Рыбаченко Олег Павлович : другие произведения.

Зубы Цру и Мосада

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    И тут то что есть такое очень кровавое и связанное с хитрыми и коварными интригами.
  Введение
  
  
   Некоторые истории начинаются с броска костей.
  
   Было воскресное утро 2012 года, когда я подошел к кирпичному дому в Аллентауне, штат Пенсильвания. В рабочем квартале было тихо, и никто не обратил на меня никакого внимания.
  
   Я пришел в погоне за историей.
  
   Мой бывший одноклассник по колледжу Пит Семанофф дал мне наводку на ветерана Второй мировой войны, живущего здесь в относительной безвестности. Пит сказал, что этому ветерану есть что рассказать, возможно, готовится книга. Предположительно, он был наводчиком танка в одной из самых легендарных танковых дуэлей войны, и армейский оператор заснял все это.
  
   Но хотел ли он поделиться своей историей? И захочет ли кто-нибудь прочитать книгу о танках? Это было до того, Брэд Питт привязали на три пряжки сапоги для съемок Ярость, и перед "Мир танков" стал последним писком моды.
  
   И в моей голове вырисовывался еще один вопрос. Ветеран служил в 3-й бронетанковой дивизии - дивизии "Острие копья". Большинство любителей истории знают о Кричащих орлах. Большой Красный. Третья армия Паттона.
  
   Но 3-я бронетанковая дивизия?
  
   Единственный солдат 3-й бронетанковой, о котором я знал, присоединился к ним во время холодной войны. Его звали Элвис.
  
  
   -
  
  
   Я сверил номера домов с адресом, который записал в своем телефоне. Это было то самое место.
  
   Я постучал, и Кларенс Смойер открыл. Ему было восемьдесят восемь, он был удивительно высок, одет в простую синюю рубашку поло, обтягивающую крепкий живот. Из-за толстых очков его глаза казались маленькими. Кларенс приветствовал меня внутри смешком и придвинул мне стул к своему кухонному столу. Там я бы сделал открытие.
  
   Это было правдой. Все это.
  
   У этого кроткого гиганта были ключи к одной из последних великих нерассказанных историй Второй мировой войны, и он был готов говорить.
  
  
   -
  
  
   Я всегда бывал на полях сражений, прежде чем писать о них. Высший призыв привел меня на пыльный аэродром на Сицилии. Преданность привела мою команду и меня в туманные горы Северной Кореи.
  
   Чтобы предоставить вам как можно больше исторических подробностей для этой книги, мы пошли на новые шаги в нашем исследовании. На этот раз мы прошли по полям сражений Третьего рейха - с людьми, которые творили историю.
  
   В 2013 году Кларенс Смойер и трое других ветеранов отправились в Германию и позволили нам сопровождать их, брать интервью у них на местах, где они когда-то воевали. Мы записали их истории. Мы записали то, что они помнили, говоря и слыша от других. Затем мы проверили их аккаунты с помощью глубокого исследования.
  
   Мы черпали информацию из четырех архивов в Америке и одного в Англии. Мы даже отправились в немецкий Бундесархив в Шварцвальде в поисках ответов. И то, что мы нашли, было ошеломляющим. Оригинальные заказы. Редкие интервью между нашими героями и военными репортерами, проведенные в разгар сражения. Радиозаписи разговоров наших танковых командиров, позволяющие нам определять время их действий с точностью до минуты. Ежедневные сводки погоды. И многое другое.
  
   Приготовься садиться в седло.
  
   За несколько коротких страниц вы окажетесь в тылу врага с 3-й бронетанковой дивизией, "рабочей лошадкой", одним из "самых агрессивных" американских подразделений и, возможно, лучшим в бронетанковом бизнесе.
  
   Даже генерал Омар Брэдли увидел нечто особенное в Кларенсе и его товарищах. Когда Брэдли попросили оценить индивидуальность его подразделений, он написал, что танкисты Паттона переняли его "талант". Танкисты Симпсона в Девятой армии были известны своей "свежестью". А 3-я бронетанковая? Они возглавили боевой марш по Европе "с серьезной и мрачной интенсивностью".
  
   Серьезное. И мрачное. Вот с кем ты поедешь верхом.
  
   Но это не история о машинах, о том, как один танк противостоял другому. Это история о людях.
  
   Мы высадим вас внутри танков с Кларенсом и другими членами его команды, незнакомцами со всей Америки, которые стали семьей.
  
   Мы выведем вас наружу, к стихии и вражескому огню, с бронированным пехотинцем, сражающимся, чтобы расчистить путь для брони.
  
   И мы исследуем другую сторону, побывав на месте немецкого танкиста и на месте двух молодых французов, попавших под перекрестный огонь.
  
   В конечном счете, мы увидим, что происходит, когда эти жизни сталкиваются, оставляя после себя толчки, которые все еще формируют выживших более полувека спустя.
  
   Готов ли мир к книге о танках?
  
   Есть один способ выяснить.
  
   Закройте люки.
  
   Затяните ремень на подбородке.
  
   Пришло время выкатываться.
  
  
   Карта
  
  
  
  
  
  
   ГЛАВА 1
   НЕЖНЫЙ ВЕЛИКАН
  
  
   2 сентября 1944
  
   Оккупированная Бельгия во время Второй мировой войны
  
  
   Сумерки опустились на деревенский перекресток.
  
   Единственные звуки исходили от насекомых, жужжащих в окружающих голубых полях, и чего-то еще. Металлический. Звук прогретых двигателей, тикающих и попискивающих, успокаивающихся после долгой езды.
  
   С бесшумной эффективностью танкисты работали над перевооружением и дозаправкой своих уставших танков "Шерман", прежде чем последние оттенки цвета покинули небо.
  
   Присев за башней крайнего левого танка, капрал Кларенс Смойер осторожно перекладывал 75-мм снаряды в ожидающие руки заряжающего внутри. Это была тонкая работа - даже малейший лязг мог выдать их позицию врагу.
  
   Кларенсу был двадцать один, высокий и худощавый, с римским носом и копной вьющихся светлых волос под вязаной шапочкой. Его голубые глаза были мягкими, но настороженными. Несмотря на свой рост, он не был бойцом - он никогда не участвовал в кулачном бою. Дома, в Пенсильвании, он охотился только один раз - на кролика, - и даже это он делал без особого энтузиазма. Тремя неделями ранее его повысили до наводчика, заместителя командира танка. Это было не то повышение, которого он хотел.
  
   Взвод был на месте. Справа от Кларенса еще четыре танка оливково-серого цвета были выстроены веером, "спиралью", в виде полумесяца с расстоянием в двадцать ярдов между каждой машиной. Дальше на север, за пределами видимости, находился Монс, город, ставший роскошным благодаря промышленной революции. Грунтовая дорога пролегала параллельно танкам слева и взбегала через темнеющие поля к лесистому хребту, где солнце садилось за деревьями.
  
  
  
   Кларенс Смойер
  
  
   Немцы были там, но сколько их было и когда они прибудут, никто не знал. Прошло почти три месяца со Дня высадки десанта, и теперь Кларенс и бойцы 3-й бронетанковой дивизии находились в тылу врага.
  
   Все орудия направлены на запад.
  
   Имея 390 танков в полном составе, дивизия рассеяла все действующие танки между противником и Монсом, заблокировав все перекрестки дорог, до которых они могли добраться.
  
   Выживание в ту ночь зависело от командной работы. Штаб роты Кларенса дал его взводу, 2-му взводу, простую, но важную миссию: охранять дорогу, никого не пропускать.
  
   Кларенс спустился через командирский люк в башню, тесноватую для человека ростом шесть футов. Он скользнул вправо от казенника орудия и сел на место наводчика, наклонившись к своему перископическому прицелу. Поскольку у него не было собственного люка, это реле из стеклянных призм шириной в пять дюймов и 3-кратный телескопический прицел, установленный слева от него, стали бы его окнами в мир.
  
   Поле его обстрела было установлено.
  
   В ту ночь нельзя было выходить на улицу; было слишком рискованно даже помочиться. Вот для чего они берегли пустые гильзы.
  
   Под ногами Кларенса открылся корпус танка с белыми эмалевыми стенками, такими же, как у башни, и тремя купольными фонарями. В носовой части водитель и носовой стрелок / помощник водителя откинули свои сиденья назад, чтобы поспать там, где они провели весь день. С противоположной от Кларенса стороны казенной части орудия заряжающий расстелил на полу башни спальный мешок. В танке пахло маслом, порохом и раздевалкой, но запах был знакомым, даже успокаивающим. С тех пор как они высадились на берег, через три недели после Дня "Д", этот М4А1 "Шерман" был их домом в Легкой роте 32-го бронетанкового полка 3-й бронетанковой дивизии, одной из двух армейских дивизий тяжелых танков.
  
   Сегодня ночью сон придет быстро. Люди были измотаны. 3-я бронетанковая восемнадцать дней шла в атаку во главе Первой армии, ведя за собой две другие дивизии в прорыве через северную Францию. Париж был освобожден, немцы отступали тем же путем, каким пришли в 1940 году, и 3-я бронетанковая получала свое боевое прозвище: Острие дивизии.
  
   Затем пришли новые приказы.
  
   Ребята-разведчики заметили немецкие пятнадцатую и Семнадцатую армии, двигавшиеся на север, направляясь из Франции в Бельгию и направляясь через многочисленные перекрестки Монса. Итак, 3-я бронетанковая развернулась без промедления и помчалась на север - 107 миль за два дня - прибыв как раз вовремя, чтобы устроить засаду.
  
  
  
   M4A1 (75 мм) "Шерман"
  
  
   Командир танка забрался в башню и опустил разделенные крышки люков, оставив лишь щель для воздуха. Он тяжело опустился на свое сиденье позади Кларенса, на его мальчишеском лице все еще виднелись морщины от отпечатков защитных очков. Штаб-сержанту Полу Фэйрклоту из Джексонвилла, Флорида, тоже был двадцать один год, тихий и покладистый, крепкого телосложения, с черными волосами и оливковой кожей. Некоторые предполагали, что он француз или итальянец, но он был наполовину чероки. Будучи сержантом взвода, Пол проверял другие экипажи и расставлял их на ночь. Обычно это делал командир взвода, но их лейтенант был новой заменой и все еще осваивался.
  
  
  
   Пол Фэйрклот
  
  
   В течение двух дней Пол был на ногах в командирском кресле, наполовину высунувшись из люка и подняв башенку до ребер. Оттуда он мог предвидеть движение колонны, помогая водителю тормозить и управлять. В случае внезапной остановки - например, когда другой экипаж сбрасывал гусеницу или вяз в грязи - Пол всегда первым выбирался из танка, чтобы помочь.
  
   "Сегодня я беру твою вахту", - сказал Кларенс. "Я выпью двойную порцию".
  
   Предложение было щедрым, но Пол воспротивился - он мог с этим справиться.
  
   Кларенс упорствовал, пока Пол не вскинул руки и, наконец, не поменялся с ним местами, чтобы немного подремать на месте стрелка.
  
   Кларенс занял место командира, сиденье выше в башне. Крышки люков были достаточно закрыты, чтобы блокировать немецкую гранату, но достаточно открыты, чтобы обеспечивать хороший обзор спереди и сзади. Он мог видеть своего соседа Шермана в восходящем лунном свете. Приземистая, выпуклая башня танка выглядела неуместно на фоне высоких, резких линий корпуса, как будто детали были собраны по кусочкам из утиля.
  
   Кларенс схватил со стены пистолет-пулемет Томпсона и дослал патрон в патронник. В течение следующих четырех часов вражеские пехотинцы были его заботой. Все знали, что немецкие танкисты не любят сражаться ночью.
  
  
   -
  
  
   На полпути к дежурству Кларенса темнота ожила с механическим грохотом.
  
   Луну закрыли облака, и он ничего не мог разглядеть, но слышал, как колонна машин движется за поросшим деревьями гребнем.
  
   Начинай и останавливайся. Начинай и останавливайся.
  
   Динамик радио на стене башни продолжал гудеть от статических помех. Небо не освещалось вспышками. Позже 3-я бронетанковая подсчитала, что там было 30 000 вражеских солдат, в основном военнослужащих немецкой армии, вермахта, среди них было немного военнослужащих ВВС и ВМС - однако приказа о преследовании или атаке не поступало.
  
   Это потому, что потрепанные остатки вражеских армий теряли драгоценное топливо, пока искали способ обойти блокпосты, и Острие копья было готово позволить им блуждать. Враг отчаянно пытался добраться до безопасного места за Западной стеной, также известной как Линия Зигфрида, протяженностью более 18 000 оборонительных сооружений, которые ощетинились вдоль границы с Германией.
  
   Если бы эти 30 000 солдат смогли окопаться там, они могли бы преградить путь в Германию и продлить войну. Их нужно было остановить здесь, в Монсе, и у Острия Копья был план на этот счет - но это могло подождать до рассвета.
  
  
   -
  
  
   Около двух часов ночи на фоне отдаленного грохота раздался характерный шлепок танковых гусениц.
  
   Кларенс отследил звуки - по дороге перед ним ехали машины. Он знал свой приказ - ничего не пропускать, - но им овладело сомнение. Может быть, это возвращался разведывательный патруль? Может быть, кто-то заблудился? Они не могли быть британцами, не в этом районе. Кем бы они ни были, он не собирался нажимать на курок против дружественных сил.
  
   Один за другим три танка с лязгом пронеслись мимо затемненных "Шерманов" и продолжили движение, и Кларенс снова начал дышать.
  
   Затем один из резервуаров выпустил бензин. Он начал поворачиваться и скрипеть, как будто его гусеницы нуждались в смазке. Звук был безошибочным. Так звучали только цельнометаллические треки, а у "Шермана" они были набиты резиной.
  
   Танки были немецкими.
  
   Кларенс не двигался. Танк был позади него, затем рядом с ним. Он замедлился, зашипел, а затем со скрипом остановился посреди свернувшихся кольцами "Шерманов". Кларенс приготовился к вспышке и пламени, которое поглотит его. Немецкий танк работал на холостом ходу рядом с ним. Он даже никогда не услышит лая пушки. Он просто перестанет существовать.
  
  
   Шепот вывел Кларенса из оцепенения. Это был Пол. Не говоря ни слова, Кларенс скользнул обратно на место стрелка, и Пол занял его место.
  
   Кларенс пристегнул шлем своего танкиста. Сделанный из волокнистой смолы, он выглядел как нечто среднее между футбольным шлемом и аварийным шлемом, спереди у него были защитные очки, а наушники вшиты в кожаные ушанки. Он закрепил на шее горловой микрофон и подключился к внутренней связи.1
  
   Заряжающий с другой стороны башни сел, протирая глаза от сна.
  
   Кларенс одними губами произнес слова "Немецкий танк" . Заряжающий резко проснулся.
  
   Из своего люка Пол похлопал Кларенса по правому плечу, давая сигнал повернуть башню вправо.
  
   Кларенс колебался. Башня не была бесшумной, что, если немцы услышали это?
  
   Пол постучал снова.
  
   Кларенс смягчился и повернул рукоятку, турель взвыла, шестерни провернулись, и орудие устремилось в темноту.
  
   Когда орудие навело залп, Пол остановил Кларенса. Кларенс приник к своему перископу. Все, что находилось ниже линии горизонта, было чернильно-черным.
  
   Кларенс сказал Полу, что он ничего не видит, и предложил вызвать бронированных пехотинцев, чтобы они уничтожили танк из базуки.
  
   Пол не мог допустить, чтобы какой-то нервный солдат взорвал не тот танк. Он схватил свой ручной микрофон - прозванный "свиной отбивной" из-за его формы - и переключил рацию на частоту взвода, предупреждая другие экипажи о том, что они, вероятно, уже знали: что вражеский танк находится в ловушке. Во взводе "Шерман" в то время передавать могли только танки командира взвода и сержанта взвода. Все остальные могли только слушать.
  
   "Не шуметь и не курить сигареты", - сказал Пол. "Мы позаботимся о нем".
  
   Мы позаботимся о нем? Кларенс был в ужасе. Он почти не пользовался пистолетом при дневном свете, и теперь Пол хотел, чтобы он стрелял в кромешной тьме, во что? Звук? Враг, которого он не мог видеть?
  
   Он хотел бы вернуться к профессии заряжающего. Заряжающий никогда многого не видел. Никогда многого не делал. В танковом экипаже заряжающий был в значительной степени просто участником поездки. Это была хорошая жизнь. Добрый гигант, Кларенс просто хотел пройти через войну, никого не убив и не будучи убитым сам.
  
   На это нет времени. Экипаж немецкого танка, вероятно, к этому времени осознал свою ошибку.
  
   "Стрелок, готов?"
  
   В панике Кларенс повернулся и потянул Пола за штанину.
  
   Пол в раздражении нырнул в башню. Кларенс высказал свои сомнения. Что, если он промахнулся? Что, если он получил отклонение и попал в их собственных парней?
  
   Голос Пола успокоил Кларенса: "Кто-то должен принять удар на себя".
  
   Как будто немцы подслушивали, они внезапно отключили питание. Горячий двигатель зашипел, затем замолчал.
  
   Кларенс почувствовал волну облегчения. Это была отсрочка. Пол, должно быть, закусил губу от гнева, потому что сначала ничего не сказал. Наконец, он сообщил экипажу, что теперь им придется подождать, чтобы открыть огонь с первыми лучами солнца.
  
   Облегчение Кларенса исчезло. Его нерешительность стоила им того преимущества, которое они имели. И против немецкого танка им понадобилось бы любое преимущество, которое они могли бы получить, особенно если бы им противостояла Пантера, танк из кошмаров. Некоторые солдаты называли его "Гордостью вермахта", и ходили слухи, что "Пантера" могла пробить одного "Шермана" и попасть во второго, а ее лобовая броня якобы была непробиваемой.
  
   В июле того года армия США разместила несколько захваченных "Пантер" в поле в Нормандии и обстреляла их из той же 75-мм пушки, что и "Шерман" Кларенса. Вражеские танки оказались уязвимыми с флангов и тыла, но не спереди. Ни одному выстрелу не удалось пробить лобовую броню "Пантеры" с любого расстояния.
  
   Кларенс взглянул на свои люминесцентные часы, зная, что немцы, вероятно, делают то же самое. Начался обратный отсчет. Кто-то должен был умереть.
  
  
   -
  
  
   Заряжающий заснул над казенной частью орудия.
  
   Три часа ночи превратились в четыре утра.
  
   Кларенс и Пол передавали флягу с холодным кофе взад и вперед. Они всегда шутили, что они семья, запертая в банке из-под сардин. И, как семья, они не всегда сходились во взглядах. В отличие от Пола, который всегда убегал, чтобы помочь кому-то снаружи танка, все, о чем заботился Кларенс, была его семья внутри - он и его команда.
  
   Таков был его путь с детства.
  
   Выросший в промышленном Лихайтоне, штат Пенсильвания, Кларенс жил в рядном доме у реки с такими непрочными стенами, что мог слышать соседей. Его родители обычно работали, чтобы содержать семью на плаву. Его отец занимался физическим трудом в Гражданском корпусе охраны природы, а мать была экономкой.
  
   Когда на карту было поставлено выживание семьи, Кларенс был полон решимости внести свой вклад. Когда другие дети занимались спортом или делали домашнее задание, двенадцатилетний Кларенс набил коробку продавца на футбольном поле шоколадными батончиками и отправился продавать их по всему Лихайтону. Еще мальчишкой он поклялся: Я должен позаботиться о своей семье, потому что никто не собирается заботиться о нас.
  
   Кларенс проверил свой перископ. На востоке горизонт окрасился слабым пурпурным оттенком.
  
   Он не отрывал глаз от стекла, пока примерно в пятидесяти ярдах от него не появилась массивная фигура.
  
   "Я вижу это", - прошептал он.
  
   Пол поднялся к своему люку и тоже увидел это. Это было похоже на каменный выступ, самый высокий в средней точке. Кларенс повернул маховички, чтобы точно настроить прицел.
  
   Павел убеждал его поторопиться. Если они могли видеть врага, то и враг мог видеть их.
  
   Кларенс установил прицельную сетку, как называлось перекрестие прицела, на "камень" в центре масс и доложил, что он готов. Его ботинок завис над спусковым крючком, кнопкой на подставке для ног.
  
   "Огонь", - сказал Пол.
  
   Нога Кларенса топнула вниз.
  
   Снаружи из ствола "Шермана" вырвалась мощная вспышка, на мгновение осветив танки - оливково-серый американский и песочно-желтый немецкий, - оба смотрели в одном направлении.
  
   Из темноты вырвались искры, и звук, подобный удару по наковальне, огласил местность. Внутри башни, без работающего вентилятора, в воздухе висел густой дым. В ушах у Кларенса пульсировало, а в глазах щипало, но он держал их прижатыми к зрению.
  
   Заряжающий вложил в патронник новый патрон. Кларенс снова занес ногу над спусковым крючком.
  
   "Ничего не движется", - сказал Пол сверху. Бортовой залп с такого расстояния? Несомненно, это был выстрел на поражение.
  
   Интерком ожил от голосов облегчения, и Кларенс убрал ногу со спускового крючка.
  
   Пол радировал взводу; работа была выполнена.
  
   Через свой перископ Кларенс наблюдал, как небо прогревается под темными облаками, обнажая квадратную броню и 11-футовую 8-дюймовую пушку танка Panzer IV.
  
   Известный американцам как Mark IV, дизайн был старым, на вооружении с 1938 года, и это был самый распространенный танк противника до августа того года, когда "Пантера" начала брать верх. Но даже несмотря на то, что оно больше не было основой, Mark IV все еще был смертоносен. Его 75-мм пушка наносила на 25процентов больший удар, чем у Кларенса.
  
   При большем освещении стали видны темно-зелено-коричневые завитки камуфляжа танка и немецкий крест на боку. Кларенс почти прицелился прямо в него.
  
   "Думаешь, они там?" Один из членов экипажа задал вопрос, видя, что крышки люков Mark IV не сдвинулись с места.
  
   Кларенс представил себе танк, полный стонущих, истекающих кровью людей, и понадеялся, что экипаж сбежал ночью. Он не любил немцев, но ему была ненавистна сама мысль об убийстве любого человеческого существа. Он не собирался заглядывать внутрь своего первого танкового убийства. Снаряд может срикошетить, как сверхзвуковой пинбол, в тесноте, и он видел, как ремонтники заходили внутрь убираться и выходили плачущими, обнаружив мозги на потолке.
  
   "Я пойду". Пол отключил свой шлем.
  
  
  
   Panzer IV
  
  
   Кларенс пытался отговорить его. Не стоило заглядывать внутрь и получать пулю в лоб от немца.
  
   Пол отмел все опасения и передал по рации взводу приказ прекратить огонь.
  
   Через свой перископ Кларенс наблюдал, как Пол взобрался на корпус Mark IV и пополз к башне со своим "Томпсоном" наготове. Придерживая пистолет одной рукой, Пол открыл командирский люк и прицелился из "Томпсона" внутрь.
  
   Ничего не произошло.
  
   Он наклонился вперед и долго смотрел, затем повесил ружье на плечо.
  
   Пол задраил люк.
  
  
   ГЛАВА 2
   КРЕЩЕНИЕ
  
  
   Тем же утром, 3 сентября 1944 г.
  
   Монс, Бельгия
  
  
   После напряженного противостояния предыдущей ночью танки пришли в движение.
  
   Путешествуя в одиночку или парами с восходящим солнцем за спиной, многочисленные роты "шерманов" пересекли сельскую местность Монса, чтобы расширить охват дивизии, загоняя врага во все более плотный кордон.
  
   Каждая проселочная дорога, каждая фермерская тропинка должны были быть перекрыты, а это означало, что "Изи Рота" тоже сегодня будет действовать по частям, и ее экипажи будут сражаться в одиночку.
  
   Опустив очки, Пол высунул голову и плечи над открытым люком, его куртка развевалась на ветру. Тридцатитрехтонный танк вспенивался под ним, развивая скорость около 20 миль в час, следуя по дороге в гору между туманными полями.
  
   Машина казалась живой. Все вибрировало: шлемы и сумки "мюзетт", свисавшие с башни, пулемет 30-го калибра на креплении, запасные гусеницы и колеса, привязанные везде, где они могли поместиться. Танк откашливался при каждом переключении передачи. В основе его мощности лежал 9-цилиндровый радиальный двигатель, который приходилось заводить вручную, если он останавливался на ночь.
  
   Этот "Шерман" был "75" из-за его 75-мм пушки, но для экипажа Кларенса у него было название "Игл", и кто-то нарисовал орлиные головы на каждой стороне корпуса. В целях распознавания название каждого танка в Easy Company начиналось с буквы E .
  
   Пол поднес полевой бинокль к глазам и изучил местность впереди. Танк направлялся к поросшему деревьями гребню холма, источнику ночного переполоха.
  
  
   -
  
  
   Один за другим соседние "шерманы" исчезали из виду. Они ныряли в заросли или проскальзывали по краям полей и направляли свои орудия на врага.
  
   В то время как Кларенс и команда внутри предполагали, что их все еще окружает могучая сила, Пол мог видеть, что его танк был один. Каждое качающееся дерево, каждая движущаяся тень теперь свидетельствовали о враждебных намерениях.
  
   Пол придерживался своего курса. Ему было приказано установить контрольно-пропускной пункт на вершине поросшего деревьями гребня, откуда прошлой ночью появились немецкие танки.
  
   Его команда была не единственной, кто пережил опасное столкновение. На одном американском бивуаке усталый член парламента направил танк "Пантера" с дороги на парковочное место, предназначенное для "Шерманов". Немецкий экипаж осознал свою ошибку и вышел с поднятыми руками.
  
  
   -
  
  
   Когда танк несся к гребню, Кларенс приставал к Полу по внутренней связи.
  
   "Ты уверен?" Снова спросил Кларенс со своего места в кресле стрелка.
  
   Пол не отклонялся от своей истории. "Не волнуйся, они все выбрались".
  
   Пол заверил Кларенса, что немецкий экипаж выбрался с Mark IV живым, но у Кларенса было подозрение, что его друг просто пытался защитить его. Пол делал это раньше.
  
   Это произошло после последнего отпуска перед отправкой подразделения за границу в сентябре 1943 года. Кларенс был на свидании в парке в Рединге, штат Пенсильвания, и ему так понравилось общество молодой женщины, что он опоздал на автобус обратно на базу. К тому времени, как он добрался автостопом обратно, его объявили в самоволке.
  
   Когда "Легкая компания" прибыла в английскую деревню Кодфорд, наказание Кларенса было вынесено. Каждый вечер после ужина Кларенсу приказывали подстригать траву вокруг трех хижин компании в Квонсете, используя только нож для масла из своего столового набора. Он брал пригоршню травы, отпиливал, а затем переходил к следующему кустику, примерно с семи до одиннадцати каждую ночь.
  
   Пол был не из тех, кто часто посещал местный паб или совершал набеги на пропуск в Лондон, поэтому он сидел у хижины в Квонсете и составлял компанию Кларенсу, пока тот работал. В течение трех месяцев они разговаривали. Кларенс узнал, что отец Пола был инженером Южной железной дороги Джорджии и что его мать была чистокровной чероки и приняла евангельское христианство.
  
   Когда Пол был в шестом классе, его отец умер, поэтому он бросил школу и стал продавцом в универсальном магазине, чтобы прокормить мать и сестер. Удивленный острым умом Пола в области цифр, владелец магазина вскоре поручил ему вести бухгалтерию.
  
   Несколько танкистов из роты сочли наказание Кларенса забавным и принялись мочиться за хижинами на траву, которую Кларенс должен был подстричь. Пол созвал их вместе. "Это уборная, которая отделяет нас от животных", - сказал он.
  
   Это положило этому конец.
  
  
   -
  
  
   На гребне хребта перископ Кларенса наполнился небом, когда нос могучего танка оторвался от дороги.
  
   Он никогда не увидит, что лежит на другой стороне.
  
   Когда танк накренился вперед, по стволу орудия ударил сноп искр. Кларенс отшатнулся от перископа. Мы подбиты! Звук, подобный удару гонга, резонировал сквозь стальные стены.
  
   Пол прыгнул в башню и крикнул водителю дать задний ход. Заскрежетали передачи, танк накренился и покатился вниз по склону. У подножия холма Пол направил водителя назад, на утоптанную дорогу, обсаженную деревьями, пока не стала видна только верхняя часть танка.
  
   Пол и Кларенс выбрались наружу, чтобы осмотреть повреждения. На вершине башни они замерли при звуке грома в идеально голубом небе.
  
   За ближайшими холмами бушевало сражение. В небо поднялся дым, и над головой пронеслись истребители-бомбардировщики P-47, направляясь к отдаленному переплетению дорог, где немецкие транспортные средства, по сообщениям, попали в "вкусную пробку".
  
  
   Кларенс с беспокойством посмотрел на ствол орудия. Снаряд пробил борт и оторвал кусок металла, прежде чем отклонился над башней. Еще несколько дюймов вправо, и снаряд прошел бы прямо через прицел его пистолета, убив его мгновенно. Вероятно, они попали под прицел противотанкового орудия - вражеский танк наверняка совершил бы маневр для второго выстрела.
  
   Кларенс сообщил Полу плохие новости. Ствол орудия, вероятно, был разрушен изнутри, и если он выстрелит, снаряд может застрять, и его ответный удар может попасть в башню, уничтожив экипаж.
  
   Это решило дело. Стрелять было просто слишком рискованно.
  
   Вернувшись в безопасность башни, Пол связался по рации со штабом роты "Изи", чтобы получить разрешение на отступление. На другом конце дрожащий голос сообщил, что немцы атакуют по широкому фронту, выискивая бреши в линиях. Ситуация стала настолько ужасной, что клерков и людей из обоза со снабжением послали сражаться.
  
   Приказы Полу были твердыми: "Удерживай свою позицию". Пол попросил подкрепления, любого, кого они могли выделить.
  
   Передачи всегда транслировались по всему танку для информирования экипажа, поэтому всем им было ясно, что ситуация отчаянная. Кларенс попросил заряжающего спуститься вниз и достать дополнительные патроны для спаренного пулемета 30-го калибра, который был установлен со стороны заряжающего так, чтобы его ствол выступал за пределы орудийного щитка, где он был закреплен для стрельбы туда, куда было направлено основное орудие. Второй спусковой крючок на подставке для ног Кларенса, слева от спускового крючка пушки, выстрелил бы соосно.
  
   Пол пересмотрел их роли. Он и Кларенс будут прикрывать поросший деревьями гребень холма, в то время как носовой стрелок будет охранять фронт со своим пулеметом 30-го калибра, который выступал из лобовой брони танка. Водитель должен был поддерживать двигатель включенным.
  
   Пол поднялся из своего люка и повернул установленный на крыше пулемет.
  
   Все завертелось вокруг него, когда башня качнулась вправо, а затем остановилась сбоку от танка. Основное орудие и спаренная с ним установка были направлены к гребню.
  
   Из-за приоткрытой крышки люка Пол прицелился.
  
  
   -
  
  
   Примерно в двухстах ярдах от нас, на вершине хребта, появились силуэты людей.
  
   Дюжина солдат осторожно спускалась по пологому склону, когда за ними появились еще солдаты. Они рассредоточились, карабкаясь по полю неровными группами. Их было около сотни, одетых в немецкое серое, некоторые в зеленые халаты. Солнечный свет падал на их лица.
  
   Турель скользнула под Полом; Кларенс тоже следил за ними.
  
   Враг зашел достаточно далеко.
  
   Пол нажал на спусковой крючок, выпуская огонь из дула. Он поводил пистолетом из стороны в сторону, пока затвор размывался и выплевывал пустые гильзы. Соосная связь Кларенса добавила оглушительный рев, дым от нее поднимался прямо перед Полом.
  
   Немцы падали толпами - многие убитыми или тяжело ранеными. Другие искали укрытия в неглубоких оврагах. Несколько человек открыли ответный огонь, их пули разрывали воздух вокруг Пола.
  
   Внутри танка Кларенс не спускал глаз со своего 3-кратного телескопического прицела. Это был выбор: убей или будешь убит - они или его семья. Нога Кларенса опустилась, соосный прицел глухо стукнул, затем он повернул рукоятку, завыл электродвигатель, и турель перевела его прицельную сетку на следующую цель.
  
   Немец передергивает затвор винтовки. Офицер кричит в рацию. Убегающий солдат. Нога Кларенса снова опустилась. Действие было таким быстрым, что ничего нельзя было различить.
  
   Почти так же быстро, как они появились, враг перестал спускаться с холма.
  
   "Прекратить огонь!" Крикнул Пол.
  
   Кларенс поднял ногу и перевел дыхание. С высоты башни Пол наблюдал за резней. Более дюжины немецких тел усеивали склон, а выжившие хромали прочь, волоча своих раненых. Вражеская атака казалась нескоординированной, отчаянной и неуклюжей. Но все было кончено. По крайней мере, так надеялся Кларенс.
  
  
   -
  
  
   В течение тридцати минут за "Шерманом" взревели двигатели.
  
   Подъехал американский полугусеничный бронетранспортер М3, за ним следовала разведывательная машина M8 Greyhound с 37-мм пушкой. Отделение бронированных пехотинцев спрыгнуло с полугусеницы и заняло огневые позиции. Известные танкистам как "пончики", в честь "пончиков" Первой мировой войны, они были пехотным подразделением дивизии и часто отправлялись в бой на танках или полугусеничных машинах. Подкрепление, о котором просил Павел, прибыло.
  
   Сержант стоял в открытой башне "Грейхаунда", сжимая в руках пулемет.
  
   Пол собирался проинструктировать подкрепление, когда с гребня донеслись хлопающие звуки, как будто немцы открывали бутылки с шампанским.
  
   Крики "Минометы!" разнеслись по утоптанной дороге. Даги укрылись. Пол захлопнул крышку люка, чтобы закрепить башню. Со своего места Кларенс услышал, как со свистом падают снаряды. Взрывы и шрапнель пробивали стальную обшивку танка. Поскольку "Шерман" преграждал им путь домой, это был ответ немцев.
  
   Над хаосом заградительного огня раздались леденящие душу крики. Ужасающие звуки просачивались сквозь щели в башню. Кларенс повернулся на своем сиденье, желая заткнуть уши и спрятать голову. Снаружи происходило что-то ужасное. Снаряды продолжали рваться, а крики переросли в нечеловеческие вопли.
  
   Чья-то рука потрясла Кларенса за плечо. "Кларенс, ты главный!"
  
   Кларенс обернулся и увидел, что Пол меняет шлем танкиста на стальной котелок. Он собирался выйти туда.
  
   Пол схватил свой "Томпсон" и открыл люк. Какофония боя затопила танк.
  
   Кларенс вскочил со своего места и схватил Пола за ногу, отчаянно пытаясь удержать его от чего-то безрассудного. Ни одна чужая жизнь не стоила того, чтобы рисковать своей собственной.
  
   "Мы должны помочь этим парням!" Пол закричал и ударом ноги освободился от хватки Кларенса.
  
   Кларенс поднялся с башни и увидел Пола, бегущего сквозь темный дым к источнику криков.
  
   "Грейхаунд" получил прямое попадание в башню, и люди внутри страдали.
  
   Небо засвистело, когда посыпалась новая порция минометных снарядов.
  
   Кларенс крикнул- "Вернись сюда, Пол!" Но Пол, не оглядываясь, мчался сквозь чернильную дымку, полный решимости спасти те жизни, которые мог.
  
   Темная полоса пробила дорогу вспышкой оранжевого цвета и ударной волной дыма. Еще одна оранжевая вспышка отскочила от дороги, затем еще одна. Кларенс пригнулся от силы взрывов, которые были настолько сильными, что срывали листья с окружающих деревьев. Он снова поднялся на уровень глаз. Пол почти добрался до "Грейхаунда", когда справа от него разорвался минометный снаряд. Взрыв сбил его с ног и швырнул вбок сквозь дым. Ноги Кларенса подкосились от этого зрелища, и он рухнул в башню.
  
   Вскоре заграждение прекратилось. Кларенс встал и лихорадочно поискал своего друга.
  
   Пол приземлился почти вверх тормашками на берег. Взрывом ему раздробило руку, а правую ногу полностью оторвало ниже колена.
  
   Кларенс уставился, пораженный ужасом.
  
   Этого не может быть.
  
   Он нащупал свиную отбивную и позвонил в штаб-квартиру компании, заикаясь и умоляя прислать всех медиков, которых они могли бы выделить.
  
   Прежде чем Кларенс успел броситься на помощь Полу, рявкнула винтовка. Затем к ним присоединились другие винтовки, потрескивая, как связка петард. "доу" лихорадочно стреляли в направлении новых силуэтов, появляющихся на гребне холма. Время не могло быть хуже. Немцы вернулись в строй.
  
   По внутренней связи Кларенс услышал, как его команда паникует, некоторые хотят уехать. Он был старшим членом экипажа; они хотели знать, что делать.
  
   Кларенс почувствовал, как на него накатывает эмоция, которую он едва узнал. Он взглянул на Пола. Его друг все еще не пошевелился.
  
   Опустившись обратно на место стрелка, Кларенс сказал экипажу: "Мы никуда не летим".
  
   Он привел турель в действие.
  
   Немцы действовали тактически, ударяясь о землю каждые несколько ярдов, затем продвигались вперед и повторяли. Нога Кларенса надавила на спусковой крючок. Коаксиальный молотил, выплевывая трассирующий снаряд на дальность каждые четыре пули, выплескивая свою ярость.
  
   Руководство предписывало артиллеристам стрелять очередями, но Кларенс все еще мыслил инстинктивно заряжающего. Он направил струю огня на врага. Там было так много силуэтов, что он чуть не наступил на кнопку пулемета.
  
   Пушка расходовала одну ленту патронов за другой, пока заряжающий продолжал их доставать. Когда Кларенс наконец поднял ногу, пушка не остановилась, она продолжала стрелять каждые несколько секунд. Он перегрел его, и теперь тепло возвращалось от раскаленного ствола и "поджаривало" пули.
  
   "Поверни ленту!" Кларенс крикнул заряжающему. Заряжающий перекрутил патроны и вручную заклинил пистолет.
  
   Кларенс крикнул, чтобы "сменили ствол". Используя асбестовые перчатки, заряжающий мог открутить ствол, но на это потребовалось бы время. Времени у них не было, чтобы противостоять натиску врага.
  
   Кларенс вынырнул из командирского люка и пустил в ход установленный на крыше пулемет.
  
   Теперь, на середине поля, немцы были в центре внимания. Кларенс мог видеть их камуфлированные халаты, проволочную сетку шлемов и лица, выкрикивающие приказы или искаженные страхом.
  
   Взяв рукоятку из рук в руки, Кларенс возобновил стрельбу, на этот раз очередями.
  
   Немцы упали. Его пули заплясали по грязи и прошли сквозь них. Было невозможно сказать, в кого попали, а кто укрылся.
  
   Ружье ритмично покачивало затвором. Лента с пулями опускалась все ниже и ниже, пока коробка не опустела, а ружье тихо не задымилось. Кларенс схватил свиную отбивную. Ему нужна была соосность, но заряжающий говорил, что ему нужно больше времени.
  
   Немцы воспользовались затишьем, чтобы нанести ответный удар. Пули начали со свистом отскакивать от танка и вырываться из башни, заставляя Кларенса пригнуться в люке.
  
   Неистовые голоса привлекли внимание Кларенса. Двое молодых доу лежали за танком, когда пули разрезали воздух над утоптанной дорогой. Они просили разрешения спрятаться под танком.
  
   "Отлично", - сказал Кларенс, но с оговоркой: "Если услышите рев двигателя, убирайтесь оттуда к черту!"
  
   Тесто исчезло под резервуаром.
  
   Немцы снова были на ногах и атаковали. Когда они мчались к танкам, заряжающий включил интерком. Соосная установка была готова. Кларенс вернулся на место стрелка и приник к перископу. Враг был ближе, чем когда-либо, семьдесят пять ярдов, затем шестьдесят, пятьдесят...
  
   Кларенс услышал голоса внизу. Каким-то образом, сквозь шум двигателя на холостом ходу и треск выстрелов голоса доносились из пустоты танка. Это были молодые доусы под корпусом, дававшие обещания Богу, если бы он только спас их сейчас.
  
   Кларенс яростно нажал на спусковой крючок и заглушил их молитвы выстрелами.
  
  
   -
  
  
   Поле перед танком было кладбищем.
  
   Утро сменилось днем, и какофония битвы стихла.
  
   Останки немецких солдат усеивали склон, ведущий к вершине хребта. Среди неподвижных серых и зеленых глыб те, кто остался в живых, с трудом перешагивали через павших товарищей, спускаясь вниз, чтобы сдаться.
  
   "Вы, американцы, не хотите воевать, - сказал один из заключенных, - вы просто хотите нас убить".
  
   Бесчисленные сцены, подобные этой, разыгрывались по всему Монсу.
  
   "Как будто привлеченные к городу роковым очарованием, немецкие войска продолжали вливаться в дорожные заграждения 3-й бронетанковой дивизии", - записало подразделение. "Танки и истребители танков наслаждались коротким днем в полевых условиях, экипажи стреляли из своих больших орудий до тех пор, пока трубы не задымились".
  
   Американская победа была оглушительной.
  
   1-я пехотная дивизия, "Большая красная дивизия", вошла бы, чтобы закончить то, что начала 3-я бронетанковая, и из 30 000 немцев, которые прибыли в Монс, 27 000 ушли бы в качестве пленных, включая трех генералов и скромного моряка, который добрался автостопом из своего порта на западе Франции.
  
   "Вероятно, никогда прежде в истории военных действий не было столь быстрого уничтожения таких крупных сил", - завершала историю 3-я бронетанковая дивизия.
  
  
   -
  
  
   Пол башни был скользким от гильз, когда Кларенс наполовину высунулся из командирского люка и посмотрел на утоптанную дорогу.
  
   Прибыло подкрепление в виде новых порций теста, но было слишком поздно. Безжизненное тело Пола лежало у ног медиков. Кларенс молча умолял своего друга кашлянуть, или вздрогнуть, или подать хоть какой-нибудь признак жизни.
  
   Это время прошло.
  
   Медики собрали свои сумки, чтобы двигаться дальше. "Можем ли мы забрать его с собой?" Дрожащим голосом спросил Кларенс со своего места в башне.
  
   Медики отнеслись с сочувствием. "Скоро начнется регистрация захоронений".
  
   При этих словах Кларенс уткнулся лицом в рукав. Тело Пола. Поле мертвых немцев. Он опустился в башню и закрыл крышки.
  
  
   -
  
  
   "Шерман" с ворчанием выпустил клуб дыма, прежде чем свернуть с утоптанной дороги, направляясь к бивуаку.
  
   Внутри Кларенс свернулся калачиком в кресле командира и заплакал. Прошлой ночью они с Полом пили из термоса холодный кофе. И теперь Пол был мертв. Не прошло и двадцати четырех часов. Но для танкиста Острия это был всего лишь еще один день в дивизии, которая вела тяжелые бои, потеряв в бою больше людей, чем 82-я или 101-я воздушно-десантные дивизии, и потеряв больше всего американских танков во Второй мировой войне.
  
   А Германия была еще впереди.
  
  
   ГЛАВА 3
   "BUBI"
  
  
   Пять дней спустя, 8 сентября 1944 г.
  
   В восьмидесяти пяти милях к юго-востоку -Люксембург
  
  
   Гром тяжелой артиллерии прокатился над деревней Мерль, на западной окраине города Люксембург.
  
   Под лиственными деревьями на проселочной дороге молодой немецкий танкист демонстрировал умение балансировать, неся пять столовых наборов, доверху набитых едой.
  
   Снаряды разрываются в полях слева от него, выбрасывая тлеющие угли и испаряющуюся грязь на утреннее солнце.
  
   Рядовой Густав Шефер с благоговением наблюдал за взрывами. Далеко за лесами, окружавшими поля, американцы стреляли вслепую, ни во что не попадая, устроив фейерверк, казалось, специально для него.
  
  
  
   Gustav Schaefer
  
  
   Ростом не более пяти футов, Густав напоминал ребенка в камуфлированном комбинезоне танкиста. Ему было семнадцать, он был блондином с квадратной челюстью и таким тихим нравом, что его губы редко шевелились, когда он говорил. Его темные глаза говорили за него - не было ничего, что они не могли бы передать одним взглядом. В этот, его первый день в бою, его глаза говорили о многом. Несмотря на взрывы, прогремевшие неподалеку, Густав веселился.
  
   Раскаты грома становились все громче по мере того, как они приземлялись все ближе и ближе.
  
   Густав ускорил шаг до быстрой ходьбы, но воздержался от бега. Как радист экипажа, который одновременно выполнял обязанности носового стрелка, он был известен как "девушка для всего", потому что его роль также включала в себя доставку еды и заправку танка. Густав принял задания - и титул - без жалоб. В столовых кипела горячая похлебка, скудный дневной рацион экипажа. Он не мог позволить себе пролить ни капли.
  
   Примерно в ста ярдах вверх по дороге его товарищи по команде бежали обратно к своему танку, который был припаркован в тени у живой изгороди. Паутина из срезанных вручную веток служила камуфляжем и еще больше маскировала острые очертания Пантеры. Прежде чем исчезнуть внутри, мужчины крикнули Густаву, чтобы он поторопился.
  
   Прогремел еще один удар грома. На этот раз удар был настолько близок, что ударная волна ударила Густава по щеке. Коричневые облака испаренной грязи подплыли ближе, чем раньше. Он перешел на бег трусцой, высоко держа наборы для приготовления пищи, пока тушеное мясо плескалось внутри. Его толкнул еще один удар грома. Он почувствовал жар и запах горелого пороха.
  
   Танк подпрыгивал в его поле зрения, он был почти у цели. Ему оставалось пройти всего около сорока ярдов, и он был бы в безопасности, вернувшийся герой с пайками экипажа. Но прежде чем он смог это сделать, поле слева от него взорвалось.
  
   Ослепительная вспышка. Оглушительный треск. Казалось, невидимая рука подняла его и швырнула через дорогу в канаву.
  
   Густав открыл глаза под дождем грязи. Его барабанные перепонки пульсировали от боли, и он почувствовал жжение в груди.
  
   Я ранен!
  
   Он потрогал свой комбинезон, и его рука стала мокрой, что повергло его в еще большую панику. Затем он увидел рассыпанные наборы для каши, сочащиеся тушеным мясом, и понял, что он чувствует. Еще одна ударная волна прокатилась над головой. Ему нужно было двигаться, пока он не стал жертвой вместе с пайками.
  
   Подхватив свою черную заморскую кепку, Густав бросился к танку. В тридцати ярдах от него, в двадцати, в десяти...
  
   Атлетическим прыжком он схватился за ствол орудия и вскочил на лобовую броню. Взбежав выше, он раздвинул камуфляжные ветки и влез в свой люк.
  
  
  
   Пантера G
  
  
   В безопасности в тесных, пахнущих маслом помещениях, он рухнул на свой пулемет. Другие не могли его видеть. Стена из горизонтально сложенных запасных патронов отделяла его от водителя слева от него, и еще больше снарядов скрывало троих мужчин в башенном отсеке позади него. Было слишком рано показывать им свой страх.
  
   Все они были ветеранами, которые знали его как Bubi, или маленький мальчик. После того, как их подразделения были разгромлены на Восточном фронте, они вместе с новичками вроде Густава были зачислены во 2-ю роту недавно сформированной 106-й танковой бригады и отправлены в город Люксембург, расположенный всего в двенадцати милях к западу от границы с Германией.
  
   При численности в сорок семь машин - тридцать шесть "Пантер" и одиннадцать самоходных орудий "Ягдпанцер IV" - приказы бригады были безнадежно преувеличены: задержать продвижение американцев любой ценой.
  
   Подобно команде подводной лодки в океанских глубинах, люди прислушивались к грохоту взрывов снаружи. Густав посмотрел на потолок корпуса, ожидая, что он взорвется в любой момент. Он бы все отдал, чтобы вернуться на свою ферму в Арренкампе, в продуваемые всеми ветрами поля далеко на севере Германии.
  
   Дом представлял собой скромное ранчо, освещенное свечами, с конюшней, пристроенной к входу, и ласточками, порхающими внутри. Следуя фольклорной традиции, его отец всегда вырезал отверстие в крыше, чтобы птицы могли строить свои гнезда в стенах и приносить семье удачу.
  
   У родителей Густава была одна спальня, в то время как Густав и его младший брат делили другую со своими бабушкой и дедушкой. Его лучшим другом была его бабушка Луиза. Невысокая, крепкая женщина со светлыми волосами, собранными в пучок, она читала мальчикам сказки, в том числе любимую Густавом "Белоснежную и розово-красную". Это была простая жизнь, но гораздо лучше, чем в любом танке.
  
  
   -
  
  
   Никто не произнес ни слова после того, как обстрел сошел на нет. Это было все?
  
   Резервуар был недостаточно велик, чтобы Густав мог прятаться вечно. Рано или поздно его товарищи по команде заметили бы, что на нем их ужин.
  
   Внутренний инстинкт подсказал Густаву обвинить кухонную бригаду. Они припарковались в полумиле от резервуаров, чтобы защитить собственные шеи.
  
   Но его эмоции не могли преодолеть его воспитания. "Всегда будь скромным, - учила его бабушка, - и всегда будь честным".
  
   Столкнувшись с совершенно другим видом страха, Густав нарушил молчание. "Я потерял это... Я потерял всю нашу драгоценную еду!"
  
   Мужчины были в ярости, как и предполагал Густав. "А как же наши сигареты?" - спросил один.
  
   Густав достал из карманов пять маленьких сигаретных пачек. В каждой было по четыре сигареты, и они были сильно помяты. Густав передал пачки через гильзы другим мужчинам, что вызвало новую порцию ругательств.
  
   Густав вытащил деревянную коробку из матерчатой сумки, которую держал рядом со своим сиденьем. Внутри было множество пачек сигарет и пачка сигар. Он сунул смятые сигареты внутрь и вернул коробку в сумку.
  
   Поскольку экипаж продолжал ворчать, командир успокоил их: "Он будет наказан".
  
  
   -
  
  
   Как только тени сместились с лучами послеполуденного солнца, маскировочные ветки были убраны.
  
   Пантера бездельничала на грунтовой дороге, ее ровное рычание эхом отдавалось между каменными домами Мерла.
  
   Танк модели Panther G был песочно-желтого цвета с зелеными и коричневыми завитками камуфляжа. Наклоненная вперед башня располагалась на гладком корпусе и вмещала пушку, которая занимала более половины длины танка. Все вытекало из наклонной двухтонной плиты лобовой брони, известной как верхний гласис. При толщине 5,7 дюйма он затмевал 3,5-дюймовую переднюю панель 75-мм "Шермана" M4A1.2
  
   Пантера фыркнула.
  
   Вращались ведущие звездочки, лязгали стальные гусеницы, и шестнадцать переплетающихся колес поворачивались с каждой стороны. Когда машина покатилась вперед и в сторону, оказалось, что Густав лежит на дороге, рядом с ним молоток и инструменты.
  
   Маленький радист сел, кашляя от пыли, которую танк швырнул ему в лицо. Обычно после поездки по дороге работой водителя было подтянуть или заменить штифты, скреплявшие гусеницы вместе. Сегодня это было наказанием Густава. Его руки были жирными, а костяшки пальцев в крови, когда он вытирал инструменты тряпкой.
  
   Впереди "Пантеры" командир повел водителя к сараю, где они должны были припарковаться на ночь. Вторая рота находилась в резерве, ее двенадцать "Пантер" были рассредоточены по всему Мерлу, спрятанные везде, где можно было спрятать машины. Припарковав танк, командир подошел к Густаву.
  
   Старший сержант Рольф Миллицер был высоким и долговязым. Под черной фуражкой его лицо было вытянутым и изборожденным морщинами от напряжения командования. Война состарила его намного старше его двадцати шести лет.
  
   Рольф присел на корточки на уровень Густава, его темные глаза были дружелюбны, несмотря на недавний несчастный случай с Густавом. Были более серьезные проблемы. Рано утром три их родственные роты пересекли границу Франции, прежде чем наткнуться на американские позиции. С тех пор они не перезванивали по рации. Тишина могла означать только одно: американцы были на пороге Люксембурга и следующими придут сюда.
  
   "Я сказал им, что они могут открыть аварийные пайки, поэтому они уволят вас", - сказал Рольф, имея в виду товарищей Густава по команде.
  
   Каждая автоцистерна везла порцию свинины в намазке, печенье и банку "Шо-Ка-Кола" - темного шоколада с кофеином, который можно было открывать только в экстренных случаях.
  
   Густав почувствовал облегчение и извинился за свои действия.
  
   "Тебе нужно быть осторожнее", - сказал Рольф. "Больше нет необходимости давить слишком сильно. Сейчас главное - остаться в живых".
  
   Рольф ушел, оставив Густава озадаченным.
  
   Они были немецкими солдатами накануне битвы, на грани поражения в войне, а Рольф уже внушал мысли о выживании?
  
   Сам Густав не питал иллюзий - победа была невозможна. Он понял это в тот осенний день 1943 года, когда мать отвела его на железнодорожную станцию, чтобы сообщить военным.
  
   6-я армия была уничтожена под Сталинградом, Африканский корпус капитулировал в Тунисе, а Германия находилась в состоянии войны со всем миром. Победить было невозможно.
  
   Но как насчет их "долга"?
  
   Когда Густав нес свои инструменты обратно к резервуару, предостережение Рольфа не покидало его.
  
   Главное сейчас - остаться в живых.
  
   Что это были за слова, исходящие от закаленного в боях ветерана?
  
  
   ГЛАВА 4
   ПОЛЯ
  
  
   На следующее утро, 9 сентября 1944 г.
  
   Мерл
  
  
   Около семи утра, когда Густав готовился побриться, во дворе фермы было прохладно и тихо.
  
   Небо над головой потеплело. Сидя на табурете, он наклонился к зеркалу, стоящему на колодце, удовлетворенно разглядывая себя, пока намыливал лицо мылом и опускал бритву в ведро с холодной водой. Фермер, поставлявший воду, должно быть, посмеивался над маленьким немцем, у которого почти не было щетины для бритья.
  
   Сегодня был восемнадцатый день рождения Густава, и это был его подарок самому себе.
  
   Он не собирался рассказывать команде об этом событии; в любом случае, никто не был в настроении после того, что случилось с их сестринскими компаниями. Прошлой ночью выжившие прихрамывали, рассказывая о резне.
  
   В темноте они по ошибке забрели на позиции американцев в лесу и были окружены, потеряв в первый день двадцать один танк и самоходное орудие, то есть почти половину подразделения.
  
   И все же Густав не чувствовал себя вправе сражаться с американцами. В детстве он любил читать книги о ковбоях, индейцах и даже Микки Маусе. А дома почти у каждого фермера были родственники, которые эмигрировали в Новый Свет или отправили туда своих детей, когда нужно было прокормить слишком много ртов. Даже семья его бабушки уехала, и Густав тоже обдумывал эту идею.
  
   Густав едва успел выхватить бритву, когда во двор ворвался курьер в поисках Рольфа. Его настроение упало. Курьер мог означать только одно.
  
   Пришло время сражаться.
  
  
   -
  
  
   Шипя от силы, шеренга из двенадцати Пантер свернула на поля Мерла и направилась на запад.
  
   Медленно пробиваясь по мягкой земле, машины, казалось, жадно хватали удила, стремясь бежать. Хриплое рычание их двигателей разносилось по воздуху, когда клубы дыма поднимались из их выхлопных труб.
  
   Танки только что сошли с конвейера. Четкие черные цифры обрамляли башни, а их шкуры были покрыты гладкими бетонными гребнями, называемыми Циммерит, для обезвреживания магнитных мин.3
  
   Но даже совершенно новая "Пантера" имела вызывающие беспокойство дефекты. Вся эта броня утяжеляла переднюю часть танка, что приводило к износу трансмиссии, а переплетающиеся колеса танка легко забивались, так что, когда заклинивало одно колесо, страдали все. Годом ранее 200 "Пантер" дебютировали в битве на Курской дуге. После пяти дней боевых действий, износа и поломки в строю остались только 10.
  
   Густав и водитель ехали с открытыми люками.
  
   Позади них в городе Люксембург поднялся дым. Немецкие администраторы уничтожали городскую телефонную сеть, водопровод и другую инфраструктуру, когда они бежали. В процессе они также оставляли бригаду Густава действовать без этих предметов первой необходимости.
  
   Густав носил горловой микрофон на шее и наушники поверх кепки. В ушах у него звучало мурлыканье, доносившееся из радиоприемника FU5, установленного слева от него. Будучи радистом, он одновременно слушал интерком и частоту компании.
  
   Рольф стоял на месте командира, по самые ребра в башенке, в шляпе, повернутой козырьком назад, чтобы поля не задевали перископы. Радиоантенна покачивалась у него за спиной.
  
   "Пантеры" двигались к просвету в дальнем лесу, где они ожидали прибытия американцев. 5-я бронетанковая дивизия была в пути. "Регулярная" дивизия, имеющая на 32 процента меньше танков, чем 3-я бронетанковая, теперь боролась за исторический подвиг.
  
   Когда подразделения союзников в Италии наткнулись на оборонительную готическую линию немцев к северу от Флоренции, а Советы остановились в Польше вдоль реки Висла, 5-я бронетанковая дивизия оказалась в состоянии первой достичь Германии после неожиданного обхода Острием Монса. Все, что оставалось, это ворваться в Люксембург, а затем с трамплина добраться до границы.
  
   Имея всего двенадцать пантер, 2-я рота попыталась бы испортить этот подвиг.
  
   "Пантеры" не прошли и мили, как в ушах Густава раздался голос: "Истребители-бомбардировщики!" Высоко над Густавом к его двум часам справа кружила дюжина серебристых самолетов с красными носами. Это были американские P-47, "Тандерболты" 50-й истребительной группы.
  
   Густав с благоговением смотрел, как самолеты выровняли крылья и устремились к нему.
  
   Рольф исчез над башней; водитель скрылся из виду и задраил свой люк. Но Густав не двигался. Он зачарованно смотрел на головной самолет. Пропеллер гипнотически вращался. Чем ближе самолет подходил к нему, тем шире и шире, казалось, растягивались крылья. Солнечный свет отражался от стекла кабины.
  
   "Bubi!" - Крикнул Рольф по внутренней связи. " Застегнись!"
  
   Выйдя из транса, Густав заскочил в свое отделение и захлопнул крышку люка как раз перед тем, как поток пуль пронесся по танку, оставляя за собой пронзительный звон, который эхом разнесся по корпусу.
  
   Густаву захотелось дать себе пощечину за то, что он был таким глупым.
  
   По радио раздался приказ командира роты рассредоточиться. Каждый экипаж был сам за себя. Корпус перед "Густавом" завибрировал, когда в задней части танка заработал двигатель "Майбах". Семьсот лошадиных сил пробили пол.
  
   Снаружи танки ускорились на поле боя и разошлись веером, стремясь увеличить расстояние между собой и стать более сложными целями для самолетов.
  
   "Пантера" Рольфа заняла левый фланг строя. Из ее труб теперь валил дым. Гусеницы перемалывали фермерскую грязь, как кофемолка, прежде чем выплюнуть ее в тыл. Переплетающиеся колеса поднимались и опускались в соответствии с рельефом местности, амортизируя неровности, в то время как пушка оставалась на одном уровне, готовая ко всему.4
  
   На скорости 18 миль в час танк набрал ход. Но американские самолеты шли по горячим следам. Сквозь оглушительный рев двигателя Густав услышал над собой лязг, а затем оглушительный рев P-47, проносящегося над головой. Густав сжался и держался изо всех сил. Танк несся вперед, как мчащийся поезд.
  
   P-47 совершали проход за проходом, безжалостно целясь в уязвимые воздухозаборники над двигателем "Пантеры". Но без бомб или ракет подкрыльевые щели были слишком малы, чтобы американцы могли нанести смертельный удар. Самолеты прекратили охоту и улетели за горизонт.
  
   Густав снова мог дышать, но он не мог расслабляться слишком долго. По радио пришел новый приказ: укрыться. Рольф приказал водителю направить "Пантеру" к густой роще слева от них. Густав открыл свой люк и встал, чтобы помочь водителю управлять рулем. Даже в разгар боя его работой было высовывать голову и высматривать угрозы со стороны.
  
   Купаясь в резких тенях елей на краю леса, Пантера со вздохом остановилась. Рольф выбрал эту позицию из-за ее близости к потенциальному пути отступления, тенистой просеке в соседнем лесу. Лобовая броня была обращена на запад, к пролому.
  
   Когда "Пантера" заняла позицию, крышки люков были распахнуты. После того, как во время гонки за свои жизни все были заперты в тесном пространстве, все поднялись, жаждая воздуха.
  
   Густав был удивлен, обнаружив, что они преодолели самое большое расстояние из всех в их компании. Через поле справа пролегала дорога, которая вела к разрыву. Все остальные были на другой стороне. Была видна только башня "Пантеры", приткнувшейся у дороги. Два других танка скрылись среди деревьев поместья на вершине холма. Ни один из танков не двигался, поскольку они ждали в засаде.
  
  
   После обстрела с самолетов некогда безупречный танк Густава был поврежден. Пули повредили номера башен, сорвали зиммерит и перебили буксирный трос.
  
   Рольф опустился на корпус, прямо между Густавом и водителем. "Мне нужно твое зеркало, Буби", - сказал он. "В мое попали пули".
  
   Густав снял зеркало со своего перископа и отдал его Рольфу. Было важнее, чтобы командир мог видеть снаружи, чем то, что мог он.
  
   Рольф был загадкой. Он получал письма из Дрездена, но никогда не рассказывал о своей семье. Он носил серебряный танковый значок за то, что выжил в двадцати пяти танковых сражениях, но никогда не рассказывал историй. Все, что Густав мог сделать с какой-либо уверенностью, это то, что до войны он работал в "белых воротничках", потому что он свободно говорил по-английски и иногда пел сам себе на английском.
  
  
   -
  
  
   Двигатель "Пантеры" работал, пока массивный танк работал на холостом ходу. Прошел час, может быть, два. Густав потерял счет времени, и у него не было часов.
  
   Фермеры пробирались в поля среди танков, мужчины и женщины толкали тачки и копали картошку. Жизнь продолжалась. Густав завидовал мужчинам и женщинам, чьи ботинки были покрыты слежавшейся землей. Он всегда любил работу на ферме. Видение, представшее перед ним, вызвало приятные воспоминания о сборе ржи косой на полях, похожих на эти, что его семья иногда делала при свете луны.
  
   Густав был бойцом поневоле. Членство в Гитлерюгенд было обязательным с 1939 года; у него не было выбора, кроме как вступить. Хотя ему нравились походы, марши и спорт, он никогда не хотел быть солдатом, как другие мальчики. Мечтой Густава было стать проводником локомотива.
  
   Каждое воскресенье, после церкви, он крутил педали велосипеда далеко от дома, чтобы посмотреть, как мимо пыхтят поезда на линии Гамбург-Бремен. После начала войны он даже подал заявление о приеме на работу на завод, производивший локомотивы. Он надеялся, что это станет первым шагом к тому, чтобы стать кондуктором.
  
   Но когда его отца призвали в армию, в семье не хватало рабочих рук, и бабушка Густава попросила его остаться на ферме. То, что для некоторых могло быть трудным выбором, для него оказалось легким. Для Густава его долг был превыше любых личных желаний. У него был долг перед своей семьей. Перед фермой. Все было так просто.
  
   Когда осенью 1943 года поступили приказы от собственной армии Густава, он написал в Военное министерство и добился четырехнедельной отсрочки, чтобы помочь с уборкой урожая. Только выполнив свой долг перед семьей, он сел в поезд, чтобы служить своей стране.
  
   Когда Густав наконец предстал перед армейским врачом для прохождения медосмотра, врач, взглянув на его компактное телосложение, идеально подходящее для работы в стесненных условиях, отправил его прямиком в бронетанковые войска.
  
  
   -
  
  
   В наушниках Густава потрескивали голоса. Передача была отрывистой, но тревожной.
  
   Голоса были американскими. Густав предупредил Рольфа - если он ловил вражеские передачи, они должны были быть близко. Возможно, достаточно близко, чтобы стрелять.
  
   За исключением Рольфа, который стоял на стреме с полевым биноклем, команда ушла внутрь и застегнула свои люки.
  
   Поскольку зеркало перископа было реквизировано Рольфом, Густав приложил глаз к резиновому кольцу прицела своего пулемета MG 34 Panzerlauf, специального варианта без приклада. Ствол и прицел выступали из наклонной брони и давали обзор не шире диаметра монеты.
  
   Немцы, отступающие в своих танках, напугали местных фермеров, которые разбежались с полей, побросав свои инструменты. Как по сигналу, "Шерманы" появились в двух милях от нас, в лесной прогалине.
  
   Из башни Рольф назвал их дальность и курс, которые Густав скопировал в блокнот, прежде чем предупредить командира роты.
  
   Следуя по дороге, колонна 34-го танкового батальона США без колебаний направилась в поля, явно намереваясь освободить город Люксембург в тот же день.
  
   Позади Густава раздался моторный вой. Стрелок следил за колонной из почти 17-футового орудия, известного как üбер ланг, или сверхдлинный. Турель ползла мучительно медленно. Наконец, сверхдлинный остановился прямо над Густавом. Это была 75-мм пушка, похожая на старую Mark IV, но с более крупным, почти трехфутовым снарядом, который стрелял с оглушительной "сверхскоростью".
  
   "Ждите моего сигнала", - сказал Рольф наводчику. Враг был в пределах досягаемости, но Рольф хотел вести огонь до тех пор, пока они не смогут отступить.
  
   По лицу Густава струился пот. Были видны побелевшие костяшки пальцев, когда он сжимал свой пулемет. Он был бесполезен против танков, но держать его было приятно. Выглянув из-за груды снарядов, разделявших их, он увидел, что водитель "Пантеры" смотрит в свой перископ, свет которого разливался вокруг его глаз. Мужчина был совершенно расслаблен.
  
   "Шерманы" отъезжали все дальше от безопасного леса к тому месту, где в засаде затаились Рольф и "Пантера". Теперь они были всего в миле от нас. Но Рольф хотел, чтобы они были поближе. На Восточном фронте он научился ждать, пока цель не окажется на расстоянии полумили, затем стрелять по последнему танку в колонне, затем по первому, что создавало смертельную пробку. После этого охота стала легкой.5
  
   Внезапно справа пронесся зеленый трассирующий снаряд и врезался в ведущего "Шермана".
  
   Густав не мог в это поверить. Кто-то выстрелил слишком рано! Он наблюдал, как крышки люков "Шермана" распахнулись и экипаж вывалился наружу.
  
   Рольф выругался. Должно быть, он проследил путь пожара до его источника и увидел его. Там, на вершине холма к северу, на деревьях сидела Пантера, из ее морды валил дым. Золотая возможность была упущена.
  
   Колонна "Шерманов" остановилась. В унисон их башни повернулись к "Пантере" на вершине холма и начали стрелять, заставляя ее и вторую "Пантеру" отступить.
  
   Рольфу пришлось действовать. Он обратил внимание наводчика на второй "Шерман" в линии. Его экипаж развернулся почти бортом, чтобы присоединиться к стрельбе.
  
   Удлиненный пистолет, как правило, был оружием типа "наведи и стреляй" - наводчику не нужно было компенсировать расстояние.
  
   Густав отодвинулся от прицела и приготовился к выстрелу. Рольф отдал приказ, как будто обеспокоенный тем, что ему придется это сделать. "Огонь".
  
   С оглушительным лаем из удлиненного дула вырвалось пламя, и 16-фунтовая боеголовка разорвалась на меньшую дальность. Зеленый трассер преодолел милю всего за две секунды. "Шерман" содрогнулся и покачнулся на подвеске, принимая удар на себя. Отдача пистолета отбросила "Пантеру" назад на пятках.
  
   "Попадание", - сказал Рольф.
  
   Густав вернулся к своему прицелу. Там, где находился двигатель "Шермана", мерцала дыра с пламенем. Густав наблюдал, как экипаж высыпал из "Шермана", когда он горел в поле. Густав был рад видеть, как они спасаются. Даже если они были врагами, они были товарищами-танкистами, которые пережили те же страдания, что и он.6
  
   Прикрываемые двумя дымящимися обломками, оставшиеся "Шерманы" повернули обратно тем же путем, каким пришли.
  
   Густав взглянул на водителя -Это все?
  
   Он едва закончил мысль, когда снаряд с низким резонансом ударил по передней броне "Пантеры". Битва только начиналась.
  
   Интерком ожил от ругани, когда Густав оправился от атаки. Вернувшись к своему прицелу, он увидел окутывающее их сверкающее белое облако, вздымающееся все больше и больше. Огненные искры выскакивали и танцевали.
  
   Дым проникал внутрь резервуара через воздухозаборник в потолке, щипал глаза и ноздри Густава, а на языке он почувствовал привкус кислоты. "Что это?" - Спросил Густав, вытирая слезящиеся глаза. Остальные не могли перестать кашлять. Никто не ответил, потому что никто раньше не видел белого фосфора.
  
   Это было зажигательное оружие, использовавшееся в основном западными союзниками. Химическое вещество, настолько летучее, что из соображений безопасности хранилось под водой, будучи упакованным во взрывающиеся гильзы, воспламенялось при контакте с воздухом, горя при температуре 5000 градусов почти минуту. Одна восковая чешуйка могла прожечь человека до костей. А это был всего лишь дым от нее.
  
   Густав все еще вытирал глаза, когда другой, более тяжелый снаряд ударил по борту "Пантеры" со звуком соборного колокола.
  
   Когда танк накренился назад, прицел пушки ударил Густава в лоб, заставив его откинуться на спинку сиденья.
  
   Рольф приказал водителю дать задний ход- "Увозите нас отсюда!"
  
   Танк переключил передачу, дернулся назад и начал медленно, лязгая, приближаться к тенистой просеке в лесу, которая была позади и слева от них. Потирая лоб и со звоном в ушах, Густав прокрался обратно к прицелу, чтобы занять свой пост. Темная фигура, вероятно, какая-то бронированная машина, въехала в щель во время его отсутствия.
  
   Это была американская самоходная артиллерийская машина M7, оснащенная массивным 105-мм орудием.
  
   Прозванный британцами "Священником", M7 обычно стрелял в небо как мобильная полевая артиллерия, но теперь его орудие было направлено на "Пантеру".
  
   Со стороны священника сверкнула дульная вспышка. Густав отпрыгнул назад, прежде чем снаряд пробил броню прямо перед его лицом. Огни замерцали. Звон в ушах вернулся. Он в ужасе уставился на стенки резервуара. Кремовая краска отслаивалась.
  
   Второй снаряд пробил наклонную броню. Затем третий. Густав зажал уши. Это было похоже на удар тарана всего в нескольких дюймах от его лица. В углу корпуса он мог видеть трещины, образующиеся вверх и вниз по сварным швам.
  
   Несмотря на непрекращающийся огонь, водитель направил танк на просеку в лесу, стремясь укрыться за стеной деревьев. На краткий миг поворот в безопасное место предоставил Священнику четкий обзор бока "Пантеры". Враг воспользовался преимуществом. Еще один снаряд поразил "Пантеру", на этот раз найдя левый след. Жестокий удар отбросил водителя в сторону от снарядов, а Густава к стальной стене.
  
   Густав схватился за плечо. Водитель восстановил управление посреди хаоса. Он сообщил Рольфу, что чувствует повреждения - вероятно, снаряд повредил левую гусеницу.
  
   "Продолжай идти!" - Настаивал Рольф.
  
   Танк продолжал катиться глубже в лощину, за стену елей, как раз перед тем, как его колеса сошли с последнего звена гусеницы и погрузились в землю.
  
   "Священник" неохотно перенес прицел, чтобы выстрелить в кого-то другого.
  
  
   -
  
  
   В башне открылся люк, и Рольф встал в тени.
  
   По залитым солнцем полям Пантеры отступали влево и вправо. У них не было выбора, кроме как оставить позади двух своих - одного брошенного у дороги, другого горящего на вершине холма.
  
   Тихий, шаркающий звук сверху отвлек внимание Рольфа от кровавой бойни.
  
   В двух тысячах футов над полем боя кружил американский самолет-корректировщик L-4, направив одно крыло к земле. Известный как "Кузнечик", L-4 использовался для наведения артиллерийского огня.
  
   Густав и остальные схватились за свои люки, ожидая команды Рольфа. Они горели желанием бежать, но не осмеливались. Бросить танк без приказа было равносильно дезертирству. Это было преступление, за которое немецкая армия без колебаний наказала бы - с крайней предвзятостью. К концу 1944 года они казнили бы 10 000 своих собственных солдат.
  
   Рольф отдал команду: "Всем выйти!"
  
   Башня опустела за считанные секунды. Но в корпусе у Густава возникла проблема. Крышка его люка открывалась не более чем на несколько дюймов. Он прижался к ней спиной, но безуспешно. Одно из попаданий снаряда заклинило петли. Он оказался в ловушке. Внезапно оковы показались тесными, неприятно тесными.
  
   По другую сторону сложенных гильз водитель задержался. "Не жди меня!" Сказал Густав. Водитель исчез в мгновение ока.
  
   Слабые свистящие звуки просачивались через открытый резервуар, сопровождаемые грохотом разрывающихся снарядов. Снаружи падала артиллерия. Густав лихорадочно отстегнул тридцатифунтовые снаряды и начал засовывать их, один за другим, обратно в башню, пока не проложил путь к месту водителя. Он пополз к свободе.
  
   Снаружи Густав перекатился через борт "Пантеры", добрался до линии деревьев и нырнул в кучу опавших листьев. Он поднял голову и попытался сориентироваться.
  
   Водитель танка был уже в двухстах ярдах позади, бежал по полям, когда у него за спиной разрывались артиллерийские снаряды. Каждая клеточка Густава хотела оставаться приклеенным к лесной подстилке. Даже сам Рольф предостерегал его: "Главное сейчас - остаться в живых". Американцы скоро придут. Густав не боялся пленения, потому что американцы, казалось, бережно относились к жизням своих людей, и он предполагал, что они будут гуманны по отношению к нему.
  
   Где-то в полях разрыв снаряда изменил все.
  
   Водитель заковылял, затем упал и перекатился на спину, схватившись за левое колено. Обстрел не прекращался. В "Густаве" щелкнула передача. Он был обязан помочь товарищу, даже товарищу, который без колебаний оставил его позади.
  
   Густав вскочил на ноги и побежал к водителю через дымящиеся воронки, прикрывая лицо от разрывов горящих деревьев. Другой член экипажа, должно быть, видел, как водитель упал, потому что он приближался с противоположной стороны, толкая тачку. Они прибыли на место водителя одновременно. За тачанкой сидел наводчик, старший младший капрал Вернер Венер, коренастый ветеран с круглым румяным лицом и очень небольшим запасом терпения.
  
   Водитель кричал, его колено было раздроблено. Вернер сжал мужчину в медвежьих объятиях и бросил его в тачку, вызвав животный вой боли. Вернер взялся за одну ручку, Густав - за другую, и они начали подталкивать раненого к Мерлу. Они обходили неразорвавшиеся снаряды, которые шипели в грязи, вздрагивая, когда снаряды разрывались и на них дождем сыпалась грязь.
  
   Наконец, они упали на ровный участок плотно утрамбованной почвы и двинулись в обратный путь по той же земле, которую прошли утром. Было легче толкать тачку здесь, на гусеницах их танка, поскольку они опережали артиллерийские залпы у себя за плечами.
  
   Ирония не ускользнула от Густава.
  
   Они обменяли свою Пантеру на это .
  
  
   ГЛАВА 5
   НАБЕГ
  
  
   Той же ночью
  
   К западу от Мерла
  
  
   Сжимая в руках деревянную коробку, Густав последовал за Вернером глубокой ночью.
  
   Луна низко висела над горизонтом, окрашивая лоскутные поля в оттенки синего. Было около десяти вечера, мужчины низко пригнулись и двигались бесшумно. Время от времени Вернер останавливался, чтобы коснуться земли и проверить их курс.
  
   Коробка потяжелела в руках Густава. Хотя ночь была прохладной, он обнаружил, что вспотел под комбинезоном. Он знал, зачем они пришли.
  
   И это было безумием.
  
   Словно рыцари, преследующие спящего дракона, Густав и Вернер крались обратно к своей брошенной "Пантере". Оно лежало нетронутым на фоне леса, люки были открыты навстречу ветру, орудие по-прежнему было направлено туда, где находился враг. Но где они были сейчас?
  
   Стоя абсолютно неподвижно, Вернер прислушался. В лесу слева от них зашуршали листья. Могло ли это быть американской ловушкой? Глаза Густава заметались в поисках звуков. Он носил пистолет, но это приносило мало утешения. Что мог сделать пистолет, если им противостояли люди с винтовками?
  
   Командир роты Густава приказал ему и Вернеру быть здесь, и не без оснований. Это был их танк. Их долг. Разгребать беспорядок. И, кроме того, они были всем, что осталось от команды.
  
   Медики сняли водителя с рук для оказания помощи, а Рольф и заряжающий все еще отсутствовали. В последний раз Вернер видел, как они бросились в лес во время обстрела. И теперь Вернер застрял с Густавом, которого он рассматривал как помеху в этой опасной ситуации. Тридцатидвухлетнему ветерану неоднократно предлагали возглавить собственную команду, но он отказывался от каждого повышения, чтобы избежать головной боли от заботы о ком-либо, кроме себя. Если бы у Вернера было по-своему, он бы тоже выполнил эту миссию в одиночку.
  
   Густав бросился вслед за Вернером к "Пантере". Укрывшись за танком со стороны поля боя, они приготовились к тому, что лес вспыхнет от выстрелов. Но, к их удивлению, ничего не произошло.
  
   Густав прокрался к своему купе в быстрой личной вылазке.
  
   Хватка Вернера остановила его.
  
   "Я оставил свою сумку рядом со своим сиденьем", - сказал Густав шепотом. Внутри были его дневник, письма от бабушки и коробка из-под сигар.
  
   "Забудь об этом".
  
   Настроение Густава упало.
  
   Вернер поднялся на машинную палубу и бросил свирепый взгляд на своего напарника. "Поднимайся сюда!" - сказал он.
  
   "Но мои вещи!" Густав запротестовал.
  
   У Вернера были заботы поважнее. В полумиле к северу в поместье на вершине холма тлела "Пантера". Пытаясь отступить, его командир предоставил уязвимый фланг и тыл танка противнику, который успешно поразил цели.
  
   Через поле и за дорогой стояла еще одна "Пантера", виднелась только ее башня. Она была обездвижена P-47, но не сгорела. Она все еще была частично исправна.
  
   И в этом заключалась проблема. Захваченная "Пантера" могла быть перепрофилирована, что могло произойти на нескольких театрах военных действий во время войны. На Восточном фронте русские захватили достаточно "Пантер", чтобы напечатать руководства по эксплуатации на кириллице. А в Италии канадские горцы Сифорт вскоре поймали бы "Пантеру" и подарили бы ее британскому 145-му полку Королевского бронетанкового корпуса, который использовал бы ее под ироничным кодовым названием "Дезертир". Позже, в Голландии, британские охранники Колдстрима найдут свою пантеру "Кукушку" в сарае и будут сражаться с ней в Германии.
  
   Густав и Вернер не могли допустить, чтобы это произошло в Люксембурге.
  
   Густав осторожно передал деревянную коробку Вернеру, а затем забрался на борт сам. Двое мужчин исчезли в башне своей "Пантеры". На мгновение они снова оказались дома. Вернер сел на место наводчика, расположенное слева от казенника орудия - напротив того места, где должен был сидеть его американский коллега, - и с помощью ручного штурвала повернул башню. Со снарядом в руках Густав выполнял роль заряжающего.
  
   Снаружи танка башня "Пантеры" поползла вправо так медленно, что ее движение было едва заметно. Башня остановилась, направив ствол на "Пантеру" через дорогу.
  
   Из дула вырвался сноп пламени длиной с телефонный столб, и снаряд пробил брошенный танк по номерам башен. Звук прокатился по полям, как звон церковного колокола.
  
   Но танк все равно не горел. "Пантера" казалась невосприимчивой к дружественному огню. Через десять секунд, необходимых для перезарядки, Вернер и Густав отправили еще один зеленый снаряд, пронесшийся через поле. Этот удар достиг цели Вернера. За двумя отверстиями в башне появилось свечение, пульсирующее все ярче и ярче, пока из люков башни не вырвался столб пламени паяльной лампы.
  
   Огонь из брошенной "Пантеры" осветил поля и лес.
  
   Густав спрыгнул со своего танка и бросился бежать. Вернер последовал за ним по пятам. Они все еще не знали позиции противника, но два выстрела ночью, несомненно, выдали их присутствие.
  
   Вернер достал взрывчатку из коробки, которую Густав принес с собой, и вставил заряды в казенник "Пантеры", прежде чем поджечь фитиль. Ожидая взрыва, который, как они думали, обязательно последует, мужчины нырнули на землю и прикрыли головы.
  
   Тридцать секунд превратились в минуту, которая превратилась в две. Но взрыва, которого они ожидали, не раздалось.
  
   Мужчины подняли головы. Тишина.
  
   Густав не мог в это поверить. Этот день отказывался заканчиваться.
  
  
   -
  
  
   Танк был бочкой с порохом, но взорвется ли он?
  
   Прошло, может быть, двадцать напряженных минут, а он все еще не взорвался. Тишину нарушили новые звуки, доносившиеся с противоположной стороны леса. Танки "Шерман" подъехали и припарковались. Теперь люки открывались, и американцы говорили так, как будто они никогда незадолго до этого не слышали стрельбы "Пантеры".
  
   "Ты захватил свой нож?" Спросил Вернер.
  
   "Да?"
  
   О чем бы ни думал Вернер, Густаву это не нравилось.
  
   Ноги Густава налились свинцом, когда они с Вернером вернулись к своей "Пантере". Он подождал, пока Вернер исчезнет за передней частью танка, и с трепетом оглядел башню, надеясь, что взрывчатка не тлеет внутри. Его больше не заботил его мешок с личными вещами.
  
   Звуки ударов молотком и раскалывания дерева теперь доносились из леса с позиции американцев. Вероятно, они поправляли гусеницы или доставали боеприпасы из деревянных ящиков. Что бы они ни делали, они были слишком близко, чтобы чувствовать себя комфортно.
  
   Вернер вернулся из танка, держа в руках кожаную подушку сиденья водителя. Используя свой нож, Густав разрезал подушку, а Вернер выпотрошил шерстяной наполнитель и скрутил его в шестифутовую веревку. Вернер забрался на машинную палубу и заправил трос в один из бензобаков "Пантеры", намочив его. Оставив один конец в бензобаке, он передал другой Густаву, который вытянул его из бака, как хвост.
  
   Вернер спустился, и от щелчка зажигалки пламя взметнулось вверх по веревке.
  
   Густав и Вернер бежали так быстро, как только могли, на поле позади танка. Они оказались в безопасности как раз в тот момент, когда ревущий вулкан пламени вырвался из машинного отделения "Пантеры" и лизнул ночное небо. От жара пламени сработала пластиковая взрывчатка, и ствол орудия разорвался с оглушительным треском. Стоя бок о бок, Густав и Вернер наблюдали, как их танк обугливается. Боеприпасы начали взрываться, хлопая и шипя.
  
   Густав съежился. Это было все равно что потерять друга. Танк получил поражение, защитив его от шести попаданий, настолько сильных, что люди в четырех милях отсюда, в городе Люксембург, сообщили, что видели, как снаряды рикошетили в воздух.
  
   Ранее во время войны немецкий экипаж мог отбуксировать свою "Пантеру" обратно для ремонта вместо того, чтобы рисковать своими жизнями, чтобы уничтожить ее. Густав винил Гитлера, который лично приказал бригаде ворваться в Люксембург без воздушной разведки или артиллерийской поддержки или даже эвакуационной машины для извлечения выведенных из строя танков.
  
   Сладкий, дымный аромат ударил Густаву в нос. Возможно, это было его воображение, но он клялся, что почувствовал запах горящего табака из своей коробки. Он хотел, чтобы это был подарок.
  
   Его отец был солдатом-снабженцем на Восточном фронте, в его задачу входило подвозить предметы первой необходимости на повозке, запряженной лошадьми. В письме он жаловался Густаву на нехватку там хорошего табака. В течение нескольких месяцев Густав прятал свой паек сигарет и покупал любые сигары, которые мог найти. Теперь его посылка для отца исчезла вместе с дневником и почтой. Найдут ли они для него хотя бы другой танк или отправят его в пехоту?
  
   Густаву хотелось плакать.
  
   Вернер, должно быть, понял, что молодому радисту нужна некоторая поддержка. Он мягко толкнул Густава локтем и протянул открытую ладонь. В мерцающем свете двое мужчин пожали друг другу руки за успех их миссии.
  
  
   -
  
  
   Луна была высоко в полночь, когда Густав и Вернер возвращались в Мерл на "Пантере".
  
   Их командир роты шел впереди танка, высматривая пни. Танк принадлежал ему, но он отказался от командования.
  
   На обратном пути Густав был командиром танка. Вернер сидел на переднем корпусе танка, держась за ствол пушки, а Густав занял место командира с наушниками, надетыми поверх фуражки. Никто не мог вспомнить, почему командир роты назначил Густава заместителем. Возможно, это была награда, или, возможно, он видел список дежурных, и это был подарок на день рождения. Но одно было ясно - Густав наслаждался каждой секундой этого.
  
   Впервые за всю войну, а может быть, и за всю свою жизнь, он почувствовал себя важным, сидя на высоком насесте башни, когда двигатель пробивался сквозь стальное кольцо вокруг его ребер. Он держал в руках бразды правления 49-тонной машиной, но на нем лежала ответственность: следить за тем, чтобы водитель не подавал в Panther слишком много бензина, из-за чего из выхлопной трубы вырывалось синее пламя, выдавая их местоположение. Но, вероятно, это в любом случае не имело значения; американцы уже все увидели.
  
   Позади них "Пантеры" горели, как нефтяные скважины.
  
  
   -
  
  
   Под эстакадой, скрытой от лунного света, Густав расстелил одеяло на машинной палубе танка.
  
   Его глаза слипались от усталости. Он едва мог стоять. В Мерле было почти два часа ночи, и остальные ушли добывать еду или планировать свои следующие действия. С первыми лучами солнца их бригаде предстояло отступить к Западной стене, а затем в город Трир для перевооружения.
  
   Американцы скоро будут по горячим следам. Позже тем же утром американские "Шерманы" въедут в Люксембург, где восторженные местные жители будут размазывать танки мелом, нацарапывая патриотические послания на их корпусах. И на следующий день после этого, 11 сентября, война вступит в новый сезон.
  
   Именно тогда пеший патруль 5-й бронетанковой дивизии впервые ступил на немецкую землю и осмотрел доты на Западной стене.
  
   Именно тогда войска союзников, высадившиеся в Нормандии, соединились бы с войсками союзников, высадившимися на юге Франции, чтобы сформировать собственную стену из людей и машин, протянувшуюся от бельгийского побережья до Швейцарии.
  
   И вот тогда Верховному главнокомандующему союзниками генералу Дуайту Эйзенхауэру было бы предоставлено право действовать в соответствии со своим мандатом по "проведению операций, направленных в сердце Германии и уничтожению ее вооруженных сил".
  
   Густав свернулся калачиком на палубе "Пантеры" и натянул на себя одеяло, пребывая в блаженном неведении, что на него теперь надвигаются семь армий союзников. Остаточное тепло от двигателя все еще согревало палубу под ним.
  
   Его день рождения пришел и прошел, оставив его в одной униформе. Но и этого было достаточно. Он выполнил свой долг и выжил, убежденный, что предстоящие дни будут легче. Чем они могут быть хуже этого?
  
   Густав крепко уснул.
  
  
   ГЛАВА 6
   ЗА СТЕНОЙ
  
  
   Восемь дней спустя, 14 сентября 1944 г.
  
   Семьдесят пять миль к северу-Германия
  
  
   Дюжина или более танков "Шерман" легкой роты с грохотом остановились на обочине проселочной дороги примерно в четырех милях к западу от Штольберга.
  
   Никто из экипажа не спускался. Рядом с колонной стоял затемненный фермерский дом, из темного окна второго этажа развевалась белая простыня.
  
   Воздух звенел от напряжения - над безжизненными окрестными лесами бушевал шторм.
  
   Сержант Боб Эрли из Фаунтейна, Миннесота, стоял, как статуя, в башне головного танка, зажав в зубах трубку. В двадцать девять лет Эрли был закаленным стариком среди подразделения мальчишеских танкистов. Его черные волосы начали редеть, лицо было плоским и стойким, глаза часто были прищурены. Он заменил Пола Фэйрклота.
  
   Пронзительный взгляд Эрли остановился на фермерском доме. Ни одна свеча не мерцала.
  
   Позади него другие командиры танков пригнулись, держа наготове свои пулеметы. Это была Германия, родная территория врага. Прежде чем солдаты смогут размять ноги и передохнуть, кто-то должен был провести расследование.
  
   Дым поднимался примерно в двух милях позади колонны. За день до этого 3-я бронетанковая открыла дверь в Германию, став первым подразделением союзников, пробившим Западную стену и также захватившим немецкий город. Но на следующий день после триумфов Рота Изи продемонстрировала шрамы. Обычно в подразделении насчитывалось шестнадцать танков - три взвода по пять человек плюс танк для командира роты - но в подразделении не хватало пяти танков и экипажей.
  
  
  
   Боб Эрли
  
  
   Могло быть хуже. Если бы они не остановили 27 000 немецких солдат в Монсе, дивизия пришла к выводу, что прорваться через Западную стену было бы "почти невозможно".
  
   Дверь фермерского дома с треском распахнулась. Полдюжины пулеметов повернулись в сторону знака движения. Затем появилась рука, размахивающая белой тряпкой. Невысокий немецкий фермер вышел наружу. На вид ему было за семьдесят, с густыми седыми волосами и усталым лицом, заросшим серой щетиной.
  
   Фермер обратился к танкистам, которые угрожающе смотрели вниз из-за своих орудий. Они не могли слышать его из-за шума танковых двигателей, и даже если бы они могли слышать его, они не смогли бы понять.
  
   "Смойер!"
  
   Вызов по рации поступил от командира роты, чей танк двигался последним в очереди.
  
   Эрли наклонился в башню и что-то сказал, затем спустился в машинное отделение с пистолетом-пулеметом Томпсона в руке. Он придерживал пистолет, не спуская глаз с фермера.
  
   Эрли тоже пришел со своим собственным танком. Танк под ним был одним из новых М4А1 "Шерман", известных как "76". Со стволом, который был на три фута длиннее и на миллиметр шире, чем раньше, он был приспособлен для стрельбы более крупным 76-мм снарядом, который был способен пробивать броню противника на лишний дюйм. В 3-й бронетанковой дивизии каждая рота получила около пяти 76-х, и они часто достались лучшим бойцам.
  
   Внутри танка, который экипаж также окрестил "Игл", Кларенс заворчал. Кто-то слил, что он говорит по-немецки. Правила предписывали надевать стальной шлем всякий раз, когда он выходил из танка, но он не стал утруждать себя и спустился вниз с вязаной шапочкой на голове. Поскольку никто другой не мог выполнять эту работу, они были не в том положении, чтобы возражать.
  
   Кларенс достал свой пистолет 1911 года выпуска, дослал патрон в патронник, затем убрал его в кобуру. Несмотря на белые флаги, Кларенс держал руку рядом с пистолетом, когда приближался к фермеру.
  
  
  
   M4A1 (76 мм) "Шерман"
  
  
   Легкая рота была выведена в резерв и следовала за оперативной группой, многокомпонентным боевым подразделением, состоящим из танков и бронетехники. Это была пауза для людей из Легкой компании, чтобы перевести дыхание и зализать раны, но это не означало, что они были в безопасности здесь или где-либо еще. Часто враг пропускал одну колонну, чтобы нанести удар по другой, которая ослабила бдительность.
  
   За следующим поворотом ждала засада? Если бы кто-нибудь знал, это был бы фермер.
  
   Кларенс возвышался над маленьким человеком, который посмотрел на Кларенса и увидел чумазого, внушительного гиганта в его боевой форме - короткой куртке танкиста цвета хаки с вязаным воротником, оливково-серых брюках и гетрах, испачканных жизнью в машине.
  
   То, что увидел Кларенс, было усталым стариком. Кларенс поприветствовал его по-немецки. Лицо фермера ожило.
  
   "Вы немец?" с надеждой спросил он.
  
   "Нет", - сказал Кларенс. Он объяснил, что его родители были голландцами из Пенсильвании. "Когда я был ребенком, они говорили по-немецки, когда не хотели, чтобы я понимал, о чем они говорят".
  
   Фермер рассмеялся, и Кларенс выдавил улыбку. Настроение поднялось, и заправщики спустились покурить или облегчиться на ближайшей траве.
  
   "Где немецкие солдаты?" Спросил Кларенс.
  
   Фермер указал назад, туда, откуда пришли американцы.
  
   Кларенс не был продан. Он видел фанатизм врага всего за день до этого. В одном особенно упрямом блокгаузе они предъявили немецким защитникам ультиматум о капитуляции, только чтобы услышать, как их лидер кричит в ответ: "Идите к черту, мы будем сражаться". Итак, несколько танков обогнули блокгауз и направили огонь в незащищенный дверной проем. Результат? "Вскоре после этого команда бункера из 12 человек вышла гуськом, наполовину ослепленная и ошеломленная сотрясением тяжелых снарядов, обрушившихся на их отступление", - записано в истории подразделения.
  
   Кларенс продолжал свой допрос. С каждым вопросом фермер становился все более решительным. "Здесь нет национал-социалистов", - сказал он. "Только фермеры".
  
   Перспектива была настолько абсурдной, что Кларенсу пришлось сдержать смех. Они проделали весь этот путь, и теперь нацисты ускользнули от них?
  
   Возможно, соседи фермера больше не были национал-социалистами . В соседней деревне Лангервехе, в преддверии освобождения, гражданское население уже восстало против собственных солдат. Когда солдаты 89-го немецкого гренадерского полка проходили маршем, гражданские насмехались над ними: "Вы не остановите американцев".
  
   Наконец, убедившись, что немецкий фермер знает немногим больше, чем они, Кларенс поблагодарил мужчину и повернулся, чтобы уйти. Костлявая рука протянулась и схватила Кларенса за руку, останавливая его на полпути. Кларенс развернулся и разжал хватку мужчины, сжимая кулаки, чтобы защититься. Выражение его лица смягчилось при виде слез, навернувшихся на глаза старика.
  
   Фермер сказал Кларенсу, что ненавидит национал-социалистов. Двое его сыновей были на Восточном фронте, и о них ничего не было слышно в течение года. "Хорошие, здоровые мальчики", - сказал он, когда слезы потекли по его щекам. "Хорошие, здоровые мальчики".
  
   Он опустил подбородок на грудь и начал рыдать. Некоторые танкисты отвернулись.
  
   Кларенс всегда думал о немцах, которых они убивали в бою, как о безликих солдатах без личности. Не как о сыновьях, чьи отцы или матери беспокоились об их безопасности.
  
   Только сейчас он увидел ужасную правду в глазах старика.
  
   Война затрагивает всех.
  
   Кларенс положил руку на плечо мужчины и наклонился ближе. "Мне жаль твоих мальчиков", - сказал он. "Мы тоже потеряли нескольких хороших людей".
  
  
   -
  
  
   Упершись одной ногой в колесо тележки, Кларенс подтянулся обратно и забрался на танк. Из башни он оглянулся на фермера, который все еще вытирал слезы со своего лица. Кларенс крикнул ему: "Jetzt wird alles gut werden ."
  
   Фермер кивнул и поднял руку в знак прощания.
  
   Глаза Эрли задали вопрос без его слов -О чем это было?
  
   "Я сказал ему, что теперь с ним все будет в порядке", - сказал Кларенс.
  
   Эрли одобрил. Теперь, когда американцы были здесь, многое из этого было правдой.
  
   Кларенс исчез в башне.
  
  
   Неделю или две спустя, Штольберг, Германия
  
   Это был конец пути - на данный момент.
  
   Разбросанные по всему району, расположенному на склоне холма, танки Изи Роты были припаркованы между домами, их орудия были направлены вверх по склону в вечернем свете.
  
   За шерманами лежала долина прямо из сказки. В центре долины, в центре рейнского городка Штольберг, был спрятан замок, разделенный извилистым ручьем.
  
   Листья начали опадать, воздух наполнился поздним сентябрьским холодом. После лета, проведенного в пробках по Западной Европе, Наконечник Копья проехал шесть миль внутри Западной стены, прежде чем остановиться здесь.
  
   На этом склоне бесшумные танки были линией фронта.
  
   Штольберг оказался в безвыходном положении. Немецкая 12-я пехотная дивизия удерживала восточную сторону холма, напротив них. Они иногда посылали патрули в направлении Легкой роты, но их разведывательные миссии были нерешительными.
  
   Наконец-то стало достаточно темно, чтобы затуманить снайперский прицел.
  
