Ртищев Пётр Николаевич : другие произведения.

Первопредок

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
 Ваша оценка:

  

Ртищев Пётр

ПЕРВОПРЕДОК

Новелла

(Из похождений А.А. Колорадского и деяниях Сущего. История предпоследняя)

   Ближе к ночи Альберт Артурович Колорадский насилу дотащился до главной площади Дряньска. Вздумалось ему тут приискать жилища на ночлег. Однако городишко был таков, что надежды раздобыть гостиничный номер вскоре улетучились. Вид строений, слепленных на манер вороньей слободки из чего ни попадя, свидетельствовал: заброшенный парк - вот пристанище путнику в надвигающейся ночи.
   В животе голодно бурчало. Сумерки сгущались. Прохожих не заметно, и только слышалась брехня изголодавшихся псов. Совсем некстати прыснул дождик. Лёгкая дорожная пыль преобразилась в жирную вязкую грязь, коей так богата российская глушь. По обочинам двинулся всевозможный мусор, увлекаемый бурными водами.
   Городок Дряньск изначально не был Дряньском. Те, кто был у истоков его возникновения, пришедшие с юга малым числом странники, однажды поутру увидали, озарённый восходящим солнцем, горбатый ландшафт - семь холмов заросших редким кустарником и прочими сорняками. Здесь они и обосновались. В краткие сроки стали появляться хижины-развалюхи числом около двух десятков, и в краеведческих планах место это стало называться Свиньевском. Название родилось по причине немыслимого количества толстокожих хрюкающих животных, благо грязи было в избытке. Не дал всевышний сему народцу прозорливости. Устроившись у холмов, люди не взяли в расчёт сырость здешнюю, что частенько случалась. Оттого и пребывали в обиталище, больше схожем на помойку. Немудрено, ибо весь свой хлам поселенцы сносили на холмы, с которых дожди смывали его обратно.
   Со временем выяснилось, что содержать селение в порядке хозяевам недосуг. Окрестности окутались зловонием. Те немногие, кому смрад отравлял жизнь, покинули городок в надежде окончательно не растерять человеческий облик. А когда однажды случилось быть здесь проездом чиновнику из столицы, то невольно вырвалось у него, что град сей, следует называть не "благородным" именем Свиньевск, а Дряньском, поскольку кроме дряни здесь ничего собственно и нет. С тех пор и прижилось новое название.
   Колорадский истории этой не знал, но мнения о местечке был сходного. Безнадёжно махнув рукой он тронулся, прихрамывая на обе ноги, в направлении дома поприличнее. Скрюченным пальцем он, сначала робко, но затем всё настойчивее принялся барабанить в окно. Прохладные дождевые струи, проникая за шиворот, придавали ему решимости. Прошло немало времени, прежде чем открылась малюсенькая форточка, и послышалось: "Ну, кого там ещё чёрт принёс!"
   Колорадский оробел и слабым голосом промямлил: "Путник я. Вот на ночь, глядя, прибился к вашему городу, а переночевать негде. Пустите обсохнуть". В ответ послышалось недовольное бурчание и через несколько времени с грохотом отодвинулся дверной притвор. Из открывшегося проёма потянуло сырым, затхлым воздухом, насыщенным ароматом жареной картошки на сале. Колорадский не мешкая проскользнул в полумрак прихожей. Его ноздри затрепетали, едва уловив аромат готовившейся трапезы. Он с жадностью вдыхал воздух, словно мог насытить им свой пустой желудок. "Наследил-то, наследил", - донёсся до него недовольный голос хозяина, хмуро разглядывающего чёрные лужицы на полу. Колорадский жалко, заискивающе улыбнулся: "Вы уж простите меня ради Христа...". - "Чего, чего? Какого Криста? Кристя-то тут причём? Он уж вторую неделю, как помер. А ты-то, откуда его знал, плута этого?" - "Гм. Мы, видимо, о разных людях говорим. Я имел в виду господа Бога нашего...". Незнакомец промолчал.
   Колорадский с опаской глянул на хозяина. Пред ним стоял заросший по самые глаза кряжистый мужик, возраста неопределённого, в льняной рубахе по колена, подпоясанной грязным снурком. Кончики этой плетёной бечёвочки были спрятаны в серебряные наконечники, позвякивающие меж собою при малейшем движении. Полотняные некрашеные штаны грубой работы, на манер матроской робы, были на нём кое-где измазаны дёгтем. Впрочем, по всему видать это обстоятельство мужика никак не смущало. Его лучистые глаза с интересом изучали незваного гостя. Колорадский же в то время представлял из себя зрелище весьма жалкое. Измученный дальней дорогой он выглядел старше своих тридцати с небольшим лет. На землистом, осунувшемся лице с впалыми щеками блестели углём бегающие глаза. Его беспомощность могла вызвать сострадание истукана, но не здешнего странноватого жителя. Прищурившись, тот с ехидцей спросил: "Поди и жрать хочешь?". Альберт Артурович, ещё в совсем недавнем прошлом, преуспевающий администратор, не знающий стеснения ни в чём вдруг почувствовал, как его щёки вспыхнули. "И что, средства имеешь или так, подаянием промышляешь?", - продолжал экзекуцию хозяин. Тут Колорадский очнулся, полез во внутренний карман пиджака и достал денег. "Конечно, конечно, - торопливо ответил он, - я расплачусь за всё, сколько скажете". - "Это чего у тебя? - мужик взял в руки купюру и с интересом стал рассматривать её. - Ишь ты, шельмы! Надо же какие картинки выделывать начали, поганцы". Ещё недолго постояв в задумчивости, хозяин тяжело вздохнул и как-то обречённо сказал: "Ну, пойдём, странник, закусим. На первосвященника ты никак не тянешь - стать не та, а для книжника народного рожей не вышел, уж больно глупа она у тебя. Так что в самый раз тебе со мною вечерять. Как там, в старину говаривали: "Умная голова сто голов прокормит, а глупая и себя не накормит". Так что ли?".
   Колорадский не заметил, как в руке хозяина появилась свечка, истекающая горячими стеариновыми каплями. Трепещущий язычок пламени весело плясал у её фитилька, озаряя своим светом крошечное пространство во мраке комнат. Миновав несколько из них, Колорадский мало, что смог разглядеть. Кое-где в углах смутно угадывались массивные буфеты, шкапы, диваны, расставленные кое-как, впопыхах. Складывалось ощущение, что в эти комнаты давным-давно занесли мебель, дабы впоследствии упорядочить её с умом, да так и бросили. Кругом наблюдалась ветхость и небрежение. Наконец, преодолев положенное расстояние, они вошли в кухню, где на керосинке, испуская шипение, покоилась сковорода с картошкой. Открыв крышку, хозяин повёл носом в сторону выпорхнувшего пахучего облачка и немигающим взглядом уставился на приятный глазу процесс надувания пузырей. Они продирались сквозь порозовевшие картофельные ломтики, лопались и горячими брызгами разлетались окрест. Хозяин помешал ложкой содержимое закопчённой чугунной сковороды и констатировал:
   - Кажись дошла, родимая. С корочкой получилась. Учись, Колорадский, пока старый Филимонка жив.
