Аннотация: Отрывок из новой повести. Продолжение сюжетов "Голос горячего сердца" и "Младшая сестра".
Пролог. 10 ноября 1449 г., Руан, Франция.
В то прохладное осеннее утро природа словно решила расщедриться, сбросив на укрытый одеянием из золотой листвы Руан солнечную, безветренную погоду. Тысячи руанцев с раннего часа высыпали на улицы, не желая упустить торжественный момент, когда в город въедет сам король Франции Карл.
Его величество, едва завидев городские ворота, пожелал пересесть из кареты на лошадь. Гнедой королевский конь, убранный белым бархатным чепраком с вышитыми золотом лилиями, нетерпеливо переступал ногами и фыркал, словно в нетерпении ощутить на себе венценосного седока.
- Ваше Величество! Ваш скипетр!
Карл на мгновение задумался, а нужно ли брать в руки эту палку... да, пожалуй, следует предстать перед вновь обретёнными подданными во всём величии наследной власти. Корона, скипетр - обязательно. Молча кивнув своей предупредительной свите, Карл направил коня торжественным шагом в сторону ворот. Верные подданные французской короны стояли вдоль дороги, при виде его величества разражаясь криками восторга и аплодисментами. Вот и ворота медленно уплыли назад, пропуская в город. Вокруг толпы руанцев. Ну и вид у них... Тощие, ободранные... а запах... так и хочется сморщиться. Но - нельзя, король обязан терпеть самые невыносимые тяготы и неудобства. Следует улыбаться и приветствовать всех окружающих движением руки. К тому же эти славные раунцы, как-никак, сами восстали в октябре, благодаря чему Дюнуа без труда взял город, захватив врасплох англичан. Вот здесь, на этих улицах, совсем недавно кипели жаркие бои восставших с годонами. Воздух оглашали крики отнюдь не радости, а боли и предсмертного ужаса. Но теперь всё позади, любезные подданные счастливы, погода хороша, и надо ласково улыбаться направо и налево. Приветствую вас, мои милые подданные. А там что? Площадь... в центре города. Почему там никто не толпится? Ах, как трудно удержаться от желания проехать туда, подальше от людского скопления, чтобы... что греха таить, чтобы отдышаться от запаха милых подданных.
Король Карл, чуть тронув поводья, направил коня к пустынной площади.
Но что это?
Немного не доходя до площади, королевский конь вдруг резко остановился, будто вкопанный. Да что с ним такое? Учуял что-нибудь неподобающее? Его величество с недоумением посмотрел по сторонам.
Вокруг короля десятки, сотни людей молча обнажали головы и становились на колени. На колени перед своим монархом? Нет, они смотрели куда-то в сторону... на середину площади. Разве там что-нибудь есть? Ничего. Пусто. Глупость какая. Вперёд!
Однако, едва Карл подтолкнул шпорами своего коня, тот заржал и внезапно поднялся на дыбы. От неожиданности король вцепился не только в поводья, но и в лошадиную гриву. Конь сразу успокоился, опустился передними ногами наземь... неожиданно жалобно заржал - и вдруг упал на колени, да так резко, что Карл едва не перелетел через его голову. Путаясь в стременах, раздражённый король слез с седла...
В тот же миг словно какая-то невидимая непреодолимая сила обрушилась на короля Карла Седьмого. Ему вдруг стало дурно, он едва не потерял равновесие и неожиданно обнаружил себя покорно стоящим на коленях перед странной площадью, с короной в правой руке. Что здесь такое происходит, в самом деле? Откуда эти чудеса?
Внезапно королю стало невыносимо жарко. Он с мучительной отчётливостью понял, что за событие произошло вот здесь, на этой самой площади... менее двух десятилетий назад.
Глава первая. Белая голубка
Рыцарь Бертран де ла Моль, гвардеец короля, спешился у входа в трактир, где он решил остановиться на время пребывания его величества в Руане. Почему именно этот трактир? Во-первых, его рекомендовал слуга, у которого глаз намётан. Во-вторых, недалеко от городской ратуши, где остановился повелитель Франции. В-третьих, рядом Сена, прелестный пейзаж, обрамлённый зеленью, спускающейся к величаво-спокойному течению реки. Тишина, покой, умиротворённость. А в-четвёртых... возможно, молодой человек всё-таки отправился бы искать себе другое место для постоя, но когда он, подъезжая к трактиру, осматривался по сторонам, во дворе вдруг мелькнуло прелестное личико златокудрой служанки. Сказать по правде, эта причина была весомее остальных, вместе взятых. Юноша сразу остановил коня, привязал поводья к крыльцу и, невольно посматривая в ту сторону, куда скрылась очаровательная девушка, позвякивая доспехами и шпорами, вошёл в трактир.
Ох...
До чего же скудная обстановка. Такое впечатление, что англичане, пока стояли в городе, морили жителей голодом и отнимали у них решительно всё. Вот и здесь, в этом трактире, стены которого наспех заклеены драными светло-коричневыми обоями: из мебели - покосившийся трухлявый шкаф, из незакрывающихся дверц которого выглядывает унылая посуда, и несколько облезлых стульев. И шкаф, и стулья - не поймёшь какого цвета, то ли сильно выцветший беж, то ли какой-то странный оттенок серого. Да и запах клопов не радует. Спору нет, обстановка неподходящая не то что для гвардейца короля, а и для его оруженосца... но ведь предупреждал командир: в Руане роскоши не ищут. Хорошо шотландцам, у них в горах такое убожество - обычное дело... хотя, как рассказывают те, кто у них побывал, и они непрочь обставлять свои дома поприличнее.
- Что вам угодно, ваша милость?
Трактирщик выскочил откуда-то из-за угла и уж разве что по полу не стелился от желания угодить высокому гостю, чтобы только тот не передумал, не ушёл куда-нибудь к соседям.
- Я хочу снять три комнаты у тебя. Для себя, своего оруженосца и слуги. На неделю. И позаботься о моей лошади - тут, у входа!
- О да, ваша милость! Вы не могли найти во всём городе гостиницы лучше моей! Сию минуту я велю приготовить вам лучшую комнату! Эй, Мари! Бездельница, где тебя носит? - С этими словами трактирщик, не забывая низко кланяться, попятился в сторону и зашёл за какую-то дверь.
Если эта гостиница - лучшая, то каковы же остальные? Крыша-то хоть не течёт?
- Ваша милость! Не соблаговолите ли... эта... заплатить немного вперёд?
Оказывается, трактирщик вышел с другой стороны. Ну и дом, уходишь влево, возвращаешься справа. Интересно, сколько он хочет с гвардейца короля за неделю пребывания в этой конуре? Не больше же, чем в Бове.
- Ладно... вот тебе ливр. Но чтоб стол был как следует!
- О, ваша милость, не извольте беспокоиться!