   Член экипажа танка выбежал из поврежденного в бою дома, чтобы укрыться в тылу Игла. Опустившись на колени, он прополз под танком, продвигаясь вперед. Аварийный люк в брюхе корпуса позволял экипажу приходить и уходить незамеченным.
  
   Мгновение спустя Кларенс выполз из-под бака. Поднявшись на ноги, он успешно бросился в дом. Ни одна пуля не погналась за ним.
  
  
   -
  
  
   Кларенс присоединился к Эрли и остальной команде в доме. Остальные развалились в мягких креслах и на диване. Жилище превратилось в руины от артиллерийских повреждений. Деревянные плиты закрывали окна, и крыша тоже протекала.
  
   Каждый экипаж укрылся в доме, ближайшем к их танку. С точки зрения укрытия это было не так уж много, но это было лучше, чем ничего.
  
   Ни у кого не было настроения разговаривать. Мужчины тосковали по дому и были раздражены бездействием. Война не закончится, если они будут просто сидеть здесь. Их могло вывести из себя что угодно, даже что-то такое простое, как открыть журнал из дома и увидеть девушку из пинапа или услышать знакомую песню по радио Allied.
  
   "Дорогая, я не понимаю, почему в свете свечей и ламп так романтично", - написал один заправщик. "Я вот-вот сойду с ума от них. Увидеть комнату снова освещенной было бы удовольствием".
  
   На кухне Кларенс разжег маленькую плиту Coleman crew и разогрел банку еды из своего K-рациона. Он достал из буфета одно из оставшихся фарфоровых блюд и перелил свой ужин на тарелку, затем сел за стол в главной комнате и молча поел.
  
   Довоенный Кларенс Смойер вряд ли узнал бы себя сейчас. Вернувшись в Лихайтон, он больше всего на свете любил кататься на роликовых коньках. Он ходил на каток Грейвера, платил за вход 50 центов, прикреплял ролики к ботинкам и часами катался под органную музыку, мимо массивных настенных росписей.
  
   Теперь у него едва хватало энергии, чтобы разгребать еду, не говоря уже о том, чтобы проехать круг, если бы в Германии вообще были катки.
  
   Всепроникающее чувство усталости - и пограничной депрессии - ощущалось во всем Spearhead.
  
   Согласно истории подразделения, дивизия, предназначенная для прорыва вражеских позиций, "бешеной гонки, перерезания немецких каналов снабжения и коммуникаций, организации резервных сил и самой воли к борьбе", теперь имела в боевой готовности едва ли 1 из 4 танков.
  
   "Танки были связаны между собой проволокой", - писала The Saturday Evening Post. "Люди были доведены до предела человеческой выносливости".
  
   Линии снабжения были настолько тонкими, что держались вместе только благодаря сверхчеловеческим усилиям. В определенный день почти 6000 грузовиков "Red Ball Express", экипаж которых состоял в основном из водителей-афроамериканцев, доставили грузы более чем за триста миль от Нормандии. Ночью их фары отбрасывают реку света от Франции до Германии.
  
   Если подразделение Spearhead должно было встать на ноги, на это потребовалось бы время и что-то особенное.
  
  
   -
  
  
   Безошибочный звук подъезжающего снаружи джипа пробил брешь в недомогании команды.
  
   Двигатель заглох, кто-то постучал по их танку. Были слышны голоса.
  
   После паузы дверь в дом распахнулась, и лейтенант нырнул внутрь.
  
   Он стоял перед командой, каждый дюйм его роста шесть футов пять дюймов, стройное телосложение, удлиненное лицо и серые глаза. За глаза люди называли его "Высокие карманы". Он в течение года посещал колледж, где изучал театр. В те времена даже таких скудных знаний было достаточно, чтобы сделать его их начальником.
  
   Команда заставила себя подняться на ноги. Глаза Хай Покетса блуждали взад и вперед, пока он их пересчитывал. Он пришел проинспектировать их, убедиться, что кто-то управляет пушкой в танке и никто не проскользнул к Столбергу для каких-нибудь несанкционированных исследований. Кларенс пожалел парней из 1-го взвода, у которых были большие карманы в качестве их лейтенанта.
  
   Казалось, из ниоткуда над вершиной холма донесся пронзительный артиллерийский свист. Снаряды летели с расстояния в двенадцать миль, с немецкой стороны, в направлении реки Рейн.
  
   Глаза Хай Покетса расширились, когда он услыхал звуки, раздававшиеся над головой.
  
   Первые снаряды упали ниже по склону. Последующие залпы неуклонно гремели в гору - все ближе и ближе к их позиции. Дом содрогнулся. Экипаж выругался - они были уверены, что это нападение на них навлекли Высокие карманы; немецкий артиллерийский корректировщик, должно быть, видел, как подъехал его джип.
  
   Поскольку в доме не было подвала, Эрли и остальные бросились на кухню и укрылись за кирпичной плитой. Высокие карманы упали на пол и обхватили руками голову. Кларенс скрестил руки на груди, сидя за столом. После всего, что он видел и сделал, его больше не волновало, что произошло.
  
   Дом снова вздрагивал при каждом взрыве. Сверху дождем посыпались вода и штукатурка. Ужин Кларенса отскочил от тарелки перед ним. Оконные решетки распахнулись. Это звучало так, как будто снаружи с ревом проехал товарный поезд.
  
   Высокий Покет попытался заползти под диван, но застрял. Оказавшись в ловушке, он начал царапать половицы. Когда Кларенс увидел, как длинные ноги Высокого Покет размахивают у него за спиной, он больше не мог сдерживаться. Несмотря на хаос снаружи, он разразился неконтролируемым смехом.
  
  
   -
  
  
   Обстрел закончился так же внезапно, как и начался.
  
   Эрли и остальные вернулись, отряхиваясь. Высокие Карманы стоял в стороне от дивана, тяжело дыша и растрепанный. Когда офицер обернулся, он увидел, что Кларенс небрежно ест свою еду, как будто ничего не произошло.
  
   "Ты был бы там таким же мертвецом, как я был бы здесь", - сказал Кларенс.
  
   Высокие Карманы сверкнули глазами и в гневе удалились.
  
   Эрли и другие разразились смехом.
  
   Когда Кларенс закончил есть, он взял грязную тарелку и открыл заднее стекло. Снаружи лежала груда битого фарфора. Первые несколько дней в доме съемочная группа кричала: "Сегодня дежурство на КП запрещено!", затем пускала в ход тарелки, но не больше - эта шутка устарела. Кларенс выбросил тарелку из окна, наблюдая, как она разбивается о стопку.
  
  
   ГЛАВА 7
   ПЕРЕДЫШКА
  
  
   Месяц спустя, 29 октября 1944 г.
  
   Stolberg, Germany
  
  
   Ликующие возгласы пронзили тишину жилого комплекса Штольберг.
  
   Пивная вечеринка Easy Company только что закончилась.
  
   В тусклом свете вечера Кларенс и Эрли последовали за возбужденными голосами по окрестностям к югу от замка. Каждому из них было выделено по два пива, налитых из немецких бочонков, но Эрли воздержался и передал свою долю Кларенсу. Каким-то образом Кларенс все еще был на ногах.
  
   Это была их неделя без боя. Рота "Изи" начала ротацию с ротой "Джи", в соответствии с которой каждое подразделение проводило одну неделю в танках на склоне холма, а затем неделю восстанавливало силы в долине. Осенняя погода стала темпераментной. Унылый моросящий дождь был почти ежедневным ритуалом, а осадки превратили дороги Рейнланда в "липкие ленты грязи". Никто никуда не собирался в ближайшее время, что Кларенса вполне устраивало.
  
   Столберг начинал чувствовать себя "как дома".
  
   Улица, на которой расквартировалась "Изи Рота", была обсажена высокими деревьями и домами с верандами. В каждом доме жили по две бригады. Дома были более современными, чем те, которые они видели во Франции или Бельгии, с горячей водой для ванн и сухими полами для их спальных мешков.
  
   На тротуаре перед Кларенсом и Эрли рядовой оттаскивал в сторону проезжающих автоцистерн, что-то шептал им на ухо и указывал на свой дом. Что бы он ни сказал, они чуть не споткнулись друг о друга в стремлении попасть внутрь.
  
   Кларенс и Эрли добрались до рядового, танкиста из их взвода. Он огляделся вокруг, нерешительно высматривая офицеров. Когда он был уверен, что с ним все в порядке, он сказал им приглушенным, заговорщическим голосом, что внутри находится красивая белокурая немка френсис Улейн.
  
   "Она принимает всех желающих".
  
   Кларенс был сбит с толку.
  
   "Она хочет заняться сексом с Джи!" - сказал рядовой.
  
   Эрли усмехнулся; он был верен девушке дома. Кларенс был недоверчив. Рядовой напомнил им, что немецкие солдаты из Штольберга много лет сражались на войне. В результате некоторые женщины жаждали любви. Он описал fr äulein как разорвавшуюся бомбу.
  
   Кларенс должен был это увидеть. Рядовой заверил Кларенса, что он не пожалеет об этом. Эрли предостерег Кларенса от этого. Человека могут оштрафовать только за разговор с немцем, не говоря уже о том, что его поймали под одной крышей.
  
   За месяц до этого армия запретила "братание" с иностранными гражданскими лицами. Это была политика, которая оставила многих жителей Штольберга, стремившихся оставить войну позади, "немного удивленными и встревоженными".
  
   Все это произошло после того, как фотографии американских солдат и улыбающихся немецких гражданских лиц попали в американские газеты. Белый дом быстро завалили жалобами от граждан, которые сочли изображения нежелательными.
  
   Кларенс пообещал Эрли, что расследование будет быстрым. Рядовой улыбнулся и показал Кларенсу дорогу.
  
   Внутри дома у принимающих команд была система. Сержант приветствовал Кларенса и направил его к лестнице, ведущей на второй этаж. Действие происходило в спальне на первом этаже, расположенной в задней части дома.
  
   Кларенс в изумлении остановился у подножия лестницы. По меньшей мере шестеро мужчин выстроились вдоль ступенек, ожидая своего шанса войти в логово разврата. Сержант подтолкнул Кларенса, чтобы тот отошел в конец шеренги. Кларенс подчинился. Он не собирался сейчас поворачивать назад.
  
   Мгновение спустя заправщик вышел из комнаты и направился к лестнице. Он вытер лоб и поправил рубашку. "Это хорошая штука!" - засвидетельствовал он мужчинам в очереди.
  
   Кларенс поднял бровь. Что-то было не так. Растрепанный мужчина. Рядовой на улице. Сержант, работающий на лестнице. Все они были частью одной команды. Почему они были такими сговорчивыми?
  
   Сержант дал следующему в очереди мужчине - большому крепкому танкисту - отмашку войти в спальню. Со своего места в очереди Кларенс мельком увидел спальню. Там было темно, освещалась только одна лампочка, свисавшая с потолка. Дородный мужчина закрыл за собой дверь и увидел фигуру, стоящую на коленях на кровати лицом к нему. Длинные светлые волосы. Кружевная ночная сорочка. Гладкая кожа. Когда он подошел ближе, фигура повернулась к нему лицом. Поджатые красные губы. Дымчатые глаза и черные ресницы.
  
   Внезапно комната взорвалась лучами света. Дверь чулана распахнулась, и оттуда выскочили пятеро танкистов, освещая лицо дородного мужчины фонариками и заглушая свой смех. Мужчина был потрясен и встревожен. "Девушка" добавила еще один фонарик к вращающимся лучам, и дородный мужчина присмотрелся внимательнее. Это был не Френсис Улейн. Оглядываясь на него, молодой мужчина-танкист в светлом парике, полностью накрашенный и все такое, корчил рожи, полные поцелуев.
  
   Дородный мужчина кипел от ярости.
  
   Обычно ведущие выпихнули бы его в заднее окно, чтобы сохранить розыгрыш в силе, но дородный мужчина выскочил из дверей и помчался к лестнице, чтобы предупредить тех, кто все еще ждал своей очереди. Люди из принимающей команды пытались удержать его и заткнуть ему рот, чтобы сохранить их секрет в тайне. Но дородный мужчина этого не допустил. После того, как он был унижен, попытка заставить его замолчать стала последней каплей. Он нанес первый удар, и вся игривость вылетела за дверь.
  
   Команда ведущего отскочила назад. Команда крепыша бросилась на его защиту со ступенек. В разгар хаоса снаружи ворвались новые бойцы, вероятно, разъяренные жертвы розыгрыша. По всему дому бушевала ссора членов команды.
  
   Кларенс никогда не участвовал в кулачных боях и не видел необходимости в том, чтобы эта бессмысленная потасовка стала для него первой. Его команда была его семьей, а не этими парнями. Он бочком двинулся к выходу, когда драка закружилась вокруг него. Прежде чем он смог выбраться самостоятельно, крепкая хватка за воротник дернула его назад, таща к входной двери. Это был Эрли.
  
   "Я не собираюсь нанимать нового стрелка из-за этого", - пробормотал командир.
  
   Оказавшись в безопасности вне зоны рукопашной схватки, Эрли направил Кларенса к их каюте, и ни секундой раньше. Позади них в полутьме раздались пронзительные свистки, когда полицейские сошлись на месте драки.
  
  
   -
  
  
   Несколько дней спустя Кларенс, Эрли и другие люди из "Легкой компании" стояли рядами в автопарке компании на поле за домами.
  
   Офицер шести футов ростом расхаживал между солдатами и их танками. Танки были припаркованы бок о бок с поднятыми закрытыми стволами. Это было похоже на устрашающую механическую расстрельную команду.
  
   В течение нескольких ночей принимающие команды заново переживали эту шутку. Потребовалось всего лишь мерцание фонарика, чтобы привести людей в чувство. Но не больше. Командир роты, капитан Мейсон Солсбери, был в ярости. Ему было всего двадцать четыре года, и его квадратное мальчишеское лицо отражало его молодость. Он носил заморскую кепку поверх светлых вьющихся волос.
  
  
  
   Мейсон Солсбери
  
  
   Солсбери был родом из высшего общества Лонг-Айленда. Он учился в Йеле в 1942 году, когда бросил учебу, футбол, команду и хоровой кружок, чтобы вступить в армию. Он все еще был новичком на этом посту и среди своих людей, приняв командование у Западной стены, когда его предшественник был серьезно ранен. До прихода в Easy Company он служил секретарем в совете директоров, который проводил огневые испытания "Пантер" в июле того года.
  
   Солсбери остановился перед 2-м взводом. У них было больше всего синяков под глазами во время рукопашной схватки на сегодняшний день. Кларенс и Эрли стояли прямо, как шомполы, когда его взгляд скользнул по ним. Они сбежали от полицейских, но будет ли наказан взвод?
  
   Солсбери рассказал об отвратительности их поведения - выстраивались в очередь, чтобы заняться сексом с одной и той же женщиной, а затем дрались из-за нее. Преступники смотрели друг на друга с проблеском надежды. Если бы Солсбери знал, что они нарядили одного из своих людей женщиной, они были бы уже мертвы.
  
   "Я должен отдать под трибунал каждого из вас", - сказал он.
  
   Солсбери попросил их поразмыслить над нравственностью такой женщины. "Рассматривали ли вы, что у нее могло быть венерическое заболевание?"7
  
   Он действительно думает, что это была девушка! Подумал Кларенс.
  
   Некоторые из преступников уставились на молодого танкиста, который играл женщину. Молодой танкист ухмыльнулся.
  
   Солсбери сообщил им, что в военном трибунале за братание, однако, не будет необходимости, поскольку они уже понесли наказание: позор. "Если эту женщину увидят снова, вы должны сообщить о ней своему командиру взвода", - закончил он.
  
   Лица преступников расплылись в улыбках. После того, как первый сержант отпустил их, по всей роте прокатился едва сдерживаемый смех. Даже Кларенсу пришлось усмехнуться.
  
   По стандартам армии США, им только что сошло с рук убийство.
  
  
   Шесть недель спустя, в начале декабря 1944 г.
  
   Под покровом темноты Кларенс выскользнул из своего дома и бросился через улицу, где оставалась расквартированная "Изи Рота". Никто не заметил его, когда он шел по мощеной булыжником дороге вверх к району на вершине холма. Он был в макинтоше, защищавшем его от непрекращающейся холодной мороси, и нес под мышкой сверток. Газовые фонари больше не горели, но он знал дорогу.
  
   Замок был погружен в тень, и Штольберг вел себя тихо за его спиной. Танкисты ходили со своими фонариками в ночной кинотеатр или на другие мероприятия.
  
   Жизнь стала лучше.
  
   В ноябре 104-я пехотная дивизия "Тимбервулвз" прорвала линию фронта, положив конец артиллерийским обстрелам, и был открыт порт Антверпен на севере Бельгии, вызвав столь необходимый поток поставок. В фирменной столовой теперь подавали такие деликатесы, как блинчики со сливочным маслом, Nescafe é и шоколадный пирог.
  
   В пакете Кларенса были остатки еды, которые повара подсунули ему под стол. Сегодня вечером у него была другая, но не менее опасная миссия: свидание.
  
   Он увидел ее сидящей на ступеньках своего дома. Изголодавшийся по общению, он подошел к ней, несмотря на правила. К тому времени почти все были виновны в братании, многие для отвлечения внимания от надвигающегося страха возвращения к битве.
  
   Танкисты следили за тем, где живут самые красивые женщины, чтобы они точно знали, где искать укрытие во время воздушного налета. Когда сержант по имени Донован попробовал этот трюк, женщина открыла дверь только для того, чтобы показать не кого иного, как капитана Солсбери. Солсбери дал Доновану бутылку виски, чтобы купить его вечное молчание. Взятки, по-видимому, было недостаточно, потому что вскоре вся компания узнала об этой истории.
  
   На вершине холма, через дорогу от парка, стоял ряд кирпичных таунхаусов. На крыльце своего дома Рези Пфайффер ждала под зонтиком, высматривая членов парламента. Она была полнолицей восемнадцатилетней девушкой с нежными зелеными глазами, которая обычно носила свои каштановые волосы, собранные сзади в пучок.
  
   Берег был чист.
  
   Рези и Кларенс проскользнули в ее парадную дверь. Свидание должно было состояться дома, где они играли в настольные игры и делились едой, которую принес Кларенс, - и все это под присмотром ее родителей. И всякий раз, когда полицейские стучали в дверь, они прикрывали его: "Здесь нет американцев".
  
  
  
   Резидент Пфиффер
  
  
   Для Кларенса, все еще новичка в свиданиях, это был прекрасный первый шаг к чему-то большему.
  
   Дни битья тарелок казались ему далеко позади.
  
  
   Неделю или две спустя, 18 декабря 1944 г.
  
   Это был хороший день, чтобы побыть в помещении. Зимние серые тучи нависли над Сольбергом, угрожая разразиться снегопадом.
  
   Горожане приготовились к шторму. Было обычным делом видеть, как молодые матери и дети тащат маленькие тележки, чтобы собрать хворост в лесу, или пожилую пару, выходящую из своего поврежденного снарядами дома, с тревогой проверяющую крышу.
  
   В их домике у танкистов ревела печка. Кларенс посмотрел на часы, отсчитывая часы до того момента, когда он снова сможет увидеть Рези. Она больше не была просто его секретом. Вся его команда знала о ней.
  
   В углу стояла рождественская елка. Они вырезали ее из леса, полного бункеров у Западной стены, и завесили мякиной - тонкими полосками алюминия, сброшенными бомбардировщиками, чтобы сбить с толку немецкие радары.
  
   Это было время надежды. Каждый во взводе скинулся на два доллара, чтобы купить корову к рождественскому обеду.
  
   Это было время веры. Некоторые мужчины стали ходить в церковь с немцами, даже на одни скамьи.
  
   А затем Эрли ворвался в парадную дверь. "Приготовься садиться на коня!" - сказал он. "Мы уезжаем!"
  
   Кларенс и остальные вскочили на ноги. "Немцы где-то прорвались", - сказал Эрли. Это было все, что он знал.
  
   На самом деле, этим "где-то" был Арденнский лес в Бельгии. Считавшееся "тихим раем для усталых войск" и местом для стоянки непроверенных подразделений, именно туда немцы нанесли внезапный удар.
  
   Разведданные, поступавшие из Арденн, были туманными даже для высшего руководства Острия копья. Их карты показывали врага в "расплывчатых, общих зонах соприкосновения", хотя наметилась схема: немцы делали выпуклость в американских линиях, продвигаясь на запад к пока неизвестной цели.
  
   Кларенс был ошеломлен. Предполагалось, что немцы разваливаются на части. Они принимали удары - даже пока Острие сидело здесь - с воздуха и от советов на востоке. Предполагалось, что враг будет постоянно отступать на нескольких фронтах.
  
   Кто-то спросил Эрли, могут ли они зарезать корову и взять ее с собой. Кларенс спросил, может ли он попрощаться со своей возлюбленной.
  
   Не было времени ни на то, ни на другое.
  
   Эрли сказал команде собрать любую теплую одежду, которую они смогут найти. Им выдали только дождевики, и куда бы они ни направлялись, сражаться им придется зимой. У Кларенса появилась идея. Не помешало бы подкрепиться, поэтому он вызвался подойти к своим друзьям из кухонной бригады. Все разошлись по своим делам.
  
   Столберг погрузился в столпотворение. Улицы были запружены людьми. Из закусочных выходили автоцистерны, а члены парламента махали руками в оживленном, сигналящем потоке машин. Воспользовавшись бедламом, стрелок из лука легкой роты отправился на ближайшую ферму с ружейным мешком и украл трех или четырех цыплят.
  
   Бронированные пехотинцы дивизии тоже собирали вещи. Когда один из тестомесов загружал свой полугусеничный автомобиль, солдат из тылового эшелона сказал: "Боже мой, это прямо как в кино, вы, ребята, убегаете на войну!"
  
   Никто точно не знал, насколько отчаянной была ситуация.
  
   К тому времени бои в Арденнах бушевали уже два дня, и немцы теснили американские войска. Враг имел огромное тактическое преимущество, превосходство в пехоте три к одному и неравенство в танках два к одному. Они перерезали полевые телефонные линии, заглушили американские радиоволны и заполнили эфир трансляциями колокольного звона из немецких городов.
  
   Чтобы замедлить натиск, солдаты сражались яростно и пробовали все: валили деревья поперек дорог, стаскивали цепи с грузовиков, имитируя звук танков, и пускали снаряды из базуки, имитируя артиллерию. Но немецких войск было просто слишком много.
  
  
   -
  
  
   В автопарке было полно заправщиков, ухаживающих за своими лошадьми. Кларенс закончил приготовления к отъезду "Игла", туго закрепив деревянные ящики с пайками, которые он захватил.
  
   "Шерманы" превратились в боевые фургоны. Свежесрубленные бревна теперь свисали с боков, готовые к тому, чтобы их отвязали и уложили, чтобы проехать по грязным участкам, а черный брезент лежал поверх хвостов, как спальные мешки. Лопаты, кувалды и запасные канистры с топливом были разбросаны везде, где было свободное место. Даже гусеницы внизу стали шире, благодаря добавлению "утиных клювов" - приспособлений, которые расширили внешнюю сторону каждого звена на четыре дюйма для обеспечения плавучести на слякотной местности.
  
   Служащие вынесли пакеты с рождественской почтой и выкрикивали имена. Один мужчина вернулся с упаковкой жареного арахиса, который уже успел прогоркнуть. Другой получил письмо, в котором сообщалось, что его дети заболели. Никто не получал хороших новостей.
  
   Когда он услышал свое собственное имя - "Кларенс Смойер!" - Кларенса охватил трепет. Он вернулся с разборки почты, разглядывая коробку, завернутую в вощеную бумагу, и надеясь, что в ней то, что он думал.
  
   Граждане Германии собирались на улице, шептались и показывали пальцами, наблюдая за автостоянкой. Кларенс был расстроен тем, что не попрощался с Рези и ее родителями. Они практически усыновили его и обращались с ним, как с собственным сыном.
  
   Командиры танков собрались на заключительный инструктаж перед гонкой к линии фронта. Головное подразделение Острия, Первая армия, отправляло ветеранские дивизии, чтобы остановить кровотечение, и силы помощи численностью в 60 000 человек уже были в пути.
  
   "Если один из ваших людей ранен, " сказали некоторым командирам, " сделайте ему укол морфия, накройте одеялом, пометьте его и оставьте на дороге. Если ваша машина выведена из строя, машина сзади столкнет ее с дороги. Мы будем на месте сражения с первыми лучами солнца ".
  
  
   -
  
  
   В половине шестого вечера уже спустилась темнота, когда рота "Изи" пристроилась к колонне, проходившей через Штольберг. Фары танков светились сквозь затемненные шторы, когда они направлялись к "неизвестному месту назначения". Сидя у своего перископа, Кларенсу не нужна была карта, чтобы понять, что они покидают Германию. Маршрут вел их на юго-запад от Штольберга, в сторону Бельгии.
  
   Колонна повернула за угол, и танкисты увидели зрелище, которое они никогда не забудут. Тротуары были заполнены немецкими гражданами всех возрастов, многие держали в руках фонари и свечи. Кларенс был не единственным танкистом, которого "усыновил" враг.
  
   Эрли уступил свое место в башне, и Кларенс встал, чтобы поискать Рези, пока танк прокладывал курс между толпами. Когда Кларенс посмотрел влево и вправо, бесчисленные лица пронеслись мимо его поля зрения. Женщины вытирали глаза, переполненные эмоциями. Мужчины махали носовыми платками, желая войскам удачи. И даже дети Столберга приняли участие в этом действе, когда они бежали рядом с конвоем, выкрикивая прощальные слова. Если бы немецкая армия вернулась, любого на этой улице могли бы заклеймить как сочувствующего или коллаборациониста, но они все равно помахали бы на прощание.
  
   Кларенс сорвал свой шлем в надежде, что Рези узнает его, но толпа проскользнула мимо слишком быстро. Когда танки углубились в темные окраины города, он не сводил глаз с панорамы позади себя. Жители продолжали махать другим проезжающим экипажам, их фары мягко покачивались. Эти три месяца в Столберге вернули Кларенса к самому себе, дав ему и его команде почувствовать вкус свободы от страха. Теперь они оставляли все это позади ради какого-то обширного зимнего поля боя.
  
   На соседнем "Шермане" стрелок из лука в спешке ощипывал украденных цыплят.
  
  
   ГЛАВА 8
   ЧЕТВЕРТЫЙ ТАНК
  
  
   Пять дней спустя, 23 декабря 1944 г.
  
   Южная Бельгия
  
  
   Один за другим танки Легкой роты следовали за своим командиром по дороге, окруженной заснеженными полями.
  
   Пушистый снежный покров покрывал каждый "Шерман". Их двигатели пульсировали и выбрасывали выхлопные газы в холод. Ярко светило послеполуденное солнце после того, как "русский кайф" от холодных ветров разогнал облака. За полями проносились зазубренные сосны Арденнского леса. У хаоса, царившего здесь сейчас, было название: "Битва за Арденну".
  
   Четыре танка позади колонны, Эрли ехал низко пригнувшись в башне Eagle, в защитных очках и макинтоше поверх нескольких слоев одежды в попытке предотвратить сильный холод. Выхлопные газы наполняли зимний воздух, когда колонна двигалась на юг по шоссе N4.
  
   После непринужденного пребывания в Штольберге 2-й взвод теперь был "головным", или ведущим на языке экипажей. Произошла ротация. Каждый взвод сменял друг друга, а затем внутри взводов отдельные танковые экипажи чередовали дежурства. Танки были выстроены в боевом порядке с интервалом в тридцать ярдов между машинами. Головной танк задавал темп, орудие было нацелено вперед. Второй танк следовал за первым, на случай, если ведущий что-то упустит. Третий охранял правый фланг, а четвертый наблюдал за левым.
  
   С каждой минутой они удалялись все дальше от безопасных американских окопов, окружавших город Марке, и все глубже втягивались в то, что станет крупнейшим сражением, когда-либо проводившимся армией США. Но танкисты сохраняли уверенность. Один командир был раздражен необходимостью изгнать немцев из Бельгии "во второй раз менее чем за год". Победа была почти предполагаемой, и это чувство отражено в истории подразделения, в которой кто-то отметил: "Это была хорошая попытка, но фрицы проиграли".
  
   Внутри четвертого танка Кларенс чувствовал себя так, словно сидел в иглу. Одной из технологий, которой остро не хватало "Шерману", был обогреватель. Пальцем в перчатке он выгравировал свое имя на инее, покрывавшем стену. Если бы он почистил потолок, то мог бы сделать так, чтобы внутри шел снег. Под шлемом Кларенс носил зимний капюшон танкиста, похожий на средневековую тюбетейку, и натянул на плечи стандартное солдатское одеяло, но это не мешало ему стучать зубами.
  
   Через свой перископ Кларенс восхищался красотой Бельгии. Ручей, окаймленный ежевикой. Разномастный забор, переходящий в поле. Просветы в темном лесу и заснеженные, скрытые тропинки. Это была зимняя страна чудес.
  
   Легкая рота была послана сражаться в самой глубокой части выступа в рядах союзников. После восьмидесятишестимильного путешествия их оперативная группа прибыла предыдущим вечером и присоединилась к 84-й пехотной дивизии, "Железнодорожникам", для защиты Марке, древнего города с мощеными улицами и узкими домами, построенными вокруг католической церкви четырнадцатого века.
  
   Битва за Арденну может зависеть от того, что здесь произошло.
  
   Гитлеровские войска стремились достичь реки Маас до того, как прибудет превосходящая численность союзников. Через Маас лежала открытая дорога к конечной цели немцев: порту Антверпен. Гитлер делал ставку на то, что, если немецким войскам удастся вбить клин в тыл американским и британским войскам и захватить порт, шокирующая неудача может заставить его врагов просить мира.
  
   Немецкий план сражения основывался на скорости.
  
   Извилистые дороги Арденн проходили через четыре крупных города-перекрестка, контроль над которыми немцам отчаянно требовался для осуществления их грандиозных замыслов. Они уже разграбили Ла-Рош и Сен-Вит и осадили Бастонь, где держался 101-й воздушно-десантный полк. Оставался только Марш, ближайший к Маасу. Наступление в Марке становилось лучшим шансом союзников отразить немецкое наступление.
  
   Но битва была бы выиграна - или проиграна - за пределами города.8
  
  
   -
  
  
   Примерно в трех милях к югу от Марке местность перед "Легкой компанией" слегка поднималась.
  
   Примерно в ста ярдах впереди показались серые крыши H èdr ée, поселения, расположенного вдоль дороги. Головной танк запросил по радио об остановке, затем остановился, накренившись.
  
   Кларенс снял перчатки и развернул вощеную бумагу из посылки, которую он получил, когда они покидали Столберг, обнажив белую внутреннюю коробку, полную шоколадной помадки. Это было угощение, которого он с нетерпением ждал с тех пор, как почувствовал его запах.
  
   Дома, в Лихайтоне, Мелба Уайтхед, подруга с катка, сделала это для него в качестве рождественского подарка. Кларенс пообещал себе, что не притронется к нему, пока не доберется до зоны боевых действий. Он решил, что это достаточно близко, и принялся за помадку. Он не был уверен, было ли тому причиной напряжение окружающей обстановки или воспоминания о доме, который он не видел больше года, но это была лучшая помадка, которую он когда-либо пробовал.
  
   Он мог бы прожить на шоколаде. Он делал это раньше. В первый день пересечения Атлантики страдающего морской болезнью солдата вырвало на поднос с едой Кларенса. После этого Кларенса никто не видел. Он не ел, и его койка была пуста, постель нетронута. В конце концов, Пол Фэйрклот нашел Кларенса на верхней палубе, спящим под высокой выхлопной трубой. Повсюду были разбросаны обертки от шоколадных батончиков Hershey's. Пол уговаривал его вернуться на нижнюю палубу, но Кларенс отказался. Он был непреклонен в том, что его дни в очереди за едой закончились. Он разработал рутину. Когда магазин на корабле открывался через день, он покупал коробку батончиков "Херши". И в течение десяти дней это было все, что он ел.
  
  
   Теперь, когда они остановились, в емкости стало теплее, и холодный воздух больше не свистел внутри. Или, может быть, дело было в помадке. Кларенс медленно смаковал каждый кусочек.
  
   Положение четвертого в строю имело решающее значение в мире. В большинстве сражений, которые он видел, первый танк сражался, пока остальные ждали.
  
   С высокого наблюдательного пункта в башне головного танка стройный молодой командир осматривал горизонт в бинокль. Это был его первый день в бою, и он действовал осторожно - по уставу.
  
  
  
   Чарли Роуз
  
  
   В танковой войне зрение - это все. Сторона, которая первой увидела противника, обычно стреляла первой, и британское исследование показало, что в 70 процентах случаев выживал тот, кто стрелял первым.
  
   Человеком за полевым биноклем был лейтенант Чарли Роуз. Темноволосый двадцатидвухлетний мужчина с ямочкой на подбородке, который - когда он улыбался - идеально обрамлял всеамериканскую ухмылку. Он был лейтенантом-новичком, который присоединился к другому взводу в Штольберге. Но сегодня он возглавлял 2-й взвод, чтобы набраться опыта.
  
   Его личное дело читалось как реклама военных облигаций.
  
   Роуз был популярен - президент класса средней школы и звездный защитник футбольной команды. После окончания школы он остался недалеко от дома в Чикаго и поступил в Университет Депау. Когда бушевала война, он бросил школу, чтобы записаться в армию вместе со своим отцом, биржевым маклером. Дома у Роуза была жена, скоро родится ребенок, и он планировал после войны продавать тракторы вместе со своим тестем, которому принадлежал ряд дилерских центров Caterpillar по всему Чикаго.
  
   Но всему этому придется подождать. Сегодня он охотился за вражескими танками. Ему было приказано расчистить дорогу к следующему перекрестку и ожидать сопротивления.
  
   Легкая рота двигалась по той же дороге, по которой немецкая 2-я танковая дивизия прошла днем ранее, чтобы атаковать Марке, только для того, чтобы быть отброшенной.
  
   Но где они сейчас? Кто-то должен был отправиться на поиски.
  
   В то утро командующий 3-й бронетанковой, генерал-майор Морис Роуз - не имеющий отношения к лейтенанту Роузу - отдал приказ по своей цепочке командования: "Внушите каждому человеку, что мы должны оставаться здесь, иначе снова начнется война, и нас не будет здесь, чтобы сражаться".
  
   По слову лейтенанта Роуза танки возобновили лязганье в направлении H èdr ée. Своими домами, сложенными из камней, сложенных наподобие вафель, поселение напоминало колониальную Новую Англию.
  
   Кларенс неохотно закрыл свою коробку с помадкой. Холодный струящийся воздух вернулся. Танк Роуза поравнялся с порогом первого жилого дома, когда треск немецкой пушки остановил танк на месте. Со злобным лязгом стали о сталь "Шерман" Роуза содрогнулся на подвеске от удара. Облако снега взметнулось из танка, как пыль, стряхнутая с простыни.
  
   Они обнаружили 2-ю танковую дивизию. Но не раньше, чем 2-я танковая дивизия обнаружила их.
  
   "Ведущий поражен", - сказал Эрли.
  
   Кларенс направил пистолет вперед.
  
   Второй танк, которым командовал взводный сержант, остановился на холостом ходу у въезда в поселение, его башня отчаянно моталась из стороны в сторону в поисках. Ни взводный сержант, ни его наводчик не видели выстрела.
  
   Оправившись от шока от попадания, Роуз и его команда выпрыгнули из своего танка и бросились назад через канаву. Роуз убеждал людей продолжать движение, но он не собирался идти с ними. Он вернулся ко второму танку и забрался на борт.
  
   Стоя за башней, Роуз привлек внимание взводного сержанта вперед и влево - туда, где он в последний раз видел вражеский танк. Взводный сержант опустился в башню, чтобы руководить своим экипажем, в то время как Роуз следил за движением.
  
   Впереди огненно-зеленая немецкая трасса рассекла замерзший воздух и ударила в переднюю часть башни. Светящийся осколок пробил Роузу живот, почти разорвав его пополам. Его безжизненное тело перевалилось через борт танка.
  
   Кларенс откинулся на спинку сиденья, расплескав остатки своей драгоценной помадки. Эрли упал внутрь башни, бормоча, что осколок снаряда чуть не снес ему голову. Кларенс вернулся к перископу. Это только что произошло? Лейтенант действительно ушел? И действительно, из тела Роуза на снег сочилась кровь, а взводный сержант и его команда выливались из своего поврежденного танка.
  
   "Доложите обстановку!" Капитан Солсбери радировал из хвоста колонны. "Доложите обстановку!"
  
   С фронта не поступало ответа. Все танки, имевшие двустороннюю радиосвязь, были брошены.
  
   Глаза Кларенса метались взад и вперед по хаотичной сцене, в то время как его разум был охвачен паникой. Почти три месяца, проведенные в Столберге, притупили его реакцию. Первые два танка были бесполезными снарядами. Впереди оставался работоспособным только один танк. Относительная безопасность, которая укрывала Eagle, быстро уменьшалась.
  
   Эрли поднялся на ноги и выпрямился в башне. "Держи ружье там, наверху", - сказал он Кларенсу. "Если это Пантера, ты знаешь, что делать".
  
   Кларенс почувствовал, как у него похолодело в животе. Армия наконец нашла брешь в лобовой броне "Пантеры", но она была небольшой. С близкого расстояния - менее 250 ярдов - 76-мм орудие имело достаточный удар, чтобы пробить бронежилет "Пантеры", бронированный щит, в том месте, где ствол орудия входил в башню. Направив перископ вперед, Кларенс ждал, когда вражеский танк появится в поле зрения. Пока он ждал, его сердце стучало в ушах.
  
   Командир танка прямо перед танком Кларенса, сержант Фрэнк "Каджун Бой" Одифред, не мог больше этого выносить. Его танк повернул вправо и съехал с дороги в неглубокий овраг.
  
   Кларенс не мог поверить своим глазам. Неужели Каджунский мальчик бросил их?
  
   Каджунский парень был двадцатитрехлетним уайлд-кардом из луизианского залива, и его стойкость была почти легендарной в Легкой компании. Каким-то образом он выжил, когда в бою у него из-под носа выбили четыре танка. На этот раз только он и его команда знали, куда они направляются.
  
   Кларенс держал прицел направленным на подъем. Внезапное осознание ужаснуло его: мгновение назад они были четвертым танком. Теперь они были первыми.
  
   Дальше справа снова появился танк Каджунского мальчика, на этот раз взбирающийся в гору. Кларенс поразился его смелости. Каджунский мальчик не бежал. Он кружил вокруг деревни, пытаясь нанести боковой удар.
  
   75-й "Шерман" Каджун Боя медленно вращался на снегу. В порыве отваги Одифред, бывший артиллерист, запер фугасный снаряд (HE) и зарядил его в казенник. Этот тип снарядов обычно использовался для поражения мягких транспортных средств, зданий и войск - не танков, - но эта тактика сработала для него в Нормандии, когда он использовал выстрел HE, чтобы оглушить немецкий Mark IV, прежде чем переключиться на бронебойный (AP) снаряд и маневрировать для смертельного выстрела.
  
   Ожило радио. Голос командира танка объявил тревогу из дальнего конца колонны. "Они обходят нас с фланга!"
  
   Один из экипажей заметил движение в лесу слева. Это был верный признак того, что немецкая пехота приближается, чтобы закончить работу, начатую их танком.
  
   Солсбери приказал роте отступать обратно к периметру Марке. Танки начали беспорядочно разворачиваться. Перед Кларенсом танк Каджун Боя медленно разворачивался в снегу. У них не было выбора, кроме как повернуться спиной к врагу.
  
   Это был полный хаос. В разгар этого Боб Эрли понял, что ни у кого не было оружия на подъеме. Если бы немецкий танк - который, несомненно, все еще был там - просто выдвинулся к краю, он мог бы расстреливать отступающих "шерманов" одного за другим, пока они убегали.
  
   Эрли сказал Кларенсу вести подавляющий огонь, используя HE, пока они отступают. "Мы должны напугать этого парня, чтобы он не напал на нас".
  
   Кларенс был сбит с толку. Поскольку немецкий танк не показывался, он понятия не имел, куда целиться. "Во что мне стрелять?"
  
   "Что угодно".
  
   Эрли сказал водителю вытаскивать их оттуда. Игл сделал неаккуратный К-образный поворот, затем двигатель взревел, когда танк понесся вслед за остальными. Кларенс развернул пушку за танком и прицелился во вход в поселение. Даже если у него на прицеле не было врага, приказ есть приказ. Его нога опустилась на спусковой крючок.
  
   Взрыв потряс поселение на вершине холма. Двигаясь верхом и стреляя задом наперед, Кларенс переводил огонь из стороны в сторону. Гравий и снег посыпались с дороги, каменные стены превратились в пыль, а деревья разлетелись вдребезги, когда он поливал территорию перед брошенными "Шерманами". После каждого выстрела казенник пистолета отскакивал назад, как поршень, прежде чем выпустить дымящуюся гильзу. Заряжающий быстро досылал в пистолет новый снаряд, и Кларенс снова прицеливался.
  
   В разгар стрельбы Кларенса танк Каджун Боя снова появился, продираясь сквозь густой кустарник вдоль дороги.
  
   Кларенс продолжал швырять снаряды в сторону возвышения. Прицельная сетка прыгала, но точность не имела значения. Мир разрывался между ними и немецким танком, почти как артиллерийский обстрел, падающий сверху, шторм, через который ни один вражеский танк не захотел бы пройти.
  
   И это был план Эрли.
  
   Танк Каджунского мальчика с грохотом вернулся на дорогу, чтобы присоединиться к отступающим, и Кларенс прекратил огонь. Каджунский мальчик мог справиться с этим отсюда.
  
   Из казенной части орудия рядом с Кларенсом поднимался пар. Эрли наблюдал за возвышенностью в бинокль, пока брошенные "Шерманы" уменьшались в его зеркале заднего вида.
  
   Это сработало. Вражеский танк так и не двинулся вперед, чтобы продолжить свои первые два убийства.
  
   Кларенс отвел ногу в сторону от спускового крючка и перевел дыхание. Гильзы и сливочная помадка устилали пол.
  
  
   ГЛАВА 9
   НАДЕЖДА
  
  
   Той же ночью, 23 декабря 1944 г.
  
   В нескольких милях к юго-востоку от Марке, Бельгия
  
  
   Трое шерманов молча сидели под заснеженными вечнозелеными ветвями. Пока все было тихо.
  
   Замерзший пейзаж блестел в лунном свете. За танками леса Буа-де-Ноломон уходили в темноту. Неподалеку один или два взвода доу бросили свои машины и окопались под деревьями. Температура колебалась около нуля.
  
   Камуфляж был полным. Экипажи танков укрыли свои крепления вечнозелеными ветвями, и снежный покров на корпусах затвердел на холодном воздухе. Даже когда луна светила прямо на них, танки было почти невозможно разглядеть.
  
   Примерно в семидесяти ярдах через поле и справа лежала крошечная бельгийская деревушка. Время от времени в окнах деревенских домов появлялся свет свечей, наводя экипажей на мысли о тепле.
  
   Три танка. Это было все, что осталось от 2-го взвода. Капитан Солсбери отправил их на эту сонную боковую дорогу с приказом стрелять во все, что движется, в то время как основная часть Легкой роты находилась в полутора милях отсюда, прикрывая N4. Каждая дорога имела значение при обороне Марке. Танк мог двигаться по суше куда угодно, но в эти дни немцы придерживались дорог ради скорости.
  
   Теперь ничего не оставалось делать, кроме как ждать.
  
   Пронизывающий холод, казалось, просачивался сквозь стенки резервуара. На месте стрелка "Игла" Кларенс завернулся в одеяло, забрался в свой спальный мешок вместе с ботинками и всем остальным и завязал концы мешка вокруг шеи. Если бы танк был подбит, он, вероятно, не смог бы выбраться, но ему было все равно.
  
   События дня давили на него. Все казалось бесполезным. Что бы он ни делал, это не имело значения. Броня его "Шермана" просто не могла сравниться со свирепостью немецких орудий.
  
   Рядовой Джон Данфорт, стрелок легкой роты, выразил разочарование подразделения в письменном заявлении, которое дошло до стола генерала Эйзенхауэра: "У меня под ногами подбили два танка .... Люди, которые строят танки, я думаю, не знают мощи Джерри-пистолета. Я видел, как Джерри-пистолет пробил два здания, пробил танк М4 и прошел через другое здание ".
  
   Периодически Кларенс скреб перископ пальцем в перчатке, когда тот покрывался инеем от его дыхания. Радио было выключено на низкий уровень. Холодный ветер свистел в люке Эрли, где он сидел с треснувшей крышкой, прислушиваясь к появлению врага. Порывы ветра облепили его стальной шлем. Время от времени он отправлял в рот гранулы растворимого кофе.
  
   Вернувшись в монастырь в Марке, монахини-кармелитки подали суп, чтобы согреть бойцов дивизии Railsplitters, которые защищали собственно город. Преподобная Мать спросила солдата, много ли немцев в этом районе.
  
   Он заверил ее, что, безусловно, были.
  
   "Мы будем молиться за тебя", - пообещала она.
  
   "Спасибо", - сказал солдат. "Да, много молись".
  
  
   -
  
  
   Следующий "Шерман" после "Кларенса" звался "Элеонора". Старый 75-й, он имел боевые шрамы со времен пребывания в Нормандии, включая глубокую выбоину на одной стороне башни.
  
   На месте стрелка, погруженный в свои мысли- сидел капрал Чак Миллер. Чаку, кривоногому уроженцу среднего Запада из Канзас-Сити, было девятнадцать, у него были пухлые щеки и узкие глаза, из-за которых он всегда выглядел страдающим, даже когда улыбался. Под шлемом танкиста на нем была толстовка с капюшоном, которую ему прислала мать.
  
  
  
   Чак Миллер
  
  
   Чаку не понравилось то, как они оставили лейтенанта Роуза там, в снегу.
  
   После того, как рота отступила на дружественную территорию, пришло сообщение. Каким-то чудом семейных связей Военное министерство сообщило лейтенанту Роузу, что он стал отцом. Его сын, Чарльз Крейн Роуз, родился примерно за полторы недели до этого. Новость глубоко задела всех, и, возможно, Чака сильнее всех. Отец никогда не узнает своего сына. Сын никогда бы не узнал своего отца. Чак узнал в этой трагедии свою собственную историю. У него было мало воспоминаний о собственном отце.
  
   Чак был совсем ребенком, когда его отец бросил его мать, оставив ее растить Чака, его старшего брата и пятерых старших сестер на зарплату швеи. Она была героем Чака. Каким-то образом она сплачивала семью и даже сейчас наскребала денег, чтобы посылать ему приключенческие романы для чтения в перерывах между сражениями.
  
   Наступила и прошла полночь. Теперь был канун Рождества.
  
   У Чака был план, и теперь пришло время действовать.
  
  
   -
  
  
   Освещенный лишь скудным светом полумесяца, джип мчался по серебристым полям.
  
   За рулем Чак слегка надавил на газ и наклонялся из стороны в сторону, чтобы не упустить столбы ограждения. Доброволец из теста сидел на пассажирском сиденье, сжимая в руках винтовку, вероятно, размышляя о том, что делать дальше. Они съехали с дороги, чтобы избежать столкновения с "Шерманами" на N4. Капитан Солсбери никогда не мог знать об этой несанкционированной миссии. Короткая миля или две, которые они проехали, показались вечностью. Когда местность начала подниматься, Чак припарковал джип, и они вышли.
  
   Праздничные немецкие голоса доносились из соседнего фермерского дома. Казалось, что солдаты пели и, вероятно, пили пиво в духе Рождества. Они были блокирующим подразделением 2-й танковой дивизии. Основные силы уже отказались от атаки на Марке в пользу обхода на запад, ища маршрут вокруг города.
  
   С винтовками наготове Чак и тесто прокрались вперед и по придорожной канаве добрались до двух брошенных "Шерманов". Там они нашли тело Роуза, покрытое снегом, хотя снегопад не смог скрыть зияющую дыру в его животе.
  
   Его боевое время на "Шермане" длилось меньше суток.
  
   Когда мужчины попытались сдвинуть тело, они обнаружили, что оно примерзло к земле, поэтому они вытащили ножи и, наконец, высвободили его. Когда их руки оказались под руками Роуз, Чак и тесто выскользнули.
  
  
   -
  
  
   Чак взобрался на борт "Элеоноры" и постучал по башне.
  
   Крышка люка открылась, и командир Чака поприветствовал его. Сержант Билл Хей был похож на кинозвезду с раздвоенным подбородком Эррола Флинна из-за того, что он тонко подстриг усы. Он тайно впустил Чака внутрь, как будто укрывал беглеца.
  
  
  
   Билл, Привет
  
  
   Чак упал на свое место, бледный и бьющийся в конвульсиях. Он так долго был на холоде, что почти переохладился. Билл укрыл Чака одеялом и позвал паяльную лампу. Команда обычно использовала паяльную лампу для ремонта, и мужчины передавали это Биллу, который зажигал пламя и передавал горелку Чаку. Чак прижался к теплу пламени и медленно возвращался к жизни под бдительным оком Билла.
  
   В свои двадцать восемь Билл был немного старше большинства своих коллег и новичком в командовании. Месяц назад ему присвоили собственный танк. Будучи набожным методистом, он часто утыкался носом в молитвенник и особенно любил солдатское стихотворение под названием "И Бог был там".
  
   Еще во времена депрессии Столберга, когда Каджун Бой жаловался, что не может придумать, что написать своей девушке Лил, Билл вызвался сообщить молодой женщине последние новости о приходах и уходах компании. Было одно непредвиденное последствие, как отметил бы Каджун Бой: "Он славный парень, милая. Теперь все во взводе спрашивают меня, могут ли они написать (тебе). Ты же знаешь, что такое кучка солдат ".
  
   Из многих качеств своего командира было одно, которое Чак оценил в тот вечер больше всего: Билл Эй умел хранить секреты.
  
  
   -
  
  
   Ночь тянулась. Кларенс то и дело дремал в своем спальном мешке. Он согнулся в талии, когда ледяная капля ужалила его сзади в шею. Еще одна попала на его шлем.
  
   Иней таял.
  
   Из отделения носового стрелка в правом переднем углу танка, расположенного под корзиной башни, доносилось слабое свечение и шипящий звук. Там был маленький, злобный задира по имени рядовой Гомер "Смоки" Дэвис. Двадцатилетний Смоки вырос в Морхеде, штат Кентукки, с тяжелой жизнью, о чем свидетельствуют большие мешки у него под глазами. Он редко оставался без сигареты и повсюду носил капюшон танкиста.
  
  
  
   Гомер "Смоки" Дэвис
  
  
   Кларенс наклонился в своем спальном мешке и увидел тени, танцующие на носу. Он знал это. Смоки использовал печку Коулмена для поддержания тепла, и жар поднимался к башне. Кларенс вернулся на свое место. Ему было жаль своего друга, оказавшегося в самых холодных уголках ледяной пещеры.
  
   Ледяные капли продолжали стекать. Воротник и плечи Кларенса промокли. В конце концов, топливо закончится, подумал он.
  
   Эрли проворчал. До него тоже дошло. Он схватил свиную отбивную и заговорил. "Смоки".
  
   В ответ послышался слабый голос Смоки. "Здесь так холодно, я больше не могу этого выносить". Его ноги замерзли, потому что ему некуда было их подвинуть, поэтому он снял ботинки и держал ступни над пламенем плиты.
  
   Эрли напомнил Смоки о необходимости соблюдения светошумовой дисциплины - как раз за ночь до того, как немецкая танковая дивизия прошла этим путем. "Ты можешь позволить себе потерять несколько пальцев на ногах".
  
   Плита перестала шипеть, и резервуар снова потемнел.
  
  
   -
  
  
   Механический грохот потряс ночь, разбудив всех трех танкистов.
  
   Кларенс сел в своем спальном мешке. Он морщился при движении. Его куртка, когда-то влажная, замерзла. Что-то было снаружи. Он очистил прицел от наледи и щелкнул выключателем, который включил телескопический прицел.
  
   Эрли открыл свой люк пошире, и внутрь ворвался механический гул: урчание двигателей, переключение передач, лязг гусениц. Он доносился из леса впереди слева и становился все громче.
  
   Тусклые фары освещали лес, освещая поле перед танками.
  
   Кларенс освободился от спального мешка и приник глазом к оптическому прицелу, который дрожал, когда он дрожал. Бронированная разведывательная машина возглавляла колонну, когда та выезжала из леса, двигаясь слева направо в поле зрения Кларенса. Только у разведывательной машины были включены фары, и они были затемнены затемненными стеклами. Остальные последовали за ними с затемненными фарами, силуэты машин вырисовывались только на фоне луны.
  
   Это были немцы, путешествовавшие ночью, чтобы избежать встречи с истребителями-бомбардировщиками союзников.
  
   "Проследи за ними, Кларенс", - сказал Эрли.
  
   Освещенные луной фигуры продолжали приближаться.
  
   Казалось, что в ночном конвое были представлены почти все немецкие военные машины, включая K übelwagens, грузовики Opel Blitz и полугусеничные автомобили с тупым носом.
  
   Характерные звуки каждого транспортного средства усиливались и затихали по мере их прохождения. Затем раздался шум, который заглушил все остальные. Скрип металлических гусениц царапнул дорогу, когда немецкий танк с грохотом выехал на открытое место, за ним последовал второй, а затем и третий. Их двигатели Maybach V-12 рычали, и голубое пламя вырывалось из выхлопных труб, когда каждый из них с ревом проносился мимо. Казалось, что земля дрожит.
  
   Кларенс проследил за силуэтами с помощью прицела слева направо, затем снова назад. Ближайшая деревня, казалось, поглощала их целиком, пока они не появились с другой стороны. Башня двигалась с электрическим воем. Он был быстрым, способным сделать полный круг за пятнадцать секунд.
  
   "Они нас услышат!" Прошептал Смоки по внутренней связи. Просьба осталась без ответа.
  
   Танки продолжали прибывать. Кларенс мог поклясться, что чувствует запах их накапливающихся выхлопных газов.
  
   Эрли не спускал с них глаз и сказал Кларенсу быть готовым открыть огонь по его сигналу.
  
   Сердце Кларенса бешено колотилось. Большая часть его хотела сейчас выстрелить. Это были самонадеянные машины, скорее всего, арьергард 2-й танковой дивизии, мчащиеся догонять основные силы. Он оценивал силуэты, пытаясь определить, с чем они столкнулись. Некоторые были острыми, возможно, Пантеры. Некоторые из них были блочными, возможно, Mark IV или даже легендарный Tiger, 60-тонный бегемот, настолько тяжелый, что не мог пересекать большинство мостов, и настолько широкий, что его пришлось оснастить более узкими колеями, чтобы ездить в железнодорожном вагоне.
  
   Но теперь Кларенс мог убить любого из них. Каждый немецкий танк был уязвим бортовым залпом.
  
   Он мог бы отомстить за лейтенанта Роуза.
  
   "Как это выглядит?" Эрли спросил Кларенса. Голос командира звучал неуверенно.
  
   Кларенс почувствовал комок в горле. Его ответ на вопрос Эрли мог направить ситуацию в ту или иную сторону.
  
   Немецкие танки, залитые лунным светом, ускользали. Каждый из трех "Шерманов" мог подбить танк или два, и, возможно, доуги могли бы достать кого-нибудь своими базуками. Но что произошло бы, если бы хотя бы один из этих немецких танков развернулся к ним лицом? За спинами "шерманов" был лес. Бежать было некуда. Они, конечно, не смогли бы выдержать удар. Дульная вспышка была бы последним, что он увидел бы. Это было бы самоубийством.
  
   "нехорошо, Боб. Их слишком много".
  
   Если бы колонна была поменьше, они могли бы с этим справиться. Но атаковать сейчас было бы все равно что ткнуть медведя.
  
   Эрли согласился, но напомнил Кларенсу, что если кто-то из других парней выстрелит, у них не будет другого выбора, кроме как присоединиться. Без радиопередатчика для связи с Каджунским мальчиком или Биллом Эй он не мог приказать им прекратить огонь.
  
   Вой башни прекратился, когда Кларенс перестал отслеживать цели.
  
   Он ненавидел позволять немцам вот так убегать, но у него не было выбора. В темноте моральные расчеты были иными. Внезапно они перестали быть машинами с людьми внутри; они превратились в стальных монстров, охотящихся за тем, кого можно убить.
  
   "Дай им пройти", - пробормотал Эрли себе под нос.
  
   Снаружи американская линия танков и "доу" хранила молчание. Выбирайте свои сражения, сказали они себе. Их день придет.
  
   Каждый человек в Eagle оставался неподвижным, как будто какой-нибудь немецкий солдат мог услышать их из-за шума клюшки его K übelwagen. Они изменили свой камуфляж. Мы экономили на ветках?
  
   Кларенс никогда так не думал о том, чтобы попасть в плен, как сейчас.
  
   В мусорном ведре "Спонсон" рядом с собой Кларенс хранил немецкий офицерский "Люгер", который он приобрел во Франции. Ходили слухи, что если немцы находили пистолет у человека, которого они взяли в плен, они вставляли дуло ему в рот и нажимали на спусковой крючок. Где он мог его сейчас спрятать?
  
   "Дай им пройти".
  
   Кларенс почувствовал, как холод снова пробирает его до костей, и вернулась дрожь. Его наручные часы зазвенели о ствол пистолета, как колокольчик к обеду. Он схватился за левое запястье другой рукой, чтобы остановить шум.
  
   В детстве Кларенс никогда толком не знал, как молиться. Он регулярно посещал церковь, пока сосед не купил ему костюм, а к тому времени он просто подражал тому, что, как он видел, делали другие прихожане. Вместо букваря о том, как молиться или о чем молиться, Кларенс начал делать то, что было естественно: он просто говорил с Богом.
  
   Кларенс отодвинулся от него и крепко прижал руки к груди, чтобы согреться. Танк окружил его, он связал его, он не мог убежать или спрятаться от рева немецкой колонны.
  
   Молчаливый, Кларенс никогда в жизни не говорил так жестко.
  
  
   -
  
  
   Когда солнце выглянуло из-за горизонта, оно осветило пустую дорогу, разорванную в клочья немецкими гусеницами.
  
   Танкеры вышли из трех "Шерманов". После мучительной ночи Кларенс наблюдал за рассветом в свой перископ с новым чувством признательности.
  
   Никто не сообщил бы в штаб о том, что немецкой колонне разрешили пройти или о том, как тело лейтенанта Роуза таинственным образом появилось возле командной палатки, привязанное к капоту джипа.
  
   Если бы их там не было, они бы никогда не поняли.
  
  
   На следующий день, рождественским утром
  
   Танкисты сгрудились за своими машинами в поле, как бродяги, и грели руки выхлопами двигателей. Было около одиннадцати утра, когда грохот артиллерии прорезал ясное небо. Солнце сверкнуло на снегу.
  
   В дополнение к Легкой роте еще по две роты танков и БМП были разбросаны по соседним полям. Их оперативной группе было приказано вернуться на дружественную территорию и держать ее в резерве, в шести милях к северу от Марке. Если бы немцы прорвались через линию фронта, они получили бы вызов.
  
   Американские инженеры закладывали мины у нижних въездов в Марке, подстраивая все - даже тротуары - под взрыв. А за городом артиллеристы вели огонь с такой яростью, что работали с голым торсом, несмотря на холод. Их снаряды пролетали по дуге к югу от периметра, чтобы уничтожить врага. Новые немецкие части прибыли, чтобы занять место 2-й танковой дивизии, которая возобновила свое продвижение к Маасу.
  
   Как только его руки снова стали теплыми, Кларенсу пришлось отойти от бака. Выхлопные газы были отличным источником тепла, но они могли усыпить человека. Смоки топал вокруг, ругаясь. Когда он обратился за медицинской помощью из-за обморожения, все, что медики сделали, это согрели ему пальцы ног и отправили его обратно. Были более серьезные случаи, требующие лечения.
  
   Здесь были "Оттенки Вэлли Фордж", как говорится в истории подразделения. "Резкий ветер пронесся над белыми бельгийскими холмами, и танкисты обнаружили, что их стальные боевые повозки превратились в механизированные ящики для льда".
  
   В это Рождество не было ни радостных вестей, ни приветственных тостов. Кларенс никогда не чувствовал себя более бездомным и забытым. Он знал, что дома, в Лихайтоне, рождественские лампочки будут развешаны на фонарных столбах, а витрины магазинов на Первой улице до краев заполнены витринами. Семьи выходили из церквей, закутанные в длинные пальто, когда колокола разносил весть о пришествии Христа.
  
   Мальчиком Кларенс ходил в центр города и стоял в очереди с другими нуждающимися детьми в клубе "Иглз". Побывав немного внутри с Сантой, он уходил с подарком. Он брал его с собой в парк, где наслаждался своей любимой частью Рождества: коробкой конфет и апельсином.
  
   Воспитание Кларенса дало ему здоровое чувство перспективы. Какими бы плохими ни казались дела, у кого-то другого всегда было хуже. Он подумал о матери Пола и молодой вдове лейтенанта Роуза, Хелен. Какое Рождество они праздновали?
  
   Около полудня за танками припарковался грузовик. Кларенс выбрался из толпы, чтобы посмотреть, не привез ли грузовик им еще боеприпасов.
  
   Ворота лифта открылись, и Кларенс не мог поверить своим глазам - доставка была намного лучше, чем боеприпасы. Повара компании склонились над дымящимися контейнерами с горячей едой. В конце концов, было еще не слишком поздно для рождественского чуда.
  
   Кларенс и его команда достали свои обеденные наборы и присоединились к быстро формирующейся очереди за едой. По очереди повара поздравляли каждого мужчину с Рождеством. В передней части танка Кларенс и экипаж во время еды ставили еду и чашки с кофе на крылья. Это был рождественский ужин со всеми приправами: голенями, начинкой, картофельным пюре, соусом и даже ломтиком свежеиспеченного хлеба.
  
   С каждым кусочком настроение Кларенса поднималось. В конце концов, кто-то все еще заботился о них.
  
   Вскоре после этого небо начало гудеть.
  
   На другом конце поля Кларенс и его товарищи вытянули шеи, чтобы посмотреть, что издает шум. Американские бомбардировщики летели на запад и сверкали, как мишура, прочерчивая небо белыми шлейфами пара.
  
   Восьмая воздушная армия направлялась домой.
  
   Почти 400 B-24 только что разбомбили западную Германию, точно нацелившись на железнодорожные сортировочные станции и дорожные развязки. Наступление было разработано для усиления налетов предыдущей ночи, когда более 300 самолетов королевских ВВС нанесли удары по аэродромам, используемым немецкой транспортной авиацией. Целью рейдов было задушить врага в Арденнах, лишив его пополнения запасов. И немецкие солдаты определенно заметили это. Один из членов экипажа танка заметил: "Над нашей головой потоки бомбардировщиков летят в сторону рейха. С тяжелым сердцем и беспомощный в своей ярости, я могу только смотреть им вслед, полный отчаяния".
  
   Волны бомбардировщиков проносились над головой в течение тридцати минут, отражаясь в замерзшем небе, пока Кларенс и его товарищи-танкисты наслаждались рождественским ужином.
  
   Кларенс улыбнулся впервые за несколько дней. Огромная военная сила стояла позади них и, наконец, вернулась к размахиванию.
  
   В этой битве нельзя было проиграть.
  
  
   ГЛАВА 10
   ЧТО-ТО БОЛЬШЕЕ
  
  
   Почти две недели спустя, 7 января 1945 г.
  
   Гран-Сарт, Бельгия
  
  
   Гусеницы клацали сильнее с возросшим усилием, по мере того как "Шерманы легкой компании" взбирались в гору по туннелю из мертвых деревьев.
  
   Было около половины девятого утра, и дорога была покрыта ледяным налетом снега. Голубое небо манило сквозь скалистый полог ветвей над головой.
  
   Несколько танков спереди, "Игл" был в беспорядке. С его крыльев свисали сосульки, а замерзшие ветки прилипли к корпусу, как щетина. С открытой крышкой люка водитель пытался удержать 33-тонную машину от скатывания с скользкой трассы в близлежащие овраги. Он взялся за оба рычага рулевого тормоза и потянул назад то один, то другой, чтобы повернуть.
  
   Смоки высунулся из своего люка, чтобы оценить, насколько они близки к съезду с дороги. Бойцы сражались в тридцати шести милях к востоку от Марке, и на их счету была грязь. "На нас столько грязи, что вы могли бы посадить картошку", - написал Каджун Бой. "Иногда я задаюсь вопросом, как я вообще смогу ее отскрести".
  
   Но конец битвы был уже близок.
  
   2-я танковая дивизия была остановлена в трех милях от Мааса. Марш был в безопасности, а Бастонь удержана. Британцы собирались захватить Ла-Рош, и Сент-Вит был следующим в очереди на освобождение. Ситуация менялась. Пришло время обратить вспять выпуклость.
  
   Свет сиял с вершины холма наверху. Они были почти на месте.
  
   На гребне танки прошли через позиции роты А 36-го танкового пехотного полка. Солдаты забились в окопы, вырытые между расщепленными черными стволами деревьев, снег вокруг них был закопчен. Они выглядели как бандиты с лицами, замотанными шарфами и свитерами от холода.
  
   Доу остановили головной танк "Элеонора" и выкрикнули предупреждение командиру, Биллу Эй. Прошлой ночью они были обстреляны из Mark IV и беспокоились, что танк все еще может представлять опасность для любого, кто приближается к деревне.
  
   В башенке Элеоноры Билл стоял с защитными очками на глазах, чувствуя, как на его тонких усах собирается лед. С вершины холма он наблюдал идиллическую сцену, словно сошедшую с рождественской открытки Карриер и Айвз.
  
   Слой белого снега тянулся вниз до деревни Гранд-Сарт, затем до голубовато-серой линии деревьев на вершине другого холма. Поля были усеяны тюками сена. Если бы это было где-нибудь в другом месте мира, это было бы прекрасно.
  
   Рота "Изи" получила приказ захватить и удерживать этот единственный кусочек мозаики из лесов, оврагов, полей и холмов, которые нужно было вырвать из рук немцев. Упорство врага уже не поддавалось объяснению. Немецкий солдат лучше всего выразил это в своем дневнике, написав: "Город в руинах, но мы будем защищать руины".9
  
  
   -
  
  
   Настала очередь Билла Хея возглавить компанию.
  
   Дюжина или больше "шерманов" спустились на поля. Некоторые были наспех побелены краской; другие все еще были оливково-серыми, как у "Орла", но запорошенными снегом. После Марша рота "Изи" потеряла два танка - один в результате артиллерийского удара, а другой в результате опрокидывания.
  
   Билл отвел Элеонору в самую дальнюю точку поля, прежде чем повернуть к Гранд-Сарту и затормозить на снегу. Еще три "шермана" заняли свои места рядом с ним. Сегодня 2-му взводу предстояло возглавить авангард. Левый фланг был закреплен за Орлом, ближайшим к лесу. Кларенс отодвинулся от прицела, обеспокоенный перспективой стрельбы в сугробах глубиной до двух футов. Верхние слои состояли из пороха, и мощный дульный заряд 76-го должен был поднять целое облако. В обычном поле облако грязи ослепило бы стрелка на срок до тридцати секунд.
  
  
  
   Уильям "Вуди" Маквей
  
  
   Водитель Eagle - девятнадцатилетний американец ирландского происхождения из Мичигана по имени техник-капрал Уильям "Вуди" Маквей - не разделил ношу Кларенса. Темноволосый, с горящими глазами, юноша приступил к своей рутине перед боем. Изображая серьезность, он спросил команду, не помолятся ли они вместе с ним. К этому моменту они уже знали, что лучше не склонять головы.
  
   "Господи, пожалуйста, убери от нас большую пулю". После торжественной паузы он заключил- "Аминь".
  
   Внутри танка эхом отдавался смех. Ему никогда не удавалось разрядить напряжение.
  
  
   -
  
  
   Запертый в тесных рамках Eleanor, Чак Миллер сидел, погруженный в размышления, надвинув капюшон на уши.
  
   Ему это ни капельки не понравилось. Две тысячи ярдов - больше мили. Именно так далеко их просили пройти - без прикрытия и, вероятно, под огнем. На такой дистанции начальная скорость выстрела 75-мм пушки была бы ее ахиллесовой пятой.
  
   75-мм пушка была отличной, когда "Шерман" впервые поступил в производство в начале 1942 года. Британцы, которые получили более 17 000 "Шерманов" в ходе программы Ленд-Лиза, даже сообщили о "большом удовлетворении", когда они впервые применили танк против Mark IV G в Эль-Аламейне. Но это было два года назад. С тех пор немцы усилили броню своих машин и снизили начальную скорость своих орудий, в то время как начальная скорость 75-мм пушки осталась прежней - сравнительно низкой.10
  
   "Это плохая идея", - сказал Чак.
  
   Билл согласился, но был бессилен изменить приказ. Кое-кто из команды усмехнулся. Чак укреплял прозвище, которым наградил его водитель.
  
   Водитель экипажа, коренастый капрал по имени Фарни, имел зуб на Чака. Возможно, это было потому, что Чак сказал, что он был младшим из семерых детей. Или, может быть, это произошло из ритуала Чака в день выплаты жалованья. С каждым полученным чеком Чак откладывал немного денег на конфеты, прежде чем отправлять остальное своей матери. Но по какой-то причине Фарни дал Чаку прозвище, которое распространилось по всей компании подобно лесному пожару: "Малыш".
  
   И всякий раз, когда Фарни отправлялся мародерствовать, он обычно приносил куклу для Чака.
  
  
   -
  
  
   Рота была на месте. Капитан Солсбери передал по радио приказ о начале атаки.
  
   Из своего люка в головном танке Билл передал сигнал: поднятая рука, опущенная вперед. Второй взвод начал перекатываться. Четыре танка прочертили глубокие борозды в снегу, их гусеницы перемещали комья снега вперед, как будто они были конвейерными лентами.
  
   Второй ряд танков, принадлежащих другому взводу, подождал, пока между ними и головным взводом не останется семидесяти пяти ярдов, прежде чем начать движение. Затем третья шеренга последовала той же процедуре, что и вторая. Пончики последуют позже пешком.
  
   Щелчком выключателя Чак включил гиростабилизатор своего пистолета. Американское преимущество - в устройстве использовалась гидравлика для ограничения отскока орудия, что помогало наводчику обнаруживать цель на ходу и в случае внезапной остановки танка для ведения огня. Как бы Чак ни боялся, что они скатываются в заснеженный тир, он также принимал свою роль как всего лишь маленькую часть чего-то большего.
  
   Контрнаступление союзников только началось на той неделе, и оно уже перекроило карту. 3-я бронетанковая и Первая армии наступали с севера, в то время как британский XXX корпус наступал с запада, а Третья армия Паттона наступала с юга. В битве за эту реальную головоломку имел значение каждый кусочек.
  
  
   Чак обвел поле своим оптическим прицелом. В паре ярдов впереди и слева виднелась темная масса - мертвый немецкий солдат. Чак мог видеть черный хлеб, высыпавшийся из его хлебницы. Но что он там делал?
  
  
   -
  
  
   Было 10:13 утра, и танки прошли почти половину пути в две тысячи ярдов, когда из деревни донесся пулеметный огонь.
  
   Билл Хей пригнулся пониже в своем люке, когда мимо просвистели пули.
  
   Остатки двух полков вермахта - 20-го танково-гренадерского и 48-го гренадерского - остались защищать Гранд-Сарт, прикрывая отступление своих товарищей. Позади них дороги в Германию были забиты машинами, мимо которых проскальзывали отдельные солдаты "пешком, на велосипедах, на лошадях".
  
   Немецкие войска в Арденнах теряли веру в свое высшее командование, однако многие находили личную мотивацию продолжать сражаться. Как позже размышлял один немецкий генерал, "Только осознание непосредственной опасности, нависшей над родиной и ее границами, побудило войска активизировать свои усилия против безжалостного врага".
  
   Бронированный штурмовик полз вперед, неуклонно набирая высоту.
  
   Слева от Элеоноры в снегу под "Шерманом", в двух машинах от нас, прогремел взрыв. Взрыв оставил черное облако, расцветшее вокруг танка.
  
   "Мины!" Крикнул Билл в свиную отбивную.
  
   Впереди Фарни потянул назад рычаги рулевого тормоза. Но к этому моменту было слишком поздно.
  
   Мощный взрыв прогремел под левой гусеницей, приподняв нос танка на несколько дюймов над землей, прежде чем опустить его обратно. Танк покачнулся на своей подвеске. Темный дым - вперемешку с ругательствами Фарни - просочился в башню. Билл потребовал отчет о повреждениях.
  
   Чак схватился за окровавленный нос, который он разбил о перископ. Но он не собирался доставлять Фарни удовольствие, признаваясь в травме. Он сообщил, что с ним все в порядке.
  
   Он не был "Малышом".
  
  
   -
  
  
   После взрыва компания бездействовала на месте, оценивая ситуацию.
  
   Они въехали прямо на минное поле, скрытое под сугробами. Все думали об одном и том же вопросе: повернем ли мы назад?
  
   Кларенс повернул башню. У него были друзья в каждом танке.
  
   Грязная дыра окружала следующий танк. Им командовал Донован - сержант, который застукал капитана Солсбери с немкой. Донован и его команда, спотыкаясь, выбрались наружу в оцепенении. К счастью, только один член экипажа был ранен.
  
   Через три танка от нас Элеонору окутал ореол дыма и снега. Кларенс подумал о своем друге Чаке и понадеялся, что он невредим.
  
  
   -
  
  
   Команды никогда не ожидали увидеть, что произошло дальше.
  
   Билл Хей спрыгнул на минное поле.
  
   Он пробрался к Элеоноре спереди, прежде чем опуститься на четвереньки, чтобы осмотреть повреждения. Взрывом были сорваны резиновые накладки с нескольких звеньев, а два опорных колеса танка были срезаны пополам. Но каким-то образом сами гусеницы остались целыми.
  
   Аварийный люк в полу корпуса также не был поврежден. Известно, что мины взрывали люк вверх и внутрь танка, что иногда приводило к гибели носового стрелка.
  
   Билл снова взобрался на башню. Он оказался перед трудным выбором. Никто не стал бы винить его, если бы он повернул назад. Но сейчас он не собирался сдаваться. Из своего люка он поднял руку и подал сигнал "Вперед".
  
   Гусеницы "Элеоноры" снова начали поворачивать, и все держалось вместе. Замыкающие цистерны направились прямо за тремя головными танками, чтобы уменьшить их воздействие на мины. Минуты казались часами; в любой момент мог раздаться еще один взрыв.
  
   Билл выпрямился в своей башне, полный решимости обнаружить следующую угрозу. Гранд-Сарт был всего лишь маленьким кусочком головоломки в Арденнах, но это был их кусочек. И они не собирались подводить своих боевых товарищей.
  
   Билл поднял сжатый кулак, который остановил все три взвода танков. В свой бинокль он что-то увидел. "Чак, у нас вражеский танк", - спокойно сказал он.
  
   Чак почувствовал прикосновение к левому плечу и повернул турель в том направлении.
  
   "Спокойно, спокойно", - сказал Билл.
  
   Когда ружье было нацелено туда, куда хотел Билл, он остановил Чака - "Вперед!" Он дал оценку дальности стрельбы примерно в тысячу ярдов.
  
   Чак заметил врага. В конце невысокого сарая из-за поленницы дров торчал длинный побеленный ствол ружья. Была видна длина ствола немца, что означало, что он целился не в них. Но он целился в кого-то. Вероятно, в одного из друзей Чака. Больше никто не стрелял, и без двусторонней рации Билл не мог предупредить их.
  
   Чак не мог сказать, был ли танк широким бортом или узким, поэтому он проследил за стволом пушки назад и навел прицельную сетку на деревянный сарай, где, по его расчетам, должна была находиться башня. Несколько дюймов дерева не остановили бы снаряд AP. Он нажал ногой на спусковой крючок.
  
   Орудие прогремело, и снаряд ударил в сарай, разлетевшись на множество осколков. Затвор выбил пустую гильзу. В башне поднялся едкий белый дым. Чак кашлянул и взмахнул рукой, чтобы разогнать дым. У него закружилась голова. Башенный вытяжной вентилятор так и не был отремонтирован после попадания в Нормандии.
  
   Чак вернулся к своему зрению, надеясь увидеть огонь, поднимающийся из-за сарая, как римская свеча. Но он ничего не увидел. Отклонился ли выстрел? Попал ли он вообще? Немецкий танк, казалось, был невредим.
  
   "Он выходит!" Сказал Билл.
  
   Немецкий танк двинулся вперед и остановился, накренившись, когда направил пушку в сторону Элеонор.
  
   Чак двинулся, чтобы скорректировать прицел, но было слишком поздно. Длинный ствол врага исчез. Теперь он был нацелен прямо на него.
  
   Сверкнуло дуло.
  
   Чак наблюдал за зеленым трассером, летящим к нему, казалось, в замедленной съемке. Внезапно он набрал скорость и пронесся над его оптическим прицелом. Снаряд пробил башню, танк завибрировал, и красная вспышка заполнила поле зрения Чака, заставив его отшатнуться назад.
  
   Билл не успел пригнуться. Срикошетивший снаряд вырезал V в шлеме танкиста. Он упал замертво на плечо Чака, забрызгав молодого стрелка кровью и мозговым веществом. Чак кричал и размахивал руками, а его командир упал на пол башни. Срок пребывания Билла Хея на посту командира "Шермана" в бою длился всего восемь дней.
  
   Танк остановился. Интерком ожил от панических голосов с носа. Заряжающий в ужасе уставился на тело Билла.
  
   Не было времени.
  
   "Убирайся!" Крикнул Чак по внутренней связи. "Покинуть танк!" Было известно, что враг закачивал снаряды в танк, пока тот не сгорел.
  
   Чтобы избежать останков Билла, заряжающий спустился по танку и последовал за носовым стрелком через его передний люк.
  
   Убирайся!
  
   Чак обошел своего упавшего командира и вылез из башни.
  
   Убирайся!
  
   Чак перекатился через башню, ожидая приземлиться на машинное отделение, но он забыл, что оставил башню перекошенной - повернутой влево, - и теперь ее задняя часть болталась над снегом. Не имея ничего, за что можно было бы зацепиться, Чак упал почти с девяти футов лицом в снег.
  
   Он сел, оглушенный. Снег облепил его окровавленный нос и куртку танкиста. Он ни в коем случае не был вне леса. Пули звенели о танк. Немцы в Гранд-Сарте целились в него. Он заполз за Элеонору в укрытие, но его отсрочка длилась всего мгновение.
  
   Элеонора таинственным образом ожила.
  
   Двойные выхлопные трубы зарычали и выпустили горячий выхлоп в лицо Чаку. Он услышал безошибочный звук переключения передач, прежде чем гусеницы начали лязгать в обратном направлении.
  
   Чак откатился вправо, едва не будучи раздавленным.
  
   Когда танк развернулся, пушка сосредоточилась. Казалось, что ею управляет призрак. Элеонора остановилась, открылся люк, и Фарни выскользнул за борт, вне себя от ярости.
  
   Когда он увидел Фарни, Чак сразу понял свою ошибку. Поскольку он оставил башню направленной влево, пушка заблокировала люк водителя, заперев Фарни одного внутри машины. Однако у "Шермана" была функция, которая автоматически наводила пушку по центру, когда танк был в движении, трюк, который использовал Фарни, чтобы сбежать.
  
   Команда укрылась в замерзшем русле ручья. Когда Фарни догнал их, у него не было слишком вульгарного ругательства, чтобы бросить его в сторону Чака. Чак проигнорировал его и выглянул из-за обрыва как раз вовремя, чтобы мельком увидеть немецкий танк, отступающий от сарая. Его гусеницы взбивали снег, когда он галопом мчался по полю. Из-за побеленной краски форму было трудно различить, но здесь, в Выпуклости, вероятность того, что это была Пантера, составляла почти один к трем.
  
   И этот маневр напоминал стратегию, которую часто использовали "Пантеры" - после стрельбы они отходили на полмили назад и искали укрытие, прежде чем возобновить атаку.
  
   Используя деревню как щит, танк ускользнул в ближайший лес.
  
  
   -
  
  
   Легкая рота приближалась к Гранд-Сарту, стреляя на ходу.
  
   Вдалеке сгущались темные тучи, признаки приближения очередной снежной бури.
  
   Наблюдение ничего не дало, поэтому Чак и его команда отправились в лес, из которого пришли ранее, возвращаясь по своим следам без защиты своего танка.
  
   Шурша длинными плащами, солдаты роты "А" высыпали из-за деревьев, чтобы присоединиться к атаке. Обычно они ехали бы по полугусеничной трассе, но их водители не собирались рисковать на заснеженном минном поле.
  
   Тесто пробежало мимо четырех изможденных автоцистерн к обещанным теплым домам. Только в 17:07 вечера Гранд-Сарт будет полностью защищен, как раз вовремя, чтобы пончики укрылись от шторма.
  
   Один из медиков, увидев Чака, покрытого кровью, повернулся к молодому танкисту.
  
   "Куда ты попал?"
  
   "Это не мое", - сказал Чак. Он заверил мужчину, что с ним все в порядке.
  
   Медик двинулся дальше, но недоверчиво оглянулся через плечо.
  
   Дыхание Чака вырывалось из-под капюшона, когда он брел к деревьям - и безопасности. Его разум медленно восстанавливал цепочку событий, которые произошли с его командой.
  
   Я стрелял слишком высоко? Слишком коротко? Чак мог бы задавать себе эти вопросы до конца своих дней, но никогда бы не узнал правды.
  
   "Каджунский мальчик" Одифред позже напишет своей девушке, которая продолжала писать Эй, чтобы сообщить новости.
  
   "Это ужасно, дорогая, и я неделями страдаю от холода днем и ночью .... Сейчас мне нужно поспать. Вчера я едва могла поднять ноги .... Дорогая, кстати, больше не пиши Биллу Эй. Мне не нужно объяснять тебе почему, это некрасиво ".
  
  
   Через некоторое время после нападения
  
   Снежная буря выла в темноте.
  
   Свет просачивался из окон поврежденного в бою бельгийского фермерского дома и освещал снежные хлопья, летящие в стороны.
  
   Рядовой Малкольм "Бак" Марш вышел через заднюю дверь дома прямо в кружащийся снег. Он натянул шлем пониже, а шарф повыше, обрамляя темные глаза и выступающие щеки, переходящие в острый подбородок. Бак уже поклялся никогда больше не лепить снежки ради забавы. Приветливый южанин двадцати одного года от роду, он сочувствовал ребятам, стоявшим на посту в танках. По крайней мере, у него и других доу было место, где можно было согреться в перерывах между дежурствами.
  
   За Баком плелся чуть более высокий и плотный тестяшка. Рядовой первого класса Боб Джаники опустил голову и поднял воротник, скрывая лицо с близко посаженными глазами и плотно сжатыми щеками, подчеркивающими тяжелую челюсть. Непогода его не беспокоила. Джаники был приятелем Бака по окопу. Сражения состарили его, и он казался на десятилетие или два старше своих двадцати трех лет.
  
   Была почти полночь, и им пора было сменить десятичасовую смену, укомплектованную пулеметом 30-го калибра.
  
  
  
   Малкольм "Бак" Марш
  
  
   Боб Джаники
   -
  
  
   Держа винтовку М1 наготове, Бак направился к темному лесу.
  
   Он был относительно невысокого роста, и низ его пальто касался снега глубиной по колено. Слишком новичок, чтобы быть достаточно пугливым, Бак был одним из девятнадцати пополнений, которых срочно отправили в Арденны, чтобы присоединиться к роте "А".
  
   Хотя деревня была взята под охрану, соседний лес оставался опасной территорией. Бак и его товарищи по оружию захватили тридцать семь вражеских пленных в районе Гранд-Сарт, но также отправили внушающее тревогу количество немецких солдат бежать в леса. Там бродил враг в поисках бельгийских гражданских лиц, которых они могли бы попросить о приюте.
  
   Под кромкой своего шлема Бак увидел очертания двух мужчин, шаркающих к нему. Очевидно, десятичасовой смене не терпелось поскорее оказаться в помещении. Кутаясь в свои длинные плащи, мужчины прошли мимо, не взглянув друг на друга. Было слишком холодно, чтобы остановиться и поболтать.
  
   Бак и Яницки добрались до линии деревьев и обнаружили двух доу, сгрудившихся вплотную друг к другу у пулемета.
  
   Бак был озадачен. Он неправильно составил расписание смен?
  
   Доу встали и собрали свое снаряжение. Им так же не терпелось войти внутрь, как и тем двоим мужчинам, мимо которых Бак прошел ранее. Бак окинул взглядом очертания фермы. Только тогда он понял, что видел несколько мгновений назад.
  
   "О, черт". Бак предупредил остальных. Они только что прошли мимо двух немцев.
  
   Яницки снял с плеча винтовку. "Давай", - сказал он глубоким и взволнованным голосом.
  
   Бак последовал за Джаники к дому. Ветеран тащился без видимой спешки. Они не слышали никаких выстрелов. Их отделение находилось внутри дома, и немцы в любом случае были в меньшинстве.
  
   "Не так быстро!" Другие пончики напомнили им, чья сегодня смена, прежде чем обежать Бака и Джаники, чтобы преградить им путь. Эти пончики больше горели желанием встретиться лицом к лицу с врагом, чем провести еще одну минуту на холоде.
  
   Бак и Джаники заняли свои места у орудия и присели на корточки для своей смены перед жутким черным лесом. Склонившись над пистолетом, Бак не мог перестать проигрывать их столкновение с немцами ранее вечером. Что, если они были немецкими коммандос? Он слышал, что несколько говорящих по-английски немцев, одетых в американскую форму, проникли на позиции в начале сражения. Единственным способом идентифицировать этих разведчиков и диверсантов, помимо расспросов о бейсболе или Джинджер Роджерс, предположительно, было проверить их брюки на предмет немецкого нижнего белья.
  
   Джаники, казалось, не волновался. Его глаза казались постоянно остекленевшими - единственный раз, когда они вспыхнули к жизни, был во время перестрелки. Вернувшись в Иллинойс, он был механиком по мотоциклам. Теперь все, чего он хотел, это вернуться домой к своей жене Рут.
  
   Бак вырос в достатке в большом южном доме на окраине Флоренции, штат Алабама. Общительный и доступный, он был признан "Мальчиком с лучшим характером" своими одноклассниками в средней школе.
  
   Как и положено приятелям из foxhole, дуэт был странной парой.
  
   К тому времени, как прибыла следующая смена, на шлеме Бака скопился двухчасовой слой снега. Они рассказали Баку и Яницки, что двое немецких дезертиров постучали в дверь - искали место, где можно сдаться, - и застали врасплох сонного тестя, который "чуть не описался", прежде чем взять их в плен.
  
   Бак почувствовал огромную волну облегчения и рассмеялся.
  
   Когда они вернулись в дом, на дровяной плите в освещенной свечами кухне кипел кофе. Бак внимательно осмотрел помещение. Там сидели двое немцев, на стульях у дальней стены. Они были в своих длинных плащах и шляпах с мягкими полями без шлемов. Когда они отбрасывали шлемы, это означало, что они закончили сражаться.
  
   Тесто наблюдал за немцами со своего места за кухонным столом. Остальная часть отделения спала возле потрескивающего камина в главной комнате.
  
   Немцы были бледными, изможденными и зудящими, вероятно, пораженными вшами. Один был старше и крупнее, с черной бородой, в то время как другой был худощавым, светловолосым и явно страдал от боли. Он был в плохом состоянии. Когда с него сняли один из ботинок, часть его обмороженной стопы оторвалась вместе с ним.
  
   Только немцы знали, как долго они наблюдали за ними из леса.
  
   Яницки снял шлем, обнажив длинный красный шрам на одной стороне его лица. При падении в него попал шипящий осколок. Не впечатленный зрелищем немецких пленных, он лег спать у костра.
  
   Бак сел с охранником за кухонный стол и прислонил винтовку к стене. Между глотками кофе он делал свою ежевечернюю запись в дневнике. Он был разборчив в этом, что осталось от его предыдущей жизни, когда он был студентом-инженером в технологическом университете Теннесси. Поскольку охранник одурел, а Бак был слишком взвинчен, чтобы спать, он вызвался присмотреть за заключенными. Охранник поспешил лечь спать, пока Бак не передумал. В этом жесте не было ничего необычного для Бака. В глубине души он стремился стать ветераном, как Джаники, и часто стремился превзойти ожидания других от него, делая все возможное.
  
   Единственными, кто не спал, были Бак и тот, что покрупнее, из двух немцев.
  
   Бак оглядел солдат, сидевших в пяти футах от него. Тот, у кого была забинтована нога, дремал, прислонившись лицом к каменной стене. Время от времени он скулил от боли. Тот, что покрупнее, с черной бородой, был ближе всех к Баку. В его усталых глазах читалась подозрительность к молодому американцу и, возможно, неуверенность в его будущем.
  
   В приказах нацистов было совершенно ясно сказано, что любой невредимый солдат, позволивший захватить себя в плен, "теряет свою честь, а его иждивенцы не получают поддержки". Генрих Гиммлер, рейхсканцлер СС, был беспощаден в своих мыслях о дезертирах, когда он направил сообщение 5-й немецкой дивизии Fallschirmj: "Если возникнет какое-либо подозрение, что солдат отлучился из своей части с целью дезертировать и тем самым подорвать боеспособность этого подразделения, один член семьи солдата (жена) будет застрелен".
  
   Когда ночь подошла к концу, Бак выудил из своей сумки "мюзетт" рацион "К" и высыпал содержимое коробки на стол. При виде еды бородатый немец оживился на своем стуле. Бак отставил банку плавленого сыра в сторону - он терпеть не мог этот продукт - и поискал что-нибудь другое: консервированную свинину, или печенье, или карамель, что угодно было бы лучше, чем сыр. После того, как он закончил есть, консервированный сыр все еще стоял на столе.
  
   Вскинув брови, бородатый немец указал на банку.
  
   Бак обдумал предложение. Было ли ему позволено покормить заключенных? В главной комнате догорал огонь, и все спали. Хотел ли он вообще? В конце концов, они были врагами.
  
   Снаружи завывал ветер. Свечи вокруг него таяли, превращаясь в ничто. Бак был совсем один с более крупным и выносливым вражеским солдатом. Но пленник казался послушным.
  
   "Конечно". Бак бросил ему консервированный сыр.
  
   Немец поймал его, улыбнулся и пробормотал слова благодарности.
  
   Бак принялся убирать после своей трапезы, когда шум остановил его на полпути.
  
   Это был безошибочный звук ножа, выскальзывающего из металлических ножен. Сердце Бака бешено заколотилось, когда его глаза медленно переместились.
  
   Немец держал восьмидюймовый нож, который он вытащил из сапога.
  
   Бак посмотрел на свою винтовку М1, стоявшую у стены. Она была всего на расстоянии вытянутой руки, но предохранитель нужно было снять, а в его нынешних обстоятельствах расстояние вытянутой руки казалось милей. Он медленно потянулся рукой к винтовке. Ботинки немца сдвинулись, когда он наклонился вперед на своем сиденье. Это было бы близко.
  
   Прежде чем Бак успел схватиться за винтовку, немец погрузил лезвие ножа в банку и начал распиливать крышку.
  
   Бак восстановил дыхание.
  
   Немец разрезал сыр пополам, прежде чем разбудить своего младшего товарища, чтобы передать ему еду и нож. Двое солдат быстро расправились с сыром и ничего не оставили. Они явно умирали с голоду.
  
   Поскольку их линии снабжения были перерезаны на несколько недель, единственным источником пропитания, на который, вероятно, приходилось полагаться этим немецким солдатам, было разграбление бельгийских домов. В одном фермерском доме женщина сопротивлялась, умоляя солдат не забирать все, только для того, чтобы немецкий офицер отшвырнул ее в сторону с предупреждением: "Наши мужчины не ели восемь дней. Они на первом месте".
  
   Бородатый немец вытер клинок о штаны и передал его, рукоятью вперед, Баку.
  
   "Спасибо", - сказал Бак.
  
   Немец кивнул и откинулся на спинку стула.
  
   Бак восхитился этим инструментом, ножом гитлерюгенда. У него было широкое лезвие, рукоятка из черной рыбьей чешуи и красно-белая инкрустация со свастикой в центре. Взвешивая его на ладони, Бак почувствовал дрожь.
  
   Другой немец в другое время, возможно, вонзил бы лезвие прямо ему в живот. Бак знал, что ему предстоит пройти долгий путь, если он хочет выжить в качестве наемника в подразделении "Острие копья".
  
   Награда "Мальчик с лучшей индивидуальностью" здесь ничего не значила.
  
  
   ГЛАВА 11
   АМЕРИКАНСКИЙ ТИГР
  
  
   Месяц спустя, 8 февраля 1945 г.
  
   Stolberg, Germany
  
  
   В долине чувствовалась весна, хотя зима все еще крепко держала регион в своих объятиях.
  
   Танкисты и пончики окружили Штольберг в свое первое утро по возвращении из Арденн. Мужчины спешили воссоединиться со своими немецкими подругами и приемными семьями.
  
   Столберг снова был "дома". По крайней мере, на данный момент.
  
   Они отбыли без предварительного уведомления раньше, и это произойдет снова после этой паузы для отдыха и восстановления сил - вопрос только в том, когда.
  
   Кларенс пыхтел вверх по холму к дому Рези. Он должен был увидеть ее, поговорить с ней об их совместном будущем.
  
   Опыт Арденн остался в памяти. Он видел, как союзники вышли победителями в битве при Арденнах благодаря самоотверженности и упрямой воле. Тактика того времени посылала танковые экипажи на самоубийственные задания по обледенелым дорогам или по заснеженным полям, но люди все равно седлали коней и шли вперед, часто навстречу своей смерти.
  
   3-я бронетанковая потеряла больше танков, чем уничтожила - 163 потери против 108 немецких танков и самоходных орудий, включая 31 "Пантеру", заявленную американскими экипажами. И армии США в целом пришлось позаимствовать 350 "Шерманов" у британцев только для пополнения своих потерь. В результате многие танкисты были разочарованы имеющимися в их распоряжении инструментами, и это отношение распространялось не только на Кларенса и людей из Острия копья.11
  
   Репортер из "Звездно-полосатой" встретился с танкистами другой тяжелой танковой дивизии армии, 2-й бронетанковой дивизии, широко известной как "Ад на колесах", пока бойцы восстанавливали силы после Арденн. В своем репортаже "Снаряды "отскакивают" от "Тигров", говорят ветераны-танкисты США", репортер записал их слова. Командир танка: "Мы просто перегружены танками и вооружением, вот и все. Нас беспокоит не столько отсутствие брони на наших танках, сколько недостаток огневой мощи. Но это ужасно раздражает - пускать в ход все, что у тебя есть, и просто видеть, как снаряды отскакивают от передней части танков Джерри ".
  
   Его стрелок из лука согласился: "Не поймите нас неправильно, все, что нам нужно, - это лучшее оружие, и мы будем готовы сразиться с любым из них".
  
   Их командир роты: "Наш боевой дух был бы намного лучше, если бы в газетах не было так много нелепых историй о том, что наши танки покоряют мир. Мы теряем четыре или пять танков, а затем у парней на подбитых танках хватает смелости выйти и сделать это снова ".
  
   Последнее слово осталось за сержантом взвода - сдержанная похвала "Пантере": "Если бы мне дали Mark V, я бы разделался с любым из ублюдков".
  
  
   -
  
  
   Когда Рези открыла дверь, она не могла поверить, что смотрит на Кларенса во плоти.
  
   "Ты вернулся!" Она начала целовать и обнимать его на виду у всей улицы.
  
   Оказавшись в помещении, Рези расчувствовалась, рассказывая Кларенсу новости, которые услышала по радио. "Гитлер сказал, что он уничтожил 3-ю бронетанковую дивизию".
  
   Абсурдность пропаганды вызвала у Кларенса хороший смешок.
  
   Когда воссоединившаяся пара сидела вместе, Рези была такой разговорчивой, что Кларенс не мог вставить ни слова. У него была подготовлена речь, но он не мог найти начала, чтобы начать с того, что он хотел сказать.
  
   Мать Рези - темноволосая, аккуратно одетая женщина - была явно рада возвращению Кларенса. В отличие от добродушного отца Рези, городского торговца, она запугивала Кларенса.
  
   Ей нужно было поговорить с ним - наедине. Как только они добрались до кухни, мать Рези понизила голос до заговорщического шепота. "Германии капут", - сказала она. "Здесь нет ничего хорошего для Рези".
  
   Кларенс сочувствовал. Это мнение было широко распространено. Женщина из соседнего Ахена говорила от имени многих, когда читала лекцию немецкому солдату: "Нам лгали и обманывали в течение пяти лет, нам обещали золотое будущее, а что мы получили?"
  
   Но Кларенс чувствовал, что грядет нечто большее.
  
   "Ты женишься на Рези сейчас", - сказала ее мать. "Позже увези ее в Америку".
  
   "Мы даже не должны были разговаривать", - сказал Кларенс. "Я не могу жениться на ней - они бросят меня в тюрьму".
  
   Лицо матери помрачнело. Она не собиралась смотреть, как он снова покидает Столберг, не попытавшись обеспечить будущее своей дочери. Она схватила Кларенса за одну руку, а другой подняла Рези и повела их в спальню Рези. Она втолкнула их внутрь и закрыла за ними дверь.
  
