Сегодня работаю, и решил тебе написать. Здесь сейчас стоит чудесная зимняя погодка. Солнечно, лёгкий морозец. Малышку вновь водим в ясли, и она при расставании так плачет. Да, тысячу раз прав Бенджамин Спок: малых детей до 3-4 лет нужно воспитывать дома. Увы, в погоне за житейскими и экономическими благами мы порой забываем об этом. Мама болеет. Врачи предлагали ей лечь в больницу, но она отказалась. Теперь дома. <...> О чем ещё хотелось написать? О деде. Не помню, писал иль нет, но в феврале 1943 года (или в марте) он был легко ранен осколком мины в ягодицу и лечился в медсанбате. Ранение он считал позорным, но оно было, как и всё на войне, мало приятным. После ранения он вернулся в свою же часть. В составе 47-й армии дед провоевал до Победы. Хотя место службы у него и менялось: переводили из батальона в батальон, из роты в роту, из полка в полк и даже из дивизии в дивизию, но всегда это были части 47-й армии. Чем были вызваны эти переходы? Потерями, в основном. Разбили роту - из двух-трёх разбитых рот создали новую. То же было и с батальонами и полками. Ещё посылали на повышение - выбыл где-то комвзвода (читай: убит или ранен) - переводят. Посылали и на партийное укрепление - было и такое. Выбыло где-то сразу много коммунистов в полку, и часть партийцев переводят на укрепление партпрослойки туда. Что давало членство в ВКП(б) в армии тогда? Сравнительно быструю смерть или ранение. Ведь в атаку, как правило, вместе с командиром первыми поднимались коммунисты. Особенно большие потери были в наступательных боях при прорыве укрепленной вражеской обороны. Деде несколько раз как парторгу батальона и лучшему бойцу доверяли нести в бой знамя. Было это при прорыве линии обороны фашистов осенью 1943 г., летом 1944 г. и зимой 1945 г. Последний раз дед был знаменосцем части при прорыве сильно укреплённой обороны фашистов на Одере в районе Зеелова.
Кого из выдающихся людей дед встречал на войне? Видел Чуйкова и Жукова. Чуйков командовал армией с 1944 года до конца войны. Дед очень тепло отзывался об этом генерале (впоследствии маршале). Тот часто бывал на передовой, разговаривал с рядовыми бойцами, был умён и талантлив в проведении боевых операций. Так в 1944 г. под Ковелем при прорыве очень сильной фашистской обороны Чуйков умудрился произвести выдающийся огневой манёвр. Обычно как прорывают укреплённый фронт? Сосредотачивают артиллерию, авиацию, танки, живую силу и на узком участке прорывают его. Но немцы были мастера в обороне. Под Ковелем они создали глубокоэшелонированный фронт, и самое главное - ждали нашего удара. Они оставили Ковельский выступ, чтобы избежать фланговых ударов, а ведь сколько крови было пролито в весенних боях за Ковель. И вот Чуйков, получив приказ Ставки на наступление, придумал чудную вещь, сохранившую тысячи жизней. Обычно, как только начиналась наша артподготовка, немцы уводили большую часть своих солдат на вторые-третьи линии своей обороны в укрытия, оставляя в первых траншеях лишь наблюдателей. А каким бы ни был артобстрел, полностью сокрушить долговременную оборону противника он не в силах. Враг хитёр, и какая-то часть его огневых средств всегда держится в секрете, "не подаёт голоса" даже во время разведки боем. А ведь и одна не выявленная пушка, несколько пулемётов могут унести сотни жизней. Но технику-то обслуживают люди. Вот против живой силы противника и был направлен замысел Чуйкова. Перед большим наступлением на участке будущего прорыва неоднократно проводили разведки боем и выявили большую часть вражеских огневых средств. Непосредственно перед самим наступлением провели артподготовку, которую враг принял за основную. Немцы попрятались в тылу, но как только наш огонь ослаб, бросились в передовые траншеи. Тут и повторилась артподготовка. Большое количество живой силы противника было просто-напросто уничтожено ещё до нашей атаки! Немцы не имели сил, чтобы отбить наше наступление. И наши войска почти без потерь заняли всю первую линию немецкой обороны. Это была огромная тактическая победа, предопределившая нашу победу в дальнейшем наступлении. А наступление было настолько успешным, что дедов взвод, без потерь (!) двигаясь в первом эшелоне наших войск, встретил какое-то сопротивление немцев лишь в Польше (!), за несколько десятков (150-160 км?) от линии бывшего фронта. Армия тогда умудрилась продвинуться до Варшавы. Причём частью сил ещё и смогла окружить в районе Бреста отходившие из Белоруссии разбитые фашистские дивизии. Дед вспоминал о том наступлении всегда с радостью. Немцев тогда разбили в пух и прах, и они лишь на Висле сумели закрепиться. Но об этом я ещё напишу тебе. А летом 1943 года после июльского наступления немцев под Курском дедову часть вновь вернули на место прежней дислокации.
