- Мелоццо да Форли. "Ангел с лютней", - вслух прочитал Матвей Егорович, разглядывая подарочный фолиант "Архитектура и живопись", - А, если бы это лицо на живом человеке увидеть, то...
- То это лицо принадлежало бы женщине, - перебила Серафима Ивановна, заглядывая в книгу через плечо Матвея Егоровича, удобно устроившегося в кресле, отдыхая после вечерней прогулки, ставшей одним из немногих развлечений трех пожилых людей, проживающих по соседству в одном из старых домов одного из старых районов Москвы.
- И совсем нет гарантии, что лицо принадлежало бы ангелу, - капризно добавил Андрей Ильич, переживающий за последствия прогулки под дождём и, поэтому активно согревающийся чаем с коньяком.
Хотя, правды ради, надо бы сказать, что это был всё-таки коньяк с чаем, а вовсе не чай с коньяком.
Матвей Егорович хмыкнул и поднял указательный палец, желая привлечь внимание:
- А я сейчас расскажу вам историю. Случилась она с Иваном Николаевичем Виноградовым, старшим следователем. Шел 1967 год. Я тогда ходил под началом Виноградова. И направили его в служебную командировку...
***ОКТЯБРЬ, 1967
- Душегубец, душегубец, - приплясывали мальчишки, взяв в окружение тощего, как оглобля и рыжего как подсолнух, парнишку в старой женской кацавейке.
Парнишка улыбался, кивал и пытался повторять кривляния мальчишек, что последних разогревало больше, чем собственные телодвижения.
Один из мальчиков взял ком грязи и, размахнувшись, бросил в спину рыжего паренька. Тот повернулся и растерянно посмотрел на хулигана, пытаясь понять происходящее. В это время, другой мальчик, тоже схватил грязевой комок и замахнулся, но пустить его в ход не успел.
С криком: "Минькин идёт!", ребячья ватага бросилась в расспыпную, оставляя посреди размытой дороги причину своего веселья.
- Ну, пошли, отведу тебя к матери, - обратился спаситель к Митеньке Нилову, который, вжав голову в плечи, послушно поплелся за участковым села Рузаево Минькиным.
Вернувшись домой, Минькин принялся составлять письмо "в область" с просьбой ускорить расследование дела об убийстве и привлечь к работе самого опытного следователя, так как "душевно больной Нилов М.М. подвергается безосновательным преследованиям со стороны несознательных элементов общества".
Минькин не был уверен, что составил письмо правильно и, что на его просьбу откликнутся, поэтому в конце приписал: "С товарищеским комсомольским приветом и человеческой просьбой, Минькин".
В "области" к письму отнеслись серьёзно. В село Рузаево был направлен опытный следователь Иван Николаевич Виноградов.
***
Виноградов приехал в село Рузаево из района, где получил материалы дела, в двенадцать часов по полудню. Если бы не дорога, явился бы раньше. От станционного селения Неклюдово и до села Рузаево, Ивану Николаевичу пришлось трястись, в телеге, которую тащила за собой каурая лошадь, лениво понукаемая медлительным неклюдовским конюхом.
- Но, пошла Стрелка, шевелись! - шлепал губами конюх и тихонько прихлестывал кобылу вожжами по бокам. - Нет, на машине туды не подобраться, особливо, ежели дождь пройдёт, все колеи зальёт. Тут, глядишь, и не всякий раз на телеге проедешь. Нет, на машине никак нельзя. А вы, значит, с городу прибыли? Да, такое там дело, не дай Бог. У нас вообще-то тихо, ну, бывает мужички, по пьяной лавочке и подерутся - святое дело, как не подраться. Или, вот, бабы на реке переполыскаются, за волосья дружка дружку потягают, а душегубства не было, это и говорить нечего. Да, хорошая Нюрка баба была. Ты гляди, что делается? И бабой-то ей походить не долго пришлось. Они, видишь, с супружником из города переехали. А у нас село-то не больно великое, по деревням-то любой на виду. Красивая баба, Нюрка-то, прямо, куда с добром. Постой, сколько же ей годков-то? Лет двадцать пять, молодая. Во, какая она, жизнь-то.
- А, зачем переехали? Не говорили ничего? - спросил Виноградов, подсовывая под себя солому.
- Да, кто знает этих городских. Супружник у нее с причудами, писатель что ли. Не нашенской породы мужик, нет, не нашенской. Тпру, Стрелка, приехали.
Лошадь послушно остановилась у деревенской бревенчатой избы.