   Хлопнула входная дверь. Было слышно, как туфли матери стучат по булыжникам снаружи, когда она уходила. Ее намерения были безошибочны. Она надеялась, что, если их оставить наедине, гормоны убедят Кларенса в том, в чем она потерпела неудачу.
  
   Молодая пара села на кровать. Разговор был не таким легким, как несколько мгновений назад. Рези хихикнула от неловкости - должно быть, она предвидела, к чему это приведет.
  
   Кларенс посмотрел на нее. Она была юной, в то время как он чувствовал себя старым и усталым. Она была жизнерадостной, в то время как он чувствовал безнадежность. И, прежде всего, она была верна - она ждала его даже после того, как он ушел, не попрощавшись.
  
   Другим мужчинам не так повезло.
  
   Когда почта взвода дошла до них, несколько человек получили обескураживающие новости. "Многие парни получают двойки от своих жен и подруг", - написал танкист. "Я думаю, это подействовало на них как заклинание. Надеюсь, мне не придется беспокоиться об этом. Парни, возвращающиеся домой после войны, не будут знать, какую девушку они найдут ".
  
   Рези придвинулась, чтобы поцеловать Кларенса. Но, к ее удивлению, он отстранился.
  
   Кларенс наконец-то перешел к тому, что хотел сказать. Была причина, по которой им не следовало быть вместе: следующая битва. Он не знал, куда заведет его война и есть ли у него хоть какой-то шанс выжить.
  
   "Возможно, я не вернусь", - сказал Кларенс.
  
   Слезы текли по лицу Рези. Когда он схватил ее за руки, Кларенс тоже расчувствовался.
  
   Он вернулся из Арденн, смирившись со своей судьбой. Но, обнимая Рези, он вслух признался в своем самом большом страхе. "Я могу умереть".
  
   Рези обвила его руками и зарыдала. Кларенс нежно обнимал ее. Он был убежден, что поступает правильно для них обоих. Война и так отняла у Рези более чем достаточно. И Кларенс был уверен, что рано или поздно его "Шерман" станет его катафалком. Когда слезы Рези высохли, Кларенс взял ее за руку и вывел из спальни.
  
   Ради нее у них не было выбора, кроме как попрощаться.
  
  
   Две недели спустя, 22 февраля 1945 г.
  
   Это был хороший день для съемок.
  
   На вершине холма к северо-востоку от Штольберга толпа танкистов гудела вокруг одинокого танка. Со всего полка собралась большая толпа для демонстрации стрельбы. "Все, что вы слышите, это "какой прекрасный день быть дома", " написал один танкист.
  
   Под ними расстилалась обширная долина, залитая полуденным солнцем. Мужчины носили шлемы только ради формальности; линия фронта находилась в восьми милях отсюда.
  
   Рейнланд был пропитан водой. Его бледно-зеленые поля были заболочены и затоплены, а насаждения мертвых деревьев стояли, как острова над приливом. Частично проблемой был растаявший снег, но большая часть вины лежала на немецких военных, которые неожиданно открыли дамбы на севере, чтобы затопить территорию и задержать любое продвижение союзников. Пока Рейнская область не высохла, Острие копья никуда не двигалось - танки просто не могли передвигаться по размокшей местности. Для американских бронетанковых подразделений отсрочка была благословением.
  
   Офицеры-артиллеристы и ремонтники метались по театру. Что-то нужно было изменить, чтобы их "Шерманы" пережили следующий натиск. Их решение? Самодельная броня.
  
   Седьмая армия сооружала стальные корзины, наполненные мешками с песком, вокруг своих "Шерманов". Другое популярное решение "сделай сам" включало заливку лобовой брони танков бетоном для усиления их прочности.
  
   Девятая армия приварила стальные гусеницы к лобовым пластинам своих танков, прежде чем добавить мешки с песком, закрепленные сетями.
  
   Паттон приказал своей Третьей армии удвоить лобовую броню "Шерманов", используя стальные пластины, извлеченные из обломков как американской, так и немецкой техники.
  
   И в Первой армии Spearhead экспериментировала с дополнительными стальными пластинами и бетонной броней в избранных транспортных средствах. Но это было не единственное решение на столе. У них было кое-что еще лучше.
  
   Кларенс и команда направились к танку, стоящему на линии огня. На рукавах Эрли теперь красовалось звание старшего сержанта, указывающее на его недавнее повышение до взводного сержанта. Поднялся ропот, когда экипаж вырвался из толпы и приблизился к танку. Это был не "Шерман".
  
   Клин лобовой брони переходил в гладкий корпус с широко расставленными гусеницами. Башня была выдвинута так далеко вперед, что казалось, будто танк ищет неприятностей, а пушка была почти такой же длинной, как сам танк. Это был "американский ответ Тигру", танку T26E3 "Першинг".
  
   Секретное оружие "Першинг" еще не было представлено американским налогоплательщикам. Первые сорок танков только что сошли с конвейера в танковом арсенале "Фишер". Половина инвентаря была отправлена в Форт-Нокс для испытаний, в то время как остальные двадцать танков отправились в Европу на испытательные полигоны - испытания в реальном бою.
  
   За два дня до этого капитан Солсбери созвал Кларенса и команду, чтобы сообщить хорошие новости: один из "Першингов" полностью принадлежал им. Это был серийный номер 26 с заводского цеха.
  
   У экипажа не было проблем с передачей своего "Шермана".
  
   "Першинг" был не просто маленьким шагом вперед. Он стремительно развивал танковую технику. Он был оснащен чудовищной 90-мм пушкой, не говоря уже об автоматической коробке передач, которая могла двигать танк задним ходом на высокой скорости. С вдвое большей эффективной броней 76-го калибра и весом на двадцать тысяч фунтов больше, "Першинг" весил 46 тонн, всего на три тонны меньше "Пантеры".
  
   Выделение "Першинга" озадачило Кларенса. Почему мы? Лично он считал, что экипаж отличного стрелка по имени Данфорт должен был получить его, потому что они чаще руководили ротой.
  
   Кларенс спросил офицера-артиллериста полка, как было принято это решение. Как и ряд других важных решений, это произошло за столом переговоров вдали от поля боя. "Все решили, что экипаж Эрли был лучшим из тех, кто мог получить танк", - сказал офицер.
  
   Но что делало их лучшими? У Эрли была своя теория: "Мы просто никогда не были нокаутированы".
  
  
  
   T26E3 Pershing Eagle 7 во время демонстрации
  
  
   Кларенс и съемочная группа поднялись на борт, пока операторы пытались задокументировать событие. На переднем крыле "Першинга" было нанесено обозначение E7. Экипаж соответственно окрестил свой новый танк "Eagle 7".
  
   Стоя на машинном отделении, Кларенс почувствовал волну беспокойства. Все взгляды были прикованы к нему. Его первая стрельба из 90-мм пушки послужит демонстрацией для всего 32-го полка. Закаленные танкисты пришли посмотреть, дает ли эта альтернатива "Шерману" хоть какую-то надежду. Был ли "Першинг" машиной, которая могла столкнуться мордой к морде с чем угодно, что немцы использовали на поле боя?
  
   Краска внутри "Першинга" была свежей белой. Кларенс занял свое место рядом с 90-мм пушкой, которая рекламировалась армией как "самое мощное оружие, которое мы когда-либо устанавливали на танк". Мощный 6-кратный оптический прицел был установлен в креплении перископа, усовершенствование, которое практически сводило на нет необходимость наклоняться от прицела к прицелу.
  
   Кларенс в последний раз пролистал свой блокнот. Цели в долине для этой демонстрации были заранее определены, и каждый дом в зоне удара был проверен как заброшенный. Блокнот дрожал в его руке. И снова Кларенс пролетел мимо своих штанов.
  
   Гражданские специалисты ознакомили его с основами обращения с оружием, но это было в классе и вряд ли можно назвать полноценным образованием, особенно учитывая, что он вообще никогда официально не обучался на стрелка.
  
   Если уж на то пошло, Кларенс вошел в роль случайно.
  
   Осенью 1943 года батальон находился на юго-западном побережье Англии для обучения стрельбе с дальнобойных установок, которая включала в себя подрыв целей размером со стол, расположенных высоко на прибрежных дюнах. После того, как артиллеристы открыли огонь, каждому заряжающему была предоставлена очередь, чтобы он мог управлять оружием, если наводчик когда-либо будет выведен из строя. Офицеры придумали соревнование среди экипажей двух рот и предложили победителю большую бутылку виски в качестве приза.
  
   Кларенс должен был промахнуться. Цель была установлена на расстоянии тысячи ярдов, и все же он поразил ее все восемь раз, не вспотев, оставив всех подвергать сомнению его секрет. В ту ночь, когда команда праздновала с виски, Пол Фэйрклот признался Кларенсу: при первом удобном случае он назначит Кларенса своим наводчиком.
  
  
   -
  
  
   Позади "Першинга" толпа расступилась, пропуская группу офицеров.
  
   Все они были одеты в макинтоши до колен, за исключением мужчины в центре, на котором была куртка танкиста и брюки для верховой езды, заправленные в высокие коричневые сапоги.
  
  
  
   Морис Роуз
  
  
   На шлеме генерал-майора Мориса Роуза, командующего 3-й бронетанковой дивизией, были две маленькие серебряные звезды. Он был поразительно высоким сорокапятилетним мужчиной с черными бровями, которые дугой нависали над суровыми, решительными глазами. Сын польского раввина, иммигрировавшего в Денвер, Роуз записался в армию рядовым в нежном возрасте семнадцати лет и оттуда поднялся по служебной лестнице.
  
   Он уже командовал танковыми подразделениями в Африке в составе 1-й бронетанковой дивизии "Олд Айронсайдз" и на Сицилии во 2-й бронетанковой дивизии "Ад на колесах". Теперь была Германия, где он был командиром подразделения, которое он назвал Острие - группа людей и машин, которую он назвал "величайшими танковыми силами в мире".
  
   "Он идет сам, куда бы ни послал своих людей", - писала Chicago Tribune . Люди Роуза любили его за это и последовали бы за ним практически куда угодно.
  
   Генерал Роуз и его окружение заняли свои места слева от "Першинга", так что они были на одном уровне со стволом танка. Никто не видел огня "Першинга". Даже Эйзенхауэр, который бросил танки на передовую, или генерал Омар Брэдли, который направил половину танков в Острие.
  
   Роуз внимательно наблюдал, стремясь оценить возможности орудия и наводчика. "Першинг" был необходим для успеха его планов. В тридцати милях отсюда лежал Кельн, "Город-королева" Германии. С массивным готическим собором с двумя шпилями, который стоял на берегу Рейна, город был символическим стражем территории Германии.
  
   Вот где Роуз возглавит острие атаки. Если дивизии удастся захватить Кельн и форсировать Рейн, они смогут ворваться глубоко в сердце Германии и поставить врага на колени.
  
   Ходили слухи, что Кельн станет кульминационным сражением войны, и присутствие Роуз, казалось, подтверждало эти сплетни. Но сначала генерал должен был убедиться, что "Першинг" соответствует тому, за что его рекламировали.
  
  
   -
  
  
   "Ты не поверишь, кто здесь", - сказал Эрли, занимая свою позицию в башне.
  
   Он сказал Кларенсу, что генерал Роуз стоит в пятидесяти футах от него.
  
   Кларенсу захотелось застонать. Это откровение добавило еще один уровень давления. Он стрелял только из 90-миллиметрового пистолета. Он не "чувствовал" оружие, и теперь генерал наблюдал? Они дали его команде "Першинг", но могли ли они забрать его?
  
   Эрли отдал команду. Пришло время начинать шоу.
  
   Заряжающий поднял бронебойный снаряд длиной 3 фута и вставил его в казенник. 102-фунтовый затвор с лязгом захлопнулся. Два гражданских техника заняли свои места на задней палубе танка и заткнули уши.
  
   Приложив к глазам бинокль, Эрли направил прицел Кларенса. "Поверните направо".
  
   Кларенс прицелился в прицел с 6-кратным увеличением и повернул рукоятку пистолета вправо. 15,5-футовый ствол взметнулся в воздух, когда башня начала поворачиваться. На наконечнике был дульный тормоз в форме футбольного мяча с отверстиями для отвода заряда по бокам, что уменьшало попадание пыли в поле зрения стрелка.
  
   Крыши небольшого поселка проплыли перед глазами Кларенса. Он перестал поворачиваться, когда поврежденный фермерский дом заполнил прицельную сетку.
  
   Эрли дал оценку дальности: "Сто, двести" - по терминологии танкистов, 1200 ярдов, примерно две трети мили. "Труба".
  
   Кларенс хотел вскинуть руки в знак поражения. Они хотели, чтобы он выстрелил в кирпичную трубу дома? Это была танковая пушка, а не снайперская винтовка.
  
   "Стреляй, когда будешь готов", - сказал Эрли.
  
   Кларенс навел прицельную сетку на цель.
  
   Ножной спусковой крючок от "Шермана" исчез. Вместо этого указательный палец Кларенса напрягся на красном спусковом крючке на рукоятке пистолета. Не промахнись, сказал он себе. Секрет его меткости был прост: страх подвести свою команду.
  
   Он глубоко вздохнул. Теперь пути назад не было. Кларенс нажал на спусковой крючок.
  
   Ослепительная вспышка заполнила его поле зрения, и 46-тонный танк подпрыгнул, когда пушка с оглушительным треском разнесла боеголовку на меньшую дистанцию.
  
   Дымка горячих пороховых газов застилала Кларенсу обзор.
  
   Снаружи танка дульный тормоз выпустил боковой заряд, который сбил с ног генерала Роуза и его окружение. Зрители наблюдали, как ярко-оранжевый хвост трассирующего снаряда пронесся вперед с такой огромной начальной скоростью, что 24-фунтовый снаряд пролетел по дуге прямо в трубу. Град красных кирпичей кувыркнулся в воздухе.
  
   Внутри танка Кларенс зажал уши. Выстрел орудия был подобен удару ножом для колки льда по барабанным перепонкам. Когда к нему вернулся слух, Кларенс услышал ворчание позади себя. Когда он повернулся, он обнаружил, что Эрли облизывает его лицо.
  
   Никто не предупредил экипаж - если они вообще знали, - что, когда казенник орудия выбрасывает стреляную гильзу, он также выбрасывает пылающий шар пороховых газов, который поднимется через люк командира при выходе из танка. Огненный шар ударил Эрли в лицо и опалил брови.
  
   Впереди Маквей открыл и закрыл свой люк в приступе смеха.
  
   Он сообщил, что генерал Роуз и его офицеры были "сбиты с ног, как кегли для боулинга!" Услышав это, Смоки должен был увидеть это сам. И когда он это сделал, он присоединился к хору смеха. Пока Роуз и его окружение поднимались с размокшей земли, закаленные экипажи боролись за то, чтобы сохранить невозмутимость.
  
   "Цель номер два". Эрли вернулся к делу.
  
   Кларенс перевел ружье дальше вправо. На этот раз целью был другой фермерский дом, расположенный на расстоянии 1500 ярдов, примерно в миле от танка. В этом доме было две трубы. Один был расположен на ближней стороне, а второй - на дальней. "Я попробую добраться до ближней", - сказал Кларенс. Дымоход из белого камня, в него было легче попасть из двух.
  
   Эрли прижался к стене башни и сказал, что готов. Палец Кларенса завис перед спусковым крючком. Учитывая дикий грохот пушки и приводящее в замешательство изменение давления воздуха, последовавшее за взрывом, стрельба из 90-мм пушки действительно напугала его.
  
   Не промахнись, напомнил себе Кларенс.
  
   Он выстрелил снова.
  
   С очередным оглушительным треском снаряд вылетел вперед, и казенная часть отскочила назад. Когда дымка от метательного вещества рассеялась, цель оказалась в дымовой трубе. Облако белой пыли повисло там, где только что были кирпичи.
  
   Приветствия донеслись до башни снаружи.
  
   Мне нравится этот пистолет! Подумал Кларенс.
  
   Поток энтузиазма воодушевил Эрли. "Видишь этого малыша?" он спросил Кларенса.
  
   Маленький кирпичный дымоход, который, вероятно, был взят из кладовой, находился в задней части дома, и была видна только верхняя часть.
  
   Кларенсу это не понравилось. С расстояния примерно в милю это было бы все равно что пытаться сбить шлем с головы солдата. Кларенс признался, что предпочел бы уйти, пока они впереди. Это было бы лучше, чем разочаровывать всех.
  
   "О, да ладно тебе", - сказал Эрли. "Попробуй".
  
   Кларенс неохотно приложил глаз к своему прицелу. Труба выглядела узкой, как кончик карандаша. Для этого требовалось что-то особенное. Он установил точку прицеливания на трубе. Другой, менее талантливый, стрелок остановился бы на этом. Но Кларенс прикинул, что перископ и его прицел были установлены примерно в двух футах правее ствола орудия, поэтому он повернул рукоятку и переместил прицел вправо от цели, чтобы компенсировать это.
  
   Не промахнись.
  
   Кларенс нажал на спусковой крючок. Еще один оглушительный треск отправил снаряд на дальность полета 2800 футов в секунду. Труба взорвалась красной пылью. Кларенс недоверчиво посмотрел на цель. Он не только попал в нее, он испарил ее.
  
   Внутри танка экипаж разразился гулом изумленных похвал. Эрли наклонился вперед и похлопал Кларенса по спине.
  
  
   -
  
  
   Кларенс последовал за Эрли на улицу под бурные аплодисменты. На его лице появилась усмешка, когда он застенчиво помахал рукой.
  
   Генерал Роуз и его окружение были перепачканы, но горды и аплодировали вместе с остальными войсками. Вскоре Роуз написал Эйзенхауэру: "У меня нет никаких сомнений... наша артиллерия намного превосходит немецкую ".
  
   На земле экипажи окружили Кларенса, Эрли и остальных. Капитан Солсбери подошел к своим людям и согнулся пополам от смеха при виде опаленных бровей Эрли.
  
   Неотесанные танкисты превратились в школьников. Хлопков по спине и бравады было больше, чем за долгое время, в комплекте с возгласами "Осторожно, Гитлер, мы идем!" Эти люди смирились с возможной смертью или расчленением, но теперь у них была надежда.
  
   Кларенс сказал своим поклонникам: "Армии нужно перебросить сюда целую кучу таких".
  
   Вместо того, чтобы поспешить обратно в Столберг, чтобы выпить пива или порезвиться с женщинами, съемочные группы задержались. Кларенс видел мужчин, позирующих для фотографий с танком, пока операторы снимали. Эрли, Маквей и Смоки провели экскурсию по танку на заднем плане.
  
   Энтузиазм был заразителен. В далекой дымке Кларенс мог представить шпили Кельна и, что более важно, где-то за шпилями конец войны.
  
   Штольберг был ближе всего к дому, чем когда-либо за время своего пребывания в Европе. Теперь, впервые с момента приезда, ему не терпелось уехать.
  
   Он и мальчики были готовы вернуться к работе.
  
  
   ГЛАВА 12
   ДВЕ МИЛИ
  
  
   Четыре дня спустя, 26 февраля 1945 г.
  
   Гольцхайм, Германия
  
  
   Шел легкий моросящий дождь, когда танки Легкой роты стояли на холостом ходу на шоссе, проходившем рядом с немецкой деревней Гольцхайм.
  
   Утро было холодным, около половины девятого утра по окружающим губчатым полям поплыл туман. Из бочек танков струями лил дождь.
  
   Вибрации от "Першинга" отдавались вокруг талии Кларенса, когда он стоял в командирском люке, ожидая возвращения Эрли с инструктажа. Команда заключила пари, и только Эрли мог сообщить результат.
  
   Сегодня от этого могут зависеть их жизни.
  
   Впереди на шоссе бульдозерный танк протаранил бревенчатое дорожное заграждение. За бревнами шоссе было открытым и привлекательным, с аккуратно перемежающимися деревьями по обе стороны. Кларенс окинул взглядом эту сцену, едва заметно зевнув. Острие выдвинулось из Штольберга ранним утром, направляясь на восток и рассредоточив свои оперативные группы по Кельнской равнине в скоординированном наступлении Первой армии.
  
   Для "Оперативной группы X" Кларенса все прошло гладко - шестнадцать миль без единого выстрела на данный момент - благодаря "Тимбервулвз". Слева от колонны пехотинцы в мокрых шлемах и заляпанных грязью гетрах двигались между лужами Гольцхайма, готовясь двигаться дальше, захватив деревню предыдущей ночью.
  
   Гольцхайм, как и любой город на Кельнской равнине, был укреплен с предыдущего падения, и все они были похожи друг на друга, как записало подразделение: "у каждого из них были забаррикадированы главные улицы, перевернутые транспортные средства и тлеющие руины зданий. Мертвые немцы лежали на обочине дороги среди языческих экспонатов их падающей империи: флагов со свастикой, официальных бумаг нацистского правительства и разбросанных личных вещей, помеченных крестом ".
  
   Командиры танков возвращались со своими футлярами для карт подмышками. Кларенс наклонился вперед, чтобы лучше разглядеть Эрли среди солдат. Кларенс и команда верили, что могут предсказать, насколько опасной будет миссия, исключительно по флюгеру трубки Эрли. Но иногда лучше не знать.
  
   Беспорядочные клубы дыма поднимались вверх, когда трубка поднималась и опускалась в зубах Эрли. Кларенс погрузился в башенку. Он почти боялся произнести эти слова. "Она прыгает".
  
   Снаружи были слышны стоны команды. Если Эрли нервничал, им предстояло нелегкое испытание.
  
   Проезд по шоссе был запрещен, сказал им Эрли. Инженеры пришли к выводу, что оно, скорее всего, заминировано. В результате танкам пришлось бы двигаться по пересеченной местности, выстроившись в ряд, через унылые, бесплодные поля. Рота "Изи" свернула с дороги, и танки выстроились тылом к Гольцхайму.
  
   Кларенс приблизился к своему перископу. Линза была залита водой. В двух милях к востоку, за туманной стеной мертвых деревьев, лежал город Блацхайм, еще один укрепленный анклав на дороге в Кельн. До самого Кельна оставалось теперь всего двенадцать миль. Воздушная разведка подтвердила наличие вражеских траншей, окружающих город, но Кларенс был настроен оптимистично. На этот раз рота Изи не возглавляла атаку.
  
   Три легких танка M5 Stuart выстроились в очередь на стартовой линии.
  
   Сегодняшняя атака будет полной оперативной группой с объединением сил роты Easy и двух ее сестринских танковых подразделений. Несколько солдат роты B пойдут первыми, разведывая место для пересечения траншей. Затем "шерманы" из роты F прикрывали левый фланг, в то время как рота Изи продвигалась прямо по центру к порогам Блацхайма.
  
  
   -
  
  
   В линейке Easy Company на холостом ходу стоял 76-й Sherman с надписью "Everlasting" на бортах. Внутри на месте стрелка сидел Чак Миллер. Глядя в перископ, он был на грани травмирующих воспоминаний. Пустое поле, рыхлая местность - это был Гранд-Сарт заново.
  
   Чак перешел в этот экипаж, услышав, что командиру нужен наводчик. Любой танк был лучше "Элеоноры". После того, как Grand-Sart пал, Чак, Фарни и команда отогнали потрепанный старый танк в бельгийский гараж. Чистка танка обычно была работой ремонтников, но каким-то образом в этом случае она легла на плечи команды Чака. Они выгрузили забрызганный кровью радиоприемник и гильзы и отскребли белые стены. Только тогда Чак заставил себя принять задание, от которого отказались остальные. Он удалил мозговое вещество Билла Хея с места командира.
  
   Подразделение похоронило Билла в его форме и чехле для матраса. После импровизированных похорон армия отправила его вещи, блокнот с адресами и молитвенник его матери, Лоретте.
  
   Обычно после гибели человека в танке подразделение передавало машину другой роте - армия не хотела, чтобы оставшиеся солдаты видели призрак своего павшего товарища в неподходящее время. Но по какой-то причине Элеонора осталась во владении роты Изи, а Фарни был повышен до командира. Чак не смог сбежать достаточно быстро.
  
   Свернув с дороги, они тронулись в путь. Трое Стюартов мчались в сторону Блацхайма клиновидным строем, из их двигателей Cadillac вырывались выхлопы.
  
   На взгляд Чака, маленькие квадратные резервуары выглядели не более чем приманкой.
  
   Помимо своей скорости - танк был способен развивать скорость 40 миль в час - "Стюарт" был "устаревшим во всех отношениях как боевой танк", по словам генерала, командовавшего дивизией "Ад на колесах".
  
   Будучи далеким от инженерного чуда нового "Першинга", "Стюарт" имел всего 37-мм пушку и слабую лобовую броню эффективной толщины всего в полтора дюйма. Как будто этого было недостаточно, его брюхо было настолько тонким, что, если танк наедет на мину, взрывная волна может выбить пол у ног экипажа.
  
   Примерно на трети пути через поле "Стюарты" со скрежетом остановились. Пушка головного танка повернулась к каким-то отдаленным стогам сена.
  
  
  
   М5 Стюарт
  
  
   Не делай этого! Чак умолял отдаленные танки. Если враг наблюдал, любая пауза могла оказаться смертельной.
  
   Командир головного танка "забыл" о своей цели и проделал дыру в одном стоге сена. Когда он готовился выстрелить в другой, немецкий снаряд привел его в чувство. Зеленый столб трассирующих пуль пронесся слева, пробив "Стюарт" насквозь и вылетев с другой стороны. Дым в форме зловещих черных колец поднимался из танка, когда раненые переваливались через борта. Оставшиеся "Стюарты" развернулись на десять центов и помчались назад.
  
   Чак отследил выстрел до фермерского комплекса примерно в миле к северу.
  
   Это было похоже на предупреждение.
  
  
   -
  
  
   После неблагоприятного начала для танков "Стюарт" настала очередь роты "Изи". Танки выкатились на мокрое поле, выстроившись в свою обычную трехрядную фалангу.
  
   У перископа Кларенс облегченно вздохнул. Маквей благословил их первое плавание- "Господи, пожалуйста, не дай нам попасть в большую пулю", - и его молитва уже была услышана.
  
   "Першинг" был окружен. Куда бы Кларенс ни посмотрел, всюду были вращающиеся гусеницы и поднимающиеся выхлопные газы других танков. Пять "шерманов" ехали впереди, пять следовали позади, а его взвод прикрывал фланги "Першингов". Головные танки сдерживали свою скорость - они двигались всего со скоростью 20 миль в час, - чтобы немного более медленные "Першинги" могли удерживать строй. В качестве дополнительной страховки с ними также были бойцы роты "А", которые продвигались пешком вдоль шоссе. Дополнительные бойцы рот "В" и "С" были оставлены в резерве на случай, если что-то пойдет не так.
  
   Солсбери поместил "Першинг" в средний ряд для сохранности. Никто не хотел видеть, как совершенно новый танк напрасно страдает в своем первом бою.
  
  
   Кларенс не жаловался. Першингов стоило защищать. Благодаря более длинной башне он был просторнее, чем "Шерман", и даже с более крупным орудием оставалось больше места, чтобы проскользнуть за орудием со стороны заряжающего или спуститься на позицию носового наводчика. Удачно расположенная ступенька для входа и выхода из башни также не повредила.
  
   Строй разделился, чтобы избежать горящего "Стюарта", его стальная обшивка шипела под дождем. Эрли прикрыл лицо от жара, когда они проходили мимо.
  
   На этот раз экипажи были готовы.
  
   Ведущие "шерманы" направили свои орудия в сторону фермерского комплекса, откуда был произведен предыдущий выстрел, практически умоляя немцев попробовать еще раз.
  
   Это было приглашение, которое немцы с радостью приняли. Слева еще одно зеленое копье устремилось к танкам. Оно едва промахнулось, прежде чем вонзилось в илистую почву.
  
   Тесто ударилось о землю. Водители танков потянули назад рулевые рычаги. Глухой гул двигателей вернулся, когда построение остановилось. Кларенс почувствовал укол тревоги. Это был не предупредительный выстрел. Еще одно зеленое копье - вероятно, выпущенное из 75-мм противотанковой пушки - рассекло воздух, за ним еще одно.
  
   Первый ряд танков открыл ответный огонь. Стволы орудий откатывались в турели с каждым выстрелом. Их снаряды уничтожили фермерский комплекс и тех, кто атаковал их оттуда. Все взгляды были прикованы к врагу на их стороне, когда спереди раздался еще один выстрел. Зеленая стрела пронеслась сквозь строй с треском массивного кнута.
  
   Кларенс повернул башню вперед.
  
   Еще больше зеленых стрел полетело из Блацхайма, поначалу казалось, что это замедленная съемка. В последний момент они, казалось, ускорились, пронзая строй. Кларенс вздрогнул на своем сиденье, в то время как Эрли пригнулся от ударов хлыстом. Первый залп едва не задел всех, но по звукам он открыл тревожную истину: это были не просто снаряды. Немцы стреляли из своего орудия-убийцы танков, 88-го.
  
   Устрашающая пушка калибра 88 мм со стволом была "против всего", по словам одного американского солдата. При использовании в качестве зенитного орудия оно могло выбросить 20-фунтовый снаряд на шесть с половиной миль в небо. Но при использовании для поражения танков оно было еще более смертоносным. Выравнивание орудия увеличило его смертоносную дальность еще на три мили.
  
   Радио, которое дисциплинированно молчало, теперь трещало от ругательств.
  
   Немецкие орудия слева возобновили стрельбу, и рота "Изи" оказалась в сети огня по меньшей мере из шести орудий, когда трассеры прочертили поле.
  
   Кларенс съежился на своем сиденье. Когда дружественные танки окружили "Першинг", он был бессилен. Все, что он мог делать, это наблюдать. Зеленый заряд поразил 76-го "Шермана" в правую переднюю часть со вспышкой искр. Люки были распахнуты, и экипаж чуть не спотыкался друг о друга в спешке спастись. Каждый был сам за себя.
  
   В снаряженном состоянии "Шерман" вмещал около восьмидесяти снарядов и 170 галлонов бензина - верный путь к катастрофе, если танк попадет под вражеский огонь. "Как только в тебя попадает танк, есть о чем беспокоиться, " писал артиллерист, " и тогда твоя единственная цель в жизни - убраться оттуда ко всем чертям".
  
   Кларенс с облегчением увидел, что его друг капрал Хьюберт Фостер выбрался из башни, по-видимому, невредимый. Долговязый мужчина с большими ступнями и прыщавой кожей, Фостер отчаянно запрыгнул на машинную палубу. Когда он сбежал с задней части танка, он продолжал бежать в воздухе, и его ноги продолжали кататься как сумасшедшие, пока он не коснулся земли.
  
   Кларенс разразился нервным смехом.
  
   "Что тут смешного?" Спросил Эрли по внутренней связи.
  
   "Я только что видел человека, идущего по воздуху", - сказал Кларенс.
  
   С точки зрения Эрли, находившегося за пределами убежища башни, времени на юмор не было. Передовая шеренга была в беспорядке. Некоторые танки вели огонь вперед, в то время как другие стреляли вбок. Все, кто застрял позади них, нетерпеливо топтались на месте. Некоторые командиры даже делали сердитые жесты, напоминающие водителей, попавших в пробку.
  
   В довершение всего, эфир был так же забит, как и их дальнейший путь. Капитан Солсбери пытался разобраться с ситуацией из Гольцхайма, где он использовал свой "Шерман" в качестве мобильного командного пункта. Один экипаж сообщил о заклинившей пушке, а другой прибежал из того, что казалось исправным танком после механической неисправности.
  
   Это был хаос.
  
   С лязгом металла о металл еще один из ведущих "Шерманов" получил сильный удар и взорвался. С задней палубы взлетели крышки, и командира подбросило головой в воздух. Другой член экипажа, спотыкаясь, вышел спереди, его рубашка дико развевалась там, где когда-то была его рука.
  
   Теперь, когда в авангарде осталось два полностью исправных "Шермана", Солсбери скомандовал отступление. Эрли приказал взводу установить дымовую завесу, чтобы прикрыть своих товарищей-танкистов. У каждого "Шермана" была дымовая минометная установка М3, британское изобретение, похожее на ракетницу, которой заряжающий стрелял из отверстия в башне. Каскад дымовых снарядов описал дугу над двумя свинцовыми танками и зашипел, выбросив массивную белую стену дыма.
  
   Отдельные зеленые снаряды штопорами прорезали дымку, когда двенадцать американских танков разворачивались в слякоти.
  
   Это снова были Арденны.
  
  
   -
  
  
   Если они должны были отступить, никто не сказал пончикам.
  
   Бак Марш шагал сквозь пелену дыма с винтовкой у бедра. Немцы прекратили огонь, и теперь единственное, что пробивалось сквозь дым, было шипение пылающего "Шермана".
  
   Бак был замерзшим и мокрым; его зубы неудержимо стучали. Он замедлил шаг, когда представил, как немецкие солдаты атакуют его сквозь туман. Он был первым разведчиком, выбранным для того, чтобы в одиночку отправиться в бой впереди роты. Он думал, что это назначение было честью, пока Джаники не исправил ошибочное представление na ïve. Первый разведчик обычно был первым, кто наступал на мину, или разделялся в перестрелке, или получал прямой выстрел.
  
   Бак протер глаза от едкого дыма. Были ли они близко к немецким траншеям? Он был дезориентирован. Каждый шаг был медленнее предыдущего, пока он пробирался сквозь рукотворное облако.
  
   "Бак! Продолжай идти!"
  
   Оглянувшись через плечо, Бак увидел обнадеживающие очертания офицера ростом шесть футов два дюйма, стоявшего выше своих коллег-доу. Второй лейтенант Уильям Бум махал ему рукой, приглашая пройти вперед. Командир взвода Бака стремился закрепиться.
  
   Всегда готовый угодить, Бак ускорил шаг. Дым рассеялся, и под его ботинками появились кусочки зеленой растительности, когда он вышел из дымки. Шоссе было справа от них, а Блацхайм все еще лежал в миле впереди. Они прошли только половину пути. С каждым шагом туман рассеивался позади Бака, и одно за другим появлялись другие пончики. В полном составе рота "А" выставила 181 офицера и рядового.
  
   "Продолжай, Бак!" Это снова был Бум, подбадривавший его, как это сделал бы товарищ по команде. Бывшая звезда баскетбола в колледже, Бум был скорее тренером, чем командиром взвода.
  
   Как первый разведчик, Бак должен был оставаться в ста футах впереди основных сил, чтобы он мог наблюдать за неровностями местности или движением противника. Теперь, когда он больше не был окутан дымом, он чувствовал себя голым. Гранаты на его ремне безопасности позвякивали, как и лопата за спиной. Его ладони вспотели под перчатками. Он окинул взглядом канавы вдоль шоссе. Они были полны манящих темных листьев.
  
   Чего они ждут? он задавался вопросом.
  
   Несомненно, немцы наблюдали из-за своих орудий Flak 41, зенитной модели 88-го. Этот регион представлял собой зенитный пояс, ощетинившийся по меньшей мере двумя сотнями 88-х и экипажей.
  
   Это было подходящее время для молитвы. Бак вырос в пресвитерианской семье с Юга, которая пятьдесят лет занимала одну и ту же церковную скамью. Он регулярно молился, когда его только направили, но совместное пребывание в окопе с Джаники изменило это. В Арденнах, когда повсюду рвались минометные снаряды, Бак громко молился, прося Бога об избавлении. После обстрела Яницкий повернулся к нему и сказал: "Почему ты думаешь, что Бог поможет тебе? Чтобы ты мог вылезти из этой дыры и пойти убивать немцев?"
  
   Тогда на этот вопрос не было хорошего ответа, и поскольку у него все еще не было адекватного ответа сейчас, он держал свои молитвы при себе.
  
   Бак оглянулся в сторону Гольцхайма. Танки просто стояли там. Если бы рота "А" достигла траншей без поддержки бронетехники, они были бы уничтожены в стиле Первой мировой войны.
  
   От этого Баку захотелось крикнуть: Чего ты ждешь?
  
  
   -
  
  
   Компания Easy вернулась на стартовую линию без дела.
  
   Танк с заклинившим орудием выпал, и оставшимся одиннадцати машинам не терпелось сняться с места.
  
   В 75-м "Шермане" сержант Фрэнк "Каджун Бой" Одифред на данный момент сменил место командира на место стрелка. У сурового, но добродушного танкиста была внешность жителя страны байу: густые черные волосы, острый нос и глубоко посаженные темные глаза. Охота за водяными мокасинами была его любимым занятием после школы, пока армия не нашла лучшее применение его талантам. Одифред положила глаз на его оптический прицел. То, что он увидел снаружи, было не из приятных.
  
   "доу" слепо продвигались вперед. Тем временем оказавшиеся в затруднительном положении танкисты укрывались в воронках от снарядов. Один танкист даже отпрыгивал назад на одной ноге - там, где раньше была другая нога, теперь была культя. В миле слева "Шерманы" роты F атаковали фермерский комплекс, но пока этот фланг не был очищен, рота Изи застряла здесь.
  
  
  
   Фрэнк "Каджунский мальчик" Одифред
  
  
   Одифред откинулась назад и заерзала. Он был не из тех, кто наблюдает со стороны. Он также не был из тех, кто сидит на месте стрелка, но это было лишь временно.
  
   В то утро капитан Солсбери попросил его об одолжении. У капитана был новый лейтенант, который только что перевелся из роты "Б" после ранения в Арденнах. Солсбери спросил, не согласится ли Одифред поработать наводчиком в течение дня, чтобы дать лейтенанту опыт.
  
   Лейтенант Роберт Бауэр теперь сидел в командирском кресле позади Одифред, все еще дрожа после предыдущей атаки. Высокий, с голубыми глазами, каштановыми волосами и бледным цветом лица, он казался Одифред студентом колледжа, даже если двадцатишестилетний лейтенант был на пять лет старше его. Бауэр носил набор шахмат в своей сумке "мюзетт" и был одержим мальчишеским желанием узнать все, что только можно, о "Шерманах". Он также быстро признал, что это танк Одифред - он просто одолжил его на день. Одифред он сразу понравился.
  
   Затрещало радио. Одифред слушала, как Солсбери инструктировал Бауэра. Фермерский комплекс был чист. Их атака могла возобновиться. Поскольку 2-й взвод был в полном составе, они должны были вести, что означало, что командовать будет лейтенант Бауэр.
  
   Приказ Солсбери заканчивался на зловещей ноте: "Пути назад не будет".
  
   Глаза Бауэра встретились с глазами Одифред. "Он серьезно?"
  
   Одифред кивнула. Это была их работа - седлать коней и идти вперед, даже если это означало их смерть. К настоящему времени Одифред был равнодушен к любым угрызениям совести по поводу собственной смертности. Однажды во время ливня во Франции его команда решила спать под танком, хотя это означало вероятность промокания. Но Одифред нашла вариант получше. P-47 перевернулся в поле и стоял, опираясь на хвост. Местные жители с уважением положили мертвого американского пилота под хвостовую часть фюзеляжа. Там было сухо - гораздо суше, чем под танком, - так что Одифред провела ночь там, прямо рядом с мертвым пилотом.
  
   Пришло время выдвигаться. Когда танк начал крениться, пистолет Одифред стукнулся о боковую стенку, поэтому он переложил его на левое бедро.
  
   Голос лейтенанта Бауэра дрожал, когда он связывался по рации со взводом.
  
   "Просто пригните голову, когда начнется стрельба, лейтенант", - сказала Одифред, медленно растягивая слова на южно-французском. "С вами все будет в порядке".
  
   Бауэр оценил подсказку.
  
   Он понятия не имеет, во что ввязался, подумала Одифред.
  
  
   -
  
  
   Оказавшиеся в затруднительном положении экипажи зааплодировали, когда танки 2-го взвода с ревом пронеслись мимо. Еще шесть "Шерманов" следовали за ними по пятам.
  
   Ничто не стояло между свинцовыми емкостями и тестом.
  
   75-й "Шерман" Одифреда прикрывал левый фланг, в то время как "Першинг" был отведен на правый, ближайший к шоссе, на самую безопасную позицию, которую можно было оценить. В середине находился "Вечный", 76-й "Шерман", место стрелка которого занимал Чак Миллер. Как он ни старался, Чак не совсем сбежал от Элеоноры. Потрепанный старый танк держал строй в прорези слева.
  
   Позади Чака на позиции командира стоял его лучший друг, сержант Рэймонд "Джук" Джульфс. Джук был родом из маленького городка в Айове. Двадцати двух лет, со светлыми волосами и плоскими темными бровями, он выглядел так, словно его место на бейсбольной площадке, а не в качестве капитана танка.
  
   Но вот они были здесь.
  
  
  
   Рэймонд "Джук" Джилфс
  
  
   В Блатцхайме 88-е начали мигать. Чак наблюдал в свой перископ, как "дуги" расплющились, прежде чем зеленые стрелы смогли срезать их шлемы. Ужасный звук металла о металл разрезал воздух. В кого-то попали.
  
   "Это Элеонора!" Музыкальный автомат доложил сверху.
  
   "Насколько плохо?" Спросил Чак.
  
   Джук повернулся в своем люке. Удар из лука остановил Элеонору на полпути. Фарни скатывался с башни, в то время как другие выжившие вытаскивали водителя за руки. Это был Питер Уайт, который украл цыплят в Штольберге. Обе его ноги были искалечены и подлежали ампутации.
  
   Взвод продолжал наступление, теперь его численность сократилась до четырех танков.
  
   Чак изо всех сил старался не отрывать глаз от своего перископа, а когда ему это удалось, он обнаружил, что прицельная сетка дико подпрыгивает, несмотря на гиростабилизатор. Он жаждал возмездия. Но каждый отскок на неровном поле выбрасывал его со своего места. Поскольку казенник пистолета подпрыгивал так же сильно, заряжающий не мог перезарядить ружье, даже если бы Чаку удалось произвести выстрел.
  
   Проблеск зеленой молнии пронесся к Вечности. Чак наклонился вбок на своем сиденье, как будто хотел увернуться от нее. Снаряд с глухим стуком упал на землю, прежде чем отскочить и попасть в кого-то другого.
  
   Музыкальный автомат доложил, что еще один "Шерман" выпал из строя. Ему показалось, что он пострадал от брошенной гусеницы.
  
   Взвод продолжал наступление. Теперь у них осталось всего три танка. Имея меньше целей, враг сузил прицел до среднего танка. Над головой Джука затрещал кнут, когда зеленые стрелы вспахали почву вокруг "Вечности". Вражеский снаряд упал прямо перед танком и оставил дымящуюся дыру в земле. Водитель попытался повернуть назад рычаги рулевого управления, но на это не было времени.
  
   "Приготовиться!" Крикнул Джук.
  
   Чак схватился за переборку, когда "Шерман" с хрустом нырнул носом вперед в кратер.
  
   Звенья гусеницы разлетелись, когда двигатель заработал и заскулил с огромным усилием, прежде чем милосердно остановиться.
  
   Голова Чака плавала под шлемом после удара о перископ. Он попытался пошевелить конечностями, но понял, что был прижат к своему металлическому углу лавиной упавшего оборудования. Сейчас было не время быть неспособным мыслить здраво. Он приготовился к предательскому шипению и свисту пламени, кошмару, который мог возникнуть в любой момент.
  
   "Покинуть танк!" - Крикнул Джук.
  
   В безумном стремлении экипажа выбраться с "Шермана" они оставили "Чака" позади. Танкисты всего мира признали репутацию "Шермана" как пороховой бочки. Британским экипажам он был известен как "Плита Томми", свободным полякам - как "Горящая могила", а американцам - как "Передвижная печь" и даже как "Крематорий на колесах".12
  
   Чтобы предотвратить искру, Чак отключил электрические выключатели пистолета. Он отсоединил свой шлем и начал освобождаться от ремней с боеприпасами, гильз, карт и другого мусора. Затем он выбрался на дневной свет. Чак перепрыгнул со спинки сиденья к люку музыкального автомата и выбрался наружу, оказавшись в мире шума. Последний ряд танков постоянно разворачивался, чтобы двинуться вперед.
  
   Чак соскользнул по корпусу в кратер и вскарабкался, чтобы присоединиться к команде, которая укрылась за кучей картофеля, покрытого соломой. Он упал на землю рядом с Джуком. Джук и другие были избиты, с подбитыми глазами и окровавленными носами. При каждом взрыве мужчины вдавливали головы в шлемах в землю. Они не могли остаться здесь, но смогут ли они пережить поездку в Гольцхайм?
  
   Чак оглянулся на поврежденные танки и людей, ищущих укрытия. Снаряд угодил в группу танкистов. Из клубящегося облака грязи в бешенстве выскочил танкист. Чак, пораженный ужасом, наблюдал, как походка мужчины замедлилась. Он сделал несколько последних шагов, прежде чем упасть замертво. У него не было лица.
  
   Когда Чак повернулся вперед, перед картофелем вспыхнула вспышка. На земле раздался треск, подобный раскату грома. Ударная волна высосала весь воздух из его легких. Звон наполнил его уши, когда он поднялся, тяжело дыша и потеряв ориентацию. В воздухе висела пыль. Водитель, капрал Джо Казерта, корчился от боли, схватившись за плечо.
  
   Чак повернулся к Джуку. "Нам нужно убираться отсюда!"
  
   Но Джук не пошевелился. Чак потряс своего друга, и голова Джука безвольно покатилась к нему. Из черной дыры от осколков в верхней части шлема танкиста поднялся дым.
  
   Джук был мертв, чтобы никогда не вернуться к своей жене Дарлин или Джимми Рэю, маленькому сыну, которого ему еще предстояло встретить. Чак не мог в это поверить. Его лучший друг ушел. Экипаж вокруг него был ранен и оглушен, а снаряды продолжали рваться. В такой момент другой человек мог бы развалиться на куски и плакать, как ребенок.
  
   Но не Чак Миллер. "Пошли", - крикнул он, поднимая Казерту, раненого, но все еще способного передвигаться, на ноги. Подставив надежное плечо, Чак повел своего раненого друга к Гольцхайму, прокладывая путь остальным.
  
  
   -
  
  
   Взвод продолжал наступать, несмотря на то, что их численность сократилась всего до двух танков.
  
   "Шерман" Одифреда атаковал бок о бок с "Першингом". Им оставалось пройти всего восемьсот ярдов. Внутри Одифред безостановочно разговаривал сам с собой. Мог ли Бауэр понять его или нет, не имело значения; протяжный говор протоки наполнил резервуар.
  
   Он водил пистолетом от мишени к мишени, но каждый раз, когда он наводил прицел туда, где видел вспышку, прицельная сетка прыгала или ныряла, и он терял цель. Одифред оглянулся через плечо, чтобы проверить лейтенанта Бауэра, который - по совету Одифред - сидел низко в башне и ждал момента, когда они ударят по траншеям и он сможет начать действовать.
  
   Этот момент никогда бы не наступил.
  
   Снаряд ударил в башню со звоном колокола, и струя расплавленной стали пробила борт заряжающего. Взрыв поглотил заряжающего и лейтенанта Бауэра, прежде чем отбросить Одифреда к боковой стене, лишив его сознания.
  
   Через несколько секунд, может быть, минут, Одифред пришел в себя и открыл глубоко посаженные глаза. Темный, едкий дым заполнил башню, искры танцевали в темноте, как светлячки. Грохочущие волны заполнили уши Аудифреда; обе барабанные перепонки были разорваны. Он все еще сидел, но настолько онемел, что не мог сказать, движется ли еще танк.
  
   В нас попали.
  
   Левая сторона его тела была обнажена. Рукав его куртки танкиста и штанина были полностью сожжены. Кровь сочилась из отверстий от осколков вверх и вниз по его телу. Это выглядело так, словно его ударили мясорубкой. Его челюсть покалывало, а голова чесалась. Когда пальцы Одифред прошлись по его голове, его черные волосы выпали клочьями. Стальная казенная часть пистолета прикрывала его глаза, но это была единственная часть его тела, которая осталась невредимой.
  
   Лейтенант.
  
   Одифред обернулась. Там, где когда-то стоял многообещающий "студент колледжа", теперь на полу башни лежало покрытое волдырями тело с размозженным до неузнаваемости черепом.
  
   Оказавшись за пределами резервуара, Одифред опустился на колени в землю. В зрелом возрасте двадцати четырех лет он только что потерял свой пятый резервуар. Одифред огляделся. Он был один и не помнил, как выбрался из танка. Вражеские снаряды все еще рвались. Инстинктивно Одифред потянулась за своим пистолетом 1911 года, который он повесил на левое бедро. Но кожаная кобура была прорезана, и ему пришлось потянуть пистолет, чтобы вытащить его.
  
   Посмотрев вниз, он понял почему. Зазубренный осколок шрапнели застрял в затворе пистолета. Пистолет держался на ниточке. Пистолет задел артерию и, возможно, спас ему жизнь.
  
   Именно тогда Одифред рухнула в грязь. Боль настигла его.
  
  
   -
  
  
   "Першинг" теперь лидировал - сам по себе.
  
   Отставшие "Шерманы" отстали, застряв в пробке из мертвых танков и застрявших экипажей.
  
   Внутри Кларенс был приклеен к своему перископу, когда взрывы сотрясли могучий танк.
  
   Ему еще предстояло выстрелить.
  
  
  
   Джон "Джонни Бой" ДеРигги
  
  
   По ту сторону башни капрал Джон Деригги схватил патрон, страстно желая повода для перезарядки. Двадцатилетний грузчик внешне напоминал молодого Роберта Митчума и носил танкистский шлем французского производства, черный с большими кожаными наушниками, которые он выменял, чтобы приобрести.
  
   Выросший в итало-американской семье в Скрэнтоне, штат Пенсильвания, он был известен как "Джонни Бой", потому что его озорство давало его родителям повод кричать: "Джонни, мальчик, если я до тебя доберусь ..." Но обычно веселый Деригги теперь был смертельно серьезен, когда его глаза и уши отслеживали свист снарядов снаружи. Он больше не мог этого выносить. Вокруг них бушевала битва, и Кларенс не сопротивлялся.
  
   "Сделай что-нибудь!" - крикнул он через башню. "Нас уничтожают!"
  
   Гнев Кларенса вспыхнул, когда он рявкнул в ответ: "У меня нет выстрела!" Вражеские орудия были вкопаны ниже уровня земли, что делало их практически невидимыми.
  
   Пятеро доу рванулись к шоссе в поисках укрытия. Но им это не удалось. Взрыв отбросил их тела в сторону, а американская каска откатилась на двадцать футов в поле.
  
   Насколько мог разглядеть Кларенс, большинство вспышек исходило оттуда, где шоссе соединялось с городом - прямо под деревьями.
  
   Деревья.
  
   Враг пытался скрыть свою линию траншей, вырыв ее под зонтиком деревьев.
  
   Кларенс попросил Эрли остановить танк, чтобы дать ему устойчивую платформу для стрельбы. Деригги и другие протестовали - это было бы самоубийством. Остановка сделала бы их легкой добычей.
  
   Кларенс проигнорировал их и повернулся к Эрли. "Остановите танк, мне нужно стрелять!"
  
   Эрли никогда не видел Кларенса таким разгоряченным. Он крикнул водителю, чтобы тот остановил танк. Маквей отпустил акселератор и потянул рычаги назад.
  
   Кларенс повернулся к Деригги. "WP!"
  
   Деригги выглядел смущенным - обычно они использовали снаряды с белым фосфором для обозначения целей.
  
   "Сейчас, черт возьми!" Кларенс снова наклонился к своему перископу.
  
   Деригги заменил гильзу в казенной части на гильзу с окрашенной в серый цвет боеголовкой.
  
   Когда "Першинг" остановился, зеленые снаряды немцев сошлись на нем. Гейзеры почвы взметнулись с поля, когда грязь осыпала их со всех сторон.
  
   Кларенс посмотрел сквозь хаос туда, где шоссе соединялось с городом. Он перекрыл шум и навел прицельную сетку на ствол одинокого дерева.
  
   Не промахнись. Это была обычная ободряющая речь, которую он произносил сам, но на этот раз на кону стояла жизнь или смерть. Кларенс нажал на спусковой крючок. Рявкнула 90-мм пуля, выпустив в цель специальный снаряд, окрашенный в серый цвет.
  
   С дальней дистанции ствол дерева разлетелся на спички, но не раньше, чем снаряд породил нечто большее. Там, где раньше стояло дерево, вздымалось белое облако, искрящееся частицами белого фосфора, каждая из которых горела при температуре 1000 градусов. Сверкающие щупальца опустились в траншею.
  
   Кларенс видел результат в свой перископ - на этом участке 88-й перестал мигать.
  
   Это сработало!
  
   Кларенс готов был заплакать от радости. Была надежда, но не было времени праздновать. Вражеские снаряды падали все ближе и ближе. Прежде чем Кларенс смог выстрелить снова, Эрли сказал водителю- "Задний ход!"
  
   Почти мгновенно "Першинг" откатился назад, и снаряд разорвался там, где только что был танк. Снова остановившись, Кларенс нажал на спусковой крючок, разрушив еще одно дерево и заставив замолчать другое орудие с помощью белого фосфора. Кларенс потребовал больше снарядов, в то время как Эрли приказал увеличить движение танков - вперед, назад - чтобы вывести вражеских артиллеристов из равновесия.
  
   Гильза за гильзой вылетали из казенника 90-мм орудия, и Эрли уворачивался от пылающих сфер, в то время как Кларенс направлял свой огонь на дерево за деревом.
  
   Бледный туман, похожий на наземный туман, навис над траншеями. Немецкие орудия почти перестали стрелять. Эрли связался по рации с замыкающими танками и проинструктировал всех, у кого был белый фосфор, помочь добить их.
  
  
   -
  
  
   На безопасном расстоянии от окопов рота "А" прижалась к земле, когда американские снаряды пронеслись над головой.
  
   Бак натянул шлем на уши, чтобы спрятаться от "всепоглощающего шума".
  
   Когда стрельба, наконец, прекратилась, он поднял голову. Туман из белого фосфора рассеивался. Беглец перебегал от взвода к взводу. Пришло время ворваться во вражеские траншеи.
  
   Услышав крик лейтенанта Бума, Бак вскочил на ноги, и вся рота "А" бросилась вперед. Имея приличную фору, Бак оторвался от остальных. В его поле зрения замелькали соломенные крыши Блатцхайма и каменная церковь. Прежде чем он осознал это, он достиг траншей. Он бросил гранату в траншею и наблюдал, как она взорвалась, подняв облако грязи. Задачей разведчика было находить врага, и Бак воспринимал свой долг буквально. Он прыгнул в траншею и нашел их.
  
   В двадцати ярдах справа находилась огневая точка, где немецкий орудийный расчет, все еще ошеломленный использованием белого фосфора, сгрудился вокруг 88-го. После того, как один немец заметил Бака, четверо или пятеро других повернулись к нему с опущенным оружием. Бак в ответ прицелился из своей винтовки. Он замер. Они замерли. Палец Бака напрягся на спусковом крючке. Глаза у всех были выпучены от страха.
  
   Прежде чем кто-либо успел нажать на спусковой крючок, рота "А" ворвалась в траншею. Тесто за тестом выпрыгивали на грязный пол и направляли дула автоматов в лица немцев. Другие силой разоружили их, отбрасывая в сторону винтовки и вырывая пистолеты-пулеметы из дрожащих рук.
  
   Вверх и вниз по траншее кучки немцев сняли каски и сдались. В пяти орудийных ямах находились брошенные 88-е орудия. Но еще многих немецких пушек не хватало, их отбуксировали по коридорам для бегства за каждой ямой.
  
   Бак опустился на грязный пол траншеи. Во рту у него было ощущение, что он набит ватой, поэтому он сделал глоток из своей фляги. Вода не помогла.
  
   Немецкие заключенные переступали через ноги Бака, когда доус гнал их мимо. Рота "А" взяла в плен 173 человека, большинство из которых были пожилыми мужчинами из 12-й фольксгренадерской дивизии, группы призывников, призванных соблюдать пакты о "безусловной обороне".
  
   Яницки нашел Бака и помог ему подняться, когда их отделение собралось вокруг. Вместе эти десять человек составляли второе отделение 3-го взвода, известное как 3/2, или три-два.
  
   Остальные были поражены тем, что Бак выжил. Для них он был "Коротышкой", и у них даже была поговорка о нем: "Коротышка думает, что он невидим!" Каждый раз, когда Бак слышал это, ему приходилось задаваться вопросом, знают ли они разницу между "невидимым" и "непобедимым". Он не собирался поправлять их сейчас. Они были упрямыми ветеранами, а он нет. И после сегодняшнего дня он чувствовал себя дальше от вступления в их ряды, чем когда-либо.
  
   Когда Джаники и остальные сняли с плеч оружие, Бак сделал то же самое. Он хотел бы остаться там, но в Блацхайме раздавались выстрелы, а на главной улице нужно было расчистить бревенчатый блокпост.
  
   Ветераны шли впереди.
  
  
   -
  
  
   Колеса "Першинга" поднимались и опускались на неровной местности, когда его гусеницы змеились по траншее.
  
   На окраине Блацхайма "Першинг" остановился со вздохом усталости от битвы, и оставшиеся шесть "Шерманов" беспорядочно припарковались вокруг него. Бревна, свисавшие с бортов "Шермана", были расколоты и содраны. Крышки люков открылись, и экипажи спрыгнули вниз. Неподалеку стояло религиозное святилище, испещренное пулевыми отверстиями.
  
   Кларенс удержался на ногах, прислонившись к "Першингу". От вида последствий битвы его чуть не стошнило. Четыре "Шермана" роты и "Стюарт" лежали брошенные на поле боя с застывшими орудиями, нацеленными на призрачные цели. Несколько разбитых танков прихрамывали обратно к Гольцхайму. И это была всего лишь механическая резня. Человеческое кровопролитие было еще хуже. Медицинские джипы мчались вперед, чтобы позаботиться о шестнадцати раненых танкистах, не говоря уже о раненых доу.
  
   А мертвые? Они все еще ехали в холодных стальных саркофагах.
  
  
   -
  
  
   Посреди поля боя командир танка по имени Труффин поднялся из воронки, чтобы помахать "Шерману", который, брызгая слюной, возвращался в Гольцхайм.
  
   Труффин потерял свой собственный танк, но он не искал помощи для себя.
  
   Когда "Шерман" остановился, Труффин вынес из воронки от снаряда потерявшего сознание "Каджунского мальчика" Одифред. С помощью экипажа Труффин посадил Одифреда на кранец и сел рядом с ним, чтобы помочь удержать его на месте, когда "Шерман" с грохотом уносился прочь.
  
   В полевом госпитале врачи обнаружили бы вмятину в бедро Одифред в форме пистолета. Но когда Каджун Бой несколько дней спустя очнулся во французском госпитале, его первой мыслью была не удача. Или даже его секундант. Вместо этого им овладела единственная мысль: этот бедный лейтенант!
  
   Боевой опыт лейтенанта Роберта Бауэра на "Шермане" длился два часа.
  
  
   -
  
  
   Благополучно доставив Казерту медикам, Чак Миллер доковылял до обочины в Гольцхайме и сел на сиденье. Новая боль в лодыжке, казалось, возникла из ниоткуда.
  
   Чак снял правый ботинок, приспустил носок и обнаружил кровь, сочащуюся из отверстия на внешней стороне лодыжки. Подошел медик и пошарил вокруг, но осколок застрял слишком глубоко, чтобы его можно было извлечь. Он перевязал рану и вызвал носилки.
  
   Потеряв два танка и двух командиров, Чак был отправлен в Столберг на попечение и переведен на новую работу к сержанту снабжения. Что касается 3-й бронетанковой дивизии, то Чак Миллер видел и сделал достаточно.
  
  
   -
  
  
   Тени растянулись по полю на исходе дня, когда Кларенс и команда пополняли запасы "Першинга". С закопченным дульным тормозом, покрытыми запекшейся грязью гусеницами и бесчисленными следами от когтей, оставленными шрапнелью, танк приобрел крепкий, суровый вид.
  
   Проходящие мимо даги разинули рты при виде "Супертанка" и спросили, не трофейный ли это немецкий танк. Танкисты легкой роты подошли, чтобы подшутить над экипажем, заявив, что "Першинг" был "слишком медленным" на поле боя.
  
   "Я никогда не видел, чтобы кто-нибудь из вас пытался обогнать нас", - сказал Кларенс. Это заставило их замолчать.
  
   В какой-то момент Эрли отвел Кларенса в сторонку, чтобы похвалить его быстрое мышление с белым фосфором. Эрли также заметил перемену в Кларенсе. Впервые с тех пор, как он был под командованием Эрли, Кларенс проявил уверенность и напористость, характерные черты его профессии.
  
   Эрли посмотрел своему другу в глаза.
  
   "С этого момента ты стреляешь, когда тебе захочется", - сказал Эрли Кларенсу. "Больше не жди меня".
  
   Кларенс был польщен этим жестом и пообещал Эрли, что не подведет его.
  
   Лично Кларенс считал, что Першинги выжили. Автоматическая коробка передач, точность 90-мм пушки - танк больше не был просто танком, это был партнер в единственной миссии, которая имела значение для Кларенса: обеспечение безопасности его семьи.
  
   Однако в ту ночь кто-то пришел посмотреть на Першингов по-другому.
  
   Капитан Солсбери угрюмо бродил вокруг своей роты, испытывая отвращение к их потерям. Пять человек погибли. Его рота потеряла пятерых человек при взятии одного маленького немецкого городка, и это был даже не Кельн, город, за которым они охотились.
  
   Было известно, что Солсбери зацикливался на потерях своего подразделения, особенно на людях, погибших в бою. Для него каждая смерть была личной неудачей по отношению к чьей-то матери. Теперь ему предстояло подписать пять писем с утешением и отправить домой описи погибших вместе с вещами мальчиков, которые не выжили. Среди них были зажигалка, кольцо, предметы религиозного культа, двадцать семь сувенирных монет и набор шахмат.
  
   Во всем этом Солсбери винил одного человека: себя. Он решил пощадить Першингов. Он окружил свою роту Супертанком только для того, чтобы увидеть, как его "Шерманы" были уничтожены еще до того, как "Першинги" смогли нанести удар.
  
   Больше никогда.
  
   Это был февраль 1945 года. Хотя это был болезненный выбор, капитан Солсбери принял свое решение. Если бы его роте суждено было дожить до конца войны, ему пришлось бы рискнуть одним экипажем, чтобы защитить остальных.
  
   С этого момента Першинги будут вести.
  
  
   ГЛАВА 13
   ОХОТА
  
  
   Четыре дня спустя, 2 марта 1945 г.
  
   Недалеко от Оберауссема, Германия
  
  
   Бак легко ступал по тропинке через холодный, мертвый лес примерно в семи милях к северо-востоку от Блацхайма.
  
   Снежные вихри проносились сквозь кроны деревьев. Ветви белых берез раскачивались на ветру. Был полдень, и зима отказывалась уступать место весне.
  
   Вся рота "А" следовала за Баком гуськом. На этот раз они не назначили его первым разведчиком. Он вызвался добровольцем.
  
   В то время как танки застряли на дорогах, доу расчищали леса в направлении Оберауссема - еще одного укрепленного города на пути к Кельну. До города оставалось теперь всего восемь миль.
  
   Бак действительно наслаждался ролью первого разведчика. Ничто не могло сравниться с порывом выслеживать врага и пытаться застрелить его прежде, чем он сможет выстрелить в тебя. Это было совсем как в ковбойских фильмах, которые он любил смотреть.
  
   В некоторых отношениях Бак имел экспоненциально большую подготовку для своей работы, чем городские пижоны компании, многие из которых никогда не видели коровьего загона. Он не был новичком в лесу. Его отец - опытный путешественник - наблюдал за строительством дамб в Теннесси и автомобильных дорог в северной Алабаме и впервые дал Баку в руки винтовку, когда тому было всего двенадцать. В мгновение ока Бак и его младшие братья построили в лесу хижину, где проводили свободное время, играя и охотясь.
  
  
   -
  
  
   Лес редел. Бак замедлил шаг и прислушался к звукам, просачивающимся сквозь деревья. Невозможно было сказать, что скрывалось за поворотом. Это был урок, который один из передовых патрулей никогда не забудет.
  
   Доусы наткнулись на ужасную сцену внутри сарая - вся немецкая семья, отец, мать и дочь-подросток, все были подвешены к стропилам. Даже их собака, верная такса, лежала задушенная у их ног. Не было никаких признаков борьбы. Одержимая фанатичной преданностью, семья покончила с собой как раз перед прибытием американцев.
  
   Люди из патруля спокойно восприняли это зрелище. Они видели и похуже, и, кроме того, в мире стало на три нациста меньше.
  
   Журналист из штаб-квартиры Острие зафиксировал реакцию одного человека: "Американский солдат озадаченно оглядел группу, затем щелкнул пальцами. "Я понял", - сказал он. "Пес испытал отвращение - он повесил семью, а затем покончил с собой!"
  
   Лес перед Баком открывался к узкому пешеходному мостику, который пересекал журчащий ручей. На другой стороне, на заднем дворе каменного охотничьего домика, стоял большой дуб. Полные лопаты земли окружали основание дерева - это было похоже на боевую позицию. Что-то двигалось в тени дерева, что-то серое.
  
   Немецкий шлем.
  
   Бак вскинул винтовку над головой, подавая сигнал "враг в поле зрения". Позади него рота упала на землю. Бак укрылся за ближайшим деревом, чтобы изучить огневую позицию противника.
  
   В поле зрения появился немецкий солдат. Он был в профиль к Баку, когда бросил взгляд на лес слева, а затем скрылся из виду.
  
   Мгновение спустя с огневой точки вырвался сноп пламени. Пули из пулемета разорвали воздух и вгрызлись в пустой участок леса дальше по линии деревьев от того места, где укрылся Бак.
  
   Немцев, должно быть, напугали - они стреляли не в том направлении.
  
   Из орудия вырвалась еще одна очередь. Когда она прекратилась, немецкий стрелок поднялся, чтобы посмотреть, не попал ли он во что-нибудь. Бак пристроил свою винтовку М1 на ближайшей ветке дерева и навел прицел на шлем мужчины, прицелившись чуть выше изогнутой ушанки.
  
   Рявкнул его пистолет. Шлем исчез из поля зрения, когда выстрел эхом прокатился по лесу. Переполненный адреналином, Бак выпустил остаток обоймы в сторону огневой точки.
  
  
   -
  
  
   Жуткая тишина наполнила лесной воздух.
  
   Лейтенант Бум прополз за Баком и остановился за линией деревьев. Бум, бывшая звезда баскетбола колледжа, все еще выглядел соответственно роли. Двадцатитрехлетний парень был долговязым, с узким лицом, близко посаженными глазами и оттопыренными ушами. Его и Бака сблизила общая любовь к спорту. Бак был капитаном теннисной команды колледжа, а Бум играл в баскетбол в штате Аризона до выпускного класса, когда он ушел, чтобы записаться в армию.
  
  
  
   Уильям Бум
  
  
   Бак указал своему другу на огневую точку за коротким мостом, перекинутым через ручей. "Я почти уверен, что попал в одного", - сказал Бак.
  
   Бум посмотрел в свой полевой бинокль. Даже если Бак убил одного стрелка, другой мог легко взять на себя управление пулеметом. Они понятия не имели, сколько врагов скрывалось на огневой позиции.
  
   Вместо того, чтобы рискнуть и отправить взвод через мост, Бум запросил минометную поддержку. Несколько минут спустя темные размытые полосы со свистом обрушились с неба и ударили по домику и дубу, перемежаясь оранжевыми вспышками. Куски крыши домика и ветки дуба посыпались вниз.
  
   Удовлетворенный тем, что на огневой позиции было достаточно тихо, Бум вызвал командиров своих отделений. Солдаты преклонили колено, пока Бум раздавал задания. Он управлял своим взводом, как спортивной командой. Все было соревнованием, которое сводилось к "мы против врага", и в этом матче мог быть только один победитель. Однако его ободряющие речи часто заканчивались трезвым напоминанием, произнесенным почти запоздало: "И будьте осторожны, чтобы никого не подстрелили".
  
   "Ладно, пошли", - сказал Бум, разбивая толпу. Затем он бросился бежать по узкому мосту, оставив Бака и остальной части взвода преследовать его.
  
   Когда Бум и другие доу осторожно окружили огневую точку, Бак опрометчиво прыгнул прямо на выступ, чтобы увидеть результаты своей меткости. Но, к его удивлению, яма была совершенно пуста. Ни немцев, ни пулемета. Единственным свидетельством того, что огневая точка была недавно занята, была траншея для отступления, которая вела к стене сторожки.
  
   Бак недоверчиво повернулся к Буму. "Клянусь, у меня есть один!"
  
   "Если ты переживешь эту войну, ты заслужишь медаль", - сказал Бум, забавляясь.
  
   Бак наткнулся на кровавый след в траншее. Он последовал за красными каплями вдоль внешней стороны домика, за угол и к лестнице в подвал. Другие столпились позади него, включая Бума. Исполненный благих намерений сержант напомнил лейтенанту, что это не входит в обязанности офицера. Бум был известен своим безрассудным пренебрежением к личной безопасности. Иногда казалось, что он пытается покончить с собой.
  
   Бак крался вниз по ступенькам подвала, показывая дорогу. Он оправдывал свою репутацию: Коротышка думает, что он невидим . Бабло убеждало его броситься вперед с гранатой, но Бак отказался - гражданские иногда укрывались в подвалах, и он не хотел, чтобы их кровь была на его руках.
  
   У подножия лестницы Бак подал сигнал "стоять" и открыл дверь. Когда выстрелов не прозвучало, он вошел в тускло освещенный подвал.
  
   Немцы просто стояли там. Восемь вражеских солдат сгрудились вокруг чего-то спиной к нему. Когда Бак крикнул, солдаты повернулись с поднятыми руками в знак капитуляции. На их лицах отразилось смятение. Бак жестом отослал их, чтобы он мог видеть, что они прячут. Солдаты отступили назад, обнажив молодого немецкого солдата, лежащего на полу.
  
   Бак подошел ближе.
  
   Солдат был светловолосым, голубоглазым и примерно того же возраста, что и Бак, двадцати двух лет. Он дышал, но кроваво-серое мозговое вещество сочилось из отверстий по обе стороны его головы. Бака чуть не стошнило. Его слух затих, и время, казалось, остановилось. Он чувствовал такое головокружение, что испугался, что упадет в обморок. Это была его жертва; никто другой из бабок не стрелял. Это был первый раз, когда Бак увидел результаты своих пуль вблизи.
  
   Бак повернулся к другим немцам и увидел убитые горем лица. Некоторые вытирали слезы, в то время как другие были на грани слез. Вероятно, они были не просто сослуживцами; скорее всего, они были друзьями, которые знали друг друга годами, принадлежали к подразделению, набранному из одного города.
  
   Бак позвал медика.
  
   В комнату ворвалась толпа доу с лестницы, поводя винтовками из стороны в сторону в поисках угрозы. Мгновение спустя прибыл Бум с медиком на буксире.
  
   Медик склонился над молодым немцем. Бак не мог отвести взгляда, как будто он мог каким-то образом вернуть молодому человеку здоровье своим взглядом. Веки раненого трепетали, дыхание было поверхностным. Медик покачал головой. Молодой немец должен был умереть.
  
   Бак боролся за дыхание, его грудь неудержимо сжалась.
  
   Бум, должно быть, почувствовал страдания Бака, потому что приказал ему подняться наверх и обыскать дом. Когда ноги Бака понесли его прочь, он оглянулся через плечо, страстно желая увидеть, как устранен ущерб.
  
  
   -
  
  
   Ошеломленный и пепельный, Бак бесцельно бродил по суматохе охотничьего домика.
  
   Под деревянными стропилами потолка даги столпились вокруг оружейных ящиков, рассматривая винтовки и забирая лучшие образцы противника для себя.
  
   Яницки заметил безразличие Бака к "бесплатному для всех" и отвел его в сторону. Бак поделился тем, что он только что увидел.
  
   "Он бы без колебаний направил на нас свое оружие", - сказал Джаники, имея в виду солдата, которого застрелил Бак. "Ты просто случайно выстрелил первым".
  
   Бак не собирался признавать, что он, возможно, спас жизни, наверняка забрав одну. Пытаясь отвлечь Бака, Джаники подвел его к оружейным ящикам и напомнил, что в полутреке отделения есть место для хранения винтовки.
  
   Бак выбрал комбинацию трехствольного дробовика и винтовки с двумя стволами 16-го калибра сверху и стволом винтовки 44-го калибра снизу. Джаники предложил Баку отправить оружие домой своему младшему брату, что Бак счел хорошей идеей.
  
   Бак покинул вигвам со своим M1 на одном плече и трехствольным оружием на другом. Несмотря на все усилия Джаники, взгляд Бака был отстраненным, а мысли витали где-то далеко. Он не мог перестать проигрывать момент, когда нажал на курок. Его жизнь изменилась навсегда.
  
   Мне следовало выстрелить поверх его головы или в тот дуб?
  
   Бросил бы он пистолет и убежал?
  
   Он не мог отделаться от того, что происходило в сторожке позади него, или забыть лица тех немецких солдат, когда они смотрели, как умирает их друг. Он слышал в церкви, что Бог знает каждый волос на голове человека и что "когда ты делаешь свой последний вздох, Бог с тобой".
  
   Оглянувшись через плечо, Бак при этой мысли похолодел. Бог, вероятно, был в том подвале примерно сейчас.
  
   В своем стремлении стать ветераном он упустил из виду обратную сторону: война - отвратительное дело, в котором нельзя быть хорошим.
  
  
   ГЛАВА 14
   ПОЖАРНАЯ СЛУЖБА ЗАПАДА
  
  
   День или два спустя, в начале марта 1945 г.
  
   Примерно в 130 милях к югу -Германия
  
  
   Темнота окутала сельскую местность во всех направлениях, когда немецкий военный поезд мчался на север, параллельно горам Оденвальд.
  
   Паровоз Кригслок работал изо всех сил. Тяги привода качались, колеса вращались; он ритмично выбивал четыре удара в такт и развивал скорость 30 миль в час.
  
   Поезд двигался с выключенными огнями, и спрятаться от него было трудно. Из дымовой трубы в темноту летел непрерывный поток искр. Тлеющие угольки поплыли назад, освещая платформы с немецкими танками. Опустив очки, Густав сидел на месте радиста танка Mark IV в трех машинах впереди.
  
   Его светлые волосы развевались на ветру; голова подпрыгивала в такт движению поезда над открытым люком. Запах угля был успокаивающим и напоминал ему о доме зимой.
  
   Когда сельская местность к северу от Гейдельберга расплывалась перед ним, Густав не мог перестать улыбаться.
  
   Он был именно там, где хотел быть.
  
   Он улизнул, чтобы прокатиться на своем танке, в то время как другие члены экипажа ехали в товарных вагонах, в строгом соответствии с правилами. Но Густав не собирался упускать шанс увидеть рельсы как кондуктор - по крайней мере, в течение нескольких часов. Если бы только его бабушка позволила ему следовать своей мечте стать железнодорожником, он мог бы заниматься этим каждый день.
  
   Приближался рассвет, и свет пробивался из-за округлых гор, когда облака над головой стали розовыми. Но поля все еще были черными, а близлежащие деревни погрузились в сон.
  
   Поезд мчался в темноте, отбивая ровную колыбельную, когда колеса пересекали стыки рельсов, заманивая Густава в столь необходимый сон.
  
   С тех пор, как произошла битва в его день рождения, бои были жестокими.
  
   106-я танковая бригада была направлена в горячо оспариваемую провинцию Эльзас, на юго-западе Германии. Эльзас до войны принадлежал французам. После того, как немцы захватили территорию, сначала американцы, а затем Первая армия Франции сражались, чтобы вернуть ее обратно.
  
   106-ю танковую бригаду, которую считали слишком важной для участия в битве за Арденну, бросали туда, где были бреши в линии фронта, за что она получила боевое прозвище "Пожарная команда Запада".
  
   Лейбл достался нам дорогой ценой.
  
   После того, как бригада была уничтожена при исполнении служебных обязанностей, она недавно была расформирована и по частям переброшена на север. Одна потрепанная рота отправилась защищать плацдарм в Бонне, две отправились в Рейнскую область, и теперь последняя часть 106-й танковой бригады катилась по рельсам навстречу своей судьбе.
  
   На платформах позади Густава цепи сковали еще примерно семь танков, принадлежащих 2-й роте. Теперь у них был смешанный парк танков, состоявший примерно из трех "Пантер", трех Mark IV и одного-двух оставшихся "Ягдпанцеров IV".13
  
   Дни Густава в "Пантере" остались позади. После потерь подразделения в Эльзасе, где он часто замещал наводчика танков, его назначили на Mark IV H для будущих боевых действий. Танк темно-зелено-коричневого камуфляжа был реквизирован у расформированного подразделения. На нем были видны боевые шрамы: нижняя броня была снята с обоих флангов, оставив только ореол нижней брони вокруг башни для дополнительной защиты.
  
   Усиливающееся потепление неба предвещало беду.
  
   Машинисту скоро пришлось бы ставить поезд на стоянку. Поскольку небо над западной Германией патрулировали 5000 истребителей-бомбардировщиков союзников, передвигаться по рельсам в светлое время суток было слишком опасно.
  
   Густав наклонился на своем сиденье, чтобы осмотреть локомотив. Туннели были единственным убежищем поезда в эти дни. Наверняка скоро появится одно из них?
  
   В начале путешествия Густав ехал в одном из двух грузовых вагонов в хвосте поезда. В каждом вагоне ехало по тридцать человек, которые играли в карты на подстилке из сена, пока поезд пыхтел. Но деревянный потолок и стены вагона мало защищали от возрастающей вероятности нападения с воздуха. Итак, Густав пробрался вперед, чтобы жить в своем танке. Он появлялся на каждой остановке как раз вовремя для сбора - никто так и не узнал о том, где он был.
  
   Во время остановки кондуктор поезда признался Густаву, что, когда они проезжали его родной город, он планировал выпрыгнуть из вагончика - к черту последствия. Он знал, куда они направляются, и не хотел принимать в этом участия.
  
   Поезд направлялся в "Город-крепость" Германии - Кельн.
  
   Вермахт готовил город к американскому наступлению, отправив 88-е орудия для усиления зенитного кольца города. Ополчение фольксштурма - сила, состоящая из немногих, в основном пожилых, мужчин, которые еще не были призваны в армию, - по мере приближения развязки забивало подземные переходы трамваями и рыло укрепления в парках. Для компании Густава были сокращены заказы.
  
   Они предоставили бы танки.
  
   Из кабины кондуктор подал сигнал машинисту, нажав на тормоза. Он еще не бросил их. Машинист высунулся из локомотива, чтобы заглянуть за поезд. Что-то, что он увидел в темном небе, привело его в бешенство. Он крикнул кочегару, прежде чем вернуться в кабину.
  
   Свисток Кригслока издал леденящий кровь вопль.
  
   Каждый раз, когда кочегар открывал топку, чтобы подбросить полную лопату угля, из локомотива вырывались вспышки оранжевого света, освещая как ландшафт, так и красное днище паровоза.
  
   Когда машинист открыл дроссельную заслонку, ведущие колеса на мгновение потеряли сцепление с дорогой, поскольку они вращались от взрыва мощности. Поезд разогнался до 35 миль в час, возможно, до 40. Из дымовой трубы с оглушительным ревом посыпались искры. Они от чего-то убегали, но Густав не был уверен, от чего. Он в панике оглянулся через плечо, но башня загораживала ему обзор.
  
   Густав поглубже вжался в свое сиденье. Танк дернулся на цепях, когда платформа накренилась и закачалась под ним. Более 600 тонн поезда мчались по плохо залатанным путям Германии. Он держался крепко.
  
   Локомотив пульсировал светом. Густаву показалось, что он охвачен пламенем, как будто все впереди были мертвы, а поезд сбежал.
  
   Позади него раздался пронзительный вой. Это был безошибочно узнаваемый звук воздуха, пробиваемого радиальными двигателями. Теперь Густав знал, от чего они убегали - истребители-бомбардировщики союзников были у них на хвосте. Густав спустился в танк и закрыл за собой крышку люка, окопавшись в темных пределах.
  
   Застучали пулеметы. Трассирующие пули косо прорезали темноту. Пули прошлись по всей длине поезда от задней части до передней, прогрызая деревянные вагоны и звеня металлом по ходу движения. Звуки заплясали под стальным потолком "Густава" и продолжались. Локомотив издал вопль - его внешние трубы были сломаны. Второй самолет с ревом пронесся над головой и заглушил крики машины грохотом пылающих пушек.
  
   Самолеты продолжали лететь низко и прямо, впереди поезда. Кригслок продолжал пыхтеть, но он жил в потраченное время. Если бы плита котла толщиной почти в полдюйма разорвалась, она взорвалась бы с силой бомбы.
  
   Густав приоткрыл люк, чтобы выглянуть наружу. Они ушли?
  
   Из жил локомотива вырывался пар, поднимаясь широким слоем горячего тумана, который Густав чувствовал на своем лице. Неуловимого врага теперь было еще труднее обнаружить. Но сквозь пар Густав обнаружил их. Высоко в небе и вдалеке пара темных Р-47 развернулась спереди, готовясь к следующему заходу.
  
   Волки еще не закончили с ними.
  
   Густав закрыл крышку люка и стал совсем маленьким.
  
   Первый самолет прилетел, целясь в нервный центр поезда - локомотив. Трассирующие пули прошлись по крыше локомотива и пробили угольный тендер, оставляя облака черной пыли, которые кружились в кильватерном следе самолета.
  
   Кригслок тяжело дышал и истекал кровью, но он не сдавался без боя.
  
   Р-47 действовали полумерами. Второй самолет приближался к ним выше и медленнее, затем он выпустил бомбу, которая упала, подняв облако пепла прямо перед поездом.
  
   Машинист, должно быть, видел это через передние окна кабины. Рельсы перед ними были перерезаны. Если они не остановятся, то пойдут прямо к сходу с рельсов.
  
   Тормоза завизжали от напряжения, пытаясь остановить движение поезда вперед. Из тормозных колодок посыпались искры и заскользили вокруг локомотива, как кильватерный след на носу корабля. Ведущие колеса заблокировались, выбрасывая собственные искры, когда поезд заскользил по рельсам.
  
   Поезд замедлился до 30 миль в час. Затем 20.
  
   Позади Густава танкисты выпрыгивали из движущихся машин, готовые рискнуть в этот момент. Если бы поезд сошел с рельсов на скорости 10 миль в час, его 400 тонн груза обрушились бы вперед с силой лавины. Даже при скорости всего 5 миль в час человека сбило бы с ног.
  
   Поезд почти остановился. Но этого было недостаточно. Раздался пронзительный свисток - это был сигнал для оставшихся танкистов и экипажа занять аварийные позиции. Густав приготовился к удару, вытянув руки.
  
   Локомотив вслепую перевалился через край воронки от бомбы, прежде чем с тошнотворным хрустом врезаться в яму. Вагон за вагоном яростно сталкивались друг с другом. Под тяжестью танков поезд сжался, как аккордеон. Густав качнулся вперед. Его лицо уперлось в прицел пистолета.
  
   Потребовалось мгновение, чтобы стряхнуть паутину.
  
   Густав поднял крышку люка и осмотрел повреждения. Все вагоны поезда, кроме локомотива, все еще стояли на путях. Из воронки от бомбы поднимался рев пара. Предохранительные клапаны локомотива сбрасывали давление в котле.
  
   P-47 с урчанием пронеслись мимо, чтобы на мгновение полюбоваться делом своих рук, прежде чем продолжить путь. Густав наблюдал, как они уменьшаются вдалеке, улетая в погоню за другой добычей.
  
   Из разбитого локомотива никто не выбрался. При подобных авариях уголь часто вылетал вперед и прижимал людей к раскаленному котлу.
  
   Густав хотел бы обнять свою бабушку. На ее месте мог бы быть он.
  
  
   -
  
  
   На следующий день группа примерно из десяти немецких танкистов прогуливалась по Старому городу Гейдельберг.
  
   Густав восхищался старыми зданиями в стиле барокко, богато украшенными и полными красок. Над тротуарами висели раскрашенные вывески, а купола византийских церквей стояли, как указатели миль. Река Неккар протекала в нескольких улицах отсюда, а в другом направлении к городу примыкали горы и полуразрушенный замок.
  
   Самым замечательным в городе было то, что он все еще был полностью нетронут. До сих пор Гейдельберг, где находится старейший университет Германии, почти полностью пострадал от бомбардировок. Бродя по этим улицам, Густав почти мог убедить себя, что война была не чем иным, как дурным сном.
  
   Он и другие танкисты были в приподнятом настроении. Было приятно вернуться в немецкий город, особенно после того, как они были на волосок от гибели на железнодорожных линиях. После того, как локомотив отбуксировал их обратно в Гейдельберг, им был предоставлен отпуск, пока рабочие не устранят повреждение.
  
   Густав был удивлен, что другие мужчины позволили ему следовать за собой. Он был самым молодым среди них и даже после повышения до рядового первого класса оставался солдатом самого низкого ранга в группе, которая состояла из капралов и сержантов.
  
   К счастью, Рольф поручился за него.
  
   Командир Густава вернулся, шел рядом с ним, во плоти. Пытаясь спастись от искалеченной "Пантеры" в Люксембурге, Рольф и заряжающий предпочли полям лес и спрятались там, вернувшись как раз перед тем, как бригада эвакуировалась без них.
  
   Густав и Рольф были единственными оставшимися членами их первоначального экипажа. Вернер, суровый ветеран-наводчик, был переведен из роты, как и заряжающий, из-за ранений или военных нужд.
  
   Прохожие переходили на другую сторону улицы, чтобы не мешать танкистам. Некоторые отводили взгляд, в то время как другие не прилагали усилий, чтобы отвести взгляд, и свирепо смотрели на них.
  
   Жители Гейдельберга увидели то, что им не понравилось.
  
   Густаву стало интересно, почувствовали ли его товарищи враждебность. Может быть, это была их форма?
  
   Оставив свои промасленные комбинезоны в поезде, мужчины надели стандартную танковую форму, полностью черную, как у механиков люфтваффе, с широкими, накладывающимися друг на друга лацканами. Цвет был выбран практично, чтобы скрыть жирные пятна, которые были неизбежной частью работы.
  
   Проблема была в том, что внушавшие страх эсэсовцы также носили черную форму, и на нетренированный взгляд танкистов вермахта вроде Густава можно было спутать с бойцами частных боевых формирований нацистской партии.
  
   Петлицы танкистов на воротнике не помогли. На воротнике формы Густава были серебряные нашивки с черепом. Немецкие кавалеристы Брауншвейгского корпуса носили такие же черепа на своих фуражках, когда сражались бок о бок с британцами при Ватерлоо - череп символизировал человека, ставящего свою верность выше собственной жизни, - и теперь танкисты вермахта заявили, что эмблема является их наследием, несмотря на то, что она очень похожа на эмблему в виде черепа, принятую гитлеровскими СС во время их расцвета в 1920-х годах.
  
   Но дело было не только в форме. Здесь было нечто большее.
  
   Во время своего пребывания на фронте Густав не был посвящен в последние пропагандистские новости. Он не слышал "страшных историй". Чтобы внушить страх и боевой дух, министр пропаганды Йозеф Геббельс использовал государственные СМИ, чтобы нарисовать немцам ужасающую картину того, что ждет страну в будущем, если они потерпят поражение.
  
   Геббельс утверждал, что американцы заключили сделку с русскими об отправке заключенных в лагеря в Сибири. Всех мужчин, оставшихся в Германии, будут переводить из города в город разгребать щебень и разбивать камни. Геббельс сказал своему народу, что американские офицеры будут пороть немецких женщин хлыстами для верховой езды, а гражданских лиц будут запирать в своих домах на все, кроме двух или трех часов в день.
  
   Пропаганда быстро пустила корни среди немецкого народа. Но кампания имела непреднамеренные последствия - порочную игру в вину, которая подорвала моральный дух и настроила немецких гражданских лиц против их собственных войск.
  
   Один немецкий сержант, ставший военнопленным, описал Гейдельберг своим похитителям: "Настроение там дерьмовое, но ненависть направлена не на врага, а против немецкого режима". На улицах говорили: "Если бы только союзники поторопились и пришли, чтобы положить конец войне".
  
   В бесчисленных городах немецкое гражданское население на западе теперь называло своих солдат новым именем: "Продолжатели войны".
  
   За время своего короткого пребывания в Гейдельберге Густав не слышал конкретно этих слов, да ему и не нужно было слышать. Невысказанного проявления презрения было достаточно, чтобы привести его разум в движение.
  
   Если его народ сейчас был против него, то ради кого он рисковал своей жизнью?
  
  
   -
  
  
   Внутри пивоварни все было лучше. Пиво защищало от суровых реалий войны - на какое-то время.
  
   Танкисты сидели вместе за столом под сводчатым деревянным потолком. Из динамиков лилась музыка по радио, соответствуя возобновившемуся веселью танкистов. Пивной зал источал приятные запахи очага и еды.
  
   Были и другие клиенты, помимо танкеров, но немногочисленные заведения были переполнены. Сидя рядом с Рольфом, Густав снова почувствовал себя комфортно. Появились кружки с пенистым пивом. Никто больше не воспринимал тосты всерьез. Большинство было произнесено в шутку и встречено хохотом.
  
   "Много врагов, много чести!" - была любимой шуткой.
  
   На любом будущем поле боя они были бы в меньшинстве, от этой реальности никуда не деться. Итак, немецкие танкисты шутили по этому поводу. "Один наш танк лучше десяти ваших", - хотели они сказать американцам, - "Но у вас всегда есть одиннадцать!"
  
   В каждом подразделении были свои фанатики, для которых подобные шутки были богохульством, люди, которые все еще верили в Endsieg Гитлера, или окончательную победу - невозможный триумф над численностью, выстроенной против них. Но никто из них не сидел с Густавом в тот день.
  
   Густав сделал глоток. Пиво было водянистым. Оглядев сидящих за столом, он увидел, что остальные тоже сморщились от пресного вкуса. Пиво стало еще одной жертвой нехватки ингредиентов военного времени, наряду с маслом, джемом, медом и кофе, которые теперь были искусственными.
  
   Ветеран-танкист сунул руку под мундир и извлек бутылку шнапса Kümmel, зернового спирта, приправленного тмином. Густав с беспокойством посмотрел на Рольфа. Поскольку технически они были на дежурстве, крепкий алкоголь был запрещен. Но Рольф и глазом не моргнул. Под столом ветеран налил половину бутылки в свою кружку, пока остальные наблюдали. Не было необходимости прятаться от своих коллег-офицеров - они бы попросили попробовать.
  
   Их самым большим страхом были немецкие мирные жители. Они прятались от тех самых людей, за которых сражались. Пропагандистская машина Геббельса превратила всех и каждого в потенциального "крота". Кроме значка со свастикой на лацкане, было невозможно определить, был ли кто-то лояльным членом нацистской партии, который мог бы настучать гестапо.
  
   Закон о "Подрыве военных усилий" 1938 года сделал преступным подрыв военных усилий любым способом, в любой форме, и наказанием за нарушение закона была смерть. Подпадало ли под это употребление алкоголя в форме при произнесении непатриотических тостов? На данный момент, после всего, через что они прошли, им было все равно.14
  
   Сделав один-два пробных глотка, танкист-ветеран передал кружку следующему мужчине. Густав сделал пробный глоток. На вкус оно было ароматным, как сочетание специй, аниса, перечной мяты, меда - и пива. Ему понравилось. Когда кружка опустела, другой сержант подлил под стол вторую кружку пива. Почти у каждого мужчины была припрятана фляжка. По мере того как кружки продолжали перемещаться от одного танкиста к другому, песни становились громче, а шутки грубее. Густав ухмылялся и смеялся больше, чем говорил.
  
   Побочным эффектом алкоголя было желание предаться воспоминаниям. Одной из их любимых часто рассказываемых историй была история об одном-единственном техасце из 2-й роты. Американец немецкого происхождения, он посещал родину своих предков, когда началась война, и вскоре после этого немцы призвали его в армию. Как радиста, его акцент пригодился в Эльзасе. Когда американцы вели артиллерийский огонь, он вызывал их по радио. Услышав его густой техасский говор, американские солдаты были убеждены, что он один из своих. Это было предположение, которое техасец использовал бы против них, чтобы перенаправить их огонь не на то поле.
  
   Один солдат, пожилой танкист, сидевший рядом с Густавом, был особенно взбодрен пивом с ликером. Он реквизировал металлическую емкость для мусора с центра стола, затем опорожнил ее и поднес ко рту, чтобы воссоздать резонанс радиопередачи. "Из Министерства рейха в Берлине", - сказал он.
  
   Густав оглянулся через плечо. Это было весело, но опасно.
  
   Скривив рот, танкист постарше начал с насмешливого впечатления от речи Геббельса: "Если наши враги думают, что у нас, немцев, нет искусства, то мы можем доказать обратное! Каждый день на Восточный фронт отправляется полный вагон арт -ифициального меда! А как насчет нашего арт -ифициального кофе? И..."
  
   За столом разразился приступ пьяного смеха.
  
   Густав смеялся вместе со всеми, но воздерживался от собственных шуток. Он давно научился бояться гнева национал-социалистов.
  
   Густаву было двенадцать лет 9 ноября 1938 года, в "Ночь разбитого стекла", когда церковные колокола пробудили всю его семью ото сна. Из соседней деревни Вехдем поднималось пламя. Отец Густава служил в местной пожарной команде, поэтому он взвалил на плечо свои инструменты и поехал на велосипеде тушить пламя. Другие пожарные последовали за ним, управляя водяным насосом, запряженным лошадьми.
  
   В деревне они обнаружили, что огонь исходил из горящей синагоги и еврейских домов города. Пожарная команда смогла спасти имущество одной семьи из огня и переезжала в другой дом, когда вернулись нацистские коричневорубашечники. Банда местных нарушителей спокойствия, объединенных одинаковой униформой, коричневорубашечники устроили поджоги по предложению Геббельса в рамках волны насилия в отместку за убийство еврейским подростком немецкого дипломата в Париже. Коричневорубашечники численно превосходили пожарную команду и вынудили мужчин отойти в сторону. Как будто этого было недостаточно, коричневорубашечники бросили все, что удалось спасти пожарной команде, обратно в огонь.
  
   Когда отец Густава вернулся домой той ночью, он плакал.
  
   Антисемитский пыл Германии не имел никакого смысла для Густава. Он знал только одного еврея - соседского фермера, который одолжил семье корову в трудные времена, никогда не прося и не ожидая ничего взамен. По мнению Густава, евреи были обычными, трудолюбивыми немцами, такими же, как его родители. Хотя в то время ему было всего двенадцать, он был достаточно осведомлен, чтобы понимать: что бы ни происходило, это было неправильно.
  
  
   -
  
  
   Было уже поздно, и вечеринка подходила к концу.
  
   Каждый выпил за голос в своей голове, пока кружка медленно кружила по столу.
  
   Взрывы военных новостей прервали музыку. По мере того, как новости с фронта разносились по пивному залу, последние следы разгула были уничтожены. Красная армия вошла в Восточную Пруссию. Вскоре миллионы мирных жителей с этих территорий станут беженцами, отказавшись от более чем семисотлетней истории Германии.
  
   Новость повергла Рольфа в особую меланхолию. Он беспокоился за свою семью, оставшуюся дома в Дрездене, седьмом по величине городе Германии. Как и другие мужчины из восточной Германии, он даже не знал, уцелел ли еще его дом. Несколькими неделями ранее почти восемьсот британских бомбардировщиков пролетели над городом глубокой ночью, сбросив достаточное количество зажигательных бомб, чтобы вызвать огненный шторм в центре города.
  
   Слух об ужасах Дрездена распространился быстро. Выжившие рассказывали о огненном торнадо, который с такой силой втягивал воздух в свой водоворот, что отрывал людей от их опор, затягивая их в красное зарево. Марширующие стены пламени превратили бомбоубежища в печи. Текли реки расплавленной смолы, когда асфальтовые улицы кипели от жары.
  
   Рольф отчаянно ждал весточки от своей семьи. Он понятия не имел, выжили они или нет, и Густав беспокоился за своего командира. Рольф был больше, чем командир; он был другом. Но в тот момент Дрезден казался таким далеким городом. Их настоящая забота была впереди - Город-крепость.
  
   Независимо от того, сколько он пил, Густав не мог забыть, куда направлялась "Пожарная команда". Они были последними осколками вермахта на западе, "Продолжателями войны". Всего с несколькими танками им предстояло сражаться с самой технологически развитой смертоносной силой, которую когда-либо знал мир. В распоряжении Эйзенхауэра было 73 дивизии, 17 000 самолетов и 4 миллиона солдат для достижения одной цели - убивать немцев, подобных Густаву.
  
   Это знание породило парализующее чувство обреченности.
  
   Пока кружка обходила стол, на ум пришла поговорка старого охотника: "Многие собаки приносят смерть кролику".
  
   Пути скоро будут отремонтированы. Придет другой поезд, и пути назад не будет. Поезд до Кельна был поездом в один конец, и Густав знал это.
  
   Когда кружка дошла до него, он пил большими глотками.
  
