стало ему на душе грустнее прежнего.
В следующие пять минут он изложил старику, что собственно он от него хочет. Сказал не всё. Лишь то, что было нужно. И каждое слово казалось, давалось ему с трудом. Нехорошее предчувствие близкой беды давило на него всё сильнее.
Они распрощались с дедом, в пять минул четвёртого. Распрощались как-то странно. И пусть со стороны казалось, что они остались довольны друг другом. Но вот глаза. В них была вся правда. И была она нелицеприятна и страшна. Конечно же, дед не выполнил ничего из того, что было ему наказано. Покинув больницу, он первым делом направился в ближайший продуктовый магазин. Там он купил бутылку водки. Водка была самая, что ни наесть дешёвая, хотя денег у него было предостаточно. Распил он её прямо во дворе за магазином. Пил быстро. С вожделением. Давился. Но пил. То, что было после, он помнил смутно. Весёлая компания. Продолжительное застолье на чьей-то квартире. Сора.
Нож вошёл в его сердце мгновенно. Затем последовало ещё несколько стремительных ударов в другие жизненно важные органы. И хотя к тому моменту он был уже мёртв, этого никого не заметил. Пьяный угар руководил всем балом. Никто уже толком и не мог вспомнить, чем так провинился старик. Животные инстинкты тогда руководили ими. Никто не смутился и в тот момент, когда было высказано предложения, вырвать пассатижами золотые коронки изо рта старика. Не отрезвил их, и вид залитой кровью ванны, когда они распиливали тело, чтобы ночью по частям вынести его на ближайшую помойку.
Глава 4
Небо казалось, каким то нереальным. Нереально красивым. Едва ли оно существовало на самом деле. Загадочное. Страстное. Восторженное. Солнце уже почти скрылось за горизонтом. Последние лучи солнечного света падали на земную гладь и казалось, что предметы вокруг меняли свою сущность и предназначение. Игра теней. Отблески света. Всё способствовало созданию неповторимой атмосферы. Волнующей. Но очень своей. Трогательной и уютной.
На обочине, возле груды красных кирпичей сидели усталые таджики. У них был конец рабочей смены. Они были заняты в строительстве нового участка объездной автодороги. Отрезок дороги длинной с километр был абсолютно пуст. Свежеположенный асфальт был идеально гладок и чист. Рабочие устало переговаривались и косо посматривали в строну прораба. С минуты на минуту тот должен был дать официальный отбой.
Внезапно из-за угла появился спортивного вида мотоцикл. Его спартанский вид вызывал непонятную дисгармонию с окружающим пространством. Рёв мотора вводил наблюдателей в оцепенение. Мотоцикл лишь на миг притормозил, чтобы потом стремительно сорваться с места. Набрав скорость он с визгом пронёся мимо, оставляя за собой тонкую полоску жжёной резины. На мотоцикле были двое. Оба были в шлемах, поэтому было сложно разобрать их половую принадлежность. Но по некоторым признакам всё же можно было понять что сзади седела девушка.
Таджикам уже как пять минут назад дали отбой но никто из них не сдвинулся с насиженных мест. Всё их внимание было целиком приковано к мотоциклу. Казалось они совсем забыли об усталости, накопившейся за день. Но скорее в них вдруг проснулось чувство собственничества. Им было неприятно видеть, как кто-то так бесцеремонно пользуется тем, что как им всем казалось, пока принадлежало только им. Каждый раз, когда мотоцикл проезжал мимо, они что-то дружно неодобрительно кричали ему вслед. Естественно на своём родном языке.
Но видимо суть их криков была ясна и без специального перевода. Прошли еще, какие то считанные минуты, и вот уже мотоцикл стоял в нескольких метрах от них. Он остановился тихо и плавно. Без всякого шума и пафоса. Оба седока сняли шлемы. Позади и вправду оказалось девушка. Но какая это была девушка! Она с удивительной грацией, и казалось даже, чувственностью слезла с мотоцикла и сделала шаг вперёд. Мельком оглядела себя со всех сторон и скорее инстинктивно поправила причёску. После, с какой то удивительной лёгкостью и непринуждённостью произнесла:
- Вы уж извините нас ребята! Я вижу, мы вам помешали. Но я решительно была не в силах отказаться от этой головокружительной поездки! Да ещё на новеньком спортивном мотоцикле. А где ещё можно ощутить всю его мощь, как не тут! Это, пожалуй, единственный в нашем районе свободный участок дороги! Да и асфальт тут классный! Ровный, я бы даже сказала чувственный. Без ложной скромности должна заметить, что вы поработали на славу! - Девушка рассмеялась. Её улыбка была просто великолепна, и казалось она одна, сама по себе, могла разом снять все вопросы и недоразумение. Её глаза блестели. Чертовски обаятельна и ослепительно красива - вот как можно было сходу охарактеризовать её внешность.
- Что вы, что вы! Вы нам никак не могли помешать! Своими криками мы просто выражали наше восхищение по поводу вашей красоты! - вдруг, на весьма правильном русском языке, затараторил, видимо самый шустрый таджик. Он буквально подпрыгнул на месте.
- Вы заметили, что я красива, когда я ещё была в шлеме? - звонко произнесла девушка и расхохоталась. - А вы необычные ребята. Обладаете прямо таки сверхъестественными способностями! - Смех девушки был настолько заразителен и сам по себе говорил так о многом, что даже те таджики, которые решительно ничего не понимали по-русски, засмеялись и одобрительно закивали головами.
- Вы просто светитесь изнутри! Нам не нужно было видеть вашего лица, чтобы понять, что вы самая удивительная женщина в мире! - донеслось откуда-то слева. Находчивость таджиков удивляла.
- Да! Да! - громко заголосили и остальные. Все заулыбались.
- Меня Анжела зовут! - мягко произнесла девушка. - А это мой двоюродный брат Вадим, - добавила она, указав на того жестом головы.
В следующие двадцать секунд все таджики наперебой выкрикивали свои имена. И каждый в отдельности старался прокричать своё имя громче остальных. Каждому хотелось, чтобы девушка хоть на мгновение обратила свой взор именно на него. Про существования Вадима казалось, никто и не вспоминал. Словно его и не было.
