Как я оказался в ...?
Мне никак не удается расправить длинные изрядно затекшие ноги. Кроссовки упирают противоположную стенку, отчего корзина "аппарата" начинает раскачиваться. Здесь душно, да и еще горящая штуковина посередине. Нет, в самом деле, стает не очень. Такое чувство, будто я поднимаюсь почему-то вверх. Смешно! Когда в действительности сижу ведь в каком-то прогревающемся ящике. Такое в голову лезет, аж страшно. Ну, например, может я картошка по-французски, или торт. Причем, что следует отметить, ни то не другое еще не готово, так сыроватенькое. Какая гадость! Пора завязывать с Кафкой!
И, тем не менее, меня - то все еще шатает, и до сих пор жарко. Пытаюсь оглядеться. Жар плавит воздух, который что и следовало ожидать расползается надо мной.
Карманы пусты. Значит, где-то и сигареты выронил. Хреново. Пошарил снова. Рассеянно повел плечами. Делать было нечего. Я приступил к нелегким размышлениям. Что же происходит, если вообще происходит? А если происходит, то что? Такой себе нехилый сыр бор на постном масле.
Голова трещит как разбитая и плохо слепленная часть тела. Остальные, по крайней мере, меня беспокоят меньше: они либо затекли, либо временно не работают. Радует полнейшая тишина и отсутствие зловония. Это даже настораживало вначале...
Я захлопал со всей дури сухими ладонями, но звук по не понятным причинам отсутствовал. Тогда, уж не знаю, откуда, только взялись дополнительные ресурсы. Решился на последнюю инстанцию. Натужившись, мягко говоря, подпортил экологическое равновесие. Как мне казалось, беря во внимания предшествующие нечеловеческие усилия, результат должен был всплыть незамедлительно, но ничего, как ни хотелось, учуять не удалось. Я сделал вывод - тишина не пахла. Инстинктивно подергал себя сперва за правое, а потом и за левое уху, не забыл и про нос. К глубочайшему удивлению, они были в целостности и сохранности, находясь притом на законных местах. Печально, подумал я, такой молодой, и уже глухой, да не просто глухой, а с отсутствием обонятельных возможностей. Хотя не известно, что еще у меня отсутствовало. Поэтому я просто-напросто раз и навсегда прекратил исследование своих составляющих, перейдя к более философским вопросам.
Словно голос свыше, где-то внутри булькнуло в третий раз: "Что я здесь, в конце концов, забыл?".
Хватит разваливаться, незамедлительно решил про себя. На ум пришел боевик, когда тощий китаец подымается при помощи растопыренных ног и рук по параллельно расположенным друг от друга стенах, ну конечно, достигнув цели, сразу же слетает вниз, поскольку на крыше его заждались с пол дюжины отчаянных якудзе. Мне не грозит оказаться на крыше, да и вероятность того, что меня поджидают минимальная. Придется ползти. Почему-то решив, что надув щеки и зажмурив глаза, будет намного легче, я нехотя все-таки поднялся, проскользнув через раскаленный стеклянный барьер.
Солнце моментально залепило мне глаза. Я точно получил оплеуху, чувствуя как жжёт щеки, становясь бардового отлива, а по переносице разбегаются оранжевые едкие пятна. Волна звуков налетела ниоткуда. Я закружился, чтобы поспевать за каждым в отдельности. Что-то гудит, рвется наружу с бешеной скоростью. И вот до меня дошло, что кроме ритмов сердца ничего не слышу. Нужно успокоится. Открыв глаза, я увидел над собой огромный разноцветный купол.
Воздушный шар. Да, припоминаю, мне всегда было интересно. Осталось понять как. Если это только не сон...
Невероятно, но я все-таки лечу по небесной трассе. Я знал, всегда знал, что небо не имеет привычного для всех голубого оттенка. И вот теперь воочию сам убедился, оно бесцветное и прозрачное как вода.
Тонкие нити ветра пролетали так близко, что я отчетливо различал составляющие их ароматы. Этот уж был точно из пригородной автострады: накалившийся асфальт со следами протекшего с чей то машины масла. А она мчится безустанно на сумасшедшей скорости, от которой закладывают уши и слезятся глаза. По-моему распустились нежные цветы в вишневом саду, и скоро завяжутся кислые ягоды. Кружившаяся пыльца от влюбленных ромашек щекотала веки. Какая все-таки сладкая и сочная была клубника, принесенная маленькими молекулами. Теперь сотни стеклянных баночек с надписью "варенье" расставлены по углам темных кладовых. Повеяло дыханием с заснеженных вершин. Вместе с ним, поток нечаянно прихватил запах варившейся на костре перловки, которую помешивал оловянной ложкой альпинист. Вот досада: сотни хозяек прозевали в духовке обед.
