в параллельных, перпендикулярных и спирально закрученных мирах
(этические этюды)
* * *
Узкая тропинка бежала по кромке дождя, держась сухой стороны. Чопанса непрерывно вертел головой. Максиму не привыкать, а для Чопансы всё вокруг было в диковинку: и тропинка, и этот дождь по соседству, и этот мокнущий под дождём дирижабль.
-- Ты видел?
Максим не отреагировал. Чопанса настырно дёрнул его за рукав:
-- Ты видел?
-- Сто раз.
-- Скажи, какой огромный?
-- Дирижабли маленькими не бывают.
-- А что он здесь делает? Как он здесь оказался?
Максим остановился, подставил ладонь под струи дождя, флегматично посмотрел в небо:
-- Как, как? Потерял веру в себя. Как, по-твоему, ещё оказываются на земле?
Чопанса проникся к дирижаблю ещё большим интересом. Тогда Максим выкрикнул:
-- Эй, Цепеллин? Ты что же, так и не собрался с духом?
-- Как видиш-шш-шь... -- раздался в ответ слабый протяжный вздох.
-- Плохи твои дела, Цепеллин. Я смотрю, ты совсем сдулся...
-- Да уш-ш-ш...
-- Погоди-ка минутку. Так не годится... -- сказал вдруг Чопанса и перешёл на сторону дождя. Не было случая, чтобы кто-то добровольно отважился на подобный шаг. Дождь сначала растерялся, а затем стал хлестать струями покрупней.
Максим, чертыхнувшись, метнулся под дождь и подставил своё плечо. Цепеллин шумно расправил бока.
-- Ага! Совсем другое дело! Можешь, когда захочешь! -- Чопанса, не переставая подбадривать, что было сил приналёг спиной.
Дирижабль приподнялся на вершок-полтора, сдвинулся с места и медленно заскользил над травой.
-- Так-так! Давай, давай! -- орал во всё горло промокший насквозь Чопанса, шлёпая вслед за ним по лужам.
На солнечной стороне обсушились и зашагали дальше. Максим, как обычно, впереди. За ним -- Чопанса. Над ними -- воспрявший духом Цепеллин. Изо всех одиннадцати измерений, пользуясь своей трансцендентностью, на них с любопытством поглядывало вездесущее мироздание.
-- Имей в виду, теперь он от нас не отвяжется, -- предупредил Максим.
-- Ну и пусть! Жалко, что ли? -- добродушно ответил Чопанса и помахал Цепеллину рукой.
А слева от тропинки шёл дождь. Ну, как шёл? Так, моросил едва-едва. С его стороны это было мелко.
-- Вон там! -- Чопанса показал в сторону грандиозной глыбы; вокруг неё колыхалась беспорядочная масса народа.
Подошли ближе. Народ самозабвенно суетился, ничего не замечая вокруг, обливаясь потом, отчаянно срывая мозоли, пыхтя и вздымая над головами клубы пыли.
-- И где ты видишь пирамиду? -- хмыкнул Максим.
-- А разве нет? Тогда что же это? -- простодушно удивился Чопанса, не сводя глаз с глыбы.
-- Это -- просто Большая Мысль.
-- Мысль? Кто бы мог подумать... И что они с ней делают?
-- Пытаются поднять, что же ещё?
-- Зачем?
-- Так положено. Мысль не должна валяться где попало. Тем более, такая внушительная.
-- ???
-- Вообще-то самое правильное -- это чтобы мысль взлетела. Но тут, сам видишь, тяжёлый случай: и мысль слишком разгулялась, и они для неё слабоваты... А если полёт мысли не получается, её надо хотя бы поднять на приличную высоту. Для будущих поколений. Так у них, у мыслителей, заведено.
Меж тем мыслители порядочно выбились из сил и, измождённые, свалились кто где, судорожно дыша.
-- Вот бедолаги! -- посочувствовал Чопанса. -- И угораздило же...
-- Мысль -- это мысль. Если возникла, не отмахнёшься, -- взирая на почти батальную сцену, Максим, как всегда, был невозмутим. -- Хочешь, не хочешь, а надо поднимать.
-- А нельзя ли её как-нибудь по частям? -- поинтересовался Чопанса.
-- Ни в коем случае! -- прохрипел кто-то из лежачей толпы. -- Даже не думай! Измельчать мысль -- самое страшное преступление.
-- У них на этот счёт строго, -- подтвердил Максим. -- Запрещено...
-- Интересно, откуда она такая мощная взялась? -- задрав голову, Чопанса обошёл мыслеглыбу вокруг. -- И как только её такую нашли?
-- Повезло! -- прокашлял всё тот же голос из толпы.
-- Оно и видно, -- многозначительно изрёк Максим.
-- Погодите-ка! -- просиял Чопанса. -- Повезло, говоришь? А ведь это мысль...
Счастливые мыслители расставались с Чопансой сердечно, как с родным. Кое-кто даже прослезился. Сложили про него героическую песнь -- мыслители, они ведь в душе ещё и поэты. Если не каждый, то через одного точно. Сфотографировались на прощание: и группами, и поодиночке. Просили, чтоб не забывал. Снабдили в дорогу торообразной выпечкой, не поскупились. Провожали всем миром. Когда толпа скрылась за горизонтом, неугомонный Чопанса сложил ладони рупором и прокричал в небо:
-- Как ты там, Цепеллин?
-- Нормально! -- прогудел из пелены облаков невидимый дирижабль.
-- А Большая Мысль как?