- Тута ихний милицинер живёт. Чичас, в аккурат, дома обедает.
"Милицинер" оказался крепеньким пареньком с серьезными, но всё еще детскими глазами. Отчаянно жестикулируя и захлебываясь словами, молоденький участковый поведал о происшедшем.
Когда дело дошло до протокола "милицинер" взял себя в руки, и рапортовал так, что Виноградову не приходилось задумываться над формулировками. Каждый ответ "милицинер" сопровождал энергичным кивком головы, словно круглый отличник, желающий продемонстрировать свои знания строгому учителю.
- Когда и кем был обнаружен труп?
Кивок головы:
- Угу. Труп Григорьевой Анны Петровны, 19.. года, уроженки города..., занимающей должность директора школы села Рузаева с августа сего года, был обнаружен Григорьевым Кириллом Ивановичем, являющимся супругом Григорьевой Анны Петровны. Григорьев Кирилл Иванович занимает должность агронома совхоза "Светлый путь" с августа сего года. Со слов Григорьева, тело Григорьевой он обнаружил в половине шестого утра, 12 октября сего года. Сам Григорьев К.И. был разбужен криком пастуха Нилина М.М., который, проходя мимо дома Григорьевых, заметил распахнутое окно, заглянул и обнаружил тело.
- Значит первым тело обнаружил Нилин, так?
- Тело обнаружил Нилин, - согласился Минькин, - но то, что тело мертвое обнаружил Григорьев. Вы же про труп спрашивали, а не про тело. Нилин обнаружил тело и закричал. На крик прибежал Григорьев, и обнаружил труп.
- Получается, что супруги Григорьевы ночевали в разных помещениях?
- Так точно. Соседка Григорьевых Нилина Н.Г., мать пастуха, сообщила, что слышала вечером 11 октября сего года ссору во дворе Григорьевых.
- Вам не кажется, что мать могла придумать ссору, чтобы отвести подозрения от сына?
Минькин энергично замахал руками:
- Нет, я думаю, что нет.
- Слов она, конечно, не разобрала? - скорее ответил, нежели спросил Виноградов.
Минькин развел руками:
- Конечно, разобрала. Где это видано, чтобы добрая ссора обошлась без тетки Нинилы? Это же, как праздник без гармошки! Они ссорились по поводу некоего Василия. Григорьев, видимо, защищал Василия, а Григорьева выражала недовольство, но смысла Нилина не поняла.
- Значит, быть гармошкой ей фантазии хватает, а в задумке ссоры вы ей отказываете. Когда вы прибыли на место?
- Угу. Я, Минькин А.П., занимающий должность участкового милиционера села Рузаево, прибыл на место преступления в шесть часов утра, после сообщения о событии, о котором мне сообщил Григорьев К.И. в пять часов сорок пять минут, явившись в мой дом по адресу...
- Понятно. Что вами было обнаружено.
- Угу. Мной, Минькиным А.П., был произведен первичный осмотр тела Григорьевой А.П. и места преступления. В ходе осмотра трупа была обнаружена колото-резаная рана, находящаяся ниже затылочной части головы. Сельский фельдшер Макаров Т.И., предположил причиной смерти повреждение артерии, что было подтверждено При вскрытии тела, о чем имеется официальное свидетельство за номером...
- Понятно. Где было обнаружено тело?
- Угу. Тело Григорьевой А.П. было обнаружено в комнате, у письменного стола. Труп лежал на полу, головой к окну, ногами к двери, ведущей в другую комнату. Следы борьбы отсутствуют.
- Опишите обстановку комнаты и расположение.
- Угу. В доме Григорьевых две жилые комнаты, имеющие одну общую стену-перегородку. Труп был обнаружен во второй комнате. Обстановка комнаты следующая: по правую сторону от входа стоят шкаф, комод, кровать и два стула; по левую сторону - диван и кадка с фикусом; прямо - три окна, у первого от левой стены - письменный стол, вплотную к нему, справа, этажерка.
- Так, значит, окна напротив двери? То есть, у нас получается, что Григорьева могла получить удар ножом, собираясь покинуть комнату или повернувшись спиной к убийце. После удара, пришедшегося сзади, она упала головой к окну. Не факт, конечно, но примем за рабочий момент.
Виноградов открыл маленький самодельный блокнотик, сшитый по краю белыми нитками, и что-то записал на листе.
- Орудие убийства?