Не уж то возможно столько пропустить. Да, дал я маху: не замечать то, что рядом. Прямо искусство в своем роде.
Оказывается сейчас день. Но не скажу точно, утро это или уже полдень. Проведя каких-то сорок минут в ящике, я совсем забыл про существование текущего времени. В молчании - все одинаково молчаливо.
Стало занимательно, что же там, внизу. Я аккуратно перегнулся через бортик. Корзина медленно удалялась от моего дома. Еще можно было отчетливо разглядеть жизнь за чужими окнами. Совсем юная девушка убаюкивала малыша. Ее губы шевелились, тихим голосом выводя детскую колыбельную: "Никому не верится, чудо из чудес, за цветами девица, ходила в лес...". Странно, мне тоже захотелось спеть вместе с ней.
Фантастично, я увидел даже увядающие фиалки на чьем- то подоконнике. Тогда я, наверное, впервые и пожалел, что не научился управлять несущим меня воздухоходом.
Мое окно распахнуто. Так его никто и не закрыл. Вот любопытно, кто-нибудь заметил мое отсутствие? Попробую заглянуть в гостиную. Она светлая как никогда. Родители сидят на скрипучем диване. Можно отчетливо различить хруст железячек и натягивание пружин. Они не кричат друг на друга как обычно. Мама сложила жилистые руки на коленях. Сегодня она без косынки, поседевшая голова устало опущена. Как же она постарела. Мою корзину относит, и я уже не могу вспомнить ее лица, лишь кисти рук из которых я как слепой котенок привык безбоязно кормиться. Кажется, я никогда не обращал внимание на тонкие морщины, и почему-то всегда боялся посмотреть в глаза. Какого же они цвета? Меня уносит, с трудом различаю сутулую фигуру отца.
Окошечко постепенно уменьшается. Как же грустно оттого, что рама шатается как на шарнирах. Пожалуйста, закройте кто-нибудь окно, к моему возвращению совсем ничего в обратном случае не останется. Отец - это педант уборки. Не одно стеклышко после него не уцелеет. Я б конечно попытался их склеить...
Не хочется расставаться с шумящим двором. Я полюбил сразу всех бабушек, обсевших лавочки, сопливых детей, бегающих как муравьи повсюду и ненавистные каменные грибочки, на которых набил себе сотни шишек.
Поменялось направление ветра. Шатает как на палубе в плохую бурю. Даже поташнивает как на судне.
Прояснение было такое же неожиданное...
Я удивился, увидя Настину шеснадцатиэтажку. Потом разглядел и ее саму, лежащую ничком на кровати. Я чуть было не вывалился от напряжения. Любимая плакала...
Отвернулся, последнее время я только это и в состоянии делать. Убегаю от них. Меня не оставляет чувство того, что они знают больше чем могут сказать. Поверьте, это ужасно. Я сдавливаю вески, минутами кажется, что схожу с ума.
Убегаю...
Я хорошо различал в круговороте пестрости витрин "беги". Беги и не обращай внимания. Скоро не будет злости за спиной, измены...
И вообще я страшно устал...
В подсветках отражаются мои школьные тетради с сочинениями: моя будущая профессия, природа - храм или мастерская, для чего все же живет человек. "Беги", - кричит уже сознание.
Я сбегаю с шестнадцатого этажа безоглядно. Настин голос прячется и слышно лишь "беги"... Как сейчас вижу свои изрезанные руки, так тогда видел незнакомца в ее квартире. Если ты не желаешь больше боли, то должен бежать. И я опять бежал, вместо того, чтобы заехать ему в довольную морду.
Дорогие бутики смеялись мне вслед, и тогда я старался бежать еще быстрее и быстрее. Даже метро в тот злополучный вечер смеялось надо мной.
Не переставал бежать и в своем доме, только тут мне пришлось еще и заткнуть уши, от ругани предков. Коридор был ужасно длинным и темным, помнится, я пару раз даже споткнулся.
Толстая ладонь отца уперлась в дверь. Он орал, когда же наконец все это прекратится. На радость ему мое желание прекратить было не меньше.
Я побежал...
Мне хотелось плакать, но глаза были сухими. Тогда я решил в последний раз посмотреть на нее сквозь прозрачную стену, но ничего уже не увидел.