  
   ГЛАВА 15
   ИДУ ПЕРВЫМ
  
  
   День или два спустя, 5 марта 1945 г.
  
   Кельн, Германия
  
  
   Ворота в город были заперты.
  
   Рота Изи остановилась позади "Першинга", когда он, содрогаясь, остановился на улице. Командиры пригнулись пониже в своих башенках. Две роты доу искали укрытия во дворах близлежащих домов. Было около полудня, и на жилых окраинах Кельна стоял пронизывающий холод. Под корявыми деревьями трепетали ржавые листья. На горизонте собирались зловещие тучи - надвигалась буря.
  
   Внутри головного танка оперативной группы X Кларенс приник к перископу, чтобы осмотреть место происшествия. Дорога впереди вела прямо к подземному переходу, забитому белыми троллейбусами, соединенными стальными тросами.
  
   "Это может быть засада", - сказал Кларенс Эрли.
  
   По другую сторону эстакады стояли многоквартирные дома фабричного типа. Это было идеальное место для наблюдателей, чтобы устроить ловушку.
  
   Эрли передал предупреждение всей компании.
  
   Башни танков прочесали горизонт. Достаточно было одного немецкого солдата с печально известным "Панцерфаустом", чтобы танк встретил огненный конец. Американские экипажи были проинформированы о том, что это оружие, представляющее собой смертоносную комбинацию базуки и гранатомета, должно применяться в городских боях.
  
   Кларенс осмотрел высокие берега по обе стороны от резервуара, готовясь к появлению врага. С неба на севере донесся раскат грома. Параллельная оперативная группа столкнулась с зенитными ракетами Flak 88 на аэродроме в Кельне.
  
   "Прекратить огонь", - с облегчением передал Эрли по рации взводу. Пехота с этим справится. Группа доу двинулась вперед и захватила эстакаду без единого выстрела.
  
   Танк-бульдозер приближался, чтобы прорвать блокаду, которая стояла у них на пути, но специалистам потребовалось бы некоторое время, чтобы прибыть.
  
   Эрли покинул танк, чтобы посовещаться с другими командирами. Капитан Солсбери находился в Отъезде в Париже, получив заслуженный отпуск, но перед отъездом он назначил командира взвода ветеранов, лейтенанта Билла Стиллмана, исполняющим обязанности командира роты.
  
   Кларенс нервничал. Сидеть в головном танке - самой уязвимой мишени - было мучительно. Но он был не один. Смоки спустился с танка и принялся расхаживать взад-вперед, попыхивая сигаретой, как трубой. Злобный стрелок из лука носил пистолет низко на бедре, как стрелок, которым он себя изображал. Вернувшись в Штольберг, он прославился соревнованиями по быстрой жеребьевке, которые он устраивал с коллегой-танкистом, чтобы скоротать время.
  
   Эти двое вступали в схватку и стреляли друг в друга без оглядки. Правила требовали, чтобы они вынули пистолеты, но однажды Смоки забыл и фактически выстрелил своему "противнику" в пах. Последствия? Никаких отпусков до конца войны. Содержание Смоки в танке было лучшим наказанием, чем тюремное заключение.
  
   Кларенс спустился с башни и прошел вперед к носу, надев свою любимую вязаную шапочку вместо шлема. Даже здесь он был готов рискнуть. Если бы поблизости были снайперы, шлем все равно не остановил бы пулю, подумал он.
  
   Кларенс указал на сигарету Смоки. "Можно мне одну?"
  
   Смоки не поверил. Кларенс - человек, который обменивал сигареты из своего пайка на шоколад, - хотел курить?
  
   "Пожалуйста, мне действительно кое-что нужно", - сказал Кларенс.
  
   Смоки ухмыльнулся. Он был слишком рад развратить своего друга и даже дал Кларенсу прикурить.
  
   Кларенс глубоко затянулся сигаретой. Прилив никотина действовал успокаивающе, настолько успокаивающе, что он чуть не свалился с бака. Прислонившись к стволу, он вернулся в башню, где покурил и успокоил нервы.
  
   Знак неподалеку обозначал городскую черту K öln, немецкое название Кельна. Вдалеке над городским пейзажем, все еще дымящимся после налета королевских ВВС, совершенного тремя днями ранее, возвышался почерневший и сожженный знаменитый собор. Шпили-близнецы собора смотрели на Кларенса, как зловещие всевидящие глаза.
  
  
  
   Собор, видимый с западной окраины Кельна
  
  
   Он хотел, чтобы его родители могли видеть его сейчас: одного из пяти членов экипажа танка, который поведет 3-ю бронетанковую дивизию в Королевский город Германии. Он прошел долгий путь от торговли конфетами в Лихайтоне, штат Пенсильвания.
  
   Джип, накренившись, остановился позади "Першинга". Командующий оперативной группой полковник Линдер Доан, долговязый техасец ростом шесть футов три дюйма, вышел. Пиарщики подразделения восхваляли его: "старый кавалерист... он по-прежнему с ревом бросается в бой, как техасский ковбой. Он ухмылялся, как кот, когда было жарко, и, как говорят, у него совсем не было нервов ".
  
   Глаза Доана осмотрели прогресс в подземном переходе, прежде чем остановиться на Кларенсе. "Солдат!"
  
   Кларенс посмотрел вниз, вырванный из задумчивости.
  
   "Надень свой шлем!" Рявкнул Доан.
  
   Кларенс щелчком отбросил сигарету и инстинктивно отдал честь.
  
   Доан испортил свой дым, не говоря уже о кратком моменте размышления. Кларенс нырнул в башню, когда Доан вернулся к своему джипу, довольный тем, что порядок был восстановлен. Но Кларенс не собирался подчиняться команде. Он просто вошел внутрь, где полковник не мог видеть его без шлема.
  
  
   -
  
  
   Расположенный к северу от позиции Кларенса на параллельной дороге, Бак сидел на холостом ходу в "Шермане" вместе с Джаники, лейтенантом Бумом и тремя или четырьмя другими доу.
  
   Во время этой атаки они должны были ехать на танках роты F.
  
   Доу были одеты в зеленую форму с перчатками и шарфами, которые затягивались на шее или закрывали уши, но слоев одежды становилось слишком много. Бак изнемогал. Он распутал свой шарф и расстегнул воротник. От вздувшихся решеток машинного отделения поднимался жар. И дело было не только в жаре - запах масла был тошнотворным.
  
   Был только один способ выбраться из раскаленного, скованного статикой танка. Бак спросил лейтенанта Бума, может ли он расследовать предстоящую задержку. Всегда ценящий проявление инициативы, Бум одобрил просьбу Бака.
  
   Бак отправился в путь один. Он не собирался уступать свое прочное положение первого разведчика, особенно какому-то новому заменителю, из-за которого их могли убить. Даже если работа была опасной, по крайней мере, он держал свою судьбу в собственных руках.
  
   Повернув за угол, Бак обнаружил одинокий "Шерман", стоящий на холостом ходу перед другим заблокированным подземным переходом. Немцы делали все, что в их силах, чтобы удержать войска союзников за пределами своего города.
  
   Инженеры GI уже были на месте. Командир "Шермана" стоял в своем люке и разговаривал с инженерами, когда Бак присоединился к ним. Они ждали на бульдозере, чтобы расчистить баррикаду, чтобы они могли продолжать наступление.
  
   Их периферийное зрение уловило движение. Кто-то шел по мосту, который проходил над подземным переходом. Бак вскинул винтовку к плечу, пока инженеры нащупывали свои карабины. Один за другим мужчины опустили оружие.
  
   Это была просто немецкая пара, вышедшая на неторопливую прогулку.
  
   Но даже после того, как Бак опустил винтовку, он не спускал с них глаз. Что-то было не совсем правильно в этой паре. Мужчина и женщина оба были в белых медицинских фартуках с красным крестом. Они бездельничали, не торопясь изучали американцев внизу. Когда они увидели все, что им было нужно, они начали действовать. Мужчина сунул руку под фартук и поднял "Панцерфауст" подмышкой, прицеливаясь в "Шерман". Американцы бросились врассыпную. Бак заметил автомобильный гараж слева от себя и бросился в укрытие.
  
   "Панцерфауст" выстрелил взрывом черного пороха, приведя в движение боеголовку в форме футбольного мяча, которая полетела вниз подобно метеору. Боеголовка попала в переднюю часть танка, но не взорвалась. Отрикошетив от улицы, ракета продолжила полет и скользнула под ходовую часть танка и вылетела с задней стороны, прежде чем взорваться у бордюра.
  
   Ударная волна подняла Бака и швырнула его о гараж.
  
   Чувствуя, как вздымается грудь от напряжения и силы удара, Бак высунулся из своего укрытия и прицелился вместе с "Шерманом", который поднял пушку в направлении моста. Но этого было слишком мало, слишком поздно - пара исчезла.
  
   Бак и остальные только что познакомились с новой породой немецких солдат.
  
   В Кельне, центре нацистской власти, находилось 125 местных отделений партии, и во многих районах были "лидеры блоков", которые следили за тем, в каких семьях вывешивались флаги со свастикой, а также следили за тем, кто участвовал в воскресном рагу, когда немцев просили есть только рагу и жертвовать сэкономленные деньги бедным. Была ли немецкая пара парой лидеров блока-изгоев, которым некого было беспокоить? Были ли они завербованы военными для ведения партизанской войны на улицах? Можно было только догадываться.
  
   Бак кипел от злости. Из-за своего любопытства он чуть не погиб. Экипаж танка тоже был на волосок от гибели. Боеголовка "Панцерфауста" работала, выбрасывая струю пылающей плазмы сквозь броню танка, забрызгивая всех, кто находился внутри, расплавленным металлом.
  
   Бак как раз ругал себя, когда снова заметил движение на мосту. Пара вернулась. Их лица поднялись с моста, чтобы мельком взглянуть на дело своих рук. Они услышали взрыв и предположили, что уничтожили танк. Один нагло встал, затем другой.
  
   Бак прицелился из своей винтовки, но прежде чем он успел выстрелить, "Шерман" выстрелил первым. Снаряд пробил мост, обрушив град разбитого бетона и шрапнели прямо на фанатиков с большей силой, чем выстрел из дробовика с близкого расстояния.
  
   Когда пыль осела, стало видно осыпающуюся дыру в стене моста. Там, где когда-то стояла пара, осталась только пара длинных красных полос.
  
   Лейтенант Бум и взвод прибыли и начали оцепление района. Бак вышел поприветствовать их, как будто все было нормально. Они не могли знать правды о том, как близко он сам подошел к тому, чтобы превратиться в красную кляксу. Если бы они это сделали, он бы никогда не услышал конца этого.
  
   Один из тестомесов огляделся по сторонам, как будто что-то потерял. Рядовой первого класса Байрон Митчелл заметил Бака и отделился от стаи. Байрон посмотрел на Бака так, словно тот был скандинавского происхождения. Но это были ярко-голубые глаза Байрона, которые никто не мог определить. Они излучали пугливость, как у животного, над которым издевались. Бывший пекарь из Атланты, Байрон вырос в бедности, настолько бедной, что некоторые держали пари, что он мог бы вырастить себя сам.
  
   Байрон владел автоматической винтовкой Браунинга отделения, или BAR, их самым мощным ручным оружием. Он также обладал соответствующей агрессивностью. "Куда они делись?" Украдкой спросил Байрон. Он охотился за немецкой парой.
  
   Бак сказал ему, что парочку разнесло на куски. Байрон выглядел разочарованным и на мгновение задержался, чтобы оценить, говорит ли Бак правду.
  
   Цель Байрона не была секретом. Будучи главным мародером в компании, он хотел получить первые сувениры из Кельна.
  
   Всякий раз, когда Байрон натыкался на мертвого немца, он обыскивал его в поисках сувениров. Пистолет. Смотреть. Ювелирные изделия. Карманы. Байрон свел это к науке. Он мог даже определить время смерти немца, как судмедэксперт-любитель. Из-за диеты военного времени кожа немецкого солдата часто приобретала желтоватый оттенок в течение нескольких минут после его кончины.
  
   Итак, когда Байрон однажды наткнулся на молодого солдата СС, чья кожа еще не пожелтела, он откинулся на спинку ближайшего берега, держа в руках свой батончик, и ждал двадцать минут. Когда солдат СС начал отползать, Байрон ткнул ему между глаз дулом ПРУТА.
  
   Но его грабежи преследовали не только личную выгоду. Иногда Байрон уходил с ценными разведданными для лейтенанта Бума, что позволяло остальным смотреть сквозь пальцы, независимо от того, как они относились к его привычке.
  
   Бак побежал догонять свой взвод. Он знал, каким беспечным он был и как чудом спасся. Это было почти похоже на бегство с места преступления.
  
  
   -
  
  
   "Першинг" остановился на холостом ходу на дальней стороне подземного перехода. Танк дрожал от мощности двигателя, стремясь снова тронуться в путь.
  
   Кларенс продолжал смотреть, ожидая, что зрелище изменится. Бульвар, ведущий в Кельн, был пуст, усеян пустыми ящиками из-под каменных цветов. Перед ним лежал Рейх, но где же его солдаты?
  
   Позади него рота Изи возвращалась по недавно расчищенному подземному переходу, за ней тянулся отрезок примерно из тридцати шести полупутей, до краев заполненных ротами В и С.
  
   Сейчас было четыре часа дня, и марш роты "Изи" на Кельн был отложен на четыре часа - тактическая победа немцев. Радио затрещало от помех, и исполняющий обязанности командира роты наконец обратился к своим танкистам.
  
   "Джентльмены, я дарю вам одеколон", - сказал он. "Давайте покончим с этим к чертовой матери!"
  
   Эти слова вызвали улыбку на лице Кларенса.
  
   Это было как раз вовремя.
  
   "Першинги" мчались по пустому бульвару, половина оперативной группы X следовала за ними. Другая половина оперативной группы следовала параллельно "Легкой роте" по дороге слева. В город вело три маршрута, но только маршрут Easy Company вел к кафедральному собору - прямо в сердце Кельна. Черные брезенты, накинутые на "Шерманы", как спальные мешки, и цветные панели, натянутые подобно флагам на моторной палубе каждого танка. Эти украшения идентифицировали их с дружественными самолетами. Наступление на Кельн было стержнем операции "Дровосек", синхронного наступления трех американских армий с целью закрепиться вверх и вниз по западному берегу Рейна.
  
   Кларенс чувствовал себя вандалом, который проломил стены и пробрался во вражеский лагерь. Сравнение было особенно уместным, поскольку Кельн когда-то был форпостом на окраине Римской империи. Переполненный нервной энергией, Кларенс искал цель. Любую цель вообще. Но, похоже, он не мог ее найти.
  
   Колонна бронетехники с ревом пронеслась по выжженной земле, где когда-то был парк. Но когда Кларенс посмотрел в перископ, это не походило ни на один парк, который он когда-либо видел. Большинство деревьев было срублено на дрова. В почве торчали вентиляционные отверстия, открывая подземные бункеры для воздушных налетов. Местность была усеяна воронками от бомб, из которых собиралась вода.
  
   Кларенс был поражен.
  
   Это был 1945 год.
  
   Это было время Эндкампфа, "последней битвы", когда немцев призывали слепо сражаться за Гитлера, даже если возможности победы практически не существовало. Это был день, когда нацистский гауляйтер города, как называли регионального лидера, призвал к "безжалостной обороне Кельна до конца".
  
   Тем не менее, четвертый по величине город Германии казался пустым. Казалось, что все уже были стерты с лица земли и не осталось никого, кто мог бы оказать сопротивление.
  
  
   -
  
  
   На 76-м "Шермане" позади Кларенса Чак Миллер думал точно так же.
  
   Неунывающий юноша вернулся на место стрелка. Чак провел несколько дней на складе снабжения, прежде чем рота сообщила, что его навыки снова понадобятся на фронте. Наводчик в Блацхайме напился и упал с лошади, что привело к серьезной травме колена и экипажу, отчаянно нуждающемуся в опытном наводчике. Несмотря на собственное ранение лодыжки, Чак вышел вперед. Даже потеряв двух командиров, мысль о том, что его приятели будут сражаться без него, казалась неправильной.
  
  
   -
  
  
   Это был всего лишь отблеск, но Кларенс уловил его краем глаза.
  
   Примерно в миле впереди, слева от него, возвышалась башня с часами. Высоко в башне что-то сверкнуло. Это была всего лишь одна вспышка - возможно, вспышка света, отразившегося от битого стекла или белого эмалевого циферблата часов, - но Кларенс не хотел рисковать.
  
   Известно, что вражеские наблюдатели располагались высоко над полем боя. Что, если бы один из них был там сейчас с биноклем и полевым телефоном, подключенным к артиллерийской батарее? Если это так, то тестяшки на их полугусеничных гусеницах с открытым верхом были в серьезной опасности.
  
   "Боб, я лучше возьму эти часы", - сказал Кларенс. Это было все, что он хотел сказать.
  
   Эрли скомандовал остановиться. "Першинг" и вся колонна за ним резко остановились. Все смотрели и ждали в тишине.
  
   Без лишней суеты Деригги переключился на HE-снаряд, и Кларенс послал снаряд в сторону часов. 23-фунтовый снаряд угодил прямо в середину циферблата часов. Башня разлетелась от косого взрыва, когда обломки часов и кирпича посыпались вниз, подняв огромное облако пыли.
  
   Команда одобрительно взревела, а Кларенс ухмыльнулся при виде усеченной башни. Он почти надеялся услышать гигантский перезвон. В первом кадре битвы за Кельн время остановилось.
  
   Легкая компания двигалась вперед, но плавное плавание не могло длиться вечно.
  
   Колонна замедлила ход, и командиры танков сверились со своими картами, когда они приближались к кольцу городских кварталов Кельна.
  
   Когда главный бульвар закончился, он разветвлялся на улочки поменьше, каждая из которых вела к собору. На первых двух улицах, на которые вышла рота Изи, взвод ее танков отделился, за ним последовала рота полугусеничных "доу". Оставшийся взвод танков роты должен был действовать в резерве. Между этими двумя улицами Easy Company и the dough будут сражаться бок о бок, чтобы очистить квартал за кварталом, всю дорогу до железнодорожной станции. Оказавшись там, они окажутся перед главным призом: кафедральным собором.
  
   Во главе 2-го взвода "Першинг" на холостом ходу двигался по средней линии. С места наводчика Кларенс внимательно следил за любым движением.
  
   Улица впереди была похожа на перчатку. Величественные таунхаусы выстроились по обе стороны. Их некогда прекрасное процветание на рубеже веков теперь сильно пострадало или было разрушено, и обломки разрушенных зданий рассыпались по тротуарам, преграждая Першингам путь вперед.
  
   Королевские ВВС бомбили город так часто - 262 раза за почти пять лет - и так жестоко, что нацисты приказали эвакуировать всех, кроме основных работников военной промышленности. И вот так культурный крупный город с довоенным населением в 445 000 человек сократился всего до 40 000 жителей.
  
   Вереницы сдобных припасов двинулись по тротуарам мимо "Першингов" и начали обходить дома от двери к двери. Танки расчистили путь, но теперь это было их шоу.
  
   "Щебень и битое стекло хрустели под ногами пехоты", - писал обозреватель GI. "Над огромным мегаполисом воцарилась неестественная тишина".
  
   Кларенс сочувствовал доу. В каждом квартале было более тридцати домов, и каждый из этих домов состоял из нескольких этажей, которые все требовали обыска. И обыск доу должен был быть тщательным. Ни один немецкий солдат не мог быть оставлен позади.
  
   Со своего места в "Першинге" Кларенс осмотрел здания вдоль и поперек. Его большой палец лежал рядом со спусковым крючком пулемета, красной кнопкой на верхней части рукоятки пистолета. Городская среда Кельна столкнулась с совершенно новым набором проблем. Он был проинформирован о том, что следует ожидать тотального сопротивления, включая бросание бутылок с зажигательной смесью из окон верхних этажей и огонь из мобильных 88-х, установленных в магазинах на первом этаже. И это было наименьшей из их забот. В этой обстановке смертоносный удар панцерфауста мог раздаться откуда угодно.
  
   Треск выстрелов эхом разносился по улицам, когда даги выламывали двери сапогами, молотками и топорами. Был поздний вечер, и официально началось крупнейшее междоусобное сражение армии в европейской войне.
  
  
   -
  
  
   Старт и остановка. Старт и остановка. Колонна танков медленно продвигалась по улицам Кельна.
  
   Сидя в работающем на холостом ходу "Шермане", Чак Миллер затаил дыхание. "Першинг" перед ним извергал непрерывный поток выхлопных газов с октановым числом 80, которые задерживались на жилых улицах. От испарений у него закружилась голова. Он чувствовал жар и клаустрофобию; ширина его перископа была пределом его обзора, а грохот работающих на холостом ходу двигателей заглушал все остальные звуки.
  
   В то время как доу работали на вражеском блоке, танки ждали позади них на безопасном блоке, держась достаточно близко, чтобы ответить огневой поддержкой. Это было искусство зачистки блока. Это был трудоемкий и нервный способ передвижения по городу.
  
   Враг был близко. Чак видел, как доус конвоировал немецких пленных, хотя он еще не видел ни одного враждебно настроенного вражеского солдата. Чего он не знал, так это того, что враг был рассеян в Кельне. Город охраняли 9-я танковая дивизия дальше на север и 363-я фольксгренадерская дивизия здесь и южнее. На тот момент обе дивизии были дивизиями только по названию. После того, как их потрепали в боях в Рейнской области, они были по существу сокращены до размеров полков.
  
   Сквозь свой затуманенный разум Чак мог видеть, что "даги" преодолели еще один квартал и были в движении. "Першинг" покатился вперед, и танк Чака последовал за ним. Чак поводил пистолетом из стороны в сторону, охраняя фланги "Першинга". Когда прицел перемещался от дверного проема к дверному, Чак вспомнил о своем маршруте доставки бумаг. Они пересекли перекресток, и он увидел слева от себя другие танки легкой роты, двигавшиеся в том же направлении.
  
   Когда он отвел пушку влево, Чак заметил серую вспышку в правом нижнем углу своего перископа. Пушка поползла дальше, и он увидел больше. Кто-то бежал по тротуару вдоль правой стороны "Першинга". Это был безошибочно узнаваемый серый рукав немецкой формы. Чак не мог в это поверить. Пончики кого-то упустили.
  
   Немецкий солдат нырнул в дверной проем перед "Першингом", где с чем-то возился. Чак мельком увидел желтоватую боеголовку "Панцерфауста".
  
   Чертовски горячо!
  
   Это был идеальный шторм. "Першинг" держал курс, чтобы проехать прямо мимо вражеского солдата. Дверной проем находился в слепой зоне Кларенса, и Эрли смотрел не в ту сторону, когда говорил в свиную отбивную.
  
   Чак хотел крикнуть предупреждение танку впереди себя, но не было времени. "Першинг" вот-вот должен был превратиться в дымящийся остов. Он до упора повернул управление башней вправо, разворачивая башню прямо к угрозе, и занес ногу над спусковыми крючками танка - главного орудия слева и пулемета справа.
  
   Как только ствол достигал немца, он стрелял из пулемета - танк был слишком близко для чего-либо другого. Быстрее! Чак подтолкнул башню вперед. Немец вышел из дверного проема, поднял боеголовку со своего бедра и нацелил ее на Першинга.
  
   Подобно дробовику, гоняющемуся за глиной, пистолет Чака настиг свою цель.
  
   Чак нажал на спусковой крючок.
  
   Но в пылу момента его нога нащупала не ту кнопку выстрела. Вместо размеренной реакции пулемета, дульная вспышка 76-мм пушки осветила окружающие тени, когда пистолет дернулся.
  
   Снаряд HE пробил немецкого солдата прямо сквозь дом, в котором он стоял.
  
   Ответный взрыв камня и дерева забросал танк Чака. Обломки здания посыпались на башню. Облако штукатурной пыли поднялось от обломков и просочилось внутрь. Чак и команда закашлялись. Запах краски проник в танк.
  
   Когда пыль рассеялась, Чак вернулся к своему перископу, чтобы посмотреть на дело своих рук. Там, где всего минуту назад стоял немец, по краям дверного проема осел розовый туман.
  
   Восторженные возгласы Чака были слышны сквозь рев двигателя танка.
  
   Команда разразилась радостными возгласами и похвалами. Боб Эрли связался по рации, его голос дрожал от эмоций, вызванных близким случаем: "Спасибо, Чак". Чак сиял от гордости.
  
   Позже Чак почувствует укол вины за применение чрезмерной силы. Но не сейчас и не здесь, где целью было выживание любыми необходимыми средствами.
  
   Никто в "Изи Компани" никогда больше не назвал бы его "Малышом".
  
  
   -
  
  
   Через две улицы от Кларенса Бак быстро шел по тротуару, направляясь к новому жилому кварталу.
  
   Треск снайперского огня и взрыв гранат эхом отдавались от боковых улиц вокруг него.
  
   Всякий раз, когда ветер менялся, в ноздри Бака доносился едкий запах смерти. Тела усеивали улицы после последнего воздушного налета. Более 300 жертв остались непогребенными.
  
   Чтобы выполнить свою миссию по зачистке домов, отделение 3/2 разделилось на две пожарные команды по пять человек в каждой. Пожарная команда Бака окружила его, когда они шли по улице. Кроме Яницки, там был рядовой первого класса Хосе Де Ла Торре из Эль-Пасо, бывший швейцар голливудского бального зала "Палладиум". Резкий и уличный, он носил комбинезон танкиста вместо брюк и придавал особое значение своему внешнему виду - даже когда проходил через зону боевых действий.
  
  
  
   Члены отряда 3/2. Стоят слева направо: Слим Логан, Билл Кэрриер, Хосе Де Ла Торре, Бак Марш, З. Т. Бертон. На коленях: Фред Шенер, Фрэнк Аланиз.
  
  
   Был также техник-капрал Фрэнк Аланиз, тихий солдат с даром обращаться с радиоприемниками. До начала войны он водил машины от Детройта до Мексики. А еще там был вечно ухмыляющийся рядовой Билл Керриер первого класса, родом из лесной глуши Кентукки. Невысокий солдат с лунообразным лицом проявлял опасную настойчивость в дружбе с немецкими девушками. Никто не помнил, чем он занимался до войны.
  
   Все утро они вместе зачищали дома.
  
   Они нашли то, что ожидали. Как записал один солдат, "Шкафы забиты нацистскими листовками и нацистскими книгами, нацистской униформой и нацистскими церемониальными кинжалами". И они также обнаружили неожиданное. Туннели. Их много.
  
   Оставшееся население Кельна перебралось в свои подвалы и проделало в стенах "мышиные норы", спасаясь от воздушных налетов, на случай, если бомбы разрушат здания над ними. Туннели тянулись на целые кварталы, и в ходе продолжающегося уличного боя немецкие солдаты теперь использовали проходы, чтобы перемещаться между подвалами и ускользать от захвата.
  
   Четверо немцев выскакивают из дверного проема впереди, как перепелки, которых вспугнули во время охоты, и отчаянно бросаются бежать.
  
   Бак крикнул им остановиться, когда Джаники произвел предупредительные выстрелы над их головами. Бак был удивлен; ветеран, очевидно, испытывал угрызения совести, стреляя человеку в спину. Немцы повернули направо и укрылись в ближайшем доме.
  
   Отделение 3/2 пустилось в погоню по горячим следам.
  
   Командир отделения повел свою огневую команду на один дом дальше того места, куда вошли немцы - они должны были ждать в качестве блокирующей силы в следующем подвале.
  
   Бак и его команда последовали за немцами через парадную дверь. В такие напряженные моменты, как этот, Де Ла Торре и Аланиз иногда переговаривались друг с другом на быстром испанском. Наверху было пусто. Бак и остальные осторожно оглядели ступени, спускающиеся в подвал. Больше спрятаться было негде.
  
   Команда должна была чередовать тех, кто прокладывал путь через каждый дом. Но чаще всего эта работа выпадала Баку или Де Ла Торре. На этот раз была очередь Бака.
  
   Поскольку граната не была вариантом из-за потенциальных жертв среди гражданского населения, Бак крикнул на единственном немецком, который он знал: "Raus kommen! Wir nicht schiessen." Это означало "Выходи! Мы не стреляем".
  
   В одном из первых домов, которые они зачистили, гражданские немцы подошли, смеясь и качая головами, после того, как Бак применил свой немецкий. Они поправили Бака, сказав ему, что он кричал "Wir nicht scheissen". Это была ошибка перестановки всего в двух буквах, но это имело значение. Он говорил: "Выходи! Мы не сремся". Это обеспечило столь необходимый момент легкомыслия.
  
   На этот раз Бак правильно произнес. Но никто не вышел.
  
   Бак отложил в сторону свою винтовку. В ближнем бою она была громоздкой. Он вытащил из-за наплечного ремня немецкий пистолет Р-38 и дослал патрон в патронник. Он взял его в руки несколькими днями ранее, и у него было предчувствие, что он пригодится. На полдороге он тщательно смазал его маслом.
  
   Бак пригнулся, чтобы казаться меньше, и осторожно ставил ботинок на ступеньку за ступенькой, спускаясь по лестнице. Древние половицы протестующе заскрипели. Он держал фонарик в левой руке - подальше от тела - на случай, если это привлечет их огонь. Остальные подкрались к нему сзади.
  
   Добравшись до подножия лестницы, Бак пнул дверь ногой, чтобы убедиться, что за ней никто не стоит. Дверь распахнулась до упора, едва не слетев с петель от удара. Бак и остальные врываются внутрь. Слева от него окно, расположенное на уровне улицы, отбрасывало узкую полоску света в темный подвал.
  
   Иногда чувствовался запах немецких солдат из-за их рациона из копченой рыбы и черного хлеба. Здесь Бак пах только затхлым воздухом. Все четыре стены были целы. Там не было туннелей, которые обеспечивали бы путь к отступлению. Так где же они были?
  
   У стены стоял деревянный ящик, который открывался спереди для загрузки картофеля. Он был высотой с человека и глубоким. Должно быть, там прятались солдаты. Бак мог бросить гранату в мусорное ведро, как баскетбольный мяч в кольцо, и никогда не оглядываться назад. Но если бы это сработало, осталась бы одна проблема: жить с самим собой.
  
   Бак поднял сжатый кулак, подавая сигнал остальным не приближаться. Он взвел курок пистолета. Встав на колено, он прицелился из пистолета в открытую переднюю часть контейнера и выстрелил. Из дула пистолета вырвалось длинное голубое пламя, похожее на струю огня из огнемета. В тесном помещении подвала с низким потолком треск прозвучал как пушечный выстрел.
  
   Бак был поражен. Немцы тоже. Неистовые голоса кричали: "Товарищ, товарищ!", когда четверо немцев чуть не затоптали друг друга в своей гонке, чтобы выйти с поднятыми руками.
  
   Яницки одобрительно кивнул Баку, когда тот помогал закреплять пленников.
  
   Вражеские солдаты были усталыми и изможденными, и, возможно, в первую очередь, не профессиональными солдатами. Чтобы укрепить свои ряды, 363-й фольксгренадерский принял в свои ряды ополченцев фольксштурма и разделил свои силы на небольшие специальные боевые группы. Они состояли из сержанта, пяти обученных солдат и двух новобранцев фольксштурма, некоторые из которых носили форму всего три дня. Вряд ли это была хорошо отлаженная боевая сила.
  
   Пожарная команда вывела заключенных из подвала на дневной свет, что позволило Баку осмотреть свой пистолет. Дуло было черным. Он так сильно смазал пистолет, что при выстреле в стволе образовалась лужица масла, вызвавшая синее пламя.
  
   Бак обыскал контейнер с едой и нашел пистолеты немцев, зарытые под несколькими сморщенными картофелинами. По праву пистолеты принадлежали ему. И их стоило взять, чтобы обменять на своих сослуживцев. У танкистов было не так много возможностей пограбить, как у пехоты, и они платили за пистолет целых пять пачек сигарет, особенно если это был "Люгер".
  
   Бак запихнул пистолеты в свою сумку "мюзетт", радуясь, что не воспользовался гранатой. Он не испытывал ненависти к немцам. Они тоже были солдатами, выполнявшими ту же уродливую работу. Но это не означало, что Бак собирался начать стрелять поверх голов или просить прощения за молодого немца, которого он убил. По мнению Бака, просьба о прощении означала, что он больше не совершит тот же грех. Там, посреди Кельна, это было обещание, которое он просто не мог дать.
  
  
   -
  
  
   На пороге вечера улицы затянули тени, когда Эрли и экипажи 2-го взвода столпились вокруг своих танков.
  
   Танкисты размяли ноги и попытались расслабиться после дневных событий. Всегда было неприятно переходить от насыщенного адреналином боя к тревожному спокойствию простоя.
  
   Самое время было сделать передышку. Линия фронта остановилась, и доги впереди прятались в домах на ночь. Кларенс остался внутри "Першинга", стоя у орудия. Он с подозрением относился к городу, даже если в Кельне не было той кровавой бани, которую все ожидали.
  
   При взятии внешнего города рота Изи не потеряла ни одного человека, а Острие копья захватило в плен 1027 человек. "Ни одно [немецкое] подразделение численностью выше роты не было организовано в обороне", - записано в истории 3-го бронетанкового подразделения. "Даже личный состав кухонного батальона был взят в плен".
  
   Острие копья проложило путь в Кельн, и полковник Доан хотел, чтобы все знали об этом. Он отдал приказ установить знаки, протянувшиеся до самого подземного перехода, которые гласили: "ВЫ ВЪЕЗЖАЕТЕ В КЕЛЬН БЛАГОДАРЯ ЛЮБЕЗНОСТИ ОПЕРАТИВНОЙ ГРУППЫ X".
  
  
  
   Сильвестр "Ред" Вилла
  
  
   Но, несмотря на их успех, напряжение дня сохранялось. Экипажи отправились в путь с четырех утра и провели почти двенадцать часов внутри своих танков среди заряженных орудий, постоянно насторожив вражеских солдат, которые хотели их убить.
  
   Каждый мужчина расходовал свою нервную энергию по-своему. К удовольствию Чака Миллера, Эрли бесчисленное количество раз набивал свою трубку. Несколько мужчин ходили кругами по тротуару. Новый командир Чака, сержант Сильвестр "Рэд" Вилла, сжигал сигарету за сигаретой.
  
   Под шлемом Ред был, по сути, лыс. Он был шумным бывшим детективом со Среднего Запада, и команда всегда слышала его приближение задолго до того, как могла его увидеть. Когда в Нормандии летели снаряды, Ред потерял самообладание и приложился лбом к кольцу своего люка. Внутри его команда могла слышать, как он читает Библию вслух. В наказание его произвели в рядовые и понизили до носового стрелка. Но со временем он привык к ужасам боя и усердно прокладывал себе путь обратно к званию командира - и искуплению.
  
   К танкистам подошел высокий солдат необычной формы в шлеме и куртке с нарукавной повязкой с белой буквой C, обозначающей военного корреспондента. "Солдатом" была Энн Стрингер из United Press, одна из трех женщин-репортеров, находившихся на передовой, которых вскоре окрестили "Девами Рейна". Ее вьющиеся каштановые волосы были зачесаны назад, открывая красивое лицо с яркими глазами.
  
  
  
   Энн Стрингер
  
  
   "Кто-нибудь из вас согласится дать мне интервью?" спросила она.
  
   Почти все танкисты были готовы поговорить. Чак надеялся, что его мать прочтет эту историю.
  
   Мужчины придвинулись ближе, очарованные журналисткой. Улыбка Стрингера привела их в восторг. Они сто лет не видели таких красных губ. Эрли сказал Стрингеру, что - по соображениям секретности - они не могут говорить о "Першингах", но все остальное было честной игрой.
  
   Стрингер достала свой блокнот. Она спросила мужчин об их лошадях. Как держались их танки? Съемочная группа издала фырканье отвращения и выразила свои жалобы, как и было записано в ее рассказе.
  
   "Мы ворвались в этот город на наших старых танках М-4, которые нацисты использовали по всей Франции", - сказал Ред Вилья. "Это заставило нас почувствовать себя довольно подавленными".
  
   Вмешался Чак Миллер и сказал ей: "Мы чувствуем себя довольно скверно, когда все дома говорят о том, что у нас лучшее оборудование, когда мы знаем, что нашим танкам многого не хватает, чтобы быть лучшими".
  
   Стрингер выразила свое удивление по поводу того, что на танках Easy Company не было названий, нарисованных от руки. Ранее во время войны можно было встретить танки Spearhead с прокруткой и креативными прозвищами, такими как "Eliminator", "В настроении" и "Plenty Tough II".
  
   У водителя был ответ. "Какая от этого была бы польза?" - сказал он. "У нас даже не было бы времени привыкнуть к названию, поэтому мы просто ездим на нем пустыми. Так меньше проблем ".
  
   Бойцы объяснили, что рота "Изи" потеряла почти половину своих танков - и множество друзей - всего неделю назад в Блатцхайме.
  
   Стрингер была полна сочувствия; она недавно сама пережила потерю. Она и ее муж Уильям, также журналист, сообщали вместе до августа того года, когда он был убит в своем джипе снайперским огнем на подъезде к Парижу. Штаб Эйзенхауэра сделал выговор Стрингер за то, что она подъехала ближе к фронту, чем разрешалось женщинам - даже медсестрам. Но это предостережение только подстегнуло ее давить сильнее.
  
   Эрли не нужно было говорить ни слова. Он был капитаном "Супертанка" и не жаловался на это. И он уже произвел впечатление на Стрингера, который проницательно заметил бы: "Эрли устал, и его трясло".
  
   Но это касалось не только его. Эрли чувствовал необходимость выступить от имени танкистов, чьи голоса навсегда были заглушены немецкими пушками. Из двенадцати "Шерманов", которые Изи Рота загнала в город-крепость, семь из них были 75-ми калибрами, оснащенными маломощным орудием, которое прошло три года войны без изменений. Оно просто больше не справлялось с задачей обеспечения безопасности своих экипажей, и кто-то должен был это сказать.
  
   Итак, Эрли поставил знак препинания Стрингер в ее рассказе: "Наши танки не стоят и капли воды на горячей плите. Мы хотим, чтобы танки сражались, а не просто разъезжали по сельской местности".
  
   Стрингер улыбнулась. Она знала, что у нее есть что-то взрывоопасное. Стрингер умчался так быстро, что Чак передумал давать интервью. Как отреагировало бы начальство на то, что о них напишут в газетах? Они только что говорили от имени каждого танкиста "Шерман" в 3-й бронетанковой дивизии.
  
   Эрли отмахнулся от любого беспокойства. Они всего лишь сказали правду.
  
  
   -
  
  
   Через три улицы Бак бросил взгляд через улицу из безопасного дверного проема.
  
   Позади него взвод вошел через заднюю дверь таунхауса и затопал вверх по лестнице. Они проведут ночь здесь, менее чем в двух милях от Кельнского собора. Их цель была почти в пределах досягаемости.
  
   Сумерки опустились на богатый район. Взгляд Бака остановился на угловом доме кремового цвета через дорогу. Он был каменным и величественным, с серой крышей и резными витражами на окнах. Из-за окон второго этажа пробивались щели света.
  
   Лейтенант Бум сказал, что кто-то должен был исследовать источник света. Если там были гражданские, их следует предупредить, что сторона улицы, на которой находилась рота "А", теперь является MLR, или главной линией сопротивления, и кто бы там ни был, теперь находится не по ту сторону линии фронта.
  
   Это была работа для первого разведчика.
  
   Бак был настороже. Манящие огни казались ему ловушкой. Все гражданские, которых он видел в тот день, жили в подвалах. Это было просто слишком нагло. Оценивая свое приближение, Бак представил, как он мог бы отреагировать, если бы по нему открыли огонь. Его отделение установило пулемет в окне над ним, чтобы обеспечить прикрытие.
  
   "Готов?" Крикнул Бак. Избежать этого было невозможно, и ожидание ничуть не облегчило бы задачу.
  
   Бак бросился через улицу, готовясь к щелчку пули снайпера. Одним прыжком он перескочил трамвайные пути, прежде чем броситься на входную дверь величественного дома.
  
   Встревоженный Бак постучал в дверь. И все это ради кучки немцев! Ответа не последовало.
  
   Он поднял винтовку, чтобы ударить прикладом по двери. Это привлекло бы их внимание.
  
   Дверь распахнулась, и Бак отразил удар. Он опустил винтовку и уставился на нее. Он потерял дар речи. На него смотрела потрясающая молодая женщина. Ее светлые волосы были зачесаны назад, открывая красивое лицо. Голубые глаза сверкали из-под темных бровей. Ей было девятнадцать, и на ней было стильное платье, соответствующее ее роскошному окружению.
  
   Когда она увидела Бака в дверях, лицо молодой женщины озарилось. Она была безумно счастлива, смеялась и плакала одновременно. Она обняла Бака и поцеловала его в щеку, а затем в губы. Бак был ошеломлен. Что происходит? Что бы это ни было, он смирится с этим. Бак прислонил винтовку к дверному косяку и наслаждался вниманием.
  
   Тени двигались внутри дома позади нее. Может быть, это все-таки была ловушка.
  
   Бак потянулся за винтовкой, но резко остановился. В поле зрения появился отец молодой женщины. Высокий, худой и седой, он был дантистом и выглядел соответственно. Позади него из тени вышли две робкие тетки молодой женщины.
  
   Молодая женщина схватила Бака за руку - и не отпускала, - когда вела Бака в фойе. Говоря по-английски с акцентом, ее отец сказал Баку, что в доме нет немецких солдат. Он открыл дверь на первый этаж, за которой оказался его темный и пустой стоматологический кабинет.
  
  
  
   Annemarie Berghoff
  
  
   Бак объяснил ситуацию с MLR. Мужчина был благодарен, но, казалось, его не тронула перспектива провести ночь на дальности. Куда еще они могли пойти?
  
   Кто-то похлопал Бака по плечу. Он обернулся и обнаружил на пороге Джаники, Байрона и еще нескольких членов своего отделения, пришедших проведать его. Отец пригласил всех наверх, и остальные с радостью подчинились.
  
   Молодая женщина удержала Бака. Она также говорила на ломаном английском и представилась как Аннемари Бергхофф. Ее отца звали Вильгельм. Бак назвал ей свое имя. Ведя его по мраморным ступеням на второй этаж, Аннемари воскликнула: "Бак, первый американец, которого я вижу!"
  
   Вильгельм Бергхофф повел доу на второй этаж. Но с таким же успехом он мог бы перенести их в другой мир. На чистых белых стенах висели картины. Пол был сделан из полированного дерева. Высокие потолки были залатаны там, где на них образовалась течь, но оставались сухими. Вильгельм предложил уставшим доусам присесть на плюшевые диваны. Бак и Аннемари заняли места подальше от других тестянок.
  
   Тети Аннемари принесли из кухни стеклянный кувшин и подали напитки.
  
   Бак посмотрел на напиток оранжевого цвета и задумался, безопасно ли его пить. В конце концов, это были немцы. Вильгельм произнес тост за окончание войны, а затем все чокнулись бокалами. Бак нерешительно сделал глоток. У напитка был металлический привкус. Он поборол желание съежиться, но расслабился, когда увидел, что семья Бергхофф пьет. Он был совершенно уверен, что они не отравятся.
  
   В комнате воцарилось умиротворяющее настроение. Пончики опустились в свои удобные кресла. Казалось, что война действительно закончилась. Бак придвинулся ближе к Аннемари, в то время как другие тестяшки с завистью смотрели на нее.
  
   Она была абсолютно сияющей и продолжала повторять про себя: "Бак, первый американец, которого я вижу!". Отец и тети Аннемари беседовали с Джаники. Пока разговоры просачивались вокруг него, Байрон так пристально разглядывал свое новое окружение, что казалось, он планирует ограбление. Среди своих коллег по цеху он был печально известен тем, что часами молчал. У него также была сверхъестественная способность уклоняться от съемок в отряде всякий раз, когда появлялась камера.
  
   Семья Аннемари озадачила Бака. Почему они были так счастливы?
  
   Все остальные немцы казались угрюмыми и подавленными. Они жили с редким электричеством, ограниченной водой, неустойчивой телефонной связью, без магазинов или пабов, и только продовольственными пайками, чтобы набить животы. Так почему Аннемари и ее семья были так невозмутимы?
  
   Должно было быть что-то большее в работе.
  
   В ходе их разговора Бак узнал, что Аннемари работает ассистентом в стоматологическом кабинете своего отца два раза в неделю, в перерывах между посещением сокращенной версии школы. Но все, о чем Аннемари хотела поговорить, были воздушные бомбардировки. За более чем четыре года своей жизни это было все, что она знала.
  
   Несмотря на то, что она не уклонялась от темы, кампания бомбардировок, очевидно, повлияла на нее. Она рассказала Баку о неразорвавшейся бомбе для уничтожения бункеров, которую она нашла. Она рассказала о своей однокласснице, чей дом подвергся бомбардировке. Когда она и ее отец прибыли на помощь, они обнаружили тела членов семьи, обгоревшие и сморщенные, которые после смерти были вдвое меньше, чем при жизни.
  
   О чем Аннемари забыла упомянуть, так это о том, как она была ранена во время воздушного налета в центре города. Прежде чем она смогла добраться до бомбоубежища, рядом приземлился белый фосфорный маркер-мишень и обжег ей ногу. Бак хотел спросить о местонахождении матери Аннемари. Он видел ее на фотографии по пути сюда, но допустил ошибку из вежливости.
  
   Примерно через двадцать минут посыльный лейтенанта Бума постучал во входную дверь, чтобы приказать Баку и остальным возвращаться через улицу.
  
   Аннемари метнулась в свою спальню и вернулась с фотографией. Это был ее портрет в красном платье в клетку. Она написала свое имя и адрес на обороте, прежде чем передать фотографию Баку и указать на адрес: Эйхендорф-стрит, 28.
  
   Бак был тронут. Она хотела, чтобы он вернулся. Он встречался то тут, то там в колледже, но ни один из этих отношений не казался серьезным. Это было по-другому. В напряженном состоянии военного времени его столкновение с Аннемари казалось судьбой.
  
   Аннемари повела Бака к двери. Она не отпускала его руку, пока он не пообещал, что вернется. Это обещание было легко дать, но его было бы трудно сдержать.
  
   В ту ночь Бак с другой стороны улицы смотрел на очертания дома Аннемари в свете полумесяца. Он клялся, что чувствовал на себе ее взгляд, как будто она смотрела на него из-за затемненных окон.
  
   За ее домом лежал внутренний город Кельна - единственное, что могло помешать ему когда-либо увидеть ее снова. Если враг собирался сражаться за Кельн, именно там они устроили бы свой последний бой.
  
   Завтра.
  
  
   ГЛАВА 16
   ПОБЕДА Или СИБИРЬ
  
  
   На следующий день, 6 марта 1945 г.
  
   Кельн, Германия
  
  
   В прохладном свете тревожного рассвета танк Mark IV пересек мост Гогенцоллернов в направлении города Кельн.
  
   Разрушенная конструкция может рухнуть в любой момент.
  
   Густав перегнулся через борт танка из отделения радиста и с беспокойством посмотрел вниз. Мост был залатан бесчисленными стальными пластинами, и через промежутки между ними он мог видеть мутные стремительные воды Рейна.
  
   Мост Гогенцоллернов был последним мостом в Кельн, который все еще стоял. Меньший мост Гинденбурга, расположенный чуть ниже по реке, уже рухнул, и этот тоже рано или поздно падет. Извилистые арки моста и поддерживающие пролеты были ослаблены до отказа бесчисленными бомбами и снарядами. Надеюсь, сегодня был не тот день.
  
   У роты Густава не было другого выбора, кроме как перебрасывать свои танки через реку по одному, мучительно медленный процесс. Густав так крепко вцепился в крышку люка, что побелели костяшки пальцев. 28-тонный танк был очень тяжелым.
  
   К счастью, двигатель заглушил любые мучительные стоны с умирающего мостика.
  
   Высоко сидя на своем сиденье рядом с Густавом, новый водитель вел машину осторожно. Поскольку более половины поверхности моста занимали железнодорожные пути, дорога через него была необычно узкой. При одном неверном нажатии на рычаги управления они бы упали за борт.
  
   Водитель и наводчик танка были заменяемыми, новичками в экипаже. Вторая рота прибыла накануне вечером, и Густав познакомился с ними во время выполнения заданий экипажем только этим утром. Теперь один из этих незнакомцев держал его жизнь в своих руках.
  
   Из своего люка Рольф внимательно наблюдал за новым водителем. Он сражался на Mark IV в России и не был в восторге от того, что снова окажется в одном из них, особенно с экипажем, непривычным к совместной службе.
  
   Была еще одна возможность катастрофы. Все, что находилось под танком, было подготовлено к взрыву. Пионеры бригады - как называли подрывников - заминировали мост зарядами взрывчатки. Если бы это не разрушилось само по себе, они собирались взорвать его - и для этого были определенные сроки.
  
   Густаву и его товарищам-танкистам было приказано отправиться в Кельн, где они должны были занять позиции во внутреннем городе. Их миссия: сдерживать американцев как можно дольше. Затем они убегали обратно тем же путем, каким пришли, и как только они благополучно переправлялись, пионеры разрушали мост на своем пути.
  
   Как и во всем в боевом подразделении, план зависел от доверия. Густав черпал уверенность в том, что пионеры были родом из его собственной бригады. У них было взаимопонимание между товарищами - пионеры подождут. Это не было бы путешествием в один конец.
  
   Пара башен средневекового замка охраняла въезд в Кельн, возвышаясь на фоне низких серых облаков. Густав с удивлением наблюдал, как танк проехал через ворота и спустился с моста.
  
   Это было похоже на путешествие в другое царство.
  
   Слева от Густава знаменитый городской собор тянулся к небу, украшенный бесчисленными готическими сосульками и высокими шпилями-близнецами. Густав мог видеть, как он может вызывать благоговение. Ему пришлось полностью запрокинуть голову назад, чтобы увидеть вершину.
  
   Первые камни собора были заложены в 1200-х годах. Поколениям немецких рабочих потребовалось более 630 лет, чтобы закончить строительство, и около пяти лет, чтобы Вторая мировая война почти разрушила его. Месса в соборе не служилась со времен разрушительного налета королевских ВВС в июне 1943 года. К тому времени, когда Густав въехал в город, дюжина фугасных бомб пробила крышу собора и повредила его фасад. Но он все еще стоял, служа источником вдохновения для своих защитников.
  
   Водитель немедленно повернул направо, направляясь к железнодорожной станции. Собор и железнодорожная станция располагались бок о бок, их разделяла площадь.
  
   Густав не мог представить себе, какое опустошение развернулось перед ним. От арочного стеклянного потолка вокзала остались только обгоревшие ребра, а длинная галерея была завалена обломками. Все здания на прилегающей к станции площади представляли собой скелеты самих себя, их разбомбленные окна были пусты, как глазницы. Этот район был эпицентром британской бомбардировочной кампании.
  
   Две "Пантеры" из роты Густава, которые пересекли мост до них, теперь стояли на холостом ходу перед вокзалом, ожидая Mark IV. Уничтоженная станция должна была служить штабом обороны немцев по эту сторону Рейна. Рольф вел Mark IV рядом с ожидавшими Пантерами. Они были им. Последняя надежда немецкой армии отсрочить захват американцами Кельна.
  
   Три танка.
  
   Больше их никто не ждал. Больше никто не пришел им на помощь.
  
   Другие танки Второй роты, которые были в плохом техническом состоянии, остались на другом берегу Рейна. Их родственные роты в Рейнской области пропали без вести или были уничтожены; никто не знал, какие именно, потому что радиосвязь была нарушена. У 9-й танковой дивизии было по меньшей мере двадцать танков на северной окраине, но американцы прижали их к Рейну.
  
   Три танка.
  
   В самом сердце Кельна, вот и все.
  
   Хотя им не хватало достаточной рабочей силы, по крайней мере, у них было руководство.
  
   Уважаемый командир роты Густава, младший лейтенант Вильгельм Бартельборт, сидел в башне соседней "Пантеры". Двадцати девяти лет, со светлыми волосами, голубыми глазами и ямочкой на подбородке, Бартельборт, как и сам Густав, происходил из скромного рода на севере Германии. В своей довоенной жизни Бартелборт был учителем.
  
  
  
   Wilhelm Bartelborth
  
  
   Густав не знал его лично, но слышал, что этот человек был опытным бойцом.
  
   Первый лейтенант Отто Леппла, офицер постарше, который когда-то командовал бригадой в течение нескольких недель, выбрался из-под обломков железнодорожной станции. Теперь, будучи в основном командиром, привязанным к рабочему столу, он вел свои боевые действия с помощью карты и полевого телефона.
  
   Рольф и два других командира слезли со своих танков, чтобы послушать брифинг Лепплы.
  
   Густав знал, что не удастся отсрочить неизбежное, город падет. Но, может быть, у Лепплы был план? Может быть, они смогут продержаться достаточно долго, чтобы услышать призыв к отступлению?
  
   Когда Рольф вернулся, он ничего не сказал о встрече, сказав водителю только следовать за Лепплой, который указывал направление перед танком.
  
   Густав мог читать Рольфа как открытую книгу. Он мог сказать, что что-то не так. Густав посмотрел за танк и увидел, что "Пантеры" поворачивают в противоположном направлении. Они направлялись обратно к железнодорожной станции - подальше от врага.
  
   "Куда они направляются?" Спросил Густав.
  
   "Они остаются защищать мост", - сказал Рольф. Его голос звучал удрученно.
  
   Для Густава это не имело смысла. "Пантеры" должны были прокладывать путь к врагу, а не к ним. Особенно не в устаревшем Mark IV. Согласно руководству по тактике, во время скоординированной атаки Mark IV должен защищать фланг, "в то время как "Пантеры" быстро продвигаются вперед и вбивают клин в позиции противника".
  
   Бросив последний взгляд, Густав увидел танк Бартельборта, направляющийся к туннелю, проходившему под железнодорожными путями, соединявшими мост и железнодорожную станцию. Получив приказ оставаться здесь, его намерения были очевидны.
  
   Командир роты устроил засаду.
  
   Леппла вел Mark IV через финансовый район Кельна, поглядывая в обе стороны на перекрестках, чтобы сориентироваться, прежде чем продолжить.
  
   Известные как "Кельнская Уолл-стрит", некогда гордые банки в этом районе были покрыты сажей, их высокие колонны были испещрены белыми ямами там, где они пострадали от бомбежек. Утреннее небо просвечивало сквозь здания без крыш.
  
   Сидя в своем открытом люке, Густав искал поддержки у дружественных сил.
  
   Он ожидал увидеть немецких солдат, суетящихся за баррикадами и вокруг командных пунктов. Он ожидал найти противотанковые орудия, прикрывающие пути подхода противника. Но реальность оказалась шокирующей.
  
   Несколько рассеянных солдат, которых он видел, выглядывали из окон по одному и по двое или стояли, покуривая в дверных проемах. Многие из них были бывшими полицейскими или пожарными, не имевшими военного опыта, но призванными. Из городского фольксштурма только около 60 человек из 600 пришли сражаться. А те, кто пришел, были вооружены устаревшими иностранными винтовками и "панцерфаустами", владеть которыми были обучены только их офицеры.
  
   А где были прославленные войска СС?
  
   Жестокая, самоубийственная битва за крупный немецкий город казалась идеальной сценой для тех, кто подчинялся только нацистской партии и кто верил, что смерть на поле боя - прямой билет в Валгаллу, обитель воина на небесах.
  
   И все же в Кельне нигде не было видно СС.
  
   С момента июльского покушения на Гитлера, совершенного старшими офицерами немецкой армии, раскол между СС и армией углубился. Сам Гитлер теперь предпочитал свои подразделения СС армии и часто щадил СС в отчаянных ситуациях конца войны, оставляя армию служить жертвенным арьергардом.
  
   И где были нацистские надзиратели города?
  
   Уничижительно известные многими немцами как "Золотые фазаны", они тоже давно исчезли. После того, как они сожгли свои компрометирующие документы и переоделись в гражданскую одежду, они бежали на лодках на восточный берег Рейна при первых звуках стрельбы. Их гауляйтер присоединился к ним после публикации манифеста, призывающего граждан Кельна сопротивляться до победного конца.
  
   Густав и его товарищи-танкисты были предоставлены сами себе.
  
  
   -
  
  
   "Марк IV" проехал примерно полмили, когда начала падать артиллерия. К тому времени они добрались до квартала Гереон, административного района, названного в честь своего покровителя, святого Гереона.
  
   Каждый взрыв подбрасывал в воздух острые обломки. Леппла отчаянно указал на пятиэтажное здание справа, где должен был развернуться танк, и быстро отступил обратно к станции, придерживая свою шляпу.
  
   Стены Mark IV сомкнулись, когда Густав закрыл крышку люка. Напротив него в темноте светились приборы механика-водителя. Танк никогда не казался таким маленьким. Рольф направлял водителя, когда тот подогнал танк задним ходом к выбранному зданию. Рольф приказал водителю сместить переднюю часть танка вправо, чтобы орудие было нацелено на массивный перекресток с четырьмя дорогами, в то время как здание все еще прикрывало их позицию. Если бы американцы спешили по дороге, чтобы в спешке добраться до железнодорожной станции, они бы попали в свою засаду.
  
   Ничего не оставалось делать, кроме как ждать.
  
   "Сколько американцев прибудет?" один из членов экипажа спросил Рольфа.
  
   Рольф сказал, что не знает.
  
   "Каковы наши приказы?" - спросил другой.
  
   "Сражайся с ними", - сказал Рольф.
  
   Густав не мог поверить своим ушам. Как будто кто-то просто хотел избавиться от них, и, что еще хуже, Рольф ни в малейшей степени не сопротивлялся.
  
   В каждом сожженном, похожем на пчелиные соты здании, которое он встречал в Кельне, Рольф, должно быть, представлял свой любимый Дрезден. Во время кампании бомбардировок его родного города пятнадцать квадратных миль были обуглены, что превысило десять квадратных миль Гамбурга, который был сожжен в 1943 году.15
  
   Между первоначальной британской атакой и последующими налетами американских бомбардировщиков считалось, что в Дрездене погибло до 25 000 немцев. Правда была достаточно ужасающей, хотя Геббельс транслировал завышенное число погибших в 250 000 человек.
  
   Рольф не получал никакой почты из дома, поэтому он предположил худшее: его семья мертва, а дом разрушен. Его лучшим сценарием на тот момент было будущее военнопленного в Сибири, как и предсказывал Геббельс тем, кто не смог добиться окончательной победы. Министр пропаганды даже придумал боевой клич для немецких солдат в последние дни войны: "Победа или Сибирь!"
  
   Для людей, которым нечего было терять, сражаться до победного конца казалось хорошим способом умереть.
  
  
   -
  
  
   Никто не появлялся и не уходил через пустой перекресток перед Густавом. Минуты казались часами. Густав больше не замечал разницы. Он скучал по своим часам.
  
   Во время затишья в Эльзасе, рядом с сараем он нашел брошенную машину, в приборной панели которой все еще были часы. У Густава никогда не было наручных часов, не говоря уже о часах, поэтому он открутил винты и забрал их. Он был в восторге от того, что они все еще работали и показывали идеальное время. Когда друг получил отпуск домой, Густав одолжил ему часы, чтобы тот не опоздал на поезд. Он больше никогда не видел часов.
  
   Густав повозился со своей рацией, но каждый канал шипел от помех. Он проверил свой пулемет, чтобы убедиться, что пояс с боеприпасами надежно закреплен. Это было бы бесполезно против американского танка, но, тем не менее, это заставило его почувствовать себя лучше.
  
   Так зачем продолжать сражаться? Не было никакого способа закончить войну, кроме как свергнув нацистское руководство, сценарий, который невозможно было представить. Как утверждал один солдат после войны, "Это была невыносимая тема из-за нацистов среди нас, которые все еще имели власть терроризировать нас вплоть до последнего дня".
  
   Густав верил, что сейчас важно то, как они проиграли.
  
   Когда Красная Армия готовилась к своему последнему штурму всего в сорока пяти милях от Берлина, он и другие солдаты цеплялись за жалкую, наивную надежду. Возможно, если бы они сражались достаточно упорно, западные союзники стремились бы заключить мирный договор на условиях, которые не уничтожили бы немецкий народ.
  
   Если бы эта возможность провалилась, все, что оставалось, - это их долг.
  
   Густав чувствовал долг перед своей компанией, перед своей бригадой, перед своей армией и перед своим народом - даже перед теми, кто отвернулся от него, - помочь предотвратить рабство, предсказанное Геббельсом. Отбросив все сомнения, Густав наклонился к прицелу и проверил поле своего обстрела.
  
  
   -
  
  
   В то утро, примерно в миле от позиции Густава, взвод Бака с тестом укрылся за рядом пустых витрин магазинов.
  
   Немецкий снайпер вел огонь по другому взводу, почти ритмично. Бак вздрагивал при каждом треске пули. Но Джаники, который был рядом с Баком, не слишком беспокоился. Судя по тому, как разносился звук выстрелов, снайпер стрелял с расстояния в сто ярдов, а может быть, и дальше.
  
   До появления снайпера утро Бака начиналось великолепно. Когда рота "А" отбывала на танках, Аннемари и ее отец махали ему с тротуара. Команда Бака безжалостно отчитывала его, повторяя мантру Аннемари с их первой встречи: "Бак, первый американец, которого я вижу!"
  
   Рота "А" зачищала торговый район, неуклонно продвигаясь к кварталу Гереон. Затем снайпер нанес удар, заставивший всех броситься в укрытие.
  
   Взвод собрался вокруг лейтенанта Бума и его связного, когда они приблизились. У Бума был план. На другой стороне улицы доус продвигался к предполагаемой позиции снайпера, но им нужна была помощь взвода. Имея сорок пар ушей и глаз, они могли заметить снайпера и направить других доу на его позицию подавляющим огнем.
  
   Бум напомнил солдатам, чтобы они не отходили слишком далеко от безопасного места. Они все еще были новичками в городских боях, и он не хотел, чтобы в кого-нибудь стреляли. Он сказал Баку и двум мужчинам из сестринского отделения, которые случайно оказались рядом с ним, разместиться в ближайшем здании, заброшенном цветочном магазине. Затем он увел Джаники и остальных прочь, рассеяв их взад и вперед по кварталу. Охота продолжалась.
  
   Под разбитым витринным окном магазина остался только выступ стены высотой в три фута. Укрытия особого не было, но должно было хватить. Бак и остальные бросились вперед, прежде чем скользнуть за выступ, чтобы укрыться. Увядшие лепестки цветов рассыпались по полу.
  
   Одновременно поднявшись, трое мужчин выглянули из-за последней неровной кромки стекла, оставшейся на оконном стекле. Промышленный район с небольшими фабриками и разросшейся зеленью доминировал над пейзажем через улицу. Этот момент перенес Бака обратно в его детство. Это напомнило ему охоту на белок со своими братьями, когда победил малыш с лучшим зрением.
  
   Бак хотел увидеть снайпера раньше всех. Его взгляд остановился на полуразрушенном трехэтажном заводе, расположенном в стороне от улицы. На каждом этаже было по меньшей мере дюжина темных окон.
  
   Слева от Бака рядовой первого класса Роберт Моррис тоже что-то искал, водя своим карабином из стороны в сторону. Невысокий девятнадцатилетний парень с глубокими мешками под глазами, Моррис бросил начальную школу после третьего класса, чтобы помогать матери и сестре управлять семейной фермой в Пич Орчарде, штат Миссури.
  
   "Я вижу его", - прошептал Моррис. По направлению взгляда Морриса Бак заключил, что снайпер, должно быть, прячется на одном из верхних этажей фабрики. Моррис поднял свой карабин и прицелился в снайпера. Но прежде чем он успел выстрелить, немец выстрелил первым.
  
   Пуля просвистела под рукой Морриса, нажимающей на спусковой крючок, пробила деревянный приклад карабина и вошла ему в плечо. Удар сбил его с ног. Бак и другой тесто упали на землю, когда выстрел винтовки эхом разнесся по кварталу. Другой тесто закричал, вызывая медика. Бак спросил Морриса, может ли он двигаться.
  
   "Едва ли", - последовал ответ.
  
   Пригибаясь, Бак и тесто затащили раненого за полку. Голова Морриса опустилась на бедро Бака. Его темные глаза смотрели сквозь Бака в потолок.
  
   Прибыл медик и приступил к работе. Используя ножницы, он разрезал рубашку Морриса, обнажив рваную черную дыру в его плече, из которой сочилась кровь. Бак съежился. Пуля превратилась в гриб, когда прошла через приклад.
  
   "Насколько это серьезно?" Спросил Моррис. Врач сказал, что это было некрасиво, но рана также не сильно кровоточила. Объяснение, казалось, успокоило Морриса.
  
   Медик посыпал сульфаниламидным порошком и потянулся за повязкой, когда из раны внезапно фонтаном хлынула кровь. Пуля, должно быть, пробила стенку артерии.
  
   Медик зажал рану, чтобы остановить кровотечение, но повязка мгновенно стала багровой. Когда медик потянулся за другой повязкой, Моррис начал кашлять. "Поднимите его!" - крикнул медик. Бак поднял Морриса, баюкая его на руках. Молодой человек бледнел с пугающей скоростью.
  
   Еще больше крови брызнуло в воздух, когда медик менял повязки. Бак мог сказать, что Моррис ускользает. Моррис поднял взгляд на Бака, в последний раз вздохнул и резко закрыл глаза. Он никогда больше не вернется на ферму, чтобы увидеть свою мать Синду или сестру Клару Мэй.
  
   Медик отбросил в сторону окровавленные бинты и с отвращением удалился. Бака ужаснуло безжизненное лицо Морриса, все еще покоящееся на его колене.
  
   Другой наемник, рядовой Ричард Бон, не теряя времени, жаждал мести. Бак присоединился к нему, когда тот прокрался обратно к выступу под окном. Они оба жаждали одного и того же.
  
   Круглое, румяное лицо Бона было искажено гневом. В свои двадцать три года Бон был немного старше Бака, бывшего фабричного рабочего из Оклахомы, где он оставил жену и дочь на попечение своих родителей.
  
   Пальцы Бака сомкнулись на цевье винтовки. Он был готов.
  
   Вон занес свой M1 над выступом и прицелился. Бак выскочил рядом с ним, еще раз подтвердив свою репутацию: Коротышка думает, что он невидим . С колотящимся сердцем и пульсирующей в барабанных перепонках кровью Бак вглядывался в пустые окна в поисках блеска снайперского прицела. Но он не мог разглядеть никаких следов врага.
  
   Желудок Бака сжался, когда он осознал свою ошибку. Они никогда не увидят снайпера, потому что он, вероятно, находился в тени. Но Бак и Вон были на свету. И он мог их видеть.
  
   В это мгновение воздух рассек еще один треск, и Вон полетел на пол. Бак упал под выступ и лежал там, тяжело дыша. Вон поднялся на четвереньки и пополз к задней двери по крови Морриса, оставляя за собой багровую полосу. Он упал на пол недалеко от дверного проема. Бак закричал, зовя медика, метнулся к Бону и перевернул его. У Бона булькала кровь.
  
   "Куда ты ранен?"
  
   "Я не знаю".
  
   Бак расстегнул ремни безопасности мужчины и заметил дыру на левой стороне шеи Бона, куда вошла пуля. С другой стороны, огромная шишка вздулась и почернела от крови.
  
   Медик вернулся и выругался при виде другого раненого. Он осмотрел рану Бона, посмотрел на Бака и просто покачал головой. Это было так плохо. Медик крикнул, чтобы принесли носилки.
  
   Бон прижимал руку к глазам, когда его уносили. Он умрет на следующий день, чтобы никогда не вернуться в Оклахому, чтобы воссоединиться со своей женой Опал или дочерью Кэролин.
  
   Бак кипел от желания убить этого трусливого снайпера. На этот раз все будет по-другому. На этот раз он был готов. Как раз в тот момент, когда он собирался броситься обратно на свою позицию, в голове Бака раздался голос с конкурирующей мыслью: Не надо.
  
   Бак сосредоточился на полоске крови, которая стрелой тянулась от трупа Морриса к выходу из магазина. Снайпер не стрелял с тех пор, как застрелил Бона. Он, вероятно, все еще ждал, нацелившись на витрину магазина, которая дважды принесла ему успех.
  
   Будет ли третья цель?
  
   Бак не доставил бы ему такого удовольствия.
  
   Он развернулся на каблуках, чтобы пойти предупредить лейтенанта Бума и остальных - может быть, они могли бы справиться со снайпером вместе? Ему надоело пытаться выиграть войну в одиночку.
  
   Бак вышел из цветочного магазина другим человеком, чем тот, кто вошел.
  
   Он больше не был "невидимым".
  
  
   Несколько часов спустя, где-то после полудня
  
   Четыре танка двинулись вперед, как рыцари, вступающие в большой зал.
  
   Сопровождаемый тремя "Шерманами", "Першинг" прокладывал путь между разрушенными зданиями в центре Кельна.
  
   Впереди лежал темный бульвар, пересеченный провисшими трамвайными тросами. Пропагандистские листовки, сброшенные на город бомбардировщиками, разлетелись по улице. Разрушения усиливались с каждым днем.
  
   Это была работа для всей роты, а не для четырех танков. Проблема была в том, что дивизия "Тимбервулвз" в южной части города не смогла за ними угнаться, поэтому роте "Изи" пришлось оставить по танку на каждом перекрестке, чтобы охранять свой правый фланг.
  
   Кларенс не отрывал глаз от своего перископа, когда башня с жужжанием двинулась вперед. В конце длинного зала шпили-близнецы наблюдали за приближением танков.
  
   Снаружи Эрли низко пригнулся в своем люке и крепко прижимал к себе свиную отбивную. Время от времени он нырял в башню, когда трамвайные тросы со скрежетом задевали крышу танка.
  
   Четырех- и пятиэтажные здания возвышались над ним, но теперь только призраки наблюдали со своих богато украшенных скульптурных балконов.
  
   "Першинг" миновал прибитый к дереву указатель в форме стрелы, указывающий на мост. Эрли сверился со своей картой и предупредил экипаж. Оставалась одна миля. Люди хранили молчание, с ужасом ожидая обратного отсчета. Им было приказано не просто достичь моста, но и перейти через него и занять другую сторону.
  
   Это была самоубийственная миссия. Враг укрепил дальний берег и подбил бы танки, когда они неуклюже переправлялись, если бы мост не взорвался под ними. Кларенсу хотелось, чтобы танк двигался медленнее. Единственное, что их ожидало, была верная смерть.
  
   С приближением падения Кельна стрельба прекратилась. Враг перестал метаться по улицам, занимая огневые позиции. Вместо этого они бежали. Они могли видеть почерк на стене. Даже американские солдаты отступили за танки и шарахнулись в стороны от улиц. Немецкие пехотинцы больше не были их главной заботой. На этих широких улицах оставался один большой страх: немецкие танки.
  
   В час дня воздух разорвал отдаленный взрыв, за которым последовал стон сминающейся стали.
  
   Когда Эрли увидел столб серого дыма, поднимающийся из-за двух шпилей собора, он точно знал, что это было: немцы разрушили мост.
  
   "Першинг" резко остановился после взрыва. Внутри Кларенс одарил Деригги улыбкой. По всему танку были слышны вздохи облегчения и излияния радости.
  
   Экипажи также праздновали в танке Чака Миллера и далее по линии в своей скудной колонне. Гонка к мосту закончилась. Их пощадили.
  
   Может быть, они могли бы подождать здесь, пока подтянется остальная часть роты? Команда с надеждой слушала, как Эрли связывается по рации со штабом.
  
   Когда пришло известие, оно было нехорошим. Мост был взорван, но газ нельзя было сбрасывать, пока американские части не достигнут священной реки Германии. Они должны были продолжать движение к Рейну.
  
   Команда стонала и проклинала. Марш смерти все еще продолжался.
  
   Водитель завел "Першинг". Ведущие звездочки повернулись, и звенья гусеницы снова начали двигаться вперед. Эрли напомнил своим людям оставаться начеку. Все немецкие солдаты, оставшиеся позади, только что потеряли возможность к бегству. Прижавшись спиной к стене, они будут сражаться за свои жизни.
  
   "Першинг" подъехал к массивному перекрестку с четырьмя дорогами, но вместо того, чтобы пересечь пространство, он остановился в тени, обдумывая свой следующий ход. Дорога продолжалась к кварталу Гереон, через дорогу.
  
   Кларенс осмотрел все вокруг с помощью своего прицела с 6-кратным увеличением. Высокие здания на всех четырех углах перекрестка были разбиты вдребезги, как будто через них проковылял великан. Когда стены были срезаны, он мог видеть пустой офис, где когда-то печатали сотрудники. Посмотрев в сторону, он увидел обои в квартире и лестницу, поднимающуюся на отсутствующий этаж.
  
   Здания казались заброшенными. Но как насчет улицы?
  
   У обочины лежал серый автомобиль. Его крыша была сорвана предыдущим разрывом снаряда или бомбы, а рядом лежали останки немецкого солдата - вероятно, водителя автомобиля. На нем были черные ботинки, серые брюки, и его тело заканчивалось там. Мужчина был разрезан пополам. Автомобили были честной добычей в Кельне.
  
   Кларенсу сказали, что все, что на колесах, принадлежало немецким военным, поскольку гражданским лицам Германии не разрешалось покупать бензин из-за повсеместного дефицита в военное время.
  
   Не нужно было различать друга и врага, правила ведения боя были просты: Стреляй во все, что движется.
  
  
   -
  
  
   Рольфу было неспокойно в башне. Он хотел выглянуть из-за угла, но пятиэтажное здание справа от него загораживало обзор.
  
   Были ли американцы сосредоточены на перекрестке с четырьмя дорогами? Наступали ли они поодиночке или по двое или массивной волной?
  
   Был только один способ выяснить. Рольф приказал водителю выдвинуть танк вперед ровно настолько, чтобы тот мог мельком увидеть. Густав напрягся за своим орудием. Это звучало как ужасная идея. Водитель включил передачу, поехал вперед и остановился на холостом ходу.
  
   Над башней Рольф выругался и приказал поспешно отступать. Ему не понравилось то, что он увидел. Танк с ревом скрылся в тени прежде, чем Густав успел даже приоткрыть крышку люка, чтобы взглянуть. Хор голосов умолял рассказать, что видел Рольф.
  
   Рольф сказал экипажу: одинокий американский танк.
  
   "Они видели нас?"
  
   Рольф не был уверен.
  
   "Шерман"?"
  
   У Рольфа не было ответа для своих людей. Танк, который он видел, не соответствовал ни одному известному описанию из американского арсенала.
  
  
   -
  
  
   Кларенс проклинал свое невезение.
  
   Он повернул башню далеко вправо, когда мельком увидел немецкий танк, выезжающий слева от него. Он направил 90-мм орудие на врага, но башня двигалась недостаточно быстро, и вражеский танк ушел из-под его прицела.
  
   Это был немецкий танк. Но Кларенс не знал, какого типа.
  
   Эрли изучал местность в бинокль. Он совершенно не заметил появления врага. "Ты уверен?" он спросил Кларенса.
  
   "Поверь мне", - сказал Кларенс. "Он прячется за тем зданием".
  
   Эрли радировал "Шерманам", чтобы они оставались на месте.
  
   Кларенс установил прицельную сетку там, где он в последний раз видел танк.
  
   Попробуй еще раз.
  
   Его указательный палец мягко нажал на спусковой крючок.
  
  
   -
  
  
   Дрожа от ужаса, Густав приник глазом к прицелу своего пистолета.
  
   Они были легкой добычей. Несомненно, американский танк заметил их. Врагу даже не нужно было выходить на перекресток, чтобы убить их; они могли просто послать пешее отделение с базуками.
  
   Он направил свой пулемет MG 34 в сторону перекрестка, как можно ближе к противнику. На другой стороне улицы лежала груда щебня и стальных балок - идеальное укрытие для человека с базукой.
  
   Его оптический прицел был уже, чем ширина его большого пальца, и прицел был поцарапан. Он не был уверен, но Густав мог поклясться, что видел, как над обломками уже торчали винтовочные дула. Он в панике выпустил пару очередей. Зеленые трассы рассекли воздух над кучей, подняв вихрь пыли.
  
   "Что это?" Спросил Рольф.
  
   Густав рассказал ему, что, как ему показалось, он видел.
  
   "Тогда стреляй так, как ты это имеешь в виду!" Сказал Рольф.
  
   Густав нажал на спусковой крючок и поводил пистолетом из стороны в сторону, посылая град пуль в саму кучу, надеясь раздробить кирпичи и швырнуть смертоносные осколки в направлении врага.
  
   Сквозь обломки вились зеленые трассирующие пули.
  
  
   -
  
  
   Кларенса разозлило то, что он увидел внизу.
  
   Поток зеленых немецких трассеров стрелял по безобидной куче щебня. Либо враг был напуган, либо это была попытка отвлечь внимание.
  
   Кларенс не позволял себе моргать. Немецкий танк мог выскочить в любой момент. Грохот работающего на холостом ходу двигателя заглушал любой другой шум в его ушах. Черные грани увеличительного прицела сужали его обзор.
  
   Пот стекал по кожаным боковым клапанам его танкистского шлема и под шерстяную рубашку и куртку. Никто не двигался и не перешептывался. Переговорное устройство дергалось от статических помех.
  
   Бронебойный патрон был заперт и заряжен, и Кларенс был готов выстрелить в любой момент.
  
  
   -
  
  
   Дальше на восток к массивному перекрестку мчался черный автомобиль Opel P4. Его колеса подпрыгивали на изрытой колеями улице, поднимая за собой клубы пыли.
  
   На пассажирском сиденье ехала двадцатишестилетняя Катарина Эссер.
  
   Темные локоны ниспадали на ее плечи, а плоские брови обрамляли кроткие карие глаза. Она была одета так, словно собиралась в путешествие, в короткую красную куртку и брюки, заправленные в сапоги.
  
   Третья из четырех сестер, "Кэти", была воспитательницей. До того, как эвакуация вывезла большинство мирных жителей Кельна, она ухаживала за своим больным отцом, и ее можно было встретить в парке со своими племянницами, катающими их на самокатах. Когда-нибудь она надеялась сама стать матерью и получила степень по домоводству. До этого она работала в небольшом продуктовом магазине в Старом городе Кельна.
  
  
  
   Kathi Esser
  
  
   Рядом с Кэти сорокалетний Майкл Деллинг, владелец продуктового магазина и босс Кэти, вцепился в руль мчавшейся машины.
  
   Автомобиль Деллинга был исключением из городского запрета на гражданские транспортные средства. Его работа бакалейщика считалась важной для военной промышленности, поэтому ему разрешили использовать автомобиль исключительно для бизнеса.
  
   Но сегодня не было ни самовывоза, ни доставки.
  
   Вместо того, чтобы томиться в бомбоубежище в ожидании неопределенности освобождения иностранными войсками, Деллинг и Кэти бежали к мосту.
  
   Либо они не слышали шума его обрушения, либо они слышали и все еще питали надежду, что он может быть проходимым - никто не знает. Все, что можно сказать наверняка из рассказов очевидцев, это то, что Кэти, охваченная чувством надвигающейся гибели, поощряла это покушение.
  
   Все три ее сестры потеряли мужей на войне, совсем недавно младшая. Одиннадцатью днями ранее именно Кэти обнаружила, что ее шурин Фридель пал - еще до того, как ее сестра получила известие.
  
   "Мои дорогие", - написала Кэти своим родителям, которые нашли убежище за городом. "Я получила оба ваших письма и хочу поблагодарить вас за них .... Но от того, о чем я должен рассказать вам сейчас, у вас захватит дух. Письмо, которое я написал Фриделю на прошлое Рождество, было отправлено мне обратно с замечанием, что получатель влюбился в великую Германию ".
  
   Кэти посетовала, что невозможно достать билет на поезд до Дортмунда, иначе она пошла бы уведомлять свою сестру и утешать ее.
  
   "В наши дни жизнь может предложить нам только эти (печальные) вещи", - написала Кэти в заключение. "Я больше не верю в хороший исход. Я думаю, скоро наступит время, когда мы начнем завидовать Фриделю и всем остальным, кто уже ушел из жизни ".
  
  
   -
  
  
   Кларенс вглядывался прямо через перекресток, когда внезапное движение застало его врасплох. Черное пятно появилось в его поле зрения слева.
  
   "Штабная машина!" Крикнул Эрли.
  
   И действительно, черная машина с серыми пятнами, напоминающими камуфляж, на максимальной скорости ворвалась на перекресток. Инстинктивно большой палец Кларенса нажал на спусковой крючок пулемета. Он нажал на спусковой крючок, и сработал спаренный пулемет, разрушив тишину, воцарившуюся в танке.
  
  
  
   Трассирующие пули преследуют машину Деллинга, когда она пересекает перекресток.
  
  
   Огненно-оранжевые разряды пронеслись на дальность полета вслед за машиной. Почти промахнувшись, машина пролетела мимо и скрылась с улицы, подняв пыль. Кларенс погнался прицелом за хвостом ускользающей цели. Как раз перед тем, как его пули смогли настичь ее, машина резко повернула влево в сторону немецкого танка.
  
   Это уходило.
  
   Кларенс изменил направление башни и нажал на спусковой крючок, выпустив отчаянную струю огня вслед машине.
  
   Машина вышла из-под контроля, когда его трассирующие пули рассекли воздух.
  
  
   -
  
  
   Густав вздрогнул от оранжевых лучей света, которые косо пронеслись перед его танком.
  
   "Приготовься!" Сказал Рольф.
  
   Густав стиснул зубы и сжал свой пулемет. Если бы это был американский танк, он бы упал, стреляя.
  
   Темная фигура появилась справа, преследуемая оранжевыми лучами света. Густав нажал на спусковой крючок, затвор расплылся, и пулемет выплюнул ровную струю зеленого.
  
   Зеленые трассы переплелись с оранжевыми, когда автомобиль проехал через пылающее перекрестье. Ветровое стекло вылетело, а заднее стекло разбилось, прежде чем автомобиль врезался в ближайший бордюр.
  
   Густав отпустил спусковой крючок, и затвор снова появился. Жар, поднимающийся от раскаленного ствола, сделал линию его прицела волнистой. Когда дымка рассеялась, Густав недоверчиво уставился на происходящее.
  
   Черная машина была остановлена, а ее водитель мертво повалился за руль.
  
   Густав был возмущен. Зачем кому-то ехать через битву!
  
   Военный или гражданский, этот человек не должен был там находиться.
  
   Дверь со стороны пассажира распахнулась, и на улицу вывалилось тело.
  
   Густав клялся, что видел прядь вьющихся каштановых волос.
  
   Женщина?
  
  
   -
  
  
   Кларенс тоже увидел, как распахнулась дверца машины, но обломки загораживали ему обзор. Он не мог сказать, врезался ли он в машину или водитель пришел в себя и остановился.
  
   У Кларенса были более насущные заботы. Он видел зеленые трассы. Немецкий танк все еще был там, задерживаясь где-то сразу за пределами его поля зрения.
  
   Кларенс столкнулся с решением о жизни или смерти. Получив приказ продолжать движение к Рейну, они не могли просто переждать врага. Но если бы они двинулись вперед, немецкий танк наверняка получил бы первый выстрел, преимущество, которое Кларенс не хотел уступать. Он должен был что-то сделать.
  
   "Уши", - сказал Кларенс, что послужило предупреждением экипажу о том, что он собирается открыть огонь. Он навел прицельную сетку низко на здание, где, по его оценкам, прятался вражеский танк.
  
   С оглушительным треском Кларенс взорвал бронебойную боеголовку меньшей дальности. Снаряд оставил после себя дымящуюся дыру, пробив здание насквозь. С верхнего этажа посыпались кирпичи.
  
   "Никакого эффекта", - доложил Эрли.
  
   Деригги забросил еще один снаряд в казенник, и Кларенс выстрелил снова.
  
   На этот раз тоже никаких признаков попадания, просто еще больше падающих кирпичей. Здание явно было неустойчивым после повреждений, полученных во время воздушных налетов. Кларенс присмотрелся внимательнее. После каждого выстрела формировалась предсказуемая картина падения кирпичей с верхних этажей здания.
  
   Кирпичи. Они падали в направлении вражеского танка.
  
   Он мог бы работать с этим.
  
   Кларенс выстрелил в третий раз. "Пусть они приближаются!" - призвал он Деригги.
  
   Эрли молчал на вершине башни. Он мог сказать, что Кларенс что-то задумал. Но что именно? Это еще предстояло выяснить.
  
   На полу башни скопились дымящиеся гильзы, когда Кларенс несколько раз пробивал дыры в одной и той же стене, каждый раз смещая цель влево.
  
   С первого этажа здания поднялся столб пыли. Кларенс стрелял снова и снова, рубя по темным опорам здания. Груда кирпичей каскадом посыпалась по фасаду. Вся конструкция рушилась. Четырехэтажная стена закачалась, прежде чем потерять опору и упасть назад. После последнего меткого выстрела верхние этажи здания взорвались лавиной кирпичей.
  
   Пробираясь сквозь раскачивающиеся трамвайные пути, Эрли не мог поверить своим глазам. Кларенс разрезал здание практически пополам.
  
  
   -
  
  
   Густав обхватил голову руками, съежившись в темноте.
  
   Лавина из рушащегося здания обрушилась на них, и даже сейчас, после первой волны, струйка кирпичей продолжала обрушиваться на потолок над ним.
  
   Пыль струилась внутрь, затмевая любой след света. Мужчины хрипели и кашляли.
  
   Как только они снова пришли в себя, экипаж впал в панику. Несомненно, американский танк приближался, чтобы добить их. По команде Рольфа водитель отогнал танк подальше за рухнувшее здание.
  
   Стрелок проверил башню, чтобы убедиться, что она исправна, но она издавала скрежещущий звук и не поддавалась. По всей вероятности, между ней и корпусом были зажаты кирпичи.
  
   Густав попытался открыть свой люк, но крышка не поддавалась. Он крякнул и надавил сильнее. Его руки дрожали от неимоверных усилий, но люк был придавлен кирпичами. Он был в ловушке. Снова.
  
   Его дыхание участилось. Стены, казалось, напряглись. Он уперся плечом в крышку и толкнул изо всех сил. Кирпичи поддались, и люк распахнулся. Густав втянул свежий воздух и дико огляделся. Но поскольку он не был уверен, где находятся американцы, он быстро нырнул обратно в танк и закрыл люк.
  
   Рольф вышел из башни и что-то кричал кому-то снаружи. К нему подошел гражданский, заинтересованный ходом сражения. После короткого обмена репликами Рольф прогнал мужчину, заскочил в башню и закрыл крышку.
  
   "Мост разрушен", - сказал Рольф.
  
   Густав не поверил в это. Он потребовал от командира ответов. Гражданский сообщил Рольфу эту новость из надежных источников. Рольф и его команда просто не услышали взрыва из-за шума двигателя.
  
   Потребовалось мгновение, чтобы до нас дошла грандиозность новости.
  
   Обычно тихий и послушный, Густав почувствовал, как в нем проснулось новое чувство - гнев. Он начал дрожать.
  
   Это сделали наши собственные парни! Они бросили нас!
  
   Один из членов экипажа предложил новый план действий. Он предложил загнать танк задним ходом на поперечную улицу и позволить американцам подойти к ним. Устроить засаду.
  
   "Что мы должны делать, " спросил Рольф, " бросать в них кирпичи?"
  
   Стрелок напомнил Рольфу, что они все еще могут вести огонь вперед. Они могли бы расположить танк, используя только гусеницы, как самоходное орудие, и, возможно, нанести боковой удар по американскому танку, используя элемент неожиданности.
  
   Густав не мог в это поверить. Они хотели продолжать сражаться, даже если их тактика могла сработать только один раз, прежде чем американцы сошлись на них с превосходящими силами.
  
   Третий член экипажа был согласен с планом самоубийства.
  
   К этому моменту Густав был вне себя. Он только что подстрелил машину и, возможно, убил невинных людей. Его собственный народ. И теперь его команда ходатайствовала о том, чтобы обменять свои жизни - и его - на шанс убить какой-нибудь одинокий экипаж американского танка.
  
   "Это бессмысленно!" Выпалил Густав.
  
   Член экипажа рявкнул на Густава, напоминая ему о своих приказах.
  
   Спорить с остальными было бесполезно, поэтому Густав обратился непосредственно к Рольфу. "Чем мы им еще обязаны?" спросил он. "Они послали нас сюда умирать!"
  
   Рольф хранил молчание. Он колебался, уже смирившись с почетной смертью в своем танке.
  
   Но это не имело значения. Густав принял свое решение. Молодой радист, который ценил долг перед своей семьей, своими товарищами и своими соотечественниками, забыл кое-кого важного.
  
   У него был долг перед самим собой.
  
   Рольф так и не отдал приказа бросить танк, но это не остановило Густава. Ему надоело быть пешкой в руках Третьего рейха. Он распахнул крышку люка и обратился с последним призывом к Рольфу, своему единственному другу, оставшемуся на войне.
  
   "Давай, Рольф! Зачем погибать ни за что?" С этими словами Густав сорвал наушники и выбрался из танка.
  
   Густав бросился за танком к ближайшему углу улицы, но затем заколебался. Он не был уверен, в какую сторону бежать и что делать дальше. Свобода была свежим ощущением.
  
   Рольф встал из башни и заметил Густава. Одним быстрым движением Рольф оттолкнулся и выбрался из башни. Затем он спрыгнул на машинный отсек, а затем на улицу. Густав собрался с духом, когда Рольф бросился за ним. Он не был уверен, пришел ли его друг, чтобы наказать его или присоединиться к нему.
  
   "Пошли", - сказал Рольф. Он схватил Густава за руку и потащил его в новом направлении. Они пошли по улице, где гражданские стояли у входа в здание и жестами приглашали дуэт присоединиться к ним.
  
   Густав и Рольф бросились в укрытие.
  
   Позади них Mark IV развернулся среди обломков и нырнул на поперечную улицу без них.
  
   Танк - и троих мужчин, которые решили остаться на борту - больше никогда не увидят.
  
  
   -
  
  
   План Кларенса сработал как по волшебству - перекресток был в безопасности позади них.
  
   "Першинг" стоял на холостом ходу примерно в пятидесяти ярдах позади изрешеченной пулями машины.
  
   Кларенс нацелился далеко вперед, в направлении базилики Святого Гереона, католической церкви, готовый к любой угрозе, которая могла появиться из-за поворота.
  
   Доус обогнул рухнувшее здание слева от себя, тщетно ища под обломками вражеский танк. Кларенсу повезло, что он вообще увидел немецкий танк. От мысли о том, что случилось бы, если бы они проехали мимо него, у него по спине пробежали мурашки.
  
   Время от времени его взгляд опускался к разбитой машине. Opel P4 был гражданской моделью, часто используемой немецкой армией. Пули прошили багажник и разбили заднее стекло.
  
   Кларенс был удивлен. То, что издалека выглядело как камуфляж, на самом деле было пятнами серой пыли на черной краске автомобиля.
  
   Трое медиков добрались до машины. Водитель был мертв от выстрела в голову, но рядом с пассажирской стороной лежал кто-то еще. Медики приступили к уходу за второй жертвой. Проходящие по тротуарам доуги наблюдали за работой медиков, заглядывая им через плечо. Кларенс проследил за взглядом доу, но крыло автомобиля закрывало большую часть обзора.
  
   Медики перевернули жертву, и Кларенс поклялся, что увидел вспышку длинных вьющихся волос. Но это произошло так быстро, что он подумал, не обманули ли его глаза. Он почувствовал, как в глубине его живота разверзлась яма.
  
   Я стрелял в женщину?
  
   Его разум закружился от паники. Она сильно пострадала? Что она вообще там делала? Затем он вспомнил. Это был Кельн. Здесь были машины только у нацистов.
  
   Чтобы проехать сквозь перестрелку, женщина и ее водитель должны были от чего-то убегать. Были ли они парой золотистых фазанов, которые слишком долго ждали, чтобы выбраться? Был ли он генералом, а она его любовницей?
  
   Кларенс снял с себя всякую вину.
  
   Кем бы она ни была, она должна была быть одним из плохих парней.
  
  
   -
  
  
   Стоя за "Першингом", Чак Миллер наблюдал за сортировкой тротуаров в свой оптический прицел.
  
   Медики сдались. Это было безнадежно. С мрачным выражением на лицах они встали и отошли в сторону, показывая пациентку, которую они изо всех сил пытались спасти, - молодую женщину, свернувшуюся в позе эмбриона.
  
   Гражданский свидетель позже рассказал, что видел, как молодая женщина потянулась, чтобы помочь раненому водителю, когда в нее тоже попали пули.
  
   Медик достал из машины длинное пальто. Он нежно накрыл ее до плеч, прежде чем отправиться помогать кому-то еще, кто в этом нуждается.
  
   Лицо женщины было повернуто к Чаку. Ее глаза были стеклянными и отстраненными. Она напомнила ему одну из его сестер, и Чак подумал, что она уже мертва.
  
   Затем она моргнула.
  
   Чак отшатнулся от своего телескопического прицела, охваченный ужасом и чувством вины. Ей показалось, что она поймала его взгляд, наблюдая, как она умирает.
  
   Он не мог сказать Кларенсу, он не сказал бы, не сейчас, когда самые темные глубины Кельна - место, куда не хотела идти ни одна американская команда, - все еще впереди.
  
   Тот человек у ружья Першинга был лучшей надеждой Чака когда-либо вернуться домой. Чак достаточно насмотрелся на это место, чтобы знать его.
  
   В Городе-крепости что угодно может скрываться за следующим углом.
  
  
   ГЛАВА 17
   ЧУДОВИЩЕ
  
  
   Позже в тот же день, около двух часов дня.
  
   Кельн
  
  
   Все, за что они боролись, наконец-то было в пределах досягаемости.
  
   Пара нерешительных "шерманов" кралась по узкой улочке к яркому свету в конце.
  
   Фланги ведущего "Шермана" были завалены щитами из бревен. Командир низко пригнулся и насторожился в своей башне.
  
   Между зданиями в конце квартала виднелась часть собора и его роскошной площади, а также часть железнодорожной станции. Но они еще не вышли из леса.
  
   Эти последние ярды были коварными.
  
   Последний рывок к Рейну был задачей для "Першингов", но супертанк отстал после перестрелки на перекрестке. Таким образом, задача легла на плечи "шерманов" из роты F.
  
   После того, как рота F захватит собор, стюарты роты B - которые сейчас стоят в очереди на заднем плане - должны были бежать к Рейну. Вместе они разделили бы славу завоевателей Кельна. Но сначала им нужно было миновать эту улицу, заблокированную оползнем обломков рухнувшего здания.
  
   Ведущий "Шерман" остановился под уличными часами, стрелки которых застыли в положении "шесть часов". Второй "Шерман" подъехал параллельно слева. Из башни головного танка младший лейтенант Карл Келлнер искал способ обойти заграждение.
  
   С залысинами и в тонких очках глубоко религиозный двадцатишестилетний парень выглядел как главный кандидат в священники. На самом деле, дома, в Шебойгане, штат Висконсин, он работал на продовольственном рынке Джерри Миллера, и у него была невеста, которая ждала его возвращения.
  
   Если кто-то и мог быть достоин добраться до собора первым, то это был Келлнер. Он уже получил Серебряную звезду за свои действия в Нормандии, и дважды был госпитализирован с ранениями, а затем получил звание лейтенанта всего за две недели до этого.
  
  
  
   Karl Kellner
  
  
   Но дорога впереди была непроходимой. У Кельнера не было иного выбора, кроме как вызвать бульдозерный танк - "триумфу" пришлось бы подождать.
  
   В соседнем дверном проеме армейский журналист по имени старший сержант Энди Руни держал свою камеру поближе. Невысокого роста, с напряженными, почти боксерскими чертами лица, Руни был готов запечатлеть кульминацию "главной новости". Руни, которому суждено было прославиться в эпоху телевидения, не был типичным журналистом. Как автор статьи для Stars and Stripes, он участвовал в боевых действиях на борту B-17. Он также делил палатку в Нормандии с легендарным репортером Эрни Пайлом и присутствовал при освобождении Парижа.
  
   Позади него другие репортеры обсуждали отели мирового класса вокруг собора и строили планы штурма винного погреба отеля Excelsior, но Руни держался впереди всех. Что-то подсказывало ему, что эта история далека от завершения.
  
   Выстрел прозвучал без предупреждения со стороны железнодорожной станции.
  
   Зеленая стрела немецкого танка выстрелила под углом спереди слева, через руины здания, прежде чем врезаться наискось в орудийный щит "Шермана" Кельнера, попав шрапнелью в ноги стрелка внутри.
  
   Глубокий, медный звон от удара едва прекратился, когда вторая зеленая стрела снова пробила танк, так близко к первой точке удара, что отверстия перекрывались. "Шерман" Келлнера разорвался от детонирующего снаряда. Крышки люков открылись от башни до носа.
  
   Водитель соседнего "Шермана" дал задний ход своей машине, но было слишком поздно. Еще одна зеленая стрела последовала за ним и задела переднюю часть правой гусеницы танка. Отчаянно пытаясь уйти с линии огня, второй "Шерман" повернул назад и ушел влево. Когда между ними и нападавшим оказалось здание, команда высыпала наружу.
  