Проворно зажав в кулаке золотую монету, трактирщик, не преминуя кланяться, дал задний ход и распахнул одну из дверей:
- Прошу вас, ваша милость, пожалуйте!
Надо же, а комната и впрямь неплохо смотрится. Просторная, опрятная. Обои ярко-жёлтые. Чисто вымытые окна выходят на реку. Да и мебель. Три стула выглядят совсем недурно, правда, явно не подходят к этой комнате, наверняка захвачены у кого-то из англичан во время бунта. Кровать - большая, под балдахином. Ладно, можно не сожалеть о потраченном ливре. А теперь снять доспехи и шпоры, так надоели эти железки...
Сердце молодого человека сладостно защемило в ожидании. В коридоре застучали сабо - деревянные башмаки, в которых ходит простонародье.
- Мари! Сюда заноси и сразу стели! - услышал Бертран голос трактирщика, донёсшийся из коридора. Стук сабо приблизился, и очаровательная служанка, та самая, из-за которой был выбран этот трактир, показалась в дверях. Бертран выпрямился, словно на параде, и отступил к окну, не в силах отвести взгляд от красавицы. Да... эта Мари была дивно хороша. Очень стройная в своём неказистом платье служанки, с белоснежной кожей, она пугливо отвела свои голубые глаза под взором восхищённого гвардейца. Тонкие, правильные черты её лица сделали бы честь не то что служанке, а как минимум графине. Даже знаменитой Агнес Сорель, наверное, пришлось бы неуютно рядом с такой девушкой.
- Здравствуйте, милое дитя. Вас зовут Мари?
Девушка вздрогнула и, ничего не отвечая, отвернулась к кровати и принялась взбивать перины. Не очень-то почтительно вот так - игнорировать вопрос, заданный гвардейцем короля. Но до чего трудно сердиться на неё. Постой-ка. Ведь она и с хозяином не разговаривала! Несколько раз он к ней обращался, а она - ни слова в ответ! А вдруг... она немая?! Ах, как жаль красавицу... Впрочем, она, по крайней мере, не глухая, распоряжения выполняет.
Не иначе как под пристальным взглядом Бертрана, Мари заволновалась, её руки задрожали, на лице заалел румянец стыдливости. Юноше стало жаль прелестную девушку... хотя, в конце концов, что тут такого? Она и в смущении прекрасна. И пусть даже убирает постель помедленнее, на неё смотреть - одно удовольствие, стоящее не то что ливра, а по крайней мере экю.
- Мари! Неповоротливая девчонка! А ну марш сюда быстро! - донеслось из коридора. Златокудрая красавица дёрнулась от неожиданности, сабо соскочил с её очаровательной ножки детского размера, и она упала, ударившись об пол коленями:
- Уау!
Бертран остолбенел. Она не немая?!
И - она не француженка?! Англичанка! Шпионка?
Девушка резко обернулась и ошарашенно посмотрела в глаза Бертрану, не делая ни движения, чтобы подняться на ноги. Молодой человек, всё ещё с трудом приходя в себя от неожиданности, сделал шаг к ней:
- Стойте!
Мари резким движением вскочила и, оставив сабо, босиком бросилась к двери. Бертран в два прыжка нагнал её:
- А ну ни с места!
Он схватил девушку за плечи и дёрнул на себя. Она внезапно остановилась, побледнела, обмякла в его руках, и он едва успел подхватить её, падавшую на пол. Бертран оторопел. Что с ней теперь делать? Шпионка... Странно как-то она повела себя - для шпионки. Сознание потеряла. Может, притворяется? Чуть помедлив в нерешительности, юноша острожно взял пленницу на руки и перенёс её на свежезастланную постель. Золотые кудри легли на кружевную подушку. Боже, как прелестно смотрится это дитя среди белоснежного белья... Неужели придётся выдать её королевскому прево? Её же сразу повесят. Вот за эту нежную шейку. А вдруг она ни в чём не виновата? Англичанка... хоть бы пришла в сознание. - И Бертран легонько потрепал девушку по щеке. Её глаза сразу же открылись, расширились при виде склонившегося над ней юноши, она негромко вскрикнула...
- Не бойтесь... если вы ни в чём не виноваты. А теперь объясните, кто вы? Что делаете в этой гостинице?
- Меня зовут Мари... я служанка... позвольте мне уйти, сударь... - и девушка попыталась подняться с кровати, но Бертран тотчас схватил её за правую руку чуть пониже плеча, возможно, чересчур сильно:
- Э, нет! Вас зовут не Мари! Вы англичанка, вас выдаёт акцент! Ну-ка, выкладывайте всё начистоту! Если вы не шпионка - слово рыцаря, вы в безопасности! Но если будете лгать - сегодня же вечером вас повесят! - "А жаль", - мысленно добавил гвардеец короля.
- Сударь... клянусь вам, я не шпионка...
- Возможно, так, но вы англичанка, и вы отказываетесь рассказать о себе. Поверьте, я вам не враг! Ну же, говорите!
- Сударь... вы делаете мне больно. Пожалуйста, отпустите мою руку, обещаю вам, что не попытаюсь скрыться. Вы правы, я англичанка. Моё имя - Мэри Клер. Я находилась в городе, когда к стенам подошла ваша армия, и вдруг началось восстание... я не успела убежать. Это было так страшно... Уличная толпа набрасывалась на солдат, отнимала у них оружие, убивала даже тех, кто не сопротивлялся... А потом убийцы терзали мёртвые тела... Среди погибших были и женщины. Я попросила трактирщика приютить меня. Он дал мне платье служанки. Вот и всё!
Бертран отпустил руку девушки, и та, морщась, сразу принялась потирать плечо. Больно сделал... да, понятно, ведь принял за шпионку. Значит, девушка невиновна, как это хорошо. Хотя нет... постой-ка.
- Простите... мисс. Вы чего-то не договариваете. Как вы очутились в Руане? Вы были всё время одна? Откуда вы знаете трактирщика? Почему вы рассчитывали, что он вам поможет?
Мэри посмотрела умоляюще, и на душе у Бертрана яростно заскребли кошки. Но... мало ли, какими уловками пользуются шпионы. И умоляющий взгляд - обычное дело. Сожалею, мисс, придётся вам быть откровенной.
- Сударь... умоляю вас... делайте со мной что хотите, только...
Не закончив свою просьбу, Мэри отвернулась, опустила лицо на подушку и залилась слезами. Бертран резко обернулся: в дверях появился трактирщик.
- Мари, негодная девчонка...
- Ах, вот вы где, милейший! Вы пришли очень вовремя! Подойдите-ка сюда! Итак, в вашем трактире скрывается англичанка дворянского происхождения, которую вы выдаёте за служанку!
Трактирщик посмотрел оторопело, его глаза вывалились из орбит, лицо побледнело, нижняя челюсть отвалилась, колени задрожали. Ещё не хватало, чтобы и этот хлопнулся без чувств.