   Альберт Артурович вздрогнул. Да и как не вздрогнуть, услыхав своё имя в этом захолустье, где ни одна душа и думать, не могла об его существовании. Что можно было ожидать от такого типа дальше Колорадский представлял себе туманно. Но голод, как известно, не тётка и он решил пока не задавать лишних вопросов. Тем временем Филимонка поставил дымящую сковороду на стол, пошарил в углу у окна и достал деревянную миску полную малосольных огурцов, облепленных укропом и листьями смородины. Затем постоял в задумчивости, почесал затылок, крякнул и полез в шкапик, что был прибит высоко у самого потолка. Достал два крошечных гранённых стаканчика, в народе больше известных под названием мерзавчиков. Затем извлёк и бутылку с мутной жидкостью, заткнутую газетным кляпом. Молча разлил содержимое её по стаканам, в очередной раз крякнул, и, сказав:
   - Ну, помолясь... - влил в себя, сильно отдающую сивухой, самогонку. Мгновенно севшим голосом, с трудом переводя дух, выдавил из себя:
   - Ох, и дрянь в нашем Дряньске старухи гонят, - и тут же захрустел огурцом. - Ты чего муху не давишь? Давай, давай самое время. Да-а, великим знахарем Кристя был. Бог в своём деле. Поутру, как известно, население нашего городка болезнью одной страдает. Старухи способствуют, - Филимонка ногтём указательного пальца постучал по бутылке. - А Кристя изловчился, рассол сочинил: мёртвого поднимал. Да-а... Жизнь наша бренная. Помер. Прибрал его, значит, Мишутка, а то может и Сам. Мишутка, он хоть и планетарного масштаба фигура, но супротив Самого-то слабак. Выше архангела не прыгнешь - рылом не вышел. Ему уж пора за письмена садится, мемуары строчить, а он всё туда же, Лота из огня тащит да зло искореняет... А тебя, значит, вместо Кристи пригнали в наши края. Хм, неказист уж больно. Тоже мне, мессия. Даже видимости нет, - продолжал странную речь хозяин. - Немощь в людях исцелить можешь, бесноватых и прочих одержимых в лоно вернуть?
   - Нет, не могу. И не мессия я. Один бреду вторую неделю, молча иду, проповедовать нечего и некому. Ноги в кровь посбивал, оголодал, обветшал, а куда иду, зачем - не знаю, - уминая картошку, отозвался Колорадский.
   - Ну-ну. "Блаженны плачущие, ибо они утешатся" [от Матфея, 5]. Не унывай. Давай-ка по второй, - Филимонка наполнил стаканчики. Глянул в окно, увидав народившийся серп луны, объеденной арбузной коркой разместившийся на небе, с грустью в голосе добавил:
   - Вот и повод - новомесячие, праздник, однако.
   - А вы сами-то кто будете? - осмелел Колорадский. - Что-то никак не пойму: Кристя - бог, Мишутка - архангел. У вас тут секта, какая, что ли?
   - Ха! секта. Живём мы здесь, в нашей стороне глухой. Народ смирный, не свирепствуем по пустякам. Ты закусывай, закусывай, Колорадский. Кому, как не тебе картоху лопать, - отвечал Филимонка, откровенно, не стесняясь, рассматривая серое лицо гостя. - За каким лешим приволокся ты сюда? Что имел в виду Сам? Или всё же Мишуткина затея это? Говоришь: две недели топаешь уже? И зовут тебя Альбертом Артуровичем? Всё как Кристя говорил. Будто бы Гаврюшка ему являлся, вот и напророчил. Преемник, мол, вместо меня придёт, аккурат через две недели, как помру. Всем хорош, только вот картошку без удержу ест.
   Колорадский поперхнулся. Отёр жирные губы тыльной стороной ладони и уже повеселевшим голосом ответил:
   - Да что вы, в меру я ем.
   - Посмотрим ещё, каков ты есть. Давай по последней и в кабинет пойдём. Надо мне тебя пощупать: что же ты такое, из чего сваляли чудо этакое начальники мои, - Филимонка поднял свечку повыше и ближе к лицу Колорадского и с неудовольствием добавил:
   - А картошечка-то в прок пошла. Вишь как, морда-то порозовела.
   Покончив с ужином, Филимонка убрал посуду в нишу у самого пола, где она беззвучно исчезла. Отряхнул руки и спросил:
   - В миру-то, чем забавлял себя?
   Колорадский замялся, подбирая слова, как бы подоходчивее объяснить тёмному жителю Дряньска свою профессию.
   - Да я вроде председателя колхоза, только в городе, а не в сельской местности. В определённой среде бактерии артель наша выращивает. Бактерии те во всяком деле пригодные. Ну, например, чтоб картошка переварилась в пузе моём, - он нежно погладил свой живот, - требуются бактерии. А если их мало в человеке, то пузырёк выпил - и в норме. От картошки той мигом известная субстанция останется. И другие бактерии создаём. Много всякой дряни способной съесть... - при слове "дряни" Альберт Артурович невольно запнулся. Созвучие его с названием городка показалось ему не случайным. К нему вновь вернулось ощущение пугающей неопределенности. Он только сейчас начал осознавать нелепость произошедшего с ним в эти последние две недели, когда однажды утром вдруг отправился пешком вон из города. Он не выбирал направления своего движения. Ноги сами несли его сначала по шоссе, а после по грунтовой дороге всё время на север. Стороною, обходя редко встречающиеся деревни, он без устали шагал к неведомой цели, определяясь на ночлег во мраке лесной чащи подальше от глаз людских. Жажду утолял водой из озёр, во множестве встречающихся на пути, питался же, чем придётся.
   На исходе второй недели в трёх верстах от тропы показались холмы. Путь его лежал по пологому берегу вдоль речушки Гнилушки, тихо несущей свинцовые воды по замысловатой петле, огибающей селение. Размышления бредущего путника по дорожной пыли обычно не простираются дальше превратностей, обусловленных натёртыми мозолями на пятках. У Колорадского же мыслей не было никаких. Полное отсутствие в голове какого-либо движения. Необъяснимое внутреннее чутьё вело его к неведомой цели. И только, когда наконец он достиг её, - добравшись до главного места захолустья, к нему вновь вернулись ощущения и способность понимать окружающее. Сразу же резкой болью отозвались в его мозгу мозоли, возвращая в ненавистный мир плоти.
   Меж тем хозяин повёл Колорадского в кабинет. Они вновь миновали комнаты захламлённые беспорядочно расставленной мебелью, прошли мимо прихожей и вошли в небольшую комнатку, больше похожую на кладовку. На стене висел пожелтевший лист ватмана, на котором были во множестве начертаны пронумерованные кружочки, соединённые меж собою стрелками, одна из которых была особенно жирно выделена. Сверху виднелась надпись: "Сетевой график. Оптимизация маршрута движения Самого в процессе глобальной энтропии". Альберт Артурович мотнул головой, и буквы, каллиграфически выведенные чёрной тушью, запрыгали перед его глазами. Но тут его спутник буркнул: "На-ка, подержи", - сунул ему свечку, а сам, кряхтя, опустился на колени. Нашарив на пыльном полу бронзовое кольцо, он потянул за него. Раздался щелчок, и комнатка озарилась ярким электрическим светом. Колорадский от неожиданности зажмурился, а когда открыл глаза, то с удивлением обнаружил, как Филимонка ловко орудует своими толстыми пальцами по никелированным кнопкам тастатуры, вмонтированного в стену пульта.
