Подрожав положенное листва хрупкими чешуйками пала на дорожки Гоголевского бульвара. Дворники, как обычно в эту пору, пребывали в труднообъяснимом ленном состоянии и всякий мог почувствовать, что к вони мегаполиса осень примешала приятные запахи гниющей зелени. Окрестности приняли жёлто-оранжевые оттенки и эти яркие мазки - последнее, что могло радовать глаз перед затяжными дождями. Утро выдалось прохладным. Под сенью лип редкие прохожие, одевшись привычно с лета не по погоде, ускоряли шаг в надежде согреться. Под ногами тихо шуршала листва, навевая грусть. Ничто не может остановить однажды запущенный механизм разлагающей душу суеты. И беспечные люди тлеют в повседневности, приближаясь с годами к положению осеннего листа...
Неподалёку от шахматного клуба медленно брёл растерянного вида гражданин. Он не вписывался в общую картину утренней сутолоки. Казалось, ему нет дела до осенней прохлады. Под расстёгнутым плащом блуждал лёгкий ветерок, но странный прохожий не обращал никакого внимания на него. Он, глубоко засунув руки в карманы, шёл погружённый внутрь себя, иногда останавливался и прислушивался к осеннему шелесту. Это был мужчина лет 35, явно с небрежением относящийся к своему платью: давно не глаженный серый костюм-тройка уже требовал химической чистки, туфли, по всему видать, не были знакомы со щёткой с момента обретения ими хозяина. Сам же гражданин имел растрёпанный, потерянный вид. Облик его красноречиво свидетельством о потрясении, случившимся с ним поутру. Да и спал ли он ночью? - просился вопрос у стороннего.
В это самое время вышел из дворика шахматного клуба человек, на которого нельзя было не обратить внимания. Он был абсолютно лыс, т.е. не просто плешив, коих в достаточном количестве среди мужчин, а начисто гол - без бровей, ресниц и прочей растительности. К тому же, этот субъект также никуда не спешил, что резко выделяло его из толпы.
"Совсем нет волосяных мешочков, - промелькнуло в голове у взволнованного гражданина, и мысли его потекли ровнее, переключившись с чего-то тревожного. - Похоже на мутации в гене специфического транскрипционного фактора. Боже, неужели это началось?!". Между тем привлёкший его внимание тип ловко перемахнул через чугунное ограждение и оказался рядом. Ещё через мгновение, когда они поравнялись, лысый неожиданно остановился и с фальшивой улыбкой спросил:
- Константин Лубков, если не ошибаюсь?
- Да, - послышался машинальный ответ. Неуловимо резкое движение незнакомца остановило Лубкова. Он вдруг почувствовал, как внизу, возле пупка разлилась горячая волна, растворяя в себе жизненные силы. Опустив голову он увидал, что жилет справа из серого окрасился в тёмно-бурый. Недоумённо подняв глаза, он заметил мелькнувшую за липами спину незнакомца, после чего сознание его помутилось, колени дрогнули, и он замертво повалился в опавшую листву.
***
Поминки затянулись до позднего вечера. Клубы табачного дыма сизыми облаками плавали над столиками институтского кафе. Люди разбрелись после трёх положенных рюмок и остались только близкие друзья покойного да те, кто не прочь закусить ввечеру. По залу вперевалку с трудом шествовала очень полная официантка, немало не заботясь о тех кого всякий раз задевала своими бёдрами. В окошке посудомоечной мелькал рыжий малый субтильного вида. Под левым глазом у него сияла трёхдневной давности гематома, органично сочетающаяся с его огненной шевелюрой. За сдвинутыми столами образовалось несколько групп продолжающих выпивать за упокой. Среди них сидели двое. Один из них Владимир Макарович Бурков, лет 30 высокий молодой человек с бледным лицом внимал заторможенную речь собутыльника. Говоривший был постарше, рыхлый дядька с печальными глазами за круглыми очками, разменявший на своём веку уже пятый десяток. Он медленно жевал говяжий язык перемазанный хреном и оттого речь его была ещё более невнятной.
- Ты, м-м-м, парень ещё молодой, м-м-м, мало чего смыслишь в делах житейских высших иерархов, м-м-м, да и не высших тоже. В былые времена наше заведение называлось НИИ-27, - он ближе придвинулся и, переходя на шёпот, таинственно произнёс: - Генетика! Она была, есть и будет продажной девкой империализма! Это уже после, когда нас сделали акционерным обществом, а потом продали непонятно кому... Впрочем, это-то как раз понятно кому. Мистеру Смиту из... - он замолчал и настороженно поводил мутным взглядом по залу. Налил ещё по рюмке себе и Буркову, не чокаясь, выпил. - Ты думаешь, Сергей Николаевич Грязнов ничего не понимает? Ошибаешься, друг мой, очень даже понимает. Ты погляди на официантку.