- Ваша милость... умоляю вас... я только хотел спасти ей жизнь...
- Успокойтесь. Я не собираюсь отправлять вас на виселицу. Вот только объясните мне, откуда вы её знаете?
- Ваша милость... её я увидел впервые в тот день...
- И сразу решили спасти, приютить?
- Нет, что вы, я много раз видел её отца...
- И кто же её отец?
Трактирщик ещё больше побледнел, беспомощно вертя головой по сторонам, словно в поисках защиты.
- Кто её отец? Где он? Отвечайте, или вас я и отдам прево! Вас - не её!
- Смилуйтесь, ваша милость,- голос трактирщика звучал хрипло и глухо, - её отец...
- Ну? Кто он такой, кто? Английский принц-регент? Герцог Сомерсет?
- Ваша милость... он прячется в подвале...
Бертрану даже стало немного не по себе. Надо же, всего одно нечаянное восклицание девушки - и раскрыт небольшой заговор. Хочется надеяться, что отец так же неповинен, как дочь.
- Ладно. Пусть выходит из подвала - и сюда. Передайте ему, чтобы не пытался убежать, город полон французских войск. Он три шага не успеет сделать, как его схватят и повесят. Если он ни в чём не повинен, я обещаю ему защиту.
Низко кланяясь и теряя башмаки на ходу, трактирщик поспешно скрылся в коридоре. Молодой гвардеец задумчиво поглядел на свою прелестную пленницу. Её глаза, смотревшие на него с мольбой и надеждой, были полны слёз, но она больше не всхлипывала.
- Сударь... вы спасёте нас, правда?
- Клянусь, сделаю всё, что в моих силах. Кстати, прошу прощения, что до сих пор не представился. Моё имя - Бертран де ла Моль. Я гвардеец его величества короля Франции, рыцарь. Скажите правду: ваш отец воевал против Франции?
- Мой отец... он рыцарь, как и вы...
Понятно. Значит, отец красавицы Мэри Клер - английский рыцарь. Разумеется, воевал. Но теперь он - военнопленный... конечно, если не наделает глупостей.
В коридоре послышались шаги. Бертран машинально взялся за рукоять меча. В комнату вошли трактирщик и мужчина средних лет. Высокий, с явной военной выправкой, но безоружный, ссутулившийся, он заметно побледнел при виде Бертрана.
- Итак! С вашей дочерью я уже немного успел познакомиться. А теперь я хочу услышать, кто вы такой!
- Сударь... прежде всего, позвольте поблагодарить вас за защиту...
- Ваша благодарность немного преждевременна. Как ваше имя? Воинское звание? Какого рода службу вы несли в Руане?
- Меня зовут - Джон Клер. Я командовал стражей в замке Буврёй.
Вот как. Понятно, почему сэр Джон Клер прячется в подвале. Наверняка немало руанцев знают его в лицо... и имеют с ним счёты - и за себя, и за близких, побывавших в буврёйских застенках. Интересно, почему трактирщик приютил его, спрятал в подвале? Из любви к Англии? Да нет, наверное, за неплохую мзду. И ещё получил в служанки благородную юную леди. Недурная сделка.
- Садитесь, сэр Джон. Я, королевский гвардеец Бертран де ла Моль, рыцарь, обещаю вам, что с этого момента вы и ваша дочь находитесь под моей защитой. Постараюсь дать вам обоим возможность как можно скорее вернуться в Англию. Единственное...
Не требовать же с него выкуп. Ведь не в бою захвачен.
- Сэр Джон, вероятно, вы будете обменены на одного из французских рыцарей, находящихся в английском плену. Что касается вашей дочери, то мне не хотелось бы, чтобы она чувствовала себя пленницей. Леди Мэри, вы сможете пользоваться свободой. Но я прошу вас, тем не менее, поменьше выходить на улицу и к посетителям трактира и ни в коем случае не разговаривать ни с кем из них. Вечером появится мой слуга, а завтра, как я надеюсь, прибудет мой оруженосец. Он был легко ранен вчера в стычке с разбойниками и сейчас находится в обозе. Они оба будут охранять вас в моё отсутствие.
Ничего не забыл? Ах да, трактирщик.
- Ты, любезнейший... вот тебе ещё ливр, подготовь для моих ГОСТЕЙ две комнаты, приличествующие высокорожденным особам. Или нет... леди Мэри, вы не возражаете, если вашей будет вот эта комната?
Девушка, уже переставшая плакать и немного растерянно посматривавшая на своего неожиданного покровителя, раскрыла рот от удивления:
- О, сударь... вы слишком добры... я бы могла остаться в той же комнате, что и сейчас...
- Догадываюсь, что это за апартаменты. Ну уж нет, я хочу, чтобы вы жили здесь. Считайте это волей победителя. И ещё... э-э... любезнейший. Позаботьтесь, чтобы леди Мэри Клер немедленно было доставлено платье, приличествующее её благородному происхождению и красоте. Включите это в счёт, который подадите мне. Всё, можете идти.
* * *
О Господи... опять этот сон. Каждую ночь - с того самого дня...
- Эй, господин офицер, где вы? Подойдите-ка сюда!
- Да, ваша светлость!
У его светлости графа Уорвика был очень странный вид. Довольный, но при этом задумчивый и... какой-то загадочный.
- С-слушайте... как вы знаете, наша заключённая... ведьма... вчера отреклась, подписала всё, что требуется, и переоделась в женское платье. Надевать мужское ей запрещено под страхом казни. Так вот... э-э... Необходимо, чтобы она всё-таки надела мужское платье, причём сама.
Почему он сказал это мне? Как я смогу убедить нашу пленницу надеть мужское платье? Ведь она отлично понимает, что это означает для неё невыносимо страшную, мучительную гибель.
- Ваша светлость... разве же она согласится на костёр?
- Об этом и речь. Должно случиться так, чтобы она сама захотела на костёр. Вы понимаете, о чём я говорю? Она ведь стала ещё привлекательнее, когда надела женское платье, верно?
Нет, я не понимаю, о чём он говорит. Стоп. Он имеет в виду... её как женщину???
- К-кажется... д-да...
- Намекните своим солдатам. Пусть делают что хотят, только чтобы не убили её и не покалечили, но чтоб завтра же она надела мужское.
Это значит... Я должен сказать своим солдатам, что они могут...
Почему я? Есть ведь и другие офицеры. Каждую неделю нас меняют. Опасаются, чтобы не вступили в сговор с сообщниками пленницы. Вот пусть кто-нибудь другой это и сделает.
Да, но... кажется, я догадываюсь, в чём дело. Нам надо как можно скорее избавиться от неё. Только здесь, в Руане, её стережёт тысяча солдат. Мы не можем проводить крупные операции в местных лесах, пока не высвободим силы. Партизаны, арманьяки пользуются этим и нападают на наши небольшие отряды. Гибнут наши люди - каждый день. Много наших людей погибает. Значит... для блага Англии и англичан... это должен сделать я? Я - лейтенант Джон Клер?
