"Утереть нос и при этом не остаться с носом -- большое искусство!" -- капитан Селёдкин зорким взглядом распознал причудливую надпись на жёлто-зелёном полотнище в руках туземцев с такой лёгкостью, словно буджумский был для него родным, хотя эту самую Буджум-Буджумию вместе с её языком они открыли практически только что. Юнга Земляникин в очередной раз с восхищением отметил, что капитану подвластны все языки мира.
Потрёпанная штормами бригантина "Софья" покачивалась на якорной стоянке в сказочно-лазоревой буджумской бухте. Капитанская шлюпка направлялась к берегу. На вёслах сидели юнга и боцман.
-- В каком смысле "не остаться с носом"? -- боцман Дудкин перестал грести. Ему по должности было положено владеть хозяйственной смекалкой, а фантазия, наоборот, была противопоказана. Поэтому он откровенно недолюбливал всякие хитрые смыслы и предпочитал держаться от них подальше. -- А то ведь могут и пороху в ноздри -- да фитилёк поднести...
-- Вряд ли, -- беспечно возразил капитан. -- По-видимому, это у них приветствие такое.
Аборигены Буджумии приплясывали на песчаном берегу и призывно махали.
-- Уверены, кэп? -- насторожился боцман, неохотно налегая на весло.
Над шлюпкой кружили любопытные буджумские чайки и резали острыми крыльями занесённые с побережья экзотические пряные запахи.
-- До берега осталось полмили, -- спокойно сказал капитан. -- Сейчас узнаем.
-- Земля новая, неизведанная... -- неодобрительно пробурчал боцман, -- как бы чего не вышло.
-- Э, батенька, да вы пессимист! С таким настроением надо дома грядки окучивать, а не новые земли открывать! -- пряча в усы лукавую улыбку, нарочито сурово ответил Селёдкин. -- Если бы мы с вами не плавали вместе столько лет, дорогой Альберт Семёнович, я, чего доброго, мог бы заподозрить, что открытие новых земель вам не по душе.
Знал Селёдкин, как урезонить боцмана, знал! За живое взял. Ну, так на то он и капитан.
На берег, как и положено по уставу, первым ступил Селёдкин. Китель одёрнуть не успел, как следом выпрыгнул юнга Земляникин и воткнул в песок знаменитый вымпел бригантины "Софья".
Из пёстрой толпы навстречу шагнул дородный туземец. Не иначе, как местный вождь. Вскинув упитанный подбородок и гордо растопырив ноздри, абориген ударил себя в грудь, проклекотал: "Буджумдырхыр!" и торжественно разжал кулак: на ладони закопошились бурые муравьи. Дружной вереницей они пробежали по смуглой руке вождя до плеча, переползли на лицо и юркнули в широкие буджумские ноздри. Туземец смачно зажмурился и радушно, от всей души по-буджумски чихнул -- толпа одобрительно загалдела, чумазая детвора радостно запрыгала.
Изрядно повеселившись, поднесли порцию ритуальных муравьёв гостям. Юнга Земляникин в растерянности густо покраснел лицом и замер. Боцман Дудкин на всякий случай покрепче перехватил весло. Однако Селёдкин, ничуть не смутившись, изучил на своей ладони полученных муравьёв, нашёл их числом двенадцать и удовлетворённо кивнул.
"Здравствуйте, дорогие буджумцы!" -- сказал капитан и учтиво положил руку на плечо главному аборигену. Муравьи озадаченно завертелись: никогда ранее не приходилось им слышать такие речи, да более того, ползать по рукаву капитанского кителя. Страшно! Зато дорогу к ноздрям хозяина они знали прекрасно. "Эх, пропадай мои антенны!" -- подумал главный муравей и отважно повёл свою команду к хорошо знакомому буджумскому носу. "Карамба!" -- возмутился дородный вождь, но было уже поздно.
В ответ на громогласный буджумский чих с кормы бригантины "Софья" дали приветственный залп из пушки.
Заслышав, как чихают на корабле, вождь от зависти порвал на себе бусы. Аборигены, глядя на восторг вождя, пришли в радостное неистовство! Что тут началось! Как позже писал в своём дневнике юнга Земляникин, туземцы долго упрашивали капитана Селёдкина показать им тех муравьёв, от которых так мощно чихается морякам. Торговались, предлагали взамен три огромных термитника, большое стадо откормленных буджумских буйволов и даже камышовую чучу. Капитан дипломатически отказывался, ссылаясь на то, что дорога им предстоит дальняя, а без хорошего чиха в море, сами понимаете, совсем никак. И менять своих муравьёв на бурых никакого резону нет, ибо что такое бурые? Смех один, а не муравьи. Морякам они -- как слону дробина...
Буджумцы понимающе кивали и ещё пуще проникались завистью и уважением к гостям.
Когда знойное буджумское солнце плюхнулось в океан, а измождённые ритуалом бурые муравьи под стрекот вечерних цикад поплелись на ночёвку в свои термитные норы, к большому праздничному костру, звеня браслетами, приковылял шаман, увешанный цветочными гирляндами. Присел на циновку, поджал под себя ноги -- и давай до самого утра рассказывать заморским гостям вековые предания буджумской земли. С приходом шамана костёр прекратил трещать и разъедать глаза, присмирел и стал пускать дым ровной дугой в сторону окрестной горной гряды, очертаниями своими напоминавшей спящих вповалку сказочных великанов.
Эх, хороша страна Буджумия! Команда "Софьи" слушала шамана в полудрёме, словно зачарованная. Буджумское наречие звучало, будто родное.