   В следующее мгновение ему почудилось, что каморка расширилась, превратившись во внушительную залу. Когда он немигающими глазами озирался по сторонам, то ничего не происходило, но стоило ему только моргнуть, как в следующий миг им фиксировались изменения вокруг. Так он не заметил, как возникло посреди залы кресло. Обтянутое бежевой кожей оно притягивало взор своим совершенным изяществом форм, и Филимонка жестом показал, что ему следует сесть в него.
   - Возможно Сам с тобой говорить будет. Так ты молчи и слушай, запоминай всё до мельчайших подробностей. В каком образе явится он тебе, то никому неведомо. Если Мишутка, старый хрыч, на связи будет, то опять же, не дерзи. Хотя путного ничего он тебе не передаст. Ну, а если Сам - молчи, с покорностью внимай. Мне после расскажешь...
   Филимонка вновь начал колдовать у пульта и зала вскоре погрузилась в сиреневый полумрак. Через несколько времени воздух стал сгущаться, преобразуясь местами в аккуратно подстриженные кусты кизильника, над которыми клубилась дымка. Вдруг вспыхнуло, и из тлеющих кустов возник некто в рубище. "Это Мишутка - правая рука Самого, "архистратиг", туды его в качель!", - услышал Колорадский голос Филимонки, дребезжащий тембр которого неожиданно возник в его мозгу.
   - Я есмь кто, как Сущий! - донеслось до перетрусившего Альберта Артуровича. Пред ним возвышался субъект какого-то неустойчивого вида. Изображение его временами струилось, как бывает иногда в жаркую погоду над раскалённым асфальтом. - А-а! Колорадский явился! Снял бы ты штиблеты свои, небось не в свинарнике, на святой земле стоишь.
   - Я... я, - мямлил вконец перепуганный Колорадский, - я сейчас... сейчас...
   - Уж не мыслишь ли ты, что выписал тебя в Дряньск я, дабы даровать земли тебе медовые с молочными реками? Это тебе не былые марсианские времена [см. историю первую]. У самого Сущего гнев возгорелся. Какую гадость ты там придумал?! - гремел Мишутка, плавно покачиваясь в такт словам, выплёвываемым на манер команд недовольного чем-то ротного старшины из малороссов. - Что это за спирохеты анаэробные ты сочинил? Да ладно если бы просто гетеротрофами были они. Так нет же! Твари эти весь азот атмосферный выжрут вскорости. Чем дышать будет всё это убожество, сотворённое по образу и подобию Самого, а?! Я тебя спрашиваю!!
   - Я не знаю, о чём это вы говорите! Я закваску для простокваши выращивал. Только ускорить процесс хотел, катализатор ввёл на этапе...
   - Эх! Дурья твоя башка, - махнул рукой Мишутка. - Однако, Филимонка, глянь на него. Вылитый Эндимион.
   - Хм, ну, ты и сказанул! Слыхала б тебя Селена, так непременно все 50 абортов сделала от такого красавца, - мрачно отозвался Филимонка. - Ты, Мишутка, замолвил бы словечко за меня. Ведь какой срок перехаживаю в этой глуши. У самых истоков Земли стоял, а всё в рядовых хожу. Даже Кристю к себе Сущий взял, в Сыны определил, а я всё в прахе червем земляным верчусь.
   - Что ты, что ты! побойся Сущего. Забыл ты совсем, как чудесил на Марсе [см. историю первую]? Ведь в те времена мы с Гаврюшкой у тебя в подмастерьях числились, а ты в любимчиках у Самого ходил, - со злорадством ухмыльнулся Мишутка. - Как же, исполняющий обязанности архангела! Это надо же было додуматься, организовать цивилизацию на основе Обманщиков и Прохиндеев и разделить их по половому признаку. А мы-то, два дурня, в рот тебе смотрели, пока эти субчики друг друга изводили. Вот и теперь, на Земле очередная гадость возникла. Ведь под носом у тебя! Сущий беснуется, понять не может, как это опять детище его упускается, и снова по твоей вине, между прочим. Надо мыслить, как с бактерией бороться, да может людишкам какой другой дыхательный аппарат сделать. Чем дышать-то будут, когда азот спирохеты сожрут?
   - Тебе б лишь бы повоевать. Спирохету уже не одолеем. Нет у нас в штате Стрибога какого-нибудь... Теперь только приспособиться можно к новым условиям. А на Марсе не всё так плохо было. Это Сам осерчал, что не по его замыслу организовалась жизнь да и выжег всё. У него исстари повелось, что не по нраву, сразу серой да огнём небесным истребить. Нет, чтоб повременить, глянуть, чего после-то получится, - тяжко вздыхая, ответил Филимонка, поняв, что поддержки никакой не получит от бывшего своего подчинённого. - Коли пал выбор на Колорадского, так пусть будет он первопредком обновлённого человечества. Людишки быстро вымрут, а этого приспособить к новым условиям. А в наказание на диету посадить, так чтоб по бабам не шастал. Плодиться определить ему вегетативно и винопития не допустить. Пускай лет с тысячу так помается, на вроде ангела...
   - Ну, ты и изверг, Филимонка, - удивился Мишутка. - От того-то и не дорос до архангела. Сущий всё зрит. Ну, будь, по-твоему. Твори, как надумал. По пустякам не беспокой, своих дел невпроворот. Сущий дыр наплодил, а теперь не знает чего и делать. Так вся Вселенная вскорости в одну чёрную дыру превратится, и начинай всё сначала: планеты, бактерии, рептилии, будь они не ладны! Прощай.
   - Погоди чуток! Сущий там никаких директив не спускал на счёт мракобесия? - хитро прищурившись остановил, начавшееся исчезновение архангела, Филимонка.
   - Гм! Вроде ничего по жизненному укладу не говорил, религий не предписывал... Да не досуг ему! Говорю же, чёрные дыры одолели, а ты здесь с этой ерундой, - несколько растерявшись, ответствовал Мишутка. - Ты уж сам, что ли ... Только смотри, без фокусов!
   - Не сомневайся! В лучшем виде определю им вероисповедание. Был бы хлеб насущный, а кого благодарить за него найдётся... - в радостном предвкушении потирал руки Филимонка.
   - Ну-ну, - в сомнении покачал седовласой головой архангел, - не переборщи.
   Сказал и исчез. Воздух разрядился, стал прозрачнее. Сиреневая пелена начала рассеиваться, и ещё некоторое время спустя в отдалении была видна смоковница без смокв, колышущая, растопыренной пятернёй листьев на слабом ветерке. Зажёгся свет, и видения исчезли, а зала вновь стремительно начала скукоживаться до размеров каморки. От яркого света Колорадский зажмурился, прикрывая глаза рукой. Филимонка же стоял у пульта, что-то бормоча себе под нос, злобно жал на какие-то кнопки. Наконец, сказав: "Кончено", - он повернулся, и с ехидным выражением в лице поинтересовался:
   - Ну, как тебе ощущеньице? Ничего не беспокоит? Не горюй, теперь уж точно ничто венерическое тебе не грозит.
   Колорадский не понял, что сказал Филимонка, но страшное предчувствие охватило его. Он лихорадочно расстегнул штаны, и вопль безумного огласил окрестности Дряньска, пробуждая дремавших псов во дворах окрестных домов.
  
