Аннотация: Миннезанг - Средневековая немецкая рыцарская лирика, воспевавшая любовь и рыцарскую доблесть.
Случилось это в те далекие времена, когда еще не был убит последний дракон. Люди носили чулки-шоссы, мылись горячей водой два раза в год, а по булыжникам городских улиц текли зловонные ручейки. Из города в город странствовали рыцари. От скуки они кололи друг друга копьями на турнирах и пытались облагородить это занятие, посвящая победы дамам: мол, я вздул того парня, потому что ваши глаза - самые прекрасные на свете.
И вот в городе... Нет, мы не назовём его. В конце концов, летописи часто врут, и эта история могла произойти в любом уголке Европы - хоть в Брюгге, хоть в Генуе или в Гамбурге. Пусть останется загадка - обозначим место действия литерой "икс". Так вот...
Неподалеку от города Икс завелся дракон. Откуда он взялся - Бог весть. До рождения Линнея было далеко, а иного какого натуралиста, способного отследить миграции редких животных, в те поры не нашлось. Дракон отличался умеренным аппетитом: съедал по одному человеку в год, после чего погружался в спячку. Правда, был гурманом - жрал исключительно молодых девственниц. Летопись умалчивает о том, как целомудрие отражается на вкусовых качествах мяса. Каким образом горожане разъяснили гастрономические пристрастия осадившего их дракона, тоже неизвестно. Надо полагать, подсунули ему как-то блудницу, но злодей пожевал ее, да и выплюнул. Из чего был сделан соответствующий вывод.
Казалось бы, бросай к пещере драконовой по девственнице в год и живи спокойно. Но хлопот и неприятностей от чешуйчатой твари было и кроме людоедства. Бывало, разбудит его кто нечаянно, так этот шатун все посевы вытопчет, а отсюда - неурожай и голод. А то и похуже: разорит винный погреб, изгрызет дубовых бочек с вином штук сорок и давай, мучаясь изжогой, отрыгивать в сторону города. Выгорали городские окраины уже почитай раз десять. Одно слово - скотина.
Однажды вечером, когда рыжие блики уходящего солнца окрасили горизонт, а бургомистр второй раз в текущем году принимал горячую ванну, два заезжих менестреля - низкого и высокого роста - пели ему песню.
НИЗКИЙ МЕНЕСТРЕЛЬ.
О господин, чей нрав достоин подражанья!
Послушай наш рассказ
О городе, который рыцарь от дракона спас.
ВЫСОКИЙ МЕНЕСТРЕЛЬ.
О рыцаре, чье сердце так же благородно,
Как благороден королевский горностай.
О деве юной, о любви - прекрасной и свободной.
Служанки усердно терли тучную бургомистрову спину, звенели струны, голоса менестрелей отражались от каменных стен, мелкие слезы восторга блестели на щеках бургомистра, а к городским воротам тем временем приближался всадник на вороном коне.
- Эге-ге, - сказал один из стражей, поскребывая подмышку. - Какого-то сатану к нам Бог несет.
Второй страж промолчал, вглядываясь в фигуру всадника. Фигура была черная. Черный плащ, такие же сапоги, да и конь, как уже было сказано - вороной. "И впрямь, сатана", - подумал второй страж. А потом - на всякий случай: "Не к ночи будь помянут". Всадник приблизился, и под его плащом мелькнули темные, с переливом, доспехи.
Алебарды скрестились перед мордой коня.
- Я - странствующий рыцарь Пелинор, - сухо пояснил всадник. - Прибыл в ваш город, потому как ходят слухи, будто здесь завелся дракон.
- Совершеннейшая правда, благородный господин, - кивнул первый страж и свободной рукой вновь поскреб подмышку. - Житья нет от него, проклятого.
Второй страж по-прежнему молчал, но украдкой осенил всадника крестным знамением. Вопреки ожиданиям, "сатана" не рассыпался на тысячу ядовитых змей, не сгинул черным дымом, а спокойно произнес:
- Я хочу избавить вас от этого исчадья ада.
"О!" - изумился второй страж, а первый вдохновенно затараторил:
- Да благословят вас небеса, благородный господин, да прольется благодать Божья на вашу голову, равно как и на головы вашего отца, вашей матери, жены, детишек, внучат и всей прочей родни!