- Очень приятно! - Девушка снова рассмеялась. - Она, конечно, не запомнила ни одного имени, но виду не подала. - Я вам, мальчики, клятвенно обещаю, что больше не нарушу ваш покой. Вы все такие милые. Наверное, сильно устали!
- Нет! Нет! Что вы! Мы нет! Мы не устали! - опять затараторили они, все разом, одно и тоже, словно сговорившись! - Мы готовы остаться тут хоть на всё ночь и наблюдать за вашей ездой! Охранять и предостерегать вас от всего того, что может вам помешать! Признаться только, каждый из нас беспокоиться за вас. Это плохо такой прелестной девушке подвергать себя такому большому риску!
- Какие вы все милые! - Анжела с детской непосредственностью обвела взглядом каждого их них. - Так бы и расцеловала каждого!
- Да! Да! Надо! Надо! Хорошо! - заголосили, было снова таджики.
- Но! К моему великому сожалению мне пора ехать! Меня ждут, - Анжеле пришлось прервать полёт фантазии таджиков. - Была бы рада принять ваше заманчивое предложение. Но - никак не могу. Поздно уже.
И как не упрашивали они её остаться, она была мила, но непреклонна. Но долго ещё не смолкали возбуждённые голоса таджиков. Солнце уже дано зашло за горизонт. Но темнота никого не смущала. И снова никто не хотел подниматься с насиженных мест. Только причина на этот раз была другая. И каждый говорил, что никогда ещё не видел девушки великолепнее. Её имя запомнилось единицам, но образ, казалось навсегда, взял власть над их душами. Все девушки, которые им встречались до и после неё, не шли с ней ни в какое сравнение. Её красота восхищала и предвосхищала.
****
Она потянула на себя массивную железную дверь. Та поддалась и бесшумно открылась. Анжела оказалась в коридоре, который буквально утопал в электрическом свете. Коридор всегда поражал её своими размерами и помпезностью. По своим размерам он едва ли уступал гостиной комнате в иной другой квартире. В последнее время она не слишком часто радовала родителей своими визитами. Сама она, вот уже три с половиной года, жила в более скромных условиях. В двадцать лет она решила выпорхнуть из родительского гнезда и начать самостоятельную жизнь. Её родители были очень успешными коммерсантами. Поначалу они вообще не хотели отпускать её в свободное плавание. Потом долго настаивали на том, что им следует купить ей отдельную квартиру. Но она предпочла отказаться от роскошного подарка. Решила пока снимать квартиру. Опять же на деньги из собственного кармана. Она благополучно окончила институт и зарабатывала себе на жизнь переводами с английского языка. Делать она начала это ещё на третьем курсе, когда училась на филологическом отделении своего вуза. Давала она и частные уроки. Родители всегда были готовы прийти ей на выручку, но она прибегала к их помощи не слишком часто, чем завоевала у них безграничное уважение.
- Анжела! Это ты! Почему так поздно? - Анжела без труда узнала в этом вопле голос своей бабушки. - Она вместе со своим мужем, её дедом, вот уже пять лет жили в Канаде. Но пару раз в год возвращались на родину, дабы самолично убедится в том, что страна ещё не развалилась и им не нужно проявлять милосердие и перетаскивать любимых родственником к себе.
- Я тоже рада тебя видеть! - ехидно прыснула Анжела и сделала шаг ей на встречу.
- Не бережёшь ты себя совсем! Впрочем, пунктуальностью ты никогда и не отличалась. - Она критично осмотрела внучку со всех сторон. - Но вот что у тебя не отнимешь так это твою природную красоту. Наша порода! Ковальчуков! Вся в бабку! Ты не смотри! Я в молодости ещё та ягодка была! Вся школа, а потом и весь институт знал - Вера Ковальчук - первая красавица!
- Да ты и сейчас, в свои шестьдесят ягодка! - умиляясь раздухарившийся бабуле, произнесла Анжела.
- Ну вот! - Вера Павловна, критично всплеснула руками. - Весь комплимент и посыпался! Ну, угораздило же тебя упоминать вслух мой возраст! Ну, мы то его знаем. Но вот дед! Тот до сих пор думает, что я сорокалетняя молодуха!! Правда, дед? - Она рассмеялась и повернула шею вбок туда, где стоял дед, в ожидании своей очереди обнять внучку.
- Правда! Правда! - нарочито строго ответил дед. - Вот уж угораздило меня сорок лет назад на тебе жениться. Теперь приходится стараться и соответствовать. - Он втянул живот и нежно схватил свою жену за талию. Вернее было бы сказать там, когда-то находилась талия.
- Как в Канаде? Всё так же хорошо? Улицы чистые и собаки подстриженные? - ехидно поинтересовалась Анжела и прошла в ванную комнату.
- Завидуешь, так и скажи, а не смейся над этой развитой в любых отношениях страной! - закудахтала Вера Павловна и пощепала себя за пухлые щёки. - Видишь, как я хорошо выгляжу, какая у меня упругая кожа? Это всё заграничные крема!
- Она на них весь мой заработок переводит! - уныло подтвердил, было, дед.
- А я, почему тогда такая красивая? Я же вашими кремами не пользуюсь! У меня всё по-простому. Сегодня вот маска из свежих огурцов, завтра из редиски!
- Ну! Ты у нас девка молодая ещё! Тебе всё нипочем. - Вера Павловна прошла на кухню и заглянула в духовку. - Горячие пирожки все я надеюсь, отведают? Отказов я не принимаю. Решительно ничего против слышать не хочу!
В гостиную вошёл Антон Маккарский, отец Анжелы. Вернее даже вплыл, так незаметно и бесшумно он двигался. Интеллигентного вида мужчина с ещё не оформившимся пивным животом. Был он ещё молод. Глаза горели, так же как и десять лет назад. Был он при полном параде. В сером пиджаке и в галстуке на один тон темнее. Начисто протёртые очки блестели посредине переносицы.
- Кого мы видим! Большой человек! - Анжела, словно змея, обвила шею отца своими длинными, ухоженными руками. - Только не говори, что ты не заметил, как напялил на себя этот галстук. Немедленно его сними. Зачем себя насиловать. Я переживу тебя и в спортивных штанах! Я же знаю, как много они для тебя значат. Они, да ещё твои домашние тапочки - символ домашнего уюта! - Она невинно улыбнулась.