  
   Пояснения:
  
   Муху задавить - хлопнуть рюмочку.
   Анаэробные бактерии существуют при отсутствии атмосферы.
   Гетеротрофы питаются органическими веществами
   Спирохеты - одноклеточные извитые бактерии
   Эндимион - в греческой мифологии прекрасный юноша. Влюблённая в него Селена уговорила Зевса усыпить его, сохранив вечную молодость, впоследствии родила 50 дочерей.
   Лот- праведник, спасённый архангелом Михаилом из Содома.
   Стрибог - языческое божество, олицетворяемое с атмосферными явлениями.
  
   Москва, июнь - июль 2005 г.
  

ВОСКОРБЕВШИЙ СУЩИЙ

(Из похождений А.А. Колорадского и деяниях Сущего. История первая)

  
  
   Холодный свет мироздания сочился чрез щели жилища Сущего. Бледно-розовое сияние туманностей выхватывало из кромешной тьмы пустоты делателя всякой чепухи во Вселенной. В этот раз он принял неясные полупрозрачные формы неосязаемой субстанции, расплывшейся в пространстве на многие парсеки. Нежась в струях жёсткого рентгеновского излучения активной галактики М87, Сущий решил окружить себя двойными звёздами, да так, чтоб в каждой паре одна из них непременно была чёрной дырой. Только в этом случае можно было достичь максимальной интенсивности, согревающего душу, потока. Пребывая в состоянии задумчивости он машинально, время от времени, сгущал вакуум возле себя, производя на свет предметы, назначение которых непосвящённому постичь было не дано. Даже сгруппировавшись до размеров обычного седовласого гуманоида, с развивающейся на солнечном ветру шевелюрой, он не переставал забавлять себя этим занятием.
   "Филимонка!", - разнеслось по Вселенной, и тут же пред его очи явился малый, жуликоватого вида, в полотняных штанах, измазанных дёгтем, и рубахе навыпуск. - "Здесь я, Сущий!", - незамедлительно отозвался он. Сущий же продолжал колдовать с прилегающей пустотой. Затем крякнул, и с довольным видом поднял в ладони на уровень глаз нелепый механизм. Глаза его сияли, лучась тёплым радостным светом. "Что это, Сущий!", - невольно вырвалось у потрясённого Филимонки. - "Карбюратор!", - воскликнул Сущий, не пытаясь скрыть распирающей его гордости. Но через мгновение потускневшим голосом добавил: "Твоему сонному разуму сие понять пока не под силу", - он опустил ладонь, и странного вида устройство аннигилировало, оставив после себя лёгкое облачко атомов, разбежавшихся по пустоте. - "Вот что, хватит дурака валять - за дело! Возьмёшь обоих бездельников - Мишутку с Гаврюшкой - и отправляйтесь на камень, как бишь его, - на Марс! Он где-то в Местном "пузыре" болтается. Зачните там жизнь белковую, может чего путного выйдет. Авось до цивилизации созреют бактерии. Но не спеша, не форсируя события, а ступенчато, всё чтоб, как положено! Понятно излагаю?". - "Слушаюсь! - радостно откликнулся Филимонка, потирая ладони в предчувствии самостоятельного, бесконтрольного дела. - Всё будет в лучшем виде". - "Ну, ну. Не сули бычка, а отдай-ка лучше чашечку молочка", - с сомнением в голосе пробормотал Сущий. - "Чего отдать?", - снова опешил призванный малый, но Сущий безнадёжно махнул рукой и напутствовал: "Прежде чем отправляться зайди к Селене. У неё возьмёшь директивы, инструкции... Ступай". - "Сущий, Селена-то в декрете. При плодах нескончаемых восторгов своих пребывает". - "Ступай, тебе говорят. На месте она. Хотя постой, - он сделал несколько пассов и вскоре в руке у него оказался снурок. - На-ка вот, подпоясуйся, а то расхлёстанный бродишь, как, прости Гос... ну, да ладно, - критически осмотрел шёлковую верёвочку, покачал головою, и сотворил серебряные наконечники для форсу.
   Порхая над каменистой поверхностью Марса, Филимонка заключил, что более гиблого места для жизни Сущий ещё не создавал. Пустыня, усеянная множеством кусков вулканических пород, вскоре сменилась испещренной гигантскими трещинами долиной Маринер. Оценив рельеф, Филимонка решил, что неплохо было бы заполнить все эти разломы водой, дабы в ней зародить жизнь. И заполнил. Почесал в сомнении затылок и одел берега, появившихся рек, в крепкий гранит набережных.
   "Бактерии, потом белок и прочую дрянь и только затем - цивилизацию! - мрачно размышлял Филимонка. Критически поводив носом он втянул в себя немного окружающей атмосферы, обжигая ноздри углекислотой. Распознав, в жуткой смеси, чуток кислорода с азотом успокоился. - Нет, так дело не пойдёт! Чего уж проще: гуманоидов наплодить сейчас и сразу!".
   - Эй, помощнички! - гаркнул он, и двое: Мишутка с Гаврюшкой, уже привыкшие смотреть в рот главному, и неукоснительно исполнять все его прихоти, не вдаваясь в их суть, явились перед ним. - Сам доверил мне, как себе Самому, дело нешуточное - цивилизацию сочинить тут, - он махнул в сторону зыбких багряных песков мёртвой планеты. - И вам, неучам, впервые дано уму - разуму набраться, глядючи на меня. Замыслил я населить экватор, в районе Тарсиса, обитателями двух типов: Обманщиками и Прохиндеями. Обманщики по весне будут мужеска полу, а по осени в баб перевоплотятся, и наоборот. Уяснили?
   Помощники энергично закивали головами, мол, понятно, чего уж там, ровным счётом не уловив смысла сказанного. Изощрённый ум Филимонки умыслил невиданное. Ему пришла в голову страшная мысль: создать разумных существ, меняющих свою половую принадлежность в зависимости от времени года. Обманщики по весне из женщин перевоплощались в мужчин, тогда как Прохиндеи в это время года наоборот - свою мужскую суть заменяли женской.
  