"Обидно было", - вспоминал он. "Москва салютует освободителям Орла и Белгорода, а затем и Харькова, бои идут и севернее и южнее нас, а мы опять стоим против немцев и не двигаемся. Но вот в конце августа наше наступление стало явью. Немцы, хоть и были разбиты под Харьковом, но вновь создали сплошной фронт. Тогда наше командование придумало план. Красная Армия на огромном фронте в сентябре 1943 года от Таганрога до Вязьмы (правда, не в один день) начала наносить удары по немцам. В атаки ходили по 4-5 раз в день. Продвигались на несколько сот метров подчас. Но бойцы шли на смерть с уверенностью в Победе. У гитлеровцев не было больших резервов, чтобы укрепить такой огромный фронт. И он затрещал и развалился. Помню, лежим под огнём на поле - ползёт командир: "Ребята, вперёд! Не давайте ему покоя. Он уже на издыхании, скоро побежит". Конечно, были у нас в тех боях потери. Но была и огромная радость, когда враг начал откатываться под нашими ударами по всему фронту. Сначала продвигались медленно, по 5-6 км в день. Немцы всё время были перед нами. Постреляют, отойдут на пару километров, опять постреляют. Ночами движение приостанавливалось. Но на четвёртый-пятый день мы начали и ночью тормошить немцев. Наскочим, постреляем, отойдём или, если сможем, обойдём их и опять навязываем бой. Фашисты не выдержали нашей тактики и обратились в бегство к Днепру. Большинство из них драпало на машинах, и всё перемешалось у них. И тыловые части, и фронтовые. Стали и мы за день проходить где по 15-20, а где и по 40 км. Народ на Украине нас встречал, ах как встречал! Натерпелись они за два года фашистского ига. Деревни разрушены, поля в запустении. Народ обнищал. Нас встречали цветами, а где могли, и хлебом-солью. Народному ликованию не было предела.
Наступала наша часть в районах Лубн и Хорола. Там нам удалось разжиться транспортом. Случилось это так. С утра взвод тащился в боевом охранении, метрах в 300 от роты. Шли через перелесок. Немцами и не пахло. Шли по бездорожью. Кто-то обнаружил тропинку, и по ней - выходим к просёлку. А по нему идёт обоз. Немцы обозники, завидев нас, бросили свои фуры с битюгами и побежали. Несколько раз выстрелили им вслед и пошли смотреть трофеи. На фурах лежали ящики с патронами. Сбросили их на землю, сели и поехали по дороге. Во взводе было четыре ручных пулемёта (1 ДП и 3 MG). Я ехал на передней фуре. У меня был ППШ, да ещё положил рядом немецкий MG с коробчатым магазином. Проехали километров десять и вдруг видим: просёлок вливается в какой-то шлях. А по шляху едут вдали две немецкие грузовые машины. И наш обоз выезжает на шлях раньше, чем они приблизились к развилке. Немцы не то не поняли, что перед ними русские, не то надеялись проскочить, но, не снижая скорости, подъезжают к нам. Тут мы, не слезая с фур, и открыли по ним огонь из пулемётов, автоматов и винтовок. Обе машины почти сразу же загорелись. Фашисты стали вываливаться через борта и тут же падали, сражённые нашим огнём. Через несколько минут всё было кончено. Горят грузовики, валяются возле них трупы. Пробыли у места боя с час, пока не подошла рота. Затем поехали дальше. В темноте едем по какому-то полю, заехали в лес. Перекликаемся. Вдруг упёрлись в какое-то озеро. Решили ждать утра..."