- Ну, так откройте же ворота! - досадливо поморщился рыцарь, отмахиваясь стальной перчаткой от преждевременных благодарностей.
- С удовольствием, благородный господин! - воскликнул первый страж. - Позвольте принять от вас серебряную монету.
Настала очередь изумляться странствующему рыцарю Пелинору.
- Хм, - сказал он, а конь презрительно фыркнул. - За что же монету? Я - рыцарь, желающий спасти вас от дракона!
- Мы понима-а-ем, - губы первого стража изобразили сожаление, больше похожее на куриную гузку. - Но таков закон, и мы не можем его нарушать. За въезд в город полагается заплатить.
Пелинор вынул тугой кошель, извлек монету и брезгливо протянул ее стражу. Алебарды разъехались в стороны, пропуская всадника.
- Добро пожаловать, благородный господин рыцарь! Мы будем молиться за вас!
Город Икс окатил Пелинора ароматами свежеиспеченного хлеба, жареной рыбы, соломенной трухи и навоза. Рыцарский конь, важно цокая по булыжной мостовой, нес своего всадника по узеньким улочкам, между разнообразнейших домов - больших и маленьких, богатых и бедных, прижатых так тесно друг к другу, будто гнезда ласточек.
- Выливаю! - раздался откуда-то сверху женский крик и через пару секунд повторился: - Выливаю! - И справа от Пелинора обрушился водопад помоев, чуть не забрызгав рыцарский сапог.
- Проклятье... - мрачно процедил рыцарь.
На несколько секунд он задумался: стоит ли объяснить глупой бабе, что она едва не задела его рыцарскую честь, и будь она дворянином, немедленно состоялся бы поединок? Но решил - не стоит. Что взять с... этой... как ее?.. Сэр Пелинор наморщил лоб под шлемом, припоминая слово, которым его матушка величала женщин Европы. "Чумичка!" - вдруг радостно выскочило из дальних закоулков памяти, и рыцарю полегчало.
Он улыбнулся: всего лишь слово, а будто воочию увидел давно покойную мать. Она стала перед глазами - красивая дочь русского боярина. Красивая! Как увидел ее отец Пелинора, британский лендлорд, так и потерял голову. Приехал в далекий восточный Novgorod с посольством, а уехал с женой. И веру католическую переняла молодая боярышня, и язык, и обычаи, только к одному не могла привыкнуть - к здешней нечистоплотности. Часто вспоминала русскую banyu. А отец с ужасом тянул: "Ba-a-anya!" - и содрогался. Добрый христианин должен заботиться о чистоте души, а не тела.
От отца Пелинору достался вполне уважаемый герб, а от матери - брезгливость чуть большая, нежели это приличествует рыцарю. И несколько слов: "smaga", "ubrus", "torzhischeh", "lozhesna"... А от материнской девушки-"покоевки", привезенной из родных краев, запомнил Пелинор несколько таких оборотов, которые мы здесь произносить не станем, поскольку могут услышать дамы. Но эти фигуры речи крайне удивляли соперников Пелинора на турнирах!
Впрочем, пора завершать лирические воспоминания, поскольку олеворучь возникло неказистое строение с деревянной вывеской: "Отдых путника". Благородный рыцарь Пелинор свернул туда, а мы - за ним.
Во дворе гостиницы стояла телега с дровами. Под телегой посапывал чумазый малец лет двенадцати от роду, а вокруг сами собой бродили пестрые куры. Пелинор спешился, и в тот же миг перед ним возник проворный парень:
- Позволите слугам позаботиться о вашем коне, господин рыцарь?
- Да, будь добр. - Пелинор бросил ему поводья. - И мне ужин и ночлег... как тебя?..
- Ульрих, хозяин этого заведения.
Ульрих сделал попытку вежливо поклониться гостю, но попытка провалилась: кланяться и одновременно пинать ногой спящего мальчишку было неудобно.
- Вставай, треклятый дармоед, пока я не скормил тебя дракону, - прошипел Ульрих, скашивая рот куда-то под телегу. И тут же подчеркнуто радушно пропел гостю: - Надолго ли вы остановитесь у нас, господин рыцарь?
Пелинор ответил не сразу.
- Думаю, дня на три.
- Неужели за три дня вы успеете избавить нас от дракона, будь он неладен?!