* * *
Как жутко заходить в эту камеру. Духота, запах сгоревших факелов, давящий сумрак чёрных камней - даже солнечным днём. Стены ещё холодны после зимней стужи, кое-где плесень. Не хотелось бы мне провести здесь хоть трое суток. А ещё эти солдаты... где их только набрали? Невоспитанные скоты, ворьё, насильники, которых от петли спас королевский рекрут. И вот они - здесь, отданы под мою команду. И... в их власти будет сегодня ночью вон та девушка. Самый страшный враг Англии. Худенькая, перепуганная, измученная девочка. Одетая в женское платье из грубого холста. Прикованная за руки, ноги и шею к железной кровати. Почему она на меня так смотрит? Её глаза... они полны слёз, ужаса и боли. Она о чём-то догадывается? Предчувствует, что ждёт её этой ночью? Не надо, чтобы она на меня смотрела. Я не хочу этого - ночь за ночью помнить её взгляд с того самого дня. Господи, как же это страшно - боль и мольба в её глазах. Девочка, что же мне делать... Ведьма! Ты - ведьма! Самый страшный враг Англии!
- Ты... как тебя. Томас? Иди-ка сюда.
- Да, сэр!
- Э-э. Вот что. Сегодня ночью я выйду отсюда. До утра. Понимаешь? Уйду на другой этаж. Там не будет слышно... если здесь кто-нибудь закричит... Понятно тебе?
Тупая скотина, вылупил глазища свои ослиные. Что, я должен ему всё объяснить? А, кажется, начало доходить. Ухмыляется, тварь.
- Но учти. Э-э... Когда я вернусь, чтобы заключённая была... э-э... жива. И... э-э-э... невредима, что ли. Понятно?
- О, да, сэр. Спасибо, сэр!
Чтоб тебя с твоей благодарностью, свинья. Знал бы ты, как мне хочется тебя повесить - своими руками. Но Англия нуждается в тебе. Ты должен избавить Англию от самого страшного врага. От ведьмы, из-за которой ежедневно погибают наши солдаты.
* * *
Бой часов на городской ратуше. Как хорошо доносится оттуда звук... это потому, что в замке очень тихо. Мне пора уходить.
- Господин офицер! Мне велели передать это вам!
Что за гнусная личность? Ах да, это слуга епископа Кошона. Председателя трибунала, осудившего ведьму... эту измученную девочку... колдунью, самого страшного врага Англии.
- Что это за свёрток?
- Это одежда ведьмы! Мужская одежда, которую она сняла при отречении!
Ах, да, конечно. И завтра утром она снова будет одета в эти заношенные тряпки. И в этом она будет, когда её выставят у позорного столба, обложенного хворостом. Или её переоденут, как всех приговорённых к костру?
- Ладно... давай сюда.
Всё. Пора уходить на другой этаж. Куда? Этаж выше? Этаж ниже? Какая разница.
- Господин лейтенант! Вы уходите?
Какое кому дело? Томас знает, и хватит с вас объяснений. О Господи... девочка... так страшно обернуться, встретить твой взгляд... что же сейчас с тобой сделают... Почему ты?
Почему я?
Всё. Ухожу прочь. Главное - не оглядываться, чтобы не увидеть её. Не встретить её взгляд, полный слёз и боли. О Господи... девочка... Ведьма, ведьма, колдунья!!!
* * *
- Отпустите меня! Помогите! Офицер!
Она кричит. Она уже всё поняла. Она понимает, что я не приду. Что это? Куда я? Ноги сами идут туда... Стой, назад, ни с места, Джон Клер!
Звон железа - её оков. Шум борьбы. Озлобленные крики солдат: видимо, она сопротивляется. Неужели у неё ещё есть силы бороться? Несчастное дитя...
Негромкая возня, лязг железа...
Тишина.
Подожду ещё немного. Сейчас возвращаться нельзя. Святой Георгий! Помоги Англии! Я не смогу отдать этой девушке мужскую одежду! Я не согласен, чтобы она погибла! Я хочу... я хочу сейчас же увезти её отсюда как можно дальше, в безопасное место. Я хочу броситься перед ней на колени и молить о прощении... которого не заслуживаю. Я... я люблю её. Исхудалую, измученную, обесчещенную моими солдатами - по моему приказу. Стоп, что это со мной? Я сошёл с ума... это наваждение, колдовство. Я не могу её любить, ведь она - ведьма, колдунья, злодейка, враг Англии, она должна умереть. Да, должна. Сейчас - назад, в её камеру. Где её старая одежда? Почему у меня трясутся руки... всё тело?..
* * *
Что с ней? Она жива? Да, шевелится. Она обнажена, женское платье с неё сорвали. Вся в крови. Несчастное дитя. И губы разбиты в кровь. Глаза красны от слёз. На лице, на груди багровые кровоподтёки. А ещё её кровью залито...
О Господи, я не знал, что это будет так страшно. Ведьма? Враг Англии? Чего же стоит Англия, если она ТАК воюет с ТАКИМИ врагами?
Она в сознании?
Надо собраться. Долг превыше всего. Унять дрожь. Ведь всё получилось так, как я хотел, готовил. Да? Разве что-нибудь не так? Как можно мужественнее и увереннее обратиться к ней:
- Эй, ведьма, если не хочешь оставаться голой, надень свои старые тряпки! Я сейчас сниму твои цепи.
Несчастная девочка. Возьмёт, конечно, наденет. Куда же ей деваться? Не оставаться же обнажённой.
Обернулась на мой голос. О, её глаза... заплаканные, покрасневшие глаза - на исхудалом лице... до чего же она сказочно, неправдоподобно прекрасна...
Протянула руку... взяла. Теперь освободить её от кандалов. Чтобы она смогла надеть на себя то, что направит её на самую страшную смерть.
- А ведь тебе понравилось! Очень понравилось! Ка-ак ты содрогалась!
Кто это сказал? Томас? Разве он говорит по-французски? Я и не знал этого. Бедная девочка... снова заплакала... Если смогу, собственными руками повешу Томаса... за что? За то, что он выполнил мой приказ? Спас Англию от самого страшного её врага?