   Тонкий, дымящийся дымок поднимался от "Шермана" Келлнера. Келлнер вышел из башни с непокрытой головой и сжимал карабин. В разгар своего затрудненного движения он выронил винтовку, упав на машинный отсек. Его левая нога была жестоко ампутирована в колене, и культя дымилась. Стрелок вышел из танка вслед за Келлнером и нырнул носом в башню, чтобы больше не подставляться под огонь.
  
   Келлнер откатился назад по машинной палубе, прежде чем остановиться на краю. Приземляться нужно было только на одну ногу, падение было бы долгим. Медик, танкист из другого экипажа и Руни бросились вперед - почти в унисон - чтобы протянуть руку помощи. Вместе они отнесли Келлнера в безопасное место, прежде чем положить его на груду обломков.
  
   Руни приподнял ногу Келлнера, которая, по словам очевидца, была "пятном крови и костей". Танкист снял рубашку и обвязал рукавом бедро Келлнера, пытаясь остановить кровотечение. Пока Руни держал его, Келлнер слепо смотрел на репортера. Но жгута было слишком мало, слишком поздно. Кельнер умер на руках своего товарища-солдата.
  
   "Я никогда раньше не присутствовал при том, как кто-то умирал", - напишет Руни. "Я не знал, плакать мне или меня вырвало".
  
   Подобно выжившему, слоняющемуся вокруг места автомобильной аварии, носовой стрелок Келлнера пребывал в оцепенении. Он понятия не имел, как он или стрелок выжили. Репортер случайно услышал его слова: "Я не знаю, как я выбрался... Я не знаю, как он выбрался. Сукины дети".
  
   Военное министерство США вскоре отправит телеграмму родителям Кельнера и его невесте Сесилии, чтобы сообщить им, что Карл был убит в бою "где-то в Германии".
  
   Внутри башни лежал разорванный на куски заряжающий Келлнера. А его водитель, рядовой первого класса Джулиан Патрик, младший из четырех братьев, которые все сражались на войне, был мертв за штурвалом танка, все еще сидя под открытым люком. Танкистский шлем Патрика был откинут назад. Кровь из его носа высохла, а один глаз был полуоткрыт.
  
   Ровный грохот немецкого танка, приближающегося с площади, заставил Руни и других выживших бежать.
  
   Убийца приближался.
  
  
   -
  
  
   "Пантера" пронеслась мимо собора и остановилась в углу площади, лицом к лицу столкнувшись с брошенными "Шерманами".
  
   Танк стрелял из туннеля под железнодорожными путями, прежде чем выйти из тени, чтобы заявить о своих правах на поле боя. Свет показал командира танка.
  
  
  
   Последнее поле битвы. Слева от собора виден железнодорожный вокзал, а за обеими достопримечательностями лежит Рейн.
  
  
   Бартельборт стоял, выпрямившись, в башне.
  
   Не имея моста для защиты, немецкие солдаты отчаянно переплывали Рейн, используя случайные двери и доски в качестве плотов, чтобы помочь им переправиться к дружественным позициям. Но Бартельборт и его команда выбрали другой курс.
  
   Внутри "Пантеры" Бартельборт никогда не приказывал своим людям сопротивляться до последнего патрона.
  
   В этом не было необходимости.
  
   Они остались, чтобы сражаться не на жизнь, а на смерть.
  
  
   -
  
  
   Пройдя одну улицу и проехав триста ярдов назад, "Першинг" остановился на Уолл-стрит в Кельне.
  
   Скульптуры в классическом греческом стиле возвышались над входом в Commerzbank. Знаменитую арочную крышу железнодорожного вокзала и обожженные ребра можно было увидеть в двух кварталах отсюда, в конце улицы.
  
   Внутри "Першинга" Кларенс и экипаж следили за шквалом радиопередач. Последнее, что они слышали, что Доуза отправили преследовать мародерствующий вражеский танк.
  
   Крик снаружи "Першинга" перекрыл грохот двигателя. "Эй, Боб!"
  
   Эрли выбрался из люка и увидел своего друга, техник-сержанта Джима Бейтса, сжимающего в руках маленькую кинокамеру.
  
  
  
   Джим Бейтс
  
  
   Двадцативосьмилетний Бейтс с толстыми щеками и темными волосами был маленьким, неряшливым боевым оператором в 165-й роте фотосигнализации. Он был из тех людей, которые чувствовали бы себя как дома в любой прокуренной редакции новостей в Штатах.
  
   Бейтс сказал Эрли, что собор охраняет "монстр" в виде танка. Эрли это уже знал.
  
   "Вы можете увидеть его за углом!" Сказал Бейтс.
  
   Эрли обдумал эту идею, затем сказал Кларенсу принять командование. Он собирался отправиться на разведку пешком.
  
   "Что?"
  
   Это было безрассудно. Кларенс напомнил Эрли, что впереди нет дружественных войск; Першинг был линией фронта. Но Эрли было не переубедить. Он хотел увидеть, с чем они столкнулись, своими собственными глазами.
  
   Он спустился с "Першинга" и посовещался с Бейтсом. "Джим, давай спустимся и посмотрим, что мы можем увидеть на этом танке", - сказал он. "Я не знаю, с чем мы столкнемся - возможно, мы никогда не вернемся".
  
   Эрли и Бейтс крались по кварталу через нейтральную полосу, заполненную пропагандистскими плакатами - здесь немецкий рабочий стучал молотком по заклепочному станку, а там маячила тень союзнического шпиона.
  
   Бейтс процветал среди опасностей. Оператор служил в 82-м воздушно-десантном полку в День "Д", а в Арденнах он занял место носового наводчика танка "Стюарт", чтобы получить лучшие кадры. Он был бесстрашен, что сделало его фильм на голову выше других.
  
   В конце улицы, слева, дуэт приблизился к зданию Немецкого трудового фронта, в котором располагались профсоюзы страны. Если бы они прошли еще немного дальше, Пантера могла бы их увидеть. Эрли и Бейтс нырнули внутрь.
  
   Они видели это из окон мезонина. Через две улицы песочно-желтая "Пантера" бездельничала в углу ярко освещенной площади. Его орудие по-прежнему было направлено прямо на выведенный из строя "Шерман" Келлнера, зловещее предупреждение любому, кто осмелился пойти по стопам Келлнера.
  
   И там Эрли увидел свою возможность.
  
   Он изложил Бейтсу свой план: его танк продолжит движение по текущей улице, въедет носом на перекресток и ослепит "Пантеру" боковым выстрелом.
  
   "Будь ко всему готов к этому", - сказал он Бейтсу. "Когда ты услышишь, как я поднимаюсь под тобой, ты поймешь, где я".
  
   Эрли направился к своему танку, в то время как Бейтс поднялся по лестнице повыше, чтобы занять позицию для наилучшего обзора дерзкой попытки.
  
   Это было личным, для Бейтса тоже.
  
   В Арденнах он ехал на "Стюарте", когда его экипаж заметил немецкий танк, стоявший боком к ним и готовый открыть огонь. Бейтс выпрыгнул вместе с экипажем за мгновение до того, как упал немецкий снаряд. Не всем коллегам Бейтса повезло так, как ему. Из шестидесяти пяти армейских операторов, которые вместе с ним снимались в Европе, домой вернулось меньше половины.
  
  
   Бейтс навел камеру на окно и приготовился запечатлеть происходящее.
  
   Пришло время урегулировать "девятимесячный спор", который назревал с тех пор, как он впервые стал свидетелем доминирования немецкой бронетехники в Нормандии: может ли американский танк, наконец, на равных противостоять "Пантере"?
  
   Ответ давно назрел.
  
  
   -
  
  
   Внутри Пантеры минуты казались часами.
  
   На потолке образовался конденсат. Экипаж вглядывался в свои перископы в поисках врага, в то время как гудение двигателя заглушало их мысли.
  
   Бартельборт, бывший учитель, сражался на танках с 1941 года и даже служил инструктором. Возможно, это был опыт. Возможно, это был инстинкт. Но шестое чувство подсказало Бартелборту, что американцы могут напасть на него с неожиданной стороны.
  
   Оставив корпус своей "Пантеры" обращенным вперед, Бартелборт приказал наводчику повернуть башню вправо - в сторону совершенно пустой улицы.
  
  
   -
  
  
   Из окна своего третьего этажа Бейтс увидел, как башня "Пантеры" поворачивается в его сторону. Он упал на пол, уверенный, что командир немецкого танка его заметил. Когда комната вокруг него не взорвалась, Бейтс приподнялся, чтобы заглянуть вниз. То, что он увидел, ужаснуло его: сверхскоростное ружье "Пантеры" было нацелено на уровень улицы - точно в то место, где Эрли сказал, что он выйдет.
  
   Танк поймал Бейтса в ловушку.
  
   Не было возможности выйти через парадную дверь. Не было времени предупредить его друга. Даже если бы он закричал во всю глотку, это не принесло бы никакой пользы.
  
   "Першинг" был готов наткнуться на засаду.
  
  
   -
  
  
   Ровный звук выхлопной системы Panther разнесся по пустым улицам.
  
   Готовый к действию, Бак и остальная часть его взвода последовали за лейтенантом Бумом на звук. Один тестя сжимал базуку, другой нес патроны. Звук танка был близок, возможно, так же близко, как и с другой стороны здания справа от них.
  
   Вместо того, чтобы повернуть за угол и сразиться с танком лицом к лицу, Бум повел людей внутрь здания. Выстрел из окна имел больше смысла. Оставалось надеяться, что Пантера никогда не предвидит этого.
  
   Отряд пробежал через пустую поперечную секцию здания, прежде чем взбежать по заваленной щебнем лестнице. На каждом этаже, на который они поднимались, тесто бросалось к окну, чтобы осмотреть окрестности. И после каждого этажа доклад был один и тот же: "Пантеры нет!" У них все еще не было возможности выстрелить.
  
   Лейтенант Бум повел людей выше.
  
   Пока Бак гнался за топотом шагов впереди, его мысли все еще были в цветочном магазине. К тому времени, когда рота "А" приблизилась к трехэтажному заводу, немецкий снайпер сбежал, хотя больше ни в кого не стрелял. Джаники попытался утешить Бака, напомнив ему: "Это не твоя вина. Твоя голова торчала рядом с их".
  
   Но суть была не в этом.
  
   Бак был зол на себя, потому что ему следовало знать лучше. Ему не следовало возвращаться к тому окну во второй раз, не говоря уже о том, чтобы обдумывать третью попытку. Урок был таким же неизгладимым, как кровь Морриса, которая пропитала его брюки.
  
   Если он собирался выжить в этой войне, пришло время начать мыслить как ветеран.
  
   Прежде чем они это поняли, у Бума закончились полы. В потолке над ними люк вел на чердак. Это была самая высокая точка обзора, которую могли получить тестяшки. Кто-то должен был подняться туда, и этот кто-то должен был быть легким. Все выжидающе повернулись к Баку.
  
   Баку захотелось застонать. Теперь ему никогда не избежать роли первого разведчика. Он никогда раньше не стрелял из базуки и сомневался в разумности стрельбы из оружия обратного выстрела в строго ограниченном пространстве.
  
   Бум опустился на колено и жестом приказал Баку подняться.
  
   "Отлично", - сказал Бак. Он передал свою винтовку. "Пантера" подбила два американских танка, и кто-то должен был это остановить, хотя Бак хотел бы, чтобы это был не он. Он наступил на бедро Бума, когда Бум схватил Бака сзади за пояс и одним движением вытолкнул его через люк.
  
   Базука была уже заряжена, когда ее передали Баку. Бак приготовил оружие и упал на живот. Он скользнул вперед, следуя наклону потолка вниз, к окнам, которые выходили на улицу, одновременно перемещая базуку рядом с собой.
  
   Какофонический вой Пантеры затопил чердак, как только он распахнул окно. Со своего насеста он был над крышами и на уровне глаз с собором.
  
   Бак посмотрел вниз на пустую улицу и выругался.
  
   Они были на квартал дальше, чем нужно.
  
   Снизу донесся звук. Это был механический шум другого танка, приближающегося справа, где располагались дружественные силы. Его мощный двигатель ревел, когда его гусеницы ударялись о землю.
  
   Бак был в ужасе. Американский танк двигался вперед к остановившейся "Пантере". Им что, никто не сказал? Он и даги еще не убили "Пантеру". Им нужно было больше времени.
  
   Бак съежился от шума, когда он приблизился. Это звучало так, как будто американская команда ехала навстречу своей смерти.
  
  
   -
  
  
   Эрли передал по радио инструкции "Шерманам" сдерживаться, пока "Першинг" продвигается вперед.
  
   Першинги справились бы с этим сами.
  
   План был прост. Они должны были выйти на перекресток, и тогда это было бы шоу Кларенса.
  
   "Я буду стрелять в корпус", - вызвался Кларенс. Это была самая крупная мишень, так что в пылу боя было меньше шансов промахнуться.
  
   "Стреляй, куда хочешь", - сказал Эрли. "Он просто сидит там, как будто это место ему принадлежит".
  
   У Эрли были причины для уверенности. Даже "Шерман" 75-го калибра мог подбить "Пантеру" бортовым залпом. А стрельба по танку вслепую? Это было почти неспортивно.
  
   Перекресток быстро приближался.
  
   Поперек башни Деригги держал 24-фунтовый бронебойный снаряд T33, готовый к быстрой перезарядке.
  
   Кларенс объявил водителю, что он заранее наводит пистолет. "Держи нас в курсе, Вуди", - добавил он.
  
   Кларенс опустил прицельную сетку туда, где должен был находиться вражеский танк, и повернул 15,5-футовый ствол так далеко вправо, как только мог, не задев здания. Когда жизни его семьи были в его руках, он не хотел рисковать. Даже если враг был открыт вслепую, это все равно была Пантера.
  
   Пролетающая над головой птица увидела бы двух бронированных зверей, слепо ищущих друг друга. Идущий по одной улице - Першинг с ружьем, направленным вправо, когда он готовился прорваться за угол. За тем углом - неподвижная "Пантера" с ружьем, нацеленным на перекресток, к которому направлялся "Першинг".
  
   Маквей подлил в бак еще бензина. "Першинг" быстро набрал скорость.
  
   Смоки держался изо всех сил.
  
   Эрли поднес свиную отбивную поближе ко рту.
  
   Кларенс перевел взгляд на перископ, чтобы получить как можно более широкий обзор. Не промахнись. Это были они или его семья.
  
   Когда "Першинг" въехал на перекресток, Смоки увидел его первым. Вражеский танк стоял на перекрестке, залитый светом, и он смотрел прямо в его нарезной ствол.
  
   Смоки в ужасе закричал.
  
   Маквей запаниковал и нажал на газ, из-за чего "Першинг" еще больше накренился к перекрестку и оказался на пути опасности.
  
   Команда издала коллективный вздох.
  
   Сердце Кларенса сжалось, когда Пантера скользнула в поле его зрения. Между обломками и свисающими трамвайными линиями все, что он увидел, была черная дыра ее морды.
  
  
   -
  
  
   Внутри "Пантеры" Бартельборт увидел, как темная, размытая машина выскочила из тени улицы. Зеленый танк был низким и гладким за клином лобовой брони. Это был не "Шерман".
  
   "Стой!" Бартельборт закричал своему стрелку. "Это один из наших!"
  
  
   -
  
  
   У Кларенса не было времени прицеливаться. У танка не было времени остановиться. Времени ни на что не было. Прицельная сетка была направлена на "Пантеру", и этого должно было быть достаточно.
  
   Кларенс выстрелил, и дульная вспышка 90-мм пушки осветила тени.
  
   Эрли видел все это со своего места над башней.
  
   Оранжевый разряд пронесся, как пылающий телефонный столб, и вонзился в моторный отсек "Пантеры" с снопом искр и треском, подобным молнии. От обломков взвилась пыль, а за облачными щупальцами появилось пламя, лижущее двигатель "Пантеры".
  
   Командирский люк скользнул в сторону, выпуская струю дыма изнутри "Пантеры". Немецкий командир выбрался из башни. Используя свой танк, чтобы защититься, он спрыгнул на землю с дальней стороны. Водитель перекатился через свою сторону корпуса в безопасное место.
  
   Внутри "Першинга" Кларенс даже не мог сказать, попал ли он в "Пантеру". 90-миллиметровый снаряд поднял столько пыли, что "Пантера" казалась просто очертаниями, угловатыми и угрожающими, а ее пистолет все еще был направлен на него.
  
   "Еще один Т33!" Потребовал Кларенс.
  
   Деригги всадил еще один снаряд в казенник, когда Кларенс перевел прицел вперед вдоль корпуса, остановившись прямо под возвышением башни. Его палец нажал на спусковой крючок. Сквозь пыльный мрак сбоку от "Пантеры" раздался еще один сноп искр, как будто по танку ударили массивным долотом.
  
   "Попал!" Эрли закричал.
  
   Пробоины в корпусе "Пантеры" начали светиться. Огонь быстро распространялся по длине танка - от задней части к передней.
  
   Дезориентированный немецкий член экипажа оттолкнулся от башни и перевалился через борт "Пантеры". Другой выпрыгнул из заднего люка заряжающего в пылающей униформе - "живой факел", как он позже охарактеризует себя. Они тоже рассыпались за стенкой танка.
  
   Внутри "Першинга" Кларенс потребовал еще один бронебойный снаряд. Была ли это бойня? Чрезмерное применение силы? Не тогда, когда пистолет "Пантеры" все еще был направлен на Кларенса и его команду. Если немецкий член экипажа нажмет на спусковой крючок на последнем издыхании, он все еще может убить их всех.
  
   Кларенс не позволил бы этому случиться. Пыль оседала, и на этот раз он прицелился. Кларенс опустил прицельную сетку в глубокое углубление между колесами и корпусом "Пантеры".
  
   Его палец нажал на спусковой крючок. В ослепительной вспышке снаряд пробил сердце Пантеры и вышел с другой стороны со звуком металлического соединения.
  
   На этот раз Кларенс увидел все.
  
   Вулкан пламени вырвался из башни, крышки передних люков распахнулись, и языки пламени стояли там, где когда-то сидели люди. Огонь поднялся вдвое выше танка, ревя, как паяльная лампа. Кларенс клялся, что почувствовал жар вокруг глаз.
  
   Все три пробоины от снарядов в боку "Пантеры" светились и пульсировали, когда огонь пожирал внутренности танка. Оптический прицел наводчика уставился на Кларенса, как глаз циклопа.
  
   Сверху Эрли увидел достаточно: "Водитель, задний ход!"
  
   Двигатель зарычал, когда "Першинг" откатился назад, в тень. В башне едко пахло пустыми гильзами, поэтому Деригги открыл люк и выбросил их наружу. Один. Два. На улице звякнули три гильзы.
  
   "Першинг" остановился. Экипаж прислушался. Из-за угла донеслись хлопки и потрескивание, когда боеприпасы "Пантеры" сгорели на жаре.
  
   Кларенс отодвинулся от перископа, все еще ошеломленный предыдущими сорока или пятьюдесятью секундами яростного боя. Это действительно произошло?
  
   Деригги, Смоки и Маквей оставались сдержанными из-за смеси уважения и благоговения перед способностями Кларенса. Эрли опустился на свое сиденье и наклонился вперед, чтобы перевести дыхание, как будто его вот-вот вырвет. Никто не был так потрясен видом ствола "Пантеры", как он.
  
   Эрли положил руку на плечо Кларенса.
  
   Через некоторое время Кларенс нарушил тишину в танке. "Это было близко", - сказал он.
  
   "Действительно близко", - согласился Деригги.
  
   Кларенс вернулся к своему перископу и возобновил сканирование в поисках угроз. Эрли встал на ноги и выставил локти за пределы башни.
  
   Над крышами домов дым "Пантеры" поднимался, как пепел от Везувия.
  
  
   -
  
  
   Было около трех часов дня, когда из здания Немецкого трудового фронта вышла фигура, прежде чем совершить безумный рывок в сторону "Першинга".
  
   Это был Бейтс. Он крикнул Эрли: "Кажется, я попал!"
  
   "Что?" Насмешливо ответил Эрли.
  
   Несмотря на то, что ударные волны 90-мм пушки сотрясали его камеру, Бейтс заснял поединок между двумя танками. Ему нужен был только один последний кадр: фотография экипажа "Першинга".
  
   "Это займет меньше минуты", - пообещал Бейтс.
  
   Эрли осмотрелся по сторонам. Остальные три "Шермана" остановились позади "Першинга". Он решил, что это достаточно безопасно, поэтому заговорил в свиную отбивную. Люки открылись, и экипаж встал один за другим на фоне выщербленных колонн и выбитых окон. Эрли прошел вперед вдоль башни, освобождая дорогу Кларенсу, который поднялся из командирского люка.
  
  
  
   Команда Першинга
  
  
   Бейтс приступил к съемкам.
  
   Маквей смотрел мимо камеры, его глаза смотрели на расстояние в тысячу ярдов, Смоки жевал сигарету. Эрли выглядел не иначе как встревоженным. Бейтс сказал ему откинуть шлем, тени скрывали его лицо. Деригги натянуто ухмыльнулся, и Кларенс нерешительно улыбнулся.
  
   Для Бейтса эта команда была посланцами. После всего, что нацисты сделали с Россией и Польшей, эти люди донесли до Германии весть, "что с ее людьми и городами можно поступить таким же образом".
  
   Верный своему слову, Бейтс закрыл объектив камеры всего через минуту после начала съемки.
  
   Танкисты могут вернуться к войне.
  
  
   -
  
  
   Патруль из четырех танков храбро покатился вперед, к остаткам моста Гогенцоллернов.
  
   Прикрывая пушками половину циферблата часов, "Першинг" и три "Шермана" прощупывали любые оставшиеся очаги сопротивления.
  
   Под холодным, темным послеполуденным небом Эрли остановил патруль у путей, отходящих от железнодорожной станции.
  
   Внутри "Першинга" жужжала башня, пока Кларенс искал вражеское орудие, которое могло бы помешать их выживанию.
  
   Ничего.
  
   Железнодорожная станция была холодной и похожей на пещеру. Мутный Рейн струился вокруг осевших арок моста. А собор теперь был надгробием безжизненному городу.
  
   Эрли поднес свиную отбивную к губам и позвонил в 3:10 пополудни, его патруль достиг священной реки Германии. "Еще немного, и мы поплывем".
  
   Прежде чем он успел отпустить кнопку передачи, команда разразилась радостными криками. Кларенс и Деригги, Маквей и Смоки, все гикали и вопили и искали друг друга, чтобы пожать руки. Во время празднования своей команды Эрли оставался над башней, все еще охваченный эмоциями от того, что они были на волосок от поражения.
  
   Кларенс откинулся на спинку стула, и впечатление от его увеличительного прицела все еще окружало один глаз. Он зажег сигарету и сделал длинную затяжку.
  
   Кельн принадлежал им.
  
  
   Позже тем же вечером
  
   Звуки приглушенных голосов доносились, когда Густав и Рольф сидели за столом в подвале поврежденного здания.
  
   Гражданские лица, в том числе две пожилые пары и две молодые женщины, беседовали неподалеку с облегчением, что война для них скоро закончится. Мерцающие свечи освещали кровати и другую мебель, расставленную у побеленных стен.
  
   Гражданские поделились своим хлебом и шнапсом с танкистами, чтобы успокоить нервы, но Густав оставался на взводе. Это был только вопрос времени, когда американцы обыщут этот квартал.
  
   Ожидание было мучительным. Больше всего Густава беспокоила танковая форма, которую он носил под своим камуфлированным комбинезоном. Как и многие танкисты вермахта до него, черная форма теперь делала его мишенью, а нашивки на воротнике в виде черепа делали ситуацию еще хуже. Перепутают ли его похитители с эсэсовцем и пристрелят его на месте?
  
   Густав подумал о том, чтобы сорвать эмблемы, но передумал. Могло быть хуже, если бы американцы подумали, что он что-то скрывает. Он надеялся, что его похитители поймут разницу между униформой.
  
   Густав вспомнил, как его семья обращалась со "своими" военнопленными. Из-за нехватки рабочей силы в Германии, пока мужчины были на войне, каждая ферма в регионе Густава получила рабочего для военнопленных. Однажды на пороге дома семьи появился молодой русский. У него была обритая голова, и он все еще был одет в форму Красной Армии, которая облегала его стройное тело.
  
   Густав работал на полях своей семьи вместе с русским во время отпусков от военной подготовки. Каждую ночь, после долгого трудового дня, власти забирали военнопленных, чтобы отвезти его обратно в лагерь для военнопленных. Но сначала семья фермера должна была накормить его ужином.
  
   У нацистов было строгое правило: военнопленные ни при каких обстоятельствах не могли есть за одним столом с фермерами, "принимающими" их. Но мать Густава, Мина, этого не допустила. Молодая русская была таким же усердным работником, как и все остальные. Поэтому каждый вечер она готовила приставной столик с полным набором столовых приборов на случай, если власти постучатся. И каждый вечер молодой русский ужинал за одним столом с семьей.16
  
   Крики с улицы привлекли все взгляды в подвале к деревянному потолку. Один из стариков поднялся наверх, чтобы разобраться. Через несколько мгновений он вернулся с новостями. Приближались американцы. Вместо того, чтобы подвергать опасности мирных жителей своим присутствием, Густав и Рольф направились к лестнице, чтобы противостоять своим страхам.
  
   "Буби". Рольф остановил Густава на верхней ступеньке лестницы и пожелал ему удачи, что бы ни уготовило ему будущее.
  
   Снаружи на Кельн опустились сумерки.
  
   В сгущающихся сумерках Густав и Рольф подняли руки в знак капитуляции. Двое американских доу держали винтовки на другой стороне улицы. Когда они приблизились к своим похитителям, Рольф заговорил по-английски. Эффект был обезоруживающим, и американцы расслабились. Они обыскали карманы немцев и конфисковали компас Густава.
  
   Когда Густав услышал грохот танка "Шерман" на параллельной улице, он напрягся.
  
   Даги передали Густава и Рольфа офицеру американской разведки, который говорил по-немецки. Офицер спросил их, сколько танков у немцев осталось в Кельне.
  
   "Три резервуара в центре", - сказал Рольф. Это было все, что он знал.
  
   В этот момент скрывать было нечего. По всему Кельну, казалось бы, бесконечной струйкой, немецкие солдаты выходили из укрытий, размахивая белыми носовыми платками, привязанными к палкам. Другие будут ждать, пока их похитители сами придут к ним, по необходимости.
  
   Внутри массивного бункера на южной стороне собора три армейских оператора и военный корреспондент обнаружили съемочную группу "Пантеры", которую уничтожил Кларенс. Бартелборту нанесли ранения в ногу, а его стрелок получил ожоги лица. Третий член экипажа лежал неподалеку в обугленной форме. Казалось, что он умирает, но в конечном счете выкарабкается. Остальная часть их команды пропала без вести.
  
   Американский офицер попросил у Густава и Рольфа их Wehrp ässe, или удостоверения личности солдата. Офицер пролистал документы Густава, прежде чем взглянуть на него. "Так вы принадлежите к "Пожарной службе Запада"?"
  
   Не уверенный в том, как он должен реагировать, Густав просто улыбнулся и кивнул. В ответ Густаву поведение офицера щелкнуло, как выключатель. Он ударил Густава кулаком в сторону лица. Густав пошатнулся от удара и вернулся, потирая щеку. На этот раз он оставался поджатым.
  
   По приказу офицера доу отвели Густава и Рольфа к близлежащим руинам отеля Gereon, который служил временным местом содержания некоторых из 326 немцев, которые должны были сдаться Острию в тот день. Там мужчины сидели в коридоре, напротив охранника с фонариком.
  
   Той ночью разум Густава не мог отделаться от видений того дня. Одни и те же образы прокручивались снова и снова. Распахивающаяся дверца машины. Распускающиеся волосы женщины. Он все еще не мог понять, что она делает в разгар битвы. Это не имело смысла, но все равно беспокоило его.
  
   Он застрелил ее? Или это сделал американский стрелок?
  
   Возможно, он никогда не узнает.
  
   И, возможно, это было к лучшему.
  
  
   ГЛАВА 18
   ЗАВОЕВАТЕЛИ
  
  
   На следующее утро, 7 марта 1945 г.
  
   Кельн
  
  
   На рассвете Кларенс прокрался к собору. Так часто созерцая его зазубренный фасад со своей башни, он хотел увидеть, что находится внутри.
  
   Высокие шпили выглядели величественно в свете нового дня.
  
   Кларенс обнаружил, что площадь перед входом была темной и пустой, когда он приблизился к высоким двойным дверям. Вход был запрещен из-за неофициального перемирия. Немцы не использовали собор для наблюдения во время сражения, и было подразумеваемое понимание, что американцы тоже не будут этого делать после.
  
   Не обнаружив никого, охраняющего парадные двери, Кларенс просто вошел внутрь.
  
   Витражи были сняты, скамей не было, а на том месте, где люди когда-то молились, лежал мусор. Но даже в разрушенном состоянии собора, когда солнечные лучи падали на алтарь, это было смиряющее зрелище.
  
   Кларенс снял свою кепку.
  
   Был один последний пункт, который он хотел вычеркнуть из своего списка.
  
   Более чем через пятьсот шагов он оглядел разрушенный город с северного шпиля. Кларенс придерживал шляпу от порывов ветра и просто обращался к Богу, вознося благодарность за то, что он помог ему пройти этот долгий путь.
  
  
   -
  
  
   Весть об их триумфе над "Пантерой" распространилась быстро, и каждый репортер хотел запечатлеть героев Кельна.
  
   Позже тем же утром военные репортеры обнаружили "Першинг", припаркованный на боковой улице возле площади железнодорожного вокзала. Съемочная группа находилась недалеко от своего дома, вдали от дома. Погода была приятной, когда репортеры собрались вокруг Кларенса и остальной съемочной группы.
  
   Армейские связисты хотели записать Эрли для The Army Hour, радиопрограммы, которая транслировалась в штатах. Бейтс сделал несколько неподвижных фотографий съемочной группы перед отъездом в Париж, чтобы снять фильм об их героической дуэли. Но в центре неистовства репортеров был человек, который сразил могучую Пантеру.
  
   Все это внимание заставляло Кларенса нервничать.
  
   Один журналист писал фрагмент под названием "Убийство монстра". Вопросы всех сводились к "Как вам удалось победить его?"
  
   Честный ответ был таков: Кларенс не знал. "Пантера" сразила их наповал, но по какой-то причине немецкий стрелок не нажал на спусковой крючок. Победа была загадкой для Кларенса. Но как он мог сказать им это? "Это был он или я. Я просто выстрелил первым", - сказал Кларенс журналистам.
  
   В ходе интервью кто-то спросил молодого капрала из Лихайтона: "Чего ты с нетерпением ждешь, когда все это закончится?"
  
   Кларенс и его товарищи часто мечтали о том, куда заведет их жизнь после окончания боевых действий. До войны Эрли был машинистом на авиационном заводе, но теперь он мечтал о владении тихой фермой в Миннесоте. Чак Миллер просто хотел купить машину. А Кларенс, у которого никогда особо не было взросления, мечтал о простых вещах.
  
   Он не питал иллюзий относительно будущего. Он сказал им, что просто хотел устроиться на фабрику, когда вернется домой. Он надеялся, что когда-нибудь сможет стать менеджером, чтобы не подчиняться чьим-то приказам всю оставшуюся жизнь.
  
   Этот ответ не удовлетворил газетчиков. Когда репортеры надавили на него, Кларенс вспомнил о еще более простом удовольствии. "Я просто хочу покончить с этим делом, " сказал Кларенс, " чтобы я мог вернуться к катанию на роликах у Грейвера".
  
   Ответ вызвал у всех смешок.
  
  
   -
  
  
   Позже тем утром Кларенс последовал за Смоки через соборную площадь. Ему пришлось поторопиться, чтобы не отстать. Миниатюрный стрелок из лука практически бежал.
  
   Смоки и Деригги почуяли запах чего-то ценного на другой стороне площади в отеле "Дом". Деригги уже был там, а Смоки вернулся только для того, чтобы набрать подкрепление.
  
   Шаг Кларенса замедлился, когда они приблизились к "Пантере" по пути в отель. Несмотря на то, что в то утро пожар наконец потушили, резервуар все еще выглядел как тлеющий уголек - черный и обугленный сверху, а повсюду оранжевый. Ад изменил цвет краски.17
  
   Смоки, не задумываясь, пронесся мимо брошенного танка. Но Кларенс обошел стороной его сгоревший корпус. "Гроб на колесах", по словам Бейтса, в нем был только один человек - радист / стрелок - мертвый внутри. Но Кларенс предполагал худшее. Он считал, что там погиб весь немецкий экипаж, но не осмеливался взглянуть, чтобы подтвердить свои подозрения.
  
   Это могли бы быть мы. Кларенс вздрогнул от этой мысли.
  
  
   -
  
  
   Некогда роскошный отель "Дом" лежал в руинах. Вход с классическими колоннами уцелел, но бомбы разрушили несколько этажей и придали византийским куполам крыши новые формы.
  
   Кларенс последовал за Смоки в подвал. По мере того, как они спускались все глубже, температура падала, затем послышались ликующие голоса и звон бьющегося стекла.
  
   Кларенс и Смоки вошли в огромный винный погреб со стенами, как у замка. Повсюду, что они могли видеть, были расставлены бутылки с вином, которые тянулись от пола до потолка, и толпа танкистов Easy Company переходила от стойки к стойке, перекладывая бутылки в деревянные ящики так быстро, как только могли. Воздух наполнился звоном, похожим на звон колокольчиков на санях.
  
   Самый большой любитель выпить в команде, Смоки улыбался от уха до уха. Эта всемирно известная коллекция вин и крепких напитков была их собственностью. Смоки бросился в драку. Им нужно было захватить как можно больше, пока не прибыли офицеры и не испортили веселье.
  
   Кларенс нашел деревянную коробку и присоединился к акции "Бесплатно для всех". Его ботинки хрустели битым стеклом и прилипали к пятнам сиропообразной жидкости, когда он пробирался через подвал и его прихожие.
  
   Деригги прошел мимо, балансируя полным ящиком бутылок. Он ушел, но вернется за добавкой. Эрли согласился открыть "Першинг", чтобы мужчины могли сложить свою добычу внутрь.
  
   Кларенс не очень разбирался в винах, поэтому потянулся за водкой и джином, которые он мог смешать с грейпфрутовым соком и использовать для приготовления грейхаундов.
  
   Набожный танкист жаловался, что они воруют. Но его жалобы не помешали ему самому наполнить бутылками свой ящик. Тем временем другой человек переосмыслил повествование в более позитивном свете- "Мы спасаем это от немцев!"
  
   Кларенс пробовал товар, делая глоток за глотком.
  
   Другие танкисты жаждали виски, но находили очень мало. Открыв бутылку, мужчина делал неуверенный глоток, чтобы попробовать воду и посмотреть, какой ликер он получает. Но чаще всего это был сладкий бренди, который вызывал горькую реакцию - плевок, проклятие и бросание оскорбительной бутылки. Мужчины радовались уничтожению немецкой собственности и отказу в военных трофеях кому бы то ни было, кроме своих товарищей.
  
   Когда позже в тот же день прибудут сотрудники генерала Роуза, они обнаружат, что бренди растеклось на два дюйма по полу разграбленного винного погреба. К этому моменту полки были убраны подчистую, за исключением "пары ящиков недопитого вермута".
  
  
   -
  
  
   Наверху в отеле Кларенс открыл дверь в номер и отставил в сторону полный ящик алкоголя. Коктейль из водки, джина и усталости застал его врасплох. Кровать в отеле была усыпана обломками потолка, поэтому Кларенс рухнул на кушетку. Собор заполнял его вид через массивное разбитое окно. Это был маяк, вокруг которого вращалась остальная часть города.
  
   После более чем 221 дня в бою Кларенса не волновало, что произойдет дальше. Он делал то, что ему говорили, и шел туда, куда его посылали. Но это не помешало ему поверить в слух, который он - и многие другие мужчины из Легкой компании - слышали.
  
   Война может закончиться здесь, в Кельне.
  
   Во время Первой мировой войны немцы капитулировали, когда боевые порядки достигли окраин их империи, прежде чем боевые действия смогли достичь центра Германии. Было ли слишком надеяться, что Вторая мировая война в Европе закончится здесь, почти в трехстах милях от Берлина?
  
   "Эта история была либо принята как достоверная, либо высмеяна с презрением", - записано в истории подразделения.
  
   Кларенс закрыл глаза.
  
   Только время покажет.
  
  
   -
  
  
   Солнце садилось в тот вечер, когда Бак вышел из пятиэтажного бомбоубежища к северу от железнодорожной станции. Серый мотоцикл BMW, оснащенный коляской, с ревом мчался по улице в его направлении. Мотоцикл остановился перед Баком.
  
   Яницки сел за вибрирующий руль. После некоторых механических манипуляций он вернул к жизни бывший немецкий армейский мотоцикл и вызвал Бака из кают-компании "А". Пара защитных очков была высоко надета на шлем Джаники. Пришло время для пробной поездки.
  
   "Запрыгивай!" Крикнул Яницки.
  
   Бак подстраховался. Он был безоружен, и, кроме того, езда в захваченном транспортном средстве была запрещена. Всего за день до этого Первая армия напомнила бойцам Острия, что все найденные вражеские машины должны быть сданы "в ближайший пункт сбора боеприпасов".
  
   Джаники отверг опасения Бака. Он видел, как его юный друг дулся, и слышал, как тот говорил, как будто жертвы Морриса и Бона были напрасны. "Разве ты не хочешь вернуться в дом этого отца Улейна?" Спросил Яницки.
  
   Яницки пообещал, что поездка будет быстрой. Никто другой не узнает. Это будет их секретом. Бак смягчился и приготовился запрыгнуть в коляску. На сиденье стояли две бутылки награбленного вина. Яницкий протянул ему обе бутылки. "Для тебя и отца улейна", - сказал он с озорной улыбкой.
  
   "О, боже!" Бак устроился поудобнее и крепко держался.
  
   Гортанный рев мотоцикла эхом разнесся по пустым улицам Кельна. Яницки вручную переключил передачу и просигналил, когда они въехали на трамвайные пути. Несколько оставшихся немецких гражданских лиц в замешательстве смотрели с тротуаров.
  
   Плотно посаженные глаза Джаники были широкими и яркими за защитными очками - глазурь исчезла. На его толстой челюсти появилась усмешка. Бак был поражен, наконец-то увидев настоящего Боба Джаники.
  
   И он знал, почему Яницки внезапно стал таким энергичным. Повышение. Просочился слух, что Яницки через две недели станет гонщиком на полуприцепах. С этого момента он был бы хорош собой. Яницки повел бы отделение в бой, а затем ждал бы их возвращения. Но это было гораздо больше, чем просто повышение. Это был билет к тому, чего Яницки хотел больше всего на свете: добраться домой к своей жене целым и невредимым.
  
   Каждая разбомбленная улица выглядела совершенно одинаково. Много раз Джаники останавливался, и Бак выскакивал, чтобы спросить у немцев дорогу. Он показывал им адрес Аннемари на обратной стороне ее фотографии, и гражданские давали указания жестами рук. Они горели желанием помочь американцам. Это было почти так, как если бы войны вообще никогда не было.
  
   Репортер журнала "Янки" назвал этих граждан Кельна немцами "Кто? Я?".
  
   "Когда вы говорите с ними о страданиях, которые они навлекли на мир и на самих себя, их реакция такова: "Кто? Я? О, нет! Не я. Это были плохие немцы, нацисты. Они все ушли. Они сбежали за Рейн".
  
   Это обобщение, возможно, преувеличило ситуацию, особенно в городе Кельн.
  
   Во время выборов в 1933 году - до прихода Гитлера к власти - 44 процента немцев по всей стране проголосовали за нацистскую партию. Однако в Кельне 33,1 процента проголосовали в пользу нацистов. Около двух третей населения города проголосовало против режима. И это было до того, как жители Кельна пережили жестокое десятилетие, живя в тени гестапо.
  
   Партийная тайная полиция все еще казнила людей в Кельне - в том числе пятнадцатилетнего местного жителя, русского военнопленного, польского рабочего-раба и семерых других - за четыре дня до того, как американцы достигли города.
  
  
   -
  
  
   Когда Бак и Джаники наконец прибыли по адресу, указанному на обратной стороне фотографии, отец Аннемари, Вильгельм, открыл дверь.
  
   Мужчина тепло поприветствовал их, но задержался за дверью, оценивая их намерения. Он не забыл романтический энтузиазм молодого американца по отношению к его дочери.
  
   Бак разыграл их единственную карту-козырь в надежде растопить лед. Он улыбнулся и поднял обе бутылки вина. Это помогло. Вильгельм пригласил их войти, и Бак передал вино. Яницки поморщился, но такова была цена за вход.
  
   Наверху семья была в разгаре вечеринки. Одна из тетушек Аннемари праздновала день рождения с семьей и несколькими соседями. Аннемари была вне себя от радости, увидев Бака. Она обвила его руками, и они обнялись.
  
   Вильгельм забрал у мужчин шлемы, а тетушки Аннемари подали им пирожные и напитки. Впервые за долгое время Бак почувствовал себя как дома среди друзей.
  
   В какой-то момент вечеринки Аннемари принесла свечу и увела Бака на "экскурсию" по стоматологическому кабинету своего отца, чтобы они могли побыть вдвоем. Уходя, Джаники подмигнул своему молодому другу. Немного романтики сотворило бы чудеса с настроением Бака.
  
   Аннемари с гордостью провела Бака по офису, открывая ящики и доставая стоматологические инструменты. Когда-то это была парикмахерская ее дедушки, куда богатые клиенты заходили каждое утро побриться, покуривая сигары и выпивая кофе с добавлением коньяка.
  
   Аннемари призналась, что когда-то работала бок о бок со своей матерью Анной. Бак вспомнил, что видел ее в фотоальбоме, но не лично, и задал нескромный вопрос. Была ли мать Аннемари все еще жива?
  
   Настроение Аннемари стало мрачным. Но она решительно рассказала Баку все, что знала.
  
   Все началось со слухов в сентябре 1942 года. В те первые дни войны все молодые люди должны были отслужить шесть месяцев на трудовой повинности рейха, возводя укрепления и ухаживая за Западной стеной. И это касалось не только мужчин; молодых женщин тоже призывали.
  
   Учительница Аннемари сказала своим ученицам, что, когда они поступят в Службу труда Рейха, им придется выносить ребенка для Ф üкадровика. Им не нужно было бы разрешение родителей, и Партия воспитывала бы детей за них.
  
   В ужасе от перспективы родить ребенка для режима, Аннемари рассказала об этом своей матери, и когда офицер имперской службы труда пришел в офис для оказания стоматологической помощи, мать Аннемари прямо спросила его об этом слухе. Было ли это правдой?
  
   Гестапо дало окончательный ответ.
  
   За то, что они просто затронули этот вопрос, они арестовали мать Аннемари, заключили ее в тюрьму и три месяца спустя отдали под суд за "ложное утверждение, которое действительно могло нанести ущерб нации и репутации правительства и партии НСДАП".
  
   "Ее заявление может создать впечатление, что правительственные учреждения будут мириться с такой аморальной практикой", - утверждали прокуроры.
  
   Обвинительный приговор по обвинениям казался несомненным, и наказанием, несомненно, была бы поездка в концентрационный лагерь. Поскольку еврейское население Кельна депортировалось в гетто и лагеря уничтожения на востоке, гестапо в то время отправляло своих оставшихся врагов в Бухенвальд и Терезиенштадт.18
  
   В данном случае худшего не произошло. Мать Аннемари была спасена, когда судья противоречил общепринятому мнению и вынес решение в ее пользу. Он освободил мать Аннемари на том основании, что она просто обратилась за ответом к руководителю Службы занятости Рейха, не распространяя слух публично.
  
   Но даже несмотря на то, что она сбежала из лагерей, был нанесен непоправимый ущерб. Мать Аннемари была настолько травмирована обращением с ней в гестапо, что у семьи не было другого выбора, кроме как поместить ее в психиатрическую лечебницу. С тех пор она не возвращалась домой.
  
   Бак утешал Аннемари, когда она начала плакать. Теперь он понял, почему она была так счастлива видеть его. Он и его соотечественники-американцы освободили ее от людей, которые уничтожили ее мать. Осознание этого заставило Бака почувствовать себя лучше из-за жертв, свидетелем которых он был.
  
   Может быть, они все-таки были за что-то?
  
   Молодая пара быстро оправилась от печальной истории матери Аннемари и вернулась на вечеринку. Теперь они могли положиться друг на друга.
  
  
   -
  
  
   Кто-то сильно постучал во входную дверь, заставив замолчать завсегдатаев вечеринки.
  
   Одна из тетушек Аннемари спустилась вниз, чтобы разобраться. Она поспешно вернулась. Трое американских полицейских прибыли, чтобы обыскать дом. Бак выругался. В соответствии с политикой отказа от фратернизации они могли арестовать его за "сожительство" с немецкой женщиной. Наказанием был штраф в размере 65 долларов, что на 5 долларов больше его месячной зарплаты.
  
   Но выход был.
  
   Аннемари последовала за тем, как ее отец тихо повел Бака и Джаники к пожарной лестнице в задней части дома. Снаружи было почти темно. Все потеряли счет времени. Бак остановился, чтобы в последний раз побыть с Аннемари, пока ее отец и Джаники спускались по пожарной лестнице. Она быстро поцеловала его.
  
   "Ты вернешься?" - спросила она.
  
   Бак знал, что маловероятно, что он увидит ее снова на этом решающем этапе войны. Но он не хотел, чтобы Аннемари думала, что он бросит ее по собственному желанию.
  
   "Когда-нибудь я это сделаю", - сказал он.
  
   Слезы текли по лицу Аннемари, но она поняла. Их время вместе было потрачено впустую. Рука Бака выскользнула из ее прежде, чем он спустился по пожарной лестнице.
  
   Вернувшись на землю, он обнаружил, что Джаники и отец Аннемари ищут мотоцикл. Он исчез из переулка. Полицейские, должно быть, нашли его, начав обыск дома.
  
   Попрощавшись с отцом Аннемари, доу бросились бежать по темным улицам обратно к собору. Бак несколько раз оглядывался через плечо.
  
  
   -
  
  
   Ночью город выглядел гораздо более угрожающим, чем днем.
  
   "Мне жаль, что я починил этот мотоцикл", - сказал Яницки в какой-то момент.
  
   "Я не собираюсь", - сказал Бак. "Я просто хотел бы, чтобы мы ушли раньше".
  
   Дуэт был на полпути через перекресток, когда американский голос крикнул: "Стой!"
  
   Бак и Джаники замерли. Они наткнулись на контрольно-пропускной пункт. Вероятно, из углового здания на них был нацелен пулемет 30-го калибра, с готовым к запуску ДЖИ, готовым осветить перекресток.
  
   Американец подал знак дня, затем подождал, пока незваные гости подадут встречный знак.
  
   "Мы не знаем ваших знаков!" Закричал Бак. Его голос, высокий и южный, ни с чем нельзя было спутать. Пара солдат приблизилась с фонариками. На рукавах у них были нашивки дивизии "Тимбервулвз" - зеленые диски с серебряной головой волка. "Тимбервулвз" заняли южную половину города, и, по-видимому, их позиции сместились на север. Бак объяснил ситуацию, и изумленные солдаты рассмеялись, прежде чем позволить им продолжить.
  
   После пяти часов пешего перехода Бак и Джаники проскользнули в бомбоубежище где-то после полуночи. В теплом бункере, в безопасности, они потчевали своих приятелей рассказами о том, как они пережили по меньшей мере пять контрольно-пропускных пунктов. Истории с визгом прекратились, когда в комнату ворвался их командир отделения.
  
   "Извините, ребята, - сказал он, - но я должен был доложить о вас как о "пропавшем без вести". Отчет уже был у ротного писаря и к утру должен был попасть в руки офицеров.
  
   Джаники чуть не упал в обморок от тоски, и Бак знал почему: повышение его друга - билет домой к его жене - было под угрозой срыва.
  
   Полетели бы головы.
  
  
   Несколько дней спустя
  
   Кларенс медленно двигался по закоулкам, возвращаясь к танку. Вопреки угрожающему характеру Кельна ночью, пустынные улицы казались безобидными в свете полуденного утра.
  
   Всякий раз, когда он не был на дежурстве, Кларенс отправлялся бродить по городу, как турист.
  
   Однажды он вернулся с кинжалом, который нашел в камере хранения на вокзале. В другой раз он вернулся с собственным портретом, сделанным углем, под мышкой. Художник из GI делал наброски Кельна и нарисовал Кларенса на фоне культового собора на заднем плане. Портрет не был лестным - Кларенс выглядел несчастным на своем изображении, - но он все равно купил эскиз.
  
   Место, где он бродил в тот день, давно забыто, но когда он завернул за угол возле железнодорожной станции, он сразу понял, что попал в беду. В этот момент он должен был придерживаться своего курса. Пути назад не было.
  
   По меньшей мере пятеро немецких мальчиков и девочек - всем младше двенадцати лет - сидели на лестнице разрушенного здания. Дети оживились при виде американского солдата.
  
   Молодая женщина присматривала за ними с порога. Кларенс не думал, что она их мать; она была слишком молода, чтобы иметь уже столько детей. Некоторые из детей, вероятно, были сиротами.
  
   Дети толпой встали на сторону Кларенса. Он не был удивлен таким вниманием - такое случалось везде, где появлялся солдат в Кельне. Дети не отставали от него и дергали за рукав, выпрашивая жвачку. Кларенс съежился. Он не должен был с ними разговаривать. Даже контакты с детьми были запрещены в соответствии с запретом на братание, и вдобавок ко всему существовал риск для здоровья.
  
   Тиф распространялся по кишащим вшами бомбоубежищам Кельна, медицинским клиникам и даже по всему району к северу от города. Американские войска были предупреждены, что "все гражданские лица являются потенциальными переносчиками сыпного тифа и других инфекционных заболеваний".
  
   Но дети были неумолимы.
  
   Кларенс остановился и обыскал свои карманы, в то время как дети подпрыгивали от возбуждения. Он пожалел их. Они были бледны от жизни под землей, проведя большую часть своей жизни в военное время, чем он. Их глаза намекали на психологическую травму, которую Кларенс не мог себе представить.
  
   "Страх перед воздушной мощью настолько глубоко укоренился в них, что вы увидите, как маленькие дети, уткнувшись головами в передники своих матерей, вздрагивают или со страхом смотрят на ужасное небо", - написал репортер.
  
   Детство Кларенса не всегда было легким, но он никогда не беспокоился за свою жизнь.
  
   Единственными вещами, которые были у Кларенса в карманах, были сигареты, и он не мог поделиться ими с детьми. Он присел на корточки до уровня детей и сообщил им плохие новости по-немецки. "Извините, ребята, но у меня нет жвачки".
  
   Лица детей помрачнели, но они на это не купились. Конечно, у каждого американского солдата была жвачка. Думая, что Кларенс что-то от них утаивает, они еще больше включили обаяние.
  
   Кларенс направил детей к молодой женщине, попросив ее кое-что им объяснить. Но прежде чем он смог прояснить ситуацию, всеобщее внимание привлек рев двигателя. Американский джип медленно повернул за угол.
  
   Кларенс выругался себе под нос. Джип остановился, и из него выскочили двое полицейских. Полные страха дети бросились к молодой женщине.
  
   Сержант полиции подошел к Кларенсу и открыл свой блокнот. Он заметил нашивку 3-й бронетанковой дивизии на рукаве Кларенса, треугольную с желтым, красным и синим секторами, и попросил документы Кларенса.
  
   Кларенс пытался доказать свою правоту, но члены парламента не купились на его объяснения. Они поймали его с поличным за разговором с немецкой матерью, по крайней мере, пятеро детей дергали его за рукава. Это было открытое и закрытое дело. Сержант записал его имя и серийный номер, прежде чем объявить, что на Кларенса составлен протокол за братание.
  
   Удовлетворенные тем, что выполнили свой долг, полицейские уехали.
  
   Дети все еще наблюдали за происходящим из-за спины молодой женщины. Кларенс слегка помахал им рукой и продолжил свой путь. Его могла постигнуть судьба и похуже. Штраф не слишком ущемил бы его карман. Его предупредили, и он усвоил урок. Бывшему продавцу конфет было просто неловко.
  
   В следующий раз, когда он вернется этим путем, его не поймают без нескольких пачек жвачки.
  
  
   Вскоре после этого, в штатах
  
   Почтальон бросил почту в щель двухэтажного дома в пригороде Канзас-Сити. Ее подобрала стройная седовласая женщина.
  
   Спокойные глаза Хэтти Перл Миллер прятались за очками в проволочной оправе. Воспитание Чака и его шестерых братьев и сестер состарило ее далеко за пятьдесят семь лет, но она все еще носила веселые платья в цветочек, когда работала швеей на дому.
  
   Будучи набожной методисткой, Хэтти часто молилась. В память о жертвах своих сыновей она повесила их фотографии над камином - Чак в армейском зеленом и его старший брат Уильям в тропической форме Военно-воздушных сил.
  
  
  
   Хэтти Миллер
  
  
   Среди обычной почты один конверт особенно привлек внимание Хэтти. На конверте был обратный адрес ее сестры Бет, которая жила в Вашингтоне, округ Колумбия, внутри была газетная вырезка из The Washington Post, сопровождаемая короткой заметкой, написанной от руки: "Это наш Чак?"
  
   Быстрый взгляд на вырезку дал Хэтти повод для беспокойства. "По словам военнослужащих, нацистские танки превосходят наши", - гласил заголовок над фотографией тлеющего танка "Шерман". Чак надеялся, что его мать будет гордиться, когда увидит его имя в статье Энн Стрингер, но вместо этого эта история привела ее в ужас.
  
   "Не говорите о превосходстве американских танков бойцам этого Третьего бронетанкового подразделения", - написал Стрингер. Она продолжила описывать бойню в Блацхайме, заметив: "Только на одном поле боя эта рота потеряла половину своих танков".
  
   Хэтти, возможно, плакала, читая цитаты Эрли, Виллы и ее сына, в которых они пренебрежительно отзывались об их танках "Шерман", но она никогда не признавалась в этом Чаку. Она была не единственной, кого встревожили новости. Эйзенхауэр направил запрос генералу Роузу, чтобы узнать, соответствуют ли утверждения действительности, и Роуз поддержал свои танкеры. Но к тому времени ущерб был нанесен. История распространилась от побережья к побережью, и семьи бесчисленных танкистов были шокированы заголовками.
  
   "Американские танки не стоят и капли воды, говорят экипажи".
  
   "Американские танки бесполезны в бою, говорят члены экипажа после потери половины машин М-4".
  
   "Американские танки никуда не годятся, вводите войска в Рейх".
  
   Но в вырезке, которую держала Хэтти, была любопытная врезка. Чтобы противостоять негативным последствиям статьи Стрингера и любому общественному резонансу, армия поспешила объявить о новом американском "супертанке". Это была машина, которую помощник военного министра назвал "одним из сильнейших орудий войны ... самым мощным танком, который мы когда-либо строили".
  
   Першинги.
  
   Сопоставление было странным - рекламный ролик, восхваляющий новый танк в рамках истории, пренебрежительно относящейся к старым моделям. Но кем бы ни был Першинг, это дало проблеск надежды обезумевшим семьям, оставшимся дома.
  
   Хэтти отложила вырезку. В статье говорилось, что Чак был в Кельне. Она открыла атлас и нашла город на Рейне. Чак был все еще далеко от Берлина. Хэтти не была военным тактиком, но карта говорила о многом. Ее сын мог двигаться только в одном направлении - глубже в сердце нацистской Германии.
  
   Она будет молиться за Чака и мальчиков и готовиться к новым новостям, которые она не хотела слышать. Если дела обстоят так плохо, как предполагал рассказ Стрингера - половина танков потеряна на одном поле боя, - худшее, возможно, еще впереди.
  
  
   ГЛАВА 19
   ПРОРЫВ
  
  
   Примерно неделю спустя
  
   Фишених, Германия, в пяти милях к югу от Кельна
  
  
   В воздухе витал аромат Рейна. Наконец-то почувствовалась весна.
  
   Бойцы Легкой роты бездельничали у своих танков на небольшом, поросшем травой поле, огороженном деревьями. Было утро, но время суток не имело значения. В то время как другие солдаты плавали, ловили рыбу и катались на байдарках в холодных водах Рейна, Easy Company устраивала вечеринку на берегу реки. Почти все пили. Некоторые пили из столовых стаканов. Некоторые прямо из бутылки. Танкисты прогуливались мимо, чтобы подышать свежим воздухом и предложить своим коллегам-экипажам заправиться.
  
   В перерывах между нерешительными попытками технического обслуживания Кларенс, Деригги и команда поглощали "Першинг"... все, кроме Эрли. Возможно, он был единственным трезвым человеком, оставшимся на поле боя. Никто не знал, как долго продлится эта вечеринка. Деревянные ящики, полные алкоголя - остатков одеколона - были прикреплены к машинным палубам их танков. Но Эрли позволил бы своему взводу наслаждаться простоем, пока они могли.
  
   Кельн не был концом пути, на который многие надеялись. Американские войска уже пересекли Рейн в Ремагене, и вскоре настанет очередь Острия Копья. "Большинство танкистов и пехотинцев, как бы они ни ненавидели сражения, чувствовали бы себя выброшенными из партии, если бы дивизию действительно вывели из строя", - говорится в истории 3-го бронетанкового подразделения. "Эти люди были первым отрядом Первой армии со времен Нормандии. Они первыми прошли через Западный вал, первыми взяли и удержали немецкий город. У 3-го была репутация".
  
   Танковый расчет из роты "Б" пробирался сквозь толпу в поисках Кларенса. Водителю танка Харли Свенсону и его наводчику Филу Десту было что сказать. Вернувшись в Кельн, они были одним из экипажей "Стюарта", которым было приказано готовиться к безумному броску к Рейну. Они были уверены, что если бы не Кларенс, "Пантера" убила бы их. Они заверили Кларенса, что он спас им жизни, и за это они были вечно благодарны.
  
   Кларенсу было неловко от такого внимания. Он не чувствовал, что действительно победил Пантеру, как все думали. Он прокрутил в голове бесчисленное количество сценариев, но все еще не мог понять, почему немецкий стрелок прекратил огонь. "Я не спасал ваши жизни", - пошутил Кларенс в разговоре с экипажем "Стюарта". "Я спас свою жизнь, и твоя была с нами в поездке!"
  
   Команда Стюарта смеялась, поднимая бокалы в его честь, и Кларенс неохотно принял их дань уважения. Он не собирался портить им праздник, раскрывая правду о Пантере: ему просто повезло.
  
  
   -
  
  
   Позже тем же утром рядом с "Першингом" остановился джип.
  
   "Смойер?" - спросил рядовой водитель за рулем.
  
   Кларенс неторопливо вышел вперед. Капитан Солсбери хотел его видеть.
  
   "О, черт", - сказал Кларенс. Как он собирался изображать трезвость перед капитаном?
  
   Эрли сунул Кларенсу в руку флягу с водой и заставил его залпом осушить содержимое.
  
   Кларенс напрягал свой затуманенный разум, пытаясь понять, зачем капитан вызвал его. Это не могло иметь никакого отношения к газетной статье Стрингера - он ничего не сказал репортеру. Это должно было быть что-то другое.
  
   "Не говори больше, чем необходимо", - посоветовал Эрли.
  
   Кларенс плюхнулся на пассажирское сиденье джипа и небрежно отдал честь.
  
   Это было бы некрасиво.
  
  
   -
  
  
   Помощник провел Кларенса в кабинет Солсбери на втором этаже немецкого фермерского дома.
  
   Капитан сидел за своим столом, потягивая напиток и что-то записывая в документах. Он только что вернулся из Парижа, его вьющиеся волосы были аккуратно подстрижены, а форма тщательно выглажена.
  
   Кларенс отдал честь и остался неловко стоять. Пол напоминал палубу корабля на Рейне.
  
   Солсбери поднял глаза. Его повелительный взгляд был устремлен прямо на Кларенса. "Я никогда не осознавал, каким великим стрелком ты был, пока не выбил эти трубы", - сказал он, имея в виду демонстрацию стрельбы в Штольберге. "Это заставило меня гордиться".
  
   Кларенс глубоко вздохнул с облегчением. В конце концов, он не попал в беду.
  
   "Затем ты получил эту "Пантеру" в Кельне, и подразделение гордилось тобой", - добавил Солсбери. Капитан сообщил Кларенсу, что лейтенант Стиллман рекомендовал его к награждению Бронзовой звездой.
  
   Кларенс был потрясен и польщен.
  
   Солсбери взял письменный отчет со стола и помахал им перед Кларенсом.
  
   "А потом ты пойдешь и сделаешь это".
  
   Мысли Кларенса лихорадочно соображали. Что я сделал?
  
   Солсбери прочитал отчет члена парламента, в котором подробно описывалось, как он застукал Кларенса за братанием с немецкой женщиной и ее детьми. Кларенс не мог поверить своим ушам. После того, как он привел Easy Company к порогу Блацхайма и пересек апокалиптический городской пейзаж Кельна, капитан затаил на него тривиальное оскорбление?
  
   Он пытался объясниться, но безуспешно. Солсбери остался равнодушен к своей защите.
  
   "Я могу оштрафовать вас, - сказал он, - или назначить вам КП".
  
   Ужасная кухонная полиция.
  
   Кровь Кларенса закипела. Назначение к чистильщикам картофеля в тылу формирования должно было стать наказанием. Предполагалось, что это будет кастрирующим и унижающим достоинство.
  
   Кларенс больше не мог сдерживаться. "Сэр, КП звучит для меня как отпуск".
  
   Солсбери был ошеломлен демонстрацией неповиновения Кларенса. Он напомнил Кларенсу, что они дали его экипажу лучший танк в батальоне. Им повезло, что у них был Першинг.
  
   Кларенс не мог этого так просто оставить. У Эрли, Деригги, Смоки и Маквея никогда не было шанса быть откровенными со своим капитаном, поэтому он говорил за них всех.
  
   "Да, и из-за этого мы всегда первыми преодолеваем чертов холм", - сказал Кларенс. "Всякий раз, когда мы поворачиваем за угол, мы не знаем, будет ли это нашим последним".
  
   Солсбери сдержался. Он не мог позволить себе размолвки со своим лучшим стрелком, не тогда, когда рота была в нескольких днях пути от форсирования Рейна. И, высказав свое мнение, Кларенс вспомнил о своем месте. Солсбери все еще был его командиром роты.
  
   "Сэр", - спокойно сказал Кларенс, - "в один прекрасный день мы окажемся мертвыми в канаве".
  
   Позиция Солсбери смягчилась. Он спросил, не хотел бы Кларенс перейти в другую команду в тылу. После всего, что он сделал, он заслужил передышку. Солсбери предлагал Кларенсу не что иное, как выживание.
  
   "Я буду откровенен с ребятами", - сказал Кларенс. Он никогда бы не бросил свою семью, даже если бы это означало спасение его самого. Он сказал Солсбери, что было бы неплохо, если бы было еще несколько Першингов, чтобы экипажи могли по очереди прокладывать путь.
  
   Солсбери согласился. "Першинги" будут востребованы сейчас больше, чем когда-либо. Немцы отступили из Кельна, уступив территорию, чтобы сберечь свои силы для следующего раунда боевых действий.
  
   "Грядет большая авария, - сказал Солсбери, - это все, что я могу вам сказать". Он скомкал отчет члена парламента, выбросил его в мусорное ведро и сказал Кларенсу протрезветь.
  
   Кларенс отдал честь, но даже не попытался развернуться на каблуках. Он никак не мог выполнить это в своем нынешнем состоянии.
  
   Он только что отговорил себя от Бронзовой звезды, но это было не так важно, как то, чего он достиг. Он говорил от имени команды. Даже если ничего не изменилось, капитан услышал их, громко и ясно.
  
   Кларенс позаботился об этом.
  
  
   Примерно неделю спустя, 26 марта 1945 г.
  
   В то утро, когда колонна бронетехники мчалась через окутанный туманом лес, прошел весенний ливень.
  
   Першинги задали темп.
  
   Было позднее утро, приближался полдень. Одетые в пончо даги ехали на "Першинге" и каждом танке позади него, когда оперативная группа X мчалась по грунтовой дороге близ Альтенкирхена, направляясь вглубь Германии. Колонна уже была более чем в четырнадцати милях к востоку от Рейна.
  
   Прорыв плацдарма шел полным ходом.
  
   Тремя днями ранее Острие копья совершило прыжок через Рейн, и к настоящему времени Первая армия, Третья армия, Девятая армия и британские войска под командованием фельдмаршала Монтгомери все форсировали священную реку. Все стремились опередить Красную армию у порога Гитлера.
  
   "Это было началом большого рывка", - записано в 3rd Armored history. "В воздухе витала победа, и она была заразительной". Настроение было настолько бурным, что появился новый лозунг: "Берлин или крах!"
  
   С высоты башни "Першинга" Эрли и Деригги внимательно следили за окружающей обстановкой. На носу Маквей вел машину с открытым люком.
  
   Солдаты промокли насквозь от езды под дождем, но у них не было выбора. Удручающие столбы мороси стекали по перископам танков, искажая любой обзор изнутри.
  
   Лес, через который они проезжали, был туманным и таинственным, с волнистыми скалистыми возвышенностями и глубокими оврагами. Холодные черные потоки хлынули вместе с талым снегом, когда наступила оттепель. Заброшенные лагеря трудовой повинности рейха приходили в упадок на полянах.
  
   Некоторые танкисты задавались вопросом, почему немцы не построили здесь Западную стену? Если бы они это сделали, этот регион был бы непобедим.
  
   Когда на обочине дороги появились вертикальные белые палочки, Кларенс поднял тревогу. Они приближались к перекрестку. Цепная реакция прокатилась по колонне, когда "Першинг" замедлил ход. Кларенс проверил оба подхода, прежде чем танк двинулся вперед. За день до этого они пронеслись через четырехполосный перекресток, не глядя, прежде чем прыгнуть. Припаркованная в лесу справа от них немецкая самоходка пряталась в тени, ее ствол был укрыт листвой.
  
   К счастью, Эрли заметил машину до того, как стало слишком поздно, и Кларенс бросился в бой. Он развернул орудие танка и пробил машине фланг, поджигая ее.
  
   Самоходное орудие имело наклонную переднюю часть "Ягдпантеры" или Jagdpanzer, любая из которых могла быть смертельной для "Першинга". Вражеский экипаж, возможно, отвлекся или уже покинул машину, но дело было не в этом.
  
   Кларенс и его команда едва не пали жертвой проклятия головного танка. "Рано или поздно кто-нибудь сделает первый выстрел, " сказал он Эрли, " и нас здесь больше не будет".
  
   Эрли согласился. Но что они могли сделать? Головной танк всегда был бы первой целью.
  
   Для Кларенса это была горькая пилюля, которую он должен был проглотить. Это всего лишь вопрос времени.
  
  
   -
  
  
   К полудню колонна снова набрала скорость.
  
   Позади "Першинга" ехал "Шерман", машинная палуба которого была завалена тестом. Яницки и его пожарная команда ехали, свесив ноги через борта. В зоне боевых действий, подобной этой, они оставили полугусеничные машины, поскольку танки обеспечивали более быстрый и маневренный отход, чтобы противостоять любым угрозам.
  
   Яницки был несчастен. Он и остальная пожарная команда надели капюшоны пончо под шлемы. С их полей капал дождь, из-за чего было трудно что-либо разглядеть. И дело было не только в ужасной погоде. Начальство отобрало у него нашивки за нарушение комендантского часа и отменило его повышение до пилота полугусеничного трека. Он сразу же вернулся к пешим боям. Но он никогда не винил Бака - мотоцикл был его единственной идеей.
  
   Бак вообще не попадал в неприятности. Он уже был низшим человеком на тотемном столбе и не мог быть понижен еще больше. Вместо этого лейтенант Бум выдал Баку пропуск в центр отдыха в Вивье, Франция. Теперь он был там, наслаждаясь тремя днями горячей пищи, чистыми простынями и всеми кинофильмами, которые мог посмотреть.
  
   Яницки и остальные члены отделения завидовали. Но все знали, что Бак заслужил это. Будучи первым разведчиком, он обеспечивал их безопасность по дороге в Кельн и в самом городе. Они снова положились бы на него - если бы он смог вернуться в подразделение после отпуска.
  
  
   -
  
  
   Дорога впереди поворачивала вправо, чтобы объехать скалистый подъем в лесу. Эрли поднял бинокль, когда "Першинг" сделал разворот.
  
   Примерно в ста ярдах впереди их путь преграждал бревенчатый блокпост. В остальном пустынном лесу это было обескураживающее зрелище.
  
   Эрли остановил колонну, чтобы оценить ситуацию. Только три или четыре танка совершили поворот. Остальные все еще находились где-то за поворотом.
  
   Кларенс прицелился и навел прицел на бревна. Это было выполнимо. Он мог пробивать их насквозь. Деригги просто нужно было заменить бронебойный снаряд, который был в казеннике, осколочно-фугасным патроном. Кларенс потребовал замены снаряда.
  
   От Деригги не пришло ответа.
  
   Кларенс взглянул поверх башни, чтобы посмотреть, что делает его заряжающий.
  
   Деригги стоял на голову выше своего люка, изучая любопытное дорожное заграждение. Как и Эрли и доу из трех или четырех других танков. И все это время враг наблюдал за ними.
  
   Высоко на вершине скалистого подъема восемь немецких зенитных грузовиков были припаркованы вплотную друг к другу под туманной моросью. Орудийный расчет стоял вокруг пушки Flak 38 в каждом кузове грузовика.
  
   Артиллеристы направили свои пушки на американскую колонну внизу. Их круглые прицелы предназначались для наведения на размах крыльев самолета, но это были не самолеты. Их 20-миллиметровые разрывные снаряды не пробивали броню танков, но и это не было их целью сейчас.
  
   Экипажи танков были видны снаружи своих башен, а даги просто сидели там, свесив ноги с края.
  
   Ритмичный грохот пушек рассекал воздух, когда немецкие артиллеристы нажимали на педали стрельбы.
  
   Внутри "Першинга" Кларенс съежился на своем сиденье, когда шквал снарядов ударил в башню. Эрли нырнул внутрь и захлопнул люк как раз вовремя, но Деригги оказался недостаточно быстр. Заряжающий упал на пол башни в брызгах крови, корчась и хватаясь за лицо. Его кровь забрызгала белый салон, и его крики соперничали с треском разрывающихся снарядов, которые доносились внутрь из его открытого люка.
  
   Кларенс поднялся, чтобы помочь своему другу, но Эрли остановил его. "Оставайся на прицеле!"
  
   Эрли отсоединил свой шлем от переговорного устройства и подошел к месту заряжающего.
  
  
   -
  
  
   Прямо на линии огня у Яницки и доу не было ни единого шанса.
  
   На них обрушился дождь светящихся красных снарядов размером с мячи для гольфа. Взрывы прокатились рябью по боку танка. "Даги" прижались плашмя к машинной палубе, но шрапнель все равно их настигла.
  
   Раскаленная сталь пробила дымящуюся дыру в ботинке Де Ла Торре и застряла в бедре другого мужчины. Прямое попадание в левую ногу Яницки вызвало сноп искр и кровавое марево. Когда Яницки посмотрел вниз, его левая нога висела на волоске ниже колена.
  
   Многие мужчины сдались бы и просто лежали там, ожидая смерти, но Джаники был бойцом. Схватившись за раненую ногу, он вместе с остальными откатился от огня по покрытой пузырями машинной палубе и перевалился через борт танка.
  
   Это был не его день, чтобы умереть.
  
  
   -
  
  
   Все это было слишком для водителя третьего танка в очереди. Из танков впереди него выметалось тесто, когда огонь косо перекинулся на них.
  
   В панике водитель нажал на газ, и его "Шерман" рванулся с места, как необузданный конь, прорвавшись сквозь строй.
  
   На машинной палубе Байрон Митчелл - главный мародер отряда 3/2 - и его пожарная команда держались за сбежавший танк изо всех сил. Они повернули налево, обогнув один "Шерман", затем направо вокруг "Першинга", после чего съехали с дороги и врезались боком в дерево. Даги полетели кубарем, за исключением одного несчастного, который оказался зажатым между танком и деревом за лодыжку.
  
   Когда "Шерман" развернулся, тесто упало на землю, раздробив лодыжку.
  
  
   -
  
  
   Внутри "Першинга" Эрли отчаянно боролся с Деригги в яростной попытке спасти жизнь своего заряжающего. Деригги бился, а Эрли пытался вколоть ему шприц с морфием.
  
   Шрапнель проделала дыру в лице Деригги сбоку. Между струями крови товарищи по команде могли видеть его зубы. Крики Деригги мучили остальных. Грудь Кларенса вздымалась. Его друг истекал кровью, но со стороны заряжающего не было места для третьего человека, и даже если бы там было место для него, он ничего не мог сделать.
  
   Эрли закрыл люк заряжающего в потолке башни, но равномерный стук разрывов снарядов по броне звучал так, словно кто-то пытался взломать дверь, используя кувалду. Кларенсу пришлось действовать. И он знал только один способ помочь.
  
   Он повернул башню в сторону глухих звуков и поднял пушку. Через полосатый перископ его обзор поднялся с обочины дороги вверх по каменной стене, но остановился не дойдя до вершины.
  
   Кларенс выругался. Орудие не могло подняться достаточно высоко, чтобы видеть врага.
  
   Какофония быстро говорящих голосов заполнила его наушники. Командиры в тылу были встревожены тем, что происходило впереди. Тем временем охваченные паникой командиры на фронте хотели перегруппироваться в тылу. Голоса перекрывали друг друга. Никто не стрелял во врага, и люди страдали. У пяти танкистов были ранения в голову, а десять доу были ранены, большинство с ранениями в ноги. Они должны были доставить раненых в безопасное место.
  
   Солсбери призвал к отступлению с боями. Головные танки развернутся и создадут движущуюся стену прикрытия для доу.
  
   Кларенс предупредил Эрли - у них был зеленый свет, чтобы переправить Деригги в безопасное место, но у Эрли было полно дел.
  
   "Танк твой", - крикнул Эрли. "Вытаскивай нас отсюда".
  
   Кларенс подскочил к месту командира, подключился к интеркому и встал, чтобы посмотреть, что находится позади него, используя перископ. Шедшие следом "шерманы" уже откатывались назад, так что пространство для движения было.
  
   Кларенс призвал спокойный голос и потребовал дать задний ход. Без зеркала заднего вида Маквей управлял бы вслепую. Кларенс сказал ему ехать ровно. Он был бы его глазами.
  
  
   -
  
  
   Байрон и четыре теста лежали в грязи в придорожной канаве, когда пылающие мячи для гольфа рассекали воздух и ломали деревья позади них.
  
   Сбежавший танк оставил их огневую команду на мели далеко впереди колонны.
  
   Все остальные отступили. Танки откатились тем же путем, каким пришли, ведя огонь вслепую в сторону холма, и остальная часть роты "А" ушла вместе с ними, таща Яницкого за подтяжки.
  
   Теперь Байрон и его огневая группа были изолированы, только они пятеро. И немцы знали это. Огонь противника резко прекратился, что могло означать только одно - некоторые из них спускались с возвышенности, чтобы ликвидировать любое сопротивление. У огневой команды остался один разумный вариант: сдаться. Но даже это представляло свои проблемы.
  
   Байрон снял пиджак и расстегнул рукав, чтобы показать запястье, полное немецких часов. Он начал расстегивать их один за другим, прежде чем задвинуть их вверх и под рукав рубашки, чтобы спрятать.
  
   Кэрриер, парень из захолустного Кентукки, каким-то образом нашел юмор в этом затруднительном положении. С тревожной ухмылкой на своем лунообразном лице он снял кобуру. Кэрриер забрал у заключенного эсэсовца нашивку на воротнике и приколол ее к своей кобуре в качестве военного трофея.
  
   Если бы сейчас кто-нибудь из эсэсовцев увидел эти серебряные руны, кобура стала бы смертным приговором. Кэрриер прижал кобуру к тесту раздробленной лодыжкой. Взбунтовавшись, раненый тест передал его обратно, что побудило Кэрриера пихнуть кобуру другому мужчине. Но она тут же вернулась к нему, как запутанная игра в горячую картошку.
  
   Кэрриер попытался оторвать язычок от ошейника, но булавка не поддавалась. Поэтому он расстегнул кобуру и попытался зубами перекусить серебряную шпильку булавки пополам. Когда это не помогло, он спрятал кобуру под листьями и надеялся на лучшее.
  
   Горстка немецких солдат осторожно приближалась с другой стороны дороги, в то время как их товарищи прикрывали их с возвышенности. Их винтовки были направлены на застрявших американцев.
  
   Один из пончиков размахивал чем-то белым - носовым платком или футболкой - бесспорный знак капитуляции.
  
   А затем произошла ошибка войны. Американская колонна отступила в лес, но они не отступили так далеко, чтобы не могли следить за дорогой. Рявкнул пулемет, и слева поперек дороги пронеслась очередь оранжевых трассеров. Немцы бросились врассыпную. Байрон и остальные нырнули в канаву, чтобы укрыться.
  
   Тесто высунулся из канавы и яростнее замахал своим флагом. Стрелок, должно быть, увидел его, потому что стрельба прекратилась. Был ли это арьергардный отряд доуза или танковый стрелок, беззаботно стрелявший? Никто не помнит. В любом случае, было слишком поздно. Несколько мертвых немцев лежали на дороге.
  
   Даже Кэрриер перестал ухмыляться.
  
  
   -
  
  
   Немцы отвели заключенных в свой штаб, фермерский дом на лесной поляне.
  
   Тесто с раздробленной лодыжкой ковылял, обхватив руками плечи своих приятелей. По пути враг колол американцев из своих винтовок.
  
   Немцы были в ярости. Они провели американцев к краю фермы, прежде чем бросить лопаты к их ногам и приказать им копать. Их товарищей заманили на верную смерть ложным обещанием белого флага. Кто-то должен был заплатить.
  
   Байрон и другие знали, что нет необходимости в окопах рядом с домом; такое расположение не обеспечивало поля обстрела. Участок, подобный этому, подходил только для одного - могил.
  
  
   -
  
  
   Немецкие солдаты наблюдали за продвижением теста. Ямы были почти глубокими и достаточно широкими, чтобы вместить тела.
  
   У немцев зачесались пальцы на спусковых крючках. Из леса гремела стрельба, а их товарищи по отряду отступали пешком и верхом мимо фермерского дома. Засада задержала американцев ненадолго.
  
   Гортанное рычание привлекло всеобщее внимание - как заключенных, так и охранников. Замаскированный немецкий танк прогрохотал мимо фермерского дома. С вершины башни командир оглядел копающихся заключенных и заговорил в микрофон. Танк резко остановился.
  
   Командир спустился вниз и бросился к американцам и их похитителям. Лопаты застыли в воздухе. Лицо командира перекосилось от ярости. Он схватил в охапку ближайшего немецкого охранника и оттащил его в сторону. Не нужно было проходить курс немецкого языка, чтобы понять его истошные крики.
  
   "Да, но они стреляли в ваших людей?"
  
   После того, как командир закончил читать лекцию своим сослуживцам, доугам было приказано отложить лопаты. Недавно смирившиеся немецкие охранники отвели американцев на ферму. Байрон бросил последний взгляд, прежде чем исчезнуть внутри, и увидел, что командир немецкого танка наблюдает за охранниками, скрестив руки на груди, с явным выражением разочарования на лице.
  
   Немецкий танк заурчал и уехал. Охранники покинули дом. Подъемные ворота захлопнулись, и грузовики увезли их, оставив американцев беспрепятственными.
  
   Вскоре послышался шум новых машин, которые подъезжали и работали на холостом ходу возле фермерского дома. Грохот двигателя был знакомым, но тесто не смело подниматься с пола.
  
   Чей-то ботинок распахнул дверь, и внутрь вошел мужчина с оружием в руке и нашивкой 3-й бронетанковой дивизии на рукаве.
  
   Тесто разразилось излияниями облегчения.
  
   Они жили, чтобы рассказать эту историю.
  
  
   ГЛАВА 20
   АМЕРИКАНСКИЙ БЛИЦ
  
  
   Три дня спустя, 29 марта 1945 г.
  
   Примерно в пятидесяти милях к востоку
  
  
   Колонна транспортных средств "Острие копья" растянулась вдоль шоссе, насколько хватало глаз.
  
   Танк за танком, полугусеничная машина за полугусеничной, более 150 машин двигались в одном направлении, к северу от Марбурга, Германия. "Это шоу выглядело как начало последних крысиных бегов в Европе", - отметил один из солдат.
  
   Примерно в середине колонны экипаж "Першинга" ехал без пуговиц, их лица обдувал ветер. Была середина утра, и они были в пути с шести утра.
  
   Бетон под резервуарами был скользким от недавнего дождя. Зловещие грозовые тучи все еще висели в небе, сквозь которые просвечивали лишь скудные просветы голубого неба. Экипаж ехал с опущенными защитными очками, пока конвой двигался по широким долинам, окаймленным вечнозелеными лесами, мимо охотничьих рощ и разрушающегося замка. Знакомый пейзаж напомнил некоторым мужчинам их родные города в Висконсине и Миннесоте.
  
   Маквей следовал за "Шерманом" вперед, в то время как Смоки осматривал достопримечательности, как турист. Оперативная группа X Изи Роты для разнообразия уступила лидирующую позицию и следовала за оперативной группой Уэлборн, которая была названа в честь своего полковника Джека Уэлборна.
  
   На вершине башни Эрли занимал один люк. Кларенс стоял в другом, убедив сменного заряжающего разделить с ним насест. Белый шелковый шарф развевался на шее Кларенса. Он нашел парашют, подвешенный на дереве, и сделал из него шарф, идеальный для такого момента, как этот. Стоя там в оркестре ревущих моторов танкера, Кларенс не мог удержаться от ухмылки. Он наслаждался скоростью построения, ощущение, возможное только тогда, когда в него никто не стрелял. И было кое-что еще, от чего его настроение воспарило.
  
   Это был подвиг, который они пытались совершить.
  
   По состоянию на то утро Острие копья продвинулось более чем на шестьдесят миль к востоку от Рейна - далеко на вражескую территорию, - прежде чем поступил приказ нажать на тормоза. Штаб-квартира Эйзенхауэра имела мандат положить конец войне, нацелившись на "сердце Германии". Но где именно это должно было быть? Было два кандидата: Берлин и Рурская долина.
  
   Захват Берлина раньше русских был бы символическим политическим переворотом, в то время как Рур, известный как "Немецкий Детройт", представлял бы собой стратегическую военную победу. Рур был источником 80 процентов немецкого угля и 66 процентов стали. Если бы они могли изолировать Рур от остальной Германии, военная машина противника умерла бы с голоду.
  
   Учитывая его стратегическое значение, выбор был очевиден.
  
   Начальство отдало новые приказы, и с первыми лучами солнца Острие копья развернулось на девяносто градусов к северу, чтобы совершить еще один из своих легендарных безумных бросков.
  
   Но на этот раз они не будут лезть на рожон в одиночку.
  
   В то время как 3-я бронетанковая продвигалась на север, 2-я бронетанковая, "Ад на колесах", пересекала северные равнины Германии и поворачивала на юг. Если повезет, две тяжелые бронетанковые дивизии армии соединятся близ немецкого города Падерборн, чтобы "воздвигнуть стальную стену вокруг великого промышленного Рура", достижение, которое пошлет Берлину недвусмысленный сигнал: все кончено.
  
   Была только одна загвоздка: добраться туда.
  
   В зависимости от маршрута, Падерборн находился более чем в ста милях отсюда. Чтобы наладить соединение, Spearhead пришлось бы совершить одно из самых продолжительных и быстрых наступлений войны, американский "блиц", все время находясь в тылу врага. Но если бы это сработало, это доставило бы то, что подразделение называло "сенокосилкой в сердце Германии".
  
   Итак, генерал Роуз рассредоточил Передовой отряд по четырем параллельным дорогам и взял курс на Падерборн. Когда его дивизия выдвинулась вперед, Роуз радировал командирам оперативных групп, предлагая награду: "Один ящик скотча за мертвого или живого Гудериана, Гиммлера, Кессельринга или Дитриха - одна бутылка для Гитлера".
  
  
   Роуз передал вызов по незащищенным радиоканалам в надежде, что депеша будет перехвачена немцами и слова будут переданы обратно в Берлин.
  
   Он хотел, чтобы Гитлер лично услышал голос Острие копья.
  
  
   -
  
  
   Сиденье стрелка с каждым часом становилось все жестче. В конце концов, Кларенс в поисках комфорта сел на пол башни. Снаружи все равно не было ничего нового, на что можно было бы посмотреть, только хвосты бесконечного парада "шерманов".
  
   По другую сторону казенной части сидел невысокий темноволосый парень по имени Мэтьюз, которого пригласили заменить Деригги. Он уже нравился Кларенсу. Он был тихим и способным, хотя ему не хватало смелости Деригги.
  
   "Джонни Бой" выжил, это было все, что услышала команда после того, как они положили его в канаву, где медики ухаживали за ранеными. Кларенс надеялся, что он снова увидит своего заряжающего.
  
   Чтобы скоротать время по дороге в Падерборн, Кларенс перечитал свою почту. Слова прыгали на странице перед его глазами, когда пол вибрировал под ним. Одно конкретное письмо от его матери каждый раз вызывало улыбку на лице Кларенса.
  
   По настоянию друзей и семьи его родители пошли в кино. Его мать надела свое лучшее платье, а его отец отказался от рабочей куртки и ботинок в пользу костюма. Они специально пошли в кинотеатр, чтобы посмотреть кинохронику, которая шла перед главным показом.
  
   И там они увидели Кларенса и никогда еще не были так горды.
  
   Фильм Бейтса, в котором была показана дуэль Першингов с Пантерой, был повсюду. Кинотеатры по всей Америке показывали жестокое танковое сражение, перенося зрителей ближе к сражению, чем они когда-либо были прежде. Кульминацией стал устойчивый кадр съемочной группы "Першинг", на котором Кларенс стоял посередине, бесстрастно глядя в камеру.
  
   Позже Бейтс получит Бронзовую звезду, в значительной степени за свою работу в кельнском фильме. Эрли тоже получил бы такую же за уничтожение "Пантеры", как и друг Кларенса Джо Казерта, за то, что во время перестрелки сбрасывал со своей башни горящие пакеты "мюзетт", подожженные пролетающими трассерами. Кларенс знал, что ему не светит такая награда, но его это устраивало.
  
   Он был просто поражен тем, что сделали его родители, чтобы увидеть его на большом экране. Они впервые в жизни пошли в кино.
  
  
   -
  
  
   Бак Марш вернулся из своего пребывания во Франции. Он сидел рядом с водителем на полпути позади Easy Company, возясь с плитой с одной конфоркой, которую поставил на пол, чтобы сварить яйца вкрутую.
  
   Бак присоединился к отряду на следующий день после лесной засады.
  
   Четыре места, которые были заняты, когда Бак в последний раз видел своих приятелей, теперь пустовали в пассажирском салоне позади него. Джаники - его левой ноге суждено было ампутироваться - был на пути в Англию. Де Ла Торре и двое других все еще находились в полевом госпитале, оправляясь от полученных ранений. Тем временем Байрон и Кэрриер рассказывали историю немецкого командира танка, который сохранил им жизни, всем, кто был готов слушать.
  
   "Нам повезло, что он был хорошим парнем", - сказал Байрон, которому редко было что сказать.
  
   Бак нашел утешение в единственном светлом пятне, позволяющем выйти из ужасной ситуации. По крайней мере, Джаники собирался домой к своей жене.
  
   Обжигающая вода выплескивалась из поддона, когда полугусеница раскачивалась взад-вперед. Бак и командир отделения, стоявшие в кольце стрелков, подняли ноги, чтобы избежать горячих брызг, но водителю приходилось держать одну ногу на газу.
  
   Он взвыл, когда брызги горячей воды попали ему на штанину.
  
   "Лучше бы вам всем понравились эти яйца", - крикнул он. "Я здесь обжигаюсь!"
  
   "О, прекрати", - сказал Бак. "Это ты наезжаешь на ухабы!"
  
   Все отделение захихикало. Водителю повезло, что это было худшее ранение, которое он мог получить.
  
  
   -
  
  
   По мере того, как конвой углублялся в дикую местность в тот день, напряжение неуклонно росло.
  
   Через свой перископ Кларенс следил за любыми потенциальными угрозами. Пока никто не пытался напасть на Easy Company, а это означало, что это был только вопрос времени, когда кто-нибудь это сделает.
  
   Из передней части конвоя время от времени доносились хлопки американского оружия, и вскоре после этого результаты проплыли мимо поля зрения Кларенса. Автомобиль, горящий на обочине дороги. Горстка немецких пленных направляется в противоположном направлении в поисках кого-нибудь, кто принял бы их капитуляцию. При устрашающем виде конвоя большинство немецких солдат бросились врассыпную со своих постов охраны. Они были поражены, увидев американскую бронетехнику так далеко от Рейна.
  
   Внезапно ожило радио с тревожным жужжанием: командир танка заметил движение в сосновом лесу справа от Легкой роты.
  
   На полугусеничных машинах вспыхнули стоп-сигналы, когда вся колонна замедлила ход. Танковые башни численностью в целую роту синхронно повернулись в сторону угрозы.
  
   Кларенс беспорядочно прицелился в линию деревьев, которая тянулась на расстоянии целого поля от дороги. Укрывшись глубоко в тени леса, темные фигуры двигались параллельно колонне.
  
   Эрли оценил дальность стрельбы, когда Кларенс навел большой палец на спусковой крючок пулемета. Прицельная сетка качалась в такт движению танка, как будто сама машина дышала.
  
   Темные фигуры вырвались из-за деревьев. Когда они атаковали конвой, они приняли форму скачущего стада оленей.
  
   Кларенс убрал большой палец со спускового крючка. Они просто олени!
  
   Но другие стрелки не колебались, когда олень прыгнул прямо на них.
  
   Трассирующие пули устремились к беззащитному стаду, когда каждый стрелок на милю вокруг открыл огонь. Олени падали на колени или катались по земле. Напуганное до полусмерти стадо разделилось, некоторые повернули к дороге, а другие вернулись к линии деревьев.
  
   За несколько танков до Кларенса Чак Миллер выследил быстроногую пару оленей. Они приближались к дороге быстрее, чем его башня могла поворачиваться. После нескольких месяцев безвкусного рациона у него на мозгах была оленина.
  
   Чак убрал ногу со спускового крючка, когда в поле его зрения попала половина теста.
  
   Черт!
  
   Олень гарцевал между машинами и продолжал бежать. Казалось, что они были на свободе, пока несколько доу не остановились на полпути и не подняли винтовки к плечу. Быстрая очередь пуль отправила обоих оленей кувырком. Чак издал радостный крик.
  
   Колонна резко остановилась. Голоса офицеров, орущих друг на друга, потрескивали по радио. Они оценивали, не прогнали ли вражеские силы оленей из леса.
  
   Еще было время спасти импровизированную охоту. Чак вскочил со своего места, и его лысый командир, Красная Вилла, уступил ему дорогу к выходу из башни. Позвав на помощь товарища по команде, Чак бросился к упавшему оленю. Доус встретил их с той же идеей. Мужчины быстро заключили сделку.
  
   Когда конвой снова пришел в движение, к машинной палубе "Шермана" привязали мертвого оленя. Впервые за долгое время "Изи Рота" будет есть по-королевски.
  
  
   -
  
  
   По мере того, как конвой продвигался все дальше на территорию противника, пит-стопы были необходимостью.
  
   Когда колонна остановилась, мужчины бросились в поля, чтобы ответить на зов природы, в то время как полицейские прибивали знаки, напоминающие всем, кто следовал за ними, не отходить далеко - "Вяленым мясом отойти к краю дороги".
  
   Из тыла строя выехали грузовики снабжения, чтобы разместить пятигаллоновые канистры с бензином рядом с каждой машиной.
  
   Кларенс занял свое место на машинной палубе, забирая сорокафунтовые канистры с бензином из рук своих приятелей. Танкам хотелось пить. "Першинг" расходовал полмили на галлон, в то время как "Шерман" расходовал около мили на галлон, в зависимости от модели.
  
   Хотя они были пожирателями бензина, на стороне американских танков была надежность. Вверх и вниз по колонне несколько танков, если таковые вообще были, выбыли из строя. "Першинг" был слишком новым, чтобы знать его пределы, но средний "Шерман" продолжал тикать более 2000 миль при минимальном техническом обслуживании.
  
   Всякий раз, когда Кларенс возвращался в турель после пит-стопа, Эрли, казалось, просматривал одно и то же письмо - "Дорогой Джон", которое прислала ему его девушка. Но независимо от того, сколько раз он перечитывал письмо, смысл не менялся. Она нашла кого-то другого, другого мужчину, который не ушел, как он. У Эрли было разбито сердце.
  
   Кларенс садился на свое место и делал вид, что ничего не замечает. Это был разговор, которого у него никогда не было, и он не знал, как вести себя.
  
  
   -
  
  
   Родственный полк Кларенса, 33-й бронетанковый полк, находился в авангарде оперативной группы Уэлборн. Когда один из экипажей разминал ноги, к их "Шерману" подъехал джип.
  
   Капрал Джон Ирвин, стрелок-новичок, увидел незнакомую фигуру на пассажирском сиденье джипа.
  
   "У него была короткая стрижка ежиком, жесткие седеющие волосы, серьезное, красивое лицо и крупная фигура", - вспоминал Ирвин. "Он посмотрел на нас, прикоснулся указательным пальцем ко лбу в знак приветствия и сказал: "Снимаю шлем перед вами, ребята - так держать!" Ирвин все еще понятия не имел, кто этот человек, пока его приятели не высмеяли его за то, что он не узнал генерала Роуза.
  
   Роуз сиял не без причины. Его подразделение было на грани того, чтобы за один день продвинуться дальше, чем любое другое подразделение в военной истории.
  
  
   -
  
  
   Огни колонны стремительно исчезли в холодной темноте, когда ночь опустилась на сельскую местность Германии.
  
   Чак Миллер дремал на своем сиденье под мягкую колыбельную двигателя танка. Пока Чак спал, его водитель следил за тонкими затемненными задними огнями "Шермана", который теперь ехал впереди него.
  
   Под покровом темноты любые следы насилия усиливались. Запах горящего дерева предшествовал зрелищу разрушения, когда конвой проезжал мимо. "Равнины и долины были усеяны горящими деревнями, подожженными танковыми снарядами, когда глупые немецкие солдаты оказывали некоторое сопротивление из домов", - записал один военный репортер.
  
   В районе штаба фары джипа осветили немецкую штабную машину, стоявшую у обочины дороги. На заднем сиденье машины вертикально лежали трупы двух вражеских офицеров. Они оба были обезглавлены пулями 50-го калибра.
  
   Из башни "Шермана" Чака Ред Вилла заметил приближающиеся сзади фары. Из темноты донеслись звуки копошения. Звуки и огни приблизились, когда из тени вынырнули три мотоцикла. Они не отставали от "Шермана", прежде чем разогнаться и вырваться вперед танка.
  
   Когда мотоциклы проехали сквозь тонкий луч фар танка, Вилла чуть не выпрыгнул из башни. Мотоциклисты были одеты в серые прорезиненные плащи и немецкие каски.
  
   Вилла встряхнул Чака, разбудил и крикнул: "Одиннадцать часов!"
  
   Чак повернул пушку влево, но ничего не увидел в свой перископ, только темноту.
  
   "Тридцатый калибр", - сказал Вилла. "Огонь, прямо с того места, где ты находишься!"
  
   Яркое пламя пулемета ослепило Чака, когда он стоял на спусковом крючке. Светящиеся трассеры пронеслись в темноте и на мгновение осветили участок дороги, танк впереди и немецкого мотоциклиста, замыкающего шествие.
  
   Чак метил слишком высоко, но этого было достаточно, чтобы выполнить свою работу.
  
   На уровне земли взорвался сноп искр, когда мотоциклиста развернуло. Он не пострадал, но огонь, пролетевший над головой, заставил его потерять контроль над мотоциклом. Чак спустил курок, когда танк с ревом пронесся мимо упавшего немца.
  
   Вскоре после этого конвой остановился и свернулся кольцом на ночь в 9:50 вечера, но Чак не мог снова уснуть.
  
   Он не переставал трястись в течение следующего часа.
  
  
   -
  
  
   Колонна двигалась по высокой извилистой дороге, когда солнце взошло над соседней долиной.
  
   "Першинг" поднимался и опускался на своей подвеске. Резина, которая стерлась с гусениц и шин идущих впереди машин, усеивала дорогу перед ними.
  
   Эрли говорил в "свиную отбивную", направляя Смоки, который теперь вел машину вместо Маквея. Слева возвышалась каменная стена. Справа дорога спускалась в широкую долину. Это была плотная посадка, не оставлявшая права на ошибку. Но Падерборн уже не мог быть далеко.
  