- Угу. Орудие убийства - нож...типа стилет, тонкое лезвие длиной тринадцать сантиметров. Предназначен для вскрытия конвертов. Обнаружен на письменном столе на пачке исписанных бумаг, лежащих по правую сторону стола.
- Что еще было на столе? - почему-то насторожился Виноградов, глядя в свой блокнот.
- Угу. Так, значит, пачка исписанной бумаги с краю, сверху нож, перед пачкой бумаги - печатная машинка, за ней стопка чистой бумаги, чернильница, стакан граненый с карандашами, за стаканом - рассыпанные папиросы.
- Так, так. Уже интересно.
- Да и еще, - спохватился Минькин, - окно-то комнаты было открыто. Возможно, злоумышленник проник в дом через окно.
- Следы? - деловито поинтересовался Иван Николаевич.
- Угу. Следы под окном не обнаружены... Мимо же еще коров гоняют...И Нилин к окну подходил... Я пришел в шесть часов, как раз, коров прогнали. Вы про Митьку Нилина плохо не думайте, он спокойный, даже коров никогда кнутом не заденет. Коровы его любят, а это такая скотина, коровы-то... Вот, скажем, пришла пора корове теленочка принести. Коровы, они всегда от стада убегают в это время, прячутся, значит. Иной раз, и не сыщешь. Нилин всегда знал, какой корове, когда срок подходит, следил, куда пошла. Никогда у него коровка на ночь не терялась. И телятки всегда чистенькие, веселенькие, ни один не сгинул. А, если, скажем, трудные дела коровьи, так Митька и коровьим доктором поработает. Очень он скотинку уважает, а вы говорите: "человека убил"
Минькин досадливо поморщился и хлопнул ладонью по столу.
- В октябре коров еще гоняют на выпас? - удивился Виноградов и зябко поёжился.
- Это, знаете, график выпаса, конечно, есть. Но, если погоды хорошие, отчего и не погнать. Сейчас, конечно...Сейчас куда уж...
- Ну, что же, пожалуй, с вами всё. Загляну к Григорьеву...
- А чай? - спросил Минькин, по-детски выпятив нижнюю губу, - Чай-то готов, пироги вот сегодняшние.
- Сами печете? - искренне удивился Иван Николаевич.
- Нет, что вы, - помотал головой Минькин, - соседки, когда блинов напекут, когда пирогов, - меня угощают. Я же одинокий, вот меня и кормят, считают, что голодным весь день хожу. В шабрах, то есть, в соседях так принято. Принесут и вздыхают: "Что-то не удались сегодня", а сами довольные, знают, что удались и вкусные получились, иначе и не показали бы. Муку сейчас из района привозят, распределяют. Я свою-то долю то одним отдам, то другим, вот и кормят, а мне зачем мука-то.
Виноградов покачал головой и хитро поинтересовался:
- А ну как себе из вашей мучки блинцов напекут?
- Ну и напекут, грех не великий, а и мне принесут. Мне хватает, а у них семьи, детки, - пусть их. Знаете, после войны трудно было. Я сам с сорок второго года, многое не знаю, не помню. А только то знаю, что отец мой не вернулся с фронта, матушка умерла, - говорят, зашлась кашлем, и умерла; только то помню, что взяли меня люди из холодной избы и накормили, и успокоили, и в детский дом по праздникам кто-то приезжал, навещал; гостинчики по шабрам собирали и мне привозили. Помню, знаю - по гроб жизни я им обязан! Ну, чайку-то попейте...
- 2 -
- Гражданин Григорьев? Кирилл Иванович? - на всякий случай осведомился Виноградов у молодого человека, открывшего калитку. - Вот, мои документы, пожалуйста.
Григорьев растерянно посмотрел на удостоверение.
- Здравствуйте, - Виноградов протянул руку.
- Да, проходите, - кивнул головой Кирилл Иванович, мягко отвечая на рукопожатие.
Иван Николаевич немного помедлил, разглядывая Григорьева.
Странный облик! Нежно вьющееся длинные волосы, точеный тонкий нос, пухлые губы, большие грустные глаза, белое, легко вспыхивающее смущенным румянцем лицо...Мелоццо да Форли. "Ангел с лютней". Для ангела, для картины и для музея Ватикана - облик хорош, но настолько не уместен здесь, в селе Рузаево.
Единственное, что портило ангельский лик - бледно-голубой шрам на щеке чуть ниже правого глаза.
Григорьев понял что разглядывает гость и пояснил:
- Мой дед был кузнецом. Я часто забегал к нему. Вот мне и досталось отлетевшим куском раскаленного металла.