* * *
Его величество король Франции мрачно смотрел на пламя огня, весело потрескивавшего в камине. Собственно, и у короля были основания скорее для радости, чем для уныния. Ещё немного - и война выиграна. У англичан уже почти не осталось сил. Да, они присылают с острова новых солдат, но это всего лишь новобранцы, мальчишки, не умеющие толком держать оружие. Их бросают прямо в пекло боя, из которого немногие из них выходят живыми. А скоро, наверное, и этих присылать не смогут. Сила Англии закончилась давно. Не хочется вспоминать дни, когда это произошло. И... очень не хотелось бы думать о той, которая сокрушила мощь островного королевства. А всё-таки мысли только о ней. Потому что она - везде. Париж, который вспоминает её неудачную атаку куда чаще, чем штурм, в результате которого город был захвачен королём Франции. Её вспоминают города Луары, в особенности Орлеан, спасённый ею от невыносимо жестокой осады, голодной смерти. И... невероятно, память о ней хранит Руан. Этот самый Руан, который бросал в неё камни, видевший её сначала беззащитной, закованной, обречённой узницей, а позже - кучкой пепла. Этот Руан становится теперь на колени перед местом её страшной гибели и молится о... о спасении её души? Нет, руанцы молят её о том, чтобы она их простила! Это невероятно! Они считают её святой? Они - так же, как все другие французы, считают её святой и молятся ей?! Даже жутко становится. А почему жутко - мне? Разве я её считаю святой? А... разве нет? Разве я не встал на колени - так же, как все - перед её пеплом? И... разве мой конь, на минуту опередив меня, не поступил в точности так же? Перед ней невозможно не встать на колени... перед её жарким пеплом. О Господи... какую ошибку я допустил тогда, в тридцатом. Надо было просто отправить её домой, как она и просила. Я не мог забыть оплеуху. Как она посмела ударить меня, своего короля? Оскорбление величества! Она заслуживала наказания!
Костра? О, Господи, нет же!
А эта... самозванка, дез Армуаз. Как же она была похожа на Жанну! Говорили, что это её младшая сестра, пока не выяснили, что Катрин умерла в Грё. Так и осталось невыясненным, кем же была самозванка. Видимо, другая родственница. Всё равно - она слишком мешала, необходимо было от неё избавиться. Так что выбора не было.
Жанна... я был неправ... прости меня, пожалуйста. Я знаю, ты на небесах, оттуда, сверху ты видишь моё раскаяние. Ведь я не так уж был виноват, верно? Меня заставил архиепископ. И Дюнуа тоже, да-да. Он завидовал твоей славе в Орлеане. Жанна, я молю тебя о прощении! Ты молчишь? Почему? Неужели ты не веришь мне? Чем я могу доказать свою искренность? Поставить церкви в твою честь? Нельзя ведь... тебя же казнили как еретичку, колдунью.
Значит... надо отменить твой приговор?
Согласятся ли в Риме?
Значит... надо, чтобы и в Риме согласились?
* * *
- Смена караула!
- Да, сударь!
Юный шевалье Анри Дарк дю Лис отсалютовал шпагой, и его отряд направился сменять уставших за предыдущие сутки караульных. Анри проводил взглядом уходящую смену, шаги которой отзывались металлическим звоном и эхом в коридорах, и задумчиво обвёл взглядом окружающие мрачные стены.
Буврёй. Огромный замок, ещё месяц назад - резиденция английских королей и регентов во Франции. Теперь - один из французских королевских замков, по праву победителей, по закону хозяев страны. Где-то здесь, среди этих стен, томилась когда-то давно Дева Жанна. Тётя Жанна. Тётя, которую Анри не довелось увидеть... потому что её не стало раньше, чем он родился. Наверное, поэтому тётей её звать как-то у него не получалось. Дева Жанна - да, ведь так её называет вся Франция. Орлеанская Дева, которая за девять дней сняла осаду, продолжавшуяся перед этим девять месяцев, спасла десятки тысяч жизней в одном только Орлеане. И... всё-таки тётя. Потому что все новые знакомые неизменно спрашивают: Анри, так вы племянник той самой Девы Жанны? Да, племянник. Почти потомок, во всяком случае, самый близкий ей по крови человек этого поколения. И хочешь-не хочешь, приходится вести себя так, чтобы не стыдно было называться племянником Девы Жанны. Наверное, именно поэтому Анри вызвался добровольцем, когда направляли отряд лазутчиков в Руан.
Тогда армия только ещё подошла к городу, воротам, и начала готовиться к осаде. Нужно было разведать, что происходит за стенами. Командир позвал к себе кандидатов в офицеры - кадетов - и сказал: нужно пять добровольцев. Первым вызвался Жак-Нормандец, у которого здесь, в Руане, год назад казнили брата. Вторым, почти одновременно с Жаком... как-то неожиданно для самого себя вызвался Анри. Трое других отозвались не сразу.
Юноши переоделись простолюдинами, спрятали в одежды кинжалы, ночью сели в лодку немного выше по течению и к утру были на одной из руанских улиц. Было довольно холодно, да к тому же они опасались патрулей, вот и пришлось спрятаться в одном из пустовавших домишек. Да какой там домишко, покосившаяся трухлявая развалюха...
Медленно наступало утро. Вдруг издали послышался шум, который всё нарастал. Стук копыт, ржание лошадей, звон железа, скрип телег. В какой-то момент любопытство пересилило страх, и французские разведчики осторожно выглянули наружу. Никого. Опасливо вылезли из укрытия, немного прошли в сторону шума... По соседней улице передвигалась процессия: десятки повозок, в которых сидели связанные люди - мужчины, женщины и даже дети. Оборванные, измученные, они, казалось, утратили всякий интерес к происходящему. Повозки охранялись несколькими дюжинами вооружённых английских всадников.
Этих людей везут на казнь?
Как это несправедливо! Ведь город вот-вот будет взят французскими войсками!Нельзя ли помочь несчастным приговорённым? А как? Эх, если бы армия была уже в городе...
Пятеро юных кадетов, не сговариваясь, последовали за скорбной процессией, скрываясь среди убогих домишек. Да, опасения оправдывались, повозки направлялись к Рыночной площади - туда, где, по слухам, совершались казни.
Вот и она, Рыночная площадь, уставленная виселицами, а в стороне - плаха. Самая середина площади пуста. Странно, почему это, что там такого? Хотя - какая разница... К виселицам по лесенкам уже взбирались оборванные рабочие, снимали тела ранее казнённых... готовя места для вновь прибывших. И - толпа. Сотни две, а то и три горожан собрались перед виселицами поглазеть на казнь себе подобных.
Повозки остановились чуть в стороне от виселиц. Сопровождавшие солдаты спешились. Рабочие подошли к повозкам и помогли приговорённым выбраться - навстречу смерти.
С замирающим сердцем Анри смотрел, как первую жертву вели к виселице. Молоденькая исхудавшая, измождённая девушка, скорее девочка, её лицо, волосы были перемазаны грязью, руки туго стянуты за спиной. К ней приблизился священник... она опустилась перед ним на колени... а тем временем уже новые жертвы выстраивались в очередь на смерть. Палачи и их помощники деловито поднимались на эшафот, неспешно проверяли верёвки, намыливали их... Вот первую девушку подняли с колен, держа с двух сторон, подвели к ближайшей виселице - совсем рядом с переодетыми французскими разведчиками... подтаскивая, заставили подняться на эшафот, встать на табурет, связали её покрытые ссадинами и грязью босые ноги...