Пелинор не без удивления смерил Ульриха взглядом - от лысоватой макушки до грязноватых сапог.
- Хм, - сказал он. Что означало: "Молва летит впереди событий".
- Да, господин рыцарь, в нашем городе молва летит впереди событий! - Ульрих будто прочитал мысли гостя. - У Агаты, жены стража ворот, язык дома не ночует, прости Господи. Она сообщила о вашем появлении по секрету моей жене, и не сойти мне с этого места, если об этом не знает уже половина нашего славного города. За три ночи с вас две серебряные монеты, господин рыцарь.
- Немало, - молвил Пелинор, вынимая деньги. - В других городах, которые я освобождал от чудовищ, с меня не брали за постой ни гроша.
Ульрих принял плату и издал сконфуженный вздох, косясь на рыцарский кошель:
- Что поделать, господин рыцарь, мне нужно платить пошлины, кормить пятерых детей, да еще и дармоедов-слуг... Из-за треклятого дракона в нашем городе редко бывают гости, и я терплю убытки...
- А что, никто не пытался бороться с этим чудовищем?
- О, я был ещё ребенком, когда нас навестил другой рыцарь - помню его тёмно-синие доспехи. Кажется, его звали Синий Рыцарь. А годков пять тому назад ещё один был - господин Гэдуэл.
- Сэр Гэдуэл? - удивился Пелинор. - Я видел его полгода назад в Шотландии, он жив и здоров. Дракон ранил его, но не добил?
- Что вы, господин рыцарь. К сожалению, этот, как вы говорите, сэр вообще не стал драться со злодеем. Так и уехал, бросив нас в беде. И тот, Синий Рыцарь, тоже не захотел нам помогать.
- Странно, - пробормотал Пелинор. - Синий Рыцарь мне незнаком, но с сэром Гэдуэлом мы вместе дрались против шотландских оборотней. Он показался мне смелым человеком.
- Не смею спорить, господин рыцарь, - ответил Ульрих покладисто, однако не без скепсиса.
В комнате Пелинора было не развернуться. Скудный вечерний свет еле пробивался через скроенное вкривь и вкось окошко. Рыцарь с явным облегчением снял доспехи. В разоблаченном виде он оказался не слишком могучим, но удивительным красавцем. Возможно, оттого и покраснела до корней волос дочь Ульриха Хельге, зайдя с полным ведром горячих камней.
- Что тебе? - слегка раздраженно буркнул Пелинор, не любивший, когда его беспокоят понапрасну.
- Простите, мингер, - почти прошептала Хельге. - Я принесла камни, чтобы согреть вашу постель.
Рыцарь равнодушно пожал плечами, и девушка споро разложила под одеялом камни-грелки.
- С вас медная монета, мингер, - услышал Пелинор ее застенчивый шелест.
"Я уже заплатил за комнату!" - чуть было не возопил он, но вспомнил о своей рыцарской чести и промолчал. "Надо поскорее справиться с этим драконом, пока меня не обобрали в этом городе до нитки", - думал сэр Пелинор, без сна ворочаясь почти до утра. А в замке бургомистра, тем временем, два менестреля выводили сладкоголосо:
ВЫСОКИЙ МЕНЕСТРЕЛЬ.
Он подвиги свои вершит не ради злата!
Святым лишь духом сыт,
За пролитую кровь не ищет платы.
НИЗКИЙ МЕНЕСТРЕЛЬ.
Одной награды ждет, собой рискуя, -
Душистого, как мед,
Прекрасной дамы вожделеет поцелуя.
Бургомистр меланхолично ронял слезы в кубок с вином. Вихлястый городской казначей, склонный к риторике, рассуждал о примате духа над материей. Муниципальный секретарь, блестя перстнями на пальцах, жевал кусок свиного окорока и игриво поглядывал на жену казначея.
Разошлись знатные гости лишь с восходом солнца, как раз в тот момент, когда во дворе гостиницы "Отдых путника" случилось кровопролитие - жена Ульриха зарубила курицу. Через пару часов убиенная, зажаренная с луком, торжественно лежала на блюде перед сэром Пелинором. Рыцарь преломил хлеб и принялся за завтрак. Из-под лестницы за процессом следили любопытные глазенки. Ради счастья лицезреть отважного героя, готового в одиночку сразить дракона, дети Ульриха даже бросили увлекательную игру - пугать друг друга куриной лапой, дергая за жилку, отчего когтистые пальцы сжимались и разжимались.