- Ваш дед был местным кузнецом?
- Нет, он жил в деревне, это далеко. Сюда мы с Аннушкой переехали после свадьбы, до этого жили в городе. Зачем переехали? Ну, видите ли, я немного поэт, извините, решили, что природа и тишина...Знаете, я закончил сельскохозяйственный институт не для того, чтобы отсиживаться в городе. Стране нужны колхозы...
- Замечательно, похвально, похвально. Вы говорите "поэт"...публикуетесь?
Вопрос вызвал растерянность. Ангел закусил губу и вздохнул:
- Да, публикуюсь. В издательстве ждет очереди моя книга и...с поэзией всё хорошо...вы же все поняли. Поэт должен иметь четкую линию коммунистической направленности...
- Заодно помогать колхозам, - продолжил Виноградов, - Я вас узнал. Читал в журнале. Хорошие стихи, цельные, вдумчивые, с четкой линией, но о любви получается душевнее. Скажите, пять стихотворений о строительстве коммунизма и один о любви - это...
В избе было жарко натоплено, а снять плащ Виноградову никто не предложил.
Лицо самого поэта-агрария густо покраснело, на лбу и щеках выступили крупные капли пота, и бледно-голубой шрам стал еще более заметным. Григорьев отвернулся к окну, взял со стола зеркало и промокнул лицо платком.
- Может быть, мы не будем говорить о поэзии. Сейчас мне немного не до неё. Вы же пришли говорить не о стихах.
- Да, извините. Пожалуйста, для начала запишите здесь своё полное имя, дату и место рождения, адрес проживания.
Григорьев уселся за стол, схватил вечное перо и быстро записал требуемое. Становилось очевидно, что присутствие гостя хозяину в тягость. Григорьев спешил. Записывая адрес, он пребольно стукнулся локтем о край этажерки и возвратным движением перечеркнул написанное.
- Простите, я нервничаю. Словно жизнь перечеркнул. Я перепишу.
- Вы, Кирилл Иванович, сейчас не работаете? - уточнил Виноградов.
Григорьев посмотрел печальным ангельским взглядом на следователя и ответил:
- Такая ситуация...Я подал заявление, наверное, в город вернусь. Не смогу здесь остаться.
- Да, - согласился Виноградов, - сложно. А дом хороший, двор большой, пристроек хозяйственных много, колодец.
- Колодец обрушенный. Руки еще не дошли. Приехали мы с Аннушкой недавно, еще и трех месяцев нет. Жизнь налаживаться начала. Аннушка как приехала, сначала хотела учителем истории устроиться, а здесь, как раз, директор в город подался, его на партийную работу назначили, Аннушке предложили директорствовать. Характеристики собрали, рекомендации - всё как положено. Ей нравилось руководить. Я сейчас вообще из дома не выхожу, не могу на людей смотреть - все кажутся чужими. Наверное, осуждают люди, что я не смог проводить Аннушку в последний путь. Я тогда совершенно ничего не соображал, только лежал, закрывшись одеялом, даже говорить не мог.
Виноградов встал со стула, прошелся по комнате и, резко обернувшись, громко спросил:
- Кто такой Василий?
Григорьев вздрогнул. Нежно-розовые щеки покрылись яркими пятнами. На нездоровом неровном румянце бледно-голубым серпом выделялся шрам, непоправимо уродующий лицо ангела, сошедшего с фрески Мелоццо да Форли.
- Василий не виноват. Оставьте вы его в покое! Василий хороший, добрый, ранимый, но запутавшийся в жизни человек. Так бывает, он исправится. Он уже исправился. Он хороший, но слабый. А жизнь - она...она очень правильная, он поймет... Не трогайте Василия! Я всё расскажу! Время было военное...
***ВАСИЛИЙ***
- Двоих, да таких маленьких, да в наше-то время...нет, не прокормишь. Васька-то, видать по всему, не жилец - вздыхали соседи, глядя на трёхлетнего хныкающего мальчика, бледного с запавшими щеками, держащегося тонкими ручонками за край материнской юбки.
- Сегодня уже лучше, - ответила мать и, вдруг, запричитала. - Господи, нет сил моих глядеть и слушать, как они есть просят. Сама-то, где лебеды, где щавеля, а Ваське с такоё едьбы только худо становится. С Кирюшкой проблем нет.
Кирюшка стоял поодаль, и тонким прутиком возил по влажному песку, выводя неровные кружочки. Мальчик, как и брат, тоже был худ, но чуть выше ростом и смотрелся веселее.
