-И чтобы не позже Старого Нового года, -сказали мне в филармонии и официально нахмурились. Оцените смысл их коварной фразы и вы сразу поймете какие циничные существа засели в наших филармониях. Сделать заказ в ноябре они, видите ли, не могли. Или перенести все на относительно тихий и мирный февраль. Нет! Они с классическим упрямством ( о, суровое наследие Бетховена! ) уперлись своим контрабасом именно в празднички. В самую их милую и нетрезвую часть. Они, надо полагать рассчитывали, что под Старый Новый год весь город будет толочься в их треклятом фойе и с умилением таращиться на портрет Степана Грея, кисти вашего покорного слуги.
Дело не только во мне. Степа Грей, между прочим, тоже собирался отмечать Новый Год и все то, что за ним непременно следует, включая сюда и Крещенские Морозы. А отмечает Степан так, будто степь горит за спиною и солнышко уже никогда не взойдет. Все как в последний раз...
И отловить Степана Грея при таких делах было непросто. Требовался особый охотничий навык. Греясь в морозных уличных засадах всеми доступными человечеству способами я уже проклинал себя за то, что вообще взялся за эту работенку. Степа слишком уж занятой и ответственный оболтус городского масштаба. Вызвонить его порой удавалось, а застать на месте -никогда. В конце концов мне надоело сидеть в сугробе с биноклем, сотовым телефоном и фляжкой коньяка. Я ощутил утомление и с 31 декабря по 4 января временно прекратил охоту. Отдохнул душой и телом.
Но 5-го числа в 7 утра я снова взял след. До 13-го оставались считанные дни и мясопотамская филармония в лице Теодора Укропова уже на что-то сурово намекала мне при встречах на улице.
-И вам того же, -отвечал я, притворяясь, будто Теодор поздравляет меня с прошедшим, с наступившим или еще с какой-нибудь праздничной хренотенью. И ускорял шаг.
Итак, 5-го января ближе к полудню я обнаружил Степана Грея в элитной пельменной на улице Риккардо Равиолли. Он торчал в этой пельменной уже 3-й день и выкурить его оттуда не было никакой возможности и персонал пельменной пребывал в профессиональном огорчении и тосковал без всякого стеснения. Степа устроил в этом славном общепите импровизированное выездное заседание, которое все никак не могло закончиться. Ведь кроме Грея на нем присутствовало большое количество людей разной степени начальственности и ответственности.
Я начал с тихих партизанских действий. И предложил заместителю младшего директора пельменной прекратить подачу пельменей на стол. Если жрать станет нечего, то и начальство быстро сообразит, что пора бы уже пора... По домам.
Совет возымел положительное действие и мне попытались в качестве поощрения вручить 5-ти килограммовый подарочный пельмень, но я отбоярился и пошел на Степана как танк.
Я оставил все охотничьи увертки и стал бить на жалость прямой наводкой. Степа даже слезу пустил при мысли о том, что могут утворить со мной живодеры из мясопотамской филармонии если я в срок не опортречу их треклятое фойе.
-У тебя найдется, что выпить? -спросил Степан деловым тоном человека просидевшего 72 часа на элитных пельменях.
У меня было, но он все равно по дороге купил две бутылки коньяку.
-Видишь ли, коньяк -это такая вещь, которой вечно не хватает, -добродушно пояснил Грей.
2.
Написание пресловутого портрета началось с небольшой праздничной пирушки в моей высокохудожественной избушке на северной окраине Мясопотамска. После шестой тарелочки ухи Степан изящно разомлел и глаза его подернулись мечтательной начальственною дымкой. А может это была уже 7-я тарелка? Все может быть.
Уха ведь у нас в избушке совершенно особенная и полный ее рецепт известен только моей почтенной супруге. Полностью его в памяти трудно удержать.
Поначалу она вроде бы кладет свежезамороженных окуньков, потом десяток мелких свежих карасиков или пару крупных карпов. Потом бухает туда же три рыбных консервы: сайру в масле, горбушу в собственном соку и эту...Забыл как называется, но пахнет она как перегоревший электроутюг. Потом еще черного перчику и чесночку. И два бульонных кубика. Причем один куриный, а второй непременно говяжий.
То есть в громадной фамильной кастрюле происходит полное единение сельского и рыбного хозяйства, полное стирание границ между морем и деревней. Но несмотря на некоторые странности рецепта ушица-то выходит объеденье! Степан Грей начальник и областной гурман не стал бы хлебать что ни попадя, тем более в таких-то пропорциях.