Буркову долго не пришлось её разыскивать. Казалось, куда не глянь, взгляд всегда упрётся в эту громадину.
-Лишена лептина*, а по-нашему F27. Оттого и разъелась. Нечему в гипоталамусе гасить аппетит, а в результате булимия. Так случается у потомства близкородственных браков. Но Юлька, - он кивнул в сторону официантки, - плод любви нормальных родителей. Здесь иное... - Грязнов таинственно замолк. Он густо намазал горчицей ломоть хлеба и, пробормотав: "Смерть фашистским оккупантам", принялся его поедать. Глаза выпучились, показавшиеся две градины слёз быстро набухли и скатились по щекам.
- Так в чём же дело? - не вытерпел Бурков.
- Знатная горчичка, - переведя дух, отозвался Грязнов. - Ещё парочку рюмок и быть мне пьяным, как попу на пасху... Приобретённое у неё заболевание. А где источник заразы? А за что Костю Лубкова кончили? А куда подевался Гриша Крымов? Ведь третий день уж пошёл как пропал. А Крымов - это тебе не мелкая сошка, а целый зам директора института. Кто-то глумится над всеми нами...
- Так хулиганы же!
- Ха! хулиганы. Костя занимался модифицированными людьми. Докопался он до чего-то вместе с Крымовым. Вот только до чего?
- А кто такой мистер Смит? - спросил Владимир Макарович, наливая в рюмку Грязнову.
- Хозяин. Он под шумок в своё время прибрал наше заведение к рукам. Из "импортных", заокеанских доброхотов он. Сейчас в тень ушёл, что-то не слыхать о нём ничего. Тот ещё потешник... Пойду воздухом подышу, - мрачно добавил он.
Сергей Николаевич с трудом поднялся из-за стола и направился к выходу. Проходя мимо гардероба, он услыхал шёпот кого-то невидимого. В тёмной глубине кладовой одежды ворковала парочка. Грязнув, горько усмехнулся, и вышел наружу, вон, из затхлого вместилища людских пороков. Порыв ветра налетел, растрепал жидкие его волосы, привнёс беспорядок в мысли. Ещё минуту назад ему казалось, что смерть Лубкова не случайна, что за нею кроется тщательно спланированное убийство. Но свежий ветер отвлёк его, спутал стройную гипотезу. Теперь он силился припомнить детали её, и не мог.
В тусклом свете уличного фонаря он обратил внимание на какого-то озябшего типа, сидевшего на скамейке. Было видно, что человек расположился тут довольно давно, явно кого-то дожидаясь. При появлении Грязнова он встал, приблизился, и его гладкий череп отразил голубоватые блики освещения. До слуха Сергея Николаевича донеслось:
- Сергей Грязнов, если не ошибаюсь?
***
- Убили! - истошный крик, ворвавшейся в кафе ошалевшей девицы, оборвал гул голосов. - Я... я... мы из гардероба, а он лежит, за живот держится! "Я прав!", - говорит. Уби-и-и-ли!!
Бурков кинулся на улицу. Неподалёку от фонарного столба лежало бездвижное тело Грязнова. Чуть поодаль валялись раздавленные чьим-то ботинком очки. Осколки стёкол мелким бисером рассыпались по тёмному асфальту, отражая в рваных гранях голубоватое сияние фонарей. Смерть человека, с которым он ещё минуту назад беседовал за столом, ошеломила Владимира Макаровича. Подбежав к приятелю, он схватил его руку за запястье в надежде уловить пульсирующую нить жизни. Тщетно! В душевном волнении он ходил вокруг, что-то бормотал про себя, не находя себе места. Неожиданно его лихорадочный взгляд остановился на примятой траве газона. Едва видимая тропинка, обозначенная несколькими следами, указывала путь, скрывшегося преступника. Не раздумывая, Бурков кинулся в глубь парка.
Отбежав на сотню шагов, он обнаружил, что тропка ускользнула от его взора. И как добрый охотничий пёс, неожиданно потерявший след дичи, он принялся беспомощно кружить в надежде вновь напасть на него. Но безлунная тёмная ночь утаила злодея.
- Вы что-то ищете? - раздалось сбоку. Владимир Макарович вздрогнул. В некотором отдалении показался неизвестный. Тёмный силуэт медленно приближался. Бурков, разгорячённый погоней, не чувствовал опасности и быстрым шагом устремился к незнакомцу.