Палач зашёл с другой стороны, взялся за намыленную верёвку, деловито надевая петлю на тонкую шею жертвы...
Анри не успел понять, как, почему в его руке оказался кинжал. Резкое, быстрое движение - и палач, схватившись за горло, рухнул вниз с эшафота. Молнией мелькнула мысль: зря я это сделал, ведь сам сейчас погибну и товарищей погублю, а бросок хороший, интересно, в кого это я пошёл - так умею метать ножи, а теперь неплохо бы попробовать удрать...
Однако, прежде чем юноша повернулся, справа и слева от него взрывом ударил шум боя - крики, топот коней, звон железа. Четверо его соратников, не дожидаясь последствий отважного и безумного поступка их друга, сами бросились к годонам и уже дрались с ними. Что же, хоть подороже продать свои жизни...
Не успел Анри сделать движение, чтобы подобрать меч упавшего рядом англичанина, как окружающая толпа ринулась на солдат. Безоружные люди хватали годонов, пытались стащить их с лошадей, падали под ударами, обливаясь кровью... Бунт? Как глупо, сейчас же всех перебьют...
Но уже и на окрестных улицах, выходящих к площади, толпы руанцев бились с солдатами в круглых касках. Вдруг Анри понял, что ещё не всё потеряно. Армия! Вот кто нужен здесь! К воротам - скорее!
- Друзья, скорее - бежим к воротам! Попробуем впустить наших!
Продираясь сквозь толпу, минуя трупы, скользя на лужах крови, орудуя захваченными у павших врагов мечами, пятеро друзей пробивались туда, где, как им казалось, находятся ворота. Ну же, ещё шаг, ещё... Уже стало свободнее, идти легче, но это ненадолго, вот-вот появятся солдаты гарнизона, возьмут восставших в кольцо, перебьют всех до единого - по закону военного времени, осаждённого города...
- Ворота - вон они!
Стояшая впереди стража - человек двадцать - единым движением подняла пики настречу пятерым храбрецам. Ну, была не была, всё равно: промедление - гибель...
Однако, прежде чем пятеро героев бросились на смертоносные пики, откуда-то справа и слева выскочили ободранные, окровавленные оборванцы, с яростными криками ринувшиеся на англичан. Закипела яростная схватка, Анри с друзьями бросился вперёд, отвлекая противников от безоружных руанцев. Орудуя мечом и кинжалом почти вслепую, Анри прокладывал себе путь к цепи, поднимающей решётку, прикрывавшую ворота. Раздался крик боли - это Жак, похоже, он ранен. И вдруг снаружи послышались гулкие удары тяжёлого предмета по дереву ворот: таран! Армия идёт на штурм! Со всех сторон понеслись крики воинственности и боли, раздался свист ядер, грохот ударов их в каменную кладку стен, годоны падали один за другим, но уже на помощь к ним спешили многие другие...
Анри сам не заметил, как оказался перед воротами и, дрожа от возбуждения, принялся крутить ворот, поднимая решётку, закрывавшую вход. Буквально в тот же миг внешние ворота рухнули, и в город, не защищённый уже ничем от осаждающих, ворвались французские солдаты. Англичане из гарнизона, шедшие на выручку к своим, оказались между двух огней. Со стен, из проёма ворот рвались на них французские воины, а чуть поодаль сражалась безоружная толпа...
До капитуляции Руана оставалось менее часа.
* * *
- Сударыня, господа, не извольте беспокоиться! Я знаю этот Руан, как свои пять пальцев - где какая курочка бегает! Со мною не пропадёте!
Так заверял Джона и Мэри Клер словоохотливый Антуан, двадцатилетний слуга Бертрана, которому в последние дни приходилось разрываться между своим господином, его выздоравливающим оруженосцем Луи и знатными английскими пленниками. И, как ни странно, Антуан не только справлялся, но и неизменно пребывал в добродушном и весёлом состоянии духа. Сегодня, впрочем, его обязанности несколько упростились. Господин Бертран был на службе, в карауле в Буврёе, англичане пожелали прогуляться в город, а Луи, памятуя, что всё-таки пленные есть пленные, хотя и великодушно разрешил им пройтись, выразил твёрдое намерение сопровождать арестантов.
Недавно миновало Рождество, и сегодня было довольно холодно. Желая поменьше привлекать внимание, отец и дочь Клер переоделись в более простое платье, накинули сверху недорогие шубы и теперь выглядели скорее преуспевающими горожанами, чем людьми знатного происхождения. Оруженосец прихрамывал после недавнего ранения в бедро и старался не терять из виду Джона, полагая, что Мэри без отца всё равно не станет пытаться куда-нибудь скрыться. Впрочем, о бегстве Мэри даже не помышляла. Гораздо более прельщала её перспектива прогулки по городу, который, в сущности, оставался ей незнаком с того момента, когда - три года назад - она вместе с отцом и его отрядом спустилась на берег с корабля, прибывшего из устья Темзы к устью Сены, а затем поднявшегося по течению реки до самого Руана. Ведь с тех пор Мэри почти всё время жила в Буврёе, если не считать редких выездов на карете. Во время одного такого выезда их с отцом и застало врасплох восстание. После этого она даже по обязанностям служанки не покидала приютивший её трактир. Что же, нет худа без добра, теперь можно поглазеть на такой незнакомый прежде Руан. Пройтись по его улицами, постучать каблучками новых башмачков - кожаных, не сабо, подарок Бертрана! - по мостовым, посмотреть на горожан. Вот только открывать рот лишний раз не следует. Английский акцент здесь узнают моментально, и, хотя рядом Луи и Антуан, как-то не хочется привлекать к себе излишнее внимание. Ах, жаль, нет рядом Бертрана... наследник знатного и богатого пикардийского рода, галантный кавалер, великодушный победитель, высокий и статный юноша, как бы здорово было пройтись вместе с ним по городу...
- Куда мы пойдём? - едва выйдя из трактира, негромко поинтересовалась Мэри, ни к кому конкретно не обращаясь. Луи не отреагировал, ему было всё равно, лишь бы доставить англичан по окончании прогулки на место. Джон Клер также промолчал: в отличие от своей дочери, он чувствовал себя пленником, а в таковом качестве словоохотливость не проявляется. Повисла несколько неловкая пауза.
- Если господа не возражают, я провожу вас к рынку! - вызвался Антуан, которому накануне строила глазки некая смазливая продавщица зелени. Мэри с готовностью кивнула и вопросительно посмотрела сперва на отца, затем на Луи. Тем было безразлично, куда идти, лишь бы ноги размять. Приняв реакцию своих спутников за одобрение, Антуан направил стопы в сторону рынка.