   У всей роты руки водителей свело судорогой так сильно, что носовым стрелкам пришлось пересесть на водительское сиденье, чтобы улучшить свое обучение в качестве помощников водителей. А задняя часть одного стрелка была настолько ушиблена от длительного сидения, что он "опустился на колени на пол башни, просто чтобы уменьшить давление".
  
   Это была небольшая цена за то, чтобы войти в историю. Это было официально: вчерашнее наступление стало "величайшим однодневным достижением в истории мобильной войны", согласно истории 3-го бронетанкового подразделения.
  
   Одна оперативная группа показала на одометре 102 мили, другая - 100, а танки, шедшие впереди Easy Company, прошли 90. В целом или по частям, Острие копья продвинулось дальше по вражеской территории, чем любое немецкое, русское или британское подразделение, даже затмив эпический поход Паттона по Франции.
  
   Но это была не Франция - это был Третий рейх.
  
  
   -
  
  
   Это началось как любая другая остановка для дозаправки.
  
   Колонна съехала на обочину дороги, чтобы дать бензовозам право проезда. Танки заглохли, и экипажи выбрались на дневной свет.
  
   Кларенс остановился на вершине башни. Вид был так же хорош, как и с любой другой живописной трассы, которую он когда-либо видел. Но что-то было не так. Его взгляд остановился на резких линиях, которые противоречили природе, на дороге, пересекавшей долину.
  
   Кларенс протер глаза и присмотрелся внимательнее. Это были транспортные средства размером с танки. Оперативная группа на востоке, должно быть, обошла их. Он заскочил в башню и повернул орудие вправо, наводя прицельную сетку на цель. Его прицел с 6-кратным увеличением позволил бы ему рассмотреть ее поближе.
  
   Это были танки. Оказалось, что какая-то колонна начала выдвигаться из леса и остановилась, возможно, чтобы свериться с картой. Они выглядели как легкие танки, возможно, Stuarts или новые дивизионные M24 Chaffees.
  
   - Крикнул Кларенс Эрли.
  
   Эрли поднял бинокль, но не смог разглядеть их личности.
  
   "Я почти уверен, что они американцы", - сказал Кларенс.
  
   Эрли связался по рации с Солсбери и сообщил, что Кларенс положил глаз на танки, возможно, дружественных сил.
  
   Солсбери ответил быстро. Слишком быстро. "Там внизу нет наших войск, открывайте по ним огонь".
  
   Кларенс был ошеломлен. "Я не могу подбить наши собственные танки!"
  
   Эрли был разорван. Кем бы ни были танки, они находились на вражеской территории.
  
   "Ты видишь их идентификационные панели?" он спросил Кларенса.
  
   Их машинные палубы были пусты, что не помогло его делу, но Кларенс не дрогнул. Эрли был взволнован приказом, поэтому он тянул время и умолял Солсбери пересмотреть решение.
  
   "Черт возьми, я говорил вам, что это не наши танки!" Сказал Солсбери. "Огонь!"
  
   В любой другой день Эрли воспротивился бы. Стоический, домотканый командир обычно отстаивал моральную сторону любого спора, принимая логическую сторону горячих темпераментов зоны боевых действий.
  
   Но Эрли в тот день был сам не свой. Образ отца съемочной группы был измотан физически и эмоционально, поскольку война, долгая поездка и плохие новости из дома сказывались на нем. Итак, на самом деле говорил не Боб Эрли, когда отдавал Кларенсу команду: "Ну, ты слышал его - стреляй".
  
   Эрли опустился на свое место. Он не мог смотреть.
  
   Кларенс повернулся и посмотрел ему прямо в глаза -Ты серьезно?
  
   "Хочешь, чтобы они заковали нас в цепи?" Сказал Эрли.
  
   Кларенс вернулся к своему оптическому прицелу со стиснутой от разочарования челюстью. Он повернул рукоятку, медленно сдвигая прицел влево. Кларенс нажал на спусковой крючок. 90-мм пушка разорвала снаряд с оглушительным треском.
  
   Он отсчитывал время до попадания трассирующего снаряда. Тысяча один, одна тысяча-
  
   Брызги грязи взлетели с дороги перед головным танком. Кларенс промахнулся - намеренно.
  
   Крышки люков распахнулись, и члены экипажа высыпали наружу. Мужчины отчаянно махали цветными панелями в сторону стрелка, чтобы идентифицировать себя.
  
   Они американцы, все верно!
  
   Танки "Стюарт" или "Чаффи", вероятно, вели разведку впереди другой оперативной группы.
  
   "Это осталось бы с нами!" Кларенс огрызнулся на Эрли.
  
   Эрли вскочил на ноги и поднял бинокль. Он что-то пробормотал в изумлении, прежде чем нажать на гудок, чтобы сообщить Солсбери новости. "Что ж, капитан, - сказал Эрли, - похоже, что это наши танки".
  
   Единственным ответом со стороны Солсбери было ошеломленное молчание.
  
  
   -
  
  
   Несколько часов спустя конвой погрузился в мир неприятностей.
  
   Колонна остановилась примерно в восьми милях к югу от Падерборна. Трещал огонь из стрелкового оружия, и вдалеке грохотали бронетранспортеры. Эсэсовцы вели огонь с гребня холма, а оперативная группа Уэлборн принимала на себя основную тяжесть боя.
  
   Через свой перископ Кларенс увидел следы бушующего впереди сражения.
  
   Из-за коричневого мертвого леса поднимался дым, когда офицеры возвращались вдоль колонны в поисках конкретного танка или человека.
  
   Кларенс был благодарен за то, что сидит прямо там, где он был, уютно устроившись в шеренге танков, работающих на холостом ходу. Пейзаж снаружи выглядел холодным и зловещим. Узкие проселочные дороги вились через унылые зеленые поля и холмы, поросшие тонкими деревьями.
  
   К тому времени ужасная правда распространилась от машины к машине в колонне: Падерборн был не просто названием на карте. Это было гораздо больше, чем просто брешь в стальной стене, возведенной вокруг Рура. Падерборн был "портом приписки" бронетанковых войск Третьего рейха, "нацистским фортом Нокс", как назвали бы его солдаты.
  
   Каждый немецкий танкист проходил там обучение. В Падерборне располагалась элитная танковая учебная база немецкой армии, как и бронетанковая школа СС. На самом деле, СС, чья духовная штаб-квартира находилась неподалеку, в замке Вевельсбург, должны были возглавить грядущие боевые действия.
  
   Для защиты Падерборна СС собрали SS Panzerbrigade Westfalen, смешанную боевую группу войск СС, армии, ВВС и Гитлерюгенда. И они сделали бы все возможное. Даже покрытые боевыми шрамами инструкторы из обеих танковых школ вышли бы сражаться.
  
   Острие копья зашли глубоко в тыл врага, глубже, чем когда-либо прежде, и это беспокоило Кларенса. В конце концов, это была страна танков.
  
   Страна немецких танков.
  
  
   ГЛАВА 21
   СИРОТА
  
  
   Той ночью, 30 марта 1945 г.
  
   В семи милях к югу от Падерборна
  
  
   Глубоко во тьме леса Бöддекен Кларенс и команда в ужасе стояли рядом с "Першингом". Другие танкисты Легкой роты задержались вокруг своих машин неподалеку.
  
   Они не могли отвести глаз от ужасного зрелища, которое простиралось над верхушками деревьев, вскоре после семи вечера Над сельской местностью Падерборн облака стали светиться красным.
  
   Грохот немецких танковых пушек прорезал лес.
  
   Хаос царил всего в миле к северу, но Кларенс и его команда ничего не могли поделать. "Легкой компании" было запрещено выдвигаться вперед, чтобы помочь. До тех пор, пока начальство не сможет разобраться в ситуации, никто другой не должен был попадать в водоворот.
  
   В спешке, чтобы достичь Падерборна той ночью, оперативная группа Уэлборна продвинулась вперед, оставив роту "Изи" и оперативную группу "Икс" в лесу, чтобы они свернулись на ночь.
  
   И теперь команда Кларенса и остальные застряли здесь, дергая за поводья. Оперативная группа Уэлборн попала в беду, это было безошибочно.
  
   Американцы там умирали.
  
  
   В миле к северу
  
   Линия горящих американских танков и полугусеничных траков перегородила проселочную дорогу.
  
   Немецкие орудия гремели, казалось, со всех сторон. Машины разрывались. Враг не подавал никаких признаков того, что собирается сдаваться.
  
   Оперативная группа Уэлборна попала в засаду.
  
   Генерал Роуз и его окружение бросили свои машины и спрыгнули в придорожную канаву. Автоцистерны и "доу" пересекли дорогу в поисках укрытия. Лишь несколько человек смогли открыть ответный огонь, используя стрелковое оружие.
  
   Продвижения вперед не было - впереди колонны, со склона поля, взорвались десять немецких танков. Отступления не будет - позади американской колонны еще пять немецких танков были подбиты с вершины холма, силуэты которых вырисовывались на фоне луны.
  
   Лес тоже был зоной поражения. Линия деревьев вспыхивала от огня из стрелкового оружия пехоты СС, размещенной на обоих концах маршрута.
  
   Поскольку бежать было некуда, все, что оставалось большинству американцев, - это прятаться.
  
   Роуз и его окружение прижались к стенам рва. Генерал схватился за пистолет-пулемет Томпсона, в то время как остальные схватились за пистолеты и карабины.
  
   Снаряды вражеских танков просвистели над головой, когда они соскочили с дороги и вонзились в поля.
  
  
   Танковая бригада СС "Вестфален" нанесла удар по конвою со смертельной эффективностью. Только полковнику Уэлборну и нескольким его "шерманам" удалось спастись, прежде чем немцы отрезали колонну, взорвав машины с обоих концов, в результате чего все остальные оказались в ловушке посередине. Получив тактическое преимущество, враг теперь мог позволить себе действовать методично.
  
   Немецкий танкист вспоминал, что это было "похоже на охоту с приподнятой платформы".
  
   Немецкие танки направили свой огонь вдоль колонны, забрасывая снарядами каждую машину по пути. Другой немецкий танкист написал, что горящие машины мерцали, "как призрачные факелы".
  
   Экипажи американских танков выпрыгивали из пылающих корпусов. Отряды доу падали со своих полугусениц, кричащие, обожженные и истекающие кровью. Люди выбежали в поля и спрятались от врага за стогами сена.
  
   Лопнули бензобаки. Боеприпасы поджаривались в пламени и потрескивали, как петарды. Стоя во весь рост в кольце орудий полугусеничного бронетранспортера, один из тестомесов выстрелил из пулемета 50-го калибра в сторону немцев в ходе акта тщетного сопротивления, прежде чем его заставили замолчать.
  
   Несколько танкистов обратились в бегство. К сожалению, их путь к отступлению в тыл вынудил их броситься к своему генералу. Роуз выбрался из канавы и, схватив убегающих за руки, подтолкнул их обратно к танкам.
  
   Генерал отчаянно пытался изменить их судьбу. Предполагалось, что эта ночь станет триумфом в его карьере, кульминацией рекордного наступления его дивизии. Под плащом на нем были бриджи для верховой езды и начищенные сапоги. Он отказался от безопасного командования с тыла, решив ехать со своей передовой оперативной группой, и даже взял с собой стенографистку, чтобы записать момент, когда его дивизия достигла Падерборна.
  
   После того, как его главное достижение было разрушено, появились новые приоритеты. Теперь он будет сражаться только за то, чтобы дожить до следующего дня. Транспортные средства, на которых ехала свита Роуза - три джипа, два мотоцикла и бронированный автомобиль Greyhound - были под рукой, и два из джипов были оснащены радиостанциями. Если бы он смог добраться до них, Роуз мог бы связаться по радио со штабом, чтобы вызвать подкрепление.
  
   По команде Роуза два водителя, не обращая внимания на огонь противника, загнали джипы в кювет. Это сработало. Роуз приказал своему полковнику артиллерии открыть огонь "по нам сверху". Затем он перешел к другому джипу, где солдат передал Роузу телефонную трубку. На линии был его штаб.
  
   "Смит", - сказал Роуз, - "пошли кого-нибудь закрыть эту колонну. Нас вырезали".
  
   Вражеские снаряды находили цели с пугающей регулярностью, как будто они не могли промахнуться. Один из джипов Роуза взорвался на дороге. Затем, позади колонны, снаряд повалил дерево поперек дороги, лишив всякой оставшейся надежды на отступление.
  
   В свете горящих машин в передней части колонны Роуз и его люди увидели клин коричневых вражеских танков с зелеными полосами камуфляжа, рассекающий поле, как айсберги. Они шли, чтобы закончить работу.
  
   "Мы сейчас в чертовски затруднительном положении", - сказал Роуз полковнику, стоявшему рядом с ним.
  
   Немецкие танкисты выпустили сигнальные ракеты в воздух, чтобы осветить любое оставшееся сопротивление. Сквозь шипение пламени и рев моторов были слышны немецкие голоса, выкрикивающие команды. Они протаранили ведущие американские машины с дороги и выпустили сигнальные ракеты по их открытым отсекам, чтобы уничтожить то, что или кого бы то ни было, что осталось внутри.
  
   Позади колонны еще больше немецких танков с рычанием приближались к Роузу и его людям. Некоторые из окружения выступали за бегство в леса, но генерал хотел соединиться с полковником Уэлборном, который нашел убежище в замке Хамборн, крепости девятого века на вершине лесистого холма. Замок находился примерно в двух милях от текущего местоположения Розы - неблизкий, но проходимый путь.
  
   Роуз и его окружение побежали к своим машинам. Они попытаются добраться до замка.
  
   Два полковника забрались в первый джип, Роуз запрыгнул во второй джип, и мужчины побежали за "Грейхаундом". Роуз настоял, чтобы они оставили мотоциклы позади, потому что они были слишком шумными.
  
   Верный водитель Роуза метнулся к передней части джипа и сорвал красный номерной знак, который идентифицировал автомобиль как генеральский. Двигатели взревели, и "антураж" отклонился вправо, выехал на поле и помчался вперед рядом с горящей колонной.
  
   Немецкие трассеры пронеслись сквозь пламя и преследовали машины беглецов, в то время как американские радиоволны разносили голоса, пытающиеся связаться с Розом: "Большая шестерка, заходи, Большая шестерка!"
  
  
   На следующее утро, около восьми утра.
  
   Компания "Изи" наконец-то была освобождена, чтобы возглавить спасательную партию. При ясном свете дня Першинг возглавил оперативную группу X из леса Бöддекен.
  
   Когда лес открылся, Кларенс приник к своему перископу. Серый дым плыл над полями, как туман. Он осматривал все вокруг, надеясь, что, возможно, еще есть время спасти кого-нибудь.
  
   Они опоздали.
  
   Команда хранила молчание, пока "Першинг" приближался к месту бойни.
  
   Целых тридцать семь американских машин лежали разбросанными вдоль дороги, как сломанные игрушки. Танки и полугусеничные машины, джипы и грузовики, все было сожжено, и многие все еще тлели.
  
   Разрушения, развернувшиеся перед ними, вскоре станут известны как резня в Уэлборне.
  
   Кларенс был потрясен. Он никогда не видел столько уничтоженной американской техники. И он, конечно, никогда не ожидал такого исхода на этом этапе войны - когда Америка должна была быть на грани победы.
  
   Прижавшись лицом к перископу, Кларенс поводил башней из стороны в сторону, восстанавливая картину боя. Его прицел замедлился над холмами. Немецкие мародеры, разгромившие колонну, возможно, все еще наблюдают.
  
   "Ты это видишь?" Это был сменный заряжающий, его голос дрожал. "Ты это видишь?"
  
   "Заткнись!" Рявкнул Кларенс. "Я ищу пистолет, который направлен на нас!"
  
   Эрли восстановил мир. Все были взволнованы. Последнее, что они могли себе позволить, это наброситься друг на друга.
  
   "Першинг" подъехал к перекрестку.
  
   Убедившись, что враг покинул территорию, Кларенс возобновил поиск выживших.
  
   Слева уничтоженная американская колонна растянулась на несколько сотен ярдов. Брошенные "Шерманы" лежали, застыв в замешательстве, их башни были беспорядочно направлены в разные стороны.
  
   Изрешеченные пулями полугусеничные автомобили накренились в канавах. На грузовиках хлопали порванные брезенты. Число погибших в результате дорожно-транспортных происшествий было огромным. Девять "Шерманов". Двадцать один полугусеничный автомобиль. "Стюарт". Пара джипов и грузовиков.
  
   Один танк искал укрытия за сараем справа от дороги, но был расстрелян в упор в тыл. Корпус "Шермана" из их родственного полка, 33-го, находился неподалеку. Танк был без головы. Его башня была снесена и лежала рядом с корпусом.
  
   Неподалеку лежал мертвый танкист. У него не было рук, ног и головы, и все, что осталось, - это торс с кожей, которая обгорела докрасна от жара горящего танка. Он вообще больше не был похож на человека. В глазах Кларенса он напоминал "запеченный окорок". Это был не способ умереть.
  
   Кларенс почувствовал, как у него скрутило живот, и ему пришлось отойти от перископа, пока он его не потерял. Через мгновение Кларенс восстановил самообладание и возобновил сканирование, еще дальше по линии.
  
   Во главе призрачной колонны лежал заброшенный "Першинг", подвеска которого была повреждена попаданием снаряда, там, где дорога шла в гору к замку Хамборн. Это был редкий танк, который можно было увидеть на любом европейском поле боя, и видеть, что "Першинг" потерпел поражение, было еще более шокирующим.
  
   Возможно, он был недостаточно быстр, чтобы угнаться за убегающими "Шерманами". Возможно, немцы специально нацелились на него. Никто никогда не узнает.
  
   Кларенс почувствовал холодную пустоту в животе, когда посмотрел на изуродованный острие оперативной группы Уэлборн. На переднем крае каждого наступления формировалась схема.
  
  
   -
  
  
   Две роты доу медленно прочесывали поля, наступая с противоположной стороны.
  
   Присоединившись к солдатам роты "Б", Бак и бойцы роты "А" пробирались через траву, усеянную стреляными гильзами. Бак прикрыл рот и нос, чтобы защититься от тошнотворного запаха горящей резины.
  
   Вблизи бойня была еще страшнее. Вражеские танки отбрасывали в сторону или расплющивали все, что стояло на колесах, в попытке сэкономить боеприпасы. Немецкий танк пронесся прямо по капоту джипа. Полуприцеп был полностью сплющен от носа до хвоста.
  
   В этих машинах ехали Доусы из дочерней компании Бака, F-Company. И многим из них не удалось спастись. В заднем отсеке одного полугусеничного автомобиля несколько тестянок замертво лежали на своих сиденьях, все еще охваченные огнем.
  
   Небольшие группы мужчин в оливково-серой униформе появились из-за деревьев. Это были танкисты и доу, многие в состоянии шока после того, как всю ночь прятались в холодном лесу.
  
   Вместо того, чтобы ждать, пока враг растопчет каждую попавшую в ловушку машину, большинство бойцов оперативной группы Уэлборн выпрыгнули из своих машин до того, как немецкие снаряды смогли их достать, что резко сократило число погибших.
  
   Доус обнаружил мотоциклы, принадлежавшие телохранителям Роуз, внезапно брошенные на дороге. Но что стало с генералом?
  
  
   -
  
  
   Примерно в то же время тем утром разведывательный патруль отправился из замка Хамборн в поисках ответа.
  
   Два сержанта из штабной роты 33-го полка оторвались от своих товарищей и продвинулись по дороге дальше, чем это удавалось оперативной группе во время боя. Там они наткнулись на джип, который был разбит о дерево, как будто в него скатился валун.
  
   Тяжелые следы немецких танков были повсюду.
  
  
   -
  
  
   Прошлой ночью Роуз и его спасательная группа были почти на свободе. Они обошли горящую колонну и вернулись на дорогу. Несмотря ни на что, они оставили засаду позади.
  
   Но как раз в тот момент, когда они подумали, что наконец-то в безопасности, на дороге появился танк, направлявшийся прямо на них. Полковник за рулем головного джипа вздохнул с облегчением. Танк был широким, с длинным стволом и выглядел американским, как "Першинг" под командованием Уэлборна.
  
   "Это один из новых танков Джека", - сказал полковник своему пассажиру, проезжая мимо "бегемота" слева.
  
   Другой полковник, сидевший на пассажирском сиденье, оглянулся через плечо и увидел две вертикальные выхлопные трубы танка. Немецкие выхлопные трубы. "Срань господня! Это "Тигр"! - крикнул он. "Убирайся с дороги".
  
   Джип съехал с дороги и помчался по пересеченной местности.
  
   Джип Роуза был следующим транспортным средством, столкнувшимся лицом к лицу с темным немецким танком. Водитель Роуза также попытался свернуть влево, но прежде чем он смог скрыться, немецкий водитель вывернул почти 70-тонное чудовище на дорогу американцам и протаранил джип Роуза о сливовое дерево.
  
   "Грейхаунд", следовавший за джипом Роуза, метнулся в обход места столкновения, но не продвинулся намного дальше. Он был быстро остановлен другими немецкими танками, стоявшими выше по дороге.
  
   Роуз, его водитель и помощник вышли из поврежденного джипа с высоко поднятыми руками. Очертания немецкого командира танка стояли в башне танка, сжимая пистолет-пулемет MP 40.
  
   Вражеский командир гортанным голосом выкрикивал приказы о ведении быстрого огня. Роуз говорил на идише, который имеет сходство с немецким, но он не мог разобрать слов.
  
   Ни версте, повторила Роза. "Не понимаю".
  
   Водитель Роуза предположил, что немецкому командиру нужны их пистолеты. Роуз согласился. Это была небольшая цена за их жизни. Помощник Роуза двинулся первым. Большим пальцем он снял наплечную кобуру и повесил ее на танк. Роуз пошла следующей. Он отстегнул ремень на бедрах. Затем позволил ремню и пистолету упасть к его ногам.
  
   Роуз поднял руки на уровень глаз и поднимал их еще выше, когда автомат немца с треском ожил. Вспышка пламени расколола темноту. Свидетели слышали, как немец дал еще три очереди, и видели, как каска генерала закружилась в воздухе.
  
   Когда немецкий командир двинулся перезаряжать оружие, водитель и помощник Роуза бросились в темноту.
  
  
   -
  
  
   Два сержанта из разведывательного патруля нашли своего генерала мертвым перед его джипом. Он лежал на спине с четырнадцатью пулевыми отверстиями, тянущимися от бедра до лица.
  
   Его пистолет - все еще в кобуре - лежал рядом с ним, а его шлем, пробитый пулями, валялся рядом.
  
   Почему немецкий командир убил Роуза?
  
   После битвы виновник - молодой сорвиголова-сержант - раскрыл ответ своим коллегам-командирам. Он сказал, что его чуть не застрелил "очень высокий американец", но действовал быстрее и выстрелил первым.
  
   Неужели тьма сыграла злую шутку с его разумом? Почему он вообразил акт враждебности, которого никогда не было? Правда никогда не будет известна. Во время разведывательной миссии, через несколько дней после резни, немецкий сорвиголова был убит в перестрелке с американскими войсками.19
  
   Один из американских сержантов достал одеяло из джипа Роуза и завернул в него его тело. Он и его товарищ-сержант подняли по наконечнику, и вместе они наполовину понесли, наполовину дотащили тело своего павшего лидера до замка Хамборн.
  
   Закаленные бойцы чуть не расплакались, когда поняли, что находится в свертке. "Его оплакивали, как танкист оплакивает погибшего товарища по команде", - записано в истории подразделения, и по простой причине. Связист выразил это лучше всего: "Мы чувствовали, что он был одним из нас".
  
   Тринадцать человек погибли и шестнадцать были ранены из состава оперативной группы Уэлборн в течение дня и ночи резни. Но именно этот четырнадцатый отряд потряс дивизию.
  
  
   Следующей ночью
  
   В темноте Бак повел четырех доу за длинной линией американских танков, припаркованных на возвышенности с видом на Падерборн.
  
   Другие племена разбили на ночь половинки укрытий, но Бак не хотел рисковать из-за погоды. Он положил глаз на конкретный танк в левом конце шеренги, который был шире остальных, предлагая больше места для сна между гусеницами.
  
   Он постучал прикладом винтовки по корпусу танка, чтобы привлечь чье-то внимание. Боб Эрли перегнулся через борт и посмотрел вниз из башни.
  
   "Не возражаешь, если мы переночуем здесь?" Спросил Бак.
  
   Эрли был не против. Он сказал, что разбудит их, если танку неожиданно придется двигаться.
  
   Бак заполз под танк, и его подопечные последовали за ним.
  
   Доусы, следующие за Баком, были заменителями грина, которых послали занять пустующие места в его полуприцепе. Теперь они были его обязанностью.
  
   Лейтенант Бум повысил Бака до помощника командира отделения, а сержант даже выделил ему собственную огневую команду - новичков, - в то время как сержант забрал оставшихся ветеранов, включая Байрона и Кэрриера.
  
   Мужчины расстилали одеяла на половинках укрытия, прежде чем улечься бок о бок между стенками колес. Низкий потолок напоминал лагерь в пещере, но земля была теплой от двигателя машины.
  
   Из сараев в соседней деревне доносились удары молотком и скрежещущие звуки, где механики готовили танки к бою. Один или два танка с грохотом проехали мимо, чтобы занять свои позиции в линии.
  
   Новички легко засыпали, но разум Бака был неспокоен. На рассвете они нападут на "нацистский форт Нокс", и теперь ему придется сражаться с новичками, висящими у него на поясе. Все они были рядовыми и напоминали Баку его самого, когда он впервые пришел в компанию, что не внушало доверия.
  
   Там был Клайд Рид, один из тринадцати братьев и сестер. Он был защищенным ребенком, и первое, что он сказал, когда встретил Бака, было то, что он "не хотел никого убивать".
  
   Был Дик Шнайдер, с необычной ненавистью к курице. Когда в ночь перед битвой на кухне грузовика в качестве бонуса подали горячий куриный ужин, Дик обменял свой на К-рацион.
  
   Там был Стэн Ричардс, стройный и тихий, который вел себя так, будто его винтовка М1 на самом деле не такая уж тяжелая.
  
   И там был Лютер Джонс, старший из группы в тридцать один год; он подзывал любого прохожего, чтобы показать фотографии своих детей дома, в Западной Вирджинии.
  
   Эти люди не были готовы к интенсивности бронетанкового столкновения, и Бак знал это. Лежа там, он беспокоился о выборе, с которым ему придется столкнуться на рассвете. Как он мог обезопасить себя - и своих людей? Когда полетят пули, кого он выберет?
  
  
   -
  
  
   Внутри "Першинга" над Баком Кларенс приготовился ко сну. Экипажу предстояло по очереди нести вахту у люка заряжающего, но его смена еще не наступила.
  
   Кларенс снял спинку своего сиденья и положил деревянную доску со своего места на место Эрли.
  
   Он скомкал одеяло, превратив его в подушку, выключил потолочный светильник и лег на спину, положив ноги на орудийную установку.
  
   Над ним нависал командирский люк, а танк под ним скрипел и шипел.
  
   По компании распространился слух, что немцы так и не обыскали тело Роуз. Очевидно, они не знали, что только что убили американца самого высокого ранга, который погиб от вражеского огня на европейском театре военных действий - и его отца.
  
   Корреспондент New York Sun вспомнил брифинг Роуза для репортеров перед рекордной поездкой в Падерборн:
  
  
   "Теперь это почти закончилось", - сказал один из нас. "Когда это произойдет, что ты собираешься делать?"
  
   "У меня есть сын", - сказал генерал. "Сейчас ему четыре года, и я его не знаю. Мы собираемся познакомиться, и это займет много времени".
  
  
   Теперь у его сына, Майка, не было отца, как и у Острия Копья.
  
   Помимо горя, которое подорвало боевой дух подразделения, смерть Роуз стала доказательством худшего страха Кларенса: это всего лишь вопрос времени.
  
   Никто не был неприкасаемым.
  
   Часто оказываясь на переднем крае боевых действий, Роуз был исключением из правил. Он был проблеском надежды для Кларенса и любого человека, который неоднократно сталкивался с врагом.
  
   Какими бы тяжелыми ни были царапины, если Роуз всегда приземлялся на ноги, то и любой солдат мог бы. Но эта вера умерла, когда тело генерала положили на обеденный стол в замке Хамборн.
  
   Вот к чему привело его лидерство.
  
   Вот что это дало Полу Фэйрклоту, когда он бежал к раненым в Монсе.
  
   Или Чарли Роуз, убитый в H èdr ée через полторы недели после рождения его сына.
  
   Или Билл Хей, который подорвался на мине в Гранд-Сарт, но не повернул назад.
  
   Или Роберт Бауэр, "студент колледжа" с шахматным набором в сумке в Блацхайме.
  
   Или Карл Келлнер, бывший продавец бакалейной лавки, который упал в поле зрения собора.
  
   Лидерство привело к тому, что они все погибли.
  
   И завтра на рассвете Кларенс снова будет вести. Люди были проинструктированы, танки заправлены топливом и набиты боеприпасами. Першингам предстояло возглавить оперативную группу против танковой бригады СС "Вестфален" в последнем крупном сражении Острия в войне, и, несомненно, враг нацелился бы на танк, стоящий впереди остальных, на тот, у которого самая большая пушка.
  
   Запертый в холодных стальных стенах "Першинга", Кларенс чувствовал себя так, словно это была ночь перед его собственной казнью. Он размышлял о двадцати одном году своей жизни и размышлял о будущей жизни, отсчитывая часы. Но между Кларенсом и осужденным было одно решающее различие.
  
   Армия не заперла его камеру.
  
   Люк был прямо там, в потолке, над его лицом. Он мог выйти, исчезнуть на день и прожить остаток своей жизни. Или он мог остаться и позволить судьбе привести его к своему концу.
  
   Там, в темноте, Кларенс искал ответ на загадку американского танкера:
  
   Зачем какому-то мужчине ради этого садиться в седло?
  
  
   ГЛАВА 22
   семья
  
  
   На следующее утро, 1 апреля 1945 г.
  
   Падерборн, Германия
  
  
   Легкая рота встретила рассвет на возвышенности с видом на Падерборн. Длинная шеренга танков тянулась на восток, рядом с бронетехникой двух других оперативных групп.
  
   Низко нависли темные тучи. Лишь тонкие лучи золотого солнца освещали далекие холмы и леса.
  
   На дальнем левом конце шеренги Кларенс нервно курил сигарету на месте командира "Першинга". Было около 6.15 утра, и Эрли отсутствовал на последнем инструктаже.
  
   Белый шарф Кларенса был повязан вокруг его шеи, готовясь к бою. Позади "Першинга" и каждого танка в очереди доу собирали свои рюкзаки и винтовки. Все моторы замолчали. Кларенс глубоко затянулся сигаретой. Даже никотин не мог успокоить его беспокойство. От открывшегося перед ним зрелища никуда не деться.
  
   Пушка "Першинга" указывала путь к Падерборну.
  
   Расположенный в двух милях от отеля старый немецкий городок выделялся подобно маяку среди окружающей темноты. Пятью днями ранее воздушный налет королевских ВВС растоптал белые дома Падерборна из бревен и разрушил готический собор, где когда-то стоял Карл Великий. Некоторые районы все еще тлели.
  
   Но опасения Кларенса были гораздо более насущными.
  
   Рота "Изи" занимала позицию для атаки железнодорожной станции Падерборн на юго-западной окраине города. Им было приказано занять железнодорожную станцию и удерживать ее до тех пор, пока их не сменит подкрепление. С тактической точки зрения железнодорожная станция была кошмаром танкера. Бронетехника противника могла использовать брошенные вагоны для маскировки и использовать длинные полосы путей и платформ в качестве тира.
  
   Однако достижение железнодорожной станции само по себе было бы битвой. Легкой роте сначала предстояло пересечь две мили опасных, изрытых бомбами полей, которые из-за ковровых бомбардировок стали напоминать лунный пейзаж. А затем компании пришлось бы пробивать аккуратный ряд домов с шиферными крышами, которые лишь частично пострадали во время бомбардировок.
  
   В отличие от других жилых домов, которые видел Кларенс, в этих не было простыней, свисающих с окон в знак капитуляции жильцов. И это само по себе было предупреждающим знаком.
  
   К этому времени Кларенс мог чувствовать врага даже там, где он не мог его видеть. Танковая бригада СС "Вестфален" была там, ожидая. Он мог чувствовать их. Выкуривая сигарету за сигаретой, Кларенс не мог отделаться от мысли: Почему? Они знают, что все кончено, почему они просто не позволят этому закончиться?
  
   Грохот за правым плечом Кларенса привлек его внимание. Неужели F-Company наконец пришла?
  
   Между ротой "Изи" и следующей оперативной группой по линии фронта пролегал разрыв. Ряд жизненно важных войск, принадлежащих оперативной группе X, включая "Шерманы" роты F и две роты "доу", все еще не достигли линии отхода.
  
   Вместо роты F на возвышенности появились четыре истребителя танков M36 Jackson. M36, каждый из которых был вооружен 90-мм пушками, прибыли, чтобы обеспечить огневую поддержку атаки роты Easy. Огневая мощь M36s пригодилась бы. Это было практически гарантировано, что Easy Company столкнется с вражескими танками.
  
   База Сеннелагер, "нацистский форт Нокс", находилась по другую сторону Падерборна, но Острие Копья туда не пойдет. На этот раз враг придет к ним. Немецкие бронетанковые школы на базе развертывали 25 танков, значительную силу в то время, когда у Германии на всем Западном театре было всего около 200 танков и бронемашин, действующих.
  
   "Садись в седло!"
  
   Бойцы роты "А" двинулись к своим танкам.
  
   Доус забрался на борт, чтобы доехать до железнодорожной станции, а люди на земле передавали пулеметы из рук в руки и бросали винтовки в ожидающие руки своих приятелей.
  
   "Не возражаете, если мы поднимемся на борт?"
  
   Кларенс оглянулся и увидел Бака и его четырех новичков, ожидающих за "Першингом". Они предположили, что он был командиром.
  
   Кларенс не возражал. Он щелчком отбросил сигарету и наклонился, чтобы помочь тесту.
  
   "Двигайтесь вперед", - посоветовал Бак новичкам, - "или поджарите свои задницы". Кларенс усмехнулся при виде четырех новичков, отскакивающих от решеток над радиатором.
  
   Эрли вернулся с инструктажа. Кларенс наклонился, чтобы хорошенько рассмотреть трубку своего командира, когда тот поднимался на борт. Все оказалось хуже, чем он думал. Трубка вибрировала между стучащими зубами Эрли.
  
   Кларенс пощадил бы команду и оставил это замечание при себе. "Где F-рота?" Спросил Кларенс. Их участок на стартовой линии все еще был пуст.
  
   Эрли покачал головой. Он сказал, что другая половина оперативной группы опоздала, но атака не могла ждать их.
  
   Кларенс выругался. Рота "Ф" должна была обеспечить безопасность аэродрома Падерборн - и любых сил, которые все еще были там размещены, - на пути к железнодорожной станции. Теперь "Изи Компани" придется проехать прямо мимо них.
  
   Батальонный капеллан, высокий, подтянутый, седовласый мужчина в накинутом на плечи пурпурном облачении, подошел к Першингам.
  
   "Как насчет благословения?" спросил он.
  
   Эрли не терпелось получить один из них. Он закричал внутри башни, что заставило экипаж высунуться из люков.
  
   Капеллан занял свое место перед танком и снял шлем. Кларенс и Эрли сняли головные уборы, когда Бак и молодые доусы столпились впереди, чтобы послушать.
  
   "Я просто хочу, чтобы вы все помнили, что сегодня Пасха, - сказал капеллан, - день, когда жизнь победила смерть".
  
   Пасха! В суматохе подготовки к битве Кларенс совершенно забыл о празднике. Он склонил голову вместе со своими товарищами-солдатами. Капеллан громко молился, прося Бога сделать экипаж своим инструментом для возвращения мира на его землю. Когда благословение было закончено, капеллан пожелал бойцам счастливого пути и перешел к следующему танку.
  
  
   Тишина воцарилась над автоцистернами и тестом.
  
   Кларенс наблюдал, как люди спускаются со своих "Шерманов" и собираются перед своими танками, в то время как другие стояли на месте, пока капеллан прокладывал себе путь вдоль строя. Некоторые мужчины преклонили колено, в то время как другие склонили головы, когда благословение капеллана прорезало тишину.
  
   Кларенса поразил вид неровных рядов людей, поднимающихся к своим "шерманам", силуэты которых вырисовывались на фоне солнца, поднимающегося у них за спиной.
  
   Он всегда сражался за свою семью. Они всегда были только впятером - Эрли, Смоки, Маквей, Деригги и он сам - против немцев. Но на Пасху 1945 года Кларенс впервые увидел картину в целом.
  
   Его семья была больше, чем просто люди в его собственном танке.
  
  
   -
  
  
   Крышки люков захлопнулись вверх и вниз по линии. Пришло время уходить. Кларенс повернулся к доусам, чтобы дать несколько советов на прощание.
  
   "Ребята, когда я выстрелю, вы будете чертовски напуганы, так что просто держитесь крепче".
  
   Бак поблагодарил его за предупреждение.
  
   Кларенс спрыгнул внутрь башни.
  
   Поле боя перед ним не несло ничего, кроме смерти, но Кларенс был именно там, где хотел быть. Пол Фэйрклот, Билл Хей, генерал Роуз - все они сделали выбор. И в то утро Кларенс тоже сказал: У нас самая большая пушка, наше место впереди.
  
  
   -
  
  
   Как только его часы пробили 6:30 утра, Эрли обратился к Маквею: "Заводи". Эта фраза осталась с первых дней, когда двигатель "Шермана" нужно было заводить вручную перед запуском.
  
   Двигатель "Першинга" взревел, оживая, быстро найдя свое звучание среди механической симфонии "Шерманов". Набожный католик, Маквей сегодня не произнес молитвы "Большая пуля". Капеллан уже сказал это лучше всех.
  
   Из "Шермана", стоявшего ниже по линии, Солсбери отдал приказ атаковать.
  
   С "Першинга" донесся рев лошадиных сил, когда он направился к домам. Следующий в очереди "Шерман" остановился примерно на десять секунд, прежде чем рвануться вперед. Десять секунд спустя взлетел следующий танк. И так далее по цепочке.
  
   Вместо того, чтобы идти в ряд, танки двигались по полю "левым эшелоном" под уклоном, чтобы каждый экипаж мог прикрывать фланги соседнего танка.
  
   Возможно, последняя великая победа войны была впереди формирования. Падерборн был спасательным кругом для немецких войск в Руре. Все - дорожное движение, железнодорожное сообщение, коммуникации - направлялось через Падерборн в остальную Германию. И город все еще может оказаться маршрутом отступления для 370 000 немецких войск из Рура - если только Острие Копья не доберется туда первым.
  
   Если бы дивизии удалось взять Падерборн и соединиться с "Адом на колесах", стальная стена была бы возведена. Они стали бы победителями в "крупнейшем сражении на окружение в истории", и Третий рейх был бы обречен на увядание на корню.
  
   Но сначала им нужно было добраться до железнодорожной станции Падерборн.
  
  
   -
  
  
   Бак цеплялся за башню изо всех сил. Когда слева от него промелькнула стена невысоких деревьев, он заметил, что на деревьях уже распустились цветы, несмотря на весеннюю погоду.
  
   Справа от него танки рванулись вперед, выставив орудия наподобие копий. Доу ехали, свесив ноги с бортов. Байрон, держа свой ЖЕЗЛ в вытянутой руке, ехал на соседнем танке вместе с другой половиной 3/2. Когда танки подпрыгивали на местности, его ледяные глаза встретились с Баком.
  
   Строй достиг окольцованных сажей воронок от бомб и промчался мимо одной пробоины от снарядов за другой. Бак крикнул: "Держитесь!" своим новичкам, когда их сильно толкнуло при движении танка. Препятствия замедлили движение "Першинга", но ненамного.
  
   На другой стороне Легкой роты, ближе к аэродрому, воронки были плотнее. Эти танки резко замедлились, поскольку их водители петляли взад-вперед, чтобы избежать пробоин.
  
   Если война действительно была почти закончена, танковая бригада СС "Вестфален" не получила памятку.
  
   Когда танки, пыхтя, проезжали мимо, вражеские солдаты поднимались из пробоин от снарядов, хватаясь за панцерфаусты.
  
   Взорвался находившийся вдалеке "Шерман". Его обломки были подброшены в воздух силой разорвавшегося топлива и боеприпасов.
  
   Бабло с соседнего танка запрыгнуло на башню и начало палить из пулемета, стремясь отомстить. Но его неповиновение было кратковременным. Из пробоины от снаряда вылетел "Панцерфауст" и пробил башню, сбив его на землю со смертельным ранением в голову.
  
   Даги открыли ответный огонь со своих насестов. Бак прижался к башне и открыл огонь по врагу. Новички, следуя примеру Бака, присоединились к стрельбе.
  
   Точность была невозможна, когда танки подпрыгивали на изрытой ямами местности. В течение нескольких секунд все немцы, которых они видели в воронках, были далеко позади.
  
   Еще один "Панцерфауст" пробил левую гусеницу "Шермана", в результате чего танк вышел из строя, а его водитель, находившийся за штурвалом, был убит или ранен. Оглушенные даги падали с бортов, и им пришлось убегать от поврежденного танка, который начал беспорядочно закручиваться. Если бы они не тщательно рассчитали время своего броска в безопасное место, они были бы раздавлены.
  
   Когда танк лейтенанта Бума обошел немецкий пулеметный расчет, с Бума было достаточно. Он крикнул командиру остановиться и спрыгнул на землю, чтобы продолжить бой с врагом. В последний раз его и его отделение видели бросающими гранаты в воронку, в которой укрылся немецкий орудийный расчет.
  
  
   -
  
  
   "Першинги" сбавили скорость еще больше, чтобы предотвратить распад строя. Бак поднялся с корточек, чтобы взглянуть на их продвижение. Аэродром проскальзывал справа. Несмотря на сопротивление, с которым они столкнулись, строй прошел более половины пути.
  
   Но они еще не были в полной безопасности.
  
   Без предупреждения десятки красных светящихся шаров вылетели с летного поля и по дуге направились к "Изи Роте". С позиций вокруг ангаров зенитный полк люфтваффе направил на них свои восемь 20-мм зенитных орудий.
  
   По всей роте пончики уменьшились в размерах. Бак и новички распластались на раскаленной машинной палубе, когда шары опустились на них. Шары набрали скорость. В последнюю секунду они размытым пятном пронеслись над танками и между ними, рассекая воздух.
  
   Пульсирующие снаряды нацелились на "Шерман" возле аэродрома, отбивая барабанный бой по его борту и выбивая тесто из спины, как будто по человеку щелкнул гигантский палец.
  
   Другой водитель был так напуган приближающимся огнем, что загнал свой "Шерман" в воронку от снаряда. С металлическим хрустом тесто полетело вниз головой через башню.
  
   Радист поднялся и захромал к укрытию в воронке, но снаряд свалил его всего в нескольких футах от безопасного места.
  
   Красный поток шаров пронесся вдоль и поперек и ленивыми дугами приблизился к Першингу.
  
   Бак схватился за свой шлем, когда снаряды упали перед танком, осыпая его грязью. Попадание пробило боковую броню "Першинга", обдав Бака и новичков волной искр.
  
   Бак пополз вперед к левой стороне башни, чтобы были видны только его ноги.
  
   "К черту все это!" - крикнул новичок. Схватившись за рукоятку на левой стороне корпуса "Першинга", новичок спрыгнул на землю и побежал вдоль танка, держа винтовку в другой руке.
  
   Другой новичок последовал его примеру и тоже спрыгнул с танка. Вскоре за ним последовал еще один. Не успел Бак опомниться, как все четверо новичков уже бежали рядом с танком. Он остался лежать там, где был, и отстраненно наблюдал.
  
   Светящиеся шары перестали поливать резервуары.
  
   Бак поднял голову. Что ослабило огонь немцев?
  
   Далеко позади него командование компенсировало отсутствие роты F, отправив "штурмовое отделение" из трех "Шерманов", вооруженных 105-мм гаубицами, для штурма аэродрома.
  
   Эрли молчал, когда скакал на голову выше башни. Подозрительно молчаливый.
  
   Кларенс не мог терпеть это так долго. "Как мы выглядим, Боб?" - спросил он.
  
   "нехорошо", - ответил Эрли.
  
   В строю оставалось всего около шести "Шерманов", и между ними были большие промежутки. За ними тянулась длинная вереница брошенных танков. Рота "Изи" была разделена пополам. И сражение только начиналось.
  
   Впереди и справа зеленая стрела вонзилась в строй на уровне земли. Сильный удар стали о сталь заставил Эрли пригнуться в поисках укрытия. Дальше по линии фронта "Шерман" был остановлен как вкопанный. Выстрел был ужасающе точным. Тревожные крики заполнили наушники Кларенса.
  
   Легкая рота продолжала пробиваться вперед, в то время как новые зеленые стрелы, щелкая, как кнуты для быков, пронеслись сквозь ряды и вылетели с другой стороны. Рикошет ударил в танк и с грохотом взмыл ввысь.
  
   Командиры доложили о вспышках выстрелов на восточной стороне железнодорожной станции. "Шерманы" вслепую стреляли в том направлении. Один экипаж повернул назад после остановки орудия. Солсбери попытался обуздать своих людей.
  
   Еще один "Шерман" остановился, получив тяжелое попадание. Экипаж выкатился из своих люков, прежде чем из башни вырвался фонтан пламени.
  
   Командир взвода истребителей танков М36 передал по радио предупреждение: они следили за вражескими танками. У Кларенса кровь застыла в жилах от этой новости. Экипажи М36 сообщили, что видели Тигра и что-то похожее на Пантеру, а также два самоходных орудия. Немцы вели огонь с северо-востока, где они были спрятаны на железнодорожной станции.
  
   Эрли искал цель в свой бинокль, но ничего не достигал. Кларенс все больше расстраивался. Единственное, что он увидел, были темные здания железнодорожной станции справа от домов.
  
   Оранжевые трассирующие пули пронеслись над "Легкой компанией" сзади, как пылающие стрелы. За правым плечом Эрли М36 вели ответный огонь со своего возвышения.
  
   Артиллеристы истребителей танков обрушивали залп за залпом снарядов на железнодорожную станцию. С расстояния 2600 ярдов они не могли видеть попадания своих снарядов, но это не помешало им коллективно выстрелить семьдесят раз.
  
   Кларенс проследил за полетом трассирующих пуль, когда они приземлились в тени железнодорожной станции.
  
   Направив снаряды в сторону, он прицелился в промежуток между зданиями. Было мало смысла стрелять, не видя цели. Прицельная сетка прыгала, что затрудняло прицеливание. Кроме того, эти немецкие командиры танков не испугались бы близкого промаха.
  
   Это были преподаватели школы, ветераны, которые переехали сюда со своими женами или подругами и сделали Падерборн своим домом. В танках, которые когда-то использовались для обучения водителей или артиллеристов, теперь они вели своих учеников в самый лучший класс.
  
   Палец Кларенса напрягся на спусковом крючке.
  
   Кем бы ни был враг и куда бы ни угодили его снаряды, ничто из этого не имело для него значения. У него было послание для немцев на железнодорожной станции: если бы он собирался умереть здесь, то не сидел бы с полным боекомплектом.
  
  
   -
  
  
   90-мм "Першинг" издавал один оглушительный рев за другим. Бак ухватился за кольцо рядом с башней и держался. Сильные дульные разряды хлестали его, "как мокрое кухонное полотенце", и он клялся, что его подняли с машинного отделения.
  
   В ушах Бака звенело, а легкие боролись за воздух. Его зрение расплывалось сквозь слезящиеся глаза. И хуже всего было то, что он не мог предвидеть следующего взрыва. Это может произойти в любой момент.
  
   У нас никогда не получится! Подумал Бак про себя.
  
   Экипаж "Першинга", должно быть, думал о том же. Двигатель танка внезапно выбросил поток тепла, когда он пронесся под ногами Бака. Сорокашеститонный танк рванулся вперед, выбивая за собой пучки травы. Соседние "Шерманы" тоже включили полный газ.
  
   "Поднимайтесь сюда!" Бак крикнул новичкам, все еще бегущим рядом с танком.
  
   Отложив винтовку в сторону, Бак наклонился, держась одной рукой за кольцо башни, и помог поднять новичка вверх и перебросить его через вращающиеся опорные колеса танка. Затем он схватил второго, и третьего, пока на земле не остался только один новичок.
  
   Последний новичок летел рядом с мчащимся танком, хотя и держался за рукоятку. Каждый раз, когда у него подкашивались ноги, он терял равновесие и возвращался к полету, отбивая пятками под себя. С помощью других новичков Баку удалось втащить его обратно на борт.
  
   Эрли поднялся с башни и крикнул растерянным доусам: "Приготовьтесь спешиться!"
  
   "Першинг" замедлил ход и остановился в пятидесяти ярдах от ряда домов - все еще в опасной близости от "Панцерфауста".
  
   Кларенс не видел в свой перископ ничего, кроме неприятностей. Враг вырыл окопы во дворах домов, и на уровне земли было движение. Головы в шлемах поднялись, чтобы взглянуть. На заднем плане немецкие солдаты метались между домами. Кларенс привел в действие спаренный пулемет нажатием на спусковой крючок. Режущие очереди заставили немецких солдат скрыться из виду.
  
   "Скажи тестяшкам, что дворы полны ими!" Сказал Кларенс.
  
   Эрли рискнул выйти наружу, чтобы быстро взглянуть, прежде чем вернуться. "Слишком поздно, они ушли", - сказал он. "Следи за огнем!"
  
  
   -
  
  
   Бак и его пожарная команда рванулись вперед, в то время как "Першинги" сдерживались. "Шерман" подъехал к соседнему дому и выпустил вторую половину "3/2". Район был слишком опасен для танков, пока доу не очистили дома.
  
   Немецкий пулемет посылал зеленые вспышки огня через дворы от дома в квартале справа. Бак спрыгнул на лужайку, где обычно стоял почтовый ящик. Двое новичков упали на землю рядом с ним.
  
   Двое других новичков не поняли сообщения и сломя голову бросились во двор.
  
   В этот момент их поразило осознание. Вокруг них были окопы. Окопы, полные немецких солдат. Новички просто стояли с ошеломленными выражениями лиц, когда пули разрывали воздух вокруг них.
  
   "Пригнись!" Закричал Бак.
  
   Один новобранец побежал к ближайшему окопу. Немец посмотрел на него снизу вверх, подняв руки в знак капитуляции.
  
   Новичок отчаянно махал винтовкой: Вон!
  
   Американец прыгнул внутрь, как только немец покинул окоп. Оказавшись перед выбором: сдаться или быть задавленным американскими танками, враг во дворах подчинился.
  
   Другой новичок исчез в ближайшем окопе.
  
   Справа подъехал еще один "Шерман", доставивший лейтенанта Бума со своим штабным отделением. Бак с облегчением увидел, что Бум догнал его.
  
   С тремя или четырьмя бойцами Бум атаковал дом, где стрелял вражеский пулемет. Они вышибли дверь, прежде чем исчезнуть внутри. Через несколько мгновений вражеский пулемет замолчал. Когда он снова появился, Бум жестом пригласил Бака и остальных присоединиться к нему.
  
   Бак подтолкнул двух своих новичков, чтобы те разогрели контуженое тесто. Затем он криком поднял другого новичка из его окопа.
  
   Бак остановился как вкопанный, пробегая через двор. Ему не хватало одного новичка.
  
   Он обнаружил пропавшего новичка в окопе слева от себя. Неопытный тестомес стоял лицом к лицу с немецким солдатом вермахта. Двое мальчиков, примерно одного возраста, прижимали винтовки к груди и дрожали в своих ботинках.
  
   Бак указал на винтовку немца, схватил ее за дуло и отбросил в сторону. Затем он наклонился и вытащил новичка за воротник, оставив немца позади.
  
   Ноги новичка двигались так медленно, что Баку пришлось тащить его вперед. Бак нырнул в дом, втягивая новичка внутрь за собой.
  
  
   ГЛАВА 23
   ВЫХОДИ И СРАЖАЙСЯ
  
  
   В то же утро
  
   Paderborn
  
  
   Бак ощутил огромное чувство безопасности внутри дома, как будто война осталась позади. Он перевел дыхание, пока новобранец, которого он спас, опирался о стену.
  
   Внутри гудело от активности более чем дюжины булочников. Байрон наблюдал за задней дверью из своего бара, пока Бум выставлял дозорных.
  
   Бак обнаружил на столе белый пасхальный кулич. Он был поражен, что никто - даже Кэрриер - к нему не притронулся.
  
   Входная дверь распахнулась, и вошел командир роты "А" - капитан в очках по имени Уолтер Берлин - в сопровождении других доу. Бак был рад видеть капитана Берлина; этот человек оказывал успокаивающее влияние. Снаружи с полей пешком возвращались доу и расчищали прилегающие дома.
  
   На вытянутом лице Берлина появилось озабоченное выражение, когда он принял вызов по радио. Он вернул наушники своему радисту и спросил: "Кто-нибудь знает, добрался ли наш "Першинг"?"
  
   "Да, сэр, мы въехали на нем", - сказал Бак.
  
   Берлин был освобожден. Два немецких танка были замечены движущимися среди зданий к востоку от них, где ранее стреляли из М36. Если бы они подошли еще ближе, "Першинг" был бы отчаянно необходим.
  
   Атака продолжалась бы.
  
   Капитан ознакомил лейтенанта Бума с планом штурма. За домом располагались железнодорожные станции. На фотографиях, сделанных разведкой, было видно стрелочное отделение на территории, которое обеспечивало наблюдение по всей длине путей. Буму было поручено взять двадцать человек для охраны распределительного пункта. Как только он это сделает, дружественные танки двинутся вперед.
  
   Нельзя было терять времени. Бак проверил свои боеприпасы и повернулся к своей пожарной команде. Четверо новичков стояли так близко друг к другу, что могли бы уместиться на диване.
  
   Бак предупредил новичков, чтобы они следили за расстоянием между собой, когда будут выходить на улицу. "Если там немецкий пулемет и вы сгруппированы, вы будете их первой мишенью".
  
   Около двадцати доу устремились к задней двери дома. Лейтенанта Бума среди них не было, он остался, чтобы ознакомить экипажи танков с планом роты "А". Вместо себя взводный сержант повел солдат к распределительному устройству, примерно в ста ярдах от них.
  
   Здесь было странно тихо, когда мужчины вошли на железнодорожную станцию. Позади них раздавался грохот сражения, где другие оперативные группы сталкивались с ожесточенным сопротивлением на другой стороне аэродрома. Никакие другие подразделения не достигли города и не достигнут в течение следующих трех часов.
  
  
   Бак и даги бросились вперед, не подозревая, насколько они были одиноки.
  
   Мужчины промчались мимо обходного пункта для локомотивов справа от них и продолжили движение. Впереди виднелось двухэтажное кирпичное здание стрелочного перевода.
  
   Бак оглянулся на своих новичков. Они последовали его совету до крайности, держась на расстоянии двадцати ярдов или больше друг от друга. Если бы расстояние между двумя тестяшками сократилось, каждый отчаянно отмахнулся бы от другого. В любом другом месте и в любое время Бак нашел бы забавное зрелище.
  
   Пончики пересекли несколько путей и подошли к задней двери распределительного пункта. Пути на противоположной стороне здания были забиты застрявшими вагонами. Промышленный пейзаж был усеян воронками от бомб.
  
   Бак и несколько доу ворвались в распределительный пункт, держа винтовки на прицеле. Первый этаж был без окон и пуст, за исключением нескольких бочек с припасами и одного-двух столов. Сквозь решетчатый металлический пол наверху они увидели, что второй этаж тоже пуст. В здании было чисто.
  
   "Hilfe!" Немецкий голос звал на помощь. "Hilfe!"
  
   Снаружи тест обнаружил тяжело раненного немецкого солдата. Его внесли внутрь и положили на бетонный пол. Бак съежился при виде того, как медик задрал его рубашку. Живот мужчины был разорван. Это выглядело так, как будто пуля или шрапнель попала ему в живот.
  
   Немец просил воды с протянутой рукой. Бак откупорил свою флягу, но прежде чем он успел дать врагу воды, медик остановил его: "Он умрет, но вода убьет его только быстрее". Баку было больно открывать свою флягу. Даже если это не помогло бы мужчине, он хотел немного утешить немца в его последние минуты. Немец откинул голову назад и снова начал стонать, пока медик ухаживал за ним, как мог.
  
   Бак заметил их как раз вовремя. Его новички пробирались вверх по лестнице, как мотыльки, привлеченные пламенем. Из широких смотровых окон на втором этаже падал косой свет.
  
   "Стоп!" Сказал Бак. Новички замерли на полушаге. Ключом к тому, чтобы смотреть наружу, было оставаться в стороне и выглядывать из окон из тени - чему новичкам еще предстояло научиться.
  
   Бак сдерживал их, пока трое опытных доу поднимались по металлической лестнице.
  
   Окна выходили на восток, вниз по длинным путям к железнодорожной станции викторианской эпохи с тремя крытыми открытыми платформами. Со своего более высокого места ветераны смотрели вниз на железнодорожные вагоны с открытым верхом, в которых были куски железной руды и вещество, похожее на почву цвета ржавчины.
  
   Внизу было какое-то движение.
  
   Примерно в тридцати ярдах от них в вагоне вспыхнул оптический прицел, когда немецкий снайпер вскинул винтовку к плечу. Мужчины пригнулись за мгновение до того, как пуля пробила стекло, расколов верхнюю часть оконной рамы. Трое ветеранов лежали наверху на животах, ругаясь после того, как были на волосок от поражения. Новички отступили со ступенек. "Вот почему!" Бак сделал им замечание.
  
   Отрывистый стук пуль привлек всеобщее пристальное внимание к северной и восточной стенам. Пули разбрызгивались по внешней стороне распределительного устройства. Стекло разлетелось вдребезги и дождем посыпалось из окон второго этажа, а поток пулеметной очереди прошил кирпичи.
  
   Немцы готовились к полномасштабной контратаке.
  
  
   -
  
  
   Лейтенант Бум, задыхаясь, ворвался в распределительное устройство. Он проинформировал сержанта взвода о том, что увидел снаружи. Немецкие солдаты высыпали со стороны железнодорожной станции и продвигались к распределительному устройству.
  
   В то утро доу сражались с люфтваффе и вермахтом. Но враг снаружи был солдатом другой породы, из тех, кто заперся в вагоне поезда с небольшим шансом на спасение. Многие солдаты, пробегавшие через железнодорожную станцию, носили руны СС в виде молнии.
  
   Бум уставился сквозь пол. Он двинулся к лестнице, не сводя глаз с широких окон.
  
   "Снайпер прицелился", - предупредил его бабл. Но это не остановило Бума. Бак попытался преградить Буму путь у подножия лестницы, но лейтенант пронесся мимо него. Он был полон решимости взять на себя ответственность и удерживать коммутатор, как было приказано.
  
   Бак схватил его за рукав. "Пожалуйста, не надо, лейтенант. Этот снайпер просто ждет".
  
   Бум высвободился и повернулся лицом к Баку. "Я должен увидеть, с чем мы столкнулись". Он сверкнул нервной улыбкой и продолжил подниматься по лестнице.
  
   Бака охватил ужас. Он знал Бума. И он знал, что Бум собирался предпринять. На первом этаже воцарилась тишина. Все посмотрели вверх, кроме Бака, который не мог заставить себя смотреть.
  
   Бум вскинул карабин к плечу, когда завернул за угол на верхней площадке лестницы. Мужчины могли видеть, как подошвы его ботинок проходят сквозь решетки. С телом звезды баскетбола он был долговязой мишенью.
  
   Бак вздрогнул, когда раздался выстрел. Бум рухнул спиной на пол, а его карабин и шлем загремели.
  
   Бак недоверчиво взглянул вверх. Мужчина выбежал на верхнюю площадку лестницы и вернулся, качая головой. Лейтенант Бум был мертв, ему прострелили горло. Оттуда пуля, вероятно, попала в его спинной мозг. У него не было ни единого шанса.
  
   Бак привалился к ближайшей стене, его шлем царапнул кирпич. Он закрыл лицо руками, охваченный водоворотом горя, страха и гнева. Он пытался помешать Буму доставить снайперу удовольствие.
  
   Бак пришел в себя и обнаружил, что новички смотрят на него в поисках руководства. Он вытер глаза и нос. Теперь на кону были все их жизни.
  
   Облако красной пыли от разбитых кирпичей просочилось вниз со второго этажа, когда пули продолжали осыпать здание. Их укрытие было разнесено на части.
  
   Сквозь грохот стрельбы сержант взвода связался по рации с капитаном Берлином, чтобы сообщить ему, что Бум мертв. Бак и другие прислушались к разговору взводного сержанта, в то время как несколько придурков следили за задней дверью. "Сэр, мы не можем вернуться, слишком жарко!" - сказал взводный сержант.
  
   Из того, что Бак смог собрать, у роты "А" не было людей, чтобы послать подкрепление, и поддержка с воздуха тоже не могла им помочь. Группа из восьми Р-47 только что поднялась над облаками, но не смогла снизиться из-за облачности.
  
   Бак прокручивал в голове их варианты побега.
  
   Где наши танки? подумал он. Затем Бак вспомнил. Чтобы танки продвинулись вперед, доу должны были первыми получить наблюдение за гусеницами. И этого не произошло.
  
   Желудок Бака сжался от осознания этого. Броня, которая привела их сюда, не придет им на помощь. Это просто не было частью плана.
  
  
   -
  
  
   "Першинг" на холостом ходу возвращался между домами, когда радиовызовы достигли ушей Эрли. Дуги в распределительном пункте обращались с мольбами о помощи ко всем, кто их слушал.
  
   Они отчаянно нуждались в поддержке танков, и в этом заключалась проблема.
  
   Дивизия бросила в атаку три тактические группы, но до Падерборна дошла только легкая рота.
  
   И сколько их танков прорвалось внутрь? Никто не знал наверняка. Танк Солсбери доковылял до домов, но не смог продолжить движение из-за механических проблем. Машина лейтенанта Стиллмана также была выведена из строя. Таким образом, офицеры передали командование последнему сержанту взвода, который еще оставался на ногах.
  
   Боб Эрли.
  
   Эрли потянулся за свиной отбивной. Он не мог просто сидеть и слушать, как его соотечественники-американцы терпят бедствие, независимо от того, в чем заключался план. "Мы продвигаемся к железной дороге", - объявил Эрли по радио. "Все, кто остался, присоединяйтесь к нам".
  
   "Першинг" покатился вперед, а Эрли стоял на голову выше своего люка.
  
   Справа от него из домов выехал 76-й "Шерман" с Редом Виллой в башне и Чаком Миллером у пулемета. Чуть дальше по линии появился второй 76-й. Его наводчиком был друг Кларенса рядовой Джон Данфорт. Двадцативосьмилетний техасец, сложенный как футболист, Данфорт был настолько широкоплеч, что ему пришлось повернуться, чтобы протиснуться в люк.
  
   Три танка. Три экипажа. Это было все, что могла собрать Легкая рота.
  
   Танки двигались медленно, бок о бок, приближаясь к распределительному устройству сзади. При виде американской бронетехники огонь противника ослаб, поскольку их пехотинцы укрылись.
  
   Каждый танковый стрелок следил за своим сектором. На левом фланге построения Кларенс прикрывал передний левый фланг. В среднем танке Чак Миллер целился вперед. Удерживая правый фланг, Дэнфорт наблюдал за правым фронтом.
  
   Танки едва преодолели первые гусеницы, когда Данфорт увидел неприятности.
  
   "Танк!" его командир передал тревогу по радио. "В час, за станцией".
  
   Все остановились. Эрли взмахнул биноклем.
  
   Вражеский танк выглянул из-за железнодорожной станции по ту сторону путей. Была видна только часть его лобовой брони. Его пушка, однако, была направлена в сторону распределительного пункта, который предоставил танкам Легкой роты возможность, как мы надеялись, произвести первый выстрел.
  
   76-мм орудие Данфорта рявкнуло и откатилось назад, в орудийный щит.
  
   Искры полетели от немецкого танка с дальней дистанции. Данфорт нанес лишь скользящий удар. Вражеский танк дал задний ход и скрылся из виду.
  
   Ненормативная лексика, оплакивающая упущенную возможность, пронеслась по американским радиоволнам, затем болтовня резко оборвалась.
  
   Вражеский танк был не один.
  
   Второй немецкий танк выкатился вперед с той же позиции, желая попытать счастья. Но Чак Миллер ждал его. "Шерман" Чака выплюнул длинную струю пламени, качнувшись назад на пятках. Трассирующий снаряд попал во вражеский танк, а затем срикошетил в небо, как безобидная сигнальная ракета - еще один удар, который не прошел навылет.
  
   Второй немецкий танк отступил, не сделав ни единого выстрела. О том, куда он переместится дальше, можно было только догадываться. Один немецкий гражданский позже напишет, что был свидетелем "непрекращающегося конфликта между стреляющими стальными гигантами".
  
   Эрли связался по рации с оперативной группой X из "Першинга". Они записали его сообщение в 8:51 утра: "Здесь по меньшей мере два вражеских танка, как обычно, наши выстрелы отскочили".
  
   Кларенс увидел достаточно. Теперь у нас есть два взбешенных немецких танка! Если они собирались стрелять, им нужно было оружие, которое убивало. Он направил 90-мм орудие в сторону станции и установил прицельную сетку там, где только что были вражеские танки.
  
   "Мой пистолет на месте", - сказал Кларенс Эрли. "Скажи парням, чтобы следили за флангами".
  
   Эрли передал по радио указания остальным. Но было слишком поздно.
  
   Справа спереди вырвался зеленый луч трассирующего снаряда. Танк Данфорта содрогнулся, когда от лязга стали, проходящей сквозь сталь, по железнодорожной станции пошла рябь.
  
   От звука удара волосы на затылке Кларенса встали дыбом. С Дэнфортом все было в порядке? Его взгляд переместился в поисках обзора. Шлепок по правому плечу вернул Кларенса к реальности.
  
   "Три часа!" Крикнул Эрли. Выстрел прозвучал с дальнего конца станции.
  
   Кларенс перевел орудие дальше вправо и прицелился сквозь крытые железнодорожные платформы. Немецкий танк уже исчез из виду.
  
   Кларенс почувствовал, как дрожь пробежала по его спине. Этот парень хорош .
  
   Со своего насеста снаружи Эрли считал вслух, когда экипаж Данфорта покидал свой танк. Наконец появился большой техасец, протиснувшийся на свободу. Некоторые из команды прихрамывали, когда бежали к коммутатору, но все они выбрались оттуда живыми.
  
   Пришло время вернуться к делу.
  
   Если вражеский командир был таким умным, каким считал его Кларенс, он мог перегруппироваться и атаковать с фланга.
  
   "Боб, смотри направо", - сказал Кларенс. "Он знает это место лучше нас".
  
   Эрли согласился с оценкой Кларенса.
  
   По радио донесся голос Виллы, звучавший неуверенно. Что теперь?
  
   Выбор был в руках Эрли. Они могли отступить, но отступление, скорее всего, придало бы врагу смелости захватить распределительный пункт. Или они могли бы стоять на своих местах.
  
   Эрли не колебался в своем решении. "Першинг" и "Шерман" протиснулись вперед мимо брошенного танка Данфорта, развернулись лицом к железнодорожной станции и остановились.
  
   На них смотрела развернутая на 180 градусов линия фронта.
  
   Бок о бок, с направленными вперед корпусами, орудия танков раздвинуты, как поперечные рычаги.
  
   Каждый мог покрыть только около половины поля боя, но это было лучше, чем убегать.
  
   С одним танком они никогда не смогли бы этого сделать.
  
   С двумя они просто могли бы продержаться.
  
  
   -
  
  
   Как будто кто-то позвонил в колокол, объявляя об открытии сезона на два оставшихся танка легкой роты. Пуля снайпера лязгнула по крышке люка. Эрли нырнул внутрь, чтобы укрыться.
  
   Пули с треском ударялись о башни. Когда к ним присоединились пулеметы, над открытыми люками танков взметнулся сноп искр. Немецкие солдаты пристреливались к командирам танков, стреляя из пробоин от снарядов и поднимаясь из вагонов. Из здания вокзала быстро замигали пулеметы.
  
   Вилла нырнул в свою башенку и захлопнул крышку.
  
   Эрли быстро протянул руку и дернул крышку. Прижавшись глазами к перископу, Кларенс не знал, с чего начать. Вспышки летели со всех сторон.
  
   Кларенс навел прицельную сетку на железнодорожный вагон. Его палец завис над соосным спусковым крючком, пока он ждал появления немецкого солдата.
  
   Затем он вспомнил. Он все еще мог дотянуться до них.
  
   Его палец нажал на спусковой крючок главного орудия, и 90-миллиметровый снаряд выплюнул бронебойный снаряд. Вагон поезда разлетелся вдребезги от удара, который поднял в небо облако красных минералов - и то, что осталось от вражеского солдата.
  
   Новый заряжающий, Мэтьюз, всадил в цель новый снаряд. Кларенс изменил прицел, и взорвался еще один вагон.
  
   Каждое красное облако, которое Кларенс поднимал в небо, удваивалось как дымовой сигнал врагу- "Выходи и сражайся!"
  
   Носовое орудие Смоки ожило, выпустив оранжевые трассирующие пули, которые усеивали товарные вагоны и поливали из шлангов пробоины от снарядов. Кларенс присоединился к соосному, и теперь два оранжевых шланга лились на дальность стрельбы. За ним последовал третий, и четвертый присоединился к отряду, когда танк Виллы добавил своей огневой мощи.
  
   Четыре оранжевых потока были прекрасны, когда они сплетались и перекрещивались друг с другом. Шум от множества выстрелов слился в один длинный разрыв, который звучал как рвущаяся ткань.
  
   Внимание Кларенса привлекла желтая фигура, летящая по воздуху. Слева спереди пятно упало прямо перед "Першингом", прежде чем взорваться ослепительной вспышкой. Кларенс отшатнулся от перископа, когда шрапнель ударила по броне танка. Он слишком хорошо узнал этот взрыв. Это был огонь из "Панцерфауста".
  
   Кларенс вернулся к своему перископу. Снаружи все еще сыпался пепел, когда с того же направления, что и первый, приблизился еще один "Панцерфауст".
  
   Желтоватая боеголовка парила над вагонами дальнего поезда, как футбольный мяч, пока у нее не закончилось топливо, и она приземлилась с новой вспышкой. Мгновением позже последовали другие боеголовки, оставляя за собой тонкие шлейфы черного дыма.
  
   Танк Виллы выдвинулся вперед, чтобы уйти с линии огня. Внутри башни Чак Миллер высматривал вражеские танки на станции. Солдат Panzerfaust он оставил Кларенсу.
  
   Кларенс проследил следы дыма до противоположной стороны путей, где железнодорожная станция примыкала к жилому району. Именно там вражеские солдаты врывались на пешеходный мост, стреляли, а затем отступали с линии огня, прикрываясь товарными вагонами.
  
   Кларенс неоднократно обстреливал мост пулеметным огнем. Но, несмотря на его усилия, немцы отказались уступить мост. Несколько смельчаков бросились вперед, сжимая в руках "Панцерфауст". Большинство было убито огнем Кларенса, но несколько человек смогли выстрелить в его направлении.
  
   С каждым танковым огнем, который устремлялся к "Першингу", Кларенс все больше впадал в отчаяние. Рано или поздно враг нанесет прямой удар.
  
   Кто-то должен был разрушить пешеходный мост.
  
   У Кларенса был план в голове, но это было рискованно. Для этого требовался осколочно-фугасный снаряд, а это означало, что им придется обойтись без бронебойного снаряда в казенной части - на мгновение, - оставляя их в стороне от немецких танков по соседству.
  
   Шрапнель застучала по броне "Першинга". Изнутри танка это прозвучало так, словно град стучал по жестяной крыше. Танкисты приземлялись все ближе и ближе к их позиции. Кларенс должен был действовать. "ОН!" Кларенс позвонил.
  
   Заряжающий потянул за рукоятку и открыл затвор. Он снял гильзу с черным наконечником за край, сложил ее, извлек осколочно-фугасный снаряд с серебряным наконечником и вставил его в казенник. Медленно тянулись секунды. Наконец, затвор с лязгом закрылся. Кларенс был при деле.
  
   Он навел прицельную сетку на центр переносицы, когда его палец напрягся на спусковом крючке. Именно тогда, когда он собирался нажать на спусковой крючок, он увидел это.
  
   Боеголовка "Панцерфауста" летела прямо на него, как в замедленной съемке.
  
   Кларенс ахнул. Все, что он мог делать, это смотреть. В последнюю секунду боеголовка опустилась. Белая вспышка заполнила весь перископ Кларенса, когда взрыв потряс танк. Сила сотрясения прошла прямо по 90-мм стволу, в результате чего пистолет выстрелил, даже не прикоснувшись к спусковому крючку.
  
   Пылающий шар газов вырвался из казенника и поднялся к Эрли. Командир взвыл от боли, когда пылающий шар опалил ему половину лица. Башня потемнела от дыма. Маквей и Смоки кричали.
  
   Кларенс наклонился, тяжело дыша.
  
   "Мы в огне!" Крикнул Эрли. "Спасайтесь!"
  
   Кларенс обернулся как раз вовремя, чтобы увидеть, как сапоги Эрли покидают башню. Солнечный свет хлынул внутрь, когда заряжающий распахнул свой люк и выбрался наружу.
  
   Вид дымящегося американского танка взбодрил врага. Пулеметные пули отбивали ровный ритм по лобовой броне.
  
   Кларенс вскарабкался обратно через башню и, выходя, схватил со стойки пистолет-пулемет Томпсона. Даже если бы ему пришлось бросить танк, он не сдался бы без боя.
  
   Он почувствовал горячее дыхание пролетающих пуль на своем лице, когда выходил с позиции командира. Кларенс упал на машинное отделение, затем скатился с задней части "Першинга", прежде чем тяжело рухнуть на землю между парами железнодорожных путей.
  
   Эрли и заряжающий помахали Кларенсу из дренажной канавы примерно в двадцати ярдах позади танка, чтобы тот приближался к ним. Пули цокали по пяткам Кларенса, когда он бежал в безопасное место, съезжая ногами вперед в канаву, как бейсболист, собирающийся забить домашнюю тарелку. Неглубокая впадина была всего около двух футов глубиной. Смоки и Маквей пропали без вести.
  
   Кларенс поднялся на край канавы и поискал своих друзей.
  
   Смертоносный поток зеленых пулеметных очередей все еще заливал "Першинг". Оба солдата отчаянно ползли под танком, выпрыгнув через аварийный люк в брюхе вместо того, чтобы перебраться через борта.
  
   "Вперед!" Крикнул Кларенс, махнув им в сторону безопасности.
  
   Смоки и Маквей бросились бежать. Когда они бросились к канаве, спотыкаясь и кувыркаясь на краю, Кларенс и остальные затащили их внутрь.
  
   Смоки лежал на спине и проклинал голубую полосу в небе.
  
   Эрли и другие заряжали патроны в свои пистолеты образца 1911 года, пока Кларенс приводил в действие свой "Томпсон". Возможно, им придется отстреливаться из этого трудного положения. Он мельком выглянул из-за края рва, прежде чем очередь немецких пуль заставила его снова нырнуть вниз. Зеленые трассирующие пули взметнули грязь всего в нескольких дюймах над его лицом и отразились от стальных рельсовых путей, как светлячки.
  
   Эрли стиснул зубы, ничего не говоря. Грудь Кларенса сдавило от страха.
  
   Башня танка Виллы моталась из стороны в сторону, ведя беспорядочный огонь от чистого отчаяния. Соосный снаряд долбил по орудийному щиту, а носовое орудие виляло и плевалось огнем. Внутри, без сомнения, было полно стреляных гильз.
  
   У них не было бы ни единого шанса в одиночку. Они не могли защищаться со всех сторон, и когда враг наступал с бронетранспортерами, последний танк замолкал.
  
   Пригвожденный к своей неглубокой могиле, Кларенс боялся, что конец близок. Это только вопрос времени . Это была мантра, которую повторял Кларенс, обвинение своих обстоятельств, и теперь пришло его время.
  
   И немцы тоже это поняли. Все было на виду.
  
   Брошенный и дымящийся "Першинг". Экипаж, зажатый, как крысы. Враг, должно быть, связался со своим командным центром на севере и призвал их направить большие орудия - "Ударить по ним сейчас!"
  
   Это было единственным объяснением того, что должно было последовать.
  
  
   ГЛАВА 24
   ГИГАНТ
  
  
   В то же утро
  
   Железнодорожная станция Падерборн
  
  
   Бак держал новичков рядом с собой, глубоко в тени распределительного пункта.
  
   Немцы приближались к их позиции.
  
   Пулеметные пули стучали по стенам, как будто искали вход. Панцерфаусты пробивали кирпичи, осыпая их струйками красной пыли. По словам одного из очевидцев, здание "разносилось на куски".
  
   Байрон и другие доу столпились в дверном проеме. По одному каждый мужчина совершал безумный рывок наружу и стрелял из-за угла, прежде чем, запыхавшись, вернуться в безопасное место.
  
   Раненый немец все еще умолял о помощи, но теперь он сосредоточил свои мольбы на Данфорте и его потрепанной команде, которые сидели у стены с пистолетами на коленях.
  
   Один из новичков Бака хотел прорваться тем же путем, которым они пришли. Но Бак удержал его от побега.
  
   "Тебя просто срубят!" Сказал Бак.
  
   Там, снаружи, смерть была повсюду.
  
  
   -
  
  
   Из канавы Кларенс тоже это увидел. Внимание немцев сместилось. Они пересекали пути и перепрыгивали через воронки от снарядов, останавливаясь только для того, чтобы выстрелить из своего оружия, когда они приближались к людям в распределительном пункте.
  
   План врага был очевиден: сначала уничтожить этот опорный пункт, а затем они могли бы заставить замолчать последний исправный танк и положить конец доблестной борьбе Чака Миллера и его команды.
  
   Кларенс прицелился поверх своего "Томпсона", готовый к тому, что первый немец бросится вперед с "панцерфаустом". Если немцы собирались добраться до Чака, им нужно было сначала пройти мимо него. Осматривая свое поле обстрела, взгляд Кларенса остановился на "Першинге".
  
   Подожди секунду.
  
   Танк все еще стоял на холостом ходу на месте, его пушка была направлена влево. Дым перестал подниматься, предоставляя ему четкое представление о повреждениях.
  
   Боже мой.
  
   Кларенс увидел причину для надежды.
  
   "Панцерфауст" не попал в ствол "Першинга", как он думал, только в дульный тормоз на кончике. Струя пылающей плазмы проделала в отливке отверстие, достаточно большое, чтобы через него проникал дневной свет, но, похоже, на этом ущерб и закончился.
  
   Кларенс привлек внимание экипажа к грохоту сражения- "Я думаю, что это орудие может стрелять!"
  
   Все подкрались к выступу, чтобы взглянуть. С такого расстояния было трудно сказать.
  
   Эрли прищурился на танк. Это было рискованно. Если бы ствол орудия был поврежден, снаряд мог бы преждевременно сдетонировать или застрять, что привело бы к попаданию заряда обратно в башню.
  
   Взгляд Кларенса метнулся от танка Виллы к доу, метавшимся и стрелявшим из распределительного пункта. Они не могли долго сдерживать немцев. Время было на исходе.
  
   "Трубка выглядит нормально", - сказал Кларенс.
  
   "Это чертовски рискованно", - сказал Эрли. Если бы они ошиблись, ошибка могла уничтожить весь экипаж. "Вы уверены?"
  
   Все взгляды обратились к Кларенсу. "Нет", - сказал он. "Но мы должны что-то попробовать".
  
   Смоки и Маквей были там, в Монсе, как и Эрли, с другой командой. Слова, слетающие с губ Кларенса, звучали очень похоже на слова кого-то, кого они когда-то знали.
  
   Пол Фэйрклот.
  
   "Тогда пошли", - сказал Эрли.
  
   Он выпрыгнул из канавы и пошел впереди, в то время как Кларенс и остальные последовали за ним в безумном порыве к "Першингу".
  
   Бесчисленные немецкие войска размахивали своими винтовками и пулеметами по бегущей американской команде с другого конца железнодорожной станции.
  
   Эрли забрался на борт и присел за башней, освобождая место для башенной команды. Он призвал их поторопиться.
  
   Пули просвистели над головой и зазвенели о "Першинг", когда Кларенс и заряжающий взобрались на башню и спрыгнули внутрь. Эрли последовал за ними и заглушил шум стрельбы, захлопнув крышку люка.
  
   Под "Першингом" Маквей пробрался к аварийному люку и, подтянувшись, забрался в танк, но Смоки отставал и изо всех сил пытался отдышаться.
  
   Маквей подключился к интеркому. Ему не терпелось сбежать от безжалостного огня.
  
   "Поставь нас туда с Редом", - приказал Эрли.
  
   "Першинг" покатился к одинокому боевому "Шерману", когда Маквей прибавил газу в двигателе. Никто не заметил пустого места Смоки.
  
   Не в силах втащить себя внутрь, носового стрелка тащило вперед на спине, когда он изо всех сил вцепился в аварийный люк под движущимся танком.
  
   "Остановись, черт возьми!" Смоки закричал в корпус.
  
   Маквей услышал его, оглянулся и понял, что Смоки пропал.
  
   Танк со скрежетом остановился, позволив Смоки забраться внутрь. Как только он благополучно оказался на борту, поток ругательств затопил интерком.
  
   Эрли спросил, что случилось. Кларенс изо всех сил старался не хихикать, пока Смоки объяснял.
  
   Эрли связался по рации с Виллой. Его голос был деловым. "Мы вернулись", - сказал он. "Они сбили нас, но не вывели".
  
   В голосе Виллы звучало облегчение, когда он приветствовал возвращение команды.
  
   Вскоре после того, как "Першинг" снова начал катиться, Кларенс попросил Эрли остановиться. Он заметил пулеметное гнездо, мигающее рядом со станцией, одно из тех самых орудий, которые целились в них во время их броска к танку.
  
   По команде Эрли "Першинг" приземлился и остановился примерно в тридцати ярдах позади "Шермана" Вильи и немного левее его.
  
   Кларенс потребовал фугасный снаряд.
  
   Заряжающий дослал новый патрон, и затвор захлопнулся. Палец Кларенса замешкался на спусковом крючке. Стрелять было чертовски рискованно. Если бы ствол был сломан, они бы не выжили, чтобы понять, что были неправы.
  
   Эрли открыл свой люк, чтобы разглядеть в бинокль Кларенса.
  
   Именно тогда он услышал это. Безошибочно узнаваемые звуки скрежета металла о металл и шлепков стальных гусениц по земле. Хриплое рычание разгоняющегося двигателя. Эрли оглянулся через правое плечо. Шум раздавался примерно в пятидесяти ярдах позади них.
  
   Что-то двигалось по коридору между зданиями железнодорожной станции, что усиливало звук и направляло его в их направлении.
  
   "ТАНК!"
  
   Кларенс услышал вызов и почувствовал тяжелую хватку Эрли на своем правом плече, сигнал к повороту башни. "Пять часов", - сказал Эрли.
  
   Кларенс не мог поверить своим ушам. В пять часов? Кто-то был практически позади них.
  
   Кларенс так сильно повернул турель вправо, что чуть не сломал рукоятку пистолета, и турель взвыла, признавая приказ.
  
   "Что это?" Спросил Кларенс.
  
   Эрли ответил словом, которого боялся каждый американский танкист: "Пантера".
  
   Внезапно Кларенсу стало холодно.
  
   Бормотание Эрли, конечно, не помогло. "Быстрее, быстрее, быстрее". Эрли держался над вращающейся башней, бессильный что-либо сделать, кроме как наблюдать.
  
   Коричневато-зеленая Пантера прорезала тени, приближаясь к круглому дому. Это было так близко, что не было необходимости в бинокле.
  
   Кем бы ни был вражеский командир, он был профессионалом. Ему не только удалось обойти их с фланга, он подкрался с заранее установленным оружием. Башня "Пантеры" уже была повернута на девяносто градусов вправо, в позицию для быстрого бортового залпа.
  
  
   С точки зрения Эрли, что-то не сходилось. "Першинг" был более близкой целью, но пистолет "Пантеры" был направлен в другую сторону. Эрли проследил траекторию прицеливания противника в заднюю часть танка Виллы.
  
   Немец, вероятно, получил радиограмму о том, что "Першинг" брошен, его экипаж ищет убежища в канаве. И "Шерман" созрел для добычи.
  
   Но это было десять минут назад.
  
   Итак, Першинги восстали из мертвых. И Пантера обратила на это внимание.
  
   Внутри вражеского танка экипаж, вероятно, убеждал своего наводчика перевести прицел на "Першинг", танк с пушкой, поворачивающейся в их сторону. Конечно же, пистолет "Пантеры" начал поворачиваться влево, в то время как пистолет "Першинга" повернулся вправо, оба пистолета повернулись друг к другу, как закрывающиеся ворота. Кто-то не собирался уезжать от этого.
  
   Внутри башни Кларенс не отрывал глаз от перископа. Он смотрел, как мимо проплывает железнодорожная станция с ее платформами и путями, прежде чем вспомнил: у них был заряжен не тот снаряд.
  
   Осколочно-фугасный снаряд был закреплен в казеннике. Это была достаточная огневая мощь, чтобы уничтожить пулеметное гнездо. Но "Пантеру" это не покалечило бы.
  
   Нужно убрать пушку! В панике подумал Кларенс. "Приготовить прицел!" - крикнул он заряжающему.
  
   Юноша снял с подставки снаряд T33 с черным наконечником, ожидая замены снаряда.
  
   "Пока нет", - сказал Кларенс. "По моему вызову".
  
   Замена снаряда потребовала бы времени, а у Кларенса не было ни секунды свободной. Ему пришлось бы делать это иначе, чем любой инструктор когда-либо мечтал преподавать в артиллерийской школе.
  
   Над башней Эрли хранил молчание. Он чувствовал, что у Кларенса, должно быть, был план. Если бы он этого не сделал, все они были бы уже мертвы.
  
   Кларенс протянул левую руку и схватился за штурвал, который контролировал наведение пушки, ожидая, когда он впервые увидит "Пантеру".
  
   Справа от поля зрения Кларенса появился коричневато-зеленый танк.
  
   Кларенс крутанул маховик подъема против часовой стрелки, используя каждую унцию мышц.
  
   Снаружи танка 90-мм пушка опустилась, целясь в землю, а башня продолжала вращаться, пока не достигла "Пантеры".
  
   90-мм орудие взревело.
  
   Снаряд HE вонзился в землю перед "Пантерой", подняв серое облако пепла и пыли в лицо вражеского танка. "Пантера" на мгновение скрылась за облаком.
  
   Внутри башни Кларенс поправил рукоятку пистолета - он повернул башню достаточно далеко.
  
   "Сейчас!" - крикнул он.
  
   Заряжающий загнал снаряд AP в открытую казенную часть. Крутанув штурвал возвышения, Кларенс вернул 90-мм пушку в горизонтальное положение. Он перевел взгляд на перископ.
  
   Огромная, угловатая фигура Пантеры появилась снова, когда облако пыли улеглось. Ее ружье все еще вращалось, черное дуло искало его.
  
   Палец Кларенса нажал на спусковой крючок.
  
   90-мм ствол заговорил с оглушительным треском. Ослепительная вспышка осветила оба танка.
  
   24-фунтовый снаряд, вращаясь в воздухе со скоростью 2774 фута в секунду, преодолел расстояние в мгновение ока.
  
   Сноп искр вырвался из наклонной передней брони "Пантеры", когда снаряд пробил более чем пять с половиной дюймов стали и продолжал проникать в внутренности танка.
  
   "Попадание!" Эрли восторженно закричал. Заряжающий засунул еще один снаряд в казенник.
  
   Палец Кларенса завис над спусковым крючком в редкий момент нерешительности.
  
   Подожди.
  
   Когда пыль вокруг вражеского танка осела еще больше, он увидел фигуры - экипаж "Пантеры". Они выпрыгивали из башни, и водитель открывал свой люк.
  
   В броне "Пантеры" между тем местом, где когда-то сидели водитель и радист, зияла черная дыра, но пожара не последовало.
  
   Водитель перевалился через борт танка и убежал в тыл.
  
   Кларенс проследил за его отступлением через прицел перископа. Инстинкты взяли верх. Вражеский солдат был ниже по рангу, человек, который всего несколько мгновений назад пытался убить Кларенса и его команду.
  
   Водитель исчез за своим танком, затем снова появился слева от него, бездумно следуя по дороге обратно тем путем, которым он приехал.
  
   Возможно, он был ранен или находился в шоке, потому что пошатнулся и упал на дорогу. Кларенс перевел взгляд на прицел с 6-кратным увеличением и навел прицельную сетку на мужчину.
  
   В этот самый момент немец обернулся и уставился на Першинга.
  
   Увеличенный прицел приблизил его лицо, как будто Кларенс стоял в нескольких футах от него. Водитель был молодым, с каштановыми волосами. Его глаза наполнились отчаянием, когда он осознал свою ошибку.
  
   Кларенс уравновешивал силу жизни и смерти в своем указательном пальце. С помощью нескольких фунтов давления его коаксиал мог стереть с лица земли еще одного вражеского солдата.
  
   В конце концов, таковы были его приказы. Это тоже было его обязанностью.
  
   Но Кларенс увернулся.
  
   Сражался до конца. Убивал до конца. Это то, что они делали. Немцы, с которыми он сражался все эти месяцы.
  
   И он не собирался становиться кем-то вроде них.
  
   Кларенс передвинул рукоятку пистолета влево. 90-миллиметровый ствол соскользнул с человека и остановился, его дульный тормоз качнулся, как кивок.
  
   Это был сигнал. "Пантера" вышла из войны, и этого было достаточно для Кларенса.
  
   Взгляд немецкого водителя изменился. Он встал и убежал, не веря своим глазам.
  
  
   -
  
  
   Эффект от выстрела "Першинга" эхом прокатился по железнодорожной станции. Немцы могли видеть свою выведенную из строя "Пантеру", застывшую в поражении, с открытыми люками. И они могли слышать грохот двух американских танков, которые приняли на себя все, что в них бросали, и все еще отказывались уходить.
  
   Враг прекратил наступление, и их огонь прекратился. Здесь не оставалось ничего, что могло бы победить.
  
   Словно потянутые за ниточки марионеткой, немецкие войска отступили обратно через железнодорожные пути в жилой район на другой стороне.
  
  
   -
  
  
   Двигатель "Першинга" дрогнул и остановился после того, как он вернулся к распределительному устройству, припарковавшись примерно в тридцати ярдах перед брошенной "Пантерой". Танк Виллы остановился рядом с "Першингом", прежде чем его двигатель тоже заглох. Оба американских танка были покрыты серебристыми пятнами от пуль или шрапнели.
  
   Звуки стрельбы переместились вглубь Падерборна.
  
   Цепочка измученных доу из роты "А", не оглядываясь, побрела от распределительного пункта. Наконец-то пришло облегчение. "Шерманы" роты F с двумя ротами доу захватили железнодорожную станцию, захватив при этом девяносто три пленных, прежде чем продолжить зачистку города.
  
   "Было отвратительно наблюдать, как погибал Третий рейх", - писал немецкий сержант. "Ни один из его лидеров не подошел к окопам, чтобы защищать его до последнего человека, как они обещали. Все они покинули свои посты и бежали, боясь быть привлеченными к ответственности, или трусливо покончили с собой ".
  
   Кларенс спустился с башни и присоединился к своей команде, когда они осматривали отверстие в дульном тормозе. Еще дюйм в сторону, и боеголовка "Панцерфауста" угодила бы в сам ствол. Его авантюра с выстрелом из пистолета окупилась, но это было рискованнее, чем даже он представлял.
  
   Все еще потрясенный испытанием, Эрли попыхивал своей трубкой. Он никогда не видел ничего подобного первому выстрелу Кларенса, преднамеренному промаху. Позже он, не колеблясь, скажет ему об этом.
  
   Если бы Кларенс потребовал замены снаряда, как только понял, что был заряжен не тот боеприпас - как учили делать артиллеристов, - он обрек бы себя и весь свой экипаж на смерть.
  
   Но, к счастью, Кларенс никогда официально не обучался на стрелка.
  
   Команда "Красной виллы" собралась вокруг "Першинга" и его танкеров. Чак Миллер с кривой улыбкой подошел к Кларенсу. "Я слышал, ты промахнулся с первого выстрела", - сказал Чак.
  
   "Да, но не второе!" Сказал Кларенс.
  
   Чак рассмеялся и крепко обнял своего друга.
  
   Данфорт вообще обошел собрание. Прихрамывая на поврежденную ногу, он проложил путь прямо к своему брошенному "Шерману", третьему танку, который он потерял на войне, и одному из более чем шестисот "Шерманов", которые "Spearhead" списал бы в утиль - большинство из любой американской дивизии.
  
   Широкоплечий техасец протиснулся внутрь башни и появился мгновением позже с бутылкой в руке. Данфорт нашел Кларенса в толпе танкистов и подарил ему бутылку шампанского.
  
   Кларенс был удивлен этим жестом. Шампанское было из отеля "Дом".
  
   "Мой последний", - сказал Данфорт. "Я приберегал его для чего-то особенного". Он поблагодарил Кларенса за спасение его жизни. "Эта Пантера пришла не для того, чтобы брать пленных", - сказал он.
  
   Быстрое мышление Кларенса дало Данфорту новую жизнь, но ни один из них не мог знать, насколько недолгим будет этот срок. Через два дня Данфорта повысят в звании и дадут ему командование его собственным танком, а через три дня после этого его "Шерман" проедет перед немецким танком, пересекая небольшую деревню.
  
   Он был убит в возрасте двадцати восьми лет. Четвертый танк Данфорта стал для него последним.
  
  
   -
  
  
   Бак задержался в распределительном пункте еще долго после того, как все остальные ушли.
  
   Глаза лейтенанта Бума были закрыты, но Бак опустился на колено рядом с его телом и заговорил с ним, как будто он все еще был жив. Бак сказал Буму, что все выжили, и поблагодарил его за то, что он сохранил их в безопасности.
  
   Бума похоронят на американском кладбище Нидерландов, рядом с могилой генерала Роуза, и его имя в последний раз появится в газете его родного города, но не в колонке спортивных новостей, где оно появлялось обычно.
  
   На этот раз в печати появились его имя, фотография и подпись: "Приносит жертву".
  
  
   -
  
  
   Вернувшись в штаб-квартиру A-Company - дом с нетронутым пасхальным пирогом - Бак обратил свой взор на любопытное зрелище, открывшееся в квартале к востоку. Подбитый немецкий танк перегородил дорогу, словно застыв в движении.
  
   Байрон задержался поблизости, выглядя скучающим, поэтому Бак окликнул его. Дуэт отправился на разведку, сопровождаемый новичками.
  
   Бак с благоговением посмотрел вверх, стоя рядом с вражеским бегемотом.
  
  
  
   Тигр I
  
  
   Это был Tiger I, самый легендарный танк Германии времен войны, чудовищная машина, которая выглядела так, словно была высечена из каменной глыбы. Его переплетающиеся колеса были обмотаны гусеницами, которые вставали Баку на дыбы по грудь. Байрон обошел "Тайгер", пока новички взбирались на борт. Танк был замаскирован листвой, и, что любопытно, его ствол был уменьшен менее чем наполовину от первоначальной длины.
  
   Бак предположил, что "Першинг" уничтожил "зверя". Более поздние источники приписали его уничтожение авиации, хотя в то утро ни один самолет не атаковал. Разбитый ствол танка намекал на возможное объяснение. Немецкий экипаж, возможно, потерпел механическую поломку и вывел из строя свой собственный танк с помощью взрывчатки, когда покидал машину.
  
   Суматоха слева от "Тигра" привлекла внимание Бака. Танковый расчет Легкой роты толкал немецкий танковый расчет к кирпичной стене здания. Они искали одного конкретного человека.
  
   Грубый американский танкист с Глубокого Юга, похожий на Бака, выделил немецкого командира танка и повалил его на землю. Затем он начал пинать его снова и снова. Команда немца наблюдала, бессильная вмешаться.
  
   Бак выругался. Разве не было уже достаточно насилия? Он сказал новичкам, что они, возможно, захотят отвернуться.
  
   Бак и Байрон двинулись следом за разъяренной американской командой. Бак ожидал увидеть руны СС на воротнике немца, но увидел только серебряные черепа танкистов. Этот человек был танкистом вермахта, вероятно, командиром "Тайгера".
  
   Остальная часть экипажа американского танка поощряла оскорбления. Бак бросил на Байрона взгляд, который спрашивал: Стоит ли заступаться? Байрон пожал плечами в ответ.
  
   Может быть, танкисты потеряли приятеля тем утром?
  
   Солдаты и танкисты, все истекли кровью, занимая железнодорожную станцию. Рота "А" понесла семнадцать потерь, а Легкая рота - пятнадцать, не говоря уже о пяти подбитых танках и других выведенных из строя. В течение следующих двух лет "Шерманы" будут ржаветь на полях Падерборна.
  
   Разгневанный танкист выхватил свой пистолет образца 1911 года. Даже его собственная команда уступила ему место, когда он направил его на немца. Танкист покраснел, когда пистолет задрожал в его руке.
  