- Здесь никто не пробегал? - теперь Бурков мог разглядеть его. Луна, на минуту высунувшаяся из-за облака, осветила парк. Неизвестный принадлежал к тем странным людям, при встрече с которыми делается тревожно на душе. Природа тревоги необъяснима, но всякий раз, как только Владимир Макарович сталкивался с кем-то подобным, он всегда спешил скорее ретироваться. Это был абсолютно лысый мужчина средних лет. Впрочем, возраст людей с явными признаками тотальной алопеции* установить на глаз довольно трудно. В темноте отчетливо виднелись неровности на его матовом черепе. Взгляд глаз, лишённых ресниц, не был взглядом человека. То есть, конечно же, человека, но в глубине зрачков притаилось нечто звериное, недоброе.
Между тем незнакомец подошёл вплотную к Буркову. Крылья его носа трепетали - явный признак усиленной работы дыхания. Было заметно, что человек этот пытался восстановить его после пробежки.
- Пробегал, - равнодушно отозвался лысый. За деревьями хрустнула сухая ветка валежника. Владимир Макарович обернулся на звук и с удивлением обнаружил маленького человечка, того, которого несколько минут назад наблюдал в окошке посудомоечного блока. Отвлёкшись, он тут же слетел с ног. Неожиданный удар в голову и на рухнувшего Буркова навалились тела неизвестного и малыша из кафе. После минутной возни на запястьях поверженного бедняги щёлкнули браслеты наручников. Его бесцеремонно подняли, как следует, встряхнули, приводя в чувство, и повели к чернеющей дали в глубине парка. Несмотря на малый рост, мойщик посуды обнаружил недюжинную силу. Он шёл сзади и периодически больно щипал за спину несчастного Буркова. Впереди маячил ссутулившийся лысый.
По прошествии несколько времени троица очутилась перед дверью странного сооружения. В трёхметровом холме, поросшим многолетними травами, она как бельмо на глазу возникла перед ними. Дверь оказалась не запертой и Бурков, подгоняемый щипками карлика, ступил на бетонные ступени подземного бункера. Все трое сошли вниз в кромешной темноте. Наконец показалась узкая полоска света. Она пробивалась сквозь щель неплотно прикрытой крышки люка, что угадывался в глубине убежища. Пленника подвели к нему. Невидимая пружина отворила крышку люка, пропуская в подземелье.
Глазам открылась недурно обставленная процедурная. Здесь были кушетка, ширма, за которой угадывался стол с оборудованием и инструментами медицинского назначения. Чуть в отдалении, у противоположной стены стоял диван и несколько кресел. На маленьком столике размещался массивный индукторный телефон. Трудно было представить там, наверху, что под ногами в глубине может быть спрятан такой кабинет.
Спустившись по шаткой приставной лестнице вниз, злодеи занялись делом. Усадив Буркова в кресло, карлик расположился напротив, с явным намерением продолжить экзекуцию пощипыванием, а гунявый верзила взялся за индуктор и, дождавшись ответа, буркнул в трубку:
- Здесь Левонтин. Я с Мальцом, мистер Смит, в процедурной. Непредвиденные осложнения. Пришлось изолировать одного из "длинноносых"... Слушаюсь... Слушаюсь... Жду! - он осторожно положил трубу в углубление аппарата. Немного погодя сказал: - Подождём шефа.
Четверть часа прошли в тягостном молчании. Неизвестность положения, его абсурдность мешали сосредоточиться Буркову. Он никак не мог составить план действий в этих нелепых обстоятельствах. Ещё какой-нибудь час назад он не задавался вопросами о существовании людей с явными патологиями. Что тут удивительного? Человеку не свойственно задумываться над тем, что не касается его лично. Тем более он никак не мог предположить, что ему может грозить смертельная опасность от какого-то, на вид абсолютно безобидного, карлика и лысого любителя вечерних прогулок по парку. "Стоп! Бойся рыжего и плешивого. Откуда это, где я слышал об этом?", - вдруг забеспокоился Владимир Макарович. Наконец, послышалась тяжёлая поступь, и в убежище появился тот, кого лысый по телефону называл "мистером Смитом".
- Кто это? - резко бросил вошедший.
- Не знаю, сэр, - отозвался гунявый. - Пытался преследовать меня.
Владимир Макарович уловил в интонации шефа лёгкий акцент. Взглянув на него, он утвердился во мнении, что вошедший явно нездешних мест. Что-то холодное исходило от него. Такой человек не знает пощады, для него нет понятия ценности чужой жизни. Его душевное спокойствие одинаково не нарушит тонкого равновесия, если случится раздавить таракана или полоснуть бритвой по горлу человека. Для такого всё мелочь, кроме самого себя, разумеется.