-- Прекрасно! Посылает всем большой и горячий привет!
-- А здорово получилось! И Большую Мысль отправили в полёт. И сами теперь под сенью Большой Мысли. Да? -- повернулся к Максиму Чопанса, довольно улыбаясь.
-- Возись теперь с ней! -- проворчал Максим.
Ну как проворчал? Так, для виду, чтоб не терять солидности в глазах мироздания.
* * *
-- А давай узнаем, что по этому поводу говорит Большая Мысль? -- предложил Чопанса.
-- Большая Мысль говорит, что такие пустяшные мелочи её не волнуют! И предупредила, чтобы не мешали ей парить в облаках, -- прогудел сверху Цепеллин.
-- И всё? -- Чопанса был раздосадован полученным ответом.
-- Ещё говорит, что с точки зрения судьбы, не имеет значения, каким путём идти.
-- Как это?
-- Говорит: каким бы путём ты ни шёл, на том пути судьба тебя встретит.
-- Что она хочет этим сказать? Без судьбы не останешься? Или от судьбы не уйдёшь? Или вообще без разницы: хоть вправо, хоть налево? И что, везде одна и та же судьба? -- засомневался Чопанса.
-- Сейчас уточню.
На земле было слышно, как Цепеллин и Большая Мысль яростно препираются за ширмой облаков. Наконец Цепеллин доложил:
-- Судьба, разумеется, будет с вариациями.
-- Так говорит Большая Мысль?
-- Да.
-- Что-то, я гляжу, от Большой Мысли мало проку... -- обескураженно пробубнил Чопанса и безотчётно завертел хвостом.
-- А на что ты рассчитывал? От больших мыслей и не бывает пользы, -- изрёк нисколько не удивлённый Максим, ковыряя в зубах тонким стеблем сепёмушки.
-- Да ну?
-- Не "да ну", а точно. Ей просто трудно себя выразить. Она непостижима перед теми, кто до неё не дорос. Это, если хочешь, трагедия её преждевременного рождения. Родилась бы в другое время в другом месте, была бы как все. Мы тут для неё всё равно, что букашки какие-нибудь. Ты бы сам стал объясняться с букашкой? Сможешь втолковать муравью хотя бы про "дважды два четыре"? Вот и ей трудно. Практически, невозможно, я считаю.
-- И как же мы теперь?
-- Да всё так же. Жили без Большой Мысли, и теперь как-нибудь обойдёмся.
-- Дык, она же у нас есть!
-- Успокойся и забудь. Считай, что нет её. Большая Мысль -- это вещь в себе. До поры до времени, по крайней мере...
-- Должна же от неё быть хоть какая-то польза... -- заартачился Чопанса.
-- Опять заладил: "польза", "польза". Думаешь, мыслители почему обрадовались, когда сбагрили тебе Большую Мысль? Ясен пень, когда-нибудь она пригодится. Только не здесь и не сейчас, -- растолковал Максим. -- Так что хватит о ней. В таком деле больше пользы от обычной мысли, простой и прагматической, не испорченной звёздным самомнением....
Максим истоптал вдоль и поперёк столько пространств и миров, что старомодные былинные порталы-перекрёстки с каменными указателями его почти не смущали. Вот только на этом почему-то вышла заминка. Чопансу вдруг остановила интуиция. Что-то её не устраивало...
-- А ты здесь уже бывал раньше? - не прошло и минуты, как Чопанса снова заговорил.
-- Похоже на то.
-- А где: справа или слева?
-- Да, похоже, что везде.
-- И как там, справа?
-- Ничего так. Ни рук, ни ног -- зато просветление по полной.
-- А если податься налево?
-- Там классно. Вырастут крылья...
-- О! Давай попробуем? -- загорелся Чопанса.
-- ...зато мозги станут куриные. Хочешь?
-- Вообще-то не очень. Слушай, Максим, а как ты потом оттуда выбирался?
-- Справа или слева?
-- Справа. Если без ног и рук...
-- Легко. -- Максим пожал плечами и сорвал новый стебель сепёмушки вместо пожёванного. -- Усилием мысли.
-- А слева?
-- Не помню.
-- Справа помнишь, а слева нет?
-- Так сказал же ведь: налево мозги становятся куриные -- потому и не помню.
-- Всё остальное помнишь, а как выбирался -- не помнишь?
-- Да сколько того всего остального-то? Такую ерунду запомнить -- и куриных мозгов достанет.
В облаке прямо над их головами блеснул серебристой обшивкой дирижабль.
-- Эй, Цепеллин! А ты по этому поводу что думаешь?
-- А я ничего не думаю, -- бесстрастно отозвался сверху Цепеллин. -- Чем мне думать? Мозгов у меня нет, мне думать нечем. Да и незачем. Я вам полностью доверяю.
-- То-то и оно. -- Чопанса снова повернулся к Максиму. -- Гляди, что получается. Мы с тобой уйдём, а он тут останется. Так?
-- Скорее всего. Не думаю, что порталы его пропустят.
-- Значит, он останется и снова потеряет веру в себя?
-- Не исключено.
-- Ну и кто мы будем после этого?
Простая, казалось бы, мысль. Вполне прагматическая. Во всяком случае, без звёздного самомнения. А как много прояснилось! Пришлось мирозданию открывать для них новый портал. Да, верно: чтобы Цепеллин по габаритам прошёл. Не срочно, конечно. Максим с Чопансой успели и в речке искупаться, и на сепёмушковой лужайке позагорать.