   ***
   - Видел я, братия мои, сон: будто бы каждому из нас суждено от рождения до самой смерти быть только мужами, - говорил Колорадский, ни к кому конкретно не обращаясь. За зелёным сукном компания молодых людей придавалась азартной страстишке. Альберт Артурович держал банк и по обыкновению при сдаче передёргивал карту другую.
   - Фу ты, мерзость какая, - отозвался Шуйский, глянув на лампадку, что теплилась в углу перед мазнёй, невесть что изображающей: какой-то дрянной тип в полотняных штанах нагло ухмылялся, глядя перед собой. Сделав замысловатое движение рукой перед лицом своим, Шуйский, весело проигрывающий своё родовое имение в этот вечер, тут же утешился.
   - А может, оно и правильней было бы, - с задумчивым видом решил прокомментировать сновидение приятеля третий участник игры - Пилсудский, не появляющийся никогда в обществе в те времена, когда приходилось быть ему Пилсудской. Поговаривали, что верная половина его, как только приходилось стать ей мужем, изрядно поколачивала субтильного Пилсудского. И было за что! С отступлением холодов в преддверии весны он, по обычаю своему, делался сильно глуп. Первыми признаками уменьшения умственных способностей являлись перемены в его туалете. Вот и сейчас, за столом, он важно восседал в каком-то бархатном шутовском мундире шитым золотом. Такая рухлядь носилась вельможами при дворе в прошлую эпоху, но теперь, когда волею народной правитель был низвергнут и Марс находился в руках кучки самых больших подлецов, мундир этот выглядел нелепо, если не сказать вызывающе. Времена были не лёгкие, политические формации сменяли друг друга с калейдоскопической быстротой. Бывало, что при жизни одного поколения социальный уклад планеты кардинально менял формы не единожды. Новый миропорядок можно было бы охарактеризовать одной фразой: "Если раньше главное место в продолжении длительного времени было занято одним дураком, то нынче сборище каналий, коих свет ещё не видывал, крепко прижилось на хребтине марсианской". - Ваша карта бита, друг мой Шуйский.
   - Вижу, коварные други мои. Впрочем, должен сказать, что невыносим для здоровья, сделался край, сей. Местный богач завонял округу кислородом. Вон трубы его заводика дымят. В окрестностях дышать стало нечем. Так что, Пилсудский, владей фамильным достоянием, - Шуйский грустно глянул увлажнившимися глазами в хрустальное окошко, за которым в отдалении проглядывалась сквозь вечернюю дымку Гора Олимп, подпирающая своими снежными многокилометровыми вершинами бледно-красный свод небесной тверди. Но Шуйский вовсе не собирался расплачиваться по счетам, как собственно любой из представителей Прохиндеев в подобных обстоятельствах. - Благоволите получить купчую, а может дарственную?
   - Извольте. Я спешу. Ведь близится время перемен - солнышко пригревает, а сделки, как известно, теряют силу после нашей трансмутации.
   - Тогда дарственную, - решил Шуйский с видом отчаянного, но благородного игрока, извлекая из малахитового ларца фальшивую гербовую бумагу, - её у нотариуса заверять не надо.
   Колорадский лениво следил за жульническими изысками "друзей", повторяющиеся всякий раз, как они собирались вместе, и не вмешивался. Он знал, какое разочарование постигнет Пилсудского, когда пытаясь войти во владение поместьем он поймёт, что беспардонно обманут. Впрочем, Пилсудский его мало интересовал. Ему было известно, что случающиеся побои приятеля небеспочвенны. Пилсудский частенько инкогнито наведывался в северные края, отдавая себя полюбившемуся времяпрепровождению - быть смелой кокеткой. Да и Шуйский не манкировал подобными вояжами. В обществе к такому поведению отношение сложилось не однозначное, и правительство ещё не определилось, как быть в этой странной ситуации. Самому Колорадскому было не по душе такое противоречащее природе отношение к собственному организму.
   В последнее время он поглощён был малопочтенным ремеслом - сочинительством на злобу дня в газетах. А так как злобы ежедневно было более чем достаточно, то и перо литератора не иссыхало. Впрочем, ему хватало разума, относится к своим упражнениям с той долей иронии, которая в состоянии была приглушить нарастающее чувство самообольщения. Именно этим он выгодно отличался от своих друзей, погрязших в разврате. Большую часть его печатных опусов составляли именно те, что имели отношение к проблеме посещения северной части планеты.
   - Сказывал мне чиновник из метрополии, будто бы появились преступники на полюсах, в вечных снегах, где не бывает весны. Из Обманщиков они большим числом. Не желают, понимаешь, пол менять. Всегда в женском состоянии пребывают и меж собою греховничают. Вот какие дела, господа! М-н-да... Кое-кто из Прохиндеев наведывается туда же. Якобы стресс снять. Конец света близится, - тяжело вздохнул Альберт Артурович, прикрывая усталые глаза. Он знал, что слова эти остро заденут его партнёров по игре, и сквозь едва приметные щелки меж веками наблюдал за вызванной ими реакцией. Лицо Пилсудского сделалось нервным. И сам он весь собрался, напружинился, будто бы ожидая удара, как это обычно происходило с ним в минуты обострения семейных отношений. Шуйский же внешне своих волнений никак не выказывал. Хотя о нём были сведения поважнее. Колорадский был посвящён в страшную тайну о том, как старый его приятель несколько лет назад втёрся в доверие к дряхлеющему богачу, а после злодейски умертвил прежнего владельца имения (нынче выдаваемое за фамильное достояние) и похитил всё его имущество. Перед мученической смертью старый дуралей, полагая облегчить свою участь, отказал поместье со всей челядью Шуйскому, после чего тут же был изведён за ненадобностью.
   В комнату бесшумно вошёл лакей. Порхающей грациозной походкой он приблизился к столу и вопросительно глянул на Шуйского. Тот едва кивнул и серебряный поднос с хрустальным графинчиком и фужерами был поставлен в центр стола, прямо на игральные карты. Зеленоватая психастеническая жидкость колыхнулась в графине, окатив его стенки, с которых ещё некоторое время стекала маслянистыми струйками. Отворились двустворчатые двери и наметилась суета. К игрокам взошли ещё несколько лакеев, в беспорядке принявшиеся ходить туда-сюда, пока не выстроились в ряд у стены. Они в ожидании уставились своими оловянными глазами на хозяина. Процедура эта продолжалась из года в год, и челядь знала, как ей вести себя.
   - Ну, детушки, пришло время расставания, - начал ломать комедию Шуйский. - Не путёвый хозяин ваш лишил себя удовольствия владеть такими ... - здесь он замялся не умея подобрать слова, которое не звучало бы оскорбительно. Не найдя его, он показал рукой на Пилсудского и коротко сказал: - Отныне ваш хозяин.
   - Батюшка, отец родной! - послышались причитания, но Шуйскому отчего-то не захотелось продолжения, вызывающего оскомину, спектакля, и он, резко бросив: "Пошли вон!", занялся графинчиком. По заведённому порядку только хозяин мог потчевать этим напитком гостей. Но будто бы кто-то невидимый толкнул его локоть, и волшебная жидкость пролилась на игральное сукно. Стены жилища зашатались ...
  