- Анжела, ты же сама всё прекрасно понимаешь! - Он по-отцовски нежно обнял дочь и заговорил почти шёпотом. - Ты же знаешь мою тёщу! Она мне все мозги вынесет, если я не сяду ужинать при полном параде. Помешалась старушка на заграничном этикете. Богемное общество и всё такое. С кем она там водится, ума не приложу!
Анжела недоверчиво посмотрела сначала на отца, потом перевила взгляд на мать. Та только что вошла в комнату и ещё не успела ничего сказать.
- Мамуля, правда, у всей нашей семейки потихоньку едет крыша. - Она нежно чмокнула мать в щёку. - И это они называют интеллигентностью. Есть пирожки с капустой, в вечерних туалетах и при галстуках. Папочка, надеюсь, ты нанял на пару часиков официантов из того самого ресторанчика. Ну, в котором мы справляли годовщину вашего бракосочетания. Там они такие симпатичные! Пожалуй, и я изображу из себе чёрт знает что, и стану привередой. Всё! Самостоятельно накладывать себе, что-либо на тарелку я решительно отказываюсь! - Анжела громко рассмеялась.
И вдруг, о чудо, её смех разом снял всё напряжение, которое успело накопиться в комнате за, казалось бы, непродолжительный отрезок времени. Взрослые люди! Но ещё секунду назад они стояли словно истуканы. С замершими лицами пытались осмыслить то, что она произнесла. Но как только её раскатистый смех заполнил пространство вокруг, обстановка мгновенно разрядилась. Анжела обладала удивительной способностью. И даже не одной! Рассмеяться из-за, казалось бы, совершенного пустяка, да так заразительно что, оказавшиеся поблизости люди, тоже начинали давиться от смеха, было для неё обычным делом. Ещё она могла с неимоверной лёгкостью войти в доверие к, казалось бы, любому даже самому сухому, опасливому и консервативному человеку. Она прямо таки фонтанировала обаянием. Её чувственность восхищала мужчин. Сколько она себя помнила, она всегда была окружена поклонниками самого разного возраста. Даже когда она училась в школе, мальчишки то и дело преподносили ей милые сувениры, в то время как других девчонок без всякого зазрения совести дёргали что, есть силы за косы. Ранцами по голове лупили тех, у кого кос не было. Что касается женщин то ей они, что и говорить, завидовали. Но зависть это была белой, а не чёрной. Анжела никогда не стремилась быть лучше всех. Она стремилась быть естественной. И только. Но видимо это и было в ней самое ценное. Пока другие шли по головам, она тихонечко всех обходила. Звёзд с неба не хватала - она сама была звездой поярче многих.
Что касается своего самого близкого окружения, то она его искренне любила и очень ценила, несмотря на то, что порой они все умиляли её своей наивностью. Любила она и свою чудаковатую бабушку, цель жизни которой было омоложение любой ценой. Любила она и своего деда. И хотя он и был несколько консервативен, но зато с самого её детства баловал её небольшими, но от этого не менее ценными, подарками. Любила она и своего отца. В нём она не видела успешного бизнесмена, которого стоит, побаивались конкурентам. Для неё он был в первую очередь отцом. Любила она и свою мать. Опять же, без причин. И хотя Анжеле стукнуло уже двадцать четыре года, многим казалось, что она всё ещё не утратила свою детскую непосредственность и очарование. Казалось, что жизнь её не сломала. Это было ценное качество. Создавать хотя бы просто видимость счастью тоже было не просто. Даже когда на душе у неё скребли кошки, она редко кому это показывала. Она была не из тех, кто любит перекладывать свои проблемы на окружающих. Даже когда она плакала, она казалась самым невинным и трогательным существом на земле. Её хотелось накрыть невидимой ладонью и отвести от неё все беды и невзгоды.
****
Вера Павловна вплотную подошла к деревянной двери. Та была выкрашена в ярко розовый цвет. На этом цвете настояла сама Анжела, когда ещё была взбалмошной девчонкой и любила капризничать. И хотя розовая дверь сильно выбивалась из общей цветовой гаммы квартиры, её желание было выполнено. Не решили её перекрашивать, и когда она съехала от родителей. Это место, словно хороший номер в дорогом отеле навсегда был зарезервировано для неё. Дверь была заперта. Вера Павловна хотела уже постучать, но в последний момент передумала. Было ещё очень рано. Около восьми часов утра. Но она не могла больше ждать. Вчера из-за всех хлопот она так и не успела поговорить с внучкой на интересующую её тему. Она осторожно, чтобы не разбудить Анжелу открыла дверь и прошмыгнула внутрь. Она была прекрасно осведомлена, что ей этого делать не следует. Знала, как Анжела ревниво относилась к её личному пространству, к которому она, безусловно, причисляла и эту комнату. Но она решила рискнуть. Оказавшись по ту, строну розовой двери, она стала посередине и обвела проницательным взглядом всё вокруг. Ни одна мелочь не ускользнула от неё в тот самый момент. Вот на столе стояла железная клетка. В ней неподвижно сидела морская свинка. Зверёк, время от времени, шевелил усами, и только по этому признаку и можно было понять, что он не подох и всё ещё здравствует. Свинья забавляла Анжелу. Ценила она её именно за то, что та выглядела крайне глупо и неповоротливо. Она вообще ценила непрактичные вещи. Вещи, которые приобретаются исключительно для души. Для души она приобрела и двух мадагоскарских тараканов, казалось бы, мерзких и отвратительных. В этой квартире только она могла без воплей приближаться к этим тварям. Тараканы были шустрые, но крайне не самостоятельные. Они жили в небольшой пластиковой коробке с проделанными дырками для вентиляции. Впрочем, дырки Анжела проделала только после того как два других таракана задохнулись в этой закупоренной ёмкости и сдохли. Стоит отметить, что была она на редкость не брезглива. Хотя со стороны и казалась, что она не способна притронуться к чему-либо мало-мальски отталкивающему. Уж больно миловидно она выглядела. Представить её в неприятном окружение не представлялось решительно никакой возможности. В целом комната была довольно чиста. Всё лежало на своём месте. Впрочем, эта чистота и аккуратность была только видимой. Если бы Вера Павловна решила бы заглянуть под диван или в любой другой угол она бы непременно обнаружила бы там что-нибудь совсем не подходящее. Анжела любила чистоту и внешний антураж, но если разобраться, то ко всему этому она относилась поверхностно.