- Две медные монеты, мингер, за ваш завтрак и корм коню, - шелестела за спиной Пелинора стыдливая Хельге, когда помещение вдруг заполонили богато расшитые красные и черные апаши, кружевные воротники, золоченые аграфы, затопали остроносые башмаки с серебряными пряжками. Среди этого великолепия маячила вытянутая по стойке смирно физиономия Ульриха.
- К вам господин бургомистр, господин Пелинор, сэр, и господин муниципальный секретарь, и господин городской казначей, господин Пелинор, рыцарь, сэр...
Запутавшись во всех этих "господинах", Ульрих исчез. Некоторое время знатные визитеры молча взирали на Пелинора. На припухших после ночного пиршества лицах возникло легкое разочарование: глазами рыцарь молний не мечет, зубами железных прутов не перекусывает, роста не так, чтобы исполинского, и возможность победы над драконом очутилась под вопросом.
Минуту молчания прервал бургомистр:
- Дорогой господин Пелинор, мы рады приветствовать столь славного рыцаря! - Голос бургомистра оказался по-бабьи тонок. - Ни на миг не сомневаемся, что вы победите, наконец, проклятое чудище и избавите нас от напасти!
- Он берёт с нас дань! - добавил секретарь. - Жрет наших девушек!
- А потом портит воздух, - продолжил список жалоб казначей. - Жить невозможно! Особенно, если ветер - от его пещеры в нашу сторону. На днях...
- На днях он как раз должен проснуться, - перебил казначея бургомистр. - И нам придется пожертвовать ему еще одну девицу, достойную лучшей участи!
Разноголосый хор стих, и Пелинор смог, наконец, вставить слово:
- Нет.
Свита бургомистра заморгала и запереглядывалась в недоумении, а рыцарь, позвякивая булатом в голосе, пояснил:
- Ни одна девушка вашего города больше не будет отдана на съедение дракону. Я и прежде воевал с этими тварями. Хорошо знаю их повадки. Я убью дракона завтра в полдень.
- О-о-о, - хором выдохнули знатные гости. Сей благоговейный возглас означал: "Не стоило судить по первому взгляду".
Бургомистр пожевал губами и неуверенно предложил:
- Если вам нужна какая-либо помощь... мы готовы... в пределах разумного...
- Мне не нужна помощь, - отрезал Пелинор, и бургомистр просиял:
- Вы, господин Пелинор, рыцарь самой высшей, так сказать... Самой высшей... Выс-шей! Я прикажу сложить в вашу честь миннезанг и отправлю во все концы света шпильманов, дабы прославить ваше имя во веки вечные! - Слезы навернулись на глаза бургомистру, и он тоненько пропел: - "Он подвиги свои вершит не ради злата..."
Сэр Пелинор раскрыл было рот: его неправильно поняли. Он отказался от помощи в бою, а не от награды. Рыцари тоже хотят кушать! Однако рот пришлось закрыть - торгашество и рыцарская честь несовместимы.
- "Прекрасной дамы вожделеет поцелуя", - слезясь, допел бургомистр и дополнил прозой: - Мы готовы предложить вам руку и сердце!
Благородный рыцарь Пелинор потерял дар речи. Таких предложений ему еще не поступало. Но муниципальный секретарь поспешил исправить неудачную реплику градоначальника:
- В качестве награды мы готовы предложить вам руку и сердце той самой девицы, что должна была пойти на корм дракону и сейчас содержится в городской тюрьме...
Пелинор облегченно вздохнул, но тут же насторожился:
- Она преступница?
- Что вы, господин рыцарь! - запротестовал бургомистр. - Мы не осмелились бы предлагать вам, рыцарю самой высшей... рекомендовать вам преступницу!
- Тогда почему она в тюрьме?
- Для её собственной безопасности, господин Пелинор. Мало ли что. Она должна достаться дракону девственницей.
Рыцарь шумно выдохнул:
- Неужели родители не протестовали против её заточения?
- Она сирота, - взмахнул пухленькой ручкой градоначальник, будто муху отгоняя.