- Говорят, немцы близко, - поделился старик, гладя хныкающего Ваську по макушке, - из города заводы вывозят.
- Знаю, - махнула рукой женщина, - сестра приехала попрощаться, муж у неё инженер в городе, увозят их вместе с заводом. Просит отдать им в семью одного из моих ребятишек, говорит, мне легче будет и они без детей живут, а тут всё какая-то радость.
- Отдай, Арина, - посоветовал старик, - можа, поодиночке-то да с разной кормежкой и вырастут. Еду, что чичас на двоих делишь, ни тому, ни другому сыти не даёт. Оставишь при себе двоих, двоих и загубишь. А отдашь одного, глядишь, и оба сыты будут. А ну, как немцы придут...хоть один живой останется...заводы-то далеко, видать, увозят, можа, туда немцы сунуться не успеют.
- Господи, да которого же отдавать-то. Оба - кровиночки мои, родненькие. Как поделить-то их? - причитал Арина.
- А ты, Арина, так думай: дорога предстоит заводам дальняя, нелегкая, Васька не доедет. Какой из него ездок? Отдай Кирилла, он мальчик крепенький, в еде, видишь, не шибко разборчивый, что дадут, тем и доволен. Вон, видала?...
Старик кивнул в сторону Кирилла, бросившего свое занятие и, направившемуся с раскинутыми в стороны руками навстречу моложавой женщине.
Арина задумчиво наблюдала, как мальчуган обхватил колени женщины и поднял голову, просясь взять его на руки. Когда желание исполнилось, Кирилл удобно устроился на ручках, обнял тетушку за шею, и благосклонно улыбаясь, завертел головой, пытаясь взглядом отыскать мать.
Подойдя к Арине, женщина опустила мальчугана на землю, и заглянула в глаза другого. Васька, отвернулся, уткнулся матери в колени и захныкал еще громче.
Так и решилась судьба двух братьев. Нелюдимый, слабенький Василий остался с матерью.
С мамой Ариной и братом, Кирилл встретился уже после войны, но от приёмных родителей не ушел. Василий рос замкнутым, неразговорчивым, в отличие от брата и чурался родственника.
Чем больше Кирилл старался расположить Василия к себе, рассказывая или пересказывая интересные истории, тем больше отчуждался Василий. В конце концов Кирилл устал чувствовать себя лишним, и с удовольствием проводил время в деревенской кузнице со стариком, которого тут же приспособил себе в дедушки, и стал называть "деда", полагая, что в такой небольшой деревеньке все родственники.
Однажды, Мама Арина связала братьям шапочки в подарок на день рождения. Кирик жил в городе, и должен был приехать только в субботу.
Она придирчиво оглядела Василия, покрасовавшемуся сначала в одной шапочке, потом в другой и решила, что одна из шапочек "красившее к лицу Васька", поэтому она подарит ее Кирочке, потому, что "Кирочка приедет в гости".
- Пусть он не приедет! Пусть он не приедет! - закричал Васька, срывая с головы шапчонку, и бросая ее на пол.
Мама Арина умерла от туберкулёза. Васька наотрез отказался оставаться с Кириком в другой семье, отдав предпочтение детскому дому, где росли такие же потерянные дети.
Потом приёмного отца Кирилла направили работать в другой город, на другой завод и связь братьев надолго оборвалась.
Василий объявился внезапно в начале лета этого года. Он много и жадно ел, рассказывал о своей жизни, внимательно слушал ответные рассказы. Отчуждение между братьями таяло. Кирилл, выслушав историю о шапке, тут же подарил Василию свой выходной костюм. Костюм был немного длинноват, но оказался впору, когда довольный Василий повыше подернул брюки, и закрепил их подаренным ремнём чуть выше талии.
А вот Аннушке, молодой супруге Кирилла Григорьева, Василий не понравился. Она не могла принять за истину обделенность Васька. Кирилл вырос, пусть и в приёмной, но любящей семье, получил образование, развил талант; он уважаем и состоятелен, он общителен и любим. А Василий, словно сорванный с ветки осенним ветром лист, с чувством ненужности, слонялся по белому свету в поисках лучшей доли.
Через несколько дней Василий исчез так же внезапно, как и появился.
Григорьев закончил рассказ, встал со стула, подошел к окну и закурил, опираясь локтем на полку этажерки и, разглядывал приклеенный к стеклу мелким дождиком пожелтевший листик тополя. Время от времени Кирилл Иванович изящно отводил в сторону локоток и аккуратно сбивал пепел с папиросы, постукивая ей о край пепельницы, стоящей на этажерке.