Вдоволь насмотревшись по сторонам, Вера Павловна аккуратно присела на край кровати Анжелы и пристально оглядела внучку. Стоит заметить что ситуация была довольно-таки неоднозначной. Анжела не рассчитывала, что в её комнату кто-то может войти, когда она спит. Её родители не имели привычки входить к ней без стука. Они как будто чего-то боялись. Но вот Веры Павловна была не из боязливых. И не смущало её ни то, что Анжела спала обнаженной ни, то, что тонкое атласное одеяло прикрывало её тело едва ли наполовину. И тогда, когда она буквально сканировала Анжелу своим пристальным взглядом, она уж точно не думала что кто-то может расценить её действия как неуместные и едва ли пристойные. Она смотрела на юное тело с совсем иной точки зрения. Её скорее волновало как бы Анжела, что-то себе не застудила, валяясь вот так под полуоткрытым окном. И, конечно же, она решительно не была готова к тому, что Анжела вдруг неожиданно проснётся и вскрикнет:
- Что ты здесь делаешь! Я же просила! - Анжела схватила край одеяла и потянула его на себя - Я же всех просила никогда без стука не входить в мою комнату!
- Но я же...
- Я знаю, кто ты! - прервала её реплику Анжела. - Она была сама на себя не похожа. - Но ты забываешь, что я уже взрослая женщина. Да! Именно женщина!
- Никто и не спорит, - заголосила, было, Вера Павловна. - Что ты завелась то! Ну, вошла и вошла! Что тут такого то! Ничего же не украла! Ничем не передвинула. Ничем не навредила.
- Не говори только глупости! Причём здесь это. - Выражение её лица неожиданно стало серьёзным. - Я же знаю, что ты здесь делаешь. Знаю, зачем ты пришла сюда в такую рань! Знаю, о чём тебе хочется со мной поговорить. - Анжела была сама на себя не похожа. Она была так же великолепна, как и вчера, как и в любой другой день. Только вот слова, которые вырывались из её уст, никак не вязались с её ангельской внешностью.
- Тише, тише! О чём ты говоришь! О чём ты знаешь! Что я, по-твоему, хотела тебе сказать?
- Ты знаешь!
- Нет, не знаю! Анжела если тебе снился какой-то хороший сон, а я тебя разбудила, то прости! Могу немедленно выйти за дверь, а ты спи дальше.
- Нет уж! Теперь я уже не усну! - Анжела сильно прикусила верхнюю губу. - Ну, давай уже будем взрослыми людьми. Давай не будем вешать друг другу лапшу на уши. Давай ты честно скажешь, что пришла расспросить меня о моей личной жизни. Спроси, не хочу ли я чем-нибудь поделиться. О чем-то поведать. Излить тебе свою душу! Давай! Найди в себе силы признать, что твоё появление тут не случайно! Я ведь не многого хочу!
- Да не случайно! - неожиданно выдала Вера Павловна, не выдержав напора Анжелы. - Да я хотела, поговорит с тобой именно об этом! Я так редко тебя вижу! Я же тебе родной человек!
- Ну что вы все ко мне прицепились! Ведь все прекрасно знают, что я не хочу это обсуждать. Гибель моего любимого человека никого кроме меня не должна волновать! Что вы без конца от меня хотите! - Анжела неожиданно вскочила с кровати, и совершено не думая о том что, она не одета, нервно заходила по комнате.
- Ну что ты так взгонашилась! Не хочу я лезть тебе в душу. - Вера Павловна смущённо протянула Анжеле её халат. - Но ведь твоя реакция и является ярким свидетельством того, что с тобой не всё в порядке.
- Да не всё со мной в порядке. Браво! Молодей! Догадалась! Ну, давай тяни меня за язык! Я согласна, ещё раз всё тебе рассказать. Да что там тебе. Я всем готова рассказать историю о том, как моего любимого человека убили. Всем расскажу как человека, за которого я была готова отдать жизнь, двадцать четыре раза ударили ножом и потом двести метров волокли его тело по земле. А потом скинули в канаву. Может мне рассказать ещё о том, что я чувствовала, когда ходила на его опознание? Давай! Спроси меня, каково это. - Анжела уже не говорила. Она кричала. Ей было всё равно, кто её услышит. Её речь становилась бессвязной. Из глаз катились слёзы. Голос срывался.
Вера Павловна была готова провалиться на месте. Она решительно не знала, что теперь делать. Не нужно было поднимать эту тему.
- Перестань себя во всём винить, милая, перестань! Ты ничего не могла сделать! - стараясь сохранять спокойствие, произнесла она.
- Я не виню себя! Откуда вы все вообще знаете, что у меня в душе.
- По тебе же видно! - Вера Павловна хотела подойти к внучке и обнять ее, но решилась. Это был второй раз в жизни, когда она решительно не знала что предпринять.
- Да впрочем, кого я обманываю! Как я могу себя не винить в произошедшей трагедии! Как я могу! После того как самолично разрешила Артёму идти через этот чёртов парк в первом часу ночи! Да если бы он меня тогда не стал провожать до дома, он был бы жив.
- Зато может ты, была бы мертва, - отрезвляюще воскликнула Вера Павловна.
- Плевать! Уж лучше я. Зато мне не пришлось бы после этого четыре года жить с мыслью о том, что это я во всём виновата. Если бы только можно было вернуть всё назад. Если бы можно было всё переиграть. Если бы можно было бы спасти его, предупредить об опасности. Не дать ему войти, в этот чёртов парк! Как бы я тогда была тогда счастлива!! Мы были бы самой прекрасной парой на земле.
- Ты же знаешь, что ты ещё встретишь не менее прекрасного юношу на своём пути. Ты ведь так красива. Ты просто не можешь быть одна.
- Мне не нужна эта красота без него. Я не хочу, чтобы эта красота принадлежала кому-то ещё. Не хочу и точка. И хватит меня подбивать на то, чтобы я искала себе нового парня. Этого не будет. Я до сих пор люблю только Артёма. И пусть он мёртв, но для меня он живее всех живых. Живее и любимее.
