Жили-были три морских волка, большие мастера своего дела. Двоим в море не было равных, а с третьим никто не мог сравниться. Двое никогда не видели моря, а третий даже слова такого не знал.
Морским волкам положены бороды, и у этих троих они, разумеется, были. Борода одного была белой, как йоркширский уголь, у другого - чернее чёрного снега Мауна-Кеа, а у третьего - кучерявилась и лоснилась синевой, как дыня.
Были они редкими молчунами. Один был спорщик, каких свет не видывал, другого хлебом не корми - дай поспорить, а третий готов был яростно спорить даже с марокканской мускусной дыней.
Сошлись они как-то в таверне "Клешня акулы". Не прошло и полпинты столбриджского эля, как разгорелся между ними жаркий спор: кто раньше других без компаса и астролябии доберётся к берегам Тамтудандии. Ударили по рукам безрукого и отправились в путь без промедления.
Каждый взял с собой необходимое: один - запас безрассудства, другой - запас сумасбродства. А третий был непрост! Прихватил запас того и другого, и вдобавок - дыню гордыни.
Один умчался в широкую океанскую даль, другой - в далёкую океанскую ширь, а третий бросился в объятия морского простора. Один поплыл на утюге без вёсел, другой - на якоре без паруса, а третий - как топор.
Для двоих плавание выдалось удачным, а третьему неслыханно повезло.
Один в открытом море угодил в безветренный шторм, другой попал в неистовый штиль, а вода на пути третьего была совершенно сухой.
Их поджидали большие тяжести и лишения.
Один встретил исполинского кита, плавник которого весил, как тысяча слонов.
Другой встретил чудовищного осьминога, щупальце которого весило, как тысяча коров.
Встретивший кита по безрассудству своему стал тягаться с морским исполином, но тщетно: не смог справиться даже с одним плавником. В неравной борьбе лишившись безрассудства, он преисполнился благоразумием, отпустил утюг на волю и поплыл дальше верхом на ките.
Встретивший осьминога по сумасбродству своему вздумал утопить монстра морских глубин. Попытался раз, попытался два, но ему оказалось не под силу утопить даже одно щупальце. Восемь тысяч коров быстро привели его к смирению. Понял он, что куда лучше утопить своё сумасбродство и плыть дальше на осьминоге, чем кануть в чёрную бездну на якоре без паруса, да ещё в неистовый штиль.
А третий мореплаватель был непрост! Заартачился синебородый: "Не хочу, не буду встречаться с тяжестями и лишениями! Пусть не ждут! Достаточно топора и дыни, они у меня и без того тяжёлые".
Разобиделась на эти слова поджидавшая его на морском просторе Большая черепаха, панцирь которой тяжелее подводной горы Мауна-Кеа. Не стала с ним спорить, смежила мудрые морщинистые веки и молча нырнула в сухую воду, подняв на море большое волнение.
Двое встретились на благословенном берегу Тамтудандии, обрадовались и обнялись как братья. Никому из них не пришло в голову оспаривать первенство. А третий до сих пор плывёт где-то - топор топором под бременем дыни гордыни. Хотя Большая черепаха могла довезти его на прекрасный берег раньше других.