Дед уснул. На рассвете его будит ротный. Повёл его дед к озеру, а это - река! Вот так и вышли в октябре на Днепр. В тот же день ротный приказал сплавать на разведку на другой берег. А на чём плыть? У берега стоял какой-то сарай, весь разбитый. Сняли с него двери. На одной створке вечером дед и поплыл через Днепр. Положил оружие и одежду на доски, а сам стал подгребать. Снесло очень далеко вниз. В кромешной тьме выбрался на берег. Оделся и стал бегать, чтоб согреться. Немцев на берегу в этом месте не было, видать, не успели ещё подойти. Дал ракету нашим. К утру стали переплывать и другие бойцы. Развели костёр на берегу, чтобы согреться. По Днепру плыло много глушенной рыбы, трупы, какой-то мусор. Рота стала рубить плоты и на них переправляться через Днепр. К обеду все из роты переправились. Натянули через реку телефонный провод. Появилась связь. Вдруг над Днепром появились фашистские самолёты. Стали бомбить "наш" левый берег. Командир приказал рыть окопы. До вечера копались в земле. Опять дедов взвод послали в разведку. Отошли от Днепра километра на три и тут встретили немцев. Те шли колонной навстречу. Завязалась перестрелка. Отошли к берегу. За ночь все окапывались, переправлялись. К утру весь батальон был уже за Днепром, и вдоль всего берега окапывались. Немцы с утра начали артобстрел наших позиций. Но в тот день не наступали. Несмотря на артогонь, наши продолжали переправу, и через реку стал ходить регулярно плот. Переправили 45-мм пушки. Их солдаты на фронте звали "прощай, Родина" за частую вынужденную стрельбу прямой наводкой, когда расчёт сам попадал в зону губительного огня противника. А вот с утра следующего дня началось.
Дед спал в окопе. Проснулся от страшного грохота. Дрожала земля от артогня. В сереющем рассвете впереди заскрежетали танки. Из-за Днепра ударила наша артиллерия. Немцы попали под наш огонь и отошли. Но продолжали обстрел. Появились юнкерсы и стали бомбить оба берега. Тут снова началась немецкая атака. В один немецкий танк попал наш тяжелый снаряд. Танк буквально разломился на части, башня улетела в сторону. Дед стрелял из пулемёта по немцам. Фашисты опять отступили. Но скоро опять пошли в атаку. Теперь их артиллерия завязала дуэль с нашей.
"Снаряды свистят над головами, воют. За Днепром стала стена разрывов. Опять пошли танки, за ними пехота. И опять не выдержали нашего огня и отошли. Стали бить по нам из шестиствольных миномётов. Одна из мин разорвалась рядом. Швырнуло на дно окопа, заложило уши, закидало землёй. По каске чиркнул осколок, осталась вмятина. Голова гудит, в глазах круги, ноги дрожат. Ловлю в прицел бегущих немцев, да не вижу ничего. Всё мелькает. Но стреляю. Расстрелял несколько лент из MG. А немцы уже рядом. Сбоку, чуть впереди идёт танк, а за ним человек двадцать бегут к окопам. Тут по танку 45-ка ударила. Танк загорелся, дым стало сносить на меня. А из дыма, как черти, выскакивают немцы, стреляют, бегут и орут. Схватил автомат, стал стрелять по ним. Залегли, но стреляют. Понимаю, им остался один бросок до нас, соберутся с духом и встанут. Тут их всех не удержишь огнём. Самый последний шанс на нашу контратаку. Срываю гранатную чеку, швыряю в немцев, ору: "Вперёд! За Родину! За Сталина!" и кидаюсь из окопа на немцев. Наши, кто мог, тоже выскочили в атаку. Впереди взрыв, сколки взвизгнули, но мимо прошли, не задели. Бегу. Что-то ору. Меня шатает из стороны в сторону. На земле два немца катаются, орут. Один целый, поднимается с автоматом прямо на меня. Дал по нему очередь, а сам всё бегу на них. Вскочили ещё с земли - стреляю в их сторону, но не попадаю. А они от меня наутёк. И скрылись в дыму. Сзади наши орут: "Назад!" Тут мой автомат стрелять перестал. А запасной диск я в окопе оставил. Поднял у убитого немца автомат и стал стрелять в дым, а сам, пятясь, отхожу к окопу. Пятился, пятился и провалился в окоп. Как раз тут в немецком автомате патроны и кончились. Сменил диск у своего ППШ. Раскрыл цинку с немецкими патронами и стал набивать ленты для MG. И вдруг вижу: из дыма выходит немец. Шинель на нём дымится, идёт-качается прямо на меня. Но идёт без оружия и руками лицо закрывает. Он почти до окопа дошёл и упал. Аж голова с руками в окоп свесились. Лежит и палёным мясом воняет. Кое-как оттолкнул я его. Опять начали бить миномёты. Танк всё дымит. Из-за дыма ничего не видать. Но чувствую, что сейчас опять пойдут. Достал две последние гранаты. Жду. Наши стали стрелять. Значит, идут. Поднял MG и стал бить в дым. Опять расстрелял несколько лент. Взял автомат. Возле окопа появились фонтанчики от пуль. Вдоль берега идёт немецкий "тигр" и бьёт из пулемёта во фланг. Спрятался в окоп. "Тигр" прополз рядом, между мной и берегом. Но пехоты немецкой нет. Кручу головой, но не видно их. Тут из дыма выползла самоходка немецкая. Спереди у неё щит, сбоку тоже, а зад и верх открытые. Немцы меня не видят. Стали ко мне боком, но до них далеко, метров сто будет. И стрельнули они куда-то вдоль берега. Но когда заряжать стали, вижу: над бортом головы немецкие. Дал по ним очередь. Попал - не попал, не знаю. Но самоходка тут же развернулась ко мне передом и, пятясь, уползла, два несколько очередей из пулемёта. Опять стал набивать ленты для MG. Тут ко мне в окоп свалился наш боец, кричит, что комроты убило. Вместе с ним потащили пулемёт к ротному КП. Окоп КП разворочен, видны останки двух бойцов и ротного. Из роты нас осталось человек сорок. Ещё раненые лежат по окопам. Принял роту, ибо офицеров не было. Приказал всех раненых нести на берег и отправить за Днепр. Прибегает боец из батальона: зовёт комбат. Пошёл туда. Комбат молодой у нас был, 1920 или 1921 года рождения. После училища попал в роту, а в сентябре прежнего комбата убило, и стал лейтенант комбатом. Тут и к Днепру вышли. Вот и получилось, что у нас в батальоне и ротный и комбат были лейтенантами. Но на фронте и не такое бывало.