- Вы приносите в жертву дракону девушек-сирот! - возмутился сэр Пелинор.
- Так не лишать же семьи дочерей! А дракону всё равно, и ей терять нечего. Кто её возьмёт замуж бесприданницей? - Бургомистр вежливо склонил голову в знак прощания и тяжело, как груженая повозка, развернулся в сторону выхода. - Так мы договорились, господин Пелинор. Вы убиваете чудовище и получаете в награду душистый, как мед, поцелуй.
За членами городского правления закрылась дверь, и сэр Пелинор, поразмыслив минутку, подозвал к себе чумазого мальчишку-слугу. Благородному рыцарю очень хотелось взглянуть на девушку, посуленную ему в награду.
С утра город Икс напоминал муравьиную кучу. С тем лишь отличием, что муравьи в ней сновали туда-сюда не молча, а перекрикивались, смеялись, ругались и тайком щипали за попки хорошеньких муравьих. Ослы орали, под копытами коня Пелинора путались тощие уличные псы, жена стража ворот Агата, показав на рыцаря пальцем, горячо зашептала что-то в ухо сероглазой девушке, запеленатой в белоснежный лен. Девушка улыбнулась Пелинору, он одобрительно подумал: "Хм!", и почтительно поклонился красавице.
На городской площади у ратуши гудела ярмарка. Или "torzhischeh", как сказала бы покойная матушка Пелинора. Торговые ряды с сырами и мукой, рыбой и мясом, тканями, украшениями, овощами, каштанами, посудой, лекарствами от любой хвори, ножами...
- Сколько стоит?
- Четыре обола, благородная госпожа! Почти даром!
- Даром?! Видно, тебя попутали бесы!
- Господь с вами, благородная госпожа, где вы найдете дешевле?
- У того, с синим носом, в два раза дешевле!
- У него и в два раза мельче, благородная госпожа! Берите, не пожалеете!
У винодела, устроившего дегустацию вин нового урожая, собралась веселая компания. В балагане с нищими декорациями разыгрывали миракль "Игра о святом Николае". Монах-бенедиктинец бурым вороном волок за ухо мальчишку, попавшегося на воровстве. Мальчишка пробовал брыкаться и выкручиваться, но монах встряхивал свою добычу за ухо и пресекал попытки к бегству.
Сэр Пелинор дал девочке медную монетку, но от гуся отказался. Он осторожно пробирался через толпу, стараясь не потерять из виду спину своего провожатого. Вот проехали площадь, свернули направо в тесный переулок. Пелинору пришлось чуть пригнуться: на протянутых из окна в окно веревках сушилось белье. Налево, направо, еще раз направо - мимо здания городского совета, позади резиденции бургомистра, где градоначальник снова лил слезы под пение менестрелей.
ВЫСОКИЙ МЕНЕСТРЕЛЬ.
Она прекрасна, как весною яблоневый цвет!
И вне себя от страха,
В молитве страстной Господу дает обет:
НИЗКИЙ МЕНЕСТРЕЛЬ.
"Тому герою, что рискнет спасти меня от смерти,
Я сердце подарю,
И, не секунды не колеблясь, взойду с ним к алтарю!"
Бургомистр только что съел густой наваристый суп-айнтопф. Хотел было на этом завершить трапезу, но проклятые музыканты прямо-таки всю душу вынули! Прямо-таки взяли ее, душу, и вынули, и сдавили, и сжали ее, бедную, - аж заплакала! А потом отпустили, и взлетела она так высоко, как... Высоко, как... Вы-со-ко! И бургомистр велел подать свиную рульку с кислой капустой. Внесли ее, ароматную, дымную, минута в минуту с величавым въездом рыцаря Пелинора на тюремный двор.
У деревянной лестницы, сооруженной перед высоким - в три человеческих роста над землей - входом, лениво чистил нос караульный. Он оторопело уставился на рыцаря, но сэр Пелинор не привык церемониться:
- Мне нужно видеть девушку, предназначенную в жертву дракону.
Караульный вышел из оцепенения и мотнул головой:
- Требуется разрешение бургомистра, - сказал он вслух, хотя глаза его говорили другое: "Можно обойтись и без разрешения, ежели вы, господин рыцарь, соблаговолите отблагодарить за эту услугу звонкой монетой".
