Егор выглянул в окно. Небо походило на хорошо настоянный китайский чайный гриб. На месте солнца красовалось выгоревшее пятно, размером с детский кулачок. Город был болезненно бледен. Даже его лицо - Эйфелева башня, предпочла отсидеться под сотнями гипюровых кружев тумана. День словно оставленный под дверью подарок, только и ожидал, когда же получатель его наконец-то распакует.
Приоткрыв стеклопакет, он по-рыбьему начал заглатывать урбанистический смог, так же жадно, как другой утреннюю чашку кофе. Этого хватило для того, чтобы обмануть нервную систему. Подойдя к кухонной двери, он плотно закрыл ее, не забыв при этом заткнуть щель внизу, вафельным полотенцем. Далее достал из шкафа металлическую банку из-под кофе. Бережно снял крышку. Чесночные пары ударили застоявшейся пешей артиллерией. Из топазовых глаз засеменили хрустальные шарики, когда на мраморную разделочную доску упали первые крупинки, чуть меньше манки за размером. Вскоре образовалась териконовая горка под стать лилипутам.
Превозмогая отвращение, он склонился как слепой котенок над столом. Егор не переставал ощущать эпидермис, покрывающийся аллергическими пятнами. Сглотнул слюну, что проглотил таврические сардины, только вместе с открытой банкой. Ему пришлось порядком поднапрячься, пока бледно розовый язык захотел показаться из пурпурных губ. Но оказавшись высвобожденным, он проворнее хозяина, приступил к слизыванию порошка. Руки подрагивали, на теле вздулись вены, он ели сдерживался от рвотных спазмов. Он, понимал, что без этой меры предосторожности, на улицу ему появляться заказано.
Вот все законченно. Егор помыл дощечку, закрыл банку и спрятал в верхний шкаф. Распахнув настежь окно, он сел рядом на табурет, и положа отяжелевшую голову на широкий подоконник, продолжил прерванное ранее созерцание. Топазовые огромные глаза еще продолжали слезиться. Но теперь его больше волновали частные яхты, маршрутирующие хаотично по Сене. Из-за поддрагиваемой пелены у роговицы они напоминали призраков...
Запах смеси прованских трав разбудил Егора. Владелец пекарни на углу, уже испек первую партию хрустящих позолоченных багетов и как раз приступил к установке столиков возле входа.
'Какой восхитительный день, для такого монстра как я', - печально усмехнулся он. И с силой потер виски, дабы окончательно проснуться.
Совсем скоро его обоняние идентифицировало свободный танец жареного лука, корицы, шафрана, ванильных вафель и бензина. Перечисленные благовония не вызывали у него абсолютно никаких чувств. При этом они же выступали неоспоримым подтверждением стабильного действия чесночного яда.
Подойдя к зеркалу, Егор как обычно увидел лишь отражение одноместной кровати с распятьем в изголовье.
'По видимому, не сегодня', - прошептали пурпурные уста, какие свойственны лишь молоденьким девицам после того как вкушен первый страстный поцелуй.
От семейного врача, он знал, что никогда не быть ему прежним беззаботным восемнадцатилетним юношей. За свой единожды попробованный запретный плод, без искренней на то любви, в час, одурманенный пьянящими парами летней ночи, он обречен, расплачиваться теперь вечно. Как перекати-поле его оторвали от семьи, и выслали во Францию, по причине благоприятного климатического пояса, а также наличия в воздушных парах особого вида микробов, не дающих болезни прогрессировать. Единственная надежда, которая еще теплилась в мертвой душе, было ожидание побочного эффекта от ежедневных доз чесночного яда, в виде обретения зеркального отражения.
Егор переживал, каким его видят обычные люди, поэтому подборка гардероба занимала в общей сложности не меньше часа. Сегодня он остановился на темно синем бархатном костюме тройке, белоснежной рубашке и черной кепи набок. Как истинный теперь уже парижанин, Егор не мог позволить переступить порог квартирки, не накинув, предварительно, шлейф дорогих парфюмов себе на плечи...
Первым делом юноша заглянул в цветочный магазин, обменяться любезностями с мадам Жу-Жу, и заодно приобрести парочку поврежденных во время доставки белых роз. Милая старушку собственноручно из них смастерила бутоньерку, которая значительно освежила его костюм цвета пасмурного неба...
Егор насвистывал негромко считалочку. Радуясь возможности погонять жирных голубей, съесть жареных каштанов, поболтать с владельцами кафешек, помочь туристам разобраться с картой, накормить дворняг, покидать камешки с мостовой, пробежаться наперегонки с ветров вдоль Александрийского моста. Впереди у него была целая вечность, и он не хотел упустить, ни одного момента. Егор не смел, надеяться, на день, когда днем можно бодрствовать, а ночью обниматься с морфеем. Хвала доктору - достойного канонизации, за такие чудеса.
Под впечатлением меток истории, он очутился на до сегодня еще не знакомой части города. И внезапно едва уловимый аромат соли и холода, защекотал чувствительную барабанную перепонку, взъерошил смольные густые волосы, после чего стал настойчиво уговаривать за ним последовать. Юноша послушно зашагал по пятам.
Чтобы это не было, убойная доза чеснока, сделала его полностью безопасным для социума как минимум до первых сумерок. Ему даже стало интересно, чем могут оказаться эти кошки мышки на самом деле.