- Что же это вы, любезный, в чужое-то дрянцС нос суёте? Нехорошо, - тихим голосом, с нотками фальшивого сожаления начал он. Достав черепаховую расчёску, он принялся за свой идеально прямой пробор. - Как же это вас угораздило? Жаль, жаль... Такой молодой ещё... Лубков, Грязнов теперь вот вы. Что за докука эти русские... Левонтин! - обратился он к гунявому, - а ведь материалец-то подходящий. Вот кто станет самой разрушительной ГМ-бомбой в истории человечества! Утешьтесь, молодой человек, - бросил он Буркову, - вас ожидает слава разрушителя целого этноса. Помните честолюбца Герострата? Это, - он махнул рукой в сторону помощников, - только начало, чепуха. Пока мы Генно-Модифицированных людей создаём поштучно, а это слишком утомительно и дорого. Но, как оказалось, нет ничего проще, разжечь пандемию генных мутаций посредством воздушно-капельного заражения. Наподобие респираторного заболевания. И вам, любезнейший, предстоит сделаться источником этой инфекции. В считанные недели население страны преобразуется в этаких красавцев... А главное - это потомство. Оно не способно будет произвести на свет не мутированных человеков. Вот в чём весь фокус. Можете презреть представления о том, что приобретённые признаки не передаются по наследству. Ещё как передаются! Надо только найти правильный подход к делу. Всего-то несколько поколений и обширная Русская равнина, наконец, станет доступна для цивилизации. Я думаю, что вас непременно надо будет увековечить в памяти людской. Здесь не обойтись каким-нибудь изваянием, потребуется выдумать что-нибудь позначительнее.
Бурков усилием воли пытался вернуть себе способность мыслить расчётливо. Но ему это никак не удавалось. Перед глазами плавали силуэты рыжего карлика, лысого, шефа... Как в тяжёлом сне ему казалось, что движения людей заторможены, речь растянута и вообще всё происходящее с ним в эти минуты как бы не касалось его. Он отрешённо взирал на злоумышленников, ожидая конца. После погони, потом пленения, а теперь и предстоящей процедуры им от переизбытка фантасмагорических событий овладело безразличие. Бурков сильно устал, его нервы сдали, и включился защитный механизм, ограждающий психику от надвигающегося стресса. "Будь, что будет", - решил он про себя, отдаваясь проведению. Он не сопротивлялся, когда Левонтин бесцеремонно поднял его с кресла и уложил на кушетку лицом вниз. Поэтому и не заметил, что из комнаты исчез карлик и через непродолжительное время вернулся с небольшим саквояжем в руке. Из него "шеф" извлёк ампулу с бесцветной жидкостью, сломал её и вскоре Владимир Макарович почувствовал лёгкий укол в области основания черепа. Сознание ненадолго помутилось, но вскоре он ощутил лишь лёгкое головокружение. Когда Бурков окончательно пришёл в себя, то обнаружил, что наручники уже не сковывали его движений. Поодаль стояли карлик и гунявый, а "шефа" - мистера Смита - в процедурной бункера уже не было. И тут он услышал голос рыжего:
Сентябрь 1996 года был типичным для Московской осенней погоды. Дождливые дни сменялись днями дождливыми, но с пронизывающим северным ветерком. Лишь только к середине месяца выпало несколько погожих деньков бабьего лета.
Ближе к вечеру, когда жизнь в городе слегка замерла, перед всплеском в ночи, по Большой Пироговской улице со стороны Зубовского бульвара шагал неизвестный. На остановке он впрыгнул в подошедший троллейбус за номером 5 и укатил в направлении Новодевичьего кладбища. В ярко освещённом салоне равнодушному обывателю не сложно было разглядеть нового пассажира. Это был человек лет 45, достаточно плотного сложения с уже наметившимся брюшком. Редкая растительность на голове рациональнейшим образом была использована для прикрытия разрастающейся плеши. Могучий, испещренный множеством морщин, лоб тяжело нависал над глубоко посаженными глазами. Вид гражданин имел озабоченный, если не сказать испуганный. Впрочем, на то он и обыватель, что ему нет никакого дела до других, и появление в салоне ещё одного пассажира ни у кого не вызвало интереса. Москвичи в полудрёме тряслись в троллейбусе, замученные перипетиями прожитого дня. А между тем новым пассажиром был не кто иной, как Крымов Григорий Петрович, директор филиала НИИ-27, таинственно исчезнувший в день загадочного убийства своего помощника - Лубкова.
