Аннотация: ...она всего побаивалась: а ну как нападут акулы, или захлестнёт цунами, или поднимутся монстры из пучины? Или они с Кузьмой сами вдруг станут монстрами?..
Колыханьская пристань
Елена Евгеньевна не одобряла мужнину блажь. Долгие годы ей удавалось разными способами отговаривать его от поездки за тысячу вёрст на "малую родину". Утомительно и бессмысленно, считала она, ни разу не отдых.
Ей полюбилось отдыхать в Италии, мужу нравилось Греция - тут у них больших разногласий не было. А деревенский пятистенок в шесть окон на Урале, где жила родня мужа, Елена Евгеньевна не любила. Побывать там ей довелось дважды, в пору молодости, и никаких тёплых чувств те давние поездки у неё, коренной горожанки, не оставили. Скорее, наоборот. Если ей что и нравилось там, так это название - Колыхань.
Споры из-за Колыхани у них с Кузьмой Григорьевичем велись так долго, что стали чем-то вроде семейной традиции.
Вот только на этот раз Колыхань поманила Кузьму Григорьевича всерьёз. Едва вышел на пенсию, так сильно поманила, что он ни о каких заграницах не захотел слышать. Решительно настоял на своём.
Елена Евгеньевна давно знала ту грань, за которой начинались семейные скандалы. Ну да какие могут быть скандалы в их годы? До скандала конечно же не дошло, она просто приняла решение мужа. Однако не посчитала себя обязанной делать вид, будто ей это нравится - всю дорогу всячески проявляла недовольство.
Молчаливые, уставшие и злые, в Колыхань они добрались засветло и на удивление благополучно, без происшествий, что лишило Елену Евгеньевну случая попенять мужу на его глупую затею. В мыслях она видела себя под сенью виноградных лоз на уютной веранде с видом на Лигурийское море с томиком поэтов Возрождения в руках...
Первым делом муж открыл и проветрил заколоченные двери и окна, выгнал шмелей, после чего занёс в дом вещи из багажника.
Электричество в доме не работало. Кузьма Григорьевич, мужчина деятельный, основательный, многое умел сам - сразу осмотрел проводку и не обнаружил в ней изъяна. Проверил пробки, подчистил контакты где надо - не помогло. Раздосадовался:
- Придётся всю линию смотреть. Ладно, разберёмся. Где-то тут была керосинка, чайник можно нагреть. На крайний случай есть печка.
Елена Евгеньевна воспользовалась привезённой водой, наскоро отмыла шестилитровый латунный чайник с клеймом "Товарищество А. Кольчугина". Кузьма Григорьевич плеснул в чумазую керосинку дурно пахнущей жидкости из найденной в шкафчике пыльной бутылки с газетной затычкой. За всё время перемолвились от силы парой слов. Через час пили чай с бутербродами.
Мало-помалу дорожная раздражённость ушла, на смену ей пришёл деловой зуд.
Лебеда, иван-чай и крапива стояли повсюду стеной. Кузьма Григорьевич наладил найденную в сенях литовку, выкосил дорожки в саду и на огороде - участок сразу же преобразился. Раззадоренный косьбой Кузьма Григорьевич сходил к деревенскому колодцу. На колодезной цепи не было ведра, пришлось возвращаться за своим. Цинковые вёдра нашлись в сарае.
Тут же принялся по-хозяйски наполнять колодезной водой садовые бочки. Старые бочки протекали. "Проржавели в решето, - сокрушался Кузьма Григорьевич, выстругивая еловые затычки. - Новые нужны, пластиковые. Ладно, разберёмся..."
Елена Евгеньевна в несколько кругов прошлась по дому мокрой тряпкой.
К вечеру вода в бочках чуть прогрелась и стала пригодна к поливу. Кузьма Григорьевич заботливо поделил её между садовыми насаждениями. Заросли малины, смородины и крыжовника обещали щедрый урожай. Завязи на яблонях-перестарках - тоже.