Путь оказался не близким. Исходя из того, что место изначально было скрыто в шапке фокусника, то все виды транспорта для ускорения и удобства, стали автоматически не доступны. Миновав идеально зеленого цвета парк, с идеально подстриженной флорой, идеально спокойными туристами и идеально вежливыми охранниками, по которому бродили белоснежные лебеди туда-сюда как у себя дома, Егор понял, что оказался именно там где нужно. Если у него было бы сердце, то оно непременно совершило бы акробатический трюк от радости.
Голова закружилась. Трепет, вожделение, давно забытое желание вырвались наружу.
'Откуда? Откуда днем в городе может быть столько...?', - Егор облизнулся.
Не в силах больше сдерживаться он побежал, с несвойственной тощему болезненному телу мощью. Успокаивая при этом себя тем, что просто догоняет катящийся впереди полосатый мячик. Желание было так велико, что мяч был не таким уж и призрачным. Практически таким же, каким в детве он играл во дворе со своими более послушными братьями и сестрами.
Перед стеклянным павильоном красовалась деревянная доска, на которой мелом неровно было выцарапано: 'Рыбный ярмарок, первая среда месяца'.
Юноша обомлел, и даже немного удивился.
Так вот, что послужило искрой к разгоранию пожара.
Омуль, белорыбица, нельма...- крупные, мелкие, большие и маленькие...
Чудской сиг, сибирский омуль, сосьвинский тугун...- холодного и горячего копчения...
Керченская сельдь, исландская сельдь, жупановская сельдь, сосьвинская сельдь...- богатое содержание жира и пряный аромат...
Анчоусы.. - деликатесная острая рыбная закуска...
Морской окунь, угорь, устрицы, креветки, мидии... - большеголовые и большеглазые...
Камбала, форель, барабулька...
Егор, переходя от точки к точке, внимательно читал названия товара, а некоторые незнакомые заносил дрожащей рукой в блокнот.
А под куполом помещения гулял букет из горького и душистого перцев, кориандра, лаврового листа, мускатного ореха, корицы, гвоздики, имбиря и кардамона, винного уксуса и нашинкованного лука.
Когда Егор решился взять алый кусок лосося, к горлу подступили слова хвалебной оды. Принюхавшись, он отчетливо различил благословенный запах крови человека. Наверное рыбак, поранился при извлечении ржавого крючка.
- Месье, я никогда не видел такого трепетного отношения к рыбе. Вы знаток? - Высокий сутулый француз, с кипкой волос цвета сена, сложил ладошки словно перед молитвой.
Егор только и мог, что сглотнуть, отловленные сладостные молекулы счастья.
- Месье, похоже, вы в восторге, - продавец бережно приоткрывал белоснежную улыбку, как красавица подъюбник за подъюбником при дворе монарха.
Юноша закивал. Осторожно вернул рыбу на прилавок, что только убаюканного младенца. И не теряя ни минуты, закопошился по карманам, вспоминая, куда на сей раз положил портмоне.
Лосось задал почин.
А далее ноша поросла как на комбикорме. Продавцы - плешивые, молодые и старые, смуглые и молочные, рыба сырая, маринованная, копченая...
Трель звонка ознаменовала об окончании торгов, как приговор без учета смягчающих обстоятельств.
Силы и рвение Егора свернулись как улитка в панцирь. Как будто кто-то нарочно запломбировал без ведома владельца краны. Грусть и тоска подхватили его под руки, и повели к выходу.
- Месье, месье!
Егор обернулся. Знакомый рыжий торговец. Тот самый Оньйон для почина.
- Вам право это нравится?
И как тогда, юноша лишь смог закивать.
- Какая прелесть! - и без каких-либо объяснений, торговец вручил карточку.
Юноша поиграл ей на свету, перед тем как прочитать: 'Суши. Саши. Сашими'.
- О, я, я, я непременно зайду! Тут написано сырая рыба?
Оньйон рассмеялся.
- Я приглашаю вас на работу старшим мастером по обработке вновь прибывшей продукции. Лучшего я все равно не найду.
- О! - сорвалось с прекрасных губ.
Оньйон подмигнул.
- Петит гарсон, я как никто другой, понимаю, что значит умение обращаться с сырой рыбой.
Егору показалось, что на последнем слове торговец умышленно приударил.
- Мерси, - прошептал Егор.
Домой он доехал за час до сумерок. Часть улова он спрятал в морозильник, а часть выпустил в ванную. Вернувшись на кухню, он достал из нижнего ящичка коробок из-под чая. На столе появился шприц и ампула. Разбив последнюю, он жадно вобрал бесцветную жидкость под стеклянную кожу шприца. На долю секунды он прильнуть к окну, чтобы увидеть первые лиловые блики на небе, пролетающих голубей, влюбленных идущих в обнимку.
Медлить стало опасно. Замахнулся. Рука не дрогнула, когда тонкая игла входила на два мизинца левее солнечного сплетения. Привычными жестами спрятал он со стола банку и выкинул использованный материал.
На кровать Егор лег не раздеваясь, лишь только вынул из петлицы бутоньерку. Через десять секунд транквилизатор заработал, и синяя кровь капилляров начала замерзать на двенадцать часов сна.
В момент, когда улыбка Егора достигла апогея, он отключился...
![[]](/img/r/rudx_e_a/wechnyjparizhanin/1.jpg)