- Похож на ладонь человека, который стучится в чужое тепло, - выдохнул Кирилл Иванович, имея в виду тополиный лист, и отшатнулся.
В окне действительно появилась ладонь и тихонько побарабанила пальцами по стеклу.
- Извиняйте, пожалуйста, - раздался тонкий голосок, - у вас нету ли моего Митьки?
Встав на завалинку, Нинила Нилина заглянула в окно.
Григорьев распахнул окно, впустив в душную комнату освежающий запах осени.
- Извиняйте, - еще раз повторила Нилина, - мой-то не у вас?
Кирилл отрицательно покачал головой.
- Домой не пришёл, я думала, он городского следователя смотреть задумал. Ему бабы сказали, смотри, мол, Митька, осторожней, из района приехали. Побегу искать. Батюшки, куда пропал? - запричитала Нилина, - Не обидел бы кто, убогонького паренька-то.
***
- Вот такая история произошла с моим, - теперь уже, бывшим начальником, следователем Виноградовым, - улыбнулся Матвей Егорович, наслаждаясь вниманием малочисленной, но благодарной публики, состоящей из Серафимы Ивановны и Андрея Ильича.
- Это всё? - не понял Андрей Ильич, недоуменно приподняв тонкую бровь.
Серафима Ивановна взглянула на вопрошающего и пожала плечами:
- По-моему, это очень простая история.
- 3 -
- Да, - вздохнула Серафима Ивановна, разглядывая цветную картинку, изображавшую Ангела с лютней, - Григорьев был слеп на правый глаз?
- Почему вы так решили? - вскинул тонкую бровь Андрей Ильич.
- Я не решила, а спросила. Ну, к примеру, Андрей Ильич, положите обе руки на стол, левую - слева, правую - справа, сами смотрите прямо, чуть опустив взгляд. Что вы видите, переводя взгляд влево-вправо, не вращая головой? Правильно! Вы видите обе руки и то, что находится в той и другой стороне от них. Теперь зажмурьте правый глаз. Вот, сколько не вращайте открытым левым, кроме кончиков пальцев правой руки и части впереди лежащих предметов, вы ничего не разглядите. Весь ваш окоем сосредоточен слева. Люди, получившие подобное увечье в детстве со временем адаптируются к нему, перекладывая необходимые в работе предметы, слева от себя, чтобы иметь возможность быстро увидеть и взять. Постепенно они либо учатся одинаково хорошо владеть обеими руками, либо постепенно привыкают основные функции совершать левой рукой. А мы знаем, что Григорьев был травмирован раскаленным металлом, на память о котором у него на всю жизнь остался шрам под правым глазом.
- К чему вы это, Серафима Ивановна, - подозрительно проворчал Андрей Ильич, мрачно подмигивая то правым, то левым глазом чашке с недопитым чаем.
- А теперь вспомним описание комнаты, в частности, предметов на письменном столе.
"Пачка исписанной бумаги с краю, сверху нож, перед пачкой бумаги - печатная машинка, за ней стопка чистой бумаги, чернильница, стакан граненый с карандашами, за стаканом - рассыпанные папиросы". Проанализируем. Если пачка исписанной бумаги лежит справа с краю, а печатная машинка перед ней, значит, слева. Еще левее - стопа чистой бумаги, левее - стакан с карандашами...Практически все предметы, кроме пачки исписанной бумаги, находятся слева. Человек, работающий за этим столом - левша.
- Ну, и к чему это нас приводит? - спросил Андрей Ильич, явно досадуя, что сам не смог приметить такого момента.
- А это нас приводит к необходимости сравнить то, что видел Минькин с тем, что увидел Виноградов. Ну, вот, момент, когда Виноградов попросил Григорьева записать адрес... "Записывая адрес, он пребольно стукнулся локтем о край этажерки и возвратным движением перечеркнул написанное"...Перечеркнуть запись возвратным движением возможно только в том случае, если об этажерку удариться локтем той же руки, в которой держишь перо. А этажерка, - мы помним из описания комнаты, - стояла справа. Значит, и записывал Григорьев правой рукой.
- Серафима Ивановна, но вы же сказали, что человек может научиться использовать в работе обе руки, он может быть обееруким, - ответил Андрей Ильич, посмотрев на Матвея Егоровича, рассчитывая найти поддержку.