К временам, припорошенных смутой, что всегда имеют место при смене правителя, он подготовлен не был. Немудрено, ведь вся его жизнь тесно переплелась с генетикой. Наукой, в которой иерархи усматривали для себя будущность. Мутации фермента "кепсина С", расщепляющего белки в цитоплазме, мало интересовали его. Какое дело ему было до периодонтитов, когда удалось нащупать способ, повышающий эффективность работы клеток. Посредством пептидных препаратов, получаемых из бычьей вилочковой железы, удалось заметно удлинить их жизненный цикл.
Успехи в регуляции внутриклеточных процессов не остались без внимания властьпредержащих. Статус лаборатории был возвышен до филиала института, Крымов из старшего лейтенанта запаса в одночасье дорос до действующего полковника медицинской службы, а финансирование исследований приобрело невиданный масштаб. Работа кипела. Григорию Петровичу в эти годы параллельно основной тематике исследований удалось вплотную приблизиться к решению проблемы "безлептинового ожирения", впрочем, открытый им ген он назвал не "лептином", как это сделали позже другие, а F27. Но развить тему не удалось.
Это было в восьмидесятых. Девяностые же годы смерчем пронеслись над его разработками. Вскоре в институте появились какие-то люди. Выделялся среди них один, смахивающий на трактирного полового, изъясняющийся с лёгким акцентом. Затем деятельная суета спала и, вдруг освободившиеся помещения института, тут же стали использоваться разворотливыми дельцами в малиновых сюртуках. Торговали они всякой дрянью, вели вызывающе, но касательства до Григория Петровича не имели. Он продолжал исследовать модифицированные гены, благо появился у него беззаветно преданный делу помощник - Константин Лубков. Вдвоём они довольно далеко проникли в тайны наследственности. Так далеко, что порою одолевало сомнение в праведности затеянного. Веяло бедой. Впереди маячило открытие, сулящее перевернуть представления о жизни и смерти. И вот, когда казалось уже, что стояли они на пороге неисчерпаемых перспектив - возможной управляемой модификации человеческого генома, - убит Лубков...
С характерным подвыванием, нелепое транспортное средство остановилось, не доехав сотни метров до остановки. Штанги токоприёмников, соскочили с фидеров, и теперь маячили в вышине. Из открытой двери троллейбуса потянулись пассажиры. До филиала, разместившегося в глубине дворов возле знаменитого кладбища, было рукой подать и Крымов решил пройтись пешком.
В походке Григория Петровича появились признаки хищника, осторожно крадущегося по городским кварталам. Заветная тетрадка с результатами последних исследований - вот теперь была его цель. Не зажигая света в лаборатории, Крымов увидал в тусклых лучах уличного фонаря, что здесь уже кто-то побывал. Этот кто-то не церемонился. Груды бумаг, разбитые пробирки и даже один из микроскопов валялись на полу. Здесь что-то упорно искали. И это что-то, конечно же, была тетрадка Крымова, содержащая журнал испытаний. Но то, что лежит на самом виду под носом, как правило, труднее всего обнаружить. Записи остались не тронутыми под глиняным цветочным горшком, куда их определила уборщица.
Григорий Петрович почувствовал за спиною лёгкое движение. Он резко обернулся и увидал перед собою кривоногого коротышку с шапкой рыжих волос на голове. На нём была вельветовая куртка, явно с чужого плеча. Рукава её были закатаны, а полы едва не достигали колен. "Хм. Явно нарушена работа меланокортинового рецептора в кожных клетках, - машинально всплыл диагноз в утомлённом мозгу Крымова. - Бедняга, ему бывает больно тогда, когда другим нипочём...".
Между тем Григорий Петрович обратил внимание на злобные глаза, внезапно возникшего человечка. Притаившаяся ненависть, это Крымов тоже понял, не была конкретизирована и не относилась лично к нему, она касалась всего живого. Карлик вымученно улыбнулся, пытаясь притупить чувство опасности у Григория Петровича, и приблизился. Он сделал резкое движение правой рукой, но что-то запуталось в длинном рукаве его куртки. Крымов не стал дожидаться, перехватил руку и обнаружил в зажатом кулаке скальпель. Он тряхнул, как следует запястье нападавшего, и скальпель выпал, звякнув об пол.
Горячая волна неудержимого безумия окатила учёного. В ярости он размахнулся, и, что есть силы, залепил мерзавцу по физиономии. Слетевший с ног душегубец истошно завопил, прикрывшись ручонками. Оценив ситуацию, он не стал дожидаться окончательной расправы и быстро ретировался с места битвы.