- Но так же нельзя! - испугано произнесла Вера Павловна. Так же нельзя. Нельзя так жить. Твоё сердце так чисто. Зачем засорять его ненавистью! Ну не могла ты ничего сделать. Ты ни в чём не виновата. Решительно ни в чём.
Но Анжела её уже не слушала. Она сидела на диване, поджав ноги под себя, и рыдала. Рыдала на взрыв. - Если бы я только знала. Если бы я могла его остановить. Как же жестоки порой люди! - как заведенная повторяла она. - На неё нельзя было смотреть без слёз. Она была так чиста и невинна. Но слёзы её, были пропитаны ненавистью и злобой. Они никак не вязались с этим чистейшим образом.
Вера Павловна не выдержала. И теперь уже из глаз обоих, родных друг другу людей, текли горячие слёзы.
Глава 5
Кирилл вышел из кинотеатра "Родина" и оказался на Манежной площади. Было уже довольно темно. Везде виднелись неоновые вывески. Горели уличные фонари. Шёл он, не спеша. По сторонам не смотрел. Он всё ещё был под сильным впечатлением от увиденной картины. Он был приятно удивлён. Но вовсе не тем, что, казалось бы, ничем не примечательный, малобюджетный исторический фильм семидесятых годов вызвал у него столько положительных эмоций. Сам то он уже давно понял, что прелесть подобных картин вовсе не в сногсшибательных спецэффектах. И не в качественной озвучке, о которой в фильмах такого рода можно было и не вспоминать. Не было в них и постоянной смены кадров, мелькания и суматошности. Но вот именно это и было для него столь ценным. За этим он и ходил именно в этот кинотеатр. Единственный кинотеатр в городе, который продолжал крутить подобное кино. Кино не для всех. И тем он был так приятно удивлён, что зрительный зал в это раз был заполнен почти полностью. Такого он уже давно не наблюдал. Он был искренне рад за то, что всё больше людей тяготело к подобным вещам. К фильмам, где планы крупные, реплики актёров продуманные, игра актёров токая, умозрительная.
Внезапно ему на голову упала крупная капля воды. Потом ещё одна. И ещё. Уже через несколько минут эти, казалось бы, малозначимые и незатейливые капли, объединили свои усилия и разом превратились в настоящий ливень. Зонта у него не было. К подобному повороту событий он не был готов. Кирилл не любил попадать под дождь. Его обескураживало ощущение сырости и холода, которое при этом неизбежно наступало, в независимости от того был ли у него с собой зонт или его не было.
Сразу же мимо него стали пробегать люди. Не все. Люди в возрасте и в положении подобной вольности себе позволить не могли. Шли они, скорее, решительно, с угрюмыми лицами. Те, кто помоложе, были не столь чопорны, и чаще проносились с криками, но при этом улыбаясь. Но все они искали одного. Укрытия. Спасения от разбушевавшейся стихии. Встречались и те кто, казалось бы, были даже рады неожиданному сюрпризу природы. И когда сотни литров воды обрушились на их головы, они даже замедлили шаг. Они словно насмехались над всеми остальными. Едва заметная улыбка читалась на их лицах. Они казались себе избранными, особенными. Стихия их не сломала, не прогнула под себя. И только сейчас, Кирилл, глядя на них, и недоумевая, вдруг осознал, что он сам вот уже несколько минут стоит на одном месте, посреди площади и ровным счётом ничего не делает. Дождь хлещет по его щекам и глазам, но он этого словно и вовсе не замечает. Он был так ошарашен этим открытием, что и в последующие две минуты не сдвинулся с места. Хотя тогда уже понимал, что нужно что-то делать. И чем, скорее тем лучше. В следующую секунду Кирилл бросился бежать. Он не различал дороги. Им вёл один лишь инстинкт. Забытое ощущение ненавистной сырости вдруг явственно внедрилось в его сознание. Прошло ещё пару секунд. Казалось, они длились, вечность. Он очутился под какой-то высоченной аркой. Только тогда он впервые остановился. Перевёл дух и огляделся. В паре метрах от него виднелась дверь в парадную. Одну из многих. Но в этой был неоспоримый плюс. Плюс для него. Минус для всех остальных. На двери не было кодового замка, и он без труда проник внутрь. Он поднялся на пятый этаж. Всего в этом, типичном, панельном доме их было шесть. Но выше идти он не стал. Выше пятого этажа была абсолютная темень. Кирилл подошёл к окну. Точнее к тому, что от него осталось. Кое-где стекло было треснуто. Местами оно вообще отсутствовало. Кирилл этому не то чтобы удивился - нет. Скорее он был неприятно озадачен. Он сделал ещё одно маленькое усилие над собой, прежде чем сесть на ступеньки. Он огляделся вокруг. Спустился на несколько этажей вниз. Ещё когда он поднимался, боковым зрением он заметил кое-какие надписи на стенах. Тогда он не обратил на них внимания, но теперь он поймал себя на мысли что они его странным образом влекут. По всей видимости, надписи были выполнены незадачливыми и не обременёнными интеллектом подростками со всеми вытекающими отсюда последствиями. Кирилл продолжал сканировать стену. Метр за метром. Линия за линией. Неожиданно он устыдился того, что вообще здесь находится. Он не пытался оправдать себя. Не пытался сказать самому себе, что он то ничего плохого не сделал. Но лишь искренне посочувствовал людям, которые живут на этой лестничной клетке и каждый день вынуждены лицезреть подобные экзерсисы. Вдруг его словно осенило. По телу пробежал неприятных холодок. Он ещё не понял в чём дело. Он просто неожиданно почувствовал странное беспокойство. Какая-то едва уловимая мысль его насторожила. Он что-то упустил. Ещё мгновение и он оказался на этаж выше. Среди пошлых, бездарных каракуль и надписей он обнаружил рисунок. Он разительно выбивался из общего ряда. Как будто его нарисовал ещё совсем ребёнок. Он подошел поближе. Пригляделся. На стене разноцветными мелками была нарисована девочка. Вот на что тогда он обратил своё внимание. Сильная дисгармония заставила его насторожиться. Маленькая девочка лет семи. Она была довольно чётко и детально прорисована. Вот он уже видит её большие серые глаза. Вот маленький ротик. Она не улыбается. Обескураживающая и обезоруживающая ухмылка застыла на её лице. Оно как будто хочет что-то спросить. Немой знак вопроса - вместо обычных губ. Маленький курносый носик. Жиденькие волосы. Странное красное платьице - словно яркое цветовое пятно, дополняло необычный образ. Девочка стояла на фоне большого серого здания. Но его очертания были размыты, словно кто-то испортил рисунок ещё на стадии его создания, смазав мел безжалостной рукой. Внезапно, Кирилл, сквозь монотонный звук, падающих капель дождя, услышал шуршание, которое заставило его посмотреть вверх. Он поднял голову и обомлел. Между пятым и шестым этажом стояла девочка. Стояла на самом краю светового пятна, создаваемого тусклой лампочкой пятого этажа. Она была бледна. Должно быть, она сильно замёрзла или ей нездоровилось. Кирилл резко перевёл взгляд на рисунок. Точно - это была она - девочка с рисунка. Она стояла молча. Взгляд её был не по-детски глубоким. Глаза были большие и влажные.