   "Вам не нужно этого делать", - сказал Бак вслух. Даже собственная команда танкера согласилась с Баком. Немецкий командир с колен снял фуражку с козырьком и взмолился о пощаде.
  
   Байрон что-то увидел и начал качать головой - Нет, нет, нет. Он не мог отвести своих бледно-голубых глаз от лица немецкого командира. Это было лицо, которое врезалось ему в память. Он узнал бы это где угодно.
  
   Грубый танкист дослал патрон в пистолет, но прежде чем он смог сделать хоть одно движение, Байрон встал между стрелком и его целью. Это был дерзкий ход. Невозможно было сказать, на что был способен этот разъяренный человек. Байрон внимательнее присмотрелся к немцу, прежде чем повернуться лицом к разъяренному американцу.
  
   "Не стреляй в него", - умолял Байрон.
  
   "Какого черта, парень?" - спросил танкист. "Ты любитель фрикаделек?"
  
   "Этот парень спас мне жизнь, " сказал Байрон, " и если ты уберешь этот чертов пистолет от моего лица, я расскажу тебе об этом".
  
   Танкист недоверчиво хмыкнул, но все равно опустил пистолет. Бак почувствовал, как его захлестнула волна облегчения.
  
   Байрон рассказал, как он и несколько других доу были схвачены и вынуждены рыть себе могилы, когда командир немецкого танка - этот самый человек - проезжал мимо, увидел, что происходит, и предотвратил их казнь.
  
   Бак был поражен откровением своего друга. Тем не менее, он встал на сторону Байрона с поднятыми ладонями. "Он говорит правду". Бак сказал, что слышал ту же историю от нескольких других членов их отряда.
  
   Глаза американского танкиста метались туда-сюда между Баком и Байроном. "Вы уверены, что это тот самый фриц?" он спросил.
  
   Байрон был уверен и вернул вопрос обратно к танкисту. Как он мог забыть человека, который спас ему жизнь?
  
   Заправщик чуть не сплюнул, убирая пистолет в кобуру. "Уберите его с моих глаз, пока я не передумал".
  
   Байрон подтащил немецкого командира к его товарищам по заключению. Экипаж американского танка двинулся дальше, их гнев утих. Бак и Байрон задержались с пленными, пока кто-то не пришел за ними.
  
   Немецкий командир положил руку на плечо Байрона. "Спасибо", - сказал он по-английски.
  
   Байрон кивнул мужчине.
  
   Когда Бак и доус вернулись в штаб-квартиру, Байрон был бледен как полотно и не мог идти дальше. Он сел на бордюр, его губы дрожали. Байрон закрыл лицо руками, когда все эмоции, которые он сдерживал, хлынули наружу.
  
   Бак дал своему другу немного пространства.20
  
  
   -
  
  
   Пока Бак и отделение готовились к следующему раунду, в Падерборне были слышны взрывы "Панцерфаустов". Враг вел задерживающие действия, чтобы остатки танковой бригады СС "Вестфален" могли отступить на восток. Но худшее было позади.
  
   Железнодорожная станция принадлежала им. Как и аэродром. И это был только вопрос времени, когда Падерборн тоже станет их собственностью. Дивизия была настолько уверена в своей победе, что направила оперативную группу на запад, в Липпштадт, где разворачивалась история.
  
   Вскоре должен был прозвучать радиовызов: "Острие вызывает электростанцию", и в 15:45 танкисты Острия пожмут руки танкистам Ада на колесах, чтобы завершить возведение стальной стены вокруг Рура.
  
   Награда? Более 325 000 немецких военнослужащих, включая двадцать шесть генералов и одного адмирала, оказались в ловушке внутри "Рурского кармана". Это было бы большим ударом для врага, чем потери под Сталинградом или в Африке.
  
   9 апреля в Америке распространился слух, что армия решила переименовать Рурский карман; отныне он будет известен как "Карман Розы", в честь генерала Роуза.
  
   А из Падерборна Острие копья покатилось бы на восток, где они столкнулись бы лицом к лицу с преступлениями нацистского режима. У подножия гор Гарц две оперативные группы должны были освободить концентрационный лагерь Дора-Нордхаузен, освободив рабов со всей Европы, включая еврейских заключенных, переведенных из Освенцима, в то время как оперативная группа Кларенса разрушала стены близлежащих медных рудников Сангерхаузена, освободив пятьсот британских и русских военнопленных.
  
   Что касается Берлина, люди Острия Копья никогда бы и в глаза не увидели вражескую столицу. Генерал Омар Брэдли подсчитал, что битва за Берлин может стоить американцам 100 000 жертв - "довольно высокая цена за престижную цель", - и Эйзенхауэр согласился. Руководство остановило бы Острие Копья на реке Эльба, в шестидесяти шести милях от Берлина, предоставив Гитлера русским.
  
   Но все это должно было произойти.
  
   Бак переходил от Клайда к Дику, от Стэна к Лютеру, проверяя уровень их боеприпасов и находя его тревожно низким. Недоуменно качая головой, он обратился к ним с речью: вы ожидали, что немцы поделятся?
  
   Если бы его старые одноклассники проголосовали в тот день снова, Бака больше не выбрали бы мальчиком с лучшим характером.
  
   Он стал бы кем-то лучше.
  
  
   -
  
  
   "Пантера" притягивала Кларенса, как магнит. Он медленно приближался к немецкой военной машине. Ее броня была изъедена предыдущими потасовками, а линии сварных швов тянулись вверх, как шрамы.
  
   Кларенс почувствовал рваную пробоину от снаряда. Его пуля пробила нагрудник Пантеры насквозь, обнажив толстую темную сердцевину, похожую на угольную жилу.
  
   Кларенс забрался на борт. Слой циммерита под его ботинками был шершавым, как будто танк был сделан из бетона, а не из стали. Люк механика-водителя был открыт. Он посмотрел за танк в том направлении, куда скрылся его водитель. Но улица была пуста.
  
   Над корпусом, где должен был сидеть радист / носовой стрелок, Кларенс преклонил колено. Он видел, как все члены экипажа "Пантеры", кроме одного, выбежали наружу после его попадания. Он должен был знать.
  
   Он поднял крышку люка.
  
   Внизу молодой немецкий танкист мертво сидел на своем сиденье. Он был светловолосым, со светлыми глазами, которые оставались открытыми, как будто он только спал и скоро проснется.
  
   Кларенс не съежился при виде человека, которого он убил. Он не потерял самообладания. Он даже не отвел взгляд. Он просто хотел поговорить со своим поверженным врагом. Он задавал ему один простой вопрос: Почему?
  
   Зачем сражаться до последнего часа, до последнего вздоха, пытаясь убить его и его друзей? Война была проиграна. Почему ты просто не позволил этому закончиться?
  
   Образ мыслей врага был таким, который он никогда не поймет. Пытаться не было смысла.
  
   Кларенс сосредоточился на черной кобуре на боку мужчины. Он сунул руку внутрь и вытащил пистолет немца. Это был "Вальтер Р-38" с нацистскими клеймами и всем прочим. Кларенс вытер пистолет о свой комбинезон и засунул его под куртку танкиста.
  
   Это принадлежало ему по праву, он боролся за это.
  
   Когда-то он был грузчиком, но не больше.
  
   Теперь он был наводчиком танка.
  
   Кларенс закрыл люк.
  
  
   ГЛАВА 25
   ВОЗВРАЩЕНИЕ ДОМОЙ
  
  
   Девять месяцев спустя, канун Рождества 1945 года
  
   Аэродром Мурмелон-ле-Гран, Франция
  
  
   Вечеринка в столовой базы была в самом разгаре. Густав нес тарелки с горячими пончиками, проходя между столами, заполненными празднично одетыми американскими солдатами.
  
   На спине его зеленой американской тренировочной формы были вышиты высокие черные буквы: "PW", сокращение от "военнопленный". Столовая напоминала пивную с высокой деревянной крышей. Стены были украшены гирляндами. Сотни разговоров заглушали музыку военного оркестра, который играл праздничные мелодии со сцены. Снежные вихри расчерчивали темноту за окнами.
  
   Когда-то Мурмелон-ле-Гран был домом для эскадрилий P-47, а теперь стал переходным лагерем для американских солдат, покидающих Европу или начинающих свои поездки с оккупационными силами.
  
   Ужин закончился, и пришло время десерта. Густав весело подал пончики - простые, посыпанные сахарной пудрой - на стол для солдат. Американцы были благодарны. Другие немецкие военнопленные наливали кофе из нержавеющих кувшинов, и запах заполнил комнату.
  
   Специальностью Густава в кухонной бригаде было приготовление пончиков - занятие, которым он дорожил. Ему платили 80 центов в день за его работу, и эта работа давала неоспоримые преимущества - он мог есть столько пончиков, сколько хотел.
  
   Он ни капельки не скучал по дому. Он отправил своей семье открытку через Красный Крест, чтобы они знали, что он жив и здоров. Он пережил Эндкампф, и это было все, что имело значение. Сопротивление в те первые пять месяцев 1945 года стоило Германии более 1 миллиона бойцов - 25 процентов от тех, кто погиб за всю войну, - не говоря уже о 3 миллионах солдат, попавших в русский плен. Из этих несчастных 1 миллион никогда не вернется.
  
  
   -
  
  
   Когда Густав впервые попал в плен, он думал, что не проживет и недели.
  
   Из Кельна его и Рольфа перевезли поездом через Бельгию. Они ехали, съежившись от холода, в вагоне с открытым верхом примерно с пятьюдесятью другими военнопленными. Если заключенный осмеливался лелеять мысль о том, чтобы выпрыгнуть, мельком взглянув через борт машины, американский охранник производил предупредительные выстрелы из пулемета над головами каждого.
  
   На полпути через Бельгию поезд остановился, и военнопленным подали суп без мисок и посуды. Густав и другие использовали свои фуражки в качестве мисок, но суп быстро пропитался тканью.
  
   Весть о поезде, перевозящем немецких военнопленных, распространилась по деревням вдоль маршрута.
  
   Со своей позиции в середине вагона Густав и Рольф увидели бельгийских гражданских лиц, ожидающих на приближающемся путепроводе с кирпичами в руках. Это не может быть к добру, подумал Густав. Он не до конца осознавал опасность, в которой находился, пока сверху на них дождем не посыпались кирпичи. Густав и Рольф прикрыли головы. Из-за инерции поезда кирпичи пролетели мимо вагона Густава и попали в вагон позади них, убив нескольких военнопленных.
  
   Нападение повторилось на следующем путепроводе. И на следующем за ним.
  
   По прибытии в лагерь немцев разделили. Эсэсовцы пошли в одну сторону, солдаты вермахта - в другую. Ряды еще больше разделились, и Рольф кивком попрощался с Густавом. С тех пор Густав не видел своего друга.
  
   Американцы оказались не готовы к огромному количеству захваченных ими пленных. В результате пайки военнопленных были скудными. Обычно им выдавалась одна буханка хлеба в день, разделенная между десятью мужчинами. Военнопленные заболевали от недоедания, часто на грани смерти.
  
   Сочувствие было в дефиците. Для своих американских надзирателей в то время немцы не были сослуживцами или человеческими существами - они были военными преступниками. После окончания войны Густав нашел объяснение враждебности. Его и других военнопленных согнали в лагерной кинотеатр и показали пленку, снятую в недавно освобожденном концентрационном лагере.
  
   С 1933 года нацисты говорили Густаву и другим немцам, что концентрационные лагеря - это тюрьмы для дегенератов общества. Но фильм показал другую реальность, намного худшую, чем все, что Густав мог себе представить. Это было отвратительно, и Густав закрыл лицо руками. Пока он сражался на передовой, нацисты творили геноцид.
  
   В конце концов Густав нашел сочувствие там, где меньше всего этого ожидал.
  
   Из-за своего маленького роста - его сочли неподходящим для дробления камней при строительстве дорог - Густав был назначен в кухонную бригаду, где он подружился с афроамериканским солдатом, пока тот убирал за мужчинами подносы после еды. Густав был озадачен тем, что белые и черные американцы сидели отдельно. Его новый друг объяснил сегрегацию следующим образом: "Вы заключенный номер 1, а мы заключенные номер 2!"
  
   Когда Густав убирал с подносов черных солдат, он обнаружил кое-что любопытное - нетронутые кусочки еды по углам. Намазанное арахисовое масло. Ломтик фрукта. Несколько крекеров. Густав съел остатки, когда его охрана не смотрела. Черный солдат подмигнул Густаву, и другие черные солдаты кивнули ему. Остатки были не случайны.
  
   Их щедрость помогла бы ему выстоять.
  
  
   -
  
  
   Это было девять месяцев назад. Теперь вечеринка была в разгаре. Когда Густав собирал пустые тарелки, чтобы наполнить их пончиками, он заметил, что его охранник переходит от заключенного к заключенному.
  
   Что-то было не так?
  
   При каждом приеме пищи охранник шептал сообщение, и военнопленный бросал все свои дела и возвращался к стойке концессии. Охранник подошел к Густаву и сказал ему, что он может посетить линию раздачи еды. Густав не понял.
  
   "Сегодня вечером всем будет то же самое", - сказал охранник - приказ командира.
  
   Густав клялся, что ему это приснилось.
  
  
   -
  
  
   Щедрость в очереди за едой была обильной. По мере того как Густав переходил от станции к станции, повара - его товарищи-военнопленные - доверху наполняли его поднос индейкой и всеми гарнирами.
  
   В конце очереди он оказался перед выбором: пиво в бутылках? Или банка колы?
  
   Другие военнопленные заняли места в конце стола с солдатами, но Густав колебался. Разрешено ли это? он спросил себя.
  
   Солдаты, казалось, не возражали. Охранники тоже, которые переключили свое внимание на группу. Итак, Густав сел и попробовал свой первый кусочек индейки. Оно было поджаристым, мясистым и изумительным. Пресные рационы последних нескольких месяцев сделали его еще вкуснее.
  
   Густав выбрал колу. Он никогда раньше не пробовал консервированный напиток. Когда он осторожно открыл крышку, кола зашипела. Густав сделал глоток и чуть не закашлялся от газировки.
  
   Это был единственный лучший глоток, который он когда-либо делал.
  
  
   -
  
  
   В столовой воцарилась тишина, когда лидер американской группы привлек всеобщее внимание, постучав по микрофону. Солдаты опустили кофейные чашки, а вилки военнопленных завис над ужином.
  
   Лидер группы попросил аудиторию подпевать вместе с ними следующей песне. Это была "Тихая ночь", австрийская рождественская песня, сочиненная в начале 1800-х годов.
  
   Лидер группы перевел название, чтобы немцы его поняли - "Stille Nacht".
  
   Густав был удивлен. Американцы хотели, чтобы они тоже пели?
  
   Музыка начала разноситься по столовой.
  
   Поначалу мелодию исполняли только американские голоса.
  
  
   Тихая ночь. Священная ночь.
  
  
   Густав посмотрел на военнопленных по бокам от себя. Несколько человек присоединились к пению американцев.
  
  
   Все спокойно-Alles schläфутов.
  
   Все ярко -эйнсам вахт.
  
  
   С каждым куплетом к припеву присоединялось все больше немецких голосов, и два языка смешивались в похожем на пещеру зале.
  
   Густав обрел свой голос и подпевал.
  
  
   Heav"nly hosts sing Alleluia-Tönt es laut von fern und nah.
  
   Христос Спаситель родился!-Christ, der Retter ist da!
  
   Христос Спаситель родился -Христос, дер Реттер ист да.
  
  
   Когда песня продолжалась, глаза Густава увлажнились слезами. Он промокнул их, но слезы продолжали скатываться, несмотря на его усилия.
  
   Звук того, как все поют вместе, сказал ему, что это правда.
  
   Война действительно закончилась.
  
  
   Два месяца спустя, в феврале 1946 г.
  
   Густав шел по пустой дороге, когда солнце садилось у него за спиной.
  
   Последние мили были самыми длинными. И самыми тяжелыми.
  
   Непрекращающийся холодный ветер пронесся по равнинам северной Германии. Погода обычно дула с севера, как будто бурное море находилось сразу за горизонтом.
  
   Густав нес свои пожитки в маленькой сумке через плечо. Дом его детства находился в центре британской зоны оккупации, поэтому именно их войска доставили его в ближайший город и освободили.
  
   Густав мерил шагами оставшиеся пятнадцать миль до дома, низко опустив голову. После того времени, которое он провел в плену, свобода казалась ему неестественной. Это было подавляюще и неудобно, как зуд, который он не мог полностью почесать.
  
   Он оставался в Мурмелон-ле-Гран в качестве добровольца, работая вплоть до дня закрытия лагеря. Он даже интересовался возможностью эмигрировать в Америку. Одно время существовала программа, которая позволяла военнопленным искать там убежища, но она быстро закончилась после того, как слишком много немцев подали заявления.
  
   Жизнь военнопленного была проще. Он знал, как начнется день, как он закончится, и где будет его следующая еда.
  
   Густав опасался возвращаться домой. Было слишком много вопросов. Что ждет его завтра? Как он мог просто возобновить свою жизнь, как будто ничего не произошло?
  
   Часть его хотела, чтобы он мог продолжать идти вечно.
  
  
   -
  
  
   Семья Шефер заканчивала свою дневную работу в поле, когда увидела приближающегося Густава.
  
   Они побросали свои инструменты и побежали к нему. Отец Густава бросился к ним. Каким-то чудом русские освободили его из плена из-за его возраста.
  
   Лицо Густава просияло, когда он обнял свою семью - прошло два года с тех пор, как они были вместе. С тех пор, как он видел его в последний раз, брат Густава стал выше Густава. Его бабушка и дедушка плакали, держа его на руках. Мать Густава потащила его за руку к ранчо. Она заявила, что они отпразднуют этот вечер ветчиной, шнапсом и хлебом с кусочками сливочного масла.
  
   Когда его мать вошла в дом, она щелкнула выключателем. Зрелище было чудесным.
  
   Лампочки освещали всю комнату.
  
   Густав восхищался зрелищем дома своего детства, освещенного ярким светом. Тем летом его семья вложила свои скудные сбережения и подключила к дому линию электропередачи.
  
   Густав не мог перестать улыбаться, рассматривая новые лампочки вблизи.
  
   Казалось, что тьма войны осталась далеко позади.
  
  
   ГЛАВА 26
   ПОСЛЕДНЯЯ БИТВА
  
  
   Тридцать семь лет спустя, зимой 1983 г.
  
   Форт-Майерс, Флорида
  
  
   Кларенс в легком ритме крутил педали своего трехколесного велосипеда cruiser на дорожке через дюны. Тропические кусты проносились мимо с обеих сторон, когда дюны спускались к белому песку пляжа Форт-Майерс.
  
   Кларенсу было шестьдесят, он лысел и загорел с головы до ног. Он вел флоридский образ жизни, носил только самое необходимое - шорты, туфли-лодочки и большие солнцезащитные очки.
  
  
  
   Кларенс и Мельба
  
  
   Среди этого рая голубого неба и высоких облаков Кларенс обрел покой.
  
   Его жена Мельба ехала рядом с ним на таком же велосипеде.
  
   Всего через несколько недель после того, как Кларенс вернулся с войны, он столкнулся на местном катке с Мелбой - молодой поклонницей, которая прислала ему домашнюю помадку, когда он участвовал в боевых действиях. Ей было восемнадцать, она была миниатюрной, с ангельскими щечками и нежными глазами. Она часто носила бант в своих вьющихся каштановых волосах. Они поженились в течение года и с тех пор жили прекрасной жизнью.
  
   Когда Кларенс ушел в отставку с поста руководителя промышленного цементного завода в начале того же года, пара стала snowbirds. Теперь они делят свое время между передвижным домом во Флориде и еще одним в Пенсильвании, где проживали их две дочери.
  
   И они катались на роликах. Они брали коньки с собой в багажнике своего зеленого универсала Rambler, когда отправлялись в поездку. Они принадлежали к скейт-клубу в Пенсильвании и вместе с другими парами посещали "Вечера стариков" на катках, где все еще играла живая органная музыка. Мельба умела кататься задом наперед, но у Кларенса были проблемы с координацией. Единственный способ, которым он мог осуществить то, что, казалось, было для нее таким естественным, - это когда Мелба поддерживала его за руки.
  
   Кларенс держался и не оглядывался назад.
  
   В эти его золотые годы война, казалось, была далеко позади.
  
  
   Двенадцать лет спустя, ноябрь 1996
  
   Кларенс вышел из своего трейлера в Палмертоне, штат Пенсильвания, прохладным осенним утром. Трейлерный парк "Форрест Инн" был аккуратным и прибранным, спрятанным под сенью деревьев.
  
   Кларенс направился к ряду почтовых ящиков у входа в парк. Каждый день на протяжении прошлой недели он одержимо проверял почту, надеясь, что она придет.
  
   Сегодня был тот самый день. Оно наконец прибыло. Посылка была размером с книгу, но даже держа ее в руках, он нервничал.
  
   Мельба была на побегушках, поэтому в трейлере было тихо. Кларенс развернул упаковку, в которой оказалась видеокассета VHS под названием "Сцены войны". Пятьдесят один год он ждал, чтобы увидеть содержание этой записи. К тому времени, когда Кларенс вернулся из Европы, фильм Джима Бейтса о боях в Кельне исчез из кинотеатров и нигде не был найден.
  
   До сих пор.
  
   Боевой товарищ прислал письмо, в котором предупредил Кларенса о местонахождении записи. По-видимому, Бейтс хранил личную копию фильма и недавно пожертвовал ее своей местной библиотеке в Колорадо-Спрингс, штат Колорадо, и библиотека подготовила документальный фильм, используя отснятый материал. Кларенс, не теряя времени, заказал копию.
  
   Но теперь, с кассетой в руках, Кларенса одолевали сомнения.
  
   Это плохая идея?
  
   В течение пятидесяти одного года он вел эпическую битву воли. Если по телевизору показывали фильм о войне, он переключал канал. Когда четвертого июля прогремел фейерверк, он закрыл окна. На его машине не нашли бы номерного знака 3-й бронетанковой дивизии, поэтому никто не стал бы задавать вопросов или выяснять правду: раны все еще были там.
  
   Кларенс все еще мог моргать и видеть Пола Фэйрклота, лежащего вверх ногами на берегу, когда из обрубка его ноги хлестала кровь. Даже все эти годы спустя он представлял себе торс танкиста во время резни в Уэлборне, поджаренный, как "запеченный окорок", на праздничном столе. И он видел события в Блатцхайме, где целой команде пришлось работать сообща, чтобы вытащить мертвого приятеля из своего танка после того, как сила сотрясения от попадания снаряда раздробила его кости, превратив человека в желе - его удерживала только кожа.
  
   Несмотря на свои опасения, Кларенс вставил кассету VHS в проигрыватель.
  
   Это просто ностальгия, сказал он себе. Это безвредно.
  
   В конце концов, его родители тогда смотрели этот фильм. Так насколько же это могло быть плохо?
  
   Кларенс нажал на воспроизведение. Черно-белая пленка Бейтса замерцала, когда начался документальный фильм.
  
   Кларенс наблюдал, как бабло продвигается по улицам Кельна, стреляя из автомата с бедра. Диктор пронзительным голосом рассказывал пьесу за пьесой, в то время как саундтрек оркестра усиливал напряжение.
  
   Шпили собора вырисовывались огромными.
  
   На кадрах видно, как "Першинг" работает на холостом ходу, преследуя кого-то или что-то.
  
   Кларенс нетерпеливо наблюдал. Это было похоже на открытие капсулы времени.
  
   На экране появился массивный перекресток с четырьмя дорогами. Кларенс узнал это место. Район Гереон находился на другой стороне, где немецкий танк укрылся за зданием. Бейтс навел камеру на то место, где только что стоял вражеский танк, надеясь увидеть его еще раз. Вместо этого он снял нечто совершенно неожиданное, драматическое событие, которое снова застало Кларенса врасплох, спустя все эти годы.
  
   Черный автомобиль Opel P4 внезапно вылетел на перекресток слева, ведя машину на бешеной скорости.
  
   Кларенс подался вперед на своем сиденье - он помнил это.
  
   Пулеметные очереди преследовали машину. Промахи отскакивали от улицы, как камни от воды. Клубы пыли - признак попаданий - поднимались от самой машины.
  
   Пленка замерцала....
  
   Сражение на экране закончилось, и обстановка изменилась. Бейтс следовал за тем, как "доу" защищали противоположную сторону перекрестка. Он направил камеру на изрешеченный пулями автомобиль, который остановился у бордюра. Трое американских медиков уже нашли одну жертву - мужчину, который лежал мертвым за рулем, убитый выстрелом в голову. Его личность стала известна за прошедшие годы.
  
   Он не был нацистским генералом, скрывающимся от правосудия, как думал Кларенс в то время. Водителем был Майкл Деллинг, владелец продуктового магазина. Он был простым гражданским, пытавшимся спастись от окружавшей его резни.
  
   Кларенс уставился на экран, ошарашенный тем, что он видел.
  
   Пленка замерцала....
  
   Со стороны пассажира медики ухаживали за второй жертвой. Молодая женщина лежала на спине, прислонившись к бордюру. Ее глаза были закрыты, и она едва дышала.
  
   Кларенс в ужасе наблюдал. Тогда он видел только мелькание ее длинных вьющихся волос и задавался вопросом, не сыграли ли с ним злую шутку глаза. Теперь сомнений не было.
  
   Медик, покуривая трубку, расстегнул куртку женщины, обнажив светлый свитер с вышитыми цветами. Медик проверил, нет ли под свитером входных или выходных ран, прежде чем перевернуть женщину на бок с помощью своих коллег-медиков. Когда он поднял ее свитер, он обнаружил, что ее бледная кожа была испачкана кровью.
  
   Тогда Кларенс ничего подобного не видел. Он был слишком занят наблюдением за вражескими танками. Он не видел выражения поражения на лице медика после того, как тот перевязал раны женщины. Он не заметил, как мужчина проверил пульс, прежде чем нежно опустить ее руку. Машина оградила Кларенса от душераздирающих подробностей, но это не помешало Джиму Бейтсу постоянно снимать, чтобы люди в тылу могли увидеть трагическое лицо войны.
  
  
  
   Американские медики ухаживают за Кэти Эссер
  
  
   Пленка замерцала....
  
   Двое медиков отошли, чтобы присоединиться к доусам, в то время как третий остался с раненой женщиной. Оставшийся медик достал из машины портфель, прежде чем положить его женщине под голову в качестве импровизированной подушки. Затем он нашел куртку, чтобы накинуть на нее как одеяло. Свернувшись в позе эмбриона, женщина смотрела в объектив Бейтса стеклянными глазами.
  
   Она умирала, и никто ничего не мог для нее сделать. Но, как показал документальный фильм, это не помешало медику попытаться сделать ее последние минуты немного менее болезненными.
  
   В портфеле, лежавшем у нее под головой, лежали ее письма, фотографии и диплом по домоводству. Она не была Золотым фазаном или любовницей генерала. Она была невинной молодой женщиной, продавщицей бакалейной лавки по имени Кэти Эссер, которая умрет вскоре после того, как Бейтс опустит камеру.
  
   Кларенс наклонился вперед и выключил телевизор.
  
   Он недоверчиво уставился на черный экран, его грудь тяжело вздымалась, когда им овладела мысль: Я убил ее?
  
  
   Десятилетие спустя
  
   Кларенс никогда не представлял, что в свои восемьдесят лет он будет бояться темноты. В детстве ночное время никогда не пугало его, но сейчас он лежал без сна рядом с Мелбой, боясь закрыть глаза.
  
   Полноценный ночной сон теперь был исключением из правил, с тех пор как он впервые увидел документальный фильм о Бейтсе. За те несколько часов, которые ему все-таки достались, Кларенсу часто снилось, что он бродит пешком по Кельну, пытаясь добраться до безопасного места. Но каждый звук или тень, за которыми он гнался, приводили его обратно к черной машине, где он снова находил Кэти умирающей на обочине. Каждый раз, когда он натыкался на ее тело в своих снах, он резко просыпался, весь в поту.
  
   Это было не похоже ни на одно травмирующее воспоминание о войне, которое он пережил. Это не было каким-то пыльным, затянувшимся воспоминанием из 1945 года. Это чувство вины было свежим, родившимся в тот момент, когда ее лицо появилось на экране его телевизора.
  
   И мучения не ограничивались ночной темнотой. Они часто выливались на дневной свет. В любой конкретный день Кларенс сидел на своем диване, вялый от недостатка сна. Его руки дрожали. Он был раздражительным, обескураженным и подавленным.
  
   И он страдал молча. Мелба была рядом с ним, обычно свернувшись калачиком вокруг подушки, но искра исчезла из ее глаз. Она была во власти болезни Альцгеймера. Иногда она узнавала лицо Кларенса. Его голос все еще оказывал успокаивающее действие, когда она волновалась. Но после шестидесяти одного года брака она забыла его имя.
  
   Кларенс колебался и знал это. Он обещал Мелбе, что никогда не поместит ее в дом престарелых, но забота о ней отняла у него те немногие силы, которые у него были. Это был только вопрос времени, когда его усталость приведет к болезни, и болезнь заберет и его тоже. Если он собирался быть там, чтобы заботиться о Мелбе до конца, Кларенс знал, что должен как-то привести себя в порядок.
  
   Прошлое могло разрушить настоящее - он видел, как это случалось раньше.
  
   Когда капитан Солсбери, командир роты Кларенса, вернулся домой с войны, он закончил Йельский университет, поступил на юридический факультет Колумбийского университета и стал юристом в престижной нью-йоркской фирме.
  
   В конце ноября 1950 года он провел выходные в особняке своих родителей на Лонг-Айленде. В субботу он играл в теннис, а в воскресенье ужинал с матерью и отцом, генералом Национальной гвардии в отставке.
  
   На следующее утро, когда его отец открыл гараж, он был сбит с ног потоком выхлопных газов. В гараже всю ночь стояла машина. Внутри был его сын Мейсон.
  
   Командир Кларенса покончил с собой в возрасте тридцати лет. Никто не предвидел, к чему это приведет. Когда позвонила пресса, генерал Солсбери намекнул на содержание записки, которую оставил Мейсон. Как написал один репортер, "Генерал Солсбери сказал, что после войны его сын все больше впадал в депрессию из-за потери друзей на поле боя".
  
   Пережив больше столкновений с немецкими снарядами, чем он мог сосчитать, капитан Солсбери был выслежен и зарублен невидимым убийцей: моральные потери войны.
  
  
   Примерно пять лет спустя
  
   Кларенс шагал по стерильным коридорам больницы VA в Уилкс-Барре, Пенсильвания. Он бывал здесь уже столько раз, что знал коридоры наизусть.
  
   До этого психиатр из Вирджинии диагностировал его симптомы и назвал ему имя демонов, которые не давали ему спать по ночам: "ПТСР". Посттравматическое стрессовое расстройство. Его психиатр прописал ему успокоительную таблетку и еще одну от депрессии, которая помогла бы ему уснуть. Лекарства маскировали его боль, но никакая дозировка не могла стереть его чувство вины. Итак, его психиатр убедил Кларенса попробовать другой подход к лечению своих проблем.
  
   Когда Кларенс приблизился к открытой двери конференц-зала, изнутри полилась оживленная беседа. Вот-вот должен был начаться сеанс групповой терапии. Внутри собралась группа незнакомцев - в основном ветеранов войны во Вьетнаме и представителей нового поколения, воевавших в Ираке или Афганистане.
  
   Кларенс замедлил шаг и остановился за дверью. Он заставил себя зайти так далеко, но теперь он колебался. Все мужчины там были моложе его. С чего бы им хотеть слышать о проблемах старика? Особенно когда раны их войн все еще были такими свежими.
  
   Ему было неловко. Он был ветераном Второй мировой войны - у него не должно было быть ПТСР. Все его сверстники разобрались со своими проблемами шесть десятилетий назад. И они сделали это без необходимости сидеть в кругу незнакомцев.
  
   Если это то, что они сделали, то это то, что он сделал бы.
  
   Прежде чем он смог пересмотреть свое решение, Кларенс продолжил идти, прямо мимо открытой двери.
  
  
   -
  
  
   С блокнотом в руке Кларенс просматривал фильм Бейтса в поисках подсказок.
  
   Он раздобыл оригинальную видеозапись без купюр из Национального архива и теперь просматривал ее снова и снова, пытаясь найти объяснение тому, что на самом деле произошло в тот день так давно.
  
   Может быть, это была не его вина? Может быть, кто-то другой застрелил Кэти и ее водителя?
  
   В фильме было показано несколько доу с таким же типом пулемета, как у него. Кларенс отслеживал их движения от кадра к кадру, делая паузы, чтобы делать заметки.
  
   Что насчет Смоки? Смоки, в своей роли носового наводчика, целился в ту же зону обстрела. Позади них стояли еще три танка "Шерман".
  
   Кларенс прокрутил фильм в замедленном режиме, отслеживая траекторию трассирующих пуль, чтобы выяснить правду: действительно ли пули, убившие Кэти, были выпущены из его пистолета? Но его поиски ответов были безрезультатными. Независимо от того, сколько раз Кларенс смотрел фильм, в нем был показан только один и тот же удручающе узкий фрагмент поля боя.
  
   Если бы только он мог поговорить с кем-нибудь, кто был там. Но Бейтс, Смоки, Эрли и остальная команда к тому времени умерли от старости. Чак Миллер был все еще жив, но он был припаркован за "Першингом" и не видел, как машина выскочила на перекресток и попала под обстрел.
  
   Затем, как гром среди ясного неба, Кларенса осенила идея. Прозрение. В тот день был кто-то другой, другой мужчина, державший палец на спусковом крючке.
  
   Немец.
  
   Кларенс видел поток зеленых трассирующих пуль противника, хотя пленка Бейтса не смогла этого запечатлеть. Но к тому времени, как "Першинг" проехал мимо рухнувшего здания, вражеский танк ускользнул. Кларенс всегда предполагал, что кто-то другой закончил работу, которую он начал, и подбил вражеский танк за следующим поворотом. Но что, если он ошибался?
  
   Что, если бы немец из того танка выжил?
  
   Что, если бы он был все еще жив?
  
  
   Более года спустя, 21 марта 2013
  
   Холодным зимним днем Кларенс снова стоял перед Кельнским собором.
  
   Пронизывающий ветер пронесся по огромной площади. Если бы облака над головой внезапно разорвало шквалом, он бы не удивился. Кларенс поднял воротник своей серой спортивной куртки армии США. Сочетание нервозности и холода заставляло его нервничать. Давным-давно он сражался здесь в это время года, но забыл, каким холодным может быть одеколон.
  
   Повернувшись спиной к собору, Кларенс изучал людей, которые пересекали площадь. Кельн в четверг был гораздо менее пустынным, чем обстановка в его ночных кошмарах.
  
   Площадь была полна активности. Мимо проходили бизнесмены в длинных пальто, направлявшиеся на железнодорожную станцию. Монахини просачивались через двойные двери собора. Туристы фотографировали шпили.21
  
   Кларенс искал товарища-ветерана Второй мировой войны, но не просто ветерана. Немецкого ветерана.
  
   С помощью кельнского журналиста Кларенс нашел его: последнего живого немецкого танкиста из трех экипажей, сражавшихся за внутренний город. И немец согласился встретиться с Кларенсом сегодня здесь.
  
   Но где он был? Их согласованное время встречи пришло и ушло двадцать минут назад.
  
   Передумал ли его немецкий коллега? Был ли он сумасшедшим, если вообще думал, что это может сработать? Кларенсу было восемьдесят девять. Пожилые люди просто не предпринимали подобных действий.
  
   Он оставил Мелбу на попечение их дочери Синди и проехал четыре тысячи миль в чужой город только для того, чтобы поговорить с кем-нибудь о том, что произошло шестьдесят восемь лет назад. И в довершение всего, этим "кем-то" оказался человек, который пытался его убить.
  
   "Эй, Кларенс!" Высокий голос южанина позвал его по имени.
  
   Бак Марш подошел к Кларенсу со стороны площади, где он помогал присматривать за немецким ветераном.
  
   Бак, которому сейчас тоже восемьдесят девять, недавно уволился из своей строительной компании и все еще выглядел как генеральный директор - он был лысеющим, в маленьких очках и носил свитер-жилетку под пиджаком. Они с Кларенсом воссоединились и стали близкими друзьями в 2006 году, после того как Бак пригласил Кларенса в качестве почетного гостя на встречу выпускников компании "А" в Гаррисберге, штат Пенсильвания.
  
   Бак бочком подошел к Кларенсу. "Есть какие-нибудь признаки присутствия нашего парня?" он спросил.
  
   "Боюсь, что нет", - сказал Кларенс.
  
   Третий американский ветеран подошел к Кларенсу с другой стороны. Сейчас Чаку Миллеру восемьдесят восемь, он передвигался с тростью, но не утратил характерного прищура и кривой усмешки.
  
   Волосы Чака теперь были густыми и белыми. На нем была желтая бейсболка с наконечником копья, усеянная булавками в стиле многих ветеранов. Но Чак был не просто ветераном.
  
   Теперь он был "майором Миллером".
  
   Когда холодная война была в разгаре, Чак вновь записался в резерв и стал командовать танковым батальоном. Он всегда считал Кларенса лучшим танковым стрелком, которого он когда-либо знал. Когда в книге Энди Руни "Моя война" ошибочно приписали человеку с базукой уничтожение "Пантеры" в Кельне, Чак был первым, кто написал и поправил его.
  
   Чак занял свое место с остальными. "Ну что, есть успехи?"
  
   Кларенс сокрушенно покачал головой. "Что, если бы он прошел прямо мимо нас?" он сказал.
  
   Бак и Чак заверили Кларенса, что такого никак не могло случиться, по крайней мере, когда они втроем были начеку. Кельн, по их словам, был оживленным городом. Немец, вероятно, застрял где-то в пробке.
  
   Трое мужчин стояли в тишине, потирая руки от холода.
  
   Бак усмехнулся, когда школьный учитель провел группу детей мимо ветеранов.
  
   "Что ж, " сказал Бак, - по крайней мере, здесь не бегают дети, похожие на Кларенса".
  
   "Да, они все слишком маленькие", - добавил Чак. "Поищи что-нибудь побольше".
  
   Кларенс выдавил из себя редкую улыбку.
  
   Он надеялся, что не зря затащил своих друзей в весь этот путь.
  
   Когда Кларенс спросил Бака и Чака, поедут ли они с ним в Кельн, их энтузиазм застал его врасплох - Когда мы уезжаем?
  
   По их мнению, Кларенс защищал их в некоторых из худших сражений войны, и это был их шанс отплатить ему. Кроме того, из того, что они могли сказать, это было путешествие, которое их другу нужно было совершить.
  
   Вернувшись домой с войны, Бак и Чак сделали то, чего не сделал Кларенс. Они столкнулись со своей травмой.
  
   Во время учебы в Обернском университете Бак проводил дни на солнечной веранде, обсуждая войну со своим однокурсником, начинающим писателем Юджином Следжем, который служил морским пехотинцем на Тихом океане.
  
   Как только Чак вернулся, он купил себе подарок - новый Studebaker, - а затем отправился в автомобильную поездку со своим братом, который также был ветераном. На пустынных шоссе по пути в Калифорнию Чак рассказал своему брату все об ужасах, которые он видел.
  
   Разговор. Это то, что исцелило их - и это то, что, как они надеялись, могло бы помочь Кларенсу сейчас. И Кларенс был благодарен за их поддержку. Честно говоря, он был поражен тем, что его друзья бросили все, чтобы присоединиться к нему в этом долгом путешествии.
  
   У Бака была жена Ванда и прекрасный дом у озера в Оберне, штат Алабама, где он каждое утро кормил уток и проводил дни, работая волонтером в своей церкви, подстригая газон летом. И когда Чак не помогал управлять своим легионным постом и не служил казначеем местного кладбища, он и его жена Вайнона были любящими бабушкой и дедушкой для девяти внуков в Версале, штат Миссури.
  
   И все же оба мужчины зашли так далеко и не выказывали никаких признаков того, что сейчас собираются сдаваться.
  
   Так что Кларенс будет ждать на холодной, продуваемой ветром площади столько, сколько потребуется. Это был его последний шанс на исцеление, даже если реальность было трудно принять: только его враг мог спасти его сейчас.
  
  
   -
  
  
   Трое ветеранов больше не были одни.
  
   "Я вижу его", - сказал Чак.
  
   "Это, должно быть, он", - согласился Бак.
  
   Кларенс проследил за их взглядами и посмотрел на городскую часть площади. Там стоял миниатюрный пожилой джентльмен, робко заложив руки за спину.
  
   Густав Шефер выглядел таким же потерянным, как и они.
  
   Сейчас Густаву было восемьдесят шесть, он носил черную зимнюю куртку с расстегнутым воротом, из-под которой выглядывали рубашка и галстук. Его седые волосы были аккуратно причесаны. Густав огляделся по сторонам, надеясь, что не промахнулся мимо американцев. Темные переходные линзы его очков скрывали встревоженные глаза.
  
   За рулем был его сын Уве, и во время четырехчасовой поездки они попали в плотную пробку, что еще больше усугубило ситуацию. В конце концов, он был здесь, чтобы встретиться с американцем, который обрушил здание на его танк. И хотя его бывший враг казался дружелюбным в своем письме, он также упомянул, что привел с собой двух товарищей.
  
   Какими они будут? ему стало интересно. И о чем они проделали весь этот путь, чтобы поговорить?
  
  
   -
  
  
   "Это он, все в порядке". Кларенс двинулся к немецкому ветерану. После всех размышлений, которые привели его сюда, теперь он действовал инстинктивно.
  
   Бак и Чак сдерживались. Их роль была выполнена - теперь это было шоу Кларенса.
  
   Густав увидел американца, приближающегося со стороны площади со стороны собора, и нерешительно двинулся в его направлении.
  
   Американец был устрашающим, гораздо более высоким мужчиной, чем ожидал Густав.
  
   Кларенс двигался быстрее с каждым шагом, который он делал по направлению к Густаву, как поезд, набирающий скорость. Он почувствовал, как в горле у него образовался комок, и испугался, что не сможет говорить. Все еще на расстоянии многих футов друг от друга, нервная усмешка расползлась по его лицу, и он протянул раскрытую ладонь своему врагу.
  
   Улыбка появилась на лице Густава, когда он протянул руку, чтобы встретить руку Кларенса.
  
   Высокий американец и миниатюрный немец пожали друг другу руки и продолжали пожимать, приветствуя друг друга. Хотя один говорил по-немецки, а другой по-английски, они прекрасно понимали друг друга - Кларенс помнил достаточно немецкого с детства, а Густав немного освоил английский во время пребывания в плену.
  
   Кларенс наклонился к уху Густава, чтобы что-то сказать. "Война закончилась, и теперь мы можем быть друзьями".
  
   Густав кивнул с видимым облегчением. "Да, да, спокойной ночи", - ответил он.
  
   Густав думал точно так же.
  
  
   -
  
  
   В баре ближайшего отеля Кларенс и Густав сидели бок о бок, потягивая пиво и разговаривая. Следующие две ночи Густав и его сын остановились в том же отеле, что и американцы.
  
   Бак и Чак стояли неподалеку, пока Кларенс расспрашивал Густава - через нанятого ими переводчика - о его жизни после войны.
  
   Густав сказал, что в лагере для военнопленных он так привык спать на деревянных досках, покрытых соломой, что первую неделю после возвращения домой спал на полу рядом со своей кроватью.
  
   Передав семейную ферму в надежные руки, Густав нашел работу по своему выбору и провел свою жизнь, управляя бульдозерами, а позже гусеницами, превращая болотистую местность в сельскохозяйственную.
  
   А в наши дни? Густав сказал, что живет на небольшом ранчо неподалеку от дома своего детства. С тех пор как его жена Хельга умерла в 2006 году, он проводил время с новым хобби: Google Планета Земля. Сидя за своим компьютером, Густав проводил большую часть времени, исследуя мир, используя программу спутниковых снимков, чтобы путешествовать, не покидая домашнего уюта.
  
   Он уже осмотрел дом Кларенса, и у него возникли вопросы по поводу увиденного. Какую машину Кларенс припарковал снаружи? Как был оформлен его дом внутри?
  
   Кларенс усмехнулся такой постановке вопроса.
  
   По мере того, как мужчины чувствовали себя более комфортно, они обнаружили общее чувство юмора.
  
   "У тебя в баке была ванная?" Кларенс спросил Густава. "Потому что они забыли налить одну в мой".
  
   "Да, мы это сделали", - сказал Густав, - "в пустых оболочках!"
  
   "У нас в "Першинге" был гриль, - сказал Кларенс. "И холодильник".
  
   Густав кивнул, подыгрывая. "У нас также был холодильник, " сказал он, " но только зимой!"
  
   Бак и Чак покатились со смеху со стороны.
  
  
   -
  
  
   Спустя несколько кружек пива, после того как Бак и Чак ушли, разговор Кларенса и Густава принял мрачный оборот.
  
   Кларенс рассказал, что ночные кошмары о Кельне все еще будили его по ночам. "Я вижу ее во сне", - сказал он. "Женщина из машины".
  
   Густав точно знал, кого Кларенс имел в виду. Десятилетием ранее он наткнулся на тот же фильм, что и Кларенс, во время просмотра документального фильма о битве по телевидению.22
  
   Густав признался, что у него тоже были затяжные кошмары, но они разворачивались по-другому. В своих снах он был заперт внутри своего танка, и все, что он мог видеть снаружи, была разбитая машина и Кэти Эссер, лежащая раненая на тротуаре.
  
   Кларенс наклонился ближе и заговорил приглушенным тоном. "Ты когда-нибудь рассказывал кому-нибудь о том, что произошло?"
  
   На лице Густава появилась глубокая хмурость. "Кто бы понял?" он спросил.
  
   Кларенс слишком хорошо знал это чувство.
  
  
   -
  
  
   Не имея других дел, кроме как дождаться своего друга, Бак и Чак отважились покинуть отель на самостоятельное задание.
  
   Оба мужчины подняли воротники, защищаясь от холода, когда вышли из такси на улицу Айхендорф в престижном районе на севере Кельна. Бак направился к дому на углу, в то время как Чак, который пришел просто из любопытства- последовал за ним.
  
   "Может быть, она будет сидеть на переднем крыльце, ожидая тебя?" Чак пошутил- "Без зубов".
  
   Бак усмехнулся при этой мысли.
  
   Дуэт остановился напротив кремового каменного дома под номером 28. Даже спустя все эти годы в нем сохранились те же впечатляющие резные витражи.
  
   В руках Бака была фотография цвета сепии, подаренная ему Аннемари Бергхофф. Адрес, который она написала на обратной стороне, привел его обратно.
  
   Бак всегда жалел, что не поступил по-другому.
  
   Потеряв лейтенанта Бума при Падерборне, Бак не предпринимал попыток вернуться в Кельн, как он уверял Аннемари, что вернется. Тогда ему был всего двадцать один год, и он хотел вернуться домой.
  
   Только в старости ему пришла в голову мысль: сколько раз она бежала к двери, когда кто-то стучал, думая, что он вернулся, только для того, чтобы разочароваться? Он пожалел, что не написал ей хотя бы об изменении своих планов.
  
   И теперь он поймал себя на том, что задается вопросом с оттенком вины: была ли у нее хорошая жизнь?
  
   Бак спросил свою жену Ванду, может ли он расследовать, что стало с Аннемари, пока он был в Кельне, и Ванда отнеслась с пониманием, вплоть до определенного момента: "Надеюсь, она толстая".
  
   Из открытой боковой двери дома доносились звуки молотка и жужжания пил. Подрядчики усердно работали внутри, разделяя грандиозный дом на одну семью на отдельные квартиры.
  
   Это было сейчас или никогда.
  
   Бак пробрался внутрь, в то время как Чак задержался в дверном проеме.
  
   Не будучи новичком на строительной площадке, Бак нашел инженера-строителя на знакомой каменной лестнице. Инженер говорил по-английски, но из-за законов о конфиденциальности он не мог назвать имя владельца дома.
  
   Бак был удручен, но он понял причину. Он дал инженеру свою визитную карточку и название своего отеля, на случай, если инженер столкнется с владельцем.
  
   Опустошенный, Бак вышел наружу, на холод. Он ждал слишком долго.
  
  
   -
  
  
   На следующее утро, закутанные в зимнюю одежду, Кларенс и Густав шли по городскому тротуару так, словно они были просто двумя старыми приятелями, направляющимися на автобусную остановку.
  
   На Кларенсе была желтая бейсболка с острием копья, а на Густаве - черный берет. Носы у них покраснели от холода, но настроение было приподнятым из-за азарта нового старта.
  
   Бульвар справа от них был забит машинами. Рабочий день только начался, и большинство продавцов одеколонов уже сидели за своими столами. Мимо ветеранов время от времени проходили горожане в длинных куртках и вязаных шапочках. Выхлопные газы вырывались из такси Mercedes, стоявших на холостом ходу на светофорах.
  
   Бак и Чак остались в отеле, чтобы Кларенс и Густав могли завершить свое путешествие вдвоем. Пришло время встретиться лицом к лицу с прошлым.
  
   Густав оценивал их положение по зданиям на другой стороне улицы, пока они с Кларенсом пробирались к знакомому массивному перекрестку, залитому светом.
  
   Переходные линзы Густава снова потемнели. Его лицо было напряжено от сосредоточенности. Прошло шестьдесят восемь лет с тех пор, как он в последний раз был в этом районе - сможет ли он вообще снова найти улицу?
  
   После недолгих поисков его лицо озарилось узнаванием. Это было оно.
  
   Густав остановился и направил внимание Кларенса на другую сторону бульвара. На другой стороне стояло угловое здание с пабом на первом этаже. Оно граничило с тихой поперечной улицей, вдоль которой стояли многоквартирные дома.
  
   Густав объяснил, что именно сюда отступил его танковый расчет после обнаружения "Першинга", прежде чем Кларенс разрушил здание и посыпались кирпичи.
  
   Но здание, которое он разрушил много лет назад, было восстановлено, и Кларенс восхищался его новой высотой. Здание снова было высоким. Как будто никогда ничего не происходило.
  
   От возвращения к воспоминаниям по спине Густава пробежала дрожь. "Тогда я не был так напуган, как следовало бы", - сказал он. "Но, обсуждая это сейчас, я боюсь за себя, восемнадцатилетнего!"
  
   Густав рассказал, что во время послевоенных встреч его бригады другие солдаты часто упрекали его за то, что он бросил танк и убежал. "Вам следовало просто расчистить кирпичи", - сказали они, на что Густав ответил: "Да, нам следовало вылезти из танка и попросить американцев прекратить стрелять в нас, пока мы чиним нашу пушку!"
  
   Кларенс виновато улыбнулся- "Извини за это".
  
   "Нет, я рад, что вы обстреляли здание по нам", - сказал Густав. "Если бы я остался в том танке, я бы умер в нем".
  
  
   -
  
  
   Дальше по тротуару мужчины остановились, не доходя до массивного перекрестка. Маленькие машины сновали по разделительной полосе, ощетинившейся замерзшими деревьями. На площадь лился теплый свет из окружающих офисных зданий.
  
   Мрачное настроение воцарилось над двумя танкистами.
  
   Именно здесь их жизни столкнулись много лет назад.
  
   Перед Кларенсом велосипед был прикован к фонарному столбу, где с визгом остановилась прошитая пулями черная машина. Он посмотрел вниз, на тротуар.
  
   "Здесь я вижу ее в своих снах", - тихо сказал он.
  
   Густав нахмурился и кивнул. Линзы скрывали его глаза, но эмоции были налицо, выраженные в его стоической германской манере.
  
   Кларенс посмотрел через перекресток. Вереница машин была припаркована там, где когда-то простаивал его "Першинг".
  
   Все было гораздо ближе, чем он помнил.
  
   В тот роковой день бульвар тоже был более пустым.
  
   Стоя там и видя реальность происходящего, Кларенс развеял все сомнения относительно того, что произошло, когда машина ворвалась в поле его обстрела.
  
   Бульвар был тиром. Для него было невозможно промахнуться. Его худший кошмар стал реальностью, но, по крайней мере, он наконец узнал правду. Кларенс повернулся к Густаву. С дрожащими губами он признал, что все произошло так быстро, что у него не было времени изучить свою цель. Он подумал, что машина принадлежала немецким военным, и выстрелил в нее.
  
   То, что Густав сказал в ответ, ошеломило Кларенса. "Ну, вот почему я тоже снял это".
  
   "Ты тоже стрелял в это?" Спросил Кларенс, его голос дрожал от недоверия.
  
   "О, да", - сказал Густав. "Машина остановилась прямо передо мной".
  
   Густав объяснил, что принял машину за американский танк, идущий на них, поэтому он нажал на спусковой крючок и не отпускал его, пока не стало слишком поздно.
  
   Кларенс посмотрел туда, где только что стоял танк Густава, затем туда, где стоял его танк. Это было безошибочно. Их соответствующие линии огня сходились на этом самом месте. Его глаза наполнились слезами от откровения: Мы оба сделали это.
  
   Что-то беспокоило Густава, что-то, чего он не сказал. Он не мог больше сдерживаться. Густав сказал, что со стороны Деллинга было безответственно вообще отправляться в путь. Ему и Кэти следовало укрыться в подвале, вместо того чтобы ввязываться в битву - если бы они просто подождали еще два часа, ничего бы этого не произошло.
  
   Кларенс кивнул. Густав был прав.
  
   "Это война", - сказал Густав, качая головой. "Это в ее природе. Ее нельзя отменить".
  
   Это в природе всего этого. Эти слова заставили Кларенса задуматься. В течение шестнадцати лет чувства вины и ненависти к самому себе он никогда не задумывался о том, что, возможно, тоже стал жертвой того дня.
  
   Никто из них не должен был находиться на том перекрестке.
  
   Кларенсу следовало быть дома, в Лихайтоне, на роликовых коньках на катке Грейвера. Густаву следовало наблюдать за поездами на линии Гамбург-Бремен. И Кэти должна была играть с племянницей в парке, а не участвовать в бушующей битве.
  
   Кларенс почувствовал, как тяжесть поднялась, когда пришло это осознание.
  
   Это в природе всего этого.
  
   Это была не их вина, или ее.
  
   Это была война.
  
  
   -
  
  
   Кованая железная ограда со стоном распахнулась. Кларенс и Густав вошли в грот базилики Святого Гереона, древней церкви примерно в двухстах ярдах от того места, где они когда-то сражались.
  
   Тенистый грот был окружен вечнозелеными растениями и стенами, увитыми лианами. Здесь было холодно, холоднее, чем на соседних улицах. И было устрашающе тихо.
  
   Густав носил свой черный берет, плотно надвинутый на глаза, а Кларенс держал пальто на высокой молнии. Каждый нес по паре желтых роз, привезенных с особой целью. Связи Кларенса в городе заверили его: это то самое место.
  
   Мужчины пошли по выложенной камнями дорожке через море густых кустарников. Линзы Густава в тусклом свете прояснились, открывая глаза, в которых читалось раскаяние.
  
   Из подлеска вокруг мужчин выросли каменные кресты.
  
   Грот был небольшим кладбищем.
  
   Кларенс и Густав остановились у определенного каменного креста и прочитали надпись:
  
  
  
   МАЙКЛ ЙОХАННЕС ДЕЛЛИНГ
   1905-1945
  
  
   Кларенс смотрел на это с сожалением. Сорок. Деллингу было всего сорок, когда он погиб в тот день за рулем - в глазах Кларенса он был еще молодым человеком.
  
   Густав возложил розу на могилу Деллинга, и Кларенс сделал то же самое.
  
   Оттуда они двинулись через кладбище к деревянному кресту высотой по колено, на котором висело железное распятие.
  
   Табличка на кресте гласила: "НЕИЗВЕСТНЫЙ МЕРТВЕЦ".
  
   Головы Кларенса и Густава опустились ниже. На этом история Кэти подошла к концу.
  
   После битвы ее тело было отделено от портфеля по пока неизвестным причинам. Без документов, удостоверяющих личность, она была похоронена в этой общей могиле.
  
   Перед крестом стояло маленькое ведерко для цветов. Пустое.
  
   Кларенс покачал головой. Было достаточно больно принимать то, как закончилась жизнь Кэти, но от этого становилось еще хуже, видеть ее забытой, как будто она никогда и не жила.
  
   Густав наклонился вперед и положил свою розу в ведро, прежде чем отступить назад, чтобы освободить место для Кларенса. Согнувшись в талии, Кларенс наклонился вперед, сжимая свою розу в дрожащей руке. Он пошатнулся и был на грани потери равновесия. Прежде чем он успел упасть, Густав схватил его за руку. Поддерживаемый своим бывшим врагом, Кларенс положил свою розу в ведро и выпрямился.
  
   Кларенс и Густав стояли бок о бок, не говоря ни слова. Ветер шевелил деревья, виноградные лозы и желтые розы. То, где он был и что делал, все еще казалось Кларенсу нереальным.
  
   Невинная женщина - когда-то незнакомая, а теперь кто-то, так или иначе знакомый ему, - лежала погребенная у его ног, а его бывший враг стоял рядом с ним.
  
   Нигде больше в Кельне трагическая правда не демонстрировалась так явно.
  
   Война затрагивает всех.
  
  
   -
  
  
   Кларенс закрыл за ними ворота после того, как они с Густавом вышли из грота. Но на этом он не закончил. Он задержался у входа в грот, вглядываясь в полумрак окрестностей, пока его пальцы сжимали ограду. Даже если она лежала в безымянной могиле, он знал, что она была там.
  
   В тишине Кларенс дал клятву Кэти Эссер.
  
   Он никогда не забудет ее.
  
   Когда Густав увидел неподвижного Кларенса, зацикленного на деревянном кресте, он забеспокоился. Густав попросил переводчика проверить своего друга.
  
   "Ты в порядке, Кларенс?" спросил переводчик.
  
   Кларенс ослабил хватку на заборе и отступил.
  
   Он пожал плечами и кивнул. "Теперь я в порядке".
  
  
   -
  
  
   Кларенс и Густав сняли шляпы, когда вошли в притвор базилики Святого Гереона. Темные вестибюли украшали поблекшие средневековые фрески, но купол над головой был полон света.
  
   Мужчины подошли к ряду свечей, все еще горящих после утренней мессы. Кларенс и Густав опустили монеты в ящик для пожертвований, прежде чем зажечь пару свечей по обету. Каждый мужчина добавил свою свечу к ряду мерцающих огоньков.
  
   В тишине они выразили свое почтение, тихие слова, которые мир никогда не услышит.
  
  
   -
  
  
   Друг Кларенса, немецкий журналист, договорился о неожиданной встрече после того, как Кларенс и Густав покинули базилику.
  
   Стройный молодой человек, одетый в длинное зимнее пальто, ждал их. Он был профессором истории в Кельнском университете, который ускользнул между занятиями, чтобы встретиться с ветеранами, сражавшимися много лет назад в городе, который он называл домом. Его звали Марк Иероним. Ему было тридцать девять, в очках и с коротко подстриженной бородкой, но, что более важно, он приходился внучатым племянником Кэти Эссер.
  
   Кларенс замер.
  
   В конце концов, этот человек был семьей Кэти. Густав держался в тени Кларенса, предоставив своему более крупному другу самому разбираться в ситуации.
  
   Марк разрядил напряжение улыбкой, поприветствовав мужчин по-английски. Кларенс ухмыльнулся, и Густав вышел из укрытия.
  
   Марк был здесь не для того, чтобы судить их. Вместо этого он пришел предложить свою помощь. Хотели бы они познакомиться с жизнью его тети Кэти? Он был бы их гидом.
  
  
   -
  
  
   Серебристый фургон грохотал по бесчисленным трамвайным путям, пока водитель петлял по Кельну.
  
   Марк рассказывал с пассажирского сиденья, в то время как Кларенс и Густав сидели позади него, с мальчишеским трепетом слушая, как за их окнами проносятся пейзажи.
  
   Дом Кэти, рядный дом из красного кирпича.
  
   Ее парк, где все еще находился вход в бомбоубежище.
  
   Улица, по которой она каждый день ездила на велосипеде в продуктовый магазин Деллинга.
  
   После утра, проведенного в мрачности, Кларенс и Густав снова улыбнулись. Тур Марка поднял настроение, вызвав приятные воспоминания о жизни, которой жила Кэти.
  
   По завершении экскурсии фургон остановился возле ворот в римской стене города.
  
   Марк развернулся на своем месте. Прежде чем вернуться в университет, он хотел пригласить Кларенса и Густава: "В следующий раз, когда вы приедете в Кельн, давайте поужинаем вместе?"
  
   И это был бы не просто ужин с ним. Его приглашение было на ужин с семьей Кэти - в качестве друзей.
  
   Этот жест не остался незамеченным для Кларенса. Марк предлагал им прощение.
  
   Кларенс не мог перестать улыбаться.
  
  
   -
  
  
   Хорошо, что Бак остался в то утро. Звонок с ресепшена вызвал его из гостиничного номера. У него был посетитель.
  
   Бак обнаружил леди, ожидающую в вестибюле встречи с ним.
  
   На ней был длинный черный жакет, аккуратно подчеркнутый коричневым шарфом. Ее светлые волосы до плеч обрамляли лицо незабываемой красоты, которое всколыхнуло память Бака.
  
   Она была похожа на Аннемари.
  
   Но как это могло быть? Она даже не была вдвое моложе, чем должна была быть.
  
   Дама представилась владелицей дома, который посетил Бак - инженер передал ей визитную карточку Бака. Ее звали Марион П üтз. Она была дочерью Аннемари.
  
   Бак взял Марион за руку и сжал ее. Он не мог избавиться от ее сходства- "Ты так похожа на свою мать!"
  
   Марион сказала, что встреча с Баком была для нее особенной. Ее мать скончалась десять лет назад, и это был шанс вспомнить ее, узнав немного больше о жизни, которой она жила.
  
   Пара устроилась на сиденьях сбоку от вестибюля.
  
   Бак рассказал Мэрион, как он встретил Аннемари и историю их короткой дружбы. Он выразил сожаление по поводу того, что так быстро забыл ее после войны, но Марион убедила Бака не чувствовать никакой вины.
  
   "Ты был рядом в нужное для нее время", - сказала Марион. "Когда было трудно, ты давал ей надежду".
  
   Бак наклонился вперед, чтобы задать вопрос, который не давал ему покоя с тех пор, как он приехал в Кельн: "У нее была хорошая жизнь?"
  
   Марион сказала, что ее мать изучала стоматологию и продолжала работать в практике своего отца. Она стала одной из первых женщин в Кельне, получивших водительские права, и одной из первых, кто купил автомобиль - Volkswagen Beetle.
  
   Аннемари вышла замуж за богатого фабриканта, она родила Марион, и хотя ее брак не продлился долго, она прожила счастливую жизнь, деля свое время между Германией и домом на швейцарском озере, по которому любила кататься на моторной лодке.
  
   Бак был рад слышать все это - и благодарен.
  
   Марион сжала руку Бака, когда встала, чтобы уйти. "Я хочу поблагодарить тебя за то, что ты сделал мою маму счастливой", - сказала она.
  
   Бак поперхнулся от такого чувства. "Ну, она тоже сделала меня счастливым".
  
  
   На следующее утро
  
   Пока сын Густава забирал свою машину, ветераны подошли к Кельнскому собору. За короткое время, проведенное вместе, они стали командой. Воссоединение врагов превратилось в встречу друзей, и никто из них не хотел, чтобы визит заканчивался.
  
   Но сыну Густава на следующий день была работа. А дома американцев ждали семьи. Оставалось сделать только одно.
  
   Ветераны остановились на соборной площади и вместе сфотографировались, передавая друг другу свои цифровые фотоаппараты.
  
   Бак сфотографировался с Густавом и пошутил по поводу их одинакового роста.
  
   Чак развернулся рядом с Густавом. Увидев, как Кларенс наводит камеру и слышит, как он кричит: "Скажи "Сыр"!" - Чак понял, что путешествие того стоило. С его другом все будет в порядке.
  
   В конечном счете, Кларенс и Густав улыбнулись в камеру, переплетя руки прямо перед собором. Камеры издали звуковой сигнал и замигали. Бак, Чак и даже их переводчик продолжали делать снимки.
  
   Затем Кларенс сделал нечто неожиданное. Он наклонился и обнял Густава. Он держал объятие перед камерами и отказался отпускать. Густав ответил на объятие с таким же энтузиазмом.
  
   Проходящие мимо подростки, возможно, посмеялись бы над двумя стариками - высоким американцем и миниатюрным немцем, - которые хихикали, обнимаясь на шумной городской площади. Но проходящая мимо группа подростков никогда бы не узнала, кто были эти мужчины.
  
  
   -
  
  
   Ветераны нашли сына Густава, ожидающего с работающей на холостом ходу машиной у отеля. Он был готов отвезти своего отца домой.
  
   Кларенс знал, что это значит. Скорее всего, это был последний раз, когда он видел Густава.
  
   Маленький немецкий ветеран признался, что состояние его здоровья было хуже, чем он позволял знать кому бы то ни было, включая свою семью. Но даже в этом случае он надеялся поддерживать связь с Кларенсом так долго, как только мог.
  
   В то утро их пути разошлись с пониманием. Какая бы вина ни осталась после войны - они разделят ее. Какие бы кошмары ни всплыли на поверхность - они встретят их вместе.
  
   Прежде чем Густав сел в машину, он передал переводчику последнее сообщение для Кларенса.
  
   То, что он сказал, заставило Кларенса вытереть глаза.
  
   "Скажи Кларенсу, что в следующей жизни мы будем товарищами".
  
  
   ПОСЛЕСЛОВИЕ
  
  
   Будучи крупнейшей боевой силой Америки в Европе во время холодной войны, Острие дивизии продолжала удерживать оборону против Советского Союза, готовая к столкновению танков, которого так и не произошло.
  
   Вместо этого следующее поле боя дивизии должно было пройти в пустыне. Вызванная из Германии 3-я бронетанковая дивизия возглавила наземную атаку во время войны в Персидском заливе, вступив в первое крупное танковое сражение со времен Второй мировой войны. Разгромив иракскую республиканскую гвардию, Острие копья помогло довести войну до прекращения огня - за сто часов.
  
   И это была бы его последняя битва.
  
   Холодная война закончилась. Терроризм стал новой угрозой свободе. Поэтому дивизия "Могучая бронетехника" была выведена из строя, а ее подразделения по частям распределены по армии США. Теперь Острие копья остается дремлющим гигантом, пребывающим в покое до того дня, когда машины снова будут сражаться с машинами.
  
  
   -
  
  
   В сентябре 2017 года ветераны Второй мировой войны 3-й бронетанковой ассоциации провели свою последнюю встречу в Филадельфии. Смогли присутствовать только три танкиста. Двое были приятными собеседниками: Кларенс Смойер и Джо Казерта .
  
  
   -
  
  
   Команда Кларенса погибла задолго до того, как они смогли собраться снова. На встречах Кларенс узнал, как сложились их жизни.
  
   Гомер "Смоки" Дэвис стал электриком и прожил свои годы в лесах сельской местности Кентукки.
  
   Уильям "Вуди" Маквей работал в автомобильной ремонтной мастерской недалеко от Детройта, где его навыки были применены при тестировании автомобилей.
  
   Раны на лице Джона "Джонни Боя" Деригги зажили в течение года, проведенного в армейских госпиталях - от Гренландии до Вэлли Фордж, - и позже он стал сталеваром в Левиттауне, штат Пенсильвания.
  
   Боб Эрли построил ферму своей мечты в Фаунтейне, штат Миннесота, поменяв свое место в башне танка на сиденье трактора. Он женился, вырастил сыновей и был известен тем, что ездил на своем мотоцикле по пересеченной местности на встречи выпускников.
  
   Кларенс никогда не видел Эрли после того, как они расстались в Германии, но был доволен тем, как они скрепили свою дружбу - долгим рукопожатием и благодарностью за то, что они прошли через это вместе. Эрли умер в 1979 году. После того, как Боб Эрли заглянул в дуло "Пантеры" в Кельне, каждый дополнительный день жизни был подарком, и он провел его с пользой.
  
  
   -
  
  
   В поисках информации о Поле Фэйрклоте, Кларенс позвонил по бесчисленным номерам в телефонной книге Флориды, прежде чем нашел племянника Пола.
  
   Племянник сообщил Кларенсу, что будет трудно посетить могилу Пола, потому что он похоронен далеко, на американском кладбище Пиньял во Франции.
  
   Преисполненный решимости увидеть память о своем друге на его родной земле, Кларенс пожертвовал деньги от имени Пола на строительство мемориала 3-й бронетанковой дивизии, который сейчас стоит в парке Форт-Нокса под присмотром бесшумного танка "Шерман".
  
  
   -
  
  
   По словам Чака Миллера , его поездка в Кельн с Кларенсом была "самым захватывающим событием в жизни".
  
   Чак умер в следующем году. В похоронной процессии катафалк сопровождал мотоклуб его внука, наполняя воздух оглушительным шумом, напоминающим движущуюся колонну бронетехники. Все, кто его знал, говорили одно и то же: Чак одобрил бы.
  
  
   -
  
  
   Фрэнк "Каджун Бой" Одифред женился на возлюбленной компании, своей девушке Лил, через месяц после возвращения с войны. Несмотря на то, что с того дня в Блацхайме Одифред почти оглохла на оба уха, она провела карьеру машиниста в Standard Oil of Louisiana.
  
   Сейчас ему девяносто шесть, а на его теле все еще сыплются немецкие осколки. Когда стоматологи-гигиенисты находят осколки стали у него во рту во время планового осмотра, Одифред только посмеивается.
  
  
   -
  
  
   В 1955 году Бак Марш и Боб Джаники вместе посетили встречу выпускников своего первого дивизиона в Сент-Луисе. Бак обнаружил, что его боевой наставник не сбился ни на шаг, несмотря на протез ноги. Используя свою компенсацию по инвалидности, Джаники открыл дилерский центр мотоциклов во Фрипорте, штат Иллинойс, бизнес, который позже расширился до трех магазинов, что позволило ему приобрести - и летать - на собственном частном самолете.
  
   В 1960-х Бак нашел Байрона Митчелла, живущего в Атланте, и позвонил ему. Байрон, не знающий слов, был краток в своем отчете: "Я вожу бетоновоз, и мне это действительно нравится".
  
   В эти дни Бак служит почетным сержант-майором своего бывшего подразделения, 36-го пехотного полка армии, и он выступает в школах, рассказывая детям о Второй мировой войне.
  
   Все без исключения подростки всегда спросят: "Сколько немцев ты убил?"
  
   Забавляясь наивностью ïветерана é юности, Бак каждый раз дает один и тот же ответ: "Я бы хотел, чтобы число было равно нулю".
  
  
   -
  
  
   По другую сторону Атлантики Густав Шефер десятилетиями посещал встречи 106-й танковой бригады, надеясь увидеть Рольфа Миллитцера .
  
   Собрания были достаточно малочисленны, чтобы поместиться в задней комнате любого ресторана - бригада была практически уничтожена, - но Рольф так и не переступил порог.
  
   После отбытия срока заключения Рольф, вероятно, был репатриирован к себе домой в контролируемую советским союзом зону Восточной Германии, и там он исчез за железным занавесом.
  
  
   -
  
  
   Дружбе Кларенса и Густава понадобилось время до "следующей жизни", чтобы пустить корни.
  
   Дуэт стал друзьями по переписке, обмениваясь письмами и рождественскими открытками. Кларенс преподнес Густаву подарок: маленький, отлитый под давлением танк "Пантера".
  
   Они даже общались по скайпу на своих компьютерах. С подключением переводчика ветераны могли общаться лицом к лицу, несмотря на то, что их разделяли тысячи миль. На заднем плане за спиной Густава были часы с маятником, книжная полка, заполненная атласами, и маленькая модель танка "Пантера".
  
   Продержавшись на четыре года дольше, чем даже он считал возможным, Густав скончался в апреле 2017 года от рака. На его похоронах были цветы от семьи и друзей, а также один перевязанный лентой букет с такими словами:
  
  
  
   Я НИКОГДА ТЕБЯ НЕ ЗАБУДУ!
   ТВОЙ БРАТ ПО ОРУЖИЮ,
   КЛАРЕНС
  
  
  
   -
  
  
   Когда он стоял в гроте базилики Святого Гереона, Кларенс поклялся, что никогда не забудет Кэти Эссер . Каждый год с момента его визита на безымянную могилу, где покоится ее тело, возлагают желтые розы.
  
   6 марта они появятся снова.
  
  
   -
  
  
   После того, как он встретил Густава, кошмары Кларенса исчезли. Болезненные воспоминания о войне остались - и всегда будут, - но он может жить с ними.
  
   Ему потребовалось некоторое время, чтобы снова посетить больницу штата Вирджиния, но он это сделал.
  
   Кларенс подошел к открытой двери конференц-зала. Послышались знакомые оптимистичные голоса - вот-вот должен был начаться очередной сеанс групповой терапии.
  
   На этот раз совсем другой Кларенс Смойер расхаживал по этим стерильным коридорам.
  
   Выживший.
  
   Он столкнулся со своим ПТСР и вышел победителем. Разговор об этом с кем-то, кто слушал и понимал, спас его.
  
   И, может быть, это то, что этим молодым ветеранам нужно было услышать. Может быть, он мог бы побудить их продолжать говорить - или, может быть, он мог бы быть тем, кто выслушал бы?
  
   Когда Кларенс достиг открытой двери, он не замедлил шага и не остановился вне поля зрения. Пути назад от того, зачем он пришел, не было.
  
   Кто-то должен помочь этим парням.
  
   Кларенс шагнул внутрь.
  
  
  
  
   ВСТАВКА ФОТОГРАФИИ 1
  
  
  
  
   С пехотой на борту этот Spearhead M4 проверяет сопротивление противника во время боевых действий во Франции в августе 1944 года.
  
  
   Panther G, только что с пола фабрики MAN в Нюрнберге, сентябрь 1944 года.
  
  
   Настоящая ярость, которую видели здесь, в Нормандии. Этот M4 принадлежал 2-му бронетанковому, другой тяжелой бронетанковой дивизии армии.
  
  
   Танк IV H мчится к линии фронта в Нормандии, июнь 1944 года.
  
  
   Острие Шермана пересекает плавучий мост, вероятно, во время освобождения Бельгии, о чем свидетельствуют патриотические надписи на корпусе.
  
  
   Острие "Шермана" проезжает через Штольберг 24 сентября 1944 года, в то время, когда у немцев была отбита только половина города.
  
  
   В первые дни в Штольберге танки были буквально припаркованы между домами. Здесь можно увидеть "Каджунского мальчика" Одифреда (крайний слева) и некоторых членов его команды на борту их "Шермана".
  
  
   В начале выпуклости танкисты Easy Company обедают рядом с "Шерман Игл" Кларенса. Слева направо: Смоки, неопознанный, Эрли, Маквей и Кларенс.
  
  
   Вид через перископ. Джим Бейтс сделал это фото с места носового стрелка "Стюарта" во время битвы при Арденнах.
  
  
   "Каджунский мальчик" Одифред и его M4A1 во время затишья в Арденнах. Можно увидеть, как "Утконосы" отходят от гусениц.
  
  
   Экипажи острия оценивают свой следующий шаг в Арденнах. Справа от M4A1 стоит один из востребованных танков дивизии M4A3E2 - штурмовой "Шерман" с улучшенной броней.
  
  
   Кларенс (слева) и Маквей демонстрируют 76-мм осколочно-фугасный снаряд. У их танка Eagle, который позже будет виден в Арденнах, теперь отсутствуют бревна.
  
  
   Этот Spearhead M4 борется за сцепление с дорогой на обледенелых улицах бельгийского города Бане во время американского контрнаступления в январе 1945 года.
  
  
   "Шерман" M4A3 обгоняет поверженную "Пантеру" в северном выступе Выступа.
  
  
   "Першинг" привлекал толпу, куда бы он ни направлялся. Здесь войска толпятся у башни, чтобы заглянуть внутрь Eagle 7 .
  
  
   Дульный тормоз выступает из 90-мм пушки "Першинг" Кларенса.
  
  
   Капитан Солсбери осматривает ствол М4 во время субботней утренней инспекции в Германии. "Першинг" следующий на очереди, крайний слева.
  
  
   Водитель легкой роты, ставший командиром танка Джо Казерта, со своим "Шерманом" по имени Вечный .
  
  
   Непринужденная компания "Шерман" контрастировала с "Першингом" Кларенса.
  
  
   "Шерман" Элеонора, замеченная во Франции с некоторыми членами ее первоначального экипажа. Слева направо: Питер Уайт, Билл Хей, Роберт Роу и Чак Миллер.
  
  
   В Блацхайме Кларенс видел, как наводчик Хьюберт Фостер (крайний слева) "шел по воздуху", выходя из танка.
  
  
   Легкая рота, которую "Шерман" бросил в Блацхайме после попадания. Командир, вероятно, развернул башню, чтобы его люди в носовой части могли убежать.
  
  
   Один из новых автомобилей Spearhead M4A3E8 Sherman пересекает канал Эрфт во время движения по Кельну. "Легкая восьмерка" оснащена гусеницами шириной двадцать три дюйма для лучшей проходимости по грунту.
  
  
   "Першинг" работает на холостом ходу, пока бульдозерная цистерна расчищает подземный переход, ведущий в Кельн.
  
  
   За эстакадой Першинг ведет оперативную группу X мимо белого флага в Кельн. Над башней виден верхом Деригги, а за ним Эрли.
  
  
   Острие теста продвигается к древней R öмертурм Кельна, или римской башне, стреляя из своего пулемета с бедра.
  
  
   Кэти Эссер заботится о своем племяннике Фрице.
  
  
   Кэти и три ее сестры, каждая из которых потеряла мужа на войне. Слева направо: Анна, Кэти, Барбара и Мария.
  
  
   За дверью Opel P4 медики Spearhead ухаживают за своим пациентом, в то время как "Першинг" следит за любыми возможными угрозами.
  
   ВСТАВКА С ФОТОГРАФИЕЙ 2
  
  
  
  
   "Першинг" приближается к Кельнскому собору после столкновения на перекрестке с четырьмя дорогами.
  
  
   Когда собор в поле зрения, второй "Шерман" движется рядом с танком Кельнера, который скрыт с этого ракурса.
  
  
   Келлнер скатывается с башни после того, как его "Шерман" выдерживает второе попадание. Желание сбежать было настолько отчаянным, что его наводчик нырнул бы головой вперед с башни.
  
  
   "Першинг" продвигается по "Кельнской Уолл-стрит", направляясь на поединок с "Пантерой".
  
  
   На этом кадре запечатлен момент, когда Першинги стреляют в "Пантеру" Бартелборта. За Першингами, в конце улицы, виден железнодорожный вокзал.
  
  
   Этот кадр с камеры Джима Бейтса показывает, как Бартелборту и членам экипажа удается выбраться наружу до того, как "Пантера" охвачена пламенем.
  
  
  
  
   Пантера Бартельборта горит на этой фотографии, сделанной с позиции Бейтса в здании Немецкого трудового фронта.
  
  
   Бульдозер расчищает улицу, которая стоила жизни Карлу Кельнеру и двум членам его команды. Их нокаутированный "Шерман" виден в крайнем правом углу.
  
  
   Мост Гогенцоллернов - частично проезжий, частично железнодорожный - рухнул в Рейн, как видно из собора.
  
  
   Достигнув Рейна, Першинги стоят на страже на площади рядом с собором.
  
  
   Картина Гарета Гектора "Острие копья" изображает завоевание Кельна, когда Кларенс обращает внимание Эрли на удерживаемый врагом берег Рейна.
  
  
   Поверженная пантера, видимая с северного шпиля собора.
  
  
   Американские пехотинцы исследуют повреждения Кельнского собора от бомб. Высокие окна и пустота внутри оказались ключом к его выживанию, направив взрывы наружу.
  
  
   Армейские операторы привезли Смоки (крайнего слева) и Деригги на экскурсию по "Пантере" на следующий день. "Шерман" Келлнера виден вдалеке, крайний справа.
  
  
   Проверяю "Пантеру" на предмет пиарщиков. Слева направо: Смоки, неопознанный и Деригги.
  
  
   Здесь можно увидеть Деригги, прижимающего к груди свою трофейную немецкую винтовку K98. На заднем плане стоит отель Dom, где танкисты обнаружили бы хорошо укомплектованный винный погреб.
  
  
   Солдаты роты "А" расслабляются после захвата Кельна. Лейтенант Бум стоит крайним слева, а Бак стоит на коленях, второй справа, рядом с Де Ла Торре.
  
  
   Вскоре после форсирования Рейна экипаж этого острия смотрит на поверженный Panzer IV G. Корпус "Шермана" дополнен дополнительной стальной пластиной.
  
  
   Набросок художника из ГИ, изображающий Кларенса с собором позади него.
  
  
   Один из новичков, заменивших Бака, Стэн Ричардс, возглавляет половину состава 3/2.
  
  
   Передовой отряд выходит передохнуть после подавления некоторого сопротивления во время поездки в Падерборн.
  
  
   На картине Неудержимый" Гарета Гектора "Острие копья M4A3E8 продвигается вглубь Германии, пока тлеет Tiger I, подбитый американской воздушной поддержкой.
  
  
   Командиры легких рот совещаются. На снимке, сделанном примерно во время штурма Падерборна, Эрли стоит лицом к камере, а "Красная" Вилла стоит крайним справа.
  
  
   M24 Chaffee везет фургон с немецкими пленными, захваченными Острием весной 1945 года.
  
  
   "Ред" Вилла припарковал свой М4 на этой несуществующей немецкой заправочной станции недалеко от реки Эльба, чтобы Чак Миллер мог сделать этот снимок.
  
  
   Чак чистит 76-мм пушку своего танка недалеко от Эльбы. Война в Европе должна была закончиться на следующий день.
  
  
   Маквей позирует с пулеметом 50-го калибра "Першинг" во время некоторого простоя в последние дни войны.
  
  
   Кларенс (крайний слева) расслабляется со своими товарищами-танкистами в конце войны.
  
   БЛАГОДАРНОСТИ
  
  
   Я хотел бы выразить глубокую благодарность следующим людям за их помощь с Spearhead:
  
   Ветеранам Второй мировой войны, о которых идет речь в этой истории - Кларенсу Смойеру, Баку Маршу, Густаву Шеферу, Чаку Миллеру и Фрэнку Одифреду - вы заново пережили самые трудные годы своей жизни, чтобы мы могли узнать человеческую цену войны. Спасибо, что доверили мне свои истории.
  
   Ветеранам бронетехники и пехоты, чьи технические советы и дополнительные интервью придали остроту и глубину этой книге: Джо Казерте, Гарри Чиппу, Биллу Гасту, Джону Ирвину, Роберту Кауфманну, Марвину Мишнику, Рэю Стюарту, Джорджу Смиланичу, Уолтеру Ститту, Харли Свенсону, Лесу Андервуду, и командиру немецкого танка Дитеру Йенну, который рассказал нам о надеждах и страхах людей на другой стороне. Каждый из вас достоин отдельной книги.
  
   Кельнскому журналисту Герману Райндорфу: "Именно ваше исследование впервые выявило Кэти Эссер и привело Густава, а также семью Кэти в жизнь Кларенса". Вы непревзойденный документалист вашего великого города - Кельна.
  
   Дочери Кларенса, Синди Бервенич, ты присматривала за своей матерью, Мельбой, чтобы твой отец мог поехать за границу, чтобы встретиться с Густавом. Эта книга родилась в результате этой поездки - благодаря твоей поддержке.
  
   Дочери Фрэнка Одифреда, Шерри Херрингшоу, ты раскопала бесценные письма военных лет и передала наши бесчисленные вопросы, чтобы мы могли узнать удивительного Каджуна - твоего отца.
  
   Посвящается внучатому племяннику Кэти Эссер, историку Марку Иеронимусу, вы вышли из своего класса, чтобы подарить Кларенсу и Густаву незабываемый день и величайший подарок: шанс исцелиться.
  
   Марион П üтз, которая открыла нам двери в историю своей семьи - ты воплощение всего, чего можно было ожидать от дочери Аннемари Бергхофф.
  
   Нашему "человеку на земле" в Кельне, Дирку Лüрбке, чье исследование танковой дуэли в соборе настолько криминалистично, что даже Кларенс кое-чему научился. Спасибо, что всегда на связи, чтобы протянуть руку помощи.
  
   Семье и друзьям нашего "актерского состава", ваши воспоминания, документы и бесчисленный вклад обогатили эти страницы: Гленну Анеру, Джону Деригги, Крейгу Эрли, Джону Р. Фэйрклоту, Патрисии Фишер, Бернарду Макосу, Ванде Марш, Джиму Миллеру, доктору Г üнтеру Предигеру, Деборе Роуз, Чарльзу Роузу, Джону Роузу, Люку Солсбери, Чарльзу Стиллману, Деборе Стиллман, Кэрол Вестберг, Хелен Винсковски.
  
   Моему преданному агенту Дэвиду Вильяно, который ловко передал Острие в руки Ballantine Books, и моему бывшему редактору Райану Доэрти, который дал жизнь этой книге. Моему нынешнему редактору и литературному наставнику Трейси Дивайн, чье безупречное чувство "истории" довело рукопись до ее окончательной формы. Президенту и издателю Random House Джине Сентрелло и издательской команде Ballantine Bantam Dell: Каре Уэлш, Ким Хови, Сьюзан Коркоран, Грегу Кьюби, Куинну Роджерсу, Лекси Бэтсайд, Эвану Кэмфилду, Саймону Салливану, Дэвиду Стивенсону и всем сотрудникам отдела продаж и маркетинга, спасибо вам всем за то, что принесли миру Spearhead.
  
   Нашим гидам в Падерборне, которые отвезли меня и мою исследовательскую группу "обратно в битву": доктору Фридриху Хоману, дедушке-историку региона, и полковнику Вольфгангу Манну, командиру танка современного немецкого бундесвера. Нашим сопровождающим в Арденнах, несравненному эксперту Реджу Янсу, и Бобу Кенигсу, который приветствовал нас в своем гостевом доме BoTemps.
  
   Нашим консультантам по бронетехнике: Биллу Боллеру, гуру бронетехники и попечителю Фонда Коллингса, которого можно было застать ползающим по танку времен Второй мировой войны с измерительной лентой в руке, чтобы ответить на наши самые сложные вопросы. Роб Коллингс, генеральный директор Фонда Коллингса, который предоставил нам свою "танковую конюшню" и внес свой исторический вклад в эту, нашу третью книгу подряд. Кевину Уиткрофту, выдающемуся в мире эксперту по немецкой бронетехнике и владельцу the Wheatcroft Collection, потрясающей коллекции танков в Англии, спасибо за то, что обеспечили нам точное изображение машин другой стороны. И, в конечном счете, "Вождю" Николасу Морану, который в последний раз проверил рукопись, призвав на помощь свои энциклопедические знания обо всех видах бронетехники и применив свой реальный опыт командира танкового взвода в Ираке.
  
   Историкам, благодаря которым Острие дивизии ожило для нас: Вику Деймону и Дэну Фонгу, которые руководят Фондом истории 3-й бронетанковой дивизии в 3ad.com; Яну Плоэгу, который помнит о тестах в 36air-ad.com; Историк роты "А" Дэн Лэнгханс; и Стивен Оссад и Дон Марш, авторы книги генерал-майор Морис Роуз: величайший забытый генерал-командующий Второй мировой войны .
  
   Посвящающим себя авторам, экспертам и исследователям, предоставившим жизненно важные данные, фотографии и иллюстрации для этой книги: Кевину Бейли, Джастину Бэтту, Дэвиду Бойду, Рите Кэнн, Ламонту Эбберту, Тиму Фрэнку, Дэниэлу Глауберу, Тимму Хааслеру, Дэвиду Харперу, Гарету Гектору, Нику Хопкинсу, Крейгу Макки, Дугласу Маккейбу, Жаннет Макдональд, Рассу Моргану, Даррену Нили, Жаклин Островски, Дебре Ричардсон, Гордону Рипки, Мэтту Скейлсу, Сьюзан Стрэндж, Биллу Томасу, Биллу Уорнок и Стивен Залога; и Николасу Труджиану, чей букварь о путешествиях на поезде в военное время превратил меня в фаната железных дорог на всю жизнь.
  
   Томасу Фланнери-младшему, опытному редактору-разработчику, который тренировал меня с первой главы до последней. Ваше умение оттачивать и шлифовать сделало эту книгу лучше.
  
   Первым читателям, которые обратили взыскательный взгляд на эту рукопись: Мэтту Карлини, Джоэлу Энг, Джейми Ханне, Лорен Хеллер, Мэтту Гуверу, Трише Гувер, Джо Герсу и Рашель Мандик.
  
   Моей "системе раннего предупреждения", моей сестре Эрике Макос и матери Карен Макос, которые прочитали все первые черновики - ваши отзывы помогли создать эту книгу. Моим бабушке и дедушке, Фрэнсису и Жанне Панфили, за вашу поддержку, моей младшей сестре Элизабет Макос, за угощение; моей невестке Агате Макос, чьи вкусные блюда поддерживали нас в тонусе; и моим дорогим друзьям Хельге Стиглер и Джорджии Хаднер, которые подбадривают меня издалека.
  
   Моему другу Питу Семаноффу, который впервые обнаружил Кларенса, когда брал интервью у ветеранов для своего проекта Eagle Scout. Ты познакомил меня с его историей и убедил меня поговорить с ним, когда мы учились в колледже, и после колледжа, и даже когда мы разговаривали в пустыне Ирака. Наконец-то я встретил Кларенса и понял, почему он ваш герой. Эта книга - результат ваших неустанных усилий.
  
   Нашему немецкому исследователю и товарищу Францу Энглраму. После перевода для Кларенса и Густава в Кельне вы стали одним из нашей команды, брали у Густава интервью для нас и изучали бесчисленные иностранные документы, чтобы изучить его подразделение. Во время войны твой двоюродный дед Джерард погиб на Восточном фронте в возрасте девятнадцати лет. То, как чутко ты относился к ветеранам Острия, означало, что ты чтил его память.
  
   Посвящается моему отцу, Роберту Макосу, который "руководил" нашими интервью и бесчисленными холодными звонками для этой книги: ваш жизненный опыт в области психологии сделал вас не просто великим исследователем - вы были незаменимы.
  
   Моему брату Брайану Макосу, руководителю по исследованиям и соавтору этой книги, ты трижды водил нас в Кельн, в Шварцвальд и обратно. Ваша задача была высокой: провести сбор исторических данных на двух континентах, в пяти странах и по обе стороны Второй мировой войны. История Кларенса и Густава - одна на миллион. Но твой талант сделал эту книгу одной на миллион.
  
   Наконец, спасибо тебе, читатель, за то, что ты путешествуешь вместе с нами по страницам Наконечника копья . Я надеюсь, что эта история останется с тобой надолго после того, как ты закроешь эту книгу. Если вам понравился ваш опыт, пожалуйста, оставьте отзыв онлайн или расскажите другим об этих героях, с которыми вы познакомились. Нет ничего более весомого, чем ваше одобрение.
  
   Если вы хотите узнать больше, я проведу экскурсию по европейским полям сражений из этой истории и приглашаю вас присоединиться ко мне. Подробную информацию о маршруте, а также множество дополнительных материалов, включая кадры танковой дуэли Кларенса военного времени и фильм о его эмоциональном воссоединении с Густавом, вы найдете на моем веб-сайте: AdamMakos.com.
  
   От имени Кларенса, Бака и последних живых героев Острия копья, я передаю факел тебе, дорогой читатель. Наследие великих мужчин и женщин находится в ваших руках.
  
  
   ИСТОЧНИКИ
  
  
   Эта книга - продукт сокровищницы исторических источников. Мы раскопали бумажный след из отчетов о боевых действиях, интервью военного времени, оригинальных приказов, радиожурналов, утренних отчетов, старинных газет, историй подразделений и многого другого из таких архивов, как:
  
  
   Bundesarchiv-Militararchiv Freiburg, Germany
  
   Национальное управление архивов и документации в Сент-Луисе, Миссури, и Колледж-Парке, Мэриленд
  
   Национальный архив (Великобритания)
  
   Центр наследия и образования армии США, Карлайл, Пенсильвания
  
   Президентская библиотека Дуайта Д. Эйзенхауэра, Абилин, Канзас.
  
   Архив Ассоциации 3-й бронетанковой дивизии в Университете Иллинойса
  
   Музейный отдел Центра передового опыта маневрирования, Форт Беннинг, Джорджия.
  
  
   Но что было нашим самым большим источником из всех? Ветераны. Кларенс. Бак. Густав. Чак. Одифред. Казерта. Каждый из них был жив во время написания этой книги и делился своими воспоминаниями в самых подробных деталях, какие только мог вспомнить.
  
   Мы брали у них интервью где угодно: у Густава на улице в Кельне. У Чака на холодном поле в Блацхайме. Бак посетил нас в Колорадо, а мы навестили его в Алабаме. Я брал интервью у Джо Казерты за его кухонным столом в Нью-Джерси, и моя команда отправилась в Луизиану, чтобы поработать с Фрэнком Одифредом.
  
   Мы столько раз приезжали в Аллентаун, штат Пенсильвания, чтобы взять интервью у Кларенса, что узнали сотрудников Holiday Inn по именам. Мы также разговаривали с ним по телефону почти еженедельно в течение пяти лет. И когда рукопись была закончена, Кларенс, Бак и другие наши главные герои прочитали эту книгу от корки до корки, прежде чем поставить свою печать одобрения.
  
   Если бы я привел каждый факт из историй, которые рассказали нам Кларенс и его коллеги-ветераны, раздел "Заметки" был бы длиннее, чем сама книга. Итак, что касается любых фактов, не приведенных напрямую, вы будете знать, откуда они взялись: от самих мужчин.
  
   Но не каждый исторический самородок был изложен устно. Ветераны снабдили нас письменным материалом. Были устные истории, подобные той, что Кларенс рассказал в 1985 году - сейчас тридцать три года назад. Была переписка военного времени - семья Одифред сохраняла каждое письмо, которое он отправлял домой. И некоторые предоставили отчеты, написанные их собственными руками, такие как блестящие 200-страничные мемуары Бака Марша "Размышления пехотинца Второй мировой войны".
  
   Вооружившись этими заваляющими стол грудами истории, мы объединили записи, воспоминания, письменные работы и информацию, почерпнутые из источников, чтобы максимально точно реконструировать эту историю.
  
   Интервью Густава были переведены с немецкого на английский, и я взял на себя смелость перевести немецкие воинские звания в их американские эквиваленты, а метрические измерения - в имперские стандарты для американских изданий.
  
   Но все остальное такое, каким мы его нашли.
  
  
   Примечания
  
  
   Введение
  
  
   "рабочая лошадка": Фрэнк Вулнер, Острие на Западе: 3-я бронетанковая дивизия во Второй мировой войне (Франкфурт, Германия: Кунст и Верведрук, 1945; переиздано в Нэшвилле: Battery Press, 1980), 10.
  
   "самый агрессивный": Филип Деригги, "Мой брат Джон С. Деригги", мемуары солдат 3-й эры нашей эры, 3ad.com/​ история/ ​ wwll/ ​мемуары.страницы/​deriggi.htm (дата обращения 2 сентября 2017 года).
  
   Танкисты Паттона переняли его "талант": Омар Брэдли, История солдата (Нью-Йорк: Современная библиотека, 1999), 226.
  
   были известны своей "беззаботностью": Там же.
  
   "с серьезной и мрачной интенсивностью": Там же.
  
  
   1. Нежный великан
  
  
   за пределами видимости находился Монс: рота Е 32-го бронетанкового полка, утренний отчет, 3 сентября 1944 года, Национальное управление архивов и документации (далее NARA).
  
   были в тылу врага: Там же.
  
   390 танков: Стивен Залога, Panzer IV против Шерман: Франция 1944 (Нью-Йорк: Osprey, 2015), 43.
  
   прорыв через северную Францию: Фрэнк Вулнер, Острие на западе: 3-я бронетанковая дивизия во Второй мировой войне (Франкфурт, Германия: Кунст и Верведрук, 1945; переиздано в Нэшвилле: Battery Press, 1980), 5.
  
   заслуженный боевой псевдоним: Гарольд Денни, "Танковая дивизия США, удостоенная звания героической", "Нью-Йорк Таймс", 25 августа 1944 года.
  
   Немецкие пятнадцатая и Семнадцатая армии: лейтенант. Фред Хадзел и Т/3 Уильям Хендерсон, битва при Монсе, 1-4 сентября 1944 года, 2-я информационно-историческая служба, VII корпус, Брейниг, Германия, 16 февраля 1945 года, НАРА.
  
   107 миль за два дня: Рота Е, 32-й бронетанковый полк, утренний отчет, 3 сентября 1944 года, НАРА.
  
   новая замена: Рота Е, 32-й бронетанковый полк, утренний отчет, 25 августа 1944 года, НАРА.
  
   30 000 солдат противника: Вулнер, Острие копья на Западе, 86.
  
   18 000 оборонительных сооружений: Дэвид Кроссленд, "Бункеры времен Второй мировой войны превращаются в убежище дикой природы", Spiegel Online, spiegel.de/​international/​germany/​from-wehrmacht-to-wildcats-world-war-ii-bunkers-turn-into-wildlife-haven-a-507880.html (дата обращения 1 августа 2017 года).
  