Оказавшись на улице, Григорий Петрович направил стопы свои в неопределённом направлении. Вскоре ноги сами принесли его к институтскому кафе в небольшом парке у набережной. Здесь он почувствовал невыносимый приступ голода. Запахи готовящихся блюд притягивали, заставляя пренебречь осторожностью. Вдруг в отдалении из-за корявых берёз и уродливых стволов сосен послышались чьи-то всхлипывания. Всмотревшись в темноту, Крымов увидал всем известную официантку - сверх меры пышную Юльку. Сердце его сжалось, и он потихонечку приблизился к ней.
- Ну-ну, - сделал он неумелую попытку утешить девушку. - Четыре инъекции F27 по пять кубиков и будешь стройнее кипариса. Только выделить мне препарат не из чего, а главное негде. Понимаешь, - и Крымов, не задумываясь, доверился девушке, - скрыться мне надо. Какие-то люди преследуют меня...
На следующий день, ближе к вечеру, Крымов оказался на окраине Шуи. К разбитой дороге с обеих сторон примыкали деревянные дома-развалюхи, осенённые сучковатыми тополями. Заглянув в бумажку с адресом, он решительно направился к одному из них. Долго стучал в калитку, пока какая-то старуха, проходя мимо, не надоумила его войти внутрь. Мол, дед Савелий глуховат, так ты, милок, ступай смело. Григорий Петрович, не мешкая, взошёл в сени. Убогость жилища не удивила его. К чему-то подобному он был готов. Заросшие грязью щели в полу покрывала изодранная полосатая дорожка, сотканная из, не устанавливаемой на глаз, материи. Тут же стоял почерневший стол, заваленный грудой давно не мытой посуды, валялись опустошённые консервные банки с присохшими остатками пищи. Замусоленные подушки на тахте, ватное одеяло и прочие постельные принадлежности источали неистребимый запах затхлости. В общем, обычная убогость русской глубинки.
- Гхе-хе! - раздалось из недр избушки, - кого там принесло? Ага! Проходи, мил человек. С болезнью, какой или как? Ты, родимый, погромче мне говори, туговат на ухо стал. Годы-то сам видишь, в летах я, однако. Время оно не щадит, всех в развалин преобразует.
- Пожить мне, дед, надо. Отблагодарю, - хмуро отозвался Крымов. Он смертельно устал от этой поездки на пригородных поездах, автобусах, такси... Добравшись до Ставрово на попутном большегрузном автомобиле, он по железной дороге въехал во Владимир. Далее на перекладных притащился в Иваново, ну а после, уже до Шуи на скрипучей телеге, запряжённой подыхающей лошадёнкой. Какой-то весёлый мужичок согласился его доставить к месту за пол-литра водки. Бестолковость и сутолока дороги вымотали его. Глаза слипались, хотелось где-нибудь пристроиться, уснуть... - От Юлии я, той, что лечить ты вздумал, не взирая на невежество своё.
- Ась? Не обманщик я! Истинный лекарь. Сколько страждущих облагодетельствовал. Вот Юленька не далась. Не смог я её поправить, - упирая на "о" оправдывался хозяин.
Старик засуетился, повёл гостя в светёлку. Вскоре Геннадий Петрович был оставлен в покое, и он кинулся на скрипучую пружинистую кровать. Сон не приходил. Растормошённая душа не находила покоя. Поворочавшись с боку на бок, он позвал хозяина:
- Слушай, дед, где бы мне потрохов телячьих добыть?
- Как где? Вестимо, на комбинате, - тут Крымов обнаружил, что дед совсем непрост. Ему показалось, что он вовсе не глуховат, да и лет ему не так чтоб очень много, не более 60-ти. - А на что тебе?
- Микстурку одну сочинить надо. Достанешь, что скажу? - хозяин пожал плечами и скорчил физиономию такого рода, которая должна была бы обозначать: "Дрянь вопрос!".
Потянулось время. Крымов по привычке окунулся в работу и через несколько дней в склянке плескалась мутноватая жидкость - плод совместных усилий учёного и деда Савелия, ушлого жителя Шуи. Хозяин очень быстро понял, что это за птица - Крымов, и не преминул воспользоваться таким подарком судьбы. Теперь частенько можно было видеть заметных издали особ возле его дома. Страждущие желали худеть, без сожаления расставаясь с изрядными суммами.