Несмотря на холодную зимнюю пору, город, казалось, пробуждался после многолетней спячки. Уже не такими измождёнными выглядели руанцы, гораздо чаще появлялись на улицах конные экипажи, поубавилось нищих на улицах, на которых по ночам стали гореть фонари, лучше выглядели отремонтированные наспех перед зимними холодами домишки. Мэри с интересом замечала все эти изменения, которые вот так, если проходить рядом с ними, куда более видны, чем из окна трактира. И... девушка не могла не признать в глубине души, что власть французского короля куда благотворнее сказывалась на руанцах, чем правление слабоумного бедняги Генриха Шестого Английского.
А вот и Рыночная площадь. Её Мэри вообще увидала впервые в своей жизни. Очень любопытно посмотреть на этот своеобразный центр города. Вокруг середины площади, огороженной кольями с натянутой на них верёвкой, стояло несколько повозок, с которых крестьяне из близлежащих деревень бойко торговали мукой и мясом. Чуть в стороне продавали рыбу и какие-то местные поделки. Несколько искалеченных нищих безуспешно клянчили подаяние у всё ещё немногочисленных покупателей. Девушке пришло в голову, что город напоминает больного, который только начал выздоравливать после тяжёлой болезни. Мэри не могла не вздохнуть огорчённо при мысли о том, что этой болезнью было присутствие армии её родины.
- Благородные господа! Подайте несчастному калеке, пострадавшему ради недостойного короля Генриха! - раздалось совсем рядом с Мэри и Антуаном. Слуга Бертрана оглянулся на слишком заметный английский акцент. К ним подползал несчастный безногий инвалид, усиленно отталкивавшийся от обледенелой земли покрасневшими огрубелыми руками, кожа которых была покрыта трещинами, откуда проступала кровь...
- Благородные господа! Сжальтесь надо мною! Подайте на пропитание!
Мэри, которую бедолага попытался ухватить за подол платья, отшатнулась не без брезгливости, и тот пополз к Джону:
- Умоляю вас! Помогите мне! Клянусь, я давно раскаялся во всём, что совершил, пока служил недостойному королю Англии! Не бросайте меня без помощи, будьте милосер...
Бродяга внезапно замолк, с безмерным удивлением глядя в лицо английского рыцаря. Тот также застыл, всматриваясь в опухшую физиономию несчастного попрошайки.
- Командир...
- Томас?!
Антуан тревожно встрепенулся: ещё не доставало, чтобы прохожие обратили внимание на беседу английского калеки с добропорядочным руанским горожанином. Но нет, пока оснований для беспокойства не было, окружающие занимались своими делами, покупатели и продавцы обращали куда больше внимания друг на друга, чем на спутников Антуана. А вот Мэри встревожилась: нищий явно знаком с отцом, как бы беды не вышло.
- Командир... а я с тех пор здесь... на этой площади... рядом с тем местом, где ОНА погибла... белая голубка улетела... Молю её простить мои грехи... и не слышу ответа.
- Томас... так ты дезертировал?! И всё это время находился в Руане?
- Командир... первые дни я был сам не свой... я просто сошёл с ума, пока она умирала в дыму и огне... Кому нужен несчастный сумасшедший? Потом я немного пришёл в себя, но ничто не могло меня заставить взяться вновь за оружие. И все эти годы я был здесь. Однажды ночью на меня наехала карета какого-то важного лорда, я лишился обеих ног. И... вот я вновь вижу вас.
- О, несчастный. Как же досталось тебе, Томас. Но... понимаешь, я ничем не смогу помочь тебе. Я теперь и сам пленник французов, жду, пока англичане с французами договорятся об обмене меня на кого-нибудь из французских дворян.
- Да, сэр. Это проклятие. Проклятие, которое легло на всю Англию, на каждого англичанина. Мы заслужили его... тем, как поступили с Девой Жанной.
- Ты её так теперь называешь... Как французы...
- Не совсем, сэр. Про себя я её называю - Белая Голубка.
- Белая Голубка? Мы же все называли её ведьмой...
- Верно, сэр. Мы честно заблуждались. Мы подняли руку на святую. Мы совершили самое страшное зло, которое только было возможно. Как она умирала... Я никогда этого не забуду. И... белая голубка, вылетевшая из костра... душа святой Девы Жанны...
Мэри удивлённо и растерянно слушала этот странный диалог. О чём говорит отец? О какой-то женщине? Её казнили здесь, на этой площади? Сожгли на костре? Какой ужас... Но... ведь отец не мог быть повинен в её гибели? Это наверняка подстроили инквизиторы? А о чём толкует этот бедный сумасшедший? Какая ещё белая голубка, откуда?
- Отец! О чём вы говорите? Вы же никого не казнили?
- Мисс! Вы дочь нашего командира? Как вы прекрасны! Та девушка... она тоже была удивительно хороша собой, хотя совсем не похожа на вас...
- О какой девушке речь? Я хочу знать! Я имею право!
- Мы называли её ведьмой. О, она и впрямь казалась волшебницей! Юна, прекрасна, словно от колдовских чар, отважна, как будто смерть не для неё, умна не по годам... Когда она вела в бой французов, смелее её солдат не было никого в целом мире. Она умела вселять отвагу в сердце самого последнего труса. Ведьма... Святая Дева Жанна... Ангел, снизошедший к нам с Небес, святая девочка, поруганная и погубленная нами... мною...
- Отец! Может быть, вы мне объясните? Кто такая эта Дева Жанна?
С этим вопросом Мэри резко повернулась к отцу... и отшатнулась, потрясённая. Лицо сэра Джона Клера было бледно, нижняя челюсть тряслась, издавая отчётливую барабанную дробь зубов, из глаз текли слёзы.
Что всё это означает, в конце концов?!
- Мисс, неужели вы не знаете, кто такая святая Дева Жанна? Ваш отец не рассказывал вам о ней? Вам ничего не известно о той, которая отбросила наших солдат от стен Орлеана и потом гнала их, словно ветер - сухие листья? О, эта Дева Жанна... Это она короновала недостойного Карла на французский престол. Та, за которую наш король заплатил, словно за принцессу крови - лишь для того, чтобы отправить её на костёр. Та, которая была заточена в замке Буврёй, где тогда служили мы оба, я и ваш отец. Та, которую я, вместе с моими товарищами... о Господи, как я посмел это сделать... А она... она не выдержала этого - и приняла костёр, вот здесь, на расстоянии пяти ярдов от нас, там, где изгородь...
Смысл слов Томаса не сразу дошёл до Мэри. Из глубин сознания вдруг всплыли неясные обрывки разговоров, что-то таинственное, табу, прикоснувшись к которому старшие непременно осекались и переводили беседу на другую тему. Таинственная Дева Жанна, которая чудесами прогнала английские войска с берегов Луары. Она была схвачена и заточена в Буврёе... её охранял Томас? И он... вместе с товарищами...
А потом из-за этого Дева Жанна приняла огненную смерть?!
Это чудовищно...
Постой-ка. Ведь Томас - простой солдат? Он подчинялся какому-то офицеру, без разрешения которого ни он, ни его товарищи не смогли бы...