Однако рыцарь не был расположен платить всем и каждому за вход, за выход, за молчание, за слово, за воду, за воздух. Ему это немножко стало надоедать. Сэр Пелинор нашел простое решение проблемы - вывернул руку караульного за спину.
- Давай ключ, мерзавец, не то сломаю руку и скажу бургомистру, будто ты хотел освободить пленницу. Кому поверят - тебе или мне?
Караульный, пыхтя и отдуваясь, отцепил от пояса связку ключей.
- Какая дверь?
- Вторая направо... Ох... Что теперь будет, господин рыцарь? Меня же накажут, господин рыцарь!
- Стой здесь и не шевелись, тогда никто не узнает.
Пелинор взошел по шатким ступеням, едва протиснулся через узкую амбразуру входа в башню-бергфрид, служившую в городе Икс тюрьмой. Скребя боками по стенам, спустился по узкой винтовой лестнице в сводчатый подвал. Последнее пристанище узницы было таким низким, что рыцарь уперся головой в потолок. Ни дать, ни взять - каменный мешок. Теснота, гнилая солома на полу и каменной скамье, труба нужника в углу, деловито копошащаяся крыса, прорезь в толстенной стене - для света и вентиляции. Сэр Пелинор слегка поморщился: такой вентиляции здесь было явно недостаточно.
Со скамьи поднялась стройная черноволосая девушка, и Пелинор не без скрытого любопытства оглядел ее. Темно-серое "смиренное" платье было, как у горожанки, но вот девушка судорожно вздохнула, и мелькнули зубы - белые, как у крестьянки, питающейся брюквой и кашей.
- Как ваше имя? - тихо спросил Пелинор.
- Элиза, господин.
В тусклом освещении Пелинор разглядел в руках девушки детские деревянные четки-розарии на полусотню бусин. "Молилась перед смертью", - подумал рыцарь, и сердце его больно сжалось.
- Я пришел, чтобы освободить ваш город от дракона, - сказал он. - Завтра вы будете свободны.
Элиза опустила глаза - синие, глубокие.
- Вы очень добрый человек, господин рыцарь. Но лучше уезжайте отсюда.
- Почему? - изумился Пелинор.
- Мой отец погиб, когда вступил в бой с этим чудовищем. Он сумел ранить дракона, но тот оказался сильнее. После этого дракон рассвирепел и сжёг половину города. Бургомистр обвинил моего отца в разорении и забрал наше имущество. Моя мама умерла от горя. Она готовилась родить мне братика или сестричку...
Рыцарь покачал головой:
- Кто тебя растил?
- Бабушка. Она умерла позавчера. Теперь я совсем одна.
Пелинор долго молчал. А потом сказал:
- До завтра, Элиза.
И вышел.
Снабдив караульного строгим предупреждением ("Будешь болтать, вырву язык!" - "Я нем, как могила, господин рыцарь!") и подкрепив сказанное одним из выражений материнской девушки-"покоевки", Пелинор проследовал к гостинице "Отдых путника". Благородный дух его был в самом дурном расположении. Нельзя сказать, будто сэра Пелинора так уж потрясла участь заточенной девушки: за свою трудную жизнь он повидал страданий пуще. Нет, с Элизой все ясно. Долг рыцаря выручить даму из беды, и он это сделает. Другое волновало Пелинора, пока из мощеной мостовой конские копыта выстукивали "цкт-цкт-цкт": сменить ветер странствий, пыль дорог, ночевки под плащом на вольном воздухе, горячие битвы, когда кровь кипит и пенится, на - всего лишь! - дом, жаркое на вертеле и женскую юбку? Неожиданность на постоянство? Приключения на скуку? Сэр Пелинор не мог бы уверенно сказать, что готов к таким переменам. Впрочем, никаких обещаний он не давал. Убьет дракона, спасет Элизу, а там... А там видно будет.
Ульрих встретил рыцаря во дворе, а лицо его снова было вытянуто по струнке.
- Вас ожидают, сэр рыцарь господин Пелинор, - произнес Ульрих, безуспешно пытаясь сочетать торжественность в голосе с пинком под зад обнаглевшей собаки. - Господин городской казначей почтили визитом и желают поговорить с вами в вашей комнате, господин сэр рыцарь.