   Около двух часов ночи: лейтенант . Фред Хадзел и Т/3 Уильям Хендерсон, битва при Монсе, 1-4 сентября 1944 года, интервью с майором У. К. Бейли, 3-я бронетанковая дивизия CCR, Брейниг, Германия, 15 февраля 1945 года, НАРА.
  
   Шлем танкиста времен Второй мировой войны: Джеймс Браун и Майкл Грин, М4 "Шерман на войне" (Сент-Пол: Зенит, 2007), 60-61.
  
   Всем остальным оставалось только слушать: Там же, 61.
  
   "Гордость вермахта": Фрэнк Вулнер, "Танкист из Техаса", "Янк 1", Љ 16 (12 ноября 1944).
  
   Ни единого выстрела: Николас Моран, "Огневые испытания противотанковых средств армии США в 1944 году", "Люк вождя", worldoftanks.com/​en/​news/​chieftain/​chieftains-hatch-us-guns-vs-german-armour-part-1 (дата обращения 10 июня 2017 года).
  
   11 футов 8 дюймов: Майкл Грин, Образы войны: танки Оси второй мировой войны (Южный Йоркшир, Англия: Военное дело "Перо и меч", 2017), 61.
  
   the Mark IV: Залога, Panzer IV против Шерман, 4-5, 8, 20.
  
  
   2. Крещение
  
  
   Танк весом тридцать три тонны: Стивен Залога, Panzer IV против Шерман : Франция 1944 (Нью-Йорк: Osprey, 2015), 17.
  
   около 20 миль в час: Схема "Шерман I и IC (типичная для II)", Документы Военного министерства 194/132, 14 марта 1945 года, Национальный архив (Великобритания).
  
   9-цилиндровый радиальный двигатель: Залога, Panzer IV против Шерман, 17.
  
   руководил танком "Пантера": Фрэнк Вулнер, Острие на Западе: 3-я бронетанковая дивизия во Второй мировой войне (Франкфурт, Германия: Кунст и Верведрук, 1945; переиздано в Нэшвилле: Battery Press, 1980), 88.
  
   идеально голубое небо: Georges Licope, La bataille dite de Mons, des 2, 3 et 4 septembre 1944 (Mons, Belgium: Musée de Guerre à Mons, 1973), 44-47.
  
   "восхитительная пробка": Дон Марш и Стивен Оссад, генерал-майор Морис Роуз: величайший забытый командир Второй мировой войны (Lanham, MD: Taylor Trade, 2006), 227.
  
   отправлен в бой: Вулнер, Острие копья на Западе, 86.
  
   "вы просто хотите нас убить": там же, 209.
  
   "Как будто тянет к городу": Там же, 87.
  
   заходите, чтобы закончить: Там же, 86.
  
   три генерала: Марш и Оссад, Морис Роуз, 230.
  
   скромный моряк, добравшийся автостопом: лейтенант. Фред Хадзел и Т/3 Уильям Хендерсон, битва при Монсе, 1-4 сентября 1944 года, интервью с майором. Джейм Байрон (S-3), майор. Томас Керли (помощник S-3), капитан. Чарльз Эчерд (S-2), капитан. Роберт Рассел, 36-й танковый пехотный полк 3-й танковой дивизии CCR, Брайниг, Германия, 15 февраля 1945 года, НАРА.
  
   "столь быстрое разрушение": Вулнер, Острие копья на Западе, 86.
  
   тело лежало у ног медиков: Личное дело умершего Пола Фэйрклота, Управление людских ресурсов армии США, Форт-Нокс, Кентукки.
  
   больше людей погибло в бою: "Боевые потери армии и смерти, не связанные с сражениями: заключительный отчет, 7 декабря 1941-31 декабря 1946", Отдел статистики и бухгалтерского учета, Управление генерал-адъютанта, Вашингтон, округ Колумбия, 1 июня 1953.
  
   теряют больше всего американских танков: Стивен Залога, Бронированный "Тандерболт" (Механиксбург, Пенсильвания: Stackpole, 2008), 342-43.
  
  
   3. "Bubi"
  
  
   численность в сорок семь машин: Тимм Хааслер, "Удержание Западной стены: история 105-й танковой бригады" (Механиксбург, Пенсильвания: Stackpole, 2008), 29.
  
   двухтонная плита: Измерение и расчет Билла Боллера, президента Фонда военных транспортных технологий, основанного Жаком Литтлфилдом.
  
   Эквивалент толщины 5,7 дюйма: Стивен Залога, Пантера против Шерман : битва в Арденнах 1944 (Нью-Йорк: Osprey, 2008), 21.
  
   3,5-дюймовая передняя панель: Там же.
  
   Толщиной 3,149 дюйма: Там же.
  
  
   4. Поля
  
  
   losing twenty-one tanks: Friedrich Bruns, Panzerbrigade 106 Feldherrnhalle (Celle, Germany: Eigenverlag, 1988), 159.
  
   построено более 6000 "Пантер": Боб Каррутерс, "Пантера V в бою: проблемный ребенок Гудериана" (Барнсли, Англия: Перо и меч, 2013), 26.
  
   затмевается 49 234 "Шерманами": Залога, бронированный "Тандерболт", 332.
  
   "Пантера" пришла с вызывающими беспокойство дефектами: Стивен Залога, Бронированный удар молнии (Механиксбург, Пенсильвания: Stackpole, 2008), 177-78; Майкл Грин и Глэдис Грин, Пантера: стремление Германии к боевому доминированию (Нью-Йорк: Osprey, 2012), 38, 209.
  
   действуйте без этих необходимых: Bruns, Panzerbrigade 106 Feldherrnhalle, 56.
  
   на 32 процента меньше танков: Кристер Бергстром, Арденны, 1944-1945: зимнее наступление Гитлера (Хавертаун, Пенсильвания: Каземат, 2014), 431.
  
   50-я истребительная группа: "Штаб IX тактического воздушного командования: сводка операций Љ 93 за период 1100-1600 часов", 9 сентября 1944 года, Агентство исторических исследований ВВС, авиабаза Максвелл, Алабама.
  
   Семьсот лошадиных сил: Стивен Залога, Panther vs. Шерман : битва в Арденнах 1944 (Нью-Йорк: Osprey, 2008), 11.
  
   Пантера считалась быстрее: Все зеленее и зеленее, Пантера, 239.
  
   Со скоростью 18 миль в час: Там же.
  
   Гитлерюгенд был обязательным: Мемориальный музей Холокоста Соединенных Штатов, "Идеологическая обработка молодежи", Энциклопедия Холокоста, ushmm.org/​ ;wlc/​ru/​article.php ?Идентификатор модуля =10007820 (дата обращения 3 августа 2017 года).
  
   колонна 34-го танкового батальона: Вик Хиллери и Эмерсон Херли, Пути брони: пятая бронетанковая дивизия во Второй мировой войне (Nashville: Battery Press, 1986), 111.
  
   17-футовое ружье: Залога, Пантера против Шерман, 11.
  
   башня ползла мучительно медленно: Там же, 28.
  
   "сверхскорость": Дон Марш и Стивен Оссад, генерал-майор Морис Роуз: величайший забытый командир Второй мировой войны (Lanham, MD: Taylor Trade, 2006), 382.
  
   внутри двенадцатидюймового круга: Зелено-зеленый, Пантера, 59.
  
   их башни повернулись: Хиллери и Херли, Пути брони, 110-11.
  
   шестнадцатифунтовая боеголовка: Залога, Пантера против Шерман , 28.
  
   Удивительно, из двух "Шерманов": Рота С 34-го танкового батальона, утренний отчет, 9 сентября 1944 года, НАРА; "Боевая история 47-го. Армия Ф.А. Бн., 5-я армия, 6 августа 1944- 26 апреля 1945" 5ad.org/​подразделения/​47AFA.html (дата обращения 15 июня 2016 г.).
  
   горение при 5000 градусах: Гордон Роттман, Тактика огневой поддержки пехоты во Второй мировой войне (Нью-Йорк: Osprey, 2016).
  
   какая-то бронированная машина: Хиллери и Херли, Пути брони, 111.
  
   Американский M7: "История боевых действий 47-й армии Ф.А.Бн., 5-й армии Див., 6 августа 1944- 26 апреля 1945", 5ad.org/​подразделения/​47AFA.html (дата обращения 15 июня 2016 года).
  
   казнил бы 10 000: Энтони Бивор, Арденны 1944: последняя авантюра Гитлера (Нью-Йорк: Викинг, 2015), 44.
  
  
   5. Набег
  
  
   уязвимый фланг и тыл: Николас Моран, "Огневые испытания бронебойщиков армии США в 1944 году", "Люк вождя", worldoftanks.com/​en/​news/​chieftain/​chieftains-hatch-us-guns-vs-german-armour-part-1/ (дата обращения 10 июня 2017 года).
  
   На восточном фронте: Рэй Мерриам, ред., Вторая мировая война в обзоре: немецкие боевые машины Љ 3 (Хусик Фоллс, Нью-Йорк: Merriam Press, 2017), 25.
  
   Горцы Сифорта: Кристофер Мискимон, "Перепрофилирование немецких транспортных средств войсками союзников", Warfare History Network, warfarehistorynetwork.com/​daily/​wwii/​repurposing-german-vehicles-by-allied-troops / (дата обращения 7 августа 2017 года).
  
   Британские гвардейцы Колдстрима: Там же.
  
   сообщил, что видел снаряды: "Фрэнк Би äке", форумы Второй мировой войны, ww2f.com/​ ;темы/​franz-b%C3%A4ke.21649/​страница-2 (дата обращения 13 июня 2016 г.).
  
   without aerial reconnaissance: Friedrich Bruns, Panzerbrigade 106 Feldherrnhalle (Celle, Germany: Eigenverlag, 1988), 49.
  
   продвижение в Люксембург: Вик Хиллери и Эмерсон Херли, Пути брони: пятая бронетанковая дивизия во Второй мировой войне (Nashville: Battery Press, 1986), 111.
  
   первые ботинки на немецкой земле: Чарльз Макдональд, кампания "Линия Зигфрида" (Вашингтон, округ Колумбия: Центр военной истории армии США, 1990), 3.
  
   От бельгийского побережья до Швейцарии: Там же.
  
   "в сердце Германии": Там же.
  
  
   6. За стеной
  
  
   разыгрывался шторм: Описание погоды основано на фотографиях того периода и отчете роты "Б" 32-го бронетанкового полка, утренний отчет, 15 сентября 1944 года, НАРА.
  
   пробей Западную стену: Associated Press, "Третьи бронетанковые подразделения прорывают линию Зигфрида", Tucson Daily Citizen , 4 октября 1944 года.
  
   захват немецкого города: Хейнс Дуган и др., Третья бронетанковая дивизия: острие на Западе, 2-е изд. (Падьюка, Кентукки: Тернер, 2001), 207.
  
   пропало пять танков: рота Е 32-го бронетанкового полка, утренний отчет, 15 сентября 1944 года, Нара.
  
   "почти невозможно": лейтенант . Фред Хадзел, битва при Монсе, 1-4 сентября 1944 года : краткое сообщение 2-й информационно-исторической службы VII корпуса, Брейниг, Германия, 16 февраля 1945 года, НАРА.
  
   пробив лишний дюйм: Стивен Залога, Бронированный удар молнии (Механиксбург, Пенсильвания: Стэкпол, 2008), 116.
  
   получено, возможно, пять 76-х: Там же, 340.
  
   "Команда бункера из 12 человек вышла гуськом": Фрэнк Вулнер, Острие на Западе: 3-я бронетанковая дивизия во Второй мировой войне (Франкфурт, Германия: Кунст и Верведрук, 1945; переиздано в Нэшвилле: Battery Press, 1980), 211.
  
   "Вы не остановите американцев": Найджел Коуторн, Пожиная бурю: немецкий и японский опыт Второй мировой войны (Цинциннати: Дэвид и Чарльз, 2007), 75.
  
   Немецкая 12-я пехотная дивизия: Стивен Залога, Линия Зигфрида 1944-45: сражения на границе Германии (Нью-Йорк: Osprey, 2007), 17.
  
   "Милая, я не вижу, где свеча": Фрэнк Одифред, письмо Лилиан Зеринг, 4 декабря 1944 года.
  
   "к буйству расы": Вулнер, Острие копья на Западе, 10.
  
   едва ли 1 из 4 танков: Там же, 98.
  
   "Танки были связаны друг с другом": Томас Генри, "Мастера рубящего удара и внезапности; 3-я бронетанковая дивизия", Saturday Evening Post, 19 октября 1946 года.
  
   почти 6000 грузовиков: Дэвид Забеки, ред., Вторая мировая война в Европе: энциклопедия (Нью-Йорк: Routledge, 1999), 1254.
  
   "Экспресс с красным мячом": Энтони Бивор, Арденны 1944: последняя авантюра Гитлера (Нью-Йорк: Викинг, 2015), 16.
  
   из Нормандии: Вулнер, Острие копья на Западе, 98.
  
   Он год учился в колледже: Карточка призывника "Хайпокетов" 1940 года и запись о зачислении в 1942 году, НАРА.
  
   Снаряды летели со стороны: Вулнер, Острие копья на западе, 101.
  
  
   7. Передышка
  
  
   "липкие ленты грязи": Фрэнк Вулнер, Острие копья на Западе: 3-я бронетанковая дивизия во Второй мировой войне (Франкфурт, Германия: Кунст и Верведрук, 1945; переиздано в Нэшвилле: Battery Press, 1980), 103.
  
   "изумленный и встревоженный": там же.
  
   посчитал изображения нежелательными: Дерек Цумбро, Битва за Рур: окончательное поражение немецкой армии на Западе (Lawrence, KS: University Press of Kansas, 2006), 388.
  
   поступление в Йель в 1942 году: "Некролог о выпускниках бакалавриата, умерших в 1950-1951 годах", Бюллетень Йельского университета 48, Љ 1 (1 января 1952).
  
   он служил секретарем: "Огневое испытание армии США 1944 года Љ 2", Wargaming, wargaming.info/​ ;1998/​армия США-1944-испытание стрельбой-Љ 2 (дата обращения 15 июня 2017 года).
  
   "пухленькая с заплетенными косичками": Эд Хой, Из КП в бой, Воспоминания лучшего бойца Второй мировой войны, неопубликованные мемуары.
  
   Легкая рота оставалась расквартированной: Рота Е, 32-й бронетанковый полк, утренний отчет, декабрь 1944 года, НАРА.
  
   был открыт порт Антверпена: Уилсон Хефнер, солдат с собачьей мордой: жизнь генерала Люциана К. Траскотт-младший (Колумбия, Миссури: Издательство Университета Миссури, 2010), 330.
  
   ищите укрытие во время воздушного налета: Вулнер, Передовой отряд на западе, 103.
  
   "тихий рай для усталых войск": Энтони Бивор, Арденны 1944: последняя авантюра Гитлера (Нью-Йорк: Викинг, 2015), 105.
  
   "неопределенные, общие зоны соприкосновения": Вулнер, Острие копья на Западе, 108-9.
  
   "это прямо как в кино": Джим Каллен, интервью Чарльза Корбина, видеоинтервью, 1995, vimeo.com/​ ; каналы / ​ww2vets/​4692409 (дата обращения 17 августа 2017 года).
  
   преимущество пехоты три к одному: Питер Шрайверс, Неизвестные погибшие: гражданские лица в битве за Арденну (Лексингтон, Кентукки: Издательство Университета Кентукки, 2005), xiv.
  
   трансляции колокольного звона: Бивор, Арденны 1944, 120, 138.
  
   Чтобы замедлить натиск: Там же, 127, 164.
  
   четыре дюйма для плавучести: Стивен Залога, Бронированный удар молнии (Механиксбург, Пенсильвания: Стэкпол, 2008), 222-24.
  
   силы поддержки численностью в 60 000 человек: Бивор, Арденны, 1944, 366.
  
   "Если один из твоих людей": Дик Гуди, "Битва за Арденну запомнилась: вид с моих снежных полей", Воспоминания о битве за Арденну, battleofthebulgememories.be/​stories26/​32-battle-of-the-bulge-us-army/​832-the-battle-of-the-bulge-remembered.html (дата обращения 18 августа 2017 года).
  
   Легкая рота встала в строй: Рота Е, 32-й бронетанковый полк, утренний отчет, 20 декабря 1944 года, НАРА.
  
   "пункт назначения неизвестен": там же.
  
  
   8. Четвертый танк
  
  
   "Русский кайф" ледяных ветров: Дэнни Паркер, Битва в Арденнах: наступление Гитлера в Арденнах, 1944-1945 (Кембридж, Массачусетс: Da Capo Press, 2004), 216.
  
   крупнейшее сражение в истории: "Факты о битве за Арденну", Historynet, historynet.com/​ ; битва за Арденну (дата обращения 28 августа 2017 года).
  
   "во второй раз": Фредерик Карл, Рассказы питона: воспоминания молодого солдата о Второй мировой войне (самиздат, издательство CreateSpace, 2014), 111.
  
   "Это была хорошая попытка": Фрэнк Вулнер, Острие на Западе: 3-я бронетанковая дивизия во Второй мировой войне (Франкфурт, Германия: Кунст и Верведрук, 1945; переиздано в Нэшвилле: Battery Press, 1980), 108-9.
  
   86-мильный переход: рота Е 32-го бронетанкового полка, утренние сводки, 20-24 декабря 1944 года, НАРА.
  
   Конечная цель немцев: Питер Шрайверс, Неизвестные погибшие: мирные жители в битве за Арденну (Лексингтон, Кентукки: Издательство Университета Кентукки, 2005), xiii.
  
   Когда немцы нанесли удар: Там же.
  
   на десять дней: Вулнер, Острие копья на Западе, 53.
  
   в 70 процентах случаев: Стивен Залога, Бронированный удар молнии (Механиксбург, Пенсильвания: Стэкпол, 2008), 231.
  
   к следующему перекрестку: 2-й батальон 32-го бронетанкового полка, после отчета о боевых действиях, декабрь 1944 года, НАРА.
  
   подошла 2-я танковая дивизия: Шрайверс, Неизвестные погибшие, 247.
  
   "Произвести впечатление на каждого человека": Дон Марш и Стивен Оссад, генерал-майор Морис Роуз: величайший забытый командир Второй мировой войны (Lanham, MD: Taylor Trade, 2006), 269.
  
   лобовая броня Пантеры: Стивен Залога, Пантера против Шерман : битва в Арденнах 1944 (Нью-Йорк: Osprey, 2008), 24-25.
  
  
   9. Надежда
  
  
   температура колебалась около нуля: Энтони Бивор, Арденны 1944: последняя авантюра Гитлера (Нью-Йорк: Викинг, 2015), 259.
  
   "У меня было два танка": Дон Марш и Стивен Оссад, генерал-майор Морис Роуз: величайший забытый командир Второй мировой войны (Lanham, MD: Taylor Trade, 2006), 381.
  
   "Мы будем молиться за вас": Питер Шрайверс, Неизвестные погибшие: мирные жители в битве за Арденну (Лексингтон, Кентукки: Издательство Университета Кентукки, 2005), 247.
  
   избегайте "Шерманов" на N4: в журнале 32-го бронетанкового полка утверждается, что подразделение провело ночь с 23 на 24 декабря на трассе, проходившей через H èdr ée, но ветераны утверждают обратное; Фрэнк Одифред вспоминает, что подразделение впервые вернулось в деревню днем 24 декабря, где возобновило преследование вражеского танка, но обнаружило, что он ускользнул.
  
   Они были блокирующим подразделением: Шрайверс, Неизвестные мертвецы, 247.
  
   Чак упал на свое место: В старших классах младший брат лейтенанта Чарли Роуза, Джон, рассказал, как учителя рассказывали ему истории о Чарли. Чак Миллер поддерживал связь с семьей Роуз и сказал им, что с тех пор не проходило ни одного сочельника, чтобы он не думал о Чарли.
  
   получил собственный танк: рота Е 32-го бронетанкового полка, утренний отчет, 27 ноября 1944 года, НАРА.
  
   "И Бог был там": "Эй, поминальный обряд проведен", Эсбери Парк (Нью-Джерси), Ивнинг Пресс , 15 марта 1945 года.
  
   "Он славный парень, милая": Фрэнк Одифред, письмо Лилиан Зерингу, 8 декабря 1944 года.
  
   полный круг за пятнадцать секунд: Стивен Залога, Panther vs. Шерман : битва в Арденнах 1944 (Нью-Йорк: Osprey, 2008), 28.
  
   60-тонный бегемот: Джеймс Браун и Майкл Грин, Танки Tiger на войне (Миннеаполис: Zenith Press, 2008), 19.
  
   Солнце сверкнуло на снегу: Марш и Оссад, Морис Роуз, 278.
  
   в шести милях к северу от Марке: рота Е 32-го бронетанкового полка, утренний отчет, 26 декабря 1944 года, НАРА; 2-й батальон 32-го бронетанкового полка, отчет после боевых действий, декабрь 1944 года, НАРА.
  
   работал с обнаженной грудью: Шрайверс, Неизвестный мертвец, 248.
  
   "Тени Вэлли Фордж": Фрэнк Вулнер, Острие копья на Западе: 3-я бронетанковая дивизия во Второй мировой войне (Франкфурт, Германия: Кунст и Верведрук, 1945; переиздано в Нэшвилле: Battery Press, 1980), 114.
  
   окна на Первой улице: Ламонт Эбберт и Гордон Рипки, телефонное интервью Питера Семаноффа, апрель 2017 года.
  
   Почти 400 B-24: Эрик Хаммель, Воздушная война в Европе: воздушная война Америки против Германии в Европе и Северной Африке (Pacifica, Калифорния: Pacifica Press, 1994), 427.
  
   Самолеты Королевских ВВС: "Дневник кампании бомбардировочного командования: декабрь 1944 года", Национальный архив, webarchive.nationalarchives.gov.uk/​20070706054631/​http://www.raf.mod.uk/​bombercommand/​dec44.html (дата обращения 15 апреля 2017 года).
  
   "Наводнения над нашей головой": Найджел Коуторн, Пожиная вихрь: немецкий и японский опыт Второй мировой войны (Цинциннати: Дэвид и Чарльз, 2007), 91-92.
  
   над головой в течение тридцати минут: Дональд Эдвардс, дневник рядового (самиздат, 1994), 264.
  
  
   10. Нечто большее
  
  
   около половины девятого утра: Периодический доклад G-3 Љ 195, 3-я бронетанковая дивизия, 7 января 1945 года, НАРА.
  
   Голубое небо манило к себе: Рота Е 32-го бронетанкового полка, утренний отчет, 9 января 1945 года, НАРА.
  
   с боями преодолел тридцать шесть миль: Рота Е 32-го бронетанкового полка, утренние сводки, 2-9 января 1945 года, НАРА.
  
   "Достаточно грязи на нас": Фрэнк Одифред, письмо Лилиан Зеринг, 24 января 1945 года.
  
   остановлено в трех милях: Стивен Смит, 2-я бронетанковая дивизия "Ад на колесах" (Суррей, Англия: Иэн Аллан, 2003), 54.
  
   Марш был в безопасности: Питер Шрайверс, Неизвестные погибшие: мирные жители в битве за Арденну (Лексингтон, Кентукки: Издательство Университета Кентукки, 2005), 324-25, 351.
  
   немцы достигли Мааса: Смит, 2-я бронетанковая дивизия, 54.
  
   "Город в руинах": Энтони Бивор, Арденны 1944: последняя авантюра Гитлера (Нью-Йорк: Викинг, 2015), 358.
  
   Рота Изи потеряла два танка: рота Е, 32-й бронетанковый полк, утренний отчет, 6 января 1945 года, Нара; Фрэнк Аудифред, интервью Роберта Макоса, апрель 2016 года.
  
   ослепить стрелка: Стивен Залога, Бронированный удар молнии (Механиксбург, Пенсильвания: Стэкпол, 2008), 116.
  
   запущено в производство в начале 1942 года: Стивен Залога, Panzer IV vs. Шерман : Франция 1944 (Нью-Йорк: Osprey, 2015), 16.
  
   более 17 000: Залога, бронированный "Тандерболт", 346.
  
   "большое удовлетворение": Залога, Panzer IV против Шерман, 16.
  
   разработан для всего, что было в 1941 году: Залога, бронированный Тандерболт, 33.
  
   построено всего двадцать танков: Томас Андерсон, Майкл Грин и Фрэнк Шульц, Немецкие танки Второй мировой войны в цвете (Оцеола, WI: MBI Publishing 291), 7.
  
   это была перерисовка карты: Дон Марш и Стивен Оссад, генерал-майор Морис Роуз: величайший забытый командир Второй мировой войны (Lanham, MD: Taylor Trade, 2006), 279; Теодор Дрейпер, 84-я пехотная дивизия в битве при Арденнах (исторический раздел, 84-я пехотная дивизия, 1945), 25.
  
   Было 10:13 утра: 2-й батальон 32-го бронетанкового полка, Журнал учета, 7 января 1945 года, НАРА.
  
   остатки двух полков вермахта: 2-й батальон 32-го бронетанкового полка, после отчета о боевых действиях, январь 1945 года, НАРА.
  
   "пешком, на велосипедах, на лошадях": Шрайверс, Неизвестный мертвец, 357.
  
   "Это было всего лишь осознание": Бивор, Арденны, 1944, 366.
  
   иногда убивал носового стрелка: Аарон Элсон, Танки воспоминаний (Хакенсак, Нью-Джерси: Chi Chi Press, 2001), 77.
  
   Чак упал почти на девять футов: Залога, Panzer IV против Шерман , 17.
  
   шанс один из трех: Залога, бронированный удар молнии, 329.
  
   Только в 17:07 вечера: 2-й батальон 32-го бронетанкового полка, Журнал регистрации, 7 января 1945 года, НАРА.
  
   "Это ужасно, дорогая": Фрэнк Одифред, письмо Лилиан Зеринг, 14 января 1945 года.
  
   одна из девятнадцати замен: Малкольм Марш-младший, Размышления пехотинца Второй мировой войны (самиздат, 2001), 57.
  
   захвачено тридцать семь вражеских пленных: 2-й батальон 32-го бронетанкового полка, после отчета о боевых действиях, январь 1945 года, НАРА.
  
   молю о приюте: Шрайверс, Неизвестный мертвец, 357.
  
   проверьте их брюки: Бивор, Арденны 1944, 176.
  
   "теряет свою честь": там же, 343.
  
   "Если есть какие-либо подозрения": Там же, 345.
  
   "Наши люди ничего не ели": Шрайверс, Неизвестные мертвецы, 219.
  
  
   11. Американский тигр
  
  
   их первое возвращение утром: рота Е 32-го бронетанкового полка, утренний отчет, 9 февраля 1945 года, НАРА.
  
   потерял больше танков, чем уничтожил: Хейнс Дуган и др., Третья бронетанковая дивизия: острие на западе, 2-е изд. (Падьюка, Кентукки: Тернер, 2001), 66.
  
   пришлось одолжить 350 "Шерманов": Энтони Бивор, Арденны 1944: последняя авантюра Гитлера (Нью-Йорк: Викинг, 2015), 218.
  
   В письме Эйзенхауэру: Дон Марш и Стивен Оссад, генерал-майор Морис Роуз: величайший забытый командир Второй мировой войны (Lanham, MD: Taylor Trade, 2006), 378-79.
  
   "Мы просто в меньшинстве": Эрнест Лейзер, "Снаряды отскакивают от "Тигров", говорят ветераны-танкисты США", Звезды и полосы, 23 февраля 1945 года.
  
   "Нам лгали": Бивор, Арденны 1944, 27.
  
   "Многие парни получают": Фрэнк Одифред, письмо Лилиан Зерингу, 16 февраля 1945 года.
  
   хороший день для стрельбы: Рота Е, 32-й бронетанковый полк, утренний отчет, 23 февраля 1945 года, НАРА.
  
   "Все, что ты слышишь": Фрэнк Одифред, письмо Лилиан Зеринг, 23 февраля 1945 года.
  
   до линии фронта оставалось восемь миль: "20 февраля 1945 года, карта обстановки штаба двенадцатой группы армий", Группа армий, 12-е инженерное отделение и 1-й штаб армии Соединенных Штатов, loc.gov/​ ;пункт /​2004631880 (дата обращения 23 апреля 2015 года).
  
   Самодельная броня: Стивен Залога, Бронированный удар молнии (Механиксбург, Пенсильвания: Стэкпол, 2008), 283-85.
  
   Звание старшего сержанта: рота Е 32-го бронетанкового полка, утренний отчет, 8 февраля 1945 года, НАРА.
  
   "Ответ Америки тигру": "В погоне за тигром", Newsweek, 19 марта 1945 года; "Новый американский супертанк носит имя генерала. "Першинг", "Дейли пресс" (Ньюпорт-Ньюс, Вирджиния), 8 марта 1945 года.
  
   Половина инвентаря: Ричард Ханникатт, "Першинг: история среднего танка серии T20" (Браттлборо, VT: Echo Point Books & Media, 2015), 13.
  
   передовые танковые технологии: Уэс Галлахер, "Генерал. Танк "Першинг" был способен справиться с немецкой бронетехникой", Гаррисбург (Пенсильвания), Телеграф, 16 мая 1945; Стивен Залога, Пантера против Шерман : Битва в Арденнах 1944 (Нью-Йорк: Оспри, 2008), 11, 19; Ханникатт, Першинг, 201; Стивен Залога, Т-34-85 против М26 Першинг: Корея 1950 (Нью-Йорк: Оспри, 2010), 18.
  
   самое мощное оружие: "Учебный фильм о тяжелом танке T26E3 F.B.-191", Корпус связи армии США, 1945, youtube.com/​ ;смотреть?v=XWF83bNq_LQ&t = 101s (дата обращения 31 августа 2017 года).
  
   юго-западное побережье Великобритании: Фрэнк Вулнер, Острие на западе: 3-я бронетанковая дивизия во Второй мировой войне (Франкфурт, Германия: Кунст и Верведрук, 1945; переиздано в Нэшвилле: Battery Press, 1980), 56.
  
   семнадцатилетний возраст: Марш и Оссад, Морис Роуз, 231 год.
  
   поднялся по служебной лестнице: Вулнер, Острие на Западе, 3.
  
   командовал танковыми подразделениями: Там же, 3.
  
   "величайшая танковая сила в мире": Там же.
  
   "Он идет сам": Марш и Оссад, Морис Роуз, 231.
  
   назначена половина танков: Ханникатт, Першинг, 13.
  
   Бронебойный боеприпас для пистолета, 90 мм, М3 бронебойный снаряд длиной 3 фута: (Вашингтон, округ Колумбия: Управление начальника артиллерии, 1945), 12.
  
   90-мм пушка М3, установленная на боевых машинах с 15,5-футовым стволом: (Вашингтон, округ Колумбия: Военное министерство, 1944), 6.
  
   дульный тормоз в форме футбольного мяча: Ханникатт, Першинг, 117.
  
   "Я попытаюсь добраться до ближайшего": Майкл Грин и Глэдис Грин, "Пантера: стремление Германии к боевому доминированию" (Нью-Йорк: Osprey, 2012), 180.
  
   "Вопросов нет": Марш и Оссад, Морис Роуз, 378-79.
  
  
   12. Две мили
  
  
   Из стволов танков струился дождь: E-рота, 32-й бронетанковый полк, утренний доклад, 28 февраля 1945 года, НАРА; B-рота, 32-й бронетанковый полк, утренний доклад, 28 февраля 1945 года, НАРА.
  
   скоординированное наступление Первой армии: Стивен Залога, Ремаген 1945: эндшпиль против Третьего рейха (Нью-Йорк: Osprey, 2006), 12.
  
   спасибо "Лесным волкам": 2-й батальон 32-го бронетанкового полка, после отчета о боевых действиях, февраль 1945 года, НАРА.
  
   укрепленный с предыдущего падения: Залога, Ремаген 1945, 21.
  
   "каждая из главных улиц забаррикадирована": Фрэнк Вулнер, Острие на Западе: 3-я бронетанковая дивизия во Второй мировой войне (Франкфурт, Германия: Кунст и Верведрук, 1945; переиздано в Нэшвилле: Battery Press, 1980), 122.
  
   Три легких танка M5 Stuart: лейтенант Дж. Фред Хадзел и Т/3 Уильям Хендерсон, Путешествие Рера на Рейн, 26 февраля - 6 марта 1945 года, интервью с подполковником К. Л. Миллером (командир), майором Р. С. Лоури (старпом), 2-й батальон 32-го бронетанкового полка 3-й бронетанковой дивизии, Кельн, Германия, 13 марта 1945 года, НАРА.
  
   похоронили Билла в его форме: Личное дело умершего Уильяма Хея, Управление людских ресурсов армии США, Форт-Нокс, Кентукки.
  
   "устаревший во всех отношениях": Айзек Уайт, Соединенные Штаты против Немецкого оборудования (Беннингтон, VT: Merriam Press, 2005), 5.
  
   далеко от инженерного чуда: Роберт Камерон, Мобильность, ударная и огневая мощь: появление бронетанкового подразделения армии США, 1917-1945 (Вашингтон, округ Колумбия: Центр военной истории армии США, 2008), 464.
  
   "забыл" о своей цели: Хадзел и Хендерсон, интервью с Миллером и Лоури.
  
   раненые переваливались через борта: рота "Б" 32-го бронетанкового полка, утренний отчет, 28 февраля 1945 года, НАРА.
  
   еще один кадр прозвучал спереди: Хадзел и Хендерсон, интервью с Миллером и Лоури.
  
   стрельба из своего орудия-убийцы танков: ШТАБ 1-го батальона 36-го танкового пехотного полка, отчет подразделения Љ 110, 25-28 февраля 1945 года, НАРА.
  
   Техническое руководство E9-369A: немецкое 88-мм зенитное орудие из материалов пушки с 88-мм стволом: (Вашингтон, округ Колумбия: Военное министерство, 1943), 87; Фил Циммер, "Оружие Второй мировой войны: Немецкая 88-мм пушка, "Сеть военной истории", warfarehistorynetwork.com/​ ; ежедневно/ ​ вторая мировая война/​ оружие Второй мировой войны-немецкая 88-мм пушка/ (дата обращения 14 августа 2017 года).
  
   огонь по меньшей мере из шести орудий: 2-й батальон 32-го бронетанкового полка, после отчета о боевых действиях, февраль 1945 года, НАРА.
  
   в нем было около восьмидесяти снарядов: Джеймс Браун и Майкл Грин, М4 "Шерман на войне" (Сент-Пол: Зенит, 2007), 92-93.
  
   "Однажды в тебя попадут": Аарон Элсон, Танки воспоминаний (Хакенсак, Нью-Джерси: Chi Chi Press, 2001), 95.
  
   Один экипаж сообщил о заклинившей пушке: Хадзел и Хендерсон, интервью с Миллером и Лоури.
  
   регион был полосой зенитных ракет: ШТАБ 1-го батальона 36-го танкового пехотного полка, отчет подразделения Љ 110, 25-28 февраля 1945 года, НАРА; Фридрих Кечлинг, "Оборонительный бой LXXXI. Армейские корпуса в период с 25 января 1945 года по 13 апреля 1945 года", "Зарубежные военные исследования армии США", B-576, 10 апреля 1947 года.
  
   переведен из роты В: Рота В, 32-й бронетанковый полк, утренний отчет, 31 декабря 1944 года, НАРА; Рота Е, 32-й бронетанковый полк, утренний отчет, 29 января 1945 года, НАРА.
  
   Высокий, с голубыми глазами, каштановыми волосами: Роберт Л. Бауэр, призывная карточка 1940 года, НАРА.
  
   Репутация Шермана как пороховой бочки: Фредерик Карл, Рассказы Питона: воспоминания молодого солдата о Второй мировой войне (самиздат, издательство CreateSpace, 2014), 68; Блейн Тейлор, "М4 Шерман: "промах" или "чудо-оружие"?" Сеть по истории военных действий, warfarehistorynetwork.com/​ ; ежедневно/ ​ вторая мировая война/ ​ м4-шерман-промах или чудо-оружие/ (дата обращения 16 августа 2017 года).
  
   Пожароопасностью "Шерман" обязан: Стивену Залоге, бронированный "Тандерболт" (Механиксбург, Пенсильвания: Стэкпол, 2008), 117-18.
  
   своей жене Дарлин: "Потери во Второй мировой войне: сержант. Рэймонд У. Джуилфс, военный из округа Джонс штата Айова, iowajones.org/​ ;military/​WWII_Casualties_Juilfs_Raymond.htm (дата обращения 1 сентября 2017 года).
  
   череп раздроблен до неузнаваемости: Личное дело умершего Роберта Бауэра, Управление людских ресурсов армии США, Форт-Нокс, Кентукки.
  
   "Джонни, мальчик, если я доберусь": Филип Деригги, "Мой брат Джон С. Деригги", мемуары солдат 3-й эры нашей эры, 3ad.com/​ история/ ​ wwll/ ​мемуары.страницы/​deriggi.htm (дата обращения 2 сентября 2017 года).
  
   скатился американский шлем: Малкольм Марш-младший, Размышления пехотинца Второй мировой войны (самиздат, 2001), 75.
  
   "всепоглощающий шум": Там же, 76.
  
   в орудийных ямах находились брошенные 88-е: ШТАБ 1-го батальона 36-го танкового пехотного полка, отчет подразделения Љ 110, 25-28 февраля 1945 года, НАРА; 2-й батальон 32-го танкового полка, отчет после боевых действий, февраль 1945 года, НАРА.
  
   Рота "А" заявила о 173 пленниках: 2-й батальон 32-го бронетанкового полка, после отчета о боевых действиях, февраль 1945 года, НАРА.
  
   "безоговорочная оборона": Кечлинг, "Оборонительные бои LXXXI. Армейские корпуса в период с 25 января 1945 года по 13 апреля 1945 года", 24.
  
   виды на последствия битвы: лейтенант. Фред Хадзел и Т/3 Уильям Хендерсон, Путешествие Рера на Рейн, 26 февраля - 6 марта 1945 года : Часть III Заметки об операции, 25-28 февраля 1945 года, интервью с подполковником. Джон Боулз (старпом), оперативная группа X, 3-я бронетанковая дивизия, К öнигсвинтер, Германия, 28 марта 1945 года, НАРА; E-рота 32-го бронетанкового полка, утренние сводки, 27 февраля- 11 марта 1945 года, НАРА; B-рота 32-го бронетанкового полка, утренние сводки, 28 февраля 1945 года, НАРА; 2-й батальон 32-го бронетанкового полка, журнал "Приложение B: потери в бою", НАРА.
  
   Чака отправили бы к Столбергу: Ода "Чак" Миллер, Жизнь и смерть танкиста, неопубликованные мемуары, 1997, коллекция Фонда Центра наследия армии.
  
   "Супертанк": "Новый супертанк США носит имя генерала Першинг", Daily Press (Ньюпорт Ньюс, Вирджиния), 2.
  
   пять писем утешения: Личное дело погибшего личного состава Рэймонда Джуилфа, Управление людских ресурсов Армии США, Форт-Нокс, Кентукки; Личное дело погибшего личного состава Роберта Бауэра, Управление человеческих ресурсов командования армии США, Форт-Нокс, Кентукки; "Браннинг А Сэмюэл", Мемориальная группа 3-й бронетанковой дивизии, 36air-ad.com/​ ; имена / ​ серийный номер / ​34982223 (дата обращения 6 сентября 2017 года); "8 погибших на войне, 18 раненых в бою", Сент-Луис Постдатч, 23 марта 1945 года; Фред А. Ли, запись о призыве в 1943 году, НАРА.
  
  
   13. Охота
  
  
   зима отступала: Рота Е, 32-й бронетанковый полк, утренний отчет, 3 марта 1945 года, НАРА.
  
   расчистка леса в направлении Оберауссема: 2-й батальон 32-го бронетанкового полка, после отчета о боевых действиях, март 1945 года, НАРА.
  
   "Осмотр американского солдата": Фрэнк Вулнер, "Поездка по Рейну", труды Фрэнка Вулнера, 3ad.com/​ ;история/​wwll/​woolner.pages/​drive.on.rhine.htm (дата обращения 8 сентября 2017 года).
  
   Бум играл в баскетбол: "Офицер награжден серебряной звездой посмертно", Солнце округа Сан-Бернардино, 14 октября 1945 года.
  
  
   14. Пожарная служба Запада
  
  
   параллельно горам Оденвальд: Джордж Брэдшоу, Иллюстрированный справочник Брэдшоу по Бельгии и Рейну; и частям Рейнской Германии, включая Эльзас и Лотарингию, с десятидневным туром по Голландии (Лондон: W. J. Adams & Sons, 1896), 149.
  
   После того, как немцы захватили территорию: Стивен Залога, Операция "Северный ветер" 1945: последнее наступление Гитлера на Западе (Нью-Йорк: Osprey, 2010), 13.
  
   Пантера, всегда чувствительная к механическим воздействиям: Стивен Залога, Пантера против Шерман : битва в Арденнах 1944 (Нью-Йорк: Osprey, 2008), 29; Майкл Грин и Глэдис Грин, Пантера: стремление Германии к боевому господству (Нью-Йорк: Osprey, 2012), 248.
  
   5000 истребителей-бомбардировщиков союзников: Дерек Цумбро, Битва за Рур: окончательное поражение немецкой армии на Западе (Lawrence, KS: University Press of Kansas, 2006), 85.
  
   Вермахт готовил город: Карел Маргри, "Битва за Кельн", После битвы 104 (1999).
  
   старые здания в стиле барокко: Пол Айзенберг, ред., Fodor's Europe (Нью-Йорк: Random House, 2004), 380.
  
   Танкисты вермахта претендовали на эмблему: Крис Макнаб, ред., Гитлеровская элита: СС, 1939-45 (Нью-Йорк: Osprey, 2013), 80-81.
  
   Геббельс заявил права на американцев: Энтони Бивор, Арденны 1944: последняя авантюра Гитлера (Нью-Йорк: Викинг, 2015), 33, 99; Найджел Коуторн, Пожиная бурю: немецкий и японский опыт Второй мировой войны (Цинциннати: Дэвид и Чарльз, 2007), 141.
  
   "настроение там дерьмовое": Бивор, Арденны 1944, 40-41.
  
   "Продолжатели войны": там же.
  
   "Подрыв военных усилий": "Закон о вероломных нападениях на государство и партию и о защите партийной униформы", Reichsgesetzblatt 1 (20 декабря 1934): 1269.
  
   Раздел 5 гласит: "Подрыв военных усилий", Reichsgesetzblatt 1 (17 августа 1938): 1455.
  
   "Если наши враги подумают": Эта шутка произвела на Густава такое впечатление, что он вспомнил ее, слово в слово, семьдесят лет спустя.
  
   семьсот лет истории Германии: Джексон Шпильфогель, Западная цивилизация: краткая история, том 1 (Бостон: Уодсворт, 2005), 204.
  
   Британская энциклопедия онлайн, почти 800 британских бомбардировщиков: "Бомбардировка Дрездена", britannica.com/​ ; событие / ​ бомбардировка Дрездена (дата обращения 15 сентября 2017 года).
  
   ужасы Дрездена: Виктор Грегг, "Бомбардировка Дрездена 70 лет спустя: выживший вспоминает ужас, свидетелем которого он был в немецком городе", Independent, independent.co.uk/​news/​world/​world-history/​dresden-bombing-70-years-on-a-survivor-recalls-the-horror-he-witnessed-in-the-german-city-10042770.html (дата обращения 15 сентября 2017 года).
  
   У Эйзенхауэра было 73 дивизии: Зумбро, Битва за Рур - 85.
  
  
   15. Идти первым
  
  
   Сгущались зловещие тучи: Рота Е 32-го бронетанкового полка, утренний отчет, 7 марта 1945 года, НАРА.
  
   Параллельная оперативная группа: Фрэнк Вулнер, Острие на Западе: 3-я бронетанковая дивизия во Второй мировой войне (Франкфурт, Германия: Кунст и Верведрук, 1945; переиздано в Нэшвилле: Battery Press, 1980), 127.
  
   Лейтенант Билл Стиллман: Билл Штамм, письмо Джону Хаффману, 12 марта 1945 года.
  
   все еще дымящиеся следы налета королевских ВВС: Карел Маргри, "Битва за Кельн", после битвы 104 (1999).
  
   шпили-близнецы собора смотрели в ответ: Энн Стрингер, "Пустынные проспекты отражают успехи США в Кельне", The Times (Шривпорт, Лос-Анджелес), 6 марта 1945 года.
  
   "Старый кавалерист": "Променял седло на "Шерман"", Новости Иволги (32-й бронетанковый полк), 18 июля 1945 года.
  
   Средоточие нацистской власти: доктор Хорст Мацерат, Кельн во времена национал-социализма : краткий путеводитель по дому ЭЛЬ-ДЕ (Кельн: Hermann-Josef Emons Verlag, 2011), 104; Ричард Вайкарт, Этика Гитлера: нацистское стремление к эволюционному прогрессу (Нью-Йорк: Palgrave Macmillan, 2009), 105.
  
   Боеголовка Panzerfaust сработала: Айзек Уайт, Соединенные Штаты против Немецкое оборудование (Беннингтон, VT: Merriam Press, 2005), 70.
  
   марш на Кельн был отложен: 2-й батальон 32-го бронетанкового полка после отчета о боевых действиях, март 1945 года, НАРА.
  
   стержень операции "Дровосек": Стивен Залога, Ремаген 1945: эндшпиль против Третьего рейха (Нью-Йорк: Osprey, 2006), 12.
  
   : Эндкампфвремя Стивена Залоги, Падение 1945: падение третьего рейха Гитлера (Нью-Йорк: Osprey, 2016), 89.
  
   "неустанная защита Кельна": доктор Мартин Р üтер, Кельн во времена национал-социализма : краткий путеводитель по дому ЭЛЬ-ДЕ, 247.
  
   напился и упал с лошади: Билл Стиллман, письмо Джону Хаффману, 10 марта 1945 года.
  
   Техническое руководство 9-735: тяжелый танк T26E3 "Першинг" с 23-фунтовым снарядом: (Вашингтон, округ Колумбия: Военное министерство, 1945), 452.
  
   взвод его танков отделился: 2-й батальон 32-го бронетанкового полка, после отчета о боевых действиях, март 1945 года, НАРА.
  
   Королевские ВВС бомбили город: Карел Маргри, "Битва за Кельн", После битвы 104 (1999).
  
   "Захрустели обломки и битое стекло": Вулнер, Острие копья на Западе, 128.
  
   крупнейшая битва между домами: Там же, 127.
  
   Враг был близко: Фридрих Кехлинг, "Оборонительный бой LXXXI. Armeekorps в период с 25 января 1945 года по 13 апреля 1945 года", US Army Foreign Military Studies, B-576, 10 апреля 1947; Чарльз Макдональд, Победа в Европе, 1945: последнее наступление Второй мировой войны (Mineola, NY: Dover Publications, 2007), 190.
  
   "Шкафы забиты нацистскими листовками ": Говард Катцандер, "Союзники управляют Германией", Янк 3, Љ 44 (20 апреля 1945).
  
   пробило "мышиные норы" в стенах: Сидни Олсон, "Подземный Кельн", Лайф, 19 марта 1945 года.
  
   Для поддержки своих рядов: 415-й пехотный полк 104-й пехотной дивизии, донесение разведки, 3 марта 1945 года, НАРА.
  
   Бак обыскал контейнер с едой: Бак изначально полагал, что действие этой истории происходит несколькими днями ранее на канале Эрфт, но после нашего визита в Кельн и дальнейших размышлений он определил, что действие происходит в самом Кельне в первый день боев.
  
   У острия были билеты на 1027 заключенных: лейтенант. Фред Хадзел, Переправа через Рейн с 26 февраля по 6 марта 1945 года : Боевой порядок противника, интервью с м /сержантом. Анджело Кали (G-2), группа ОБ, 3-я бронетанковая дивизия, Кельн, Германия, 13 марта 1945 года, НАРА.
  
   "Нет [немецкого] подразделения выше роты": Там же.
  
   "ВЫ ВЪЕЗЖАЕТЕ В КЕЛЬН": Энн Стрингер, "Пустынные проспекты отражают успехи США в Кельне", The Times (Шривпорт, Лос-Анджелес), 6 марта 1945 года.
  
   продолжается с четырех утра: ШТАБ 1-го батальона 36-го танкового пехотного полка, отчет подразделения Љ 114, 4-7 марта 1945 года, НАРА.
  
   он был произведен в рядовые: рота Е 32-го бронетанкового полка, утренний отчет, 8 августа 1944 года, НАРА.
  
   снова стать командиром: рота Е 32-го бронетанкового полка, утренний отчет, 12 марта 1945 года, НАРА.
  
   прозванный "Рейнскими девами": "Пресса: Рейнские девы", Newsweek, 19 марта 1945 года.
  
   прокрутка, творческие псевдонимы: Вулнер, Острие на Западе, 66, 76, 88.
  
   Мужчины объяснили: Энн Стрингер, "Американские танки бесполезны в бою, говорят члены экипажа после потери половины машин М-4", Телеграмма из Солт-Лейк-Сити, 7 марта 1945 года.
  
   убит в своем джипе: "Люди: Уильям Джон Стрингер", барон, thebaron.info/​ ;люди/​мемориальнаякнига/ ​Уильям-джон-стрингер (дата обращения 25 августа 2017 года).
  
   предостережение только подстегнуло ее: "Пресса: рейнские девы", Newsweek , 19 марта 1945 года.
  
   Из двенадцати "Шерманов": 2-й батальон 32-го бронетанкового полка, отчет о состоянии танков, 5 марта 1945 года, НАРА.
  
   три года войны без изменений: Стивен Залога, Panzer IV против Шерман : Франция 1944 (Нью-Йорк: Osprey, 2015), 16.
  
   Они жили лишь эпизодической властью: Маргри, "Битва за Кельн".
  
   более четырех лет ее жизни: А. С. Грейлинг, Среди мертвых городов: история и моральное наследие бомбардировок Второй мировой войны (Нью-Йорк: Walker, 2006), 283.
  
  
   16. Победа или Сибирь
  
  
   28-тонный танк: Стивен Залога, Panzer IV против Шерман : Франция 1944 (Нью-Йорк: Osprey, 2015), 13.
  
   на фоне низких серых облаков: Рота Е 32-го бронетанкового полка, утренний доклад, 7 марта 1945 года, НАРА.
  
   630 лет до завершения строительства: "Кельнский собор", ЮНЕСКО, whc.unesco.org/​ ;ru/​list/​292 (дата обращения 26 сентября 2017 года).
  
   дюжина фугасных бомб: Карел Маргри, "Битва за Кельн", После битвы 104 (1999).
  
   по меньшей мере двадцать танков: Фридрих Кечлинг, "Оборонительный бой LXXXI. Армейские корпуса в период с 25 января 1945 года по 13 апреля 1945 года", "Зарубежные военные исследования армии США", B-576, 10 апреля 1947 года.
  
   Март 1945-Дуэль в соборе, младший лейтенант Вильгельм Бартельборт: продюсер Герман Райндорф, Kölnprogramm, 2015, DVD.
  
   First Lieutenant Otto Leppla: Friedrich Bruns, Panzerbrigade 106 Feldherrnhalle (Celle, Germany: Eigenverlag, 1988), 36.
  
   "пока Пантеры быстро наступают": Майкл Грин и Глэдис Грин, "Пантера: стремление Германии к боевому превосходству" (Нью-Йорк: Osprey, 2012), 150.
  
   "Кельнская Уолл-стрит": Луис Лохнер, "Гитлер доводит Германию до самоубийства, говорит Лохнер", Лансинг (Мичиган), Государственный журнал, 8 марта 1945 года.
  
   Многие были бывшими полицейскими или пожарными: Чарльз Макдональд, Победа в Европе, 1945: последнее наступление Второй мировой войны (Минеола, Нью-Йорк: Dover Publications, 2007), 190.
  
   Городского фолькструма: лейтенант . Фред Хадзел и Т/3 Уильям Хендерсон, Путешествие Рера на Рейн, с 26 февраля по 6 марта 1945 года: "Фолькстурн в Кельне" перед боевым порядком противника , 8 марта 1945 года, НАРА; Кечлинг, "Оборонительный бой", 66.
  
   СС нигде не было найдено: "6 марта 1945 года, карта обстановки штаба двенадцатой группы армий", Группа армий, 12-е инженерное отделение и 1-й штаб армии Соединенных Штатов, loc.gov/​ ;статья / ​2004631894/ (дата обращения 26 сентября 2017 года).
  
   Сам Гитлер теперь отдавал предпочтение своим эсэсовцам: Энтони Бивор, Арденны 1944: последняя авантюра Гитлера (Нью-Йорк: Викинг, 2015), 26, 88.
  
   "Золотые фазаны": Дерек Цумбро, Битва за Рур: окончательное поражение немецкой армии на Западе (Lawrence, KS: University Press of Kansas, 2006), 26.
  
   сжигание их компрометирующих бумаг: Марджри, "Битва за Кельн"; "Сражающиеся фронты", Newsweek , 19 марта 1945 года.
  
   его родной город, пятнадцать квадратных миль: Алан Тейлор, "Вторая мировая война: падение нацистской Германии", The Atlantic, 9 октября 2011 г., theatlantic.com/​photo/​2011/​10/​world-war-ii-the-fall-of-nazi-germany/​100166/ (дата обращения 26 сентября 2017 г.); Роберт Филпот, "Ковровая бомбардировка Гамбурга унесла жизни 40 000 человек. Это тоже принесло пользу", The Spectator, 9 мая 2015 г., spectator.co.uk/​2015/​05/​the-carpet-bombing-of-hamburg-killed-40000-people-it-also-did-good/ (дата обращения 26 сентября 2017 г.).
  
   Бомбили Дрезден зажигательными бомбами, разрушая город: Иэн Картер, "Бомбардировочное командование королевских ВВС во время Второй мировой войны", Имперские военные музеи, iwm.org.uk/​ ; история / ​raf-bomber-command-during-the-second-world-war (дата обращения 25 августа 2017 г.); Сюзанна Хиллс, ""Я бы снова разрушил Дрезден": бомбардировщик Харрис не раскаялся в немецких налетах на города через 30 лет после окончания Второй мировой войны", Daily Mail, dailymail.co.uk/​news/​article-2276944/​I-destroyed-Dresden-Bomber-Harris-unrepentant-German-city-raids-30-years-end-World-War-Two.html (дата обращения 25 августа 2017 года).
  
   завышенное число погибших в 250 000: Иэн Кершоу, Конец: неповиновение и разрушение гитлеровской Германии, 1944-1945 (Нью-Йорк: Penguin Books, 2011), 239.
  
   "Победа или Сибирь!": Бивор, Арденны 1944, 99.
  
   "Это было предметом для обсуждения": Найджел Коуторн, "Пожиная вихрь: немецкий и японский опыт Второй мировой войны" (Цинциннати: Дэвид и Чарльз, 2007), 122.
  
   в сорока пяти милях от Берлина: Мемориальный музей Холокоста в Соединенных Штатах, "Советский Союз и Восточный фронт", Энциклопедия Холокоста, ushmm.org/​ ;wlc/​ru/​article.php ?Идентификатор модуля =10005507 (дата обращения 26 сентября 2017 года).
  
   Моррис бросил начальную школу: Роберт Моррис, Отчет о медицинском осмотре и вводе в армию США, 13 августа 1943 года, НАРА.
  
   увидимся с его матерью, Синд: Там же.
  
   Вон был бывшим заводским рабочим: Ричард Вон, призывался в 1944 году, НАРА.
  
   воссоединиться со своей женой Опал: Ричард Бон, Сообщение о смерти, Офис генерал-адъютанта Военного министерства, Вашингтон, округ Колумбия, 30 марта 1945 года, НАРА. В роте "А" дата смерти человека часто сообщалась через несколько дней после фактического события, потому что ротный писарь и первый сержант вернулись в подразделения поддержки, и иногда было трудно найти перерыв в боевых действиях, чтобы уведомить их.
  
   С тремя шерманами в хвосте: Это описание основано на фактическом событии, запечатленном на пленке операторами 165-й сигнальной фотороты армии США во время битвы за Кельн 6 марта 1945 года, приобретенной из коллекции NARA.
  
   для охраны их правого фланга: 2-й батальон 32-го бронетанкового полка, Журнал регистрации, 6 марта 1945 года, НАРА.
  
   В час дня раздался отдаленный взрыв: Брунс, 106-я танковая бригада, Фельдхеррнхалле, 596.
  
   черный автомобиль Opel P4: Райнер Рудольф, "Катарина Старб и Сент-Гереон", Kölner Stadt Anzeiger (Кельн, Германия), 30 июля 2007 года.
  
   двадцатишестилетняя Катарина Эссер: Марк Иероним, внучатый племянник Катарины Эссер, брал интервью у Адама Макоса, март 2013 года.
  
   Третья из четырех сестер: Хелен Винсковски, племянница Катарины Эссер, брала интервью у Брайана Макоса, переводчика Франца Энглрама, в августе 2014 года.
  
   кто поощрял попытку: Рудольф, "Катарина Старб из Сент-Гереона".
  
   Все три ее сестры: Хелен Винсковски, племянница Катарины Эссер, брала интервью у Брайана Макоса, переводчика Франца Энглрама, в августе 2014 года.
  
   "Мои дорогие": Катарина Эссер, письмо Карлу и Гертруде Эссер, 23 февраля 1945 года.
  
   часто используемое немецкой армией: Жан-Дени Лепаж, Немецкие военные машины Второй мировой войны (Джефферсон, Северная Каролина, 2007), 53; Рейнхольд Буш, ред., Выжившие в Сталинграде: свидетельства очевидцев из Шестой армии, 1942-43 (Лондон: Frontline Books, 2014), 4.
  
   Позже гражданский свидетель расскажет: Фрида Тайсаковски, "Заявление под присягой", Кельн, Германия, 16 января 1946 года.
  
  
   17. Монстр
  
  
   Пара нерешительных "шерманов" подкралась: Это описание основано на фактическом событии, запечатленном на пленке операторами 165-й сигнальной фотороты армии США во время битвы за Кельн 6 марта 1945 года, приобретенной из коллекции NARA.
  
   После захвата собора компанией F: Клиффорд Миллер, письмо Кларенсу Смойеру, 21 июня 2001 года.
  
   Ведущий "Шерман" остановился под: Это описание основано на фактическом событии, запечатленном на пленке операторами 165-й сигнальной фотороты армии США во время битвы за Кельн 6 марта 1945 года, приобретенной из коллекции NARA.
  
   глубоко религиозный двадцатишестилетний: "Лейтенант. Карл Э. Келлнер сообщил о гибели в бою 6 марта", Sheboygan (WI) Press, 6 апреля 1945.
  
   поручение на поле боя: Клиффорд Миллер, письмо Кларенсу Смойеру, 21 июня 2001 года.
  
   вызов бульдозерного танка: 2-й батальон 32-го бронетанкового полка, Журнал регистрации, 6 марта 1945 года, НАРА.
  
   "главная новость": Тимоти Гэй, "Назначение в ад: война против нацистской Германии" с корреспондентами Уолтером Кронкайтом, Энди Руни, А. Дж. Либлингом, Гомером Бигартом и Хэлом Бойлом (Нью-Йорк: ОКОНЧАТЕЛЬНЫЙ калибр, 2012), xiv.
  
   не был вашим типичным журналистом: Энди Руни, Моя война (Нью-Йорк: Общественные дела, 2002), 126, 186, 212.
  
   ворваться в винный погреб отеля Excelsior: Там же, 249.
  
   врезался наискось в орудийный щит: Дирк Лüрбке, "Перестрелка Пантера против Шерман, "Танковая дуэль в соборе", anicursor.com/​ ;colpicwar2.html (дата обращения 15 сентября 2017 года).
  
   вырезано из первых строк: отчет Ганса Круппа, K ölner Stadtanzeiger, 4 ноября 1980 года. Republished in: Hermann Rheindorf, ed., 1945 Kriegsende in Köln: Die komplette Fotoedition von Hermann Rheindorf (Rheinbach, Germany: Regionalia Verlag GmbH, 2014), 199.
  
   Руни бросился вперед: Руни, моя война, 251.
  
   "пятно из крови и костей": Эл Ньюман, "Эл Ньюман в Кельне: безумие, смерть, яд", Newsweek , 19 марта 1945 года.
  
   "Я никогда не присутствовал": Руни, Моя война, 250.
  
   "Я не знаю, как я попал": Майк Левин, Зарубежное информационное агентство, 7 марта 1945 года.
  
   "где-то в Германии": "Лейтенант . Карл Э. Келлнер сообщил о гибели в бою 6 марта", Sheboygan (WI) Press, 6 апреля 1945.
  
   Джулиан Патрик, был мертв: Мемориальная группа "Патрик Х. Джулиан" 3-й бронетанковой дивизии, 36air-ad.com/​ ;имена / ​ серийный номер / ​15056008 (дата обращения 15 сентября 2017 г.); "ВТОРАЯ мировая война: лицо войны", Getty Images, gettyimages.com/​detail/​news-photo/​view-of-dead-american-soldier-julian-patrick-from-kentucky-news-photo/​50496163#view-of-dead-american-soldier-julian-patrick-from-kentucky-us-3rd-picture-id50496163 (дата обращения 15 сентября 2017 г.); Lürbke, "Перестрелка пантеры против Шерман". Также в том танке отдал свою жизнь двадцатидвухлетний Кертис Спир 5-го класса из Форт-Уэрта, штат Техас.
  
   танк стрелял из туннеля: Lürbke, "Перестрелка Пантеры против Шерман"; Вильгельм Бартельборт, письмо доктору Зигфриду Грасманну, опубликовано в Rheindorf, 1945 Kriegsende в K öln, 160-61, 171, 175, 210; Март 1945-Дуэль в соборе, продюсер Герман Райндорф, Kölnпрограмма, 2015, DVD.
  
   Бартельборт никогда не приказывал своим людям: Вильгельм Бартельборт, письмо доктору Зигфриду Грасманну, опубликовано в Rheindorf, 1945 Kriegsende в Köln, 160-61, 171, 175, 210; Март 1945 -Дуэль в соборе .
  
   "Джим, давай спустимся и посмотрим": Сцены войны: боевой фотограф Джим Бейтс, продюсеры Стив Антоначчо, Джим Бейтс, Ри Мобли и Дейв Ричкерт, район библиотеки Пайкс-Пик, 1994, vimeo.com/122653345 (дата обращения 19 января 2017 года).
  
   заполненное пропагандистскими плакатами: Это описание основано на фактическом событии, запечатленном на пленке операторами 165-й сигнальной фотороты армии США во время битвы за Кельн 6 марта 1945 года, приобретенной из коллекции NARA.
  
   "Ты будь ко всему готов": Сцены войны .
  
   Бейтс спасся вместе со съемочной группой: Джеймс Бейтс, фотограф на войне: первый день преодоления Арденн, неопубликованные мемуары, 2.
  
   Сцены войны шестидесяти пяти армейских операторов: .
  
   "девятимесячный спор": Бейтс, фотограф на войне, 4.
  
   минуты казались часами: Вильгельм Бартельборт, письмо доктору Зигфриду Грасманну, опубликовано в Rheindorf, 1945 Kriegsende в Köln, 160-61, 171, 175, 210; Март 1945 -Дуэль в Кафедральном соборе.
  
   Сцены войны Бейтс увидел, как поворачивается башня "Пантеры": .
  
   выбить Пантеру залпом: "Огневое испытание армии США 1944 года Љ 2", Wargaming, wargaming.info/​ ;1998/​армия США-1944-испытание стрельбой-Љ 2 (дата обращения 15 июня 2017 года).
  
   Бронебойные боеприпасы для 90-мм пушки М3 24-фунтового T33: (Вашингтон, округ Колумбия: Управление начальника артиллерии, 1945), 8.
  
   90-мм пушка М3, установленная на боевых машинах с 15,5-футовым стволом: (Вашингтон, округ Колумбия: Военное министерство, 1944), 6.
  
   оборванные трамвайные линии: Это описание основано на фактическом событии, запечатленном на пленке Джимом Бейтсом и операторами 165-й сигнальной фотороты армии США во время битвы за Кельн 6 марта 1945 года, приобретенной из коллекции NARA.
  
   Бартельборт увидел темную, размытую машину: Вильгельм Бартельборт, письмо доктору Зигфриду Грасманну, опубликованное в Rheindorf, 1945 Kriegsende в Köln, 160-61, 171, 175, 210; Март 1945 - Дуэль в соборе.
  
   "Остановись!" Бартельборт закричал: Отчет Ганса Круппа, К öлнер Штадтанцайгер, 4 ноября 1980 года. Переиздано в Райндорфе, 1945 Kriegsende в Köln, 199.
  
   "живой факел": там же.
  
   Маквей посмотрел мимо камеры: Это описание основано на реальных событиях, запечатленных на пленке Джимом Бейтсом, военнослужащим армии США, во время битвы за Кельн, 6 марта 1945 года, приобретенной из коллекции NARA.
  
   "что могли его люди и города": Бейтс, фотограф на войне, 5.
  
   поступил вызов в 15:10 пополудни: 2-й батальон 32-го бронетанкового полка, Журнал регистрации, 6 марта 1945 года, НАРА.
  
   нашел команду с "Пантеры": Майк Левин, Зарубежное информационное агентство, 7 марта 1945 года; Карел Маргри, "Битва за Кельн", после битвы (104): 1999; Отчет Ганса Круппа, K ölner Stadtanzeiger, 4 ноября 1980 года. Переиздано в Райндорфе, 1945 Kriegsende в Köln, 199.
  
   некоторые из 326 немцев: лейтенант. Фред Хадзел, Переправа через Рейн с 26 февраля по 6 марта 1945 года : Боевой порядок противника, интервью с м /сержантом. Анджело Кали (G-2), группа ОБ, 3-я бронетанковая дивизия, Кельн, Германия, 13 марта 1945 года, НАРА.
  
  
   18. Завоеватели
  
  
   : The Army Hourзапись Эрли для Билла Стиллмана, письмо Джону Хаффману, 10 марта 1945 года.
  
   он уехал в Париж, чтобы обработать: Джим Бейтс, письмо Кларенсу Смойеру, 21 октября 1996.
  
   фрагмент под названием "Убийство монстра": Эл Ньюман, "Эл Ньюман в Кельне: безумие, смерть, яд", Newsweek, 19 марта 1945 года.
  
   Эрли был машинистом: Роберт Эрли, призван в армию в 1942 году, НАРА.
  
   Бартелборт возобновил преподавание: Вильгельм Бартельборт, письмо доктору Зигфриду Грасманну, опубликовано в журнале Hermann Rheindorf, изд., 1945 Kriegsende in Köln: Die komplette Fotoedition von Hermann Rheindorf (Райнбах, Германия: Regionalia Verlag GmbH, 2014), 160-61, 171, 175, 210; Март 1945-Дуэль в соборе, продюсер Герман Райндорф, Kölnprogramm, 2015, DVD.
  
   "гроб на колесах": Джеймс Бейтс, фотограф на войне: битва за Кельн (второй день), неопубликованные мемуары, 5.
  
   "пара случаев": Дон Марш и Стивен Оссад, генерал-майор Морис Роуз: величайший забытый командир Второй мировой войны (Lanham, MD: Taylor Trade, 2006), 292-93.
  
   "Сказанное было либо принято": Фрэнк Вулнер, Острие копья на Западе: 3-я бронетанковая дивизия во Второй мировой войне (Франкфурт, Германия: Кунст и Верведрук, 1945; переиздано в Нэшвилле: Battery Press, 1980), 130.
  
   "ближайший пункт сбора боеприпасов": подполковник У. Г. Барнуэлл, "Памятка для всех подразделений боевого командования А", 3-я бронетанковая дивизия, Кельн, Германия, 6 марта 1945 года, НАРА.
  
   "Когда ты говоришь с ними": Говард Катцандер, "Союзники управляют Германией", Янк 3, Љ 44, 20 апреля 1945 года.
  
   Во время выборов в 1933 году: доктор Вернер Юнг, Кельн во времена национал-социализма : краткий путеводитель по дому ЭЛЬ-ДЕ (Кельн: Hermann-Josef Emons Verlag, 2011), 87.
  
   в Кельне все еще казнят людей: Карстен Дамс и Майкл Столле, Гестапо: власть и террор в Третьем рейхе (Оксфорд, Англия: Издательство Оксфордского университета, 2014), 34; Юнг, Кельн во времена национал-социализма, 40.
  
   парикмахерская ее дедушки: Марион П üтц, дочь Аннемари Бергхофф, брала интервью у Адама Макоса, переводчика Франца Энглрама, Германия, март 2013 и август 2014.
  
   слух в сентябре 1942 года: документы судебного процесса Анны Бергхофф, "Sondergericht 1S Js 42/43: Анклагешрифт", Кельн, Германия, 13 апреля 1943 года; Документы судебного процесса Анны Бергхофф, "Sondergericht 1S Ms 13/43: Sitzungsbericht zu 39-266/43", Кельн, Германия, 2 декабря 1943 года.
  
   "ложное утверждение, которое могло бы": Там же.
  
   "Ее заявление могло спровоцировать": Там же.
  
   Еврейское население Кельна: доктор Карола Фингс, Кельн во времена национал-социализма : краткий путеводитель по дому ЭЛЬ-ДЕ (Кельн: Hermann-Josef Emons Verlag, 2011), 193-95, 246.
  
   Наказания гестапо: Эрик Джонсон, "Немецкие женщины и нацистское правосудие: их роль в процессе от доноса до смерти", Историческое социальное исследование 20, Љ 1 (1995); Карел Маргри, "Битва за Кельн", после битвы 104 (1999).
  
   Он освободил мать Аннемари: судебные документы Анны Бергхофф, "Sondergericht 1S Js 42/43: Анклагешрифт", Кельн, Германия, 13 апреля 1943 года; судебные документы Анны Бергхофф, "Sondergericht 1S Ms 13/43: Sitzungsbericht zu 39-266/43", Кельн, Германия, 2 декабря 1943 года.
  
   Наказанием был штраф: Джозеф Балкоски, Последняя перекличка: победа 29-й пехотной дивизии в 1945 году (Механиксбург, Пенсильвания: Стэкпол, 2015), 19.
  
   Портрет не был лестным: Описание того, как художник изобразил Кларенса, основано на наблюдении за рисунком, который был завершен в марте 1945 года в Кельне, Германия. Подаренный автору Кларенсом, он является ценным предметом в коллекции автора.
  
   Тиф распространялся: Катцандер, "Союзники правят Германией".
  
   "все гражданские лица являются потенциальными носителями": подполковник У. Г. Барнуэлл, "Памятка для всех подразделений боевого командования А", 3-я бронетанковая дивизия, Кельн, Германия, 7 марта 1945 года, НАРА.
  
   "Страх перед воздушной мощью": Сидни Олсон, "Подземный Кельн", Лайф, 19 марта 1945 года.
  
   трубку взяла седовласая женщина: Джим Миллер, сын Чака Миллера, брал интервью у Роберта Макоса, октябрь 2017 года.
  
   "Говорят, что нацистские танки превосходят наши": Энн Стрингер, "Говорят, что нацистские танки превосходят наши", Washington Post, 8 марта 1945 года.
  
   Роуз поддержал своих танкистов: Марш и Оссад, Морис Роуз, 378.
  
   "Американские танки не стоят того, чтобы их сбрасывать": Энн Стрингер, "Американские танки не стоят и капли воды, говорят экипажи", The Pittsburgh Press, 7 марта 1945 года.
  
   "Американские танки бесполезны в бою": Энн Стрингер, "Американские танки бесполезны в бою, говорят члены экипажа после потери половины машин М-4", Телеграмма из Солт-Лейк-Сити, 7 марта 1945 года.
  
   "Американские танки никуда не годятся": Энн Стрингер, "Американские танки никуда не годятся, вводите войска в Рейх", San Bernardino Daily Sun, 8 марта 1945 года.
  
   "одно из самых сильных видов оружия": Стрингер: "По словам солдат, нацистские танки превосходят наши".
  
   Хэтти отложила вырезку в сторону: С того дня вырезка из статьи Энн Стрингер оставалась бесценной реликвией в семье Миллеров.
  
  
   19. Прорыв
  
  
   другие солдаты плавали: Фрэнк Вулнер, Острие на Западе: 3-я бронетанковая дивизия во Второй мировой войне (Франкфурт, Германия: Кунст и Верведрук, 1945; переиздано в Нэшвилле: Battery Press, 1980), 131.
  
   "Большинство танкистов и пехотинцев": Там же, 130.
  
   Пролился весенний ливень: Рота Е 32-го бронетанкового полка, утренний отчет, 31 марта 1945 года, НАРА.
  
   грунтовая дорога близ Альтенкирхена: 2-й батальон 32-го бронетанкового полка, после отчета о боевых действиях, март 1945 года, НАРА.
  
   "Это было началом": Вулнер, Острие копья на Западе, 131.
  
   был бы непобедим: там же, 137.
  
   К полудню колонна: 2-й батальон 32-го бронетанкового полка, Журнал регистрации, 26 марта 1945 года, НАРА.
  
   Деригги стоял: В другом сообщении ошибочно указывается, что Деригги находился снаружи танка в поисках снайпера, когда в него попали, в то время как воспоминания Кларенса о событиях подтверждаются записями после боевых действий, в которых сообщается о пяти танкистах, раненных в результате обстрела из 20-мм пушек, без упоминания вражеских снайперов.
  
   Зенитные пушки 38 калибра в каждом кузове грузовика: 2-й батальон 32-го бронетанкового полка, после отчета о боевых действиях, март 1945 года, НАРА.
  
   заряжающий упал на пол башни: Рота Е, 32-й бронетанковый полк, утренний отчет, 28 марта 1945 года, НАРА.
  
   Зажимая раненую ногу: Рота "А" 36-го танкового пехотного полка, утренние сводки, 27-29 марта 1945 года, НАРА.
  
   Осколки проделали дыру: Филип Деригги, "Мой брат Джон С. Деригги", мемуары солдат 3-й армии нашей эры, 3ad.com/​ история/ ​ wwll/ ​мемуары.страницы/​deriggi.htm (дата обращения 2 сентября 2017 года).
  
   У пяти танкистов были ранения в голову: Рота Е, 32-й бронетанковый полк, утренний отчет, 28 марта 1945 года, НАРА.
  
   десять доу были ранены: Рота "А" 36-го танкового пехотного полка, утренние сводки, 27-29 марта 1945 года, НАРА.
  
  
   20. Американский блиц
  
  
   к северу от Марбурга, Германия: 2-й батальон 32-го бронетанкового полка, после отчета о боевых действиях, март 1945 года, НАРА.
  
   "Это шоу выглядело как": Фрэнк Вулнер, Острие на Западе: 3-я бронетанковая дивизия во Второй мировой войне (Франкфурт, Германия: Кунст и Верведрук, 1945; переиздано в Нэшвилле: Battery Press, 1980), 138.
  
   скользко от недавнего дождя: рота Е 32-го бронетанкового полка, утренний отчет, 1 апреля 1945 года, НАРА.
  
   знакомый пейзаж напомнил некоторым мужчинам: Джон Томпсон, "Рассказ очевидца из Tribune о прорыве бронетанковых войск в Рейх", Chicago Daily Tribune, 31 марта 1945 года.
  
   уступил лидирующую позицию: 2-й батальон 32-го бронетанкового полка, после отчета о боевых действиях, март 1945 года, НАРА.
  
   нацелено на "сердце Германии": Дон Марш и Стивен Оссад, генерал-майор Морис Роуз: величайший забытый командир Второй мировой войны (Lanham, MD: Taylor Trade, 2006), 303.
  
   80 процентов угля Германии: Рик Аткинсон, Орудия при последнем свете: война в Западной Европе, 1944-1945 (Нью-Йорк: Генри Холт, 2013), 223.
  
   Наконечник копья развернулся на девяносто градусов: Томас Генри, "Мастера рубящего удара и неожиданности; 3-я бронетанковая дивизия", Saturday Evening Post, 19 октября 1946 года.
  
   2-я бронетанковая, ад на колесах: Дональд Хьюстон, Ад на колесах: 2-я бронетанковая дивизия (Новато, Калифорния: Президио, 1977), 403.
  
   "обойти стальную стену": Вулнер, Острие копья на Западе, 142.
  
   в ста милях отсюда: Там же, 244.
  
   "сенокосец в сердце Германии": Там же, 131.
  
   по четырем параллельным дорогам: Там же, 244.
  
   "Один ящик скотча для мертвых": Джон Томпсон, "Рассказ очевидца из "Трибюн Мэн" о прорыве бронетанковых войск в Рейх", Chicago Daily Tribune, 31 марта 1945 года.
  
   "Джонни Бой" выжил: Филип Деригги, "Мой брат Джон С. Деригги", мемуары солдат 3-й армии нашей эры, 3ad.com/​ история/ ​ wwll/ ​мемуары.страницы/​deriggi.htm (дата обращения 2 сентября 2017 года).
  
   позже получит Бронзовую звезду: Джеймс Бейтс, фотограф на войне: Награждение медалью "Бронзовая звезда" 4-го уровня Джеймса Л. Бейтса, неопубликованные мемуары.
  
   Эрли тоже получил бы: 2-й батальон 32-го бронетанкового полка, журнал "Приложение В: награды", NARA.
  
   Горящий автомобиль: Кен Зумвальт, "Звезды и полосы: Вторая мировая война и первые годы" (Остин: Икин Пресс, 1989), 42.
  
   "Джерриз очищен до края": Марш и Оссад, Морис Роуз, 321.
  
   "Першинг" преодолел полмили: Ричард Ханникатт, Першинг: история среднего танка серии T20 (Браттлборо, VT: Echo Point Books & Media, 2015), 217.
  
   "Шерман прошел около мили": "Схема I и IC Шермана (типичная для II)", Отчеты Военного министерства 194/132, 14 марта 1945 года, Национальный архив (Великобритания); Стивен Залога, "Пантера против Шерман : битва в Арденнах 1944 (Нью-Йорк: Osprey, 2008), 19.
  
   более 2000 миль: Майкл Хаскью, Танки М4 "Шерман": иллюстрированная история самых культовых боевых машин Америки (Миннеаполис: Voyageur Press, 2016), 66.
  
   "У него была короткая стрижка": Джон Ирвин, Другая река, другой город: подросток-танкист достигает совершеннолетия в бою -1945 (Нью-Йорк: Random House, 2002), 45.
  
   Его подразделение было на грани: Вулнер, Передовой отряд на Западе, 142.
  
   "Равнины и долины": Джон Томпсон, "Рассказ очевидца из "Трибюн Мэн" о прорыве бронетанковых войск в Рейх", Chicago Daily Tribune, 31 марта 1945 года.
  
   Они оба были обезглавлены: Там же.
  
   колонна остановилась и свернулась кольцом: 2-й батальон 32-го бронетанкового полка, Журнал регистрации, 29 марта 1945 года, НАРА.
  
   "встал на колени": Ирвин, Другая река, 41.
  
   "величайшее продвижение за один день": Вулнер, Острие копья на Западе, 142.
  
   пробежал 102 мили: Марш и Оссад, Морис Роуз, 2.
  
   еще 100: Томпсон, "Рассказ очевидца из "Трибюн Мэн" о прорыве бронетанковых войск в Рейхе".
  
   танки впереди легкой роты: 2-й батальон 32-го бронетанкового полка, после отчета о боевых действиях, март 1945 года, НАРА.
  
   Острие копья пошло дальше: Томпсон, "Рассказ очевидца из "Трибюн Мэн" о прорыве бронетанковых войск в Рейхе".
  
   новые бойцы дивизии M24 Chaffees: лейтенант. Фред Хадзел и Т/3 Уильям Хендерсон, Путешествие Рера на Рейн, 26 февраля - 6 марта 1945 года : 83-й разведывательный батальон, интервью с капитаном. Джо Робертсон (S-2), лейтенант Рассел Бонагиди (S-3), 2-й лейтенант Стивен Николозен младший (сотрудник по связям с общественностью), Ворринген, Германия, 15 марта 1945 года, НАРА.
  
   примерно в восьми милях к югу от Падерборна: 2-й батальон 32-го бронетанкового полка, после отчета о боевых действиях, март 1945 года, НАРА.
  
   Эсэсовцы стреляли: Там же.
  
   Падерборн был "портом приписки": Курт Крамер, 3./ schwere Panzer-Abteilung 507, воспоминания, опубликованные в Helmut Schneider, ред., Боевая история Schwere Panzer Abteilung 507 (Виннипег: J. J. Fedorowicz, 2003), 134.
  
   Каждый потраченный немецкий танкист: В августе 1944 года Густав Шефер в течение двух недель тренировался в Падерборне, изучая особенности "Пантеры".
  
   собранная танковая бригада СС "Вестфален": Дерек Цумбро, Битва за Рур: окончательное поражение немецкой армии на Западе (Lawrence, KS: University Press of Kansas, 2006), 225-26.
  
  
   21. Сирота
  
  
   в темноте леса Бöддекен: 2-й батальон 32-го бронетанкового полка, после отчета о боевых действиях, март 1945 года, НАРА.
  
   запрещено выдвигаться на помощь: 2-й батальон 32-го бронетанкового полка, Журнал регистрации, 31 марта 1945 года, НАРА.
  
   в лесу, чтобы свернуться: 2-й батальон 32-го бронетанкового полка, после отчета о боевых действиях, март 1945 года, НАРА.
  
   уничтожено десять немецких танков: Вольф Колтерманн, командир 3./ schwere Panzer-Abteilung 507, воспоминания, опубликованные в Helmut Schneider, ред., Боевая история Schwere Panzer Abteilung 507 (Виннипег: J. J. Fedorowicz, 2003), 128-31.
  
   огонь пехоты СС из стрелкового оружия: Дон Марш и Стивен Оссад, генерал-майор Морис Роуз: величайший забытый командир Второй мировой войны (Lanham, MD: Taylor Trade, 2006), 24.
  
   Генерал схватился за "Томпсон": Там же, 25.
  
   некоторым из его "шерманов" удалось спастись: лейтенант Дж. Фред Хадзел, плацдарм Ремаген на реке Мульде, 25 марта-25 апреля 1945 года : Оперативная группа Уэлборн, боевое командование "Б", интервью с полковником Дж. Джон Уэлборн, командир 33-го бронетанкового полка 3-й бронетанковой дивизии, Зондерсхаузен, Германия, 1 мая 1945 года, НАРА.
  
   позвольте себе быть методичным: Там же.
  
   "как охота с приподнятой платформы": Курт Крамер, 3./ schwere Panzer-Abteilung 507, воспоминания, опубликованные в Schneider, Боевая история Schwere Panzer Abteilung 507, 133.
  
   направили свой огонь вниз по колонне: Кольтерманн, командир 3./ schwere Panzer-Abteilung 507, воспоминания, опубликованные в Schneider, Боевая история Schwere Panzer Abteilung 507, 130.
  
   "как призрачные факелы": Фриц Шрайбер, 3./ schwere Panzer-Abteilung 507, воспоминания, опубликованные в Schneider, Боевая история Schwere Panzer Abteilung 507, 133.
  
   одно тесто выстрелило из 50-го калибра: Фрэнсис Гроу и Альфред Саммерс, История 143-й бронетанковой роты связи, 1941-1945, 3-я бронетанковая дивизия, лето 1945, Коллекция Университета Иллинойса, 98.
  
   отчаянно пытаются изменить свою судьбу: Марш и Оссад, Морис Роуз, 8 лет.
  
   "сверху на нас": там же, 34.
  
   "Смит", - сказала Роуз: Там же, 33.
  
   Взорвался один из джипов Роуза: Там же, 35.
  
   снаряд повалил дерево: лейтенант. Фред Хадзел, плацдарм Ремаген на реке Мульде, 25 марта-25 апреля 1945 года : Оперативная группа Уэлборн, боевое командование "Б", интервью с капитаном Дж. Фредом Гем (S-3), 1-й батальон 33-го бронетанкового полка, 3-я бронетанковая дивизия, Бад-Франкенхаузен, Германия, 30 апреля 1945 года, НАРА.
  
   клин танков противника: Там же..
  
   "Мы в чертовски затруднительном положении": Марш и Оссад, Морис Роуз, 35 лет.
  
   Слышались голоса немцев: Хадзель, интервью с Гехманом.
  
   нашел убежище в замке Хамборн: Хадсел, интервью с Уэлборном.
  
   Роуз и его окружение бежали: Марш и Оссад, Морис Роуз, 36 лет.
  
   "Большая шестерка, заходи, Большая шестерка!": Там же, 32.
  
   около восьми утра: 2-й батальон 32-го бронетанкового полка, Журнал регистрации, 31 марта 1945 года, НАРА.
  
   "Легкая компания" наконец-то была выпущена на свободу: Там же.
  
   Целых тридцать семь: 391-й танковый батальон полевой артиллерии, после отчета о боевых действиях, март 1945 года, НАРА.
  
   Изрешеченные пулями полугусеницы: 33-й бронетанковый полк, после отчета о боевых действиях, март 1945 года, НАРА.
  
   Девять "Шерманов". Двадцать один полугусеничный: 391-й танковый батальон полевой артиллерии, после отчета о боевых действиях, март 1945 года, НАРА.
  
   Некий Стюарт: 33-й бронетанковый полк, после отчета о боевых действиях, март 1945 года, НАРА.
  
   Пара джипов и грузовиков: 391-й танковый батальон полевой артиллерии, после отчета о боевых действиях, март 1945 года, НАРА.
  
   выстрел в упор в тыл: Крамер, 3./ schwere Panzer-Abteilung 507, воспоминания, опубликованные в Schneider, Боевая история Schwere Panzer Abteilung 507, 133.
  
   "запеченный окорок": Аналогию с "запеченным окороком" использовал Кларенс Смойер для описания погибшего танкиста, свидетелем которого он был.
  
   лежал брошенный "Першинг": кол . Фредерик Браун, 1 апреля 1945 года, показания под присягой, военные преступления, Офис генерального судьи-адвоката, Военное министерство, Вашингтон, округ Колумбия, НАРА. Этот танк, вероятно, был быстро отремонтирован и возвращен в строй, поскольку он никогда не был зарегистрирован как подбитый в журналах, которые отслеживали каждый из первых двадцати "Першингов" на театре военных действий.
  
   Две роты доу: лейтенант. Фред Хадзел, плацдарм Ремаген у реки Мульде, 25 марта-25 апреля 1945 года: Оперативная группа X, боевое командование "А", интервью с майором. Бен Рашинг (S-2), оперативная группа X, 3-я бронетанковая дивизия, М ü челн, Германия, 4 мая 1945 года, НАРА; 2-й батальон 32-го бронетанкового полка, Журнал регистрации, 31 марта 1945 года, НАРА.
  
   Вражеские танки отбросились в сторону: Кольтерманн, командир 3./ schwere Panzer-Abteilung 507, воспоминания, опубликованные в Schneider, Боевая история Schwere Panzer Abteilung 507, 131.
  
   сбитый прямо с капота джипа: Уолтер Мэй, 36-й бронетанковый пехотный полк, воспоминания, опубликованные в Haynes Dugan et al., Третья бронетанковая дивизия: острие копья на Западе, 2-е изд. (Paducah, KY: Turner, 2001), 93.
  
   задний отсек одного полугусеничного автомобиля: Там же.
  
   Два сержанта из 33-го полка: Марш и Оссад, Морис Роуз, 321.
  
   "Это один из новых танков Джека": Ральф Грин, "Триумф и трагедия генерал-майора Мориса Роуза", бронетехника, март-апрель 1991 года.
  
   "Срань господня! Это Тигр!": Там же.
  
   "Ни версты", - повторила Роуз: Там же.
  
   Водитель Роуза предположил: Марш и Оссад, Морис Роуз, 333.
  
   Свидетели слышали немецкую стрельбу: Там же, 341, 343.
  
   четырнадцать пулевых отверстий: Там же, 343.
  
   Немецкий сорвиголова будет убит: Более семидесяти лет немецкие танковые командиры, участвовавшие в резне в Уэлборне, хранили в тайне личность своего товарища, убившего генерала Роуза. Чтобы докопаться до сути этой тайны, автор и его сотрудники отправились в Германию, где нам была раскрыта личность преступника, в расчете на то, что эта книга раскроет мотивы этого человека, но не его имя. Автор обязан уважать эти пожелания.
  
   завернул в него свое тело: Грин, "Триумф и трагедия".
  
   "Его оплакивали как солдата": Фрэнк Вулнер, Острие на Западе: 3-я бронетанковая дивизия во Второй мировой войне (Франкфурт, Германия: Кунст и Верведрук, 1945; переиздано в Нэшвилле: Battery Press, 1980), 3.
  
   "Мы чувствовали, что он был единым целым": Роберт Ринше, 143-й бронетанковый корпус связи, воспоминания, в Rolling Thunder-Правдивая история 3-й бронетанковой дивизии, производства A & E Entertainment, 2002, DVD.
  
   Погибло тринадцать человек: F-рота 36-го бронетанкового пехотного полка, утренние сводки, 2-9 апреля 1945 года, НАРА; F-рота 33-го бронетанкового полка, утренние сводки, 4 апреля 1945 года, НАРА; I-рота 33-го бронетанкового полка, утренние сводки, 1-10 апреля 1945 года, НАРА.
  
   "Теперь это почти закончилось": У. К. Хайнц, Когда мы были одним целым: истории Второй мировой войны (Кембридж, Массачусетс: Da Capo Press, 2002), 154-55.
  
  
   22. Семья
  
  
   Низко нависли темные тучи: "ВСПЫШКА Љ 1-Y46: 386-я истребительная эскадрилья 365-й истребительной группы", 1 апреля 1945 года, Агентство исторических исследований ВВС, авиабаза Максвелл, Алабама.
  
   Пятью днями ранее ВВС ВЕЛИКОБРИТАНИИ: Дерек Цумбро, Битва за Рур: окончательное поражение немецкой армии на Западе (Lawrence, KS: University Press of Kansas, 2006), 208, 214.
  
   Разрыв лежал между Легкой ротой: 2-й батальон 32-го бронетанкового полка, После отчета о боевых действиях, апрель 1945 года, НАРА.
  
   Вместо роты F - четыре M36: 703-й батальон истребителей танков, после отчета о боевых действиях, апрель 1945 года, НАРА; 703-й батальон истребителей танков, "Истребители танков M36", 27 октября 1944 года, НАРА.
  
   были задействованы 25 танков: Вольфганг Шнайдер, Tigers in Combat II (Механиксбург, Пенсильвания: Stackpole, 2005), 339.
  
   было всего около 200 танков: Стивен Залога, Падение 1945: падение третьего рейха Гитлера (Нью-Йорк: Osprey, 2016), 22, 39.
  
   Солдаты роты "А" двинулись в путь: "Рота "Е" атакует Падерборн", Новости Иволги (32-й бронетанковый полк), 18 июля 1945 года.
  
   Их сюжет на стартовой линии: лейтенант. Фред Хадзел, плацдарм Ремаген на реке Мульде 25 марта-25 апреля 1945 года: Оперативная группа X, боевое командование "А", интервью с майором. Бен Рашинг (S-2), оперативная группа X, 3-я бронетанковая дивизия, М ü челн, Германия, 4 мая 1945 года, НАРА.
  
   его часы пробили 6:30 утра: 2-й батальон 32-го бронетанкового полка, после отчета о боевых действиях, апрель 1945 года, НАРА.
  
   Падерборн был спасательным кругом: Фрэнк Вулнер, Острие на Западе: 3-я бронетанковая дивизия во Второй мировой войне (Франкфурт, Германия: Кунст и Верведрук, 1945; переиздано в Нэшвилле: Battery Press, 1980), 246; Стивен Залога, Ремаген 1945: эндшпиль против Третьего рейха (Нью-Йорк: Osprey, 2006), 84-85; Джон Томпсон, "Автор Tribune рассказывает о битве за Падерборн", Chicago Tribune, 1 апреля 1945.
  
   "крупнейшее сражение на окружение в истории": Дон Марш и Стивен Оссад, генерал-майор Морис Роуз: величайший забытый командир Второй мировой войны (Lanham, MD: Taylor Trade, 2006), 5.
  
   схватившись за панцерфауст: "Рота Е атакует Падерборн", Новости Иволги (32-й бронетанковый полк), 18 июля 1945 года.
  
   со смертельным ранением в голову: Уилборн Беллфлауэр из отделения 2/2 был храбрым пулеметчиком, убитым первым "Панцерфаустом", тогда как третий "Панцерфауст" унес жизни его товарища по отделению, Теда Берда. Малкольм Марш-младший, Размышления пехотинца Второй мировой войны (самиздат, 2001), 98.
  
   начал беспорядочно закручиваться штопором: Там же.
  
   десятки красных светящихся шаров: Зумбро, Битва за Рур, 225-26, 237; Вулнер, Острие копья на Западе, 145.
  
   выбивание теста со спины: Прямым попаданием в тесто был убит Уолтер Франклин из Техаса, из пулеметного отделения 3-го взвода. Марш, Размышления, 99; Мемориальная группа "Уолтер Франклин" 3-й бронетанковой дивизии, 36air-ad.com/​ ;имена / ​серийный номер / ​14008296 (дата обращения 25 сентября 2017 года).
  
   сбил его с ног всего в нескольких футах от безопасного места: Радист Пол "Паки" Роули из 2-го взвода позже скончался от полученных ран. По словам Бака Марша, "Пэки был парнем постарше, побывавшим боксером и владельцем таверны в Джонстауне, штат Нью-Йорк". Марш, Размышления, 99.
  
   повернули назад после перестрелки: "Рота Е атакует Падерборн", Новости Иволги (32-й бронетанковый полк), 18 июля 1945 года.
  
   Еще один "Шерман" остановился: 2-й батальон 32-го бронетанкового полка, после отчета о боевых действиях, апрель 1945 года, НАРА.
  
   истребители танков передали по радио предупреждение: Там же; 703-й батальон истребителей танков, после отчета о боевых действиях, апрель 1945 года, НАРА.
  
   коллективный огонь семьдесят раз: 703-й батальон истребителей танков, после отчета о боевых действиях, апрель 1945 года, НАРА.
  
   инструкторский состав школы: Вильгельм Тике, танковая бригада СС "Вестфален" (Виннипег: Дж. Дж. Федорович, 2003), 13.
  
   "как мокрое кухонное полотенце": Марш, Размышления, 100.
  
   вырытые окопы во дворах: Зумбро, Битва за Рур, 173.
  
  
   23. Выходи и сражайся
  
  
   зачистка прилегающих домов: лейтенант. Фред Хадзел, плацдарм Ремаген у реки Мульде, 25 марта-25 апреля 1945 года: Оперативная группа X, боевое командование "А", интервью с майором. Бен Рашинг (S-2), оперативная группа X, 3-я бронетанковая дивизия, М ü челн, Германия, 4 мая 1945 года, НАРА; 2-й батальон 32-го бронетанкового полка, после отчета о боевых действиях, апрель 1945 года, НАРА.
  
   Было странно тихо: "Рота Е атакует Падерборн", Новости Иволги (32-й бронетанковый полк), 18 июля 1945 года. "
  
   Никакие другие подразделения не достигли: лейтенант. Фред Хадзел, Ремагенский плацдарм у реки Мульде, 25 марта-25 апреля 1945 года : Оперативная группа Уэлборн, боевое командование "Б", интервью с капитаном Фредом Гем (S-3), 1-й батальон 33-го бронетанкового полка 3-й бронетанковой дивизии, Бад-Франкенхаузен, Германия, 30 апреля 1945 года, НАРА; лейтенант Фред Хадзел, Ремагенский плацдарм у реки Мульде, 25 марта-25 апреля 1945 года : оперативная группа Лавледи, боевое командование "Б", интервью с В.О. Эй Джей Палфи, офицер связи 2-го батальона 33-го бронетанкового полка 3-й бронетанковой дивизии, Тилледа, Германия, 27 апреля 1945 года, НАРА.
  
   носил руны молнии: 2-й батальон 32-го бронетанкового полка, после отчета о боевых действиях, апрель 1945 года, НАРА.
  
   Полет восьми P-47: "Операция 297 за период с 1100 до 1600 часов, часть III: IX TAC", 1 апреля 1945 года, Агентство исторических исследований ВВС, авиабаза Максвелл, Алабама.
  
   дивизия выделила три оперативные группы: Хадзел, интервью с Джеманом; Хадзел, интервью с Палфи.
  
   нанесло лишь скользящий удар: "Рота Е атакует Падерборн".
  
   "непрекращающийся конфликт между стрельбой": Дерек Цумбро, Битва за Рур: окончательное поражение немецкой армии на Западе (Лоуренс, KS: University Press of Kansas, 2006), 237-38.
  
   "Здесь по меньшей мере два вражеских танка": 2-й батальон 32-го бронетанкового полка, Журнал регистрации, 1 апреля 1945 года, НАРА.
  
   С двумя они просто могли бы: "Рота Е наносит удар по Падерборну".
  
   командный центр на севере: Вильгельм Тике, танковая бригада СС "Вестфален" (Виннипег: Дж. Дж. Федорович, 2003), 31.
  
   24. Великан
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"