В городе жизнь текла - текла толпа своей дорогой, а дорогой автомобиль по луже мимо забрызгал и забрызгал понуро бредущего бредящего Подобедова. Ресторанный полусвет полусвет бомонда заполнил, заполнил рюмки и бокалы. Почтенная публика позволила себе удила закусить и закусить позволила себе. По углам осветились мужчин знаменитых каменные мраморные бюсты, бюсты мраморные освятились окаменевшими знаменитыми мужчинами ... по углам.
Подобедов привык высоко себя нести, нести себя он продолжил дальше. Вечерняя прохлада его освежила и освежила его мысли.
- Была бы моя на то воля - воля русского языка укоротилась бы навсегда - злобно думал русофоб Подобедов. Неожиданно рядом, напротив, напротив не хорошую, но плохую сослужившего службу сослуживца он заметил, заметил который однажды, что если Подобедову что - то нужно достать - достать своим русофильством он сможет любого, забыв свое русофобство. Надменно Подобедов дальше шагнул, перешагнул тень сослуживца, перешагнул неприятное воспоминание.
- О таком гаденыше подумаешь и подумаешь, что его мыслей склад - склад мыслей. А сам - то, каков? На меня, донося, хотел в Москву слетать и слетать стал сам, рюмку со мной донося. Правда, правду мне говорили: он считает - просто мою от дел мясных устроит сдачу, а сдачу в мясном отделе сам теперь просто считает!
Темный переулок крутил - крутил и вдруг выкрутил в заворот, в заворот кишок вдруг голод желудок выкрутил. И стало у Подобедова на душе - пусто и пусто - в карманах, чтоб было пусто.