При ясной луне снова ходил к колодцу - наполнил до краёв каждую бочку заново.
Так, в деревенских заботах, прошёл у них первый день в Колыхани.
- Оно и раньше считалось, что тут глушь,- нарушив молчание, погрузился в воспоминания Кузьма Григорьевич за ужином. - Медвежий угол, а всё же было под сотню дворов. Школа была, медпункт, почта, сельпо. Даже библиотека! Петухи кричали, собаки лаяли. А сейчас и глушь, и тишь кладбищенская.
- Нашёл о чём говорить на ночь глядя!
- Ну правда же, мёртвая тишина вокруг.
- Прекрати, Кузьма!
- Ладно, пусть будет космическая.
- Так-то лучше.
В сгустившихся сумерках они больше не разговаривали. Кузьма Григорьевич смотрел на густые россыпи звёзд и вспоминал детство. Елена Евгеньевна при свете фонарика стелила кровать городскими простынями и думала о красотах итальянской Ривьеры. Или французской... Шум волн даже снился ей ночью. Он же разбудил её утром, возвещая загадочное.
Выглянув в окно, Елена Евгеньевна тихо ахнула - в считанных метрах от изгороди плескалось море! На его утренней глади перемигивались мириады ослепительных солнечных зайчиков. Елена Евгеньевна зажмурилась и больно ущипнула себя за бедро - нет, она не спала: там, где раньше была лесная дорога, по которой они приехали, теперь раскинулся лазурный берег.
- Кузьма, ты видишь это? - воскликнула ошеломлённая Елена Евгеньевна.
Железная койка скрипнула, Кузьма Григорьевич поднялся, превозмогая боль в суставах и мышцах. Вчерашний трудовой порыв не остался без последствий. Подошёл к соседнему окну - оттуда ему тоже открылся панорамный вид на море. Вместо ответа на вопрос жены кряхтя натянул джинсы и отправился на морской берег. Глядя из-под руки на то, как муж, засучив штанины, ходит по краю ленивого прибоя, Елена Евгеньевна осмелела и тоже вышла за калитку.
- Чертовщина какая-то, - сказал Кузьма Григорьевич, проверив на вкус горсть морской воды.
- Ну почему сразу чертовщина? - вступилась за море Елена Евгеньевна.
- А что же тогда?
- Почему бы не назвать это... Ну, допустим, сказкой?
- Называй, как хочешь, - сказал Кузьма Григорьевич, - а я займусь электричеством.
- Ты оставишь меня одну? - возмутилась Елена Евгеньевна. - Наедине с подозрительным феноменом?
- Давай! - обрадовалась Елена Евгеньевна и побежала в дом за пляжными полотенцами.
С мистическим присутствием моря под окнами они разбирались три следующих дня.
- Слушай, Кузьма! Может, мы с тобой умерли и теперь в раю?
- Как умерли? - оторопел Кузьма Григорьевич.
- Ну, я не знаю. Может, на трассе разбились. Бывает же? Может, медведь загрыз нас ночью, пока мы спали. Сам же говорил о кладбищенской тишине, помнишь? Это ведь неспроста!
- И как тогда объяснить всё это, - она порывисто обвела рукой морской простор.
- А оно обязательно, объяснять?
Поразмыслив, Елена Евгеньевна согласилась, что объяснять необязательно. Но хотелось понять.
Поначалу она всего побаивалась: а ну как нападут акулы, или захлестнёт цунами, или поднимутся монстры из пучины? Или они с Кузьмой сами вдруг станут монстрами? Елена Евгеньевна гнала от себя эти страхи - мысль бывает материальна, важно вовремя её придушить...
Однако день шёл за днём, а море вело себя дружелюбно. Если не считать утопленной дороги. И если не оглядываться на деревенский дом, всё было примерно похоже на заграничное путешествие её мечты.
К вечеру четвёртого дня Елене Евгеньевне надоело готовить обеды на керосинке, и она сказала:
- Кузьма, в конце-то концов, ты собираешься починить электричество?