Господин городской казначей действительно почтили визитом и ожидали. Они восседали в деревянном кресле, мечтательно глядя в кособокое окно. За окном была всего лишь раскидистая липа, гудящая от пчел, но среди ее жизнерадостной листвы господину казначею грезились белые бедра веселой горничной бургомистра. Одним словом, гость сэра Пелинора не скучал.
- Чем могу служить? - буркнул за его спиной рыцарь, и казначей вздрогнул.
- Как вы тихо ходите, господин рыцарь, - засмеялся он. - Весьма неожиданное свойство для человека вашего звания.
Пелинор выжидательно молчал, и господин казначей продолжил:
- Господин рыцарь, прежде чем вы вступите в бой, надо уладить некоторые формальности...
- Какие же?
- На случай, если дракон всё-таки убьёт вас. И разозлится. Разорит город. Такое уже бывало!
- Да-да, - презрительно процедил Пелинор. - Такое бывало. С отцом Элизы, не правда ли? Он пытался спасти ваш город, а когда погиб, вы разорили его семью, и теперь готовитесь принести в жертву дочь. Вы не очень-то благодарны своим героям!
- Он знал, на что шёл, его никто не заставлял, - мгновенно среагировал казначей. - Его опрометчивый поступок нанёс нам всем ущерб, который мы имели право возместить за счёт наследников.
Сэр Пелинор молчал, и под его тяжелым взглядом господин казначей заерзал в кресле. Ему стало вдруг неуютно. Скрывая смущение, он кашлянул, высморкался в тончайший вышитый платок и принял, наконец, официальный вид:
- Господин Пелинор, я пришел к вам по поручению городского совета, чтобы оформить залог на случай вашего поражения в схватке с драконом.
- Именно. Мы подсчитали возможные риски. Если дракон вновь сожжет наши поселения, убыток составит двести золотых. Прежде чем вступить в бой, вы должны оставить нам эту сумму на его покрытие.
Сэр Пелинор смеялся в своей жизни всего два раза, если не считать беззаботного смеха в детстве. Первый раз - в балагане на площади Гента. Второй - на рыцарском турнире в Йорке, когда герольд курьезнейшим образом переврал имя одного из участников. Теперь же рыцарь Пелинор смеялся в третий раз. Утерев пальцем выступившую слезу, он снял с пояса кошель и швырнул его казначею, как кость собаке.
- Здесь деньги. Их мне подарили жители города, который я избавил от дракона два года назад. Суммы хватит, чтобы покрыть ваши расходы дважды. А теперь ступайте прочь.
Доподлинно известно, что думал Пелинор в тот вечер, долго глядя в темное окно. Он думал: "Хм..." Однако лицо его было так же непроницаемо, как ночная мгла, а потому значение этого мысленного возгласа осталось тайной.
Также известно, что на рассвете следующего дня в обеденный зал бургомистра влетел запыхавшийся страж ворот. Влетел он не вовремя - как раз на куплете:
Сошёлся в схватке он с драконом злобным!
О землю бьются капли крови дробно,
А меч о чешую грохочет, будто гром...
- Сбежал! - застонал страж, театрально заломив руки в направлении градоначальника.
Высокий менестрель осекся и дал петуха. Казначей, задремавший было над копченым угрем, вскинул заспанные глаза. Муниципальный секретарь прервал упоительные поглаживания под столом коленки жены казначея. Бургомистр раскрыл и закрыл рот.
- Рыцарь сбежал! - заходился в крике страж. - Оглушил тюремного караульного, забрал узницу, ранил второго стража ворот и... и меня ранил... Господин бургомистр...
- Что-о-о?!
Громада бургомистрового тела воздвиглась над столом. Над головами присутствующих бесшумно засверкали молнии. Все поняли - грозы не миновать. Надо было срочно искать громоотвод, но где? Ко всеобщему счастью, муниципальный секретарь был хитрым пройдохой. Он ужом вытянулся к бургомистру и пропел:
- У-ульрих!
- М? - обратился к нему гневный взор градоначальника.
- Ульрих, господин бургомистр! Ведь это ему было поручено присматривать за рыцарем. А он, как видно...
- Сюда его! - перебил секретаря глава города. - Семь шкур! Десять шкур! Самое жестокое... жестокое... Жес-то-кое!!! - Тут вдруг бургомистр запнулся и растерянно захлопал глазами: - А что потом? Ведь дракон проснется?!