Наконец, в начале декабря приехала Юля. Зарёванная, истерзанная, в каком-то ветхом, некогда лисьем (впрочем, кое-где остатки меха ещё сохранились), салопе ввалилась она в сени к деду Савелию. Напившись чаю, порассказала о московских ужасах, - каннибальских нравах, в которые верилось с трудом. Насилу вырвавшись из обезумевшего города, неповоротливая девушка четверо суток добиралась до Шуи. В Москве же, по её рассказам, орудовали шайки душегубцев, возглавляемые какими-то странными типами, то ли рыжими, то ли лысыми. Злодеи не ведали пощады и, как казалось, умерщвляли людей из чистого любопытства, без какой-либо цели. Начались пожары. Складывалось ощущение, что пожары те творились с умыслом, и власти не проявляли рвения в борьбе с ними. Над Москвою образовалось жёлто-серое облако, в клубах которого дышать становилось всё труднее и труднее. И тут произошёл исход московского люда. Неисчисляемые толпы устремились вон из мегаполиса, ломая, своим паническим бегством, остатки представления о человечности.
Облегчив душу, Юля обрела спокойствие. Но не только. Главное она была в безопасности. Теперь нечего и говорить о её возращении, и в покосившейся хибарке прибавилось ещё одним жильцом.
***
Савелий расщедрился и с очередного гонорара от страждущих приволок старенький телевизор. Какой-то красномордый субъект мелькал на его экране. Крымов, давно не интересовавшийся происходящим в столице, вдруг уставился в мутноватое изображение. Камера, водимая неумелой рукой оператора, выхватывала каких-то людей в студии. Штукарь, со спесивой медной рожей, оттопырил нижнюю губу и что-то, Крымов не разобрал что, в трескучем эфире, спросил у присутствующих. Видимо этот тип был ведущим телепрограммы. Наконец камера остановилась на других участниках разговора, и тут Григорий Петрович понял, что заставило его всмотреться в экран. За рябью угадывалась знакомая троица: мистер Смит, злобный рыжий карлик и ещё один лысый.
- Ой! - послышался возглас миловидной тоненькой девушки, - да ведь это Стёпа с посудомойки!
Крымов мельком взглянул на Юлю и спросил:
- А этот лысый кто?
- Лысого тоже раньше видала. Он частенько тёрся возле кафе.
Между тем из динамиков неслось:
- Вам удалось стабилизировать распространение таинственной инфекции, вырвавшейся из стен биологической лаборатории военного ведомства. Лишний раз убеждаюсь, что русский мужик крепок задним умом! Нельзя, чтоб в руках слабых разумом наций концентрировались научные достижения, большей частью, выкраденные у западных коллег. Я полагаю, - продолжал он, - что в течение считанных месяцев мы обуздаем пандемию, привив каждому гражданину модифицированный ген. Не за горами получение этой новой пилюли, которая спасёт всех нас.
- Да это так, - вступил в разговор мистер Смит, машинально теребя в руках защитную лицевую маску. - Нам удалось на первом этапе выработать иммунитет от этой страшной инфекции, но, к сожалению, ценою вносимых изменений в облике пациента. Вот взгляните, - он повёл рукой в сторону своих помощников, - пока только так мы можем противостоять этому заболеванию. Но в ближайшие месяцы мы сможем без ущерба для внешнего вида людей сделать невозможным модификацию их генов. Говорят, что по улицам нашего города бродит какой-то сумасшедший и твердит, мол, это он инфицировал всю страну. Прошу относиться к этому с пониманием. Человек тот болен, но болен душевно. Никаких признаков о передаче респираторным путём этого заболевания нет. Механизм распространения заразы более сложен...
- Если не ошибаюсь, это некто Бурков - бывший сотрудник института? Очень удобно обнаружить тайный замысел погубителей славянского этноса в ком-то стороннем. Да, и погубитель, конечно же, непременно человек с Запада, - красномордый изобразил иронию на своей поганой физиономии. Крошечные глазки его смотрели прямо в камеру, и Крымов почувствовал стальной укол в сердце, заглянув в их тусклую глубину. Григорию Петровичу сделалось тесно. Что-то распирало его грудь. Бурков! Вот кто ему теперь нужен. Он знал, что отсиживаться в Шуе уже никак нельзя. Надо что-то делать, а потому решение созрело в его мозгу сразу: ехать немедля в Москву.
3
Притаившись в арке дома, Крымов оглядывал проходящих. Ошибиться было нельзя - все они были с явными признаками деградации и всё нарастающего идиотизма. Люди приобрели доселе невиданные черты. В особенности появилось много микроцефалов. Мутации гена ASPM* остановили деление стволовых клеток. Мозг стремительно увядал...