- Это ты нарисовала? - вырвалось изо рта Кирилла. - Его голос дрогнул. Он и сам удивился своему вопросу, обращённому к девочке, которая казалось, материализовалась и вовсе ниоткуда.
- Нравится? - ответила девочка.
- Очень!
- Я люблю рисовать. Хочешь, я тебе покажу и остальные свои рисунки? - непринужденно произнесла она.
- Хочу, - стараясь говорить, уверенно ответил Кирилл. - Это показушная уверенность давалась ему не легко. Ему, почему-то казалось, что девочка, когда произносит слова, не открывает рот, и звуки доносятся и вовсе у него из-за спины.
Он хотел, было ещё внимательнее проследить за движениями губ девочки, но она не произнесла больше ни слова. Вместо этого она внезапно развернулась и побежала наверх - в темноту.
- Куда же ты? - только и успел крикнуть ей вслед Кирилл. - Но девочка ничего ему не ответила. Вместо этого он услышал приглушённый смех. Затем где-то наверху что-то скрипнуло. Видимо это была старая дверь. И снова тишина.
Кирилл стоял на месте. Он часто дышал. Его сердце бешено колотилось. Он почувствовал это и приложил ладонь к груди, словно это могло помочь ему успокоиться. Он был и вправду был взволнован. Неожиданное появление, а потом столь же внезапное исчезновение странной девочки его сильно обескуражило.
- Идём же! Я жду! - вдруг послышалось сверху. - Голос отчего-то не показался ему знакомым, хотя он и догадывался, кому он должен был принадлежать.
В следующую секунду Кирилл бросился вверх. Вернее было бы сказать, что быстро он преодолел только первые десять ступенек. Потом же ему пришлось пробираться в кромешной темноте. Он положил левую руку на стену. Правую выставил вперед, дабы не уткнуться носом в стенку или дверь. Во что именно он пока собственно и не знал, но искренне надеялся, что путь его не будет слишком длинным. Кирилл отчётливо помнил, что в доме было всего шесть этажей. Но удивительным образом ступеньки и не думали заканчиваться. Его сердце продолжало, бешено колотиться. Он уже подумывал, а не стоит ли ему повернуть назад, как вдруг его пальцы коснулись чего-то прохладного. Шестое чувство или простая логика подсказала ему, что перед ним находится железная дверь. И он не ошибся. Уже через секунду он нащёпал рукоятку и потянул дверь на себя. Но дверь не поддавалась. "Не может быть! Она не может быть заперта. Та девочка должна была её открыть", - подумал он и дёрнул дверь что есть мочи. На этот раз дверь поддалась. Он уже было обрадовался. И, конечно же, он ожидал увидеть свет, когда откроет дверь. Но света не было! Кромешная тьма, к которой он уже успел привыкнуть, как будто резала ему глаза. Но вдруг на некотором расстоянии от себя, чуть левее того места, где он стоял он увидел тусклую полоску света. Этой полоске света он несказанно обрадовался. Должно быть, так же радовались древние мореплаватели, завидев свет спасительного маяка, когда они искали берег, находясь посреди бушующего океана. Кирилл бесстрашно бросился вперёд, надеясь преодолеть это расстояние в два прыжка. Но за этот необдуманный поступок он тут же был наказан. Едва он сделал первый рывок, он обо что-то споткнулся и упал. Как оказалось на пыльный бетонный пол. Он едва не расшиб себе голову обо что-то твёрдое. Кирилл осторожно приподнялся и встал на четвереньки. Он дотронулся рукой до головы. Слава богу, ничего себе не расшиб. Голова была цела, только сильно гудела. Кирилл стал водить рукой вокруг себя, стараясь понять, обо что он споткнулся. Неожиданно его рука нащёпала что-то мягкое. Мягкое, но такое холодное и пугающее, что в одно мгновение все силы казалось, его покинули. Но он взял себя в руки и заставил себя продолжить исследование. Вдруг ужас пронзил его разум. Он понял, что перед ним лежит тело. Вот он уже нащёпал руку. Затем ногу. Длинные волосы путались меж его пальцев. Нехорошее предчувствие предательски закралось ему в душу. Он понял кто перед ним. Он подсунул ладони под тельце и поднял его на руки. Затем огляделся. Нашёл ту самую призрачно тусклую полоску света и двинулся в её направление. На этот раз он шёл очень осторожно, ногами проверяя пол. Но снова странным образом с каждым его шагом тусклый свет не становился ближе. Кирилл чувствовал свою беспомощность. Ему было сильно не по себе. А тут ему ещё начало казаться, что тело до этого мирно покоящееся на его руках начало едва заметно шевелить и постанывать. Словно что-то шептать. Наконец, к его неописуемой радости, он достиг светового пятна. Этим пятном оказалась небольшая комната с голыми бетонными стенами и одиноко горящей пыльной лампочкой на потолке. На стене слева был проход. Видимо в ещё одну комнату. Света там не было, и поэтому проход казался просто чёрной дырой ведущей в неизвестность. На стене справа было окно. Спиной к нему, стояла та самая девочка, с которой он разговаривал на лестничной клетке. Она повернулась к нему лицом. Девочка выглядела, так же как и прежде. В её глазах не было ни страха, ни удивления. Впрочем, не было там и других ярко выраженных эмоций. Едва уловимая отчуждённость - только и всего. Он уловил направление взгляда девочки. Она смотрела в его сторону, но едва ли на него. И только сейчас Кирилл впервые с нескрываемым ужасом в глазах посмотрел на то, что лежало на его руках. От его былой уверенности не осталось и следа. Он взглянул и обомлел. Его губы дрогнули. Он бы и не хотел уже ничему удивляться, но на его руках покоилась та же девочка что стояла теперь у окна. Та же, только мертвецки бледная и казалось слегка усохшая. Глаза её были закрыты.