   ***
   - Учитель! Неладное творится на планете. Обманщики скопились на полюсах, а Прохиндеи на экваторе диету держат. Вымрут же в скорости! Надо делать что-то! - заламывая руки докладывал Мишутка.
   - Цыц! Яйцу не пристало курицу учить! - рассвирепел Филимонка. - Нечего вам тут под ногами мешаться. Тебе Мишутка место для жительства Фобос определяю, а тебе Гаврюшка - Деймос. Живо отсюда!
   - Я Самому доложу о самоуправстве твоём, - пытался вразумить шефа Гаврюшка, но только усугубил положение, и через мгновение подмастерья очутились на лунах-астероидах, каждый на своём.
   Угрозу свою обиженный Гаврюшка всё же привёл в исполнение. Сущий был изрядно удивлён тем, что обращается к нему, через голову, какой-то подмастерье, отвлекает от рентгеновских процедур. Но, вникнув в суть, поспешил на Марс.
   - Как ты посмел?! - гремел он, буравя колючим взглядом невозмутимого Филимонку. - Инструкции, значит, по боку. Сущий, значит, не указ. Сгною! На Землю сошлю!! В захолустье, в Россию!!! До самого конца ...
   Филимонка испарился, а разгневанный Сущий не заметил, как изничтожил Марс. Его поверхность покрылась вулканическим пеплом и толстым слоем серы, в атмосфере же непрерывно разрывались огненные шары молний. Сотворив полотенце, он увлажнил его и повязал им голову. Из облачка пара, стремительно испаряющихся водоёмов, создал себе ложе, прилёг. Слабым голосом умирающего позвал:
   - Мишутка, глянь-ка, может, кто остался ещё там... - он безнадёжно махнул рукой в направлении Марса, на котором уже бушевали страшные бури, поднимающие с поверхности тучи красных песков и пепла.
   - Куда там! После такой обработки всё, что поганило планету кануло в небытие... Впрочем, есть слабый сигнал протоплазмы! Сейчас я её достану.
   - Не надо. Я вижу. Колорадский это. Извлеки его геном и пошли Филимонке вдогонку - ему пригодится. Он на Земле, у семи холмов, возле речки Гнилушки. Там теперь его место до скончания дней. А это что такое? - он взял дощечку, протянутую Мишуткой, и с интересом стал рассматривать изображённую на ней ухмыляющуюся рожу своего бывшего зама. Таких дощечек набралось с полсотни, и на всех, на них фигурировал Филимонка то в полный рост, то частью, а то и с аборигенами на руках. - Интересно... Ведь это ж иконы! Ну, стервец, клейма ставить негде! - в восхищении добавил он, пряча одобрительную улыбку в густой белой бороде.
   - Сущий! - донёсся до его сознания озабоченный голос Гаврюшки. - Холодает. На полюсах уж минус 150 по этому, как его, в общем, холодно становится. Умерла планета...
   Сущий без сожаления окинул безразличным взглядом содеянное, снял компресс, и устремился восвояси, к заветной М87, где душа просветляется под воздействием нейтрино.
  
   Пояснения:
  
   Местный "пузырь" - область Галактики, в т.ч. и Солнечной системы, с необычайно низкой плотностью межзвёздного вещества.
   Диета - здесь, воздержание от интимного межполового общения.
   Психастенический напиток - здесь, способствует образованию состояния неуверенности, страха, навязчивых мыслей (форма невроза).
  
   г. Москва. Июль 2005 год.
  