- А как же море?
- А что море? - удивилась Елена Евгеньевна. - При чём тут море?
- Ясно, - сказал Кузьма Григорьевич. - Будет сделано.
Он оставил жену наедине с загадочным феноменом и отправился на дальний край деревни, к трансформатору, на ходу проверяя целостность проводов на столбах.
Клонившееся к закату солнце припекало по-средиземноморски.
По пути Кузьма Григорьевич заглядывал в соседские дворы в надежде найти там признаки жизни. Жизни нигде не было. Из-за просевших углов многие дома покосились. Окна в почерневших кружевных наличниках казались слепыми. Одичавшие огороды утопали в зарослях бурьяна.
Сам не понял, как свернул к перекинутому над полноводным ручьём мостику. Местные называли его Пристанью. В детстве здесь, под кронами старых ив, водилась плотва. На радость деревенским рыболовам...
Да лучше бы не сворачивал - от живописного мостика, когда-то затейливо украшенного деревянной резьбой, остались одни гнилые опоры, едва различимые в зарослях осоки. У всего свой век, даже у мостика. На другом берегу вместо липовой рощи царило запустение - липы Первуниной рощи Кузьму Григорьевича тоже не дождались. Остро царапнула тоска.
Выяснилось, что всего-то и надо было - включить на трансформаторе рубильник.
На Ривьеру Кузьма Григорьевич вернулся растерянный и грустный.
- Что стряслось, Кузьма? - встревожилась Елена Евгеньевна. - Сердце?
- Пристани нет, - отмахнулся тот с таким видом, будто в этом была его вина.
- А электричество?
- Электричество есть.
- Ну, слава богу. А что за пристань, ты говоришь? Зачем тебе пристань?
- Странно всё...
- А я уже привыкла.
- Да я не про это приблудное море, странно другое. Был мостик, ивы были... Липы вековые... Была жизнь... - по-детски сбивчиво, с обидой пожаловался Кузьма Григорьевич. - Кузнечики стрекочут, шмели жужжат, воробьи чирикают, мотыльки в травах... А жизни нет, понимаешь?
Елена Евгеньевна поняла. У неё не повернулся язык напомнить мужу, по чьей милости они в этой ловушке запустения. Вместо упрёка она стряхнула с рук морской песок и сказала:
- А воробьи и кузнечики чем плохи? Пойду, что ли, нажарю картошки на ужин.
- Откуда у нас картошка?
- Ну, привет! А то ты, барин, не знаешь? - хмыкнула Елена Евгеньевна. - Из земли, вестимо.
- Какой земли? - растерялся Кузьма Григорьевич.
- Уральской, какой же ещё. Картошка, Кузьма, в земле растёт. Это я тебе как филолог говорю. На здешних огородах её - копай не хочу.
- Ясно, - сказал Кузьма Григорьевич без уверенности в голосе и вдруг засуетился: - Тогда схожу за маслятами. Тут везде грибов полно! И ягоды всякой.
- Хорошая мысль! Сходи, Кузьма, сходи.
После ужина при свете электрических ламп Елена Евгеньевна достала из сумочки свои лекторские очки и погрузилась в потрёпанный томик Мамина-Сибиряка, найденный под матрасом в день приезда. Время от времени зачитывала вслух интересные страницы, пока Кузьма Григорьевич воевал с комарами.
Наутро от Ривьеры не осталось ни следа. Дороги, впрочем, тоже не было. То ли море поглотило её безвозвратно, то ли ёлки сомкнули над ней свои ряды и даже будто бы стали ближе.
Елену Евгеньевну это не расстроило. Лазурный берег ей больше не снился. Она надеялась, что однажды ей приснится Пристань - мостик, по которому так тосковал Кузьма. Не может такого быть, чтобы мостик у неё не получился, убеждала она себя, обустраивая грядки. Хотя, конечно, наснить мостик с липами и плотвой будет потруднее моря. Хватило бы только времени...