- У нас есть деньги на восстановление города, - напомнил казначей.
- И еще, - секретарь сделал паузу, добавляя веса своим словам, - есть способ обойтись без лишних трат...
От северных ворот города Икс идут три дороги. И по всем трем в тот день следовали путники.
На север ехал, как уже понятно, благородный рыцарь Пелинор, издалека напоминающий сатану. Конские копыта мягко били по траве, сверху нежно пригревало солнышко, лес щедро расточал запах свежей листвы. Сопровождал рыцаря чумазый мальчик на ослике. Он приглянулся Пелинору своей расторопностью и умением помалкивать. Одной рукой сэр Пелинор обнимал Элизу. Она повернула к нему счастливое лицо и спросила:
- Куда мы едем, милый?
- К вечеру мы прибудем туда, где никто не потребует от нас денег за въезд в город. Нас примут с радостью и накормят вкусным ужином.
- Как я счастлива! Еще вчера я думала, что доживаю свой последний день на земле, но появился ты, мой благородный спаситель! И ничего, что у тебя теперь нет денег. Ты владеешь другим сокровищем, которому нет цены!
- Каким же? - задумчиво спросил Пелинор.
- У тебя есть сердце! Твоё сердце, готовое помочь другим! Конечно, если они этого заслуживают.
"Хм", - думал сэр Пелинор. Признаться, на душе у него было немножко тошно. Он нарушил слово рыцаря и не убил дракона. Хотя... Может, Элиза и права: помогать надо тем, кто этого заслуживает.
А после полудня по западной дороге, в сторону пещеры дракона, из города Икс двинулась процессия. Впереди с молитвой шел священник. Шестеро вооруженных воинов охраняли телегу, на которой сидела Хельге - дочь Ульриха и новая "невеста дракона". Она была нарядна, с цветами в волосах, но бледна, словно саван. От кого охраняли Хельге, было неясно, поскольку, кроме обезумевшей жены Ульриха, в шествии никто больше не участвовал. Она бежала за телегой, путалась в подоле ногами, падала в пыль, поднималась, нагоняла и глупо причитала: "Отдайте мне, отдайте, отдайте, отдайте мне". Самого Ульриха там не было. Он плакал дома, в окружении четверых уцелевших детей.
В это самое время, по дороге на восток, от города удалялась ветхая повозка. В ней глотали пыль изгнанные из города заезжие менестрели. И надо же было им попасть под горячую руку! Разгневанный бургомистр велел намять им бока, и теперь служители муз охали на каждом ухабе. Высокий менестрель, в основном помалкивал, лишь изредка вздыхая:
- Эхе-хе-е...
В ответ на каждый его вздох низкий менестрель взрывался одной и той же тирадой:
- Глупые, глупые людишки! Обозвать поэтов "жалкими лгунами" и "пустозвонами"! Не видеть разницы между искусством и жизнью! Искусство создает идеал! Если поэты начнут петь о низкой правде жизни, к чему эти глупцы станут стремиться?!
- Эхе-хе-е, - отвечал высокий менестрель, и тряслась повозка.
Спустя год бродили упорные слухи, будто город Икс избавился-таки от дракона. Говорили, что когда пришла пора подбирать ему невесту, в городе Икс не нашлось ни одной девственницы. Бургомистр кричал тонко и протяжно:
- Предатели! Предатели! Самого вам, так сказать... самого... Са-мо-го!!!
Долго искали виновника, надоумившего девиц на столь подлую хитрость, и не нашли. Пытались подсовывать чудовищу испорченный товар, потом - совсем маленьких девочек, но тщетно. Тварь отказывалась жрать суррогаты и в отместку немало нагадила. Несколько спаленных деревень - это, знаете ли, денег стоит.
А потом дракон уполз. Куда - неизвестно. Карл Линней еще не родился, а прочим это было не интересно. Однако все это незадокументированные сплетни. Мы не ручаемся за правдивость злых языков. Как, впрочем, и за достоверность летописных преданий. Летописи ведь тоже часто стремятся стать предметом искусства! В общем, за что купили, за то и продаем.
Миннезанг - Средневековая немецкая рыцарская лирика, воспевавшая любовь и рыцарскую доблесть.