ВОЗРОЖДЕНИЕ

(Из похождений А.А. Колорадского и деяниях Сущего. История последняя)

  
   Лёгкий утренний морозец, в заиндевевшем Дряньске, никак не отразился на заведённом, с некоторых пор, здешнем укладе. Пятно красноватого, едва видимого солнца, всплыв из-за холмов, довольно быстро перемещалось по небосводу, приближая время сумерек. Остовы брошенных строений с трудом угадывались в глубоких снежных наносах. Поверхность их была волниста, словно рябь на реке, и искрилась мириадами красноватых искр под уходящим солнцем. Едкий печной дымок, как это бывало раньше, не стелился по низинам городка, не придавал тёплого уюта зимнему безмолвию. Тишину ничто не нарушало: ни скрип саней, запряжённых старой клячей, ни брехня тощих собак, в недавнем прошлом во множестве расплодившихся в окрестностях, ни пьяная брань сумрачных жителей, как это бывало прежде. Тишина...
   Но мир не был мёртв. В отдалении послышалась тяжёлая поступь, пронзительным скрипом разносящаяся меж заснеженными избушками. Через сугробы пробирался некто с широкой фанерной лопатой на плече, в измазанных дёгтем полотняных штанах и простой рубахе подпоясанной шёлковым снурком. Через некоторое время странноватый путник остановился, шумно втянул в себя воздух, задержал его ненадолго в себе, выдохнул. Смачно сплюнул и мрачно произнёс:
   - Началось.
   Тонкий нюх быстро уловил соотношение молекул газов, составляющих атмосферу. Азота было всего 64% от нормы, но главное, на планете появилась замещающие кислород серные испарения. И было их предостаточно...
   Путник подобрался к хибарке, мало чем отличающейся от других. К ней также не было протоптано дорожек в глубоком снегу, как и к прочим жилищам. С трудом угадываемая дверь за сугробом, с давних времён не открывалась. Махнув лопатой раз, другой неизвестный с тоской оценил объём предстоящей работы по расчистке снега. Воткнув своё орудие в сугроб, он решительно придвинулся к деревянному затвору и просочился сквозь него, как сквозь прозрачный воздух. Оказавшись в закопчённой прихожей, он энергично принялся топать ногами, обутыми в подшитые валенки. Комната встретила его стенами, до половины покрытыми сажею и скрипучим половицами, вершковые щели, меж которыми поросли грязью. У окна кособоко стоял топором срубленный стол да пара рассохшихся табуретов рядом. На самом столе три треснутых глиняных горшка, издавна в дело не употребляемых, оттого ещё с лета, покрытые паутиною. Во всём ощущалась та степень запустения, за которой уже находилась грань человеческого бытия. Так случается иногда, когда вдруг пропадает вкус к жизни и человек болтается во времени неприкаянно на манер щепки кружащейся в быстром ручье.
   Неодобрительно окинув взглядом обстановку, вошедший крикнул в пустоту:
   - Есть кто живой?
   В ответ послышалось слабое шуршание. Войдя в комнату он увидал на высокой тахте ворох старого тряпья, под которым угадывалось что-то живое.
   - Колорадский! Подъём! Время пришло о важном помыслить. Да, очнись ты! Это ж я - Филимонка, - гость, таким странным способом проникший в избу, начал энергично сдёргивать, с притаившегося Альберта Артуровича, лохмотья. Но тот, пригревшись в своём крошечном мирке, никак не хотел менять его на планетарную стужу. Он судорожно вцепился в ветхую старую одежонку, пытаясь оградить себя от посягательства. Но не тут-то было! Филимонка довольно скоро справился с вялым сопротивлением и пред его глазами предстало довольно жалкое зрелище: исхудавший Колорадский, обхватив своё желтоватое тельце высушенными ручонками, с мольбой глядел на мучителя, бегающими угольными глазёнками. - Э-ге-гее! - протянул Филимонка, разглядывая то, что когда-то было вполне упитанным человеком. Он пошарил в карманах своей измазанной робы и извлёк на свет пяток картошин да сала шмат. Ворча что-то себе под нос, он отправился на кухню, и вскоре послышалось шкварчание, а чуть погодя воздух наполнился соблазнительными ароматами.
   После трапезы Колорадский преобразился. Кожа его порозовела, тело налилось, сделалось гладким, а в глазах появилась жизнь. Но что-то припомнив он помрачнел.
   - О чём мыслить, Филимонка?
   - О предназначении своём. Забыл? Первопредок ты! Пора себе подобных плодить.
   - Как это плодить? - опешил Колорадский.
   - Обыкновенно, вегетативно. А как ещё? - ухмыльнулся хитрован Филимонка, пристраиваясь на шатком табурете.
   Альберт Артурович почувствовал тянущую ломоту в позвоночнике. Это ощущение временами то усиливалось, то ослабевало. Послышался хруст, раздавшийся сзади, и ему почудилось, будто бы образовался горб, который стремительно начал расти, обособляясь во что-то ёмкое. Ломота прошла, но появилось весьма неприятное ощущение присутствия инородного в себе. Мало того, это нечто инородное повисло на нём частью его самого и стало добирать плоти, пока не доросло до целого. Колорадский не видел, что из себя, представляет это целое, но возня за спиною сильно тревожила его. Наконец послышался шлепок и до боли знакомый голос с интонациями гадливости произнёс:
   - Ну, и воняешь же ты, Колорадский!
   Альберт Артурович резко обернулся и увидал перед собою самого себя. Точнее какого-то типа сильно смахивающего на него. Этот совершенно голый малый тщательно обтирал себя от ядовито-оранжевой слизи старыми кальсонами Колорадского.
   - Ну, чего уставился? - нелюбезно бросил Колорадский-бис. Он втянул в себя запахи жареной картошки, пошарил глазами и обнаружил сковороду с остатками еды. - Жрать давай!
   Из угла, где в продолжении всего времени клонирования Колорадского восседал Филимонка, послышались ухающие звуки. Там веселился старый греховодник.
   - Вот тебе и родственничек! - заключил он. - Размножайтесь тут, а я пошёл.
   Неожиданно повеяло леденящим холодком. Полумрак комнаты сгустился, делая почти неразличимыми присутствующих. Затем яркая вспышка выхватила из темноты всех троих: растерянного Колорадского, ухмыляющегося Филимонку и хамовитого Колорадского-бис. Посреди комнаты стоял четвёртый, в блистающих одеждах. Золотистая шёлковая рубаха была украшена вышитыми на груди красными петухами, испускающими магическое бледно-розовое сияние. Пришелец на вид был весьма грозен и намерения имел нешуточные. Впалые глаза его злобно искрились, тонкие губы плотно сжались, казалось, ещё мгновение и присутствующим не поздоровится. Однако Филимонка оставался невозмутим. С любопытством, разглядывая новый персонаж, он поинтересовался:
   - Ты, милок, чей будешь-то? Ну-ка, постой, постой. А-а-а, - догадавшись, протянул он, - конкурирующая фирма. На Космича похож! Или не Космич?