Не помню сколько точно я заготовил водки для написания проклятого портрета, но под уху мы незаметно усидели ее всю. Как говорится до капли.
После чего Степа не без торжества в глазах достал свой коньяк. Я намекнул, что мне пора бы уже взяться за кисть. Обеими руками.
-Стаканчик коньяку тебе не повредит, -авторитетно заявил Степан Грей и впервые в жизни ошибся. Он был безусловно хорош, этот чертов коньяк, но после водки он начал основательно сбивать мне руку.
Кроме того сам Степан принялся вертеться на табурете без должной фиксации и болтал не умолкая. Про наши славные школьные деньки и про толстую дуру-завуча, которая могла спускаться вниз по лестнице только боком. Очевидно съеденная уха ворочалась у Степана внутри и причиняла ему очевидное беспокойство.
Я запорол примерно с дюжину карандашных эскизов и, слегка осатанев, приготовился к небольшому вынужденному членовредительству. Основных вариантов ( не считая смешанных ) было два. 1-й: незаметно схватить сковородку и еще более незаметно огреть Степана по кумполу, но как следует. После чего аккуратненько прислонить к стеночке и быстренько зарисовать, пока он не очухался. Вариант 2-й: приколотить Степана гвоздями к стене и проделать все тоже самое. Никуда особенно не спеша.
Они не были идеальными, эти варианты. И не только с точки зрения гуманизма. Степан мужик здоровый, росту в нем о-го-го, а я мэтр с кепкой и огреть его сковородой смогу только в прыжке и только с первого раза -второго шанса не будет. Как ни расположен ко мне в данный момент Степан, но прибитие гвоздями к стене и внезапное глушение сковородой может и не одобрить. В результате филармония останется без портрета, а моя несравненная уховарка безвременно овдовеет. Жизнь художников во все времена была нелегкой, что уж говорить о наших смутных временах и их сомнительных героях.
Пока я шуровал "кохинором" 6В по изрядно желтому и слегка пожеванному ватманскому листу, то очень кстати вспомнил исторический анекдот высокой степени художественности.
Кого-то из великих -толи Микеланджело Буанаротти, толи Анджело Сидорова спросил кто-то из начинающих, но впоследствии великих: -Маэстро, я пытаюсь писать портреты, но у меня плохо выходят волосы.
И услышал в ответ: -Мир не без лысых людей!
А ведь и вправду: с этими волосьями, особенно нечесаными замучаешься. Один вихор сюда, другой туда. Блики, тени, цветовые переходы. Уходит уйма краски, нервов и времени. Зато живописать бильярдный шарик с ушами -просто пара пустяков. Тем более, что он даже без номера. Дружеская лысина -отменнейшее подспорье для всякого понимающего художника, тем более, что Степан Грей месяц назад сбрил бороду. А уж с его бровями и волосами нахально торчащими из ноздрей я как-нибудь управлюсь.
И пока вот этак рассуждал эскиз номер 13-ть оказался не только закончен, но и весьма удачен. Физиономия моя осветилась довольством и Степан крайне оживился и налил мне еще коньячку.
И вот после этого наступило странное состояние, когда помутнение путаешь с просветлением, день с ночью и вообще случаются разнообразные чудеса. На сей раз коньяк взбодрил меня необычайно. Я понял, что сделаю портрет Степана от и до именно сегодня, со сверхзвуковой скоростью. И не для какой-нибудь паршивой филармонии с этим Укроповым ( чтоб ему увять! ) , а для всего человечества, проживающего в славных окрестностях Мясопотамска.
-Один момент! -сказал я гостю и выбрался в коридор. И вскоре вернулся на кухню. Но уже не один, а в компании с мольбертом. Мы вместе ввалились на кухню, держась друг на друга как старые добрые приятели, чтоб ненароком не упасть. От мольберта здорово разило коньяком и я не понимал где он успел так здорово набраться без моего ведома. Перспектива живописать на пьяном мольберте была мрачнее сажи, но я взял себя в руки.
Форма физиономии Степана не представляла для меня больше никакой загадки. Распределение светотеней было равномерным. Как икра на бутерброде.
Я облапил обеими руками здоровенную кисть и принялся шуровать во всю по черному загрунтованному холсту. Начал с охры и сперва физиономия Степана приобрела нездоровый оттенок линяющей канарейки, но постепенно Грей начал розоветь и в конце концов разрумянился не хуже красного карабахского портвейна.