А почему Томас называет отца командиром? Ведь это же не потому что отец... О, нет! Господи, только бы не это! Отец мог быть командиром Томаса в каком-нибудь бою! Да, разумеется, это именно так!
- Отец! Ведь это были не вы - тогда в Буврёе... с Томасом?..
Сэр Джон зашатался, его рот широко раскрылся, глаза вылезали из орбит... он едва не упал, тяжело опустился на обледенелую землю. Но Мэри, поражённая страшной догадкой, не замечала, не хотела видеть его состояние:
- Отец! Прошу вас, ответьте! Я должна узнать правду! Ведь это не вы позволили Томасу и другим солдатам... сделать это... с Девой Жанной? Умоляю вас!
Луи, встревоженный жутковатой сценой, прихрамывая, подошёл поближе. Посетители рынка, отвлекаясь от своих дел, поворачивались на шум голосов, с любопытством присматриваясь к красивой девушке и двум странным мужчинам рядом с ней, настороженно прислушиваясь к сбивчивой речи на ненавистном языке. Дочь и отец Клер словно забыли об опасности. Джон, беспомощно сидя на льду, хватал воздух ртом, из глаз его текли слёзы. Понемногу ужас правды стал проникать в сердце Мэри, её голова закружилась, и девушка в свою очередь вынуждена была присесть. О Боже... так жестоко поступить с несчастной пленницей... Неужели это было возможно?!
- Отец... я не могу поверить... почему вы не отвечаете? Значит, это правда, по вашему приказу Томас...
- Нет, мисс, ваш отец ничего мне не приказывал. Не думайте о нём так дурно.
- Мэри, дочка... к сожалению, это правда. Я, я сделал это. Я не мог поступить иначе. Каждый день наши солдаты гибли в окрестностях Руана, нужно было высвободить силы, заставить её нарушить условия отречения, принудить её надеть мужское... О, проклятие, как я мог...
Мэри стало трудно дышать, она трясущимися руками распахнула шубку:
- О Господи... Отец, неужели вы могли так поступить?! Какая чудовищная, немыслимая жестокость... Значит, это в вашей власти была пленная девушка, преданная теми, кого она спасла, преследуемая всеми сильными этого мира, замученная церковниками, вынужденная отречься от своей правоты ради слабой надежды на жизнь... а вы... вы разрубили эту ниточку... жестоким, подлым ударом... Боже мой! Я сама - пленница французов, почему они не поступают со мной так же, как вы с Девой Жанной?! Почему мой отец обошёлся с ней не так, как наши враги - со мной?!
- Доченька... Умоляю, прости меня! Я не знал, как быть... клянусь тебе, я мечтал похитить, спасти Деву Жанну... но у меня не получилось, за два дня до её казни меня направили в Кале...
- Молчите, сэр! Я не могу вас слушать! Вы - жестокое, бессердечное чудовище! Я не желаю быть вашей дочерью! Лучше бы я умерла маленькой! Лучше бы мне погибнуть во время восстания, чем узнать о вашем поступке!
Невдалеке появился французский патруль. Несколько прохожих подбежали к нему и обратились к солдатам, указывая им на троих англичан. Луи, немного понимавший по-английски, потрясённый услышанным, не замечал приближения патрульных.
- О, девочка моя... Молю тебя, не будь ты со мной жестока!
Мэри с трудом воспринимала слова отца, всё её тело трясло, будто в лихорадке, глаза застилал белый туман, ей приходилось напрягать все силы, чтобы не лишиться сознания:
- Прощайте, сэр! Я попрошу шевалье де ла Моль, чтобы он перевёл меня в другое место, заточил в темницу, посадил на цепь, чтобы только мне не находиться рядом с вами!
Джон в растерянности поднялся и сделал шаг к дочери, но та неожиданно быстро вскочила и толкнула отца в грудь:
- Уйдите прочь от меня! - и повернулась к оруженосцу:
- Мессир Луи! Прикажите отправить меня куда-нибудь, где я смогу дождаться решения господина Бертрана! С этим человеком, которого я прежде считала своим отцом, я не могу находиться под одной крышей!
Джон Клер, едва не упавший от толчка в грудь, с бессвязным возгласом схватился за голову, затем, пошатываясь, оглянулся по сторонам... патрульные были уже совсем рядом...
Прежде чем Луи и Антуан успели сделать хоть движение, сэр Джон Клер неожиданно проворным движением подпрыгнул к ближайшему солдату, вырвал у него меч из ножен, схватил рукоять, направляя острие себе в сердце, и бросился плашмя на землю...
Раздался слабый крик несчастного отца...
Когда опомнившийся Луи приблизился к англичанину и перевернул его лицом вверх, тот был уже мёртв.
* * *
Холодное, скупое на солнце зимнее утро осветило Руан. Бертран задумчиво стоял у окна одной из башен Буврёя, задумчиво посматривая на раскинувшийся чуть внизу город. До завершения караульной смены оставалось совсем немного времени. Эх, скучновато. Пойти прогуляться по таинственному замку, посмотреть, что здесь интересного... Только сперва предупредить солдат, на случай непредвиденного:
- Эй! Жан!
- Да, мессир?
- Я пройдусь, посмотрю двор. Скоро вернусь.
Привычно положив левую ладонь на рукоять меча, Бертран спустился по винтовой лестнице и вышел во двор замка. Слегка морозит. Зайти бы куда-нибудь... ненадолго, а то вдруг солдаты позовут. Бертран, не осматриваясь, заглянул в какое-то помещение... ступеньки вверх-ступеньки вниз... а что, если спуститься - для разнообразия? Он осторожно сделал несколько шаг по лестнице, ведущей в слабо освещённые факелами полуподвальные помещения...
Внезапно откуда-то донёсся слабый звук - лязг металла. Звон оружия? Бертран слегка вздрогнул, вынул свой длинный узкий меч и, осматриваясь по сторонам, сделал несколько шагов влево, в душный полуподвал. Звон металла стал слышнее. Схватка? Поединок? Похоже, кто-то сражается на мечах. В королевском замке?! Гвардейцу даже не пришло в голову подняться наверх за подмогой, зачем, может, никакой опасности и нет, потом товарищи засмеют...
Ещё несколько шагов почти в полной темноте, наугад - и Бертран оказался у входа в большой, скуповато освещённый зал с редкими высокими окнами. Быстрый взгляд юноши выхватил из полумрака четыре дерущиеся фигуры - трое наседали на одного. Он двигался очень быстро, меч сверкающей змеёй извивался в его руках, но было ясно, что долго ему не продержаться.
- Именем короля Франции! Прекратить немедленно!
Тот, который защищался, при этих словах резко отскочил назад, опуская меч, но его противники бросились на него. Бертрану показалось, что обороняющийся одет в форму королевских арбалетчиков. На французского солдата напали?!