Вскоре улица опустела. В доме напротив светилось единственное окно. За лёгкой занавесью угадывался силуэт хозяина. Он-то был и нужен Крымову. Через минуту свет погас и на тротуар ступил нервного вида человек. Это был малый лет чуть за тридцать, довольно высокого роста, и даже в темноте бросалась в глаза его неестественная бледность. Лёгкий морозец ссутулил его. Засунув руки в карманы дрянненького пальто, человек брёл в ночь, оставляя грязные следы на мягком снегу.
Сирена тревогой ввинтилась в тишину. Автомобиль подъехал к понурому прохожему, и из его нутра выскочили двое в кислородных масках. "Вот он! - донесся до Крымова приглушённый голос одного из них. - Всё, Бурков, миссия твоя окончена!". Несчастного затолкали в салон, и машина рванула.
Крымов, отчаянно стиснув зубы, метнулся вглубь арки, во двор. Перепрыгивая через валявшиеся ржавые бочки, сгнившие деревянные ящики и ещё что-то, смутно угадываемое в темноте, он лихорадочно искал какую-нибудь щель, чтоб забиться в неё, обезопаситься в угольной темноте ночи. Страх гнал его, не разбирая дороги. Он припустил в надежде выскочить проходным двором. Но теперь, после многочисленных пожаров заметно изменилась архитектура города. Крымов упёрся меж стен двух домов в завалы кирпича, бетонных блоков и арматуры. Ловушка!
В висках молотом отдавались удары бешено колотящегося сердца. Пот струился, заливая глаза. И тут звякнуло открывшееся окно.
- Эй, кто тут? - донеслось до его слуха. - Давай, полезай ко мне.
Крымов, почуяв лазейку из западни, не раздумывая, кинулся на зов. Неужели спасение? Через минуту, втащенный вовнутрь он сидел на полу возле чугунной батареи и блаженно улыбался. Тем временем неизвестный зажёг свечу. Бледный фитилёк стеаринового огарка вырвал его из мрака. Пред Крымовым стоял молодой, лет 25, человек с выразительными, очень красивыми чертами лица. Они были изумительно правильными, без каких-либо изъянов. Но больше всего Крымова поразила кожа незнакомца. Она имела нездешний оливковый оттенок.
- Ты, дядя, чего это по ночам шляешься? Не ведаешь, что мистер Смит творит на земле нашей. Ну-ка постой-постой. Как это тебе, дядя, удалось избежать модификации? На наших ты не похож, да и лет тебе немало, - рассуждал неизвестный.
- Крымов я, - отозвался Григорий Петрович, - в бегах. А ты-то, юнец, отчего такой красивый и оливковый? Уж не сработала ли сама мать-Природа, явив на свет чудо такое?
- Сработала, - просто ответил парень. - Вот таких-то, как я, и отлавливает мистер Смит со своими лысыми да рыжими.
- Вот оно что-о... - протянул Крымов. - А ведь я так и предполагал! Значит, структурные генные изменения стали происходить на фоне...
- Стали, стали. Только в планы мистера Смита, о! Господи, не к ночи будь, помянут, не вписываются эти изменения. Тоже мне, специалист! Свинья в апельсинах лучше разбирается, чем этот прохвост... Внутренняя борьба с заразой возникла на фоне отбора. И пока не ясно по каким принципам это сопротивление ведётся. Маловато нас - обновлённых, но мы есть. А вот про тебя, Крымов, мне кое-что известно. Что же это ты, напортачил и в кусты?
- Так убить же хотели... Да и не я это вовсе. Пептидами занимались мы в институте, ну ещё F27 попутно открыл, то есть лептин*, конечно же, а потом ... Но однако! - восторженно вскрикнул он, - какая мудрость в Природе заложена, непостижимо! Всего-то несколько тысяч лет назад человек не пил молока, и нам казалось, что организм эволюционировал достаточно быстро, приспособив желудочно-кишечный тракт к этому продукту. Но чтоб за считанные месяцы! Ведь это эволюционный скачок! Но какой? Кроме железной иммунной системы, надо полагать, произошло усовершенствование самого организма. Это неописуемо, непостижимо!
- Оттого и непостижимо, что есть ты, Крымов, человек - явление в Природе инородное. Пойдём на вечерю, представлю тебя нашим. Быть может полезен чем окажешься, - с сомнением в голосе сказал молодой человек и потащил Крымова вглубь квартиры.
Москва август-сентябрь 2005 г., октябрь-2006 г.
Лептин - гормон синтезируемый подкожной клетчаткой. С кровотоком поступает в мозг, где в гипоталамусе гасит чувство голода.
Тотальная алопеция - отсутствие волосяного покрова, обусловлена мутацией на генном уровне.
ASPM - a-spindlemitosis, ген ответственен за деление клеток.