- Это моя сестра. Мы близнецы! - послышался детский голосок. - Звук доносился от окна, но снова Кирилл не увидел ожидаемого движения губ девочки.
- Сестра? - переспросил, было, Кирилл.
- Ну да! - казалось, удивилась девочка. - Мы близняшки, чего же тут непонятного? Вот и фамилии у нас одинаковые. Маша Пименова - она. Я - Катя Пименова. А что тут такого? Разве ты впервые видишь близняшек? - строго добавила она. - Вернее опять не она, а только её голос.
- Нет. Не впервые, но...
- Ты можешь положить её на пол. Ты, должно быть, устал её держать! - прервала его своим монологом девочка. - Да и зачем ты её вообще принёс. Ведь незачем.
- Но, кажется, ей нужна помощь! - заговорил, было, Кирилл. - Сейчас она должно быть без сознания, но я помню, что она пару раз приходила в себя.
- Она мертва. Уже третьи сутки, - спокойно заговорил девочка, словно она и не стояла в этом забытом богом месте. - Она не могла придти в себя. Тебе должно быть показалось.
Глаза Кирилла словно остекленели. Взгляд мгновенно стал бессмысленным и будоражащим. Он застыл на месте, не в силах пошевелить и пальцем. Но всё его естество бунтовало. Этот бунт не имел вектора. Он был неосязаемым, всепоглощающим и яростным. Бунт, против кажущейся неразрешимости ситуации.
- Но как? Как это возможно? - в замешательстве произнёс Кирилл.
- Положи её на пол. Тебе должно быть тяжело. Ведь тяжело я знаю! - вдруг с яростью крикнула девочка. Глаза её стали страшными и злыми.
И действительно Кирилл неожиданно почувствовал, что руки его буквально окаменели и прогнулись под собственной тяжестью. И хотя он был ошарашен внезапному крику девочки, он нашёл в себе силы повиноваться. Он нагнулся и аккуратно положил девочку перед собой. Попутно ему показалось, что уголки ею губ пошли кверху. И если это и была улыбка, то она была злая, издевательская.
- Тебе опять показалось, - словно прочитав его мысли, добавила девочка. - Голос её снова был спокоен и безмятежен.
- Что ты тут делаешь? - произнёс Кирилл через некоторое время. - С трудом он нашёл в себе силы на это. - Что вы тут делаете? - добавил он мгновение спустя. - И не один мускул не дрогнул в его теле в тот момент. Он и сам удивился этой перемене в своих ощущениях. И чувство похожее то ли на усталость, то ли на безразличие начало постепенно заполнять его тело. Казалось даже душу.
- А где же нам быть? Теперь нам больше некуда идти, - зло произнесла она.
- Теперь? Но что же случилось. Дети не должны быть одни. Не должны быть без присмотра взрослых. Они... Вы... ты... - Кирилл никак не мог подобрать подходящего местоимения. - Опасно. Постоянное внимание и уход - вот что вам требуется. Вы должны быть дома - Кирилл казалось, и сам не понимал что говорит. И словно кто-то говорил за него, а он был всего лишь проводником чужой воли.
- Ты прав. Моя сестра тоже так говорила. Она, да собственно и я, никогда не понимали, почему у нас нет собственного дома. Вернее он был. - Девочка запнулась и снова отвернулась к окну. - Не дом конечно. Но некоторое его подобие.
- Подобие? - переспросил Кирилл. - Признаться ему стало легче. Теперь он не видел её лица и не мог больше удивляться особенности её речи.
- А у тебя есть родители? - только и ответила она.
- Ну, да, только...
- До недавнего времени точно были. Я знаю. Не рассказывай, пожалуй - сухо прервала его девочка.
- А у тебя нет? - вяло спросил Кирилл. - Теперь он выглядел очень усталым и изнеможенным.
Девочка молчала. Кирилл тоже молчал. Он всё ещё надеялся на ответ.
- Мне здесь не нравится! - только и ответила она, наконец. - Тут холодно. И, пожалуй, очень скучно! Играть стало совсем не весело - произнесла она, наконец.
- Играть? А с кем же ты играешь? Ты здесь находишься постоянно?
- С сестрой конечно! - снова удивилась вопросу своего собеседника девочка. - Хотя теперь с ней трудно играть, - добавила она. - Когда мы были не одни, было куда веселее!
- А кто тут был ещё?
- Те, кто нас сюда и привёл. Мы не спрашивали, как их зовут. Их было двое. Взрослые мужчины. В рваной одежде. Грязные они были, да и пахло от них не приятно, - уклончиво пояснила она.
- А где вы с ними познакомились?
- Не помню. Было уже темно. Мы долго шли и видимо заблудились.
- Откуда же вы шли? - пытался хоть что-то понять Кирилл.
- Известно откуда. Из того места, что был для нас много лет домом. Был. Но в тот самый день перестал. Нам пришлось убежать. Убежать, так как плохи были наши дела. Плохо нам было! - звонко добавила она. - Не то, что раньше. Но не знали мы что, спасаясь от одной беды, мы нашли новую - ещё большую. Мы смерть свою нашли...
Девочка и до этого говорила очень по-взрослому. Но последняя её фраза была и вовсе обескураживающей. Сухой, взвешенный, точный, абсолютный во всех отношениях прагматизм слышался в каждом её слове. Ненавистью, глубокой обидой и не пониманием были пропитаны слова.
- Смерть!? Что ты такое говоришь! Не кликай на себя. Ты же ещё жива. У тебя ещё всё впереди! Я помогу тебя, не бойся! - Кирилл, было, сделал, шаг её на встречу, но в это мгновение девочка резко повернулась к нему лицом, и он замер. В его глазах был написан ужас. Глаза девочки были абсолютно чёрные - словно две впадины.