Как раз, когда я был на КП батальона, началась очередная атака немцев. Теперь они пошли без артогня и без артдуэли с нашими батареями. Идут штук десять танков или самоходок, а за ними цепью пехота. В окопе КП лежало несколько трупов наших, валялись винтовки, патроны и гранаты. Взял винтовку, стал стрелять. Из автомата на таком расстоянии всё равно ни в кого не попадёшь. Смотрю, и лейтенант стреляет. И кричит кому-то, огня просит. Танки идут. Остановятся, выстрелят и опять ползут на нас. А у нас и пушек-то, чтоб им ответить, нет - все разбиты. Пушкари вместе с нами в окопах дерутся. Тут наша артиллерия стала из-за Днепра стрелять. Подбили танк, ещё один. Но остальные уже рядом. Схватил автомат, бью из него гадов. Пехота у них залегла. Но танки подошли очень близко. Один из танков выстрелил в сторону нашего окопа. Взрыв. Меня швырнуло на противоположную стенку, ударился спиной. Смотрю, а комбат сполз на дно и лежит. Бросился к нему. Он хрипит: "Огня по квадрату два!" И умолк. Молодой совсем ещё, мне в дети ведь годится. Ему бы жить да жить... Танк опять выстрелил. Обдало землёй от взрыва. На карачках прополз в траншею. Там сидит телефонист, держит в руке трубку, та рокочет, а головы у человека и нет. Вся грудь кровью залита. Ужас. Потянул трубку к себе. Мне чего-то говорят, а я твержу одно, что комбат перед смертью приказать успел. В трубке всё вдруг смолкло. И тут я простился с жизнью. Решил - всё. Как раз танк опять выстрелил, и в траншею упал осколок. Прямо около меня упал. Ещё успел подумать: "Видать, следующий мой будет". И тут вдруг адский вой. И через Днепр летят эрэсы - реактивные снаряды. И запылал огонь. Жар опалил меня. Исчезло небо, всё вокруг окутала тьма. И тьму озарило пламя. Столько лет прошло, а до сей поры содрогаюсь при воспоминании о залпе наших "катюш". Страшен огонь термитных снарядов. Дымилась земля, горели чахлые кустики, впереди в огне и дыму выли горящие фашисты. Не дай бог кому-то попасть под огонь реактивных миномётов. Поковылял по траншее. Нас осталось от батальона живых человек пятьдесят. Многие были обожжены, ранены. Стал делать перевязки, отправлять к переправе раненых. Собрались в траншее вокруг батальонного КП. Натащили оружия, патронов. Решили принять последний бой. Впереди горели фашистские танки. Серный смрад горелого мяса вызывал тошноту (ветер был в нашу сторону). Но немцы не шли. Тут на пароме-плоте прибыло отделение бойцов. Отправили раненых, передали с ними рапорт. К вечеру пошёл дождь, и тошнотворный запах чуть спал. Из-за Днепра переправлялся другой батальон с командирами. Сдал им командование, доложил о бое. В темноте перекусили, чем бог послал, и уснули прямо под дождём в окопах".
На плацдарме дед пробыл ещё несколько дней, а потом их сменила новая часть. А их переправили через Днепр на левый берег. После недолгого отдыха части 47-й армии передислоцировались севернее Киева на большой плацдарм, откуда началось в ноябре большое наступление. Но дедова часть наступала тогда не на Киев, а в северном направлении в сторону Белоруссии. Начались упорные бои на Гомельском направлении. Об этом я расскажу тебе в следующий раз.