   - Дед всех богов взволновался непотребством содеянного... - начал, было, пришелец, но Филимонка перебил его, воскликнув удивлённо:
   - Как тебе удалось проникнуть сквозь Экран?! Или сила Сущего ослабла? - встревожился он.
   - Каждому воздастся по деяниям. Над Сущим суд ДИдов свершается, - простодушно ответствовал предполагаемый Космич.
   "Вот оно что! Значит, с параллельной дыры удалось всё-таки выбраться Деду с его камарильей. Долежался Сам-то! Дождался! Теперь держись! Не даром говорят: "Дедушка сед, а смерти на него нет", - Филимонка злорадно ухмыльнулся воспоминаниям, нахлынувшим в эту минуту. Тогда, в незапамятные времена, хитрющий Сущий, улучив момент, когда Дед богов по обыкновению своему дремал, перехватил бразды правления во Вселенной у несмышленых внуков его. А чтоб исключить вероятность контрпереворота, он тихонечко переправил Деда на параллельную дыру, ту, что за непроницаемым Экраном предварительно сотворил. Детушки же Дедовы в сравнении с ним были слабаками, с которыми справился Сущий в два счёта.
   - Как видишь, я в ссылке до конца дней, а Сущий весь в мерзости погряз, - решив, что немного схитрив при новом хозяине и вакансию можно будет занять, а не то, чтоб в ещё более дальнее захолустье попасть. - А всё за что? За толерантность мою! Однажды стоило сказать мне, что все боги истинны, как Сущий и упрятал меня сюда присматривать за этой гадостью, - он поднял руку в сторону Колорадских. Между тем Колорадский-бис стал проявлять беспокойство. На его голой спине с непросохшей оранжевой слизью, стремительно разрастался горб, и через несколько минут в комнате показалось тесно. Колорадский - два-бис, в точности повторяя слова Колорадского-бис, мрачно констатировал:
   - Однако и воняете вы, Колорадские! Жрать давайте!
   - Это надо прекратить! - заорал пришелец с параллельной дыры.
   - Процесс неуправляем, как цепная реакция. Есть метод... - Филимонка многозначительно поднял вверх палец, закатывая глаза.
   - Ну?! - нетерпеливо дожидался продолжения Космич.
   - Свяжись с Дедом. Скажи, так, мол, и так, есть притеснённый Филимонка. Нет, не так, репрессированный, скажи. Может, мол, остановить бесконтрольно развивающийся процесс размножения дряни на Земле, но, безмерно уважая заслуги и значимость Деда, рассчитывает на понимание ...
   - Короче!
   - ... одним словом, готов вступить в вашу шайку, но не в качестве какого-нибудь Травича, Стеблича или ещё там кого, а равным Перуну, например, - Филимонка сам испугался своей наглости, но ничего не поделаешь, слово было сказано. Собственно и терять ему было нечего. Представив себе незавидную участь Мишутки с Гаврюшкой, да и Сущего, он понимал, что спасти себя от подобного он может только сам. Помня мудрость: проси много, получишь чего-нибудь, он отчаянно пытался поторговаться, отдавая себе отчёт в том, что сделать приемлемую атмосферу на Земле для Деда раз плюнуть.
   - Жди! - коротко ответил посланец Деда, исчезая.
   За время их непродолжительного разговора изба наполнилась уймой Колорадских. Все они высказывали претензии друг к другу по поводу вони и требовали корма для себя. От спёртого воздуха стало жарко, но дышать универсальным лёгочным аппаратом было легко и приятно. Прошла минута-другая и стены комнаты вновь озарились сиянием. Прибывшему пришельцу было тесно среди Колорадских, но он, поработав локтям, быстро расчистил подле себя небольшое пространство, принял позу оракула, сказал:
   - Передаю слова Деда богов тебе, презренный Филимонка! Дед повелевает бывшему прихвостню мерзости вселенской быть на Земле. Прабог ценит толерантность, а посему дарует тебе место в этом мире. Отныне быть тебе зачинателем питейной традиции народов Дряньска. В табели о рангах сей, должности нет, а, значит, к богам причислен не будешь никогда. А сейчас приступай к сотворению человека обычного и слегка разумного. Об азоте и прочих газах в атмосфере я сам позабочусь.
   Филимонка понуро выслушал приговор, в душе радуясь, что так легко удалось отделаться. Перспектива торчать где-нибудь на параллельной дыре в обществе своего начальника была менее привлекательна. Он тяжело поднялся с табурета, изображая всем видом своим несправедливо обиженного, с намерением незамедлительно приступить к новым служебным обязанностям.
   Лёгкое облачко улетучилось, увлекая за собою в неведомую бездну посланника, и Филимонка вновь остался представленным самому себе. Перед его взором роилась толпа ругающихся меж собою Колорадских, утихомирить которых можно было только одним способом.
   - Цыц, канальи! - гаркнул он, принимая холодный, надменный вид. - Не потерплю ропота дерзкого! Вы что себе возомнили, поганцы?! Азота уже 89% нормы - Космича работа. Хотя нет, Сварожич у них... гм... у нас атмосферными делами заведует. ПередСхнете тут без меня дыша этой отравой. Серы-то нет. Это раз! Пропитание до весны где брать будете? - при этих словах он порылся в бездонном кармане портов, извлекая поочерёдно картофель и сало. - Это два!
   Притихшие Колорадские вожделённо глядели на провизию. При виде картофеля в их разуме теснилась только одна мысль - как бы поскорее налопаться. Филимонка насладился произведённым эффектом, наблюдая, как очередной Колорадский появившись на свет требовал пищи.
   - Филимонка! - послышался из толпы голос Колорадского-первопредка. - Тут от Космича рецепт какой-то Сурицы остался.
   - Дай сюда, тля! - вырвал Филимонка клочок измятой бумажки. Его глаза быстро забегали по строчкам. "Повелеваю тебе вылить мёд в воду и на солнце осуривать его, до тех пор, пока он не забродит и не превратится в хмельную Сурицу - напиток божий". Филимонка, с видом полубожества, осмотрел своё племя, вынул запрятанную в портах дощечку с намалёванной на ней собственной рожей и рёк:
   - Дабы сомнений не оставлять, каждый, кто возжелает быть, должен вымолить себе у меня на то право. Мест у меня в Дряньске ограничено. Понятно?!
   - Уж, коли избран небесами ты, - выступил вперёд обнажённый Колорадский - 13-бис, которому ничего уже не досталось из старой рухляди Первопредка, - то изволь справлять функцию, как положено. Мы же, слепые умом рабы твои, в сердцах коих клубком гнездятся пороки нарождающегося человечества, внемлем тебе и повинуемся безоговорочно, - произнеся речь, он бухнулся на колени, поцеловал мазню на дощечке и тут же отполз прочь, получив свою порцию картошки.
  
   Пояснения:
   Космич, Травич, Стеблич, Стрибог - персонажи славянской мифологии.
  
   Июль 2005 год. Москва.
  
  
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"