3.
Степан Грей проглядывал с холста все более выпукло и отчетливо. Но один момент меня немножечко смущал. На портрете было отчетливо видно, что Степан пьян в дым и я положительно не знал, что же с этим делать. Протрезвить его с помощью кистей было поистине непосильной художественной задачей. Конечно портрет Модеста Петровича кисти Ильи Ефимовича ( 1881 года ) превосходил мое скромное творение по всем параметрам кроме одного. Грей на портрете выглядел значительно более пьяным и краснолицым, чем Мусоргский и глаза его с нескрываемым интересом смотрели в разные стороны. Но тут я припомнил долбанное фойе чертовой филармонии и успокоился, и даже хихикнул. Оно ведь обычно пребывает в загадочной полутьме, это фойе. При таком освещении Грей вполне может сойти за трезвого и вполне ответственного человека. А если Теодор Укропов попробует заикнуться, я предложу сравнить ему портрет лысины с оригиналом.
-Готово что ли? -спросил Степа, чудовищным усилием воли приподнимая себя с табурета. И поморщился увидев себя на холсте.
-Ни хрена не похоже, -заявил он с привычной прямотой большого начальника.
Я возмущенно засопел, приволок из прихожей зеркало и сунул упрямцу под нос. Грей долго глядел на картину, сличал ее с отражением и в конце концов пробурчал:
-На зеркало похоже. А меня -ни хрена. Филармония на тебя озлобится.
К слову сказать коньяк к тому моменту выпит был уже до капли. И тут Степан заметил в углу бутылочку ацетона...
-Нет! -сказал я твердо, зная по опыту, что пить ацетон после коньяка совершенно не годится.
В добрых глазах Степана сверкнула обида и даже хмельное косоглазие не смогло ее скрыть.
-Почему? -спросил он, глядя на меня сверху вниз.
-Потому, -ответил я снизу вверх и отобрал у него и зеркало, и портрет. -Чем я буду кисти отмывать? Всего полбутылки осталось.
-Жмот!- с вызовом сказал Грей и тогда настал уже мой черед обижаться.
-Черт с тобой! Пей.
И вот ацетон уже был выпит до капли. После чего Степа заимел вид человека пятикратно встретившего Новый год, причем досрочно и с перевыполнением плана на 340%. Он выглядел так будто только что наступило 32 января или что еще похуже. Но тем не менее
Степан блаженно улыбался. Он качался слева направо, я справа налево, а кухня весело вращалась вокруг нас по часовой стрелке. Степа это заприметил и, очевидно опасаясь, что моя избушка возьмет, да и развалится заторопился домой.
-Ну, бывай. Мне уж пора! -заявил он, потрясая мою руку, всего меня, а заодно и всю избу. Я хотел было проводить его до автобусной остановки ( шофер его персонального авто героически выбыл из строя два дня назад, но Степа относился к этому по грейски демократично ), как тут на кухню вдруг вплыла моя драгоценная супруга и недвусмысленно потребовала немедленного исполнения супружеских обязанностей.
-Гы-гы! -сказал Степан мне на прощанье, вываливаясь за дверь в морозную тьму. Он явно намекал на то, что после этакого трудного живописного денька мне вряд ли удастся исполнить все по нотам. Можно подумать, что это я пил ацетон...Я запер дверь, на четвереньках проследовал в спальню и тигром запрыгнул в кровать. И проделал все в лучшем виде. И не один раз. Избушка наша ходила ходуном до самого утра и я зверски устал, и супруга потом с легким неудовольствием сообщила, что я где -то там слегка перестарался, но не уточнила области повреждений.
Дня я не застал и очутился сразу в вечере, собрался сделать набег на филармонию, но супруга сказала, что Теодор Укропов заходил около трех и забрал портрет.
-А деньги? -вскрикнул я.
Оказалось все в порядке. Деньги получены супругой живописца во время его художественного отдыха. Хоть Укропов и сволочь, но сволочь честная. Так как мне не нужно было тащиться в филармонию, я с большим удовольствием пошел в пивную. И по дороге повстречал печального Степана Грея. И он меня не узнал даже с третьего раза.
-А вы, простите, кто?
Степа, дружок...Говорил я: не пей ацетон. Не пей! Плохо он на организм действует. Из-за какой-то проклятой химии все 25 лет дружбы коту под хвост. Пожалуй я начну скорбеть по этому поводу. Но чуть погодя. Сначала нужно как следует опохмелиться.