- Злые оказались те двое взрослых. Не хотели они с нами играть! Погубили они нас! Мы не хотели делать то, что они просили. Хотели убежать, но нам не дали. Сестра пыталась кричать, вот её и задушили! Долго она мучилась. Видать не хотела она так просто сдаваться.
- А.... Но... ты... я... помогу.... - только и вырвалось изо рта Кирилла.
- Поможешь? Не думаю!
И только сейчас Кирилл заметил, отчего платье девочки показалось ему красным. Оно насквозь было пропитано кровью.
- Теперь ты всё понял? - издевательски произнесла девочка. - Неожиданно она убрала руки с живота. В ту же секунду на пол из-под её платья что-то начало валиться. Валиться с чавкающим мерзким звуком. - Зачем они так с нами поступили? Мы же хотели только играть!
Кирилл взглянул под ноги девочки, но тут же сомкнул глаза. На пол падали её собственные внутренности. Кто вспорол ей живот. Внезапно его начало безостановочно тошнить. И оттого было отвратительнее это зрелище, что тошнило его одной только кровью.
Глава 6
Кирилл покинул парадную своего дома и выругался. Не вслух конечно - этого он, обладая известной интеллигентностью позволить себе, не мог, а про себя. Ещё один отвратительный сон, который ему приснился прошедшей ночью, вызвал у него массу негативных эмоций. " Вот снятся же людям хорошие сны! Сняться! Другое дело, что они не уделяют их содержанию должного внимания и не могут прочувствовать всю их красоту. В отличие от меня! От меня же не может ускользнуть ни одна деталь, ни один поворот сюжетной линии. Ну, приснилось бы мне, наконец, что-то приятное, одухотворяющее! Красивые места, неизвестных мне уголков мира. Или что-то смешное, например! Да что угодно! Чем я хуже остальных! За что провинился то? Вот и сегодня. Ну, к чему был этот сон. Как я могу спасти этих девочек, которых и в глаза то никогда не видел!" - продолжал размышлять он, пока шёл до остановки.
Кириллу нужно было кое-что сделать. Увидеть одного человека. А точнее одну девушку. Девушку невиданной доселе красоты. Девушку, которую он увидел мельком ровно неделю назад, когда проходил мимо одного шумного места в центре города. В его памяти хранились тысячи женских образов. Но, пожалуй, впервые новый образ так запал ему в душу. Кирилл всегда тяготел к прекрасному, и казалось не земному. Независимо от объекта. Излучал ли красоту храм или девушка, которая казалась воплощением красоты и невинности - было решительно для него не важно.
Он уже знал, как её зовут, хотя имени её не слышал. Знал и то, что по идее знать был и вовсе не должен. Но только его сны могли рассказать о человеке гораздо больше, чем можно было услышать или увидеть. Так было и в этот раз. Кирилл не был уверен в том, что обнаружит её в том самом месте, где встретил её впервые, но он не мог упустить свой шанс. Стоит отметить, что не похоть и не желание влекло его к ней. Влекла природная склонность к познанию всего нового, необычного и цепляющего.
Он уже хотел, было уйти. Уже как минимум пол часа он наблюдал за шумной толпой, веселящейся возле одного из самых модных и фешенебельных кафе клубного типа в городе. Место называлось "Криспин". Во всяком случае, именно это и было написано на яркой, неоновой вывески, что виднелась над входом в заведение. Он стоял на противоположной стороне улицы и пытался высмотреть её. К тому месту то и дело подъезжали различные мотоциклы. Должно быть, все они были байкерами, кто по своей природе, кто, поддавшись веянию моды. Но каждый из тех ребят был частью целого. Они веселились и общались на одной и той же волне. И только одному не переставал удивляться Кирилл. Как им не мешает оглушительная музыка, что доносилась из нескольких мощных динамиков, установленных на некоторых наиболее продвинутых в техническом плане мотоциклах.
Неожиданно его зрачки расширились. Он напряг всё своё зрение. Ему показалось, что со вновь подъехавшего мотоцикла сошла она. Да! Это, несомненно, была та самая девушка. Кирилл бросился к подземному переходу. И хотя он боялся упустить её из виду, если вдруг она неожиданно войдёт в "Криспин", он всё же не решился перебегать дорогу в этом месте. Уж слишком тут было оживлённое движение. Но когда же его фигура показалась на другой стороне улицы девушки и след простыл. Кирилл пришёл в замешательство. Признаться, он не знал, что он будет делать, когда девушка окажется в пугающей от него близости, но это его не сильно волновало. Лицезреть и ощущать рядом её присутствие было для него достаточным. Но девушка словно испарилась. Кирилл мотал головой из стороны в сторону, но не был в силах её найти. Тысячные доли секунды понадобились ему, чтобы обвести всех присутствующих взглядом и придти к неутешительному выводу. Он её потерял. Кирилл продолжал стоять на месте, понуро склонив голову. Но только было, он решил двинуться с места и отступись назад, как неожиданно он услышал слова, которые его сильно взволновали:
- Анжела! Мы уже было, начали волноваться! Приехала на одном мотоцикле, сошла с него, тут же пересела на другой и укатила в неизвестном направление. Ну, как же можно так пугать своих друзей! - произнёс какой-то худосочный парень, что стоял возле самого входа в "Криспин". - А ты, Спидфаер, - обратился он к тому самому байкеру, что и увёз девушку, ещё тот наглец! Решил похитить наше сокровище! - Парень громко расхохотался.
- Это сокровище само кого угодно похитит! Она у нас такая! Коня наскоку остановит! В избу горящую войдёт! - с усмешкой начал было оправдываться Спидфаер. В этой компании его по-другому и не называли. Прозвище у него было такое из-за того, что он обожал скорость. Да такую скорость, при которой из-под колес начинают, чуть ли ни искры лететь.
- Кегель, а он ведь прав! Я такая! Я и покусать ещё могу! - произнесла Анжела и тоже засмеялась.
Анжела хотела уже сделать шаг вперёд, как в ту же секунду на неё буквально налетел Кирилл. Он и рад был бы этого не делать, но у него не вышло. Тихо отойти от места событий у него получилось. Заслышав о ком, идёт речь, он резко развернулся на месте, но дальнейшее его движение было остановлено неожиданным препятствием в виде Анжелы.