Ночью на свече родился огонь. Но в доме все спали и не заметили этого. Только он улыбнулся, потому что еженощный кошмар вдруг кончился и в новом, прозрачном сне он увидел, как целует девушку с ночным именем Сон. У нее были большие карие глаза, копна черных волос и пухлые клубничные губы. Сон был воздушным, нежным - такие сны снятся в юности - и она, слишком яркая среди полутонов, существовала как бы сама по себе. Он поймал себя на мысли, что было бы лучше, если б она была с длинными, светлыми волосами, и тут же обвинил себя в глупости. Ведь впервые за много месяцев в душе возникло ощущение счастья. Сон что-то говорила, но он не слушал ее. Ему было довольно и того, что от движения губ меняется ямочка на ее щеке: “Боже мой! Откуда ты взялась...”
Когда он открыл глаза, было уже не меньше десяти. “Ты что же не ешь ничего? - раздраженно выговаривала ему мать, - Уже и телефон отключила, и сама на цыпочках два часа хожу, думала, выспишься, хоть на человека будешь похож! Ну что с тобой снова?!” Он улыбнулся: “Со мной сегодня все очень хорошо. Мне приснился удивительный сон.” Он распахнул окно и вдруг крикнул, глядя на облака: “Со-о-о-он!” Мать выронила тарелку: “Нет, ну какие с тобой нервы нужны!”
* *
*
Свеча стояла на подоконнике за тяжелой шторой, и днем, при свете солнца, никто опять не заметил маленького, дрожащего язычка пламени. Когда мужчина выкрикнул такое знакомое огню слово, пламя рванулось, чуть было не оторвалось от свечи и, едва удержавшись, в напряжении вытянулось вверх.
Он ждал и боялся ночи. Ждал тепла, по которому так истосковалась душа, и боялся, что вместо недавно испытанной радости знакомый кошмар вновь будет мучить его. Он сидел в кресле с газетой в руках, а перед глазами была Сон: ее руки, волосы, губы... Мысли путались, настроение раскачивалось как маятник, в доли секунды переходя из блаженства в ужас перед неизвестностью.
Всю ночь он не сомкнул глаз. И под утро, готовый разрыдаться от беспомощности, вышел в сад, обрушивший на него лавину жасминовых цветов. Слабая надежда уснуть была окончательно потеряна. Он опустился на колени, и, уткнувшись лицом в густую холодную зелень, заговорил быстро и тихо, глотая окончания слов: “Милая, милая, родная, что же мне теперь делать...” Его лицо стало совсем мокрым от росы, он поднял голову и увидел Сон. Она спала в траве, подложив под щеку ладони, как ребенок. Он вдохнул запах ее губ и подавил стон, рожденный мучительным ожиданием. Спящая, она была необыкновенно хороша. Он подумал, что на всю жизнь запомнит это легкое, изумрудное платье и блестящие сережки в ушах - две капельки летнего дождя. Порывисто сжав ее плечи, он выдохнул: “Проснись, Сон, я люблю тебя...” Сон открыла глаза: “Что, что ты сказал?” В ее голосе, подавшемся к нему теле, руке, вскинутой ко лбу, была какая-то старая боль и жажда счастья... “Я будил тебя,”- он неловко отвернулся и сказал буднично, в сторону: “Вставай, земля холодная, ты простудишься”.
* *
*
Весь следующий день он прожил со смутным ощущением непонятной вины. Внезапно он стиснул пальцами виски и отчетливо понял: “Чушь все. Мираж. Перенапряжение сказывается. Надо отдохнуть.”
Он встал, обнял удивленно посмотревшую на него мать, поцеловал ее в щеку: “А почему бы нам с тобой не махнуть на море?” Мать вскинула подбородок и язвительно произнесла: “Не можешь подыскать более интересной компании?” Она была довольна, что не поддалась его минутному настроению и сумела защитить себя от неминуемого крушения радужных планов. И он почувствовал, как внутри что-то сломалось. Мать права, этот отдых превратился бы для него в пытку. Ему нужен только сон. Только сон.
* *
*
Снотворного не было во всем доме. Он перерыл все шкафы, зачем-то вытащил книги из секретера, осмотрел холодильник и ничего не нашел. Наконец мать, раздраженно спросив, ради чего он громит квартиру, дала ему две таблетки с названием, напоминающим имя древнегреческого философа. Он выпил обе и лег. Сон сидела к нему спиной и курила. Он опешил: “Ты куришь? Брось немедленно! Ненавижу курящих женщин!” Она обернулась: “Я так ждала тебя. Я не буду, если тебе не нравится.” “Да я ведь из-за тебя переживаю, - он старался подобрать слова помягче. - Ты нежная, красивая, но эта помада у тебя ужасно яркая, а с сигаретой ты вообще производишь впечатление...” - он осекся, увидев, как напряглось ее лицо, торопливо добавил: “Ты мне нужна, слышишь? Ты нужна мне...” Ему хотелось кричать, что он погибает от одиночества, что в жизни ему не было так хорошо, но вдруг замялся и зачем-то сказал: “Я-то мечтал о девушке с длинными светлыми волосами...” Но она не слушала и, сжимая его ладони, повторяла только: “Бедный мой, бедный, бедный мой...”
* *
*
Утром он решил, что сошел с ума. Вот уже три дня он жил ожиданием ночи, обретая себя лишь во встречах с неизвестно откуда взявшейся Сон. Он бы понял, что происходит, если бы встретил во сне женщину, которую часто представлял себе долгими, одинокими вечерами. Но Сон была так далека от его идеала! Она не была рождена его подсознанием - она существовала сама по себе. Он страдал от того, что не может ни с кем этим поделиться. Кровь ударяла ему в лицо при одной мысли о реакции друзей на подобный разговор. “Даже если б я смог привести ее домой наяву, - размышлял он, - что сказала бы мать? Тут и гадать не надо!” Он представил себе, как “дорогая мамуля”, переведя взгляд с вызывающе открытой груди Сон на люстру, задумчиво произносит: “Деточка! Вы совсем не заботитесь о своем здоровье. Не боитесь подхватить бронхит?” “Она действительно выглядит слишком доступной,” - снова вернулась неприятная мысль, которая однажды уже чуть было не сорвалась с языка.
Он не находил себе места. Может быть, к врачу пойти, или напиться, или сесть на кофе и вообще не спать? А может, плюнуть на все и забыться в этом безумии? Какая разница, от чего хорошо, если это никому не вредит? Главное, он любит, он не одинок, он любим наконец!
Прометавшись все утро в вихре этих мыслей, к полудню он чувствовал себя как больной, переживший кризис. Он поверил в реальное существование Сон, отказавшись от всяких объяснений со своим разумом. Просто день поменялся местами с ночью, и от этого он стал счастливым.
* *
*
Свеча совсем оплыла, но огонь горел этой ночью в полную силу. Пламя легко трепетало от движения прохладного воздуха, и казалось, что в мире существует только этот язычок огня да единственная звезда, как родившееся в черном небе его отражение.
Сон молча обняла его и прижалась мягкими волосами к его щеке. Но от этого молчания, от непонятной тоски в ее глазах он чувствовал нарастающее раздражение. Он ждал от сегодняшней встречи радости, смеха, лепечущих счастливую чепуху губ... А у Сон было такое лицо, будто она вот-вот расплачется, и он еле сдерживал злость. “Понимаешь...” - тихо начала она, но он резко перебил: “Ты не любишь меня?” Она подняла на него ставшие огромными глаза, сказала одними губами: “Глупый...” Он с силой сжал ее плечи, привлек к себе, она откинула голову, выдохнула: “Больно...” Он почти оттолкнул ее: “Ты могла бы этого не говорить.” Она удивилась: “Но ведь мне, действительно, больно”. “Если б ты любила меня, ты не заметила бы этого! - Он перешел на крик. - Лучше тебе уйти. Не понимаю, зачем мне все это!” За порогом она оглянулась: “Я приду, когда ты поймешь...”
* *
*
“ Совести у тебя нет, старик! - грохотал в трубке знакомый со студенческих лет голос. - Ладно мы - у нас жены, дети! Внуки, можно сказать, уже на подходе, но ты-то свободен как ветер! Кончай хандрить, выползай на волю! Народ без тебя пить отказывается, бастует!” “А как же Сон?”- машинально спросил он. “Какой сон, когда у меня жены нет дома?! Здесь такие дамы, не до сна будет, ручаюсь!” Еле сдерживая раздражение, он сухо ответил: “Хорошо, я подумаю”, - и положил трубку. Сон будет ждать его ночью, он знал это. Она будет ждать, потому что они поссорились, потому что любит его... “Да кто тебе сказал, что любит? - произнес он вслух. - Ты ради нее рассудок теряешь, а она? То ей грустно, то ей больно! Чем ты ей обязан, в конце концов?” Он уверенно набрал номер: “К девяти буду, старина”.
* *
*
Веселье было в самом разгаре, когда он почувствовал невыносимую скуку. Уже светало, и он был изрядно пьян, какая-то девица в дымчатых очках неутомимо тащила его танцевать, без причины заливаясь похожим на птичий крик смехом. Наконец ему удалось выскользнуть за дверь. Он вдохнул полной грудью запах листвы и улыбнулся: все не так уж плохо. Кто-то тронул его за локоть: “Вы уже уходите?” За его спиной стояла девушка, всю ночь просидевшая с книжкой в углу комнаты. Сейчас он наконец разглядел ее. “Вы уже уходите?” - повторила она и тряхнула светло-русыми волосами, закрывающими тоненькие плечи. Мысленно он усмехнулся: “Идеал...” и неожиданно для себя сказал: “Побродим немного?” Она смущенно кивнула, и они медленно пошли вдоль набережной.
Девушка рассказывала ему о книге, которую читала ночью, а он шел, опустив голову, и молчал.. Боже правый, рядом идет женщина, которую он искал всю жизнь, - тихая, чистая, нежная, это ее рисовало воображение, о ней он мечтал бессонными ночами, ее высматривал в толпе... Так почему же так пусто внутри, почему?.. “О чем вы думаете?” - вдруг спросила она. “О том, что все это от нервов и от усталости,” - он попробовал изобразить улыбку и добавил: “Зайдем ко мне, я угощу вас прекрасным вином!” “Вы странный... Но мне с вами легко!” - девушка засмеялась, и они вошли в дом. Он прижал палец к губам, боясь разбудить мать, и провел ее в свою комнату. “Извините, у меня беспорядок,” - он бросился поднимать разбросанные газеты, зажав под мышкой шерстяное одеяло, поднятое с кресла.
Он не был красив. Но у него было отрешенно-романтическое лицо. Он нравился ей, и она хотела, чтобы он обнял ее. Она боялась признаться себе в этом, но мысль о близости с ним возвращалась снова и снова. Она замерла, глядя, как он, будто не понимая, что беспорядок не становится меньше, перекладывает газеты с места на место. Она стояла за его спиной, но он болезненно ощущал всем телом, как медленно, но все сильнее росло ее желание. Она прошептала его имя, он швырнул на диван газеты и, не обращая внимания на ее слабо сопротивляющиеся руки, решительно поцеловал в губы. Она робко ответила ему, он закрыл глаза, прижал ее к себе... И в это мгновение увидел Сон. Сон смотрела на него пристально всего секунду, исчезнув так же внезапно, как и появилась. И он с пронзительной остротой почувствовал, что Сон ушла из его жизни навсегда.
Девушка, обиженно ссутулив плечи, отошла к окну. Отодвинув занавеску, она испуганно оглянулась: “У вас пожар будет. Здесь свеча горит...” Он стоял окаменевший, с застывшим лицом и бессильно опущенными руками. “Вы слышите, - неуверенно повторила девушка, - она уже догорает, но все равно это опасно”.Тяжелыми шагами он подошел к подоконнику и большим пальцем придавил слабое пламя.
“Иди домой, ” - мучительно выговорил он, и, не отвечая на растерянный взгляд девушки, почти вытолкнул ее за дверь.
* *
*
К действительности его вернули часы. Взглянув на них, он понял, что уже полдня неподвижно сидит на диване. “Что это я? Из-за чего? Мне снились дурацкие сны. Да пойми ты наконец, - закричал он, - тебе снились сны, и девушка в этих снах - это то, чего не было, нет и не будет! Не из-за чего страдать и с ума сходить! Не из-за чего! По тебе же психушка плачет!” Голос вдруг сорвался, он нервно оглянулся на кресло, по которому только что скользнул взгляд. Там на полу блестела маленькая сережка, будто капля летнего дождя...
В висках стучало, лицо покрылось испариной. На этом месте он в последний раз видел Сон. И вот теперь ее сережка, щемящей тоской сковав сердце, лежала на раскрытой ладони. Но почему он решил, что все кончено? Ведь она простит, должна простить, надо только вернуть ее, объяснить ей... Он вскочил, рывком выдвинул один за другим ящики письменного стола, достал несколько пачек снотворного, купленного накануне. Судорожными глотками запил сразу четыре таблетки... Ему казалось, что сон придет сразу, но спать совсем не хотелось, и он яростно стал рвать пачки, пока все таблетки не рассыпались по полу и кровати. Он собрал их, не упустив ни одной, бросил в стакан с водой. Лицо горело, во рту пересохло, он выпил все, до последней капли. Теперь оставалось только ждать. Сейчас он увидит ее, обязательно увидит.
Скрипнула дверь, и в комнату, неловко улыбаясь, заглянула сегодняшняя светловолосая знакомая: “ Извините, что вернулась, но, кажется, я где-то у вас сережку потеряла. Ой, вы спите?” Он не спал, но уже не слышал ее. Стук в висках превратился в металлический скрежет, и через мгновение так долго преследовавший его кошмар обрушился лавиной